Текст книги "Война темной славы"

Глава 26

Обратный путь на корабль был намного легче, ведь скатываться по веревкам – это не карабкаться наверх по скользким скалам. На обратном пути мы все больше молчали. В момент отплытия я скорчился на носу корабля, у вельсов, и дрожал, но не от холода или дождя.

Интересно, отметил я, что у меня не возникает сомнений, правильно ли мы поступили. Воинов-авроланов надо было уничтожить. Мост должно было разрушить. Мы сделали единственное, что могли сделать для спасения людей Крозта и Сварской. Наши действия в данный момент и в данном месте все же спасли бесчисленные жизни – те жизни, которые бы с радостью отняло войско авроланов.

И все же нехорошо, что я почувствовал восторг, убивая других, ощутил власть над ними. Конечно, каждая слышанная мной история о героях воспевала их триумф, – но такое впечатление производили только песни и рассказы, творцы которых, вероятно, никогда не знали того героя, плоды трудов которого они… ну, потребляли. Эти рассказы и песни делали поступки и чувства воспеваемых ими более значительными, чем на самом деле.

У фальшборта рядом со мной тяжело опустился Ли, его ножны с мечом торчали между коленей. Эфес доставал до головы, кончик меча уткнулся в неровный настил палубы. Руками он держался за перекрестье меча. Лицо его снова обрело сероватый оттенок. Единственным ярким пятном на нем были еще не смытые дождем следы крови.

– Готов поспорить, ты уже состряпал поэму о сражении у моста Радуйя.

– Ты пробовал когда-нибудь найти рифму к слову «сражение»?

– Нет.

– Это еще труднее, чем к слову «битва». – Он потер лоб правой рукой. – Хокинс, там, на мосту…

– Да брось ты.

– Да нет, я просто должен. – Голос Ли замер, как будто он обессилел. – Ты спас мне жизнь. И чуть не погиб при этом.

Я передернул плечами:

– Да, немного побаливает. Меня шкура спасла.

– Послушай, Хокинс, прошу тебя. – Он глубоко втянул в себя воздух. – Когда ты меня отпихнул в сторону, я, признаюсь, поначалу не врубился. Каким-то краем сознания воспринял это как нападение на меня. Ты причинил мне боль. Ты меня предал. Нет, постой, дай досказать. И когда я вскочил, мне захотелось тебе за это отплатить. Хотел тебя наказать. Тут завыли бормокины, и я понял, откуда идет угроза. Тогда и кинулся на них. – Темный цвет его маски составлял резкий контраст с пронзительной синевой глаз. – Это Теммер меня заставляет так поступать. Он ускоряет мои движения. Он придает мне уверенности в себе. Это он делает меня героем.

Я толкнул его левым плечом:

– Ты и до того был героем, Ли. Помнишь, в Западном лесу ты привел людей нам на помощь? Ты напал на темерикса и спас жизнь Нею.

– Слышу, слышу, но в душе я никогда не считал себя героем. Я вызвался побежать за помощью, потому что боялся оставаться на том месте, с вами. А на помощь Нею я бросился, потому что представил, что будут говорить, если он погибнет, а я ему не помогу спастись. – Ли прислонился головой к деревянным вельсам. – Тогда мной руководила не храбрость, а трусость. А когда мне в руки попал Теммер, она исчезла. Почти совсем.

– Как это – почти совсем?

– Не помнишь предсказания? – Ли похлопал по ножнам и Теммеру. – В последней своей битве я погибну.

– Ну да, но ведь твоя последняя битва будет, когда ты состаришься и праправнуки будут драться за право посидеть у тебя на коленях, чтобы послушать твои рассказы.

Ли засмеялся каким-то неестественным смехом:

– Да, Хокинс, неплохо бы, но все будет не так. Видишь ли, друг, этот клинок ударил мне в голову. Он пожирает меня. В Атвале я всех спас, это верно, но теперь из-за него на меня смотрят как на чудо. В Атвале я зарезал десять бормокинов, а теперь вот думаю – разве настоящий герой не должен зарезать как минимум дюжину? Смогу ли я затмить отца или героев Великого Бунта? Этот меч толкает меня вперед, придает мне бесстрашие. И вынуждает быть безрассудным.

Я обернулся к нему:

– Ну так выбрось его.

– Не могу.

– Можешь.

– Нет! – Он сощурился и стал гладить эфес меча. – Без него я стану ничем.

– Ну уж моим-то другом ты всегда останешься.

– Ну, спасибо, это уже кое-что, – по лицу его я увидел, что напряжение в нем ослабло. – Но на кон поставлено нечто более ощутимое, Хокинс. Если я сейчас выброшу этот меч, его тут же подберет кто-то другой. А вдруг союзник? Тогда он погибнет.

– Можешь отдать его Скрейнвуду, он вряд ли будет вынимать его из ножен.

– Смотри, какой ты коварный и злобный, – Ли снова рассмеялся, на этот раз более естественно. – А если его подберет кто-то из людей Кайтрин, например другой сулланкири, всем нам конец.

– Ли, должен существовать какой-то способ вытащить тебя из этой ловушки. Ты же не знал, что делаешь, когда брал этот меч.

– Может, и знал, – вздохнул он. – Сам сообрази: единственная ценная вещь оставлена в городе, который драконы расплавили, в городе, через который даже проходить – смертельный риск. Я сразу сообразил, что это штука непростая и могучая и, вероятно, опасная, если судить по тому, что ее сторожили. Но если драконы боялись, что она окажется в чьих-то руках, значит, эта штука как раз для меня, согласен?

– Этот твой поступок – вроде того, как, помнишь, ты тогда рискнул пригласить на танец Нольду, да? Все стараешься прыгнуть выше головы.

– Вот именно. – На миг его глаза блеснули. – Однако Нольда – это уже дело прошлое. Как по-твоему, Райгопа оценит мои подвиги?

В его голосе прозвучала такая надежда, что я не мог не солгать:

– Только такой герой, как ты, и может рассчитывать завоевать такую принцессу.

Ли хлопнул меня по правому плечу и закрыл глаза:

– Будем надеяться, что она разделяет твое мнение. И если так, Хокинс, то я тебе обещаю вот что. Клянусь, что во всех рассказах о герое Ли Норрингтоне будет упоминаться и Таррант Хокинс, лучший друг, какой только может быть у человека.

Через час после восхода солнца мы соединились с остальной флотилией. Это действительно был восход, потому что шторм переместился к югу и мы смогли увидеть солнце. Часть кораблей увезла беженцев на юг, остальные пришли на встречу с нами. Сигнальщик передал на «Непобедимый» подробности нашей победы, и лорд Норрингтон прислал нам свои поздравления.

Да, слышать это было приятно, но у каждого из нас сердце упало, когда на горизонте показалось черное пятно в том месте, где находился Крозт. Я раньше не видел Крозта, но даже по почерневшим руинам можно было понять, что город был великолепным. В архитектуре его преобладали высокие башни, теперь рухнувшие или извергающие дым и огонь. Оставались еще кое-какие арочные переходы, соединявшие эти башни, большинство же арок простиралось навстречу друг другу над пропастями, которых им было не преодолеть. Белые стены местами обрушились, а в доках горели склады.

Даже несмотря на яркий свет полуденного солнца, в городе царил полумрак и казалось, что от него веяло холодом. Мы не стали высаживаться на берег, обогнули гавань широкой дугой, несмотря на то, что город явно опустел. На берегу я видел только ворон и бродячих собак, выискивающих падаль. Судя по размеру стай, заполонивших город, смерть от голода животным не грозила.

Мы доплыли до Сварского залива и направились на юго-запад к столице Окраннела. С наступлением сумерек мы случайно натолкнулись на обгоревшие обломки корпусов кораблей – должно быть, тут состоялся страшный морской бой. Было видно, как между обломками плавали трупы бормокинов и людей. Мелкие рыбешки их поклевывали, а крупные рыбины типа акул самозабвенно пировали. Труп всплывал на миг и тут же уходил под воду. Вода закипала в том месте, где он нырнул, и труп тут же снова оказывался на поверхности, но уже без руки или ноги, а то и без головы. Или был вырван кусок из живота; и за трупом по воде тянулись кишки, похожие на нити для зашивания раны.

За обломки цеплялись два оставшихся в живых человека. Оба были в самом жалком состоянии. Губы растрескались, кожа покрыта пузырями, оба почти ослепли. Им дали пить, и они смогли рассказать, как флот Окраннела вышел из Сварской и сумел в бою одержать победу над кораблями противника, пришедшими сюда после разграбления города Крозта. Хотя армия авролонов успешно осаждала город с суши, гавань оставалась в руках жителей Окраннела. Оба спасенных рассказали, что южные и западные ворота города еще не разгромлены, но они не были уверены, что положение не изменится к моменту нашего прибытия туда.

В ту ночь мы видели на юго-западе отдаленное зарево. Мы знали, что горит по крайней мере часть города, и к полуночи встретили конвой кораблей, вышедших из-за стен. Мы пригласили перейти на наши корабли нескольких лоцманов порта, чтобы обеспечить себе безопасное вхождение в гавань Сварской. Эти мужчины и женщины охотно согласились вернуться с нами, что свидетельствовало о благородстве жителей Окраннела.

Желание лоцманов вернуться в немалой степени объяснялось тем, что во главе обороны стоял принц Кирилл, представитель очень отважного рода. С началом эвакуации он отправил из города всю свою семью, кроме новорожденной дочери Алексии. Как рассказывали, принц Кирилл сказал своему другу, гиркиму Прейнозери: «Я не допущу, чтобы моя дочь погибла в этом городе».

Гирким, как говорили, ответил: «Обещаю, что она не погибнет. Но все же это твоя дочь. Пусть останется здесь и полюбит этот город, как ты. И пусть плачет о нем, как и ты. Когда-нибудь она сюда вернется и снова освободит его».

Принц согласился, и защитники города дали обет: всеми силами продлить время пребывания маленькой принцессы в городе. Наружные стены города были разрушены, но внутренние еще держались, и защитники не собирались сдаваться. Кайтрин дорого платила за свое вероломное нападение.

Мы прибыли в Сварскую ранним утром, солнце только еще выглядывало из-за мыса, на котором стоит город Крозт. В центре города Сварской мы еще смогли увидеть высокие гордые башни, которыми отличалась архитектура Окраннела. Я отметил одну поразившую меня особенность: башни были ярко раскрашены, а вокруг окон и дверей стены были инкрустированы кафельными плитками. Нарядная резьба, которую я видел в Ислине, тут уступила место чему-то более утонченному и менее подверженному износу в условиях суровых северных зим. Здесь крытые пешеходные дорожки между зданиями были как нельзя кстати, поскольку позволяли жителям ходить по улицам, даже занесенным глубоким снегом после метели.

Защитники города приветствовали нас громкими радостными криками. Мы подвели галеры к местам стоянки и высадили свои войска как можно быстрее. Ли, Ней и я присоединились к лорду Норрингтону и вместе с обоими принцами, Сит и Фариа-Це Кимп отправились по полуразрушенным улицам искать принца Кирилла. Силы гарнизона дислоцировались в нескольких зданиях, и мы углублялись в город все дальше.

Пробираясь из гавани к стенам внутренней части города, я убедился, что все здесь спланировано так, чтобы препятствовать передвижению войск авроланов, когда они ворвутся в город. Если принять гавань за ступицу колеса, то улицы расходились в разные стороны, как его спицы. «Спицы» соединялись между собой пересекающими их улицами, и план города имел вид паутины. Но ни одна «спица» не шла от стен внутреннего города по прямой к наружной стене, то есть линии улиц были сдвинуты; это означало, что осаждающему войску пришлось бы входить в город по улицам, параллельным стенам внутреннего города, что давало возможность защитникам мешать им добираться до ворот.

Мы довольно легко отыскали принца Кирилла, и он мне сразу понравился. Он стоял прямо и улыбался нам во весь рот. Его вьющиеся черные волосы дополнялись соответствующими усами и бородкой, а глаза у него были такого насыщенного зеленого цвета, какой бывает у сосновых иголок. На нем было надето черное верхнее платье поверх полного снаряжения; на груди – правда, запачканное кровью, – было украшение: вздыбленный белый крылатый конь. Этим же геральдическим изображением был украшен каждый флаг, реющий над башнями внутреннего города.

Принц Кирилл приветствовал лорда Норрингтона как друга, с которым не виделся много лет.

– Милости прошу в мой город, лорд Норрингтон. Вашего прибытия мы очень ждали. Жалею, что не удержал побольше территории города к вашему прибытию.

– Радуйтесь, что хоть что-то удалось удержать.

Достаточно было просто выглянуть за крепостные валы, чтобы убедиться в справедливости слов лорда Норрингтона. Насколько внутренний город был еще ярко раскрашен и укреплен, настолько же наружное кольцо стен имело такой вид, будто там только что закончился обстрел. В крышах из красной черепицы зияли дыры, через которые виднелись обугленные стропила. Башни были в пятнах крови, и прежние обитатели многих домов – или их куски – болтались в окнах или висели на остриях балюстрад балконов или на гребнях крыш. Там и тени казались гуще, там бормокины, вилейны и подобные существа крались по переулкам и брели вдоль шоссе, нагруженные добычей – любыми трупами: от лошадей и собак до маленьких детей.

И над всем этим реяли флаги авроланов. Там, где цивилизованный мир стремится на своих штандартах изображать благородных животных или представлять другие духовно возвышающие образы, северная орда предпочитает иные источники вдохновения. Я увидел на одной башне развевающийся флаг с изображением девяти черепов, другой представлял изображение красного четвертованного тела на зеленом фоне. Одно знамя было просто куском красного шелка, разорванного темериксом; другое поднималось на древке, украшенном скальпами.

Принц Кирилл откровенно смеялся:

– Польщен, что Кайтрин сочла необходимым послать против меня две армии. Большая часть представителей одной ее армии уже валяется на тех улицах. Когда я выбираю план атаки, то бросаю пару игральных костей, так что враги никогда точно не знают, на каком участке обороны меня ждать. Потеря города неизбежна, я бы всех эвакуировал, но тут есть одна проблема.

– Что за проблема? – Лорд Норрингтон скрестил руки на груди.

Кирилл указал на одну из старинных башен у гавани:

– В этой башне хранится фрагмент Короны Дракона, она хранилась у нас раньше. Ясно, что это и есть их цель, а мы не хотим отдавать им этот фрагмент.

– Так в чем дело?

Принц Кирилл развернулся в другую сторону и показал нам зеленую башню всего в трех кварталах от того места, где мы находились:

– В этой башне размещается консульство Вильвана. Год назад несколько магов пожелали изучить этот фрагмент, и было достигнуто соглашение – под большим секретом передать его им на время. Даже мой отец не знал, что фрагмент был перенесен сюда. Его колдун согласился на это от имени моего отца, считая, что втайне проще договориться. Мой отец и сейчас не в курсе, а я знаю только потому, что его советник путем арканслатового сообщения передал мне эти факты.

Лорд Норрингтон провел рукой по губам:

– Вы хотите сказать мне, что войско авроланов уже захватило здание, в котором находится фрагмент Короны Дракона?

– Ну да. Для них оказалось слишком трудным снять нанесенные на него заговоры, но рано или поздно они и этого добьются. Я намерен осуществить набег на это здание и отнять этот кусок Короны.

Лорд Норрингтон медленно покачал головой:

– Безрассудно и опасно.

Принц Кирилл поднял брови:

– Поможете?

– Если сумеем разработать подходящий план, тогда да, – улыбнулся лорд Норрингтон. – Если учесть, что мы знаем больше, чем они, у нас есть шанс. Давайте сначала посмотрим планы башни.

Глава 27

План, составленный принцем Кириллом и лордом Норрингтоном при помощи принцев Августа и Скрейнвуда, был основан на том, что мы хорошо знали тактическую ситуацию в Окраннеле. Принц Кирилл сообщил, что Железный Принц – единственный из сулланкири Кайтрин, которого видели в рядах наступающей армии. Насколько известно Кириллу, во всей армии у Кайтрин есть всего четыре сулланкири, так что смерть Железного Принца нанесла серьезный удар ее планам. Но, поскольку каждый сулланкири командует одной армией, а сюда, к Окраннелу, пришло две армии, не следует сбрасывать со счетов возможность, что еще один Темный Наемник будет руководить наступлением противника.

Однако мы знали, что даже сулланкири здесь, в Сварской, может потерять свое преимущество.

После того как мы разрушили мост Радуйя, мы знали, что та часть армии, которая ушла на юг, доберется до Окраннела не раньше, чем через неделю. Мы также рассчитывали, что если Кайтрин прибегла к помощи Таготчи, чтобы запереть наш флот в гавани Мирвостока, вейрун сообщил ей о нашем местоположении. И даже если войска авроланов, направляющиеся на юг, дойдут до Мирвостока и доложат, что нас там нет, и Кайтрин наконец догадается, что мы в Сварской, – то вряд ли она сможет помешать осуществлению наших планов на следующий день, разве что пришлет арканслатовые сообщения.

А если ее возможности этим не ограничиваются, то тогда лучше не думать, что она будет делать.

Разработанный план казался таким легким и осуществимым, что его можно было назвать отчаянным. Таким он и был. Началось все с сигнала горнов, сообщившего о всеобщем отходе вдоль всей линии обороны Окраннела. Наши люди начнут исчезать с постов на стенах и в башнях, особенно в восточной части города, вдоль той линии, по которой войскам авроланов можно быстрее всего добраться до башни Короны. Авроланы не могли не заметить прибытия нашего флота, и поскольку из Окраннела уже многие эвакуированы морем, то они выберут самое простое объяснение – что войска защитников намерены бежать.

Понятно, что уносящая ноги армия ни за что не оставит тут фрагмент Короны Дракона, то первоочередной задачей авроланов будет – прорваться и захватить башню. И тут уж им придется бросить в атаку все свои силы, а значит, и вывести войска из остальных районов города.

Отступая перед их атакой и впустив их в тот район города, в котором находится Башня Короны, мы нападаем на них с флангов. Сопротивление защитников Окраннела замедлит их передвижение, и тут с флангов ударят наши войска специального назначения. Этим мы их отвлечем, и небольшая группа сможет добраться до консульства Вильвана и забрать фрагмент Короны Дракона. Если все пойдет как задумано, мы вернемся вовремя и успеем ко всеобщему отходу и эвакуации. К тому моменту, как толпы авроланов поймут, что их одурачили, мы уже будем далеко.

Принца Августа оставили командовать обороной башни Короны, и он попросил Скрейнвуда себе в помощь. Лорд Норрингтон, видно, сообразил, что если и раньше у нас – Ли, Нея и меня – с принцем Скрейвудом особой дружбы не было, то наши отношения еще ухудшились после боя на мосту, поэтому назначил нас в группу похищения фрагмента. Сит, Хеслин, Фариа-Це Кимп и горсточка воинов-эльфов тоже оказались в нашем отряде. В остальных войсках были распределены поровну окраннельцы, воины специального отряда, все они – крепкие мужчины и женщины. Двадцать четыре человека из нашей группы должны были передвигаться по земле, а еще шестеро – гиркимы – проникнуть в башню по воздуху, но только после того, как мы в нее ворвемся и обезопасим ее. Они смогут унести фрагмент по воздуху, пока мы будем с боем прорываться назад.

Эльфы не хотели иметь никаких дел с гиркимами и отказались бы участвовать, если бы не понимали, что это вопрос жизни и смерти. Принц Кирилл придумал, как выйти с честью из этой ситуации: он объяснил эльфам, что в их задачу входит лишь добраться до башни и захватить ее. Задача же гиркимов – просто улететь с фрагментом, так что действия тех и других ни в коей мере не пересекаются. Этой шитой белой ниткой хитрости оказалось вполне достаточно, чтобы убедить эльфов.

До сих пор я никогда не видел живого гиркима. Внешне они походили на эльфов – заостренными ушами, резкими чертами лица и длинными, жилистыми телами. Они были целиком покрыты пухом, и на них почти ничего не было надето – кроме изящного ювелирного украшения или пристегнутого к руке или бедру кинжала. Более длинные перья у них росли на крыльях, спине, голове и шее, причем на голове перья часто образовывали гребень, который встает дыбом, когда гирким возбужден. Складные крылья раскрываются над головой гиркима и имеют в размахе двадцать восемь футов. Окрас их различен: некоторые совершенно белые, другие черны, как вороны, а их вождь Прейнозери окрашен, как птица пустельга, – спина коричневая, лицо и живот белые, только вокруг глаз и ниже, у носа, отчетливый темный окрас.

У гиркимов всего по четыре пальца на руках и на ногах. Их ступня похожа на человеческую, только пальцы длиннее и ими можно цепляться. Каждый палец на ноге заканчивается загнутым когтем; я даже подумал, что они ничем не отличаются по убийственной силе от когтей темериксов. На пальцах рук тоже имеются когти, но гиркимы подстригают их на большом и указательном пальцах, и они тогда имеют вид маленьких наростов. Лучники подстригают коготь и на втором пальце, чтобы натягивать и отпускать тетиву, иначе они когтем перережут ее пополам.

Голова Прейнозери повернулась, как на шарнирах, когда я вошел в штаб принца Кирилла с посланием от лорда Норрингтона, и он стал рассматривать меня большими янтарными глазами. Он ничего не сказал, но один раз медленно моргнул и снова развернул голову в сторону Кирилла. Принц улыбнулся и перевел взгляд с него на меня.

– Пора?

– Скоро начнем.

Принц кивнул и опять стал созерцать вертящийся на его руках сверток.

– Хокинс, ты знаком с моей дочерью?

– Нет, ваше высочество.

Он посадил ее на свою левую руку, правой рукой поддерживая ей головку и спинку.

– Это Алексия, моя дочь и наследница. – Младенец дергал браслет, сплетенный из белокурых волос, на правом запястье принца. – Волосы у нее от матери – храни Господь ее душу. Она – счастливое дитя. Она – мое сердце.

Как трудно судить о будущей форме дерева по его семечку, так мне трудно было прочитать будущее этого ребенка по лицу. Я сравнил Алексию со своими племянниками и племянницами и прикинул, что ей, наверное, от силы полгода. Волосики у нее были очень светлые, почти белые, в косичку на левом виске были вплетены два пера гиркимов. Таких светящихся фиолетовых глаз, как у нее, я до сих пор не встречал; у нее была широкая улыбка, она хихикала и агукала.

– Понятно, почему вы ею гордитесь.

– Она – это все, что у меня есть, – Кирилл снова покачал ее на руках, позволив ей маленькой ручкой потаскать его за бородку. Он рассмеялся, потом поцеловал ее в лобик и передал Прейнозери: – Пора доверить ее тебе.

– Для этого будет время позже, друг Кирилл. – Голос гиркима удивил меня – я ожидал услышать высокий и резкий звук, а услышал глубокий звучный голос. – Я вместе с тобой сяду на корабль, и мы вместе уплывем.

Кирилл покачал головой:

– Нет, друг мой, я хочу, чтобы ты и вся стая улетели отсюда, как только начнется бой. Тогда у вас будет больше шансов уцелеть. Отвези Алексию к себе домой. Я туда за ней приеду.

Гирким взял ребенка на руки, а Кирилл потянулся погладить ее по головке:

– Бедное дитя. У тебя еще при рождении украли мать, а когда тебе и года не исполнилось – украли твой город. Твой жизненный путь начинается у подножия могучей горы, но ты на нее поднимешься.

Он снова ее поцеловал и отвернулся.

– Отправляйся, друг Прейнозери. Теперь она твоя дочь. Иди, пока Сварская в наших руках. Всегда напоминай ей, что это ее город.

Прейнозери встряхнул головой, глядя на спину принца, и выскользнул из комнаты. Кирилл не смотрел, ушел ли его друг, он прицепил к поясу меч, взял в руки шлем и с улыбкой обернулся ко мне:

– Пойдем, друг Хокинс. Кайтрин желает получить мой город. Цена все растет, и нам пора получить с нее кровавую плату.

Все члены группы похищения были верхом, кроме Фариа-Це Кимп. Она просто превратила свои ноги в задние лапы темерикса. От этого ее походка стала таинственной – какой-то подпрыгивающей и позволяла ей делать огромные прыжки. Я повидал темериксов в бою и поэтому не усомнился, что она может двигаться очень быстро, но сам ее вид был настолько странным, что враг, прежде чем напасть на нее, неизбежно оцепенеет.

С запада до нас донесся звук наконец-то открывшихся ворот. После сильного треска раздался победоносный клич. Звук этот заглушали стены зданий, но нетрудно было вообразить себе, как в ворота вливается поток вилейнов и бормокинов. Они попадут в узкий проход, тянущийся вдоль широкого бульвара, потому что непроходимые развалины перегораживали вход в переулки и поперечные улицы, но башня Короны будет прямо перед ними, так что на свои фланги они вряд ли станут обращать внимание.

Теперь поднялись лучники на стене над южными воротами и начали выпускать стрелу за стрелой в авангард шествия врагов. Воины притащили массивную балку, служившую для запирания ворот, и ею выбили ворота. Мы галопом рванули туда, мечи наголо, нас вели Кирилл и лорд Норрингтон; слева ехал Ли, мы с Неем – справа, вместе с Сит. Фариа-Це была в середине, она подпрыгивала и скакала, а остальные наши всадники замыкали образованный нами клин.

Не следует недооценивать бросок всадников против пехоты, он все сметает на своем пути. Кое-кто, например барды, участие которых в сражениях ограничивается периодическими драками в салоне бара, считают, что конь и всадник весьма уязвимы перед пехотинцем. Конечно, если пехотинец сделает быстрый финт в сторону щита всадника, то удар меча всадника пойдет вкось, пехотинец же может мечом нанести рану коню, и тот рухнет. Всадник скатится наземь, и пехотинец сможет разделаться с ним, пока тот не очнулся.

Однако уклониться от стены скачущих в атаку всадников невозможно. Более того, сам по себе вес коня в момент скачки таков, что если он зацепит пехотинца даже боком, тому раздробит все кости. В лучшем для пехотинца случае его просто подбросит в воздух – если не убьет сразу. А поскольку упавший человек становится препятствием, которое любой конь лучше перепрыгнет, чем наступит на него, то сбитый пехотинец никак не может преследовать кавалерию. Если он вообще поднимется на ноги, то скорее всего станет мишенью для следующей атаки.

Ли и Ней полагались соответственно на Теммера и на булаву, я же вооружился конным луком и выпускал стрелу, как только видел цель. Я попал стрелой в одного бормокина за миг до того, как заряжающий лорда Норрингтона попал зверю в плечо. Бормокин с обмякшими конечностями волчком завертелся в воздухе и шлепнулся спиной об угол здания.

Сит управлялась с тяжелым мечом, на котором были чуть заметные изгибы, – почти такой же я видел у Резолюта. На расстоянии в две трети длины от эфеса клинок расширялся, потом снова сужался по конусу до острого кончика, которым можно было протыкать предметы. Одна кромка была заточена полностью, другая – на одну треть, что позволяло наносить рубящие удары и вперед, и назад. Эфес из твердой древесины представлял собой простое перекрестье и был слегка изогнут, в остальном же меч был очень простым.

На предплечье Сит была вытатуирована руна, сиявшая флуоресцирующим красным светом, который быстро распространился и охватил всю ее правую руку. Она отбила в сторону древко пики и стала вращать запястьем, и ее клинок стал вращаться с такой скоростью, что его не было видно. Только стекающая с меча кровь да отлетевший прочь бормокин с отрубленной головой свидетельствовали, что она делала свое дело.

Туча стрел, сыпавшихся со стены, прикончила тот отряд бормокинов, через который мы проскакали. Копыта наших коней грохотали по всему городу, когда мы мчались к башне Вильванского посольства. Мы добрались до башни, до выбитой двери в окружающей ее простой стене. Проезжая под аркой, я наклонился, потом застрелил вилейна, который норовил взобраться по садовым решеткам для вьющихся растений, окружавшим башню. Остальные члены нашего отряда повыпрыгивали из седел, пустили в ход мечи, топоры, дубинки. Фариа-Це плавно перелетела через стену сада и раздавила оказавшегося под ногами вилейна, потом взмахнула рукой и одним ударом обезвредила бормокина: свою правую руку она превратила в двойной клинок с крюками.

Небольшой садик башни был усеян трупами вилейнов, большинство из них погибло задолго до нашего прибытия. Один, обуглившийся до хруста, еще цеплялся за решетки и низкий балкон. По обгорелым останкам вокруг двери легко было догадаться, в каких местах смерть настигла остальных, пытавшихся ворваться в башню. Сама дверь представляла собой массивное изделие из обсидиана, без ручки или каких-то иных приспособлений, чтобы ее открывать, хотя сгоревшие и расщепленные остатки стропил показывали, что тараном эту дверь не возьмешь.

Хеслин поднялся по ступенькам к двери и поводил рукой по воздуху перед ней. Вслед за его рукой, как я заметил, будто тянулись нити паутины, светящиеся, как молочно-зеленый янтарь; эти нити извивались и колыхались, словно я видел их под струящейся водой. Одну минуту маг изучал форму этих нитей, потом протянул руку и прикоснулся к двери. Из-под его руки вырвалось пурпурное свечение, и тут каменная дверь испарилась.

Хеслин повел нас внутрь. Я вошел в башню вслед за принцем и лордом Норрингтоном. Наш маг шел с уверенной непринужденностью и силой, которых я в нем не замечал после ранения при Анвале. Казалось, что он черпает энергию у самого здания, что меня не удивило, поскольку это место показалось мне весьма странным.

Башня хоть и была круглой, но внутри как будто вся состояла из углов. Изнутри она оказалась просторней, чем нам показалось снаружи, и это меня обеспокоило. Мне не понравилось, что по мере того как Хеслин заводил нас все глубже, верхние лестничные пролеты и окна, камины и арки исчезали, а вместо них возникали точно такие же, но уже расположенные в других местах.

Не успел я это как следует обдумать, как справа послышался шепот Сит:

– Тут все смахивает на мираж. Хеслин, сделай что-нибудь!

Маг фыркнул и взглянул на нее через плечо:

– На снятие заклинания требуется много времени, испортить-то недолго. И потом, тут расставлено столько ловушек; ведь авроланы придут сюда, чтобы узнать, зачем мы заходили в эту башню, и будут уничтожены.

– Тогда, пожалуй, лучше оставить все как есть.

– Рад, что ты согласна, – улыбнулся ей Хеслин. – Тебе, видно, тут тяжелее, чем остальным, если ты почувствовала магию.

Сит пожала плечами:

– Дело того стоит.

Хеслин повел нас наверх по винтовой лестнице, прорезанной в толще стены. Мы поднялись наверх и через две площадки оказались в верхней комнате башни, занимавшей весь этаж. По всему периметру комнаты шли окна и дверь, выходящая на балкон. Пол в комнате был сделан из планок светлого дуба, подогнанных настолько хорошо, что они совсем не скрипели.

В центре комнаты в воздухе висел фрагмент Короны Дракона. Это был кусок металла, по виду золота, который был инкрустирован камнем размером с кулак. Он казался таким гладким, что я усомнился – не жидкий ли он и не исходит ли от него каким-то образом тепло. Инкрустированный камень светился таким же звездным светом, какой бывает в сапфире, но сам камень был насыщенного зеленого цвета с золотым отливом. Он был захватывающе красив, кроме того, от него исходила ощутимая энергия.