Текст книги "Принцесса на посту"

Тот факт, что Майкл способен увлеченно обсуждать дела группы, в то время как наши отношения разваливаются на глазах, в очередной раз доказывает, что он настоящий музыкант, отдающий себя искусству без остатка. Вот бесталанные фрики вроде меня только и могут, что думать о своих любовных горестях. Способность Майкла не терять концентрации, какую бы душевную боль он ни испытывал, – еще одно свидетельство его гениальности.

Или того, что он никогда не принимал наши отношения близко к сердцу.

Первый вариант мне как-то больше нравится.

О, если б у меня была отдушина вроде музыки, куда я могла бы излить свои страдания! Но, увы, я не творческая личность. Приходится сидеть здесь и молча мучиться, пока вокруг меня люди более одаренные выражают свои сокровенные переживания через пение, танец и кинематограф.

Ладно, так и быть – только через кинематограф: ни певцов, ни танцоров у нас на О. О. нет. Есть лишь Лилли, которая набрасывает очередной – по ее словам, наиважнейший – выпуск «Лилли скажет все как есть», где она намерена вскрыть такой гнилой нарыв на теле американской культуры, как «Старбакс». Лилли настаивает, что «Старбакс», выпустивший недавно специальную карту, по которой кофеиновые наркоманы могут осуществлять безналичный расчет за дозу, – на самом деле секретное подразделение ЦРУ, которое отслеживает веяния, царящие среди американской интеллигенции – писателей, редакторов и прочей публики, известной своими либеральными настроениями, – через потребление кофе.

Ну может быть. Я-то кофе не пью.

Вот блин. Звонок.

ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ

Алгебра: какая разница?

Английский: все достало.

Биология: ненавижу эту жизнь.

ОБЖ: мистер Уитон вот тоже влюблен. Надо его предостеречь, пусть завязывает с этим, пока не поздно.

О. О.: мне не место на этом уроке.

Французский: зачем вообще нужен этот язык, когда все вокруг говорят по-английски?

Ист. мир. цив.: кому все это надо? Все равно мы все умрем.

Пятница, 23 января, 6 часов вечера

Бабушкин сьют в отеле «Плаза»

Бабушка затребовала меня к себе сразу после школы, чтобы Паоло навел нам красоту к балу. Не знала, что Паоло выезжает к клиентам, но, как выяснилось, такая услуга у него есть. Только для королевских особ, заверил он меня, ну и разумеется, для Мадонны.

Я объяснила ему, что отращиваю волосы, потому что мальчикам длинные нравятся больше коротких. Паоло неодобрительно поцокал языком, но насовал мне в шевелюру бигудей, чтобы скрыть ее треугольную форму, и, похоже, это сработало, потому что выглядеть волосы стали очень прилично. Да и сама я тоже. По крайней мере, снаружи.

Вот только внутри полный раздрай.

Я, конечно, стараюсь не подавать виду. Ну, понимаете, чтобы бабушка думала, что мне все это в радость. В конце концов, она пожилая женщина, к тому же мне не чужая, она еще против нацистов боролась – как-никак заслужила бережное отношение.

Хочется верить, что однажды она это оценит. Ну, мою самоотверженную жертву. Впрочем, сомневаюсь, что этот час пробьет. В семьдесят с лишним лет мало кто – а уж особенно вдовствующие принцессы – помнит, каково это, когда тебе четырнадцать и ты влюблена.

Ладно, пора идти. На бабушке обтягивающий черный прикид, весь в блестках. Прямо как будто она Дайана Росс. Только без бровей. И старая. И белая.

А я, по ее словам, похожа на снежинку. Хм, всю жизнь мечтала. Просто спала и видела: вот бы мне стать снежинкой!

Может, это и есть мой тайный талант? Потрясающая способность мимикрировать под снежинку.

Родителям будет чем гордиться.

Пятница, 23 января, 8 часов вечера, туалет в поместье графини Треванни на Пятой Авеню

Да-да. Я в туалете. Всегда одно и то же: иду на танцы, а оказываюсь в туалете. К чему бы это?

С туалетом графиня, конечно, малость переборщила. Нет, шик-блеск, конечно, но все-таки развешивать в санузле горящие факелы – по-моему, перебор. Честно, у нас даже во дворце горящих факелов нет. Выглядит, конечно, очень романтично, чисто «Айвенго», но вообще-то это пожароопасно, да и для здоровья вредно – мало ли какие канцерогены они выделяют.

Впрочем, какая разница. В конце концов, ну захотелось человеку горящих факелов в сортире – не вопрос. Вопрос в другом: если я вроде как произошла от всех этих сильных женщин (ну помните, Розагунда, которая связала полководца собственной косой, Агнесса, которая спрыгнула с моста, не говоря уж о бабушке, которая, как говорят, спасла Дженовию от нацистского разорения, зазвав Гитлера и Муссолини на чай), то почему сама я такая тряпка?

Нет, ну серьезно. Сперва повелась на бабушкины песни о том, как она хочет похвалиться Елене Треванни внучкой: красавицей, умницей и вообще снежинкой. Мне правда стало ее жалко. Я решила порадовать бабушку и совершенно не подумала о том – теперь-то я ясно это понимаю, – что она напрочь лишена человеческих эмоций и просто разыграла передо мной спектакль. С одной-единственной целью – затащить меня на бал и предъявить обществу как НОВУЮ ДЕВУШКУ ПРИНЦА РЕНЕ!!!!!!!!!!!!!!

К чести Рене, он, похоже, сам ни о чем не подозревал. Вид у него был такой же изумленный, как у меня, когда бабушка представляла меня своей якобы заклятой сопернице, которая благодаря искусству своего пластического хирурга выглядела на тридцать лет моложе бабушки, хотя они вроде как одного возраста.

Впрочем, как по мне, с пластикой графиня все-таки перестаралась – меру, как ни крути, надо знать. Ну правда, посмотрите хоть на бедолагу Майкла Джексона. В полном соответствии с бабушкиным описанием графиня малость походила на выпучившего глаза окуня. Казалось, что глаза у нее смотрят в разные стороны – так сильно была натянута кожа.

Бабушка подвела меня к ней:

– Графиня, позвольте представить вам мою внучку, принцессу Амелию Миньонетту Гримальди Ренальдо.

(Термополис она всегда пропускает.)

Я уж было подумала, что все будет хорошо. Предположим, не все, потому что прямо после бала мне предстоит ехать к лучшей подруге, где меня возможно-вероятно-скорее-всего бросит ее брат. Но по крайней мере то все, которое на балу.

И тут бабушка добавила:

– И вы, разумеется, знакомы с кавалером Амелии – принцем Пьером Рене Гримальди Альберто.

Кавалером? КАВАЛЕРОМ??? Мы с Рене быстро переглянулись. Только тут я заметила, что рядом с графиней топчется девушка – наверное, та самая ее внучка, которую выгнали из школы. Вид у нее был постный и унылый, хотя ее обтягивающее черное платье пришлось мне по вкусу. Именно в таком я хотела бы пойти на выпускной – если меня туда, конечно, кто-нибудь пригласит. Но она, по-моему, чувствовала себя в этом наряде неуютно.

Я стояла, наливаясь краской, и, наверное, уже больше походила не на снежинку, а на рождественский леденец. Графиня повернула голову, чтобы получше разглядеть меня, и сказала:

– Так, значит, этого шельмеца Рене наконец-то поймали в сети, и это сделала твоя внучка, Кларисса? Ты, должно быть, очень рада.

При этих словах графиня бросила на свою собственную внучку, которую представила как Беллу, взгляд, полный чистой злобы, от которого та съежилась.

И тут до меня дошло, что происходит.

Бабушка ответила:

– Ну разумеется, Елена, – после чего повернулась к нам с Рене и сказала: – Пойдемте, дети.

И мы поплелись за ней. Судя по виду Рене, он искренне забавлялся происходящим. А я? Я просто кипела!

– Как ты могла так поступить? – воскликнула я, как только мы оказались достаточно далеко от графини, чтобы она нас не услышала.

– Поступить как, Амелия? – осведомилась бабушка, кивая какому-то типу в традиционном африканском одеянии.

– Сказать этой тетке, что мы с Рене – пара! – выпалила я. – Это же бред сивой кобылы! И все ради того, чтобы я смотрелась выигрышнее на фоне этой бедолаги Беллы!

– Рене, – ласково сказала бабушка. Она умеет быть ласковой, когда захочет. – Будь ангелом, принеси нам шампанского, если тебя не затруднит.

Рене, напустив на себя нахально-веселый вид – с таким видом Энрике рекламирует чипсы «Доритос», – отбыл на поиски выпивки.

– Да что же это такое, Амелия! – укорила меня бабушка, когда он удалился. – Неужели нельзя с бедным мальчиком как-то повежливее? Я всего-то стараюсь сделать так, чтобы твой кузен чувствовал себя дорогим гостем…

– Есть разница, – отрезала я, – между гостеприимством и попытками выдать его за моего бойфренда!

– А что такого дурного в Рене, скажи на милость? – поинтересовалась бабушка.

Все вокруг нас – элегантные люди в смокингах и вечерних платьях – устремились к танцполу, где оркестр заиграл песню, которую Одри Хепберн поет в фильме про Тиффани. Все были одеты в черное, белое или в два цвета сразу. Бальная зала графини изрядно походила на пингвиний вольер в зоопарке Центрального парка, где я однажды все глаза выплакала, когда узнала правду о своем происхождении.

– Он совершенно очаровательный молодой человек, – продолжала бабушка, – и всюду придется ко двору. Не говоря уж о том, что он чертовски хорош собой. Как можно предпочесть какого-то однокашника принцу?

– А вот так, бабушка, – ответила я. – Я его люблю.

– Любит она, – повторила бабушка, возводя глаза к огромному стеклянному потолку. – Пфуй!

– Да, бабушка, – подтвердила я, – люблю! Так же, как ты любила дедушку, – и не пытайся отрицать, я знаю, что ты его любила. Хватит тебе лелеять тайную мечту сделать принца Рене своим внучатым зятем – этому не бывать.

Вид у бабушки был самый что ни на есть недоумевающий.

– Не понимаю, о чем ты, – фыркнула она.

– Да брось ты, бабушка! Тебе хочется, чтобы я сошлась с принцем Рене по одной-единственной причине – он королевских кровей и графиня умрет от зависти. Но этому не бывать. Даже если мы с Майклом расстанемся, – ох, не знает бабушка, что это, скорее всего, дело ближайшего будущего, – с Рене я все равно встречаться не стану!

Выражение лица у бабушки наконец стало таким, как будто она начала мне верить.

– Ладно, – бросила она без особого изящества. – Я не буду больше называть Рене твоим кавалером. Но хоть потанцуй с ним. Один разок!

– Бабушка, – меньше всего на свете мне сейчас хотелось танцевать, – пожалуйста! Не сегодня. Ты не понимаешь…

– Амелия, – тон у бабушки ощутимо изменился, – один танец. Это все, о чем я прошу. Мне кажется, ты мне этот танец задолжала.

– Я задолжала тебе? – Я поневоле расхохоталась. – Это как так?

– О, да очень просто, – отозвалась бабушка с невинным видом. – В дворцовом музее, знаешь ли, недавно обнаружилась пропажа…

Весь мой фамильный ренальдовский боевой дух вылетел через французские двери прямиком в патио, когда я это услышала. Чувство было такое, будто меня саданули кулаком прямо в мой снежиночный живот. Бабушка правда это сказала? Мне не послышалось???

С трудом сглотнув, я пролепетала:

– Чт-то?

– Да-да. – Бабушка смерила меня многозначительным взглядом. – Бесценная вещица! Их там несколько, почти одинаковых на вид. Между прочим, это подарок от дорогого друга, мистера Ричарда Никсона, бывшего американского президента, ныне покойного… и вот – пропал! Полагаю, что человек, который совершил кражу, рассчитывал, что пропавшего экспоната не хватятся, ведь он там не в единственном экземпляре, и все они очень похожи. Тем не менее для меня это вещи памятные и очень ценные. Дик, когда занимал свой пост, был верным и добрым другом Дженовии, несмотря на все беды, постигшие его впоследствии[38]38
  Ричард Никсон – американский президент в 1969–1974 гг., досрочно сложил с себя президентские полномочия в связи с коррупционным скандалом, известным как Уотергейтское дело.


[Закрыть]. Но тебе же ничего об этом не известно, да, Амелия?

Я на крючке! На крючке, и бабушка это знает. Понятия не имею, как она все выяснила – наверняка тут не обошлось без черной магии, давно подозреваю, что бабушка ею владеет, – но ясно, что она все знает. Я пропала. Пропала бесповоротно. Не знаю, ставит ли меня мое королевское происхождение выше дженовийских законов, но даже узнавать не хочу…

Задним числом я понимаю: надо было хотя бы притвориться. Вытаращить глаза, все такое. «Бесценная вещица? Какая такая бесценная вещица?»

Но я знала, что лгать бесполезно. Ноздри меня все равно выдадут. И пробормотала высоким писклявым голосом, который ничуть не походил на мой собственный:

– Я тут подумала, бабушка… Я буду счастлива потанцевать с принцем Рене. Вообще не вопрос!

Вид у бабушки сделался в высшей степени удовлетворенный. Она сказала:

– Я знала, что ты меня не подведешь. – И тут ее нарисованные брови поползли вверх. – О, смотри, вот принц Рене несет нам напитки. Весьма любезно с его стороны, не находишь?

Вот так меня и заставили танцевать с принцем Рене. Танцует он хорошо, ничего не скажу, но какая разница – все равно он не Майкл. Ну правда: никогда не смотрел «Баффи – истребительницу вампиров» и считает, что Windows – это крутяк.

Но во время танца произошло нечто удивительное. Рене сказал:

– Чудная она, это Белла Треванни! Смотри, вон она. Как будто цветок, который забыли полить.

Я бросила взгляд по сторонам, пытаясь понять, о чем он, – и действительно, неподалеку обнаружилась печальная бедняжка Белла. Она танцевала с каким-то стариком – наверняка приятелем своей бабушки. Вид у нее был несчастный, как будто этот дед втирал ей про свой инвестиционный портфель или что-нибудь в этом роде. Да что уж там, с такой бабушкой, как графиня, наверное, хронически будешь иметь несчастный вид. Мое сердце наполнилось состраданием к ней, ведь я очень хорошо знаю, каково это – находиться там, где неохота, танцевать с тем, кто не мил…

Я покосилась на Рене и сказала:

– Вот кончится этот танец – пригласи ее на следующий.

Тут уже у Рене сделался несчастный вид:

– А чего сразу я?

– Тебе жалко, что ли? – сурово осведомилась я. – Пригласи ее на танец. Она, может, всю жизнь будет это вспоминать – как ее позвал танцевать красавчик принц.

– Чего не скажешь о тебе, да? – сказал Рене, по-прежнему со своей нахальной ухмылочкой.

– Рене, – проговорила я, – без обид. Но своего принца я уже встретила, задолго до того, как познакомилась с тобой. Правда, есть проблема: если я не выберусь отсюда как можно скорее, то не знаю, надолго ли он останется моим принцем. Я уже не попала в кино, куда мы собирались идти вместе, а скоро и заезжать к нему домой станет слишком поздно…

– Не переживайте, ваше высочество, – сказал Рене, проворачивая меня под рукой. – Если ваше желание – сбежать с бала, я помогу ему исполниться!

Я посмотрела на него с некоторым сомнением. С чего это вдруг Рене сделался таким предупредительным? Может, по той же причине, по которой я попыталась подослать его к Белле? Может, ему меня просто жалко?

– Хм, – пробормотала я. – Ну спасибо…

Так я и очутилась в туалете. Рене велел мне спрятаться, а сам пообещал передать Ларсу, чтобы тот поймал такси. Когда такси будет стоять у подъезда и горизонт будет чист, Рене постучит три раза – сигнал, что бабушка чем-то слишком увлечена, чтобы заметить мое дезертирство. Потом, условились мы, он скажет ей, что мне поплохело – наверное, попался тухлый трюфель, – и Ларс увез меня домой.

Впрочем, какая разница. Все это уже неважно. Мне просто нужно успеть к Майклу, чтобы тот со мной порвал. Может, ему станет неловко меня бросать, ну, после того как я вручу ему подарок. А может, он только рад будет от меня избавиться. Кто знает? Я даже не пытаюсь больше понять мужчин. Они из какого-то другого теста.

Упс, Рене стучит. Пора идти.

Навстречу судьбе.

Пятница, 23 января, 11 часов вечера

Туалет у Московицей

Теперь я понимаю, какие чувства испытывала Джейн Эйр, когда вернулась в поместье Торнфилд-Холл и обнаружила, что оно сгорело дотла и окружающие твердят в один голос, что все его обитатели погибли в огне.

А потом выясняется, что мистер Рочестер не погиб и Джейн на седьмом небе от счастья, потому как, само собой, любит его – несмотря на то зло, которое он пытался ей причинить.

Вот так и я себя нынче чувствую. На седьмом небе. Потому что Майкл, походу, все-таки не собирается меня бросать!!!!

Не то чтобы я этого так уж опасалась… а если и опасалась, то не всерьез. Ведь он НЕ ТАКОЙ. Но когда оказалась под дверью его квартиры и поднесла палец к звонку, мне стало очень, очень страшно. Я стояла и думала: «Что я вообще здесь делаю? Жду, когда мне разобьют сердце? Надо разворачиваться и уходить, пока не поздно. Ларс снова поймает такси, и мы поедем в лофт». Я даже не сняла это дурацкое бальное платье – а зачем? Все равно через пару минут отправлюсь домой – там и переоденусь.

И вот я стою на площадке, и Ларс у меня за спиной разглагольствует про эту свою идиотскую охоту на кабанов в Белизе, потому что только о ней и способен говорить, и я слышу, как лает Павлов, пес Майкла, почуяв, что за дверью кто-то есть, а сама такая: «Ладно, когда он скажет, что мы не можем быть вместе, главное – не заплакать. Буду помнить про Розагунду и Агнессу, буду сильной, как они…».

И тут Майкл открыл дверь. Мой наряд его, похоже, ошеломил. Наверное, он не рассчитывал бросать снежинку. Но что я могла поделать? Хорошо хоть в последний момент вспомнила, что на мне еще и диадема – тоже вещь, гм, обескураживающая. Для мальчиков, в смысле.

Так что диадему я сняла и сказала:

– Ну вот, я приехала.

Дебильная фраза, потому что, ну блин: вот же она я, стою перед ним.

Но Майкл уже взял себя в руки. И сказал:

– О, привет, заходи, ты такая… такая красивая.

Знамо дело, все парни так говорят, когда собираются порвать с девушкой: тешат ее самолюбие, прежде чем растереть его в порошок.

Ладно, будь что будет. Я вошла, за мной вошел Ларс, и Майкл такой:

– Ларс, мама с папой в гостиной, по телевизору сейчас «Дэйтлайн»[39]39
  «Дэйтлайн» – еженедельная документально-новостная программа, выходящая на канале NBC с 1992 года.


[Закрыть] идет, может, хочешь с ними посмотреть?

И Ларс, конечно, тут же захотел: кому охота присутствовать при Большом Разрыве.

Мы с Майклом остались в прихожей одни. Я крутила в руках диадему и пыталась придумать, что сказать. Вообще-то я всю дорогу пыталась придумать, что сказать, все то время, что мы ехали на такси, – но в голове, как назло, было пусто.

Вдруг Майкл спросил:

– Слушай, а ты ела? У меня вегетарианские бургеры есть…

Я оторвала взгляд от деревянных половиц, которые пристально изучала, лишь бы не смотреть в его болотные глаза. Меня в них всегда засасывает – не шевельнуться. Помнится, у древних кельтов так наказывали преступников – отправляли на болото. Если человек тонул, значит, виноват, а если не тонул, то вины на нем нет. Только вот невозможно не утонуть, когда заходишь в болото. Тут недавно в Ирландии нашли сразу несколько тел: прямо с зубами, с волосами – полный комплект. Сохранились целиком. Жесть, если честно.

Вот такое же чувство я испытываю, когда смотрю Майклу в глаза. Не в смысле, что полный комплект или жесть, а как будто вязну в трясине. И так бы и дальше вязла, потому что там тепло, и хорошо, и уютно…

И тут он спрашивает, не хочу ли я вегетарианский бургер. Так у парней заведено, что ли? Угощать девушку вегетарианским бургером, прежде чем с ней порвать? Я в этих вопросах не очень подкована, так что, по правде говоря, не знаю.

Но думается, что вряд ли.

– Хм, – осторожно проговорила я. – Даже не знаю…

Вдруг тут есть какая-то подковырка?

– Если ты будешь, то и я.

Тогда Майкл сказал:

– Хорошо, – и махнул рукой, мол, иди за мной.

Мы двинулись на кухню, а на кухне обнаружилась Лилли: перед ней на гранитной столешнице лежали раскадровки нового выпуска «Лилли скажет все как есть», который она собиралась записывать завтра.

– Божечки, – сказала она, увидев меня. – Ты чего? Махнулась шмотками с Феей Драже?

– Я на балу была, – напомнила я.

– Ах да, – спохватилась Лилли. – Если хочешь знать мое мнение, то Фея Драже осталась в выигрыше. Но вообще меня здесь нет, если что. Не обращайте на меня внимания.

– Не будем, – пообещал Майкл.

И тут началось нечто странное. Он принялся готовить.

Кроме шуток. Готовить!

Ну то есть как готовить – не прям так всерьез готовить, скорее разогревать. Но все равно: он достал ингредиенты для двух вегетарианских бургеров из «Балдуччи», разложил их по булочкам, а булочки пристроил на тарелки. Потом достал картошку фри, томившуюся на противне в духовке, и тоже разложил по тарелкам. Извлек из холодильника кетчуп, майонез, горчицу и две банки колы в придачу, загрузил все это на поднос и двинулся прочь, и не успела я спросить Лилли, что, ради всего святого, происходит, как он вернулся, подхватил тарелки и сказал мне:

– Пойдем.

Что мне оставалось? Только посеменить за ним.

Наш путь лежал в телекомнату, где мы с Лилли пересмотрели множество жемчужин мирового кинематографа, например, «Девушку из долины», «Добейся успеха», «Нападение гигантской женщины» и «Перекресток Делэнси».

А там между черным кожаным диваном и тридцатидвухдюймовым «Сони» нас ждали два маленьких раскладных столика, на которые Майкл поставил тарелки с едой. На экране мерцала заставка «Звездных войн»: похоже, видео поставили на паузу.

– Майкл, – я уже совершенно обалдела, – что это все такое?

– Если ты не идешь в «Киношную», – проговорил он с таким видом, типа сколько можно тупить, – то «Киношная» идет к тебе сама. Садись, давай есть. Я сейчас помру от истощения.

Он – от истощения, я – от изумления. Я стояла, таращилась на вегетарианские бургеры – аромат они источали божественный, – а потом как ляпну:

– Погоди! Минуточку! Так ты не собираешься меня бросать?

Майкл уже плюхнулся на диван и сунул в рот горстку картошки фри. Когда я это произнесла – ну, насчет бросать, – он обернулся и смерил меня таким взглядом, будто я рехнулась.

– Бросать? С чего вдруг?

– Ну, – пробормотала я, начиная подозревать, что, может быть, он прав и я действительно рехнулась. – Когда я сказала, что не смогу сегодня пойти на свидание… ну, ты стал держаться так… отстраненно…

– Ничего не отстраненно, – возразил Майкл. – Я просто пытался сообразить, что можно придумать вместо кино.

– И на обеде тебя не было…

– Не было, – согласился Майкл. – Я к телефону бегал. Заказал вегетарианские бургеры, а Майю упросил сходить в магазин и купить все остальное. К тому же наши «Звездные войны» папа одолжил другу и пришлось срочно вытребовать диск обратно.

Я была в полном ауте. Похоже, что все – и Майя, помощница Московицей по хозяйству, и Лилли, и даже родители Майкла – все так или иначе были задействованы в его плане по воссозданию «Киношной» в домашних условиях.

И только я понятия не имела, что он затевает. Равно как и он понятия не имел, что я уже морально приготовилась к разрыву.

– Хм, – пробормотала я, начиная чувствовать себя самой большой идиоткой в мире, – так ты… не собираешься меня бросать?

– Нет, я не собираюсь тебя бросать, – ответил Майкл. Кажется, он начал злиться – наверное, такой вид был у мистера Рочестера, когда он услышал, что Джейн мутит с Сент-Джоном. – Миа, я люблю тебя, ты забыла? С какой стати мне тебя бросать? Пожалуйста, садись уже и ешь, пока все не остыло.

Да нет, я не чувствовала себя самой большой идиоткой в мире. Я этой идиоткой была.

И в то же время испытывала невероятное блаженство. Потому что Майкл сказал слово на Л! Сказал как отрезал! Да еще таким командирским тоном, прямо как капитан фон Трапп, или Чудовище, или Патрик Суэйзи!

А потом Майкл нажал кнопку play на пульте, и зазвучали первые аккорды великолепной темы, написанной Джоном Уильямсом для «Звездных войн». Майкл сказал:

– Миа, ешь. Или хочешь сначала переодеться? У тебя есть с собой нормальная одежда?

Нет, кое-что по-прежнему не давало мне покоя. Зудело и мешало.

– Ты любишь меня как друга? – спросила я, пытаясь придать голосу интонацию эдакого веселого нахальства, ну, знаете, в духе Рене. Мне нужно было услышать правду. Сердце колотилось как бешеное. – Или любишь вообще?

Майкл вытаращился на меня из-за спинки дивана. Казалось, он ушам своим не верит. Я своим тоже не верила. Неужели я все-таки задала этот вопрос? Просто взяла и задала, вопреки всему, что мы обсуждали с Тиной?

Похоже, что да – по крайней мере, судя по ошеломленному выражению его лица. Я почувствовала, как к щекам прилила кровь. И, по-моему, они становились все краснее, краснее, краснее, краснее…

Джейн Эйр никогда бы такого вопроса не задала.

Хотя, может, ей тоже стоило не тушеваться. Потому что ответил Майкл так, что все мое смущение его ответа стоило. Он отобрал у меня диадему, положил ее на диван, взял меня за обе ладони, привлек к себе и вдумчиво поцеловал.

Прямо в губы.

На французский манер.

Пролог к фильму мы из-за поцелуя пропустили. Наши страстные объятия распались, только когда началась пальба – имперцы обстреливали космический корабль принцессы Леи. Майкл сказал:

– Разумеется, я люблю тебя вообще. А теперь сядь и поешь.

Это был самый романтичный миг моей жизни. Даже если я доживу до бабушкиных лет, все равно никогда больше не испытаю такого счастья. С минуту я просто стояла, сама не своя от восторга. В голове не укладывается! Он меня любит! И не просто так, а вообще! Майкл Московиц любит меня, Мию Термополис!

– Твой бургер стынет, – сказал он.

Видите? Нет, видите? Мы идеально дополняем друг друга! Он земной, а я витаю в облаках. Мы же просто созданы друг для друга! Рождены, чтобы быть вместе!

Мы сидели, ели вегетарианские бургеры и смотрели «Звездные войны»: он в джинсах и винтажной футболке The Boomtown Rats[40]40
  The Boomtown Rats – ирландская рок-группа, активно выступавшая в 1975–1985 гг.


[Закрыть], а я – в бальном платье от «Шанель». И когда Бен Кеноби сказал: «Оби-Ван? Я давно не слышал этого имени», мы оба, как по команде, выпалили: «Как давно?» И Бен, как обычно, ответил: «Очень, очень давно».

А потом, перед тем как Люк полетел взрывать Звезду Смерти, Майкл поставил фильм на паузу и пошел за десертом, и я помогла ему помыть посуду.

А потом, пока он делал сандеи[41]41
  Сандей – американский десерт, который готовится в высоком стакане и состоит из нескольких сортов мороженого с сиропом, орехами, ягодами и т. д.


[Закрыть], я проскользнула обратно в телекомнату, положила подарок на столик и стала дожидаться его прихода. Майкл появился через несколько минут.

– Это что? – поинтересовался он, протягивая мне мороженое – ванильное, утопающее в море горячей помадки, взбитых сливок и фисташек.

– Подарок тебе на день рождения, – ответила я, с трудом сдерживая себя – так волновалась, понравится ли ему. Это гораздо лучше, чем конфеты или свитер. По-моему, для Майкла это просто идеальный подарок.

Считаю, волноваться я имела полное право. Мне этот подарок дорого встал. Несколько недель я тряслась от страха, не обнаружится ли пропажа, а когда она таки обнаружилась, пришлось танцевать вальс с принцем Рене. Танцует он, конечно, здорово и все такое, но разит от него, как от пепельницы, по совести говоря.

Неудивительно, что я вся горела, когда Майкл с озадаченным видом сел и взял коробочку в руки.

– Я же говорил, не надо мне никаких подарков, – сказал он.

– Помню, – я ерзала на месте от возбуждения, – но мне так хотелось! И когда я увидела эту штуку, сразу поняла: это то, что надо.

– Что ж, – пробормотал Майкл, – спасибо…

Он развязал ленточку, которой была перевязана миниатюрная коробочка, и снял крышку.

А там на ватной белой подушечке лежал подарок. Маленький грязный камушек, не больше муравья. Даже, наверное, меньше. С острие канцелярской кнопки.

– Хм, – пробормотал Майкл, глядя на крохотную пылинку. – Это… это очень мило.

Я радостно засмеялась:

– Ты даже не знаешь, что это!

– Ну-у… – протянул он. – Пожалуй, не знаю.

– Угадай!

– Ну-у… – снова протянул он. – Похоже на… ну, вроде как на камень.

– Это и есть камень, – сказала я. – Угадай, откуда он!

Майкл снова заглянул в коробочку:

– Не знаю. Из Дженовии?

– Нет, глупенький! – Я ликовала. – С Луны! Это фрагмент лунного грунта! Сам Нил Армстронг добыл. Он насобирал там всяких камушков, привез на Землю и передал в Белый дом, а Ричард Никсон преподнес несколько штук в дар моей бабушке, когда был президентом. То есть, строго говоря, в дар Дженовии, а не бабушке… И когда я увидела их, то сразу подумала… ну, что тебе обязательно такой нужен. Я же знаю, ты обожаешь все про космос. У тебя даже над кроватью все эти созвездия, которые светятся в темноте, и так далее…

Майкл поднял взгляд от куска лунной породы, на который таращился, словно не веря собственным глазам, и осведомился:

– А ты когда в моей комнате успела побывать?

– Эм-м… – пробормотала я и почувствовала, что снова заливаюсь румянцем. – Давно когда-то…

Ну правда же, давно. Еще до того как узнала, что нравлюсь ему, еще когда слала ему анонимные любовные стихи…

– Майя убиралась там, ну я и зашла.

Майкл сказал:

– А! – и снова устремил взгляд на камушек с Луны.

И вдруг заявил:

– Миа, послушай. Я не могу принять такой подарок.

– Можешь-можешь! – возразила я. – В дворцовом музее еще куча таких, не беспокойся. Ричард Никсон, наверно, неровно дышал к бабушке, потому что у нас этих камней, по-моему, больше, чем в Монако и где бы то ни было еще.

– Миа, – сказал Майкл. – Это же фрагмент лунного грунта. Он с Луны.

– Ага, – подтвердила я, не совсем понимая, к чему он клонит. Неужели он не рад? Нет, конечно, это немного странно – дарить парню на день рождения камень. Но это же не просто какой-то там камень! И Майкл не просто какой-то там парень! Я правда думала, что ему понравится.

– Этот камень, – снова заговорил он, – найден за двести тридцать тысяч миль отсюда. За двести тридцать тысяч миль от Земли!

– Да, – согласилась я, все еще не смекая, что сделала не так. Целую неделю я пребывала в уверенности, что он бросит меня по одной причине, и только-только все наладилось, как он тут же собрался бросать меня по какой-то совершенно другой? Ну серьезно, есть ли в этом мире хоть какая-то справедливость?! – Майкл, если тебе не нравится, я верну его на место. Просто я подумала…

– Ни в коем случае! – воскликнул он, спешно отдергивая руку с коробочкой. – Никуда ты его возвращать не будешь! Просто теперь я в замешательстве: что же дарить на день рождения тебе? Высокую ты планку задала…

Так все дело в этом? Кажется, щекам стало не так горячо.

– Ой, не бери в голову, – отмахнулась я. – Ну можешь написать для меня еще одну песню.

Это было, конечно, не без задней мысли сказано, потому что он так и не признался, что первая песня, которую он сыграл мне, «Высокий глоток воды», была обо мне. Но по тому, как он сейчас улыбнулся, я поняла, что попала в точку. Она обо мне. Обо мне и ни о ком другом.

Мы съели мороженое и досмотрели фильм, а когда он закончился и пошли титры, я вспомнила, что еще хотела ему подарить. Эта мысль пришла мне в голову в такси, когда я ехала от графини и силилась придумать, что скажу, если он меня бросит.

– Кстати, – объявила я, – я придумала название для твоей группы.

– О нет, – простонал он, – только не «Пилоты X-Wing», я тебя умоляю!

– Нет-нет! – заторопилась я. – Ящик Скиннера.

В этот ящик один психолог сажал всяких крыс и голубей, чтобы доказать существование такой штуки, как условные рефлексы. Павлов – тот тип, в честь которого Майкл назвал пса, – проделывал то же самое, только с собаками и колокольчиками.

– Ящик Скиннера, – задумчиво повторил Майкл.

– Ага, – отозвалась я. – Просто подумала, что раз ты назвал собаку Павлов…