Текст книги "Юная жена"

Глава 39

Эвелин проспала остаток дня, ночь и добрую половину следующего дня. Грэм все время прижимал ее к себе здоровой рукой. Он то засыпал, то просыпался и старался как можно меньше двигаться, чтобы скорее выздороветь. Эвелин лежала рядом, он чувствовал ее тепло, вдыхал запах, и это вселяло покой в его душу. Она умиротворяла его и наполняла радостью жизни.

За все время Эвелин ни разу не пошевелилась, и он даже начал беспокоиться. Когда братья пришли навестить его, Грэм отправил их за Найджелом, а сам как следует накрыл ее простыней, которую принесла Нора, а сверху еще и меховым покрывалом, чтобы Эвелин не замерзла, если его не будет рядом.

Через минуту явился Найджел и хотел сразу размотать повязку на руке Грэма, чтобы осмотреть рану, но Грэм только отмахнулся.

– Я тебя вызвал не для себя. Меня беспокоит Эвелин. С тех пор как ты принес ее сюда вчера утром, она ни разу не пошевелилась. Она спит слишком долго. У нее очень глубокие ссадины. Вдруг она пострадала сильнее, чем мы все думаем?

Найджел перегнулся через Грэма и провел пальцем под носом у Эвелин, потом взялся за край покрывала.

– С вашего разрешения, лэрд.

Грэм бросил яростный взгляд на братьев. Те отвернулись. Грэм кивнул Найджелу. Лекарь осторожно сдвинул меховое покрывало, отогнул простыню и положил ладонь на грудь Эвелин. Увидев такое обилие синяков и ссадин на нежно-розовой коже, он нахмурился:

– Чудо, что она не свернула себе шею. Этот жеребец мог ее убить.

Грэм заскрипел зубами. Ему даже подумать было страшно о том, как близка к смерти была его жена. Собственная рана заботила его меньше, чем ушибы Эвелин и то, что она решилась сесть верхом на его коня. Он и представить себе не мог, сколько мужества потребовалось ей, чтобы преодолеть страх, ведь она боялась даже находиться рядом с лошадью, а тут ей пришлось сесть верхом и во весь опор лететь в крепость.

Как только она поправится, он серьезно поговорит с ней, чтобы она не смела больше рисковать собой.

– Думаю, лэрд, с ней все в порядке. Дыхание спокойное. Просто она очень крепко спит. Возможно, проспит всю ночь и следующее утро. Она почти не спала несколько дней и теперь очень нуждается в отдыхе. Постарайтесь ее не будить, пусть проснется сама.

– Конечно, я не стану ее будить, – пообещал Грэм. – Она будет спать рядом со мной сколько потребуется, чтобы хорошо отдохнуть.

Осторожно прикрыв Эвелин покрывалом, Найджел настоял на том, чтобы осмотреть рану Грэма. Затем тщательно ее промыл, оглядел швы, наложил новую повязку и закрепил ее полосками ткани, обмотав плечо.

– Ну что, уже можно смотреть? – нетерпеливо спросил Боуэн.

– Можно, – сказал Грэм.

Найджел ушел, а Боуэн и Тиг подтащили стул и скамью к постели Грэма, чтобы удобнее было говорить с братом.

Раздался стук в дверь. Грэм раздраженно выругался, но когда в комнату вошла Рори, смягчился и жестом пригласил подойти ближе.

– Грэм? – дрожащим голосом проговорила сестра.

– Иди сюда.

Рори подошла к кровати, с тревогой глядя на него. А увидев Эвелин, заплакала.

– Грэм, она поправится? Я видела все синяки и ссадины, когда Нора и Мэри раздевали ее в бане. А я и не знала. Она никого к себе не подпускала. Хотела, чтобы все занимались только тобой.

Грэм осторожно взял сестру за руку.

– Конечно, поправится. И очень быстро. Эту девушку нелегко одолеть. Если она что-то решила, ничто не собьет ее с пути.

Чтобы не волновать сестру, Грэм старался говорить легким тоном. За то время, что Эвелин провела в замке Монтгомери, Рори очень к ней привязалась, и сейчас Грэм видел, что она искренне тревожится о подруге.

– Здесь только что был Найджел. Он говорит, что Эвелин надо хорошо отдохнуть и восстановить силы, которые она потеряла, ухаживая за мной. Я не позволю ей встать, пока она снова не будет весела и здорова.

Рори кивнула в знак одобрения, потом встала на колени перед кроватью и взяла брата за руку.

– А ты? Ты тоже поправишься? Мне никогда не было так страшно. Я даже не знала, выживешь ты или нет.

Грэм стиснул ее руку, а Боуэн погладил по голове.

– Это всего-навсего царапина, – жизнерадостным тоном заявил Боуэн. – Видел я раны и похуже, чем эта пустяковина.

Грэм сверкнул на него глазами.

– Как твои уроки? – спросил Тиг, направляя разговор на более приятную тему.

На лице Рори расцвела счастливая улыбка, глаза заблестели. Она едва не подскочила на месте.

– Я учусь! Отец Драммонд говорит, что я очень способная из всех его учеников. Он говорит, я быстро научусь читать и писать.

Грэм улыбнулся.

– Ну, тогда ты сама будешь вести все записи в клане.

Рори восторженно закивала.

– А что же мы будем без тебя делать, Рори? – поддразнивающим тоном произнес Боуэн. – Однажды ты выйдешь замуж и уедешь, и у нас не останется никого, кто станет просвещать наши примитивные мозги.

Рори помрачнела, по лицу промелькнула тень.

– Я никогда не уеду отсюда. Не хочу выходить замуж. Мне и здесь хорошо, с вами. Мне же не придется уезжать, да, Грэм?

Грэм с досадой посмотрел на Боуэна.

– Конечно, нет, милая. Ты будешь жить здесь сколько захочешь.

Рори облегченно вздохнула и вскочила на ноги.

– Мне надо идти. Отец Драммонд ждет. Думаю, он дает мне столько заданий, чтобы я меньше беспокоилась из-за тебя и Эвелин.

– Неплохая мысль, – сказал Грэм. – Тебе не о чем тревожиться. Мы с Эвелин скоро оба будем здоровы.

Рори наклонилась поцеловать Грэма в щеку, еще раз внимательно оглядела Эвелин и выскочила из комнаты.

– Два дня, – сказал Грэм, когда дверь за сестрой захлопнулась.

Брови Тига поползли вверх.

– Два дня на что? – спросил он.

– Два дня я еще жду, а потом отправлю гонца к Тэвису Армстронгу.

Боуэн покачал головой:

– Ты не поправишься к этому сроку.

Грэм пожал плечами.

– Это дело нельзя откладывать. День-два придется ждать ответа от Армстронга, потом еще несколько дней уйдет на подготовку встречи, то есть я буду выздоравливать уже почти две недели. Мы должны докопаться до сути этого дела независимо от того, поправлюсь я окончательно или нет.

Тиг вздохнул, но кивнул в знак согласия.

– Пошлите ко мне отца Драммонда. Я продиктую ему послание. Потом выберите подходящего воина, пусть он под флагом перемирия отправляется к Армстронгам и доставит его.

– Сам поеду, – кратко ответил Боуэн.

– И я с тобой, – вставил Тиг.

– Ни один из вас не поедет. Вы оба нужны в крепости. Первая наша задача – охранять клан и надежно защищать стены. Найдите еще кого-нибудь.

Боуэну приказ не понравился, но спорить он не стал.

В дверь снова постучали – явилась Нора с едой для Грэма.

– Я принесла на двоих, – сказала она, приближаясь с подносом к кровати. – Но если малышка еще спит, не стоит ее будить. Как только она проснется, я что-нибудь принесу.

– Благодарю, – сказал Грэм. – Я так голоден, что поем за двоих.

Нора просияла.

– Это добрый знак, лэрд. Хороший аппетит – признак скорого выздоровления. Вы теперь быстро встанете на ноги.

Эвелин заворочалась. Грэм застыл без движения. Она пошевелилась в первый раз с тех пор, как ее уложили в постель. Не открывая глаз, она перевернулась на живот и отвернулась от Грэма. Покрывало соскользнуло с ее плеча. Грэм быстро прикрыл его, расстроенный приступом острой боли, возникшей от такого простого движения.

Тиг и Боуэн встали, заявив, что зайдут позднее, чтобы еще раз обсудить дело Армстронгов. Боуэн сказал, что пошлет наверх отца Драммонда, когда Грэм поест.

Нора захлопотала вокруг Грэма, устраивая его поудобнее и устанавливая перед ним поднос с едой, потом, с искренним беспокойством посмотрев на Эвелин, уже хотела было уйти, но оглянулась на Грэма, явно желая что-то сказать.

– Говори, – сдерживая раздражение, велел Грэм. Сейчас ему больше всего хотелось остаться наедине с Эвелин и в тишине обдумать возникшую проблему.

– Я уже извинялась перед госпожой, – потупив голову, начала Нора, – но, думаю, надо попросить прощения и у вас, лэрд. Я вела себя непростительно. Найдется ли в вашем сердце милосердие, чтобы простить глупую старую женщину? Мне стыдно, что я поощряла злобу против малышки, у которой такое стойкое доброе сердце.

Грэм улыбнулся. Его позабавило такое описание характера Эвелин, ведь оно было справедливо. Конечно, он очень сердится на Нору и других женщин, но сейчас она все делает, чтобы загладить свою вину.

– Мне не нравится, как ты и другие вели себя по отношению к моей жене, – суровым тоном заявил Грэм. – Вы причинили ей много страданий. Более того, из-за вас она даже хотела вернуться к своим родным.

Нора в расстройстве всплеснула руками.

– Я не хочу ее отпускать, – успокаиваясь, продолжил Грэм. – Она значит для меня очень много и останется здесь навсегда. Так что смотри, чтобы твое доброе отношение к ней сохранилось, более того, объясни другим, что они должны относиться к ней так же, как и ты теперь. Больше я не прощу ни одной нанесенной ей обиды.

Нора кивнула и поклонилась.

– Благодарю, лэрд. Ни вы, ни малышка не будете разочарованы.

Грэм жестом отослал ее прочь, а сам опустил взгляд на спутанные волосы Эвелин и ее умиротворенное лицо. Темные ресницы отбрасывали тень на порозовевшие щеки. Губы были слегка приоткрыты.

Грэм не сдержался и прикоснулся к ней. Дотянулся до щеки и погладил. Убрал золотистые пряди от лица и нежно провел по ним рукой.

– Я люблю тебя, Эвелин, – прошептал он, понимая, что она не может его услышать. – Я знаю, когда-нибудь ты услышишь меня и поймешь, что я тебя люблю так сильно, как мужчина способен любить женщину.

Глава 40

Когда Эвелин проснулась, она долго не могла разобраться, что с ней происходит, пока не поняла, что лежит в постели рядом с Грэмом и что умирает от голода. Рывком она села. Все тело запротестовало против столь резкого движения. Она повернулась к окну, подставив лицо под яркие солнечные лучи. Должно быть, уже полдень.

Повернувшись к Грэму, Эвелин собралась взглянуть на его рану, но увидела, что он не спит, а испытующе смотрит на нее. Она подняла руку к его плечу, но Грэм перехватил ее и поднес к своей груди.

– Ты… – Эвелин закашлялась и попробовала заговорить снова. Горло уже не болело, но слова звучали хрипло и вырывались с трудом. – Ты хорошо себя чувствуешь? – наконец спросила она. – Сильно болит? Позвать Найджела?

Грэм притянул ее к своей груди. Лицо Эвелин почти уткнулось в повязку.

– Сейчас важно, как ты себя чувствуешь, – заявил он. – У тебя что-нибудь болит? Усталость прошла? Может быть, стоит еще отдохнуть?

Эвелин покачала головой.

– Сколько времени я проспала?

Грэм улыбнулся:

– Два дня.

– Два дня! – воскликнула Эвелин.

Грэм усмехнулся и кивнул.

Эвелин отстранилась и всплеснула руками.

– Два дня! Какой позор! А кто за тобой ухаживал эти два дня?

Он приложил пальцы к ее губам.

– Ты была до предела измотана. У тебя столько ссадин и синяков! Я очень сержусь на тебя за то, что ты так рисковала. Ты могла погибнуть или переломать себе все кости. Теперь ты должна отдыхать и хорошо есть.

– А ты? Как твоя рана? – с тревогой спросила она. – Лихорадка прошла?

– Мое состояние значительно лучше, чем твое, – сказал Грэм. – Иди ко мне. Я хочу подержать тебя в руках.

Смущенная таким открытым проявлением чувств, Эвелин не спорила и позволила Грэму крепко обнять себя. Он притянул ее к себе и здоровой рукой так сильно прижал, что она почти задохнулась. Потом поцеловал в лоб и убрал волосы от лица. Эвелин ощутила полный покой, удовлетворенно вздохнула и уткнулась в его большое горячее тело. Как прекрасно валяться в постели среди бела дня, прячась в объятиях мужа! Эвелин почти задремала, когда он слегка отодвинул ее, чтобы она видела его губы.

– Нам нужно кое-что обсудить.

У Эвелин опустились уголки губ. Она потупила взгляд. Должно быть, Боуэн и Тиг рассказали своему лэрду о том, что она видела.

Грэм пальцами приподнял ее подбородок.

– Ты ведь понимаешь, что я должен выяснить, исходит ли нападение от твоего клана.

Эвелин неохотно кивнула.

– Я сделаю все, чтобы избежать конфликта с твоей семьей. Но ты должна понимать, что я не могу оставить эту историю без ответа.

– Я знаю, – прошептала она с болью в сердце от того, что может последовать.

– Ложись рядом. Не будем пока думать о неприятном.

Эвелин снова скользнула в объятия Грэма и прикрыла глаза, наслаждаясь его близостью. Никто не знает, что принесет завтрашний день, но сегодня она отдохнет в объятиях мужа, делая вид, что такая простая вещь, как любовь, способна перебросить мост через бездну ненависти, накопленной за десятилетия.

Перекусив вместе с Грэмом в постели, Эвелин решила встать. Есть больше не хотелось, а потому можно было заняться другими неотложными нуждами – сходить в баню, прогуляться, чтобы размять затекшие мышцы.

Эвелин как раз думала, как бы все это изложить Грэму, который настаивал, чтобы она оставалась в постели, как вдруг заметила, что муж с кем-то разговаривает, и прочла по его губам, что он велит этому человеку оставаться за дверью, пока жена лэрда не приведет себя в порядок.

Щеки Эвелин вспыхнули – человек за дверью наверняка понимает, что на ней сейчас ничего нет. Грэм похлопал ее по ягодицам и жестом показал, что надо одеться.

Она выскользнула из постели, расставшись с теплом его тела и меховых покрывал, и быстро надела простое повседневное платье. Потом взялась расчесывать спутанные кудри и хотела отойти в дальний угол, но тут в комнату вошли Боуэн и Тиг в сопровождении отца Драммонда. Священник нес свиток, перо и чернильницу. Эвелин поняла, что Грэм собирается диктовать послание к ее отцу.

Приблизившись к Грэму, она коснулась его руки:

– Я спущусь вниз и глотну свежего воздуха. Мне хочется размяться.

Грэм внимательно посмотрел на нее, вздохнул и, наконец, кивнул в знак согласия.

– Не уходи далеко. Когда я закончу с братьями и отцом Драммондом, то пошлю за тобой.

Эвелин кивнула. На душе стало тяжело. Ей не хотелось быть рядом, когда Грэм примется сочинять свое послание, ведь оно может привести к войне между двумя кланами, которые она считала своими. Но Грэму она сказала почти правду – ей действительно хотелось уйти из душной комнаты хотя бы ненадолго.

Спускаясь по лестнице, Эвелин потянулась и подвигала плечами, чтобы размять мускулы. Она поела совсем недавно, но все равно отправилась в кухню поискать хлеба или сыра, поскольку все еще была голодна.

Мэри с готовностью бросилась ей на помощь, но прежде спросила, знает ли лэрд, что его супруга спустилась вниз. Эвелин с благодарностью приняла хлеб и сыр, поболтала минуту с Мэри и вышла во внутренний двор.

Солнце уже скрылось за горизонтом, на землю быстро опускались сумерки. Все было расцвечено розово-серыми тонами. Люди разошлись по своим хижинам и готовились к ужину. Вокруг царил мир, наступило время собираться за столом, обсуждать события дня и рассказывать байки.

Факелы, освещавшие сторожевую башню, отбрасывали длинные тени на стены крепости. Эвелин прикрыла глаза и втянула душистый весенний воздух.

Она знала, что это спокойствие обманчиво. Воины Монтгомери готовятся к войне.

Земля задрожала у нее под ногами. Эвелин обернулась и успела увидеть, что к воротам крепости во весь опор скачет посыльный. Его плечи укрывал плащ цветов Монтгомери, а к гриве лошади был привязан белый флаг перемирия.

По спине Эвелин пробежал холодок. Живот скрутило спазмом, и она пожалела, что съела хлеб и сыр, предложенный Мэри.

Кто-то коснулся ее плеча, и она подпрыгнула от неожиданности, обернулась и в тускнеющем свете дня увидела Кирстен.

– Простите, что напугала вас, миледи.

Эвелин отступила на шаг, но не сводила глаз с лица служанки, чтобы понять все, что та скажет.

– Когда узнала, что вы проснулись, я пошла вас искать. Вчера горячая вода немного уняла боль, и я решила снова приготовить ванну в бане.

Эвелин удивило это предложение оливковой ветви от женщины, которая принесла ей столько страданий. Казалось, Кирстен говорит искренне, более того, она выглядела раскаявшейся.

– Это самое малое, что я могу для вас сделать, – печально сказала Кирстен. – Я вас сильно обидела и хочу получить прощение за свои грехи.

Эвелин, понимая, что это еще одна возможность навести мосты между кланами, кивнула, а Кирстен с облегчением улыбнулась.

– Пойдемте со мной. Обогнем крепость. Так короче, чем через главный зал, в котором сейчас много людей собрались на ужин. Я пошлю кого-нибудь в покои лэрда сказать, где вы находитесь, чтобы он не тревожился.

– Благодарю, – сказала Эвелин со слабой улыбкой. – Горячая ванна – как раз то, что мне сейчас нужно. Я слишком долго спала, и все тело затекло.

Кирстен взяла Эвелин под руку и повела по опустевшему двору в обход дома по направлению к бане. Они были в узком проходе между каменной отмосткой замка и внешней стеной, когда им навстречу кто-то шагнул из тени.

Эвелин хотела крикнуть, чтобы предупредить Кирстен, но удар кулака в челюсть свалил ее с ног. Она была так потрясена, что закрыла лицо руками и осталась лежать на каменных плитах.

Незнакомец нагнулся, запустил пальцы ей в волосы, потянул вверх, заставляя подняться с плит, и не успела она уклониться, как он ударил ее в висок. Голова взорвалась невыносимой болью. В глазах потемнело. Мир исчез.

Глава 41

Грэм хмурился. Прошло несколько долгих минут с тех пор, как он послал Боуэна за Эвелин. Беспокойство его нарастало. Он поднялся с постели, осторожно двигая раненым плечом в тугой повязке. Рука болела, но двигалась, хотя и не быстро, и, что еще важнее, рана затянулась. Через несколько дней можно будет снять швы.

Голова у него по-прежнему болела, но громадная шишка потихоньку рассасывалась, и теперь на месте раны осталась лишь небольшая ссадина.

Ему срочно требовалось вымыться. Удивительно, как Эвелин могла так долго оставаться с ним рядом. Наверное, от него разит, как от дохлого пса. Скорее всего жена сейчас в бане. Пару дней назад она хорошенько там отмокла, но ее царапины, наверное, до сих пор саднят.

Решив подождать еще немного, прежде чем выяснять, куда она делась, Грэм тоже взялся за мытье. В тазу были горячая вода и мочалка. Он даже воспользовался душистым мылом Эвелин, чтобы избавиться от отвратительного запаха пота, крови и болезни.

После мытья Грэм почувствовал, что бодрость к нему вернулась, надел чистую одежду и решил сам поискать жену. Неплохо будет захватить ее врасплох в лохани с горячей водой, обнаженную и разнеженную. Пусть он еще не готов к любви, да и его маленькая женушка тоже, но Грэм был не против побаловать себя прекрасным зрелищем.

Усмехнувшись, он стал спускаться по лестнице, намеренно выбросив из головы мысли о послании Армстронгам. Нет смысла об этом думать сейчас. Армстронг либо ответит, либо нет. Сейчас можно только ждать, будет Тэвис Армстронг вести себя честно или станет предателем.

В главном зале было удивительно пусто, а ведь наступило время ужина. Грэм с тревогой отметил, что столы уже накрыты, а на некоторых тарелках пища наполовину съедена. Создавалось впечатление, что зал опустел внезапно, прямо посреди ужина.

– Боуэн! Тиг!

Ответа не было. Грэм заторопился к заднему ходу. Сейчас он больше всего хотел убедиться, что с Эвелин все в порядке. Выскочив из зала, он бегом бросился к бане и едва не столкнулся с Тигом, который как раз выбежал оттуда.

Грэм схватил брата за плечо, не обращая внимания на острую боль от такого резкого движения.

– Что случилось? – свирепо проревел он. – Где Эвелин?

– Не знаю, – угрюмо ответил Тиг. – Мы как раз ее ищем.

– Что? – взревел Грэм. – Почему никто не позвал меня? Почему никто ничего не сказал?

– Мы только что выяснили, что ее нет, – объяснил Тиг. – Я как раз шел к тебе. Боуэн и все остальные прочесывают крепость и местность вокруг замка. Ищут Эвелин.

– Расскажи мне все, – потребовал Грэм. – Когда ее видели в последний раз? Кто видел? Как давно ее нет?

– Она приходила на кухню. Там несколько минут поговорила с Мэри. Мэри дала ей хлеба и сыра, и Эвелин вышла из кухни. После этого ее никто не видел. Рори сейчас ищет наверху. Женщины ведут поиски вокруг замка, а воины обыскивают весь внешний периметр. Мы послали к отрядам, патрулирующим границы. Может, они что-нибудь видели. Мы найдем ее, Грэм. Не могла она далеко уйти.

– Люди просто так не исчезают! – Грэм был в ярости. – Я хочу поговорить с людьми клана, со всеми до единого человека. Кто-то должен был ее видеть. Больше того, кто-то должен знать, что с ней случилось.

Эвелин пришла в себя и почувствовала, что задыхается. С ней творился какой-то кошмар. Ее подбрасывало вверх-вниз. Земля раскачивалась перед глазами, то возникая, то вновь пропадая из поля зрения.

В конце концов она поняла, что лежит лицом вниз на лошади. Во всяком случае, человек, на коленях у которого она находилась, сидел верхом, а ее тело было переброшено через него, как мешок с ячменем.

Ее тошнило, она пыталась изо всех сил сдержать рвотный позыв. Постоянная тряска ухудшала положение, Эвелин ничего не могла с этим поделать. Но тут благословенное беспамятство накрыло ее.

Во второй раз Эвелин очнулась в кромешной тьме. Она понятия не имела, сколько времени провела без сознания и где сейчас находится. Удушающе пахло гнилью и плесенью. Она чувствовала запах земли, грязи, но ничего не видела. Попыталась было поднести руку к лицу и с ужасом обнаружила, что ее руки прикованы к влажной каменной стене. В панике Эвелин попробовала встать, но оказалось, что на ногах тяжелые железные кандалы. О Боже, она в темнице!

Зачем кто-то упрятал ее в темницу?

Эвелин постаралась вспомнить, что было перед тем, как она сюда попала. Мысли расплывались. Она поговорила с Мэри, съела хлеб и сыр и вышла во двор на свежий воздух, а потом Кирстен… Она вспомнила! С отвращением Эвелин восстановила в памяти, как Кирстен повела ее в баню. Они шли в обход дома. Когда злоумышленник нанес ей удар по лицу, с ней была Кирстен. При этом Кирстен не бросилась к ней и даже не позвала на помощь.

Эвелин подняла руки, насколько позволяла цепь, и попыталась согреть ледяные пальцы, а потом закричала изо всех сил. Она кричала и кричала, забыв о больном горле, и в конце концов сама уже не знала, остался ли у нее голос.

Вдруг вдалеке возник огонек. Не веря своим глазам, Эвелин подалась вперед. Может быть, свет ей только привиделся? Но нет, источник света приближался, и наконец она разглядела силуэт мужчины с факелом в руках.

В висках стучало. После двух ударов голова сильно болела. Сердце готово было выскочить из груди. Эвелин подтянула ноги к груди, чтобы хоть как-то защититься.

Незнакомец выдвинул факел вперед. Свет почти ослепил Эвелин, заставил отшатнуться и прикрыть глаза рукой.

Он отбросил ее руку и вывернул так, что Эвелин закричала. Потом он запустил пальцы ей в волосы и потянул вверх. Ее лицо оказалось совсем близко к его лицу, и она узнала своего мучителя.

Страх сковал ее тело. Она знала, что Йен Макхью способен на любое злодеяние. С годами ужас перед этим человеком становился все сильнее, и теперь Эвелин считала его воплощением самого дьявола. Но, как ни странно, сейчас, когда она находилась в полной его власти, он показался ей меньше ростом и… ничтожнее. Был он малорослым и каким-то неосновательным, не то что обычные воины. Почему же несколько лет назад он казался ей великаном?

Может быть, он представлялся ей таким огромным потому, что умел говорить высокопарно и она так страшно его боялась? А возможно, наоборот: паника побудила ее к сопротивлению. Она не позволит этому злобному ублюдку запугать ее, как ему удавалось в юности. Вероятно, время, проведенное с Грэмом в его клане, разбудило силы, которые дремали в ней, пока она пребывала в уютной безопасности собственной семьи. В клане Монтгомери ей пришлось бороться за место под солнцем, за уважение и признание членов клана. И она гордилась, что всего добилась сама.

– Я слышал, как ты всех надула, – произнес Йен. На его губах блестела слюна, лицо покраснело и в свете факела выглядело багровым. Он сунул факел в скобу над головой у Эвелин и рывком поднял ее так, что ей пришлось встать на цыпочки. Теперь ее лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Йена.

И в этот момент она увидела отца Йена, Патрика Макхью, который стоял в дальнем углу, в тени. Выглядел он так, словно ему не нравилось происходящее и он не желал принимать в этом участия. Заметив, что Эвелин на него смотрит, Патрик попятился и скрылся в темноте.

У Эвелин оборвалось сердце. Если в деле замешан и отец Йена, может ли она на что-то надеяться? Казалось, Патрик сам боится своего сына, а это уж совсем непонятно. Он намного крупнее и сильнее Йена, и он воин. Разве воин потерпит угрозы от сына?

Йен тряхнул ее, и Эвелин перевела на него взгляд. Глаза мужчины сверкали ненавистью. Он как будто сошел с ума, рехнулся по-настоящему.

– Решила оставить меня в дураках? Изображала из себя полоумную, чтобы не идти за меня, а сама потом вышла за Монтгомери! Я этого не допущу. Макхью и Армстронги должны были заключить союз. Мы стали бы непобедимы! Ты заплатишь за свой обман, Эвелин Армстронг! Никто безнаказанно не обведет меня вокруг пальца!

– Нет, – выпалила Эвелин, прерывая его тираду, – теперь я Эвелин Монтгомери!

Зрачки Йена расширились.

– Значит, наша простушка заговорила! Кирстен сообщила мне, что после свадьбы у тебя сразу развязался язык. Интересно будет посмотреть, как ягненок превращается в тигрицу. Думаю, новая, расхрабрившаяся Эвелин мне понравится больше, чем бледное, худосочное существо, дрожавшее при моем появлении. Сломать эту новую Эвелин будет куда забавнее.

– Зачем ты все это делаешь? – во весь голос спросила Эвелин. – Знай, что Грэм убьет тебя. – Ее взгляд метнулся туда, где, как ей было известно, скрывался Патрик Макхью. – Он всех вас убьет.

Йен ухмыльнулся, и от этой ухмылки у Эвелин по спине побежали мурашки.

– Он никогда не узнает, где ты. А твой отец? Скорее всего он сейчас одержим местью и готовится к войне с Монтгомери.

Эвелин охватил подлинный ужас.

– Что ты сделал? – с трудом выговорила она.

– Ему не понравится, что молодая жена Грэма Монтгомери куда-то исчезла. А самим Монтгомери не понравится, что на их лэрда покушался человек с эмблемой Армстронгов. И как ты думаешь, что случится, когда два клана сойдутся лоб в лоб?

– Значит, это ты выпустил стрелу в Грэма? – с ужасом выдохнула Эвелин.

– Ну, не совсем. Это был мой человек. – Йен пожал плечами. – А это то же самое. Результат тот же. Никакого мира не будет, не будет союза Армстронгов с Монтгомери. Они займутся истреблением друг друга, и король объявит их вне закона. Они не смогут угрожать другим кланам. Вместо этого мы перебьем их по одному да еще получим щедрую награду за их головы. Когда я с этим управлюсь, Макхью станет самым могущественным кланом в горах Шотландии.

– Ты сумасшедший, – сказала Эвелин. – Я притворялась сумасшедшей, а у тебя и правда ум зашел за разум.

Он ударил ее наотмашь по лицу. Голова Эвелин мотнулась назад. Второй рукой он все еще крепко держал ее за волосы, так что деться ей было некуда.

Потом Макхью снова повернул ее лицом к себе, чтобы она смотрела прямо ему в глаза.

– Тебя, Эвелин, все будут считать мертвой. Ведь никто тебя не найдет. Никто не услышит твоих криков. Ты будешь моей игрушкой, когда мне вздумается развлечься. Со временем ты научишься ценить любое внимание, которое я соизволю тебе оказать.

– Никогда! – выпалила она.

Он придвинул ее лицо еще ближе к себе и вдруг впился в ее губы. Поцелуй был грубым, варварским. Казалось, Макхью хотел ее наказать. Эвелин задохнулась. Она пыталась просунуть руки между ними, чтобы оттолкнуть Йена, но длина цепи не позволила ей этого сделать.

Поцелуй становился настойчивее. Когда Эвелин ощутила его язык у себя во рту, она решилась прекратить эту навязанную близость и укусила Макхью. Тот в бешенстве отшвырнул ее, вытер губы и посмотрел на окровавленную ладонь.

На этот раз, ударив Эвелин, он отпустил ее волосы, и она рухнула на пол. Натянувшиеся цепи едва не вырвали руки из суставов. Все тело пронзила острая боль.

– Не прикасайся ко мне! – закричала она изо всех оставшихся сил.

Губы Макхью скривились в мерзкой ухмылке. Нависнув над ней, он сказал:

– Я сделаю куда больше, чем просто прикоснусь к тебе, Эвелин. Теперь ты принадлежишь мне. Будешь хорошей девочкой, и я стану часто к тебе приходить. Иногда буду даже вспоминать, что тебе нужны еда и питье.

Он вытащил факел из скобы на стене и ушел, унося с собой свет.

Полная тьма окружила Эвелин в маленькой душной комнатке, а с ней пришло отчаяние, полное, беспросветное, заполняющее всю душу.

Нет, она не позволит себе лишиться надежды. Грэм найдет ее. Она верит в своего мужа. Ей хватит сил дождаться его.