Текст книги "Пожиратели мертвых (13-й воин)"

Эта история существует во многих вариантах и может быть рассказана как кратко, так и со множеством отступлений и подробностей – в зависимости от энтузиазма рассказчика. Если изложить ее коротко, то речь идет об Абу Кассиме – богатом и очень жадном купце. Он все времяпытается скрыть свое богатство, чтобы, прикинувшись бедным, выторговать себе при заключении сделок более выгодные условия. Чтобы выглядеть бедняком, он носит давно истрепанные, неряшливо выглядящие туфли, надеясь тем самым обмануть окружающих. Естественно, никто не покупается на эту примитивную уловку. Люди считают его глупым и ограниченным.

Однажды Абу Кассиму удается провернуть очень удачную сделку: он выгодно приобретает целый ящик стеклянной посуды. Чтобы отметить это, он, в отличие от других торговцев, не приглашает друзей на праздничное пиршество, но эгоистично решает вознаградить себя за усердие маленьким удовольствием и отправляется в общественные бани. Он оставляет одежду и обувь в комнате для переодевания, а встреченный здесь же друг ругает его за то, что он носит такие старые и потрепанные туфли. Абу Кассим возражает, что раз они еще не развалились, то носить их вполне можно, и вместе с другом идет в баню. Чуть позже в баню приходит и могущественный судья, он раздевается, оставив у входа пару дорогих красивых туфель. Тем временем Абу Кассим выходит из бани и не может найти своей старой обуви: на ее месте, рядом со своейодеждой, он видит новые и красивые туфли. Предположив, что это подарок, он обувается в них и уходит.

В свою очередь, судья, выйдя из бани, обнаруживает, что его туфли пропали, и находит только пару жалкой, стоптанной обуви, которая, как известно всему городу, принадлежит скряге Абу Кассиму. Судья разгневан; он направляет стражников на поиски туфель, и те очень скоро находят его туфли прямо на ногах похитителя, которого приводят в суд и штрафуют на большую сумму.

Абу Кассим проклинает свою несчастную судьбу и, вернувшись домой, сразу же выбрасывает невезучие туфли в окно, откуда они падают прямо в мутные воды реки Тигр. Проходит несколько дней, и группа рыбаков обнаруживает в своем неводе вместе с рыбой туфли Абу Кассима; их застежки порвали сеть, и часть рыбы ушла обратно в реку. Разозлившиеся рыбаки бросают туфли в первое попавшееся открытое окно. Это оказывается окно Абу Кассима; туфли падают прямо в ящик с недавно купленной стеклянной посудой. Разумеется, большая часть стекла оказывается разбита.

Абу Кассим страшно расстроен и горюет, как может горевать по поводу утраченных вещей только скряга. Он клянется себе, что проклятые туфли больше не принесут ему вреда, и, чтобы быть в этом уверенным, берет лопату, идет в сад и закапывает их 6 землю. Один из соседей видит, как Абу Кассим копает что-то в саду, вместо того чтобы поручить эту тяжелую и грязную работу слуге. Сосед делает из этого вывод, что раз уж Абу Кассим сам взялся за лопату, то не иначе как он закапывает клад. Тогда сосед идет к халифу и доносит на Абу Кассима, потому что, согласно законам этой страны, все найденные в земле клады переходят в собственность халихра.

Абу Кассима вызывают во дворец халифа, и когда он сообщает, что закопал в своем саду всего лишь пару старых туфель, придворные громогласно смеются над его явно неуклюжей, глупой попыткой скрыть истинную противозаконную цель своих странных действий. Халиф разгневан на Абу Кассима, потому что, по его мнению, торговец посчитал его глупцом, способным поверить в такую дурацкую ложь. Пропорционально гневу халифа увеличивается и сумма налагаемого на Абу Кассима штрафа.

Когда Абу Кассиму объявляют сумму назначенного штрафа он хватается за сердцеи падает на землю, но придя в себя, понимает, что платить все равно придется. На этот раз он твердо намеревается навсегда избавиться от проклятыхтуфель. Чтобы быть уверенным в том, что больше они к нему не вернутся, он оправляется далеко за пределы города и забрасывает их в какой-то пруд, с облегчением наблюдая, как они идут ко дну. Но оказывается, что этот пруд питает городской водопровод, и очень скоро туфли закупоривают водозаборные трубы; стражники, направленные к пруду для прочистки труб, обнаруживают там всем известную обувь всем известного скупца. Абу Кассим снова предстает перед халифом, и его обвиняют в попытке отравить воду, подающуюся в город, за что приговаривают к уплате штрафа еще в несколько раз больше, чем прежде. Туфли ему возвращают.

Теперь Абу Кассим собирается сжечь туфли, но они слишком мокрые, и он кладет их на балкон для просушки. Собака видит их и начинает играть с ними: одна из них падает из ее пасти на улицу, причем прямо на женщину, проходящую внизу под балконом. Женщина оказывается беременной, и в результате неожиданного удара у нее случается выкидыш. Ее муж: бежит в суд с просьбой взыскать с виновного компенсацию заморальный и физический ущерб. Абу Кассим вынужден ценой собственного разорения заплатить.

В шутливом изложении мораль этой арабской басни гласит, что на человека, не поменявшего вовремя свои старые туфли на новые, могут обрушиться самые разные беды. Впрочем не вызывает сомнения, что слушавшие эту басню норманны не могли не обеспокоиться историей о человеке, который никак не может избавиться от своей ноши – как в прямом, так и в переносном смысле.

Оставшаяся часть вечера прошла в дальнейших возлияниях и веселье, и все воины Беовульфа развлекались в свое удовольствие. Я видел, как наследник Виглиф свирепо посмотрел на Беовульфа, прежде чем выйти из зала, но Беовульф не обратил на это внимания и предпочел ссоре ласки рабынь и свободных женщин. Чем закончился праздничный ужин, я не знаю, поскольку уснул.

Утром я проснулся от стука молотков и, выйдя из дворца, увидел, что все жители королевства Ротгара уже работают на постройке оборонительных сооружений. Строительство находилось еще на подготовительном этапе: крестьяне подвозили на лошадях большое количество столбов, подходящих для частокола, а воины топорами заостряли их концы. Руководил работой Беовульф: он сам определял, где будет размещен частокол и другие сооружения, и, показывая подчиненным эти места, чертил на земле пометки острием меча. Я заметил, что для этих целей он воспользовался не огромным мечом Рундингом, а каким-то другим; был ли в этом какой-то иной смысл, кроме того, что Рундинг слишком велик, мне неизвестно.

Примерно в середине дня местные жители привели к Хароту женщину, называемую ангелом смерти[21]21
  Разумеется, речь идет не о той же самой женщине, что была ангелом смерти у норманнов на берегах Волги. Судя по всему, в каждом племени была женщина, обычно старая, которая исполняла некоторые шаманские функции и называлась ангелом смерти. Можно считать это выражение обобщающим термином.


[Закрыть]. Старуха бросила кости на землю и, произнеся над ними какие-то заклинания, объявила, что в эту ночь на землю опустится туман. Выслушав это, Беовульф приказал прекратить все работы и начать подготовку к большому пиру. Все работавшие на строительстве с удовольствием исполнили это распоряжение. Я поинтересовался у Хергера, по какому поводу они собираются устраивать пир, но он ответил мне, что я в последнее время стал задавать слишком много вопросов. Впрочем, не могу не признать, что я выбрал совершенно неудачное время, чтобы задать ему очередной вопрос, потому что сам он в этот момент был занят со светловолосой девушкой-рабыней, которая улыбалась ему очень приветливо.

Ближе к вечеру Беовульф собрал всех своих воинов и сказал им:

– Готовьтесь к битве.

Все согласились, закивали головами, пожелали друг другу удачи, и каждый внешне беззаботно продолжал готовиться к вечернему пиршеству.

Этот пир во многом походил на предыдущий, за исключением того, что среди гостей на этот раз было меньше военачальников и других знатных подданных Ротгара. Мне сказали, что многие представители благородных семей решили в этот вечер не ходить на праздник во дворец Харот из страха перед тем, что там должно произойти: все понимали, что именно дворец является самым притягательным местом для неведомых кровожадных демонов и что противник предпримет штурм; но что же это за неведомый противник, я по-прежнему не знал.

Для меня этот пир не сулил ничего хорошего: во-первых, мне было скучно, а во-вторых, я предчувствовал, что нынче ночью должно произойти что-то важное. Однако я нашел, чем себя занять: один пожилой знатный мужчина немного говорил на латыни, а также на некоторых иберийских диалектах, поскольку в молодости путешествовал по землям халифата Кордовы. Я постарался не упустить такой случай и сделал все возможное, чтобы завязать с ним разговор. Для этого мне пришлось даже притвориться, что я располагаю большими знаниями, чем это было на самом деле.

Мой собеседник обратился ко мне со следующим вопросом:

– Значит, ты и есть тот самый чужестранец, которому суждено было стать тринадцатым? – На это я, естественно, дал утвердительный ответ. —Ты, должно быть, действительно на редкость храбрый человек, – промолвил старик, – и за твою храбрость я готов выпить.

В этот момент мне пришлось прибегнуть к некоторой хитрости, и я на скорую руку придумал вполне корректный, по крайней мере внешне, ответ: я заявил, что по сравнению с другими воинами Беовульфа я просто жалкий трус; что ж, на самом деле это была чистая правда.

– Это неважно, – сказал старик, к тому времени уже изрядно охмелевший от местного напитка – отвратительной субстанции, называемой здесь медом и необычайно крепкой. – Ты должен быть на самом деле очень смелым человеком, если решился встать на пути вендолов.

Я почувствовал, что мне, возможно, удастся наконец хоть что-то узнать об этом предмете. Чтобы поддержать разговор и вызвать старика на откровенность, я напомнил ему одну норманнскую пословицу, которую однажды слышал отХергера:

– Зверь умрет, друг умрет, и я тоже умру, и только одно никогда не умрет: то, что скажут о нас после нашей смерти.

Старик улыбнулся во весь свой беззубый рот; он был явно польщен тем, что я знаю какие-то норманнские слова, а в переводе могу повторить даже пословицу его народа. Он ответил мне:

– Это верно, но о вен долах тоже много чего говорят. Жаль только, что это не посмертная репутация.

Постаравшись изобразить на лице полное безразличие, я как бы невзначай поинтересовался:

– Правда? А я этого и не знал.

На это старик сказал, что раз уж ему довелось повстречаться с иноземцем, он будет рад просветить меня, и вот что он мне сообщил: само слово «вендол», или, как говорили прежде, «виндон», – это очень древнее название, оно возникло, когда жители северных стран еще только поселились здесь, и приблизительно оно значит «черный туман». В современном языке норманнов оно означает туман, который под покровом ночи приводит черных демонов, безжалостных тварей, убивающих людей и поедающих человеческую плоть

[22]22
  Судя по всему, скандинавов гораздо больше поражали скрытность и коварство этих существ, чем факт их каннибализма. Иенсен склонен полагать, что каннибализм был неприемлем для норманнов, потому что в соответствии с их верованиями каннибалу был заказан путь в Валгаллу; впрочем, другими свидетельствами, подтверждающими эту точку зрения, мы не располагаем.
  Тем не менее для Ибн Фадлана, человека гораздо более цивилизованного и эрудированного, само понятие каннибализма должно было ассоциироваться с чем-то греховным и категорически запрещенным. Впрочем, он не мог не знать и древних религиозных традиций, в которых так или иначе присутствовали элементы религиозного каннибализма. Так, например, широко известен персонаж египетской мифологии – так называемый Пожиратель мертвых: это жуткое чудовище с головой крокодила, передней частью туловища льва и задней – гиппопотама пожирало грешников в момент загробного суда над ними.
  Стоит напомнить также о том, что в истории человечества ритуальный каннибализм в той или иной форме, обусловленный, а также ограниченный теми или иными рамками, не был чем-то исключительно редким или примечательным. Синантроп и неандерталец, судя по всему, были каннибалами. В разные исторические периоды каннибализм присутствовал в цивилизациях скифов, китайцев, ирландцев, перуанских инков, майя, малазийских джага, египтян, австралийских аборигенов, маори, греков, гуронов, ирокезов, поуни и африканских ашанти.
  Примерно в то же время, когда Ибн Фадлан находился в Скандинавии, другие арабские торговцы, возвращаясь из Китая, писали в своих сообщениях, что человеческое мясо – называемое в их текстах «двуногой бараниной» – открыто и на вполне законных основаниях продавалось на китайских рынках.
  Мартинсон предполагает, что причиной особого неприятия норманнами каннибализма вендолов являлся тот факт, что трупы павших викингов скармливались самкам, в особенности так называемой матери вендолов. У нас также нет свидетельств, подтверждающих эту точку зрения, но в любом случае такая смерть для норманнского воина была постыдна.


[Закрыть]. Появляющиеся из тумана не то люди, не то демоны покрыты волосами, омерзительны на ощупь и столь же омерзительно пахнут; они свирепы и хитры; они не говорят ни на одном известном людям языке, но тем не менее переговариваются между собой; они приходят с ночным туманом и исчезают с первыми проблесками дня – куда именно, неизвестно, потому что не родился еще человек, который осмелился бы последовать за ними.

Еще старик сказал мне следующее:

– Места, где живут демоны черного тумана, можно определить по разным приметам. Так, иногда воины на лошадях преследуют оленя со сворой собак. Они гонят его с холма на холм по лесам и открытым полям. И вдруг неожиданно олень выбегает куда-нибудь на болото или на соленую прибрежную топь и застывает как вкопанный. Дикое животное скорее готово пойти на верную смерть от собачьих зубов, но не осмеливается перешагнуть какую-то невидимую границу. Так, проследив за животными, мы можем определить места, куда они никогда не заходят, потому что там-то и обитают вендолы.

Чтобы еще больше выведать у своего собеседника, я все время изображал на лице исключительную заинтересованность этой историей. Хергер с одного взгляда все понял и сурово на меня посмотрел, но я сделал вид, что не понял его намека, и продолжил разговор.

Далее старик рассказал мне вот что:

– В старые времена черного тумана боялись во всех норманнских землях. Другое дело, что с тех пор, как молодым был отец отца моего отца, никто из норманнов не видел черного тумана, и некоторые молодые воины считали нас старыми дураками, которые впустую пересказывают древние истории обо всяких ужасах и суевериях. Однако же предводители норманнов во всех королевствах, даже в Норвегии, всегда готовили свои земли к возвращению черного тумана. Все наши города и крепости лучше защищены с суши, чем с моря. Так у нас заведено со времен, когда был молод отец отца моего отца, но уже несколько поколений никто из нас не видел черного тумана. И вот теперь он вернулся.

Я поинтересовался, почему же черный туман вернулся именно сейчас; на это старик, понизив голос, ответил мне так:

– Черный туман вернулся из-за того, что наш король Ротгар тщеславен и слаб. Он оскорбил богов своей глупой роскошью и соблазнил демонов, поставив свой огромный дворец на открытом месте без всякой защиты со стороны суши. Ротгар стар и прекрасно знает, что не столь уж много было битв, в которых он участвовал, а побеждал он и вовсе не так часто, чтобы вспоминать его как великого воина. Вот почему он выстроил этот великолепный дворец, молва о котором разошлась по всему свету, и это тешит его тщеславие. Ротгар повел себя так, будто он бог, но он всего лишь человек, и вот боги, оскорбившись, наслали черный туман, чтобы свергнуть его с трона и добиться от него смирения.

Я спросил у старика, как относятся к Ротгару подданные. Ответ его был таков:

– Не бывает человека настолько хорошего, чтобы не было в нем никакого зла, или настолько плохого, чтобы не было в нем никакого добра. Ротгар – король как король, и его подданные жили довольно богато во время большей части его правления. Умение править и наживать богатство воплотилось в этом дворце Харот и проявилось со всей убедительностью в его пышности. Главная ошибка Ротгара в том, что он совсем забыл о защите своих владений, а не зря гласит поговорка: «Никогда не ступай ни шагу без оружия». У Ротгара оружия нет; он слабый и беззубый; у нас нет зашиты, и черный туман свободно накрывает все наши земли.

Мне хотелось спросить его еще о многом, но старый человек уже устал. Он отвернулся от меня и вскоре задремал. Поистине, гостеприимству Ротгара не было предела: стол ломился от еды и питья, и многие его воины и представители знати как следует наелись, крепко выпили и задремали.

О том, как кормили при дворе Ротгара, я могу сказать вот что: во-первых, каждому сидящему за столом полагались вилка и салфетка, а также ложка и столовый нож; такая сервировка – редкость в здешних краях; подавали же нам вареную свинину и козлятину, а также рыбу. Норманны вообще предпочитают вареную еду жареной. Из овощей было много капусты и лука; кроме того, нам подали яблоки и орехи. Мне также достался кусок очень сочного и вкусного мяса, какого я прежде никогда не пробовал; мне сказали, что это мясо животного, которое называется лосем, или дождевым оленем.

Омерзительно пахнущий напиток, который они называют медом, действительно делается из перебродившего меда диких пчел. Эта крепчайшая, чернейшая и горчайшая жидкость оказывает на человека более сильное пьянящее воздействие, чем все другие известные напитки; достаточно сделать всего несколько глотков – и мир вокруг начинает вращаться, а земля уходит из-под ног. Но я, хвала Аллаху, не пил, и меня к этому не принуждали.

В какой-то момент я заметил, что Беовульф и его отряд тоже весь вечер не пили; они только время от времени пригубляли вино. Король Ротгар не воспринял это как проявление неуважения к нему, сделав вид, что такое поведение гостей в порядке вещей.

В тот вечер ветра не было; огонь свечей не мерцал, а в воздухе чувствовалась влажность и сырость. Я видел своими глазами, выглянув за дверь, как туман скатывается с холмов, затмевая даже серебристую луну и погружая все во тьму.

Время было позднее, и хотя пир продолжался, король Ротгар и королева Вейлев отошли ко сну. Массивные двери дворца Харот были крепко заперты и заложены засовами. Местная знать и воины, оставшиеся в зале, напились и крепко спали, издавая громогласный храп.

Затем Беовульф и его люди обошли помещение, погасили большую часть свечей и разворошили уголья в камине так, что от них шло только чуть заметное алое свечение. Я спросил Хергера, в чем смысл таких действий, в ответ на что он посоветовал мне помолиться о спасении моей жизни и при этом притвориться спящим. Мне дали оружие – короткий меч, но спокойнее я себя от этого не почувствовал; я ведь не воин и слишком хорошо об этом знаю.

К этому времени Беовульф и его воины, притворившись спящими, разместились между заснувшими военачальниками короля Ротгара, которые издавали непритворный храп. Сколько мы так прождали, я не знаю, потому что на какое-то время сон сморил и меня самого. Неожиданно я проснулся, словно от резкого толчка; чувство опасности стало чрезвычайно острым; всякую сонливость как рукой сняло, я мгновенно напрягся и стал прислушиваться к тому, что происходит вокруг. Я понял, что лучше по-прежнему притворяться спящим, и продолжал лежать на медвежьей шкуре на полу зала. Ночь была темная; на все огромное помещение горело лишь несколько свечей. По залу тянуло сквозняком, и желтое пламя вздрагивало и трепетало в потоках воздуха.

И вот я услышал какой-то низкий ворчащий звук, напоминающий хрюканье свиньи, затем сквозняк донес до меня омерзительную вонь, похожую на запах, какой издает туша животного, убитого с месяц назад. Звук и запах смешались в моем сознании, и мне стало очень страшно. Хрюканье – а иначе я этот ворчащий, храпящий звук описать не могу – становилось все более громким и, я бы сказал, нетерпеливо-радостным. Сначала оно доносилось из-за дверей с одной стороны зала, затем я услышал его еще с одной стороны, и еще, и еще. Без сомнения, дворец был окружен.

Я приподнялся на локте и с замиранием сердца оглядел утопающий во тьме зал. Никто из спящих воинов не пошевелился, однако я увидел, что Хергер лежит с широко раскрытыми глазами. Чуть поодаль я увидел Беовульфа, который очень хорошо притворялся спящим и даже похрапывал, но глаза его также были широко открыты. Из этого я сделал вывод, что все воины Беовульфа готовы к битве с вендолами, ибо только эти неведомые демоны черного тумана могли издавать такие звуки.

Видит Аллах, ничто так не пугает человека, как неизвестность. Страшнее всего, когда не знаешь, кого или чего боишься. Сколько времени я пролежал так на медвежьей шкуре, прислушиваясь к хрюканью вендолов и вдыхая их отвратительный запах! Сколько времени я ждал, сам не зная чего, впервые в жизни осознав, что ожидание битвы намного страшней, чем сама битва! Еще в ту ночь я вспомнил вот что: для любого норманна почетно, если на его могильном камне будет выбита надпись: «Он не дрогнул в бою». Никто из отряда Беовульфа не дрогнул в ту ночь, хотя со всех сторон на нас накатывали хрюканье и вонь, которые становились все сильнее и омерзительнее и раздавались то с одной стороны, то с другой. Но все воины ждали.

Затем настал самый страшный миг. Все звуки затихли. Наступила полная тишина, нарушаемая только храпом спящих и тихим потрескиванием огня. Но и в этот момент колоссального напряжения ни один из воинов Беовульфа даже не шелохнулся.

А затем последовал чудовищной силы удар в крепкие двери дворца Харот. Двери, не выдержав, распахнулись, и в зал плотной толпой хлынули демоны черного тумана. Сколько их было, я сосчитать не мог: тогда мне казалось, что во дворец ворвались тысячи хрюкающих теней, хотя вполне возможно, что на самом деле их было всего пять или шесть – эти черные силуэты у меня язык не поворачивается назвать фигурами людей, но что-то человекоподобное в них все же было. В воздухе запахло кровью и смертью; я не знаю, что парализовало меня в тот миг – страх или спасительная выдержка. Я не вскочил и не закричал, и это, наверное, спасло мне жизнь. Не пошевелился и ни один из воинов.

Затем, издав громогласный крик, способный разбудить и мертвого, Беовульф вскочил, держа в руках огромный меч Рундинг, и взмахнул им. Словно разящая сверкающая молния рассекла темный воздух. В ту же секунду, повинуясь общей команде, все его воины тоже вскочили на ноги и вступили в бой. Крики людей смешались с визгом и хрюканьем, вонь, ворвавшаяся в зал вместе с черным туманом, стала еще сильнее. Ужас, смятение и ярость воцарились в ту минуту в охваченном битвой дворце Харот.

У меня не хватило духу вступить в бой, и все же один из демонов черного тумана напал на меня, хотя я и не представлял для него никакой угрозы. Это чудовище оказалось рядом со мной, и я увидел его горящие красные глаза – да, я своими глазами видел эти дьявольские глаза, которые пылали огнем. Тошнотворный запах ударил мне в нос, и вдруг я почувствовал, как обладающие неимоверной силой не то руки, не то лапы схватили меня и швырнули в другой конец зала. Я пролетел через всю комнату, будто камешек, брошенный ребенком. Ударившись о стену, я упал на пол и некоторое время пролежал почти без сознания. Вследствие этого я не могу точно и достоверно описать дальнейшее течение боя.

Особенно четко я запомнил омерзительные прикосновения лап чудовищ, то и дело наступавших на меня, и длинную шерсть, покрывавшую все части их тел и делавшую их похожими на лохматых собак. Еще я хорошо запомнил зловоние, исходившее из пасти того демона, который швырнул меня через весь пиршественный зал.

Сколько времени продолжалась эта схватка, я не могу сказать. Закончилась же она так же внезапно и неожиданно, как и началась. Черный туман рассеялся, и демоны, хрюкая и визжа, распространяя вокруг себя все ту же вонь, покинули зал, оставив за собой смерть и разрушение. Впрочем, это мы увидели лишь после того, как вновь зажгли факелы.

Наши потери в том бою были таковы: из отряда Беовульфа погибли три человека – военачальники Ронет и Хальга и ратник Эдгто. У первого из них была разодрана грудь, у второго сломан позвоночник, а третьему оторвали голову – точно так же, как мы уже видели раньше в крестьянском доме. Все эти бойцы были мертвы.

Еще двое – Хальтаф и Ретел – оказались ранены. У Хальтафа было оторвано ухо, а Ретел потерял два пальца на правой руке. Оба они, будучи раненными не смертельно, не жаловались и не подавали виду, что им больно. В обычае норманнов стойко терпеть и переносить раны, полученные в бою, и благодарить богов за то, что те не позволили противнику отнять у них жизнь.

Что же касается Беовульфа, Хергера и всех остальных, то они были настолько измазаны кровью, как будто только что искупались в ней. И вот теперь я должен сказать то, во что, возможно, никто не поверит, однако это правда: наш отряд не смог убить ни одного из демонов тумана. Они покинули замок все до единого, некоторые наверняка были смертельно ранены, и все же уйти удалось всем.

По этому поводу Хергер сказал:

– Я видел, как двое из них уносили третьего – мертвого.

Возможно, так оно и было, по крайней мере, все воины согласились с тем, что это вполне вероятно. Мне рассказали, что демоны черного тумана никогда не оставляют тела своих раненых и погибших в руках людей. Они готовы идти на любой риск и подвергнуться любой опасности, лишь бы отбить трупы себе подобных и не позволить людям разобраться в том, что же. это за твари. Кроме того, они стремятся любой ценой заполучить головы своих жертв, и в этот раз мы так и не смогли отыскать голову Эдгто; по всей видимости, чудовища забрали ее с собой.

Затем заговорил Беовульф, и Хергер перевел мне его слова таким образом:

– Смотрите, у меня остался трофей после этой кровавой битвы. Вот, это рука одного из чудовищ.

И действительно, Беовульф поднял с пола руку – или лапу – одного из демонов тумана, отсеченную от плеча могучим ударом меча Рундинга. Все воины столпились вокруг трофея, чтобы рассмотреть его получше. Я могу описать эту конечность вот как: она была довольно маленькой, но кисть и пальцы при этом ненормально большие. Она словно состояла из двух разных частей: предплечье и верхняя часть руки небольшие по сравнению с широкой ладонью и крепкими пальцами; впрочем, мышцы были очень мощные. Вся рука за исключением ладони была целиком покрыта черной лоснящейся шерстью. Нужно добавить, что воняла эта отрубленная конечность ничуть не меньше, чем вся стая этих тварей. С той ночи я навсегда запомнил, как пахнет черный туман.

Оставшиеся в живых воины приветствовали Беовульфа и вознесли хвалу его мечу Рундингу. Отрубленную руку демона черного тумана подвесили к стропилам в большом зале дворца и продемонстрировали всем жителям королевства Ротгара. Так закончился первый бой с вендолами.