Текст книги "Как перевоспитать герцога"

Если от одного этого ему не захочется послать все к черту и сбежать отсюда куда глаза глядят… Но погодите, ему уже хочется сбежать отсюда! Но он выдержит и это испытание, и все последующие, и все ради новообретенного себя – живого воплощения пристойности.

Все. Хватит тянуть время. Лили уже давно умылась, расчесала волосы и прибрала и без того прибранную комнату.

Время шло к полуночи, а ведь ее работа начнется с пробуждением Роуз, и к этому времени она уже должна быть во всеоружии.

Ничего не поделаешь: придется снять с себя одежду и надеть ночную рубашку.

Лили давно уже положила эту рубашку на середину предсказуемо необъятной кровати, где она (его сорочка) вот уже не меньше часа одиноко лежала без дела.

Если не считать делом то, что она (его сорочка) напрочь лишила девушку душевного покоя.

Весь ее, Лили, опыт общения с противоположным полом сводился к чисто служебным отношениям с поставщиками, обслуживающими бордель. Почти все эти мужчины были людьми семейными, и никто из них не позволял себе в отношении Лили никаких вольностей, а что до клиентов заведения, то она их, слава богу, никогда не видела, поскольку работала в полуподвальной комнатке возле прачечной, выходящей окнами на хозяйственный двор.

– Это всего лишь ночная сорочка, – сказала себе Лили. – И то, что я сейчас ее надену, ровным счетом ничего не значит. – К тому же спать совсем без ничего было бы куда неприличнее.

Так и не убедив себя в том, что не собирается совершать ничего предосудительного, Лили завела руки за спину, чтобы расстегнуть пуговицы на платье. Застежка на спине всегда вызывает проблемы с одеванием и раздеванием, и сейчас привычная физическая трудность процесса усугублялась угрызениями совести, создававшими еще больший дискомфорт. К тому времени, как платье было расстегнуто, Лили покрылась испариной.

Бросив еще один опасливый взгляд на ночную сорочку и убедившись в том, что она по-прежнему лежит неподвижно, Лили принялась расшнуровывать корсет. За корсетом настала очередь нижней рубашки. Разоблачаясь, Лили, покусывая губу, выстраивала картину сегодняшнего дня. Встреча с Роуз, герцог Сердцеед, сказочные перспективы для агентства, устрашающее фойе, пугающее множество дверей, ядовито-розовая комната, наводящая на мысль о воспаленном горле, а теперь еще и эта рубашка?

От такого набора у любого авантюриста голова пойдет кругом, что уж говорить об осторожной, осмотрительной, уравновешенной, методичной любительнице порядка, какой Лили себя видела. Или какой она хотела себя видеть.

Лили взяла сорочку в руки и надела ее.

Ну вот. Ничего страшного. Так же легко и просто, как прикинуться гувернанткой.

Или благополучной женщиной.

Притом что было бы неразумно требовать от всех лиц мужского пола безупречности в одежде, для джентльмена, а тем паче для герцога, безупречность во всем, что касается внешнего вида, – непреложный закон. Если же герцога случайно увидят в наряде, не вполне отвечающем требованиям этикета, ему следует вести себя так, словно он выглядит комильфо (даже если герцог не говорит по-французски).

«Энциклопедия этикета для герцога»

Глава 8

– Неохота мне ехать за покупками. – Роуз обиженно надула губы.

– Мне не хочется ехать за покупками, – назидательным тоном поправила Лили девочку и едва удержалась от улыбки, встретившись взглядом с Роуз, которая разом повеселела. – То есть я не хочу сказать, что вы можете остаться дома, я просто показываю, как грамотно оформить мысль.

– Мне не хочется ехать за покупками, – повторила Роуз. Сдаваться она явно не собиралась. Лили подумала о том, как сильно ее воспитанница сейчас похожа на своего отца, и вновь едва сдержала улыбку. – Я хочу остаться здесь с мистером Сопелкиным и Мэгги. Мы будем пить чай. С миндальными пирожными! – Роуз, очевидно, считала, что миндальные пирожные – необычайно сильный аргумент, способный убедить кого угодно.

И Лили не могла не согласиться с девочкой. Пить чай с миндальными пирожными в обществе кота и куклы куда менее хлопотно, чем вместе с герцогом приобретать одежду для нее и ее гувернантки.

Роуз, должно быть, почувствовала, что Лили готова уступить, и, растянув рот в просительной улыбке, кокетливо захлопала ресницами.

– Пожалуйста! – взмолилась Роуз.

– Нам надо спросить у герцога.

– Он согласится, – доверительно сообщила ей девочка. И Лили была с ней согласна, поскольку он уже говорил, что не имеет опыта общения с маленькими детьми, а перспектива провести с недовольным ребенком несколько часов могла бы заставить дрогнуть и самых опытных родителей.

– Увидим, – сказала Лили.

Когда Роуз объявила герцогу о своем нежелании ехать с ним, тот лишь равнодушно пожал плечами.

– Если вы не хотите, никто вас заставлять не станет. Но вам придется положиться на наш с мисс Лили вкус и поверить, что мы выберем для вас все самое лучшее.

Можно было не сомневаться. И, конечно, когда он будет покупать ей одежду, она будет стоять с ним рядом. И некому будет разбавить компанию и понизить градус напряженности.

Роуз кивнула не глядя; она была слишком занята кормлением Мэгги, которой, похоже, тоже не очень нравилась копченая селедка.

Герцог поверх головы девочки взглянул на Лили, и она увидела искорки смеха в его глазах. Словно он знал, что с ней творится при мысли обо всех тех долгих минутах, что им предстоит провести наедине друг с другом. И даже не о минутах, а о часах!

– Через полчаса выезжаем, – резюмировал герцог.

Лили очень старалась сохранить бесстрастное выражение лица.

– Конечно, ваша светлость. Я только попрошу одну из горничных присмотреть за мисс Роуз, если это вас устроит.

– Делайте то, что считаете нужным. Меня устроит все то, что устроит вас.

Он был бы просто идеальным работодателем, если бы так разрушительно не действовал на ее психику. Разумеется, Лили не стала говорить об этом вслух.

Убедившись в том, что Роуз остается в надежных руках Этты и в окружении милых ее сердцу старых знакомых, мистера Сопелкина и Мэгги, и еще одного нового друга – рыжего кота, которого Лили видела вчера в обществе герцога и которому Роуз сегодня дала имя Апельсин, Лили отправилась поджидать герцога в фойе. Лакей подал ей плащ, и девушка не могла не заметить, что в контексте роскошного особняка герцога Резерфорда ее плащ выглядит еще более жалким и потрепанным, чем ей до сих пор казалось. Неудивительно, что он решил, будто она покупает одежду у старьевщика.

– Вы уже оделись? Пойдемте, – отрывисто бросил герцог и, первым подойдя к двери, вышел из дома, даже не подумав придержать дверь для нее. Надо признать, что сегодня герцог не отличался избыточной галантностью. Но с этим жить можно.

Лили мелко семенила следом, не успевая за его широким шагом. Оставалось надеяться, что герцог не прикажет кучеру трогать, не дождавшись, пока его нерасторопная гувернантка вскочит на подножку кареты.

Лили бегом бросилась к карете, но вдруг увидела торчащую из глубины салона руку. Руку герцога, разумеется. Даже его отдельно взятая рука обладала какой-то особой аристократической аурой. Лили уцепилась за протянутую руку и, забравшись в салон, устроилась напротив герцога, сидящего по ходу движения. В салоне экипажа было темнее, чем снаружи, и глазам потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к полумраку. Однако ушам ее не требовалось ни к чему привыкать.

– Садитесь рядом со мной, – скучающим тоном приказал герцог.

– Но для чего… Хорошо, как скажете, – вовремя спохватившись, ледяным тоном сказала Лили, пересаживаясь к герцогу.

Он усмехнулся.

– Наша первая остановка у ателье мод, – счел нужным сообщить ей герцог.

– Первая? А сколько их будет всего? – не подумав, воскликнула Лили и сразу поморщилась, неприятно удивленная звуком собственного голоса, представлявшим что-то среднее между писком и визгом. – То есть, – поспешила поправиться она, – я хотела сказать, что мы, конечно, можем заехать хоть в десять мест – все на ваше усмотрение, но я не рассчитывала, что поездка займет столько времени.

– С вашей подопечной все будет в порядке. Я высоко ценю ваше ответственное отношение к работе, но мне кажется, что Роуз требуется время, чтобы приспособиться к новой ситуации, и она, судя по всему, очень довольна тем, что ее оставили дома в компании котов и куклы.

– Так куда мы едем?

Лили скорее почувствовала, чем увидела, как он пожал плечами.

– Вы говорили, что Роуз нужны школьные принадлежности, и я подумал, что мы могли бы приобрести их сегодня. И поскольку мы вернемся не очень скоро, я подумал, что мы могли бы заехать куда-нибудь перекусить. То есть пообедать.

– Пообедать? Вместе? Но это…

– Непристойно? – перебил ее герцог, и в голосе его она уловила какую-то странную нотку. – Послушайте, я многим готов пожертвовать ради пристойности, но только не надо мне говорить, что я не могу прилюдно поесть в компании гувернантки моей дочери. – После довольно продолжительного молчания, которое Лили не решилась нарушить, герцог заговорил вновь, на этот раз почти без эмоций: – Прошу прощения за раздраженный тон. Вы его не заслуживаете.

– Не мне вас судить, ваша светлость. – Она смотрела в окно, словно то, что находилось снаружи вызывало у нее больший интерес, чем тот, кто сидел напротив, тогда как дело обстояло с точностью до наоборот.

– Вы акцентируете свое подчиненное положение, – со вздохом констатировал Маркус. – Зачем? Какой в этом смысл? Неужели мы не можем прийти к согласию хотя бы по одному пункту? Надеюсь, мы оба хотим, чтобы Роуз была окружена максимальной заботой и вниманием?

– Разумеется, ваша светлость, – сдержанно согласилась Лили.

– И перестаньте же постоянно называть меня «ваша светлость»! Это ужасно раздражает.

– Тогда как мне вас называть? – спросила она. – Имя Мистер Сопелкин уже занято, и я не думаю, что вы хотели бы, чтобы я называла вас Апельсином.

Он засмеялся в ответ, и его смех отозвался приятными вибрациями где-то в глубине ее тела. Его неоднозначное отношение к субординации и опасно либеральные взгляды должны были насторожить Лили. С ним так легко забыть о разделявшей их пропасти! Один неверный шаг – и она улетит в бездну. Вот уж действительно Коварный герцог, герцог Сердцеед, который совсем не похож на герцога. Не похож, если закрыть глаза на его положение в обществе, его деньги, его могущество и, конечно, количество комнат в его доме. Так сколько же комнат в его доме? Стоит ли спросить его об этом или лучше самой пересчитать?

– Просто называйте меня «ваша светлость» через раз, – весело предложил непохожий на герцога герцог. – Я знаю, что вам известно, какой у меня титул, и, смею надеяться, я не настолько глуп, чтобы не осознавать, что вы говорите со мной, а не с кем-то еще. Таким образом, полагаю, мы можем обойтись без излишних пристойностей.

Его предложение вызвало в ней самый живой отклик. Вернее сказать, самый жаркий отклик. И этот жар возник в совершенно конкретном месте – внизу живота. Отказ от пристойностей – это так… опасно.

– Да, ваша… То есть да, хорошо.

– Превосходно. Я рад, что этот вопрос решен. – И вновь пауза, на этот раз непродолжительная. – Хотя, если вы желаете обращаться ко мне «Апельсин», меня это вполне устроит. – Сейчас он определенно ее дразнил. И самое ужасное заключалось в том, что ей хотелось отплатить ему той же монетой.

Но она не могла дразнить человека, у которого служила, не рискуя тем, чем не имела права рисковать: своим сердцем, своей должностью и – о да! – своим будущим.

Пожалуй, он еще никогда не получал такого удовольствия. Если не брать в расчет запретных удовольствий. А возможно, и с их учетом. У него не было ровным счетом никаких претензий к ее моральным качествам: о такой приличной гувернантке можно было только мечтать. Возможно, именно это его и подзадоривало.

Он не мог позволить себе зайти слишком далеко, но то, что он мог себе позволить (и позволял), было восхитительно. Совершенно неожиданная побочная выгода от признания своего отцовства. С появлением в его доме незаконнорожденной дочери возникла необходимость стать приличным человеком, что подразумевало в том числе потребность нанять гувернантку для девочки. Ту, которую он сейчас с таким упоением дразнил.

Карета остановилась у салона одежды, и та самая гувернантка буквально выпорхнула наружу, и напряженно приподнятые плечи ее красноречиво указывали на то, что она недовольна им лично и ситуацией в целом.

Маркусу так хотелось рассмеяться!

Лакей открыл дверь в салон, и они вошли. При виде мисс Лили, которая вошла первой, хозяйка салона неодобрительно поджала губы, но, заметив вошедшего следом Маркуса, расплылась в угодливой улыбке.

– Чем могу быть вам полезной, милорд? – любезно спросила хозяйка – женщина средних лет, все еще довольно привлекательная, нарядно и модно одетая, в отличие от мисс Лили.

– Нам нужна одежда для этой леди, – сказал Маркус, указав на Лили.

И с каких это пор он стал про себя называть ее Лили? Это случилось где-то между размышлением о том, во что мисс Лили одета, и указывающим на нее жестом. То есть только что.

Лицо хозяйки салона превратилось в кривую маску с презрительно поджатыми губами.

– Я не уверена, милорд, что мое заведение подходит для ваших целей.

– Я гувернантка герцога Резерфорда, и он требует от меня одеваться соответственно своему статусу. – Лили говорила негромко и вежливо, что входило в острое противоречие с тем, как ему самому хотелось обратиться к лавочнице.

И вновь с лицом лавочницы произошла разительная перемена. Взгляд прояснился, на губах появилась приветливая улыбка.

– Ах да, конечно, ваша светлость, – сказала она с подкупающим подобострастием. – У меня есть как раз то, что вам нужно, и уже в готовом виде. Одна из моих клиенток передумала забирать сшитые для нее вещи. Если и потребуется подгонка по фигуре, то самая минимальная.

– Она не станет носить то, что не подошло вашей клиентке, – прорычал Маркус, но тут вмешалась Лили. Очень вовремя. И уже не в первый раз.

– Какое удачное стечение обстоятельств! Можно примерить вещи?

Хозяйка салона в растерянности переводила взгляд с герцога на его гувернантку и обратно. Маркус скрестил руки на груди.

– Вы слышали, что она сказала? Принесите вещи!

– Да, конечно, ваша светлость, – произнесла лавочница и, метнув в сторону герцога испуганный взгляд, шмыгнула за дверь, ведущую в служебные помещения.

Как он не любил эти взгляды, полные благоговейного ужаса! Насколько лучше, когда на тебя смотрят не сквозь призму титула, а без лишней оптики, как на всех прочих. Тогда ты хотя бы знаешь, какие чувства вызывает у людей твоя персона без прикрепленного к ней титула. Маркус, что называется, имел возможность почувствовать разницу. До вступления в наследство взгляды на его личность варьировались в куда более широком диапазоне.

И среди этого широкого диапазона был и тот взгляд, каким смотрела на него сейчас его гувернантка.

– Чем вы теперь недовольны? – спросил он. – Я позволил вам поступить по вашему усмотрению.

Она очень женственно хмыкнула. Не то чтобы он часто слышал этот звук в исполнении дам. Честно говоря, леди в своем абсолютном большинстве не хмыкают. Особенно в присутствии герцогов.

Ему это женственное хмыканье очень понравилось.

– Будь на то моя воля, вы бы не приобретали для меня вообще никакой одежды, – сказала Лили. И тут глаза ее расширились от ужаса – она осознала, насколько двусмысленно прозвучала ее фраза. – Это неприлично, – добавила она почти машинально.

– Неприлично, – повторил Маркус и подошел к ней ближе. – Что именно вы считаете неприличным, мисс Лили? Не соблаговолите ли вы огласить весь список? Если он получился у вас слишком длинным, то позвольте это сделать мне. Вы хотите, чтобы я перечислил все то, что считаю неприличным?

Он стоял всего лишь в шаге от нее, но Лили не попятилась, не отстранилась даже, как он ожидал. Она стойко держала оборону.

И ему это тоже нравилось.

– Не стоит, ваша светлость, – сквозь зубы процедила гувернантка.

Маркус продолжал надвигаться на нее, еще не вполне определившись со своими намерениями. Появление запыхавшейся лавочницы с охапкой дамских нарядов, едва помещавшихся у нее в руках, остановило его наступление.

– Вот те вещи, о которых я говорила, ваша светлость. И еще, конечно, у меня есть шляпки, перчатки и шали, а также чулки и прочие деликатные предметы дамского туалета, без которых не обойтись юной леди, которая желает быть прилично одетой.

– Прилично одетой, говорите, – с несколько двусмысленной интонацией повторил Маркус, намеренно вгоняя Лили в краску.

– Признайтесь, – сказал он, когда, покончив со всеми делами в модном салоне, они вернулись в карету, – не так уж это ужасно – приобретать новые наряды. И сейчас вы одеты вполне прилично, сообразно статусу гувернантки.

Лили, скромно потупившись, разгладила складки нового наряда. Миссис Уилсон успела сделать все необходимые подгонки, пока они с герцогом выбирали одежду для Роуз. А потом он настоял на том, чтобы Лили немедленно переоделась во все новое.

Этот наряд был лучшим из всего того, что ей довелось носить. Темно-зеленое платье с простой вышивкой на лифе и не слишком широкой юбкой. И рукава были похожи на рукава, а не на ненавистные надутые баллоны.

Вполне достойный наряд для гувернантки: скромный и респектабельный, если верить заверениям миссис Уилсон, которая то и дело бросала нервные взгляды на герцога. Лили не могла не согласиться с хозяйкой салона в том, что платье ей очень к лицу. Оно чудесно на ней сидело. И Лили прекрасно себя в нем чувствовала. И даже больше чем прекрасно. Она чувствовала себя красивой – нечто для нее совершенно новое и непривычное.

Лили, конечно, знала, что смотреть на нее не противно, но, увидев свое отражение в зеркале ателье, затаила дыхание. Платье облегало фигуру, подчеркивая такие ее неоспоримые достоинства, как высокую пышную грудь и тонкую талию. И цвет был ей к лицу. Глаза словно сделались ярче, горели как изумруды.

– И сейчас вас смело можно выпускать на прогулки с Роуз, – продолжил герцог. Лили так глубоко ушла в себя, что вздрогнула, услышав его голос. – Теперь ни у кого язык не повернется сказать, что герцог Резерфорд нанимает на работу всякий сброд. – Тон у него был вполне доброжелательно шутливый, но Лили его слова задели за живое, и не только задели, но и испугали не на шутку.

Какой наряд на нее ни надень, он не превратит ее в добропорядочную женщину. Клеймо непристойности останется на ней на всю жизнь. Она работала в борделе и была совладелицей маленького отважного агентства, которое оказывало помощь другим женщинам с нелегкой судьбой. Женщинам, чьи жизни окажутся безвозвратно загубленными, если она провалит взятую на себя миссию.

Может, ей стоит меньше печься о моральном облике своего хозяина и больше о своем собственном? Она не может позволить себе промашки, не может дать ни единого повода для сплетен.

Герцог галантно предложил ей опереться на его руку.

– Я веду вас в ресторан на ленч. Смею заверить, ресторан я выбрал самый респектабельный, если не сказать чопорный.

– Благодарю вас, ваша светлость, – произнесла Лили, с трудом подавив желание показать ему язык, когда он, вполне ожидаемо отреагировав на «вашу светлость», бросил на нее хмурый взгляд. – Вы сказали, чтобы я называла вас вашей светлостью через раз, и я не забываю считать. Можете не сомневаться.

Он не стал реагировать на ее выходку, и она была ему за это благодарна.

– Мы купим все, что вам нужно для обучения Роуз, после обеда. Не знаю, как вы, но я ужасно проголодался.

Ресторан действительно был образцом респектабельности, и, как только метрдотель увидел, кто пришел к нему обедать, их обслужили по высшему разряду. С тех пор как Лили перебралась в столицу и стала снимать комнату, в которой готовить было негде, она позволяла себе поесть горячего не чаще одного раза в сутки и, разумеется, выбирала для этой цели самые недорогие пабы. В той, прежней, жизни в имении отец ее славился хлебосольством на пятьдесят миль окрест. К столу подавалось все самое лучшее. Но уже тогда Лили очень хорошо понимала, что каждое такое застолье стремительно приближало их к полному краху. И так продолжалось до тех пор, пока черный день и в самом деле не настал.

Одним словом, сегодня впервые за несколько лет удовольствие от вкусной еды не омрачало чувство вины. Герцог, разумеется, сделал заказ за них обоих, даже не подумав поинтересоваться, что ей нравится и чего ей хочется. И, по правде сказать, он угадал с выбором. Лили нравилось все, что им принесли: и нежный запеченный цыпленок, и молодой картофель с вкуснейшим зеленым горошком.

– Все было удивительно вкусно. Спасибо, – от души поблагодарила его Лили и сделала глоток вина – первый в жизни. До сих пор она ничего крепче чая не пила. Она купалась в роскоши, и ни одной мысли о неуместности ее нахождения здесь, в этом солидном дорогом ресторане, в обществе самого Великого и Ужасного герцога Резерфорда у нее не возникло.

– На здоровье. И вам спасибо. – Откинувшись на спинку стула, он пристально смотрел на нее. – Я благодарен вам за то, что вы так быстро нашли подход к Роуз. Сразу видно, что у вас богатый опыт работы. – Прочистив горло, он уставился куда-то поверх ее головы. – Я совершенный профан в вопросах воспитания, поскольку мой личный опыт едва ли можно назвать полезным.

Это признание прозвучало почти трагично. Словно быть наследником герцога, а герцогом тем более – не привилегия, а обуза.

– Каким было ваше любимое занятие в детстве? – спросила Лили.

– Помимо издевательства над крестьянами? – с ухмылкой спросил он, и она, не удержавшись, усмехнулась в ответ. – Я вырос в деревне, в семье помещика средней руки, – продолжил он.

«Как и я», – с удивлением отметила Лили.

– Когда вы переехали в Лондон? – Лили жила здесь всего пару лет, и она скучала по деревне. Сильно скучала. Но там, где она выросла, денег не заработать, да и ехать больше было не к кому. Мать умерла два года назад, отец еще раньше, не оставив семье ни пенни. А сестра… Сестра ее вот уже почти двадцать лет как лежала в могиле.

Решив, что лучше быть сиротой сытой, чем сиротой голодной, Лили, похоронив мать, приехала в Лондон искать работу.

– Я перебрался в Лондон, когда унаследовал титул, – сказал герцог и, видимо, посчитав что-то в уме, добавил: – Это случилось пять месяцев и шестнадцать дней тому назад. Но в деревне я не живу уже давно. В одиннадцать лет меня отправили в школу, и на каникулах я оставался там. А потом я несколько лет путешествовал по Европе.

Лили открыла рот, чтобы спросить, как так вышло, что он оставался на каникулах в школе, если его семья жила в деревне, но вовремя опомнилась и не стала задавать этот слишком уж личный и чреватый непредсказуемыми осложнениями вопрос. Что она будет говорить, если он задаст ей похожий вопрос? Лучше держаться подальше от опасных тем.

– Я никогда не была в Европе, – произнесла Лили, умолчав о том, что уклад жизни английского мелкопоместного дворянства ей знаком изнутри. – Чем вы там занимались?

– Тем же, чем и в детстве, – усмехнувшись, ответил герцог. – Я гулял. Я люблю слушать тишину, если вы понимаете, о чем я. – Он говорил тихо и задушевно, словно делился сокровенным с близким человеком.

– Я понимаю, о чем вы говорите, – кивнув, сказала Лили. – В Лондоне часто слишком шумно, и мне порой хочется сбежать туда, где никто ничего не говорит.

– Если бы вы были герцогом, – с ироничной усмешкой произнес он, – вы могли бы просто приказать им всем замолчать.

Лили, рассмеявшись, ткнула пальцем ему в плечо.

– Да ладно! Вы ведь из тех, кто громко лает, но не кусает! – воскликнула она и, опомнившись, обмерла от ужаса. К ее чести, она сумела справиться со страхом и, сделав вид, что ничего особенного не произошло, добавила: – Вернее сказать, кусает в самом крайнем случае. И, как мне показалось, хозяйка салона едва не довела вас до крайности. – Лили окинула взглядом свое платье. У нее действительно никогда не было одежды лучше этой. – Кстати, спасибо вам за наряд.

Герцог самодовольно ухмыльнулся.

– Я хотел добиться того, чтобы о вас и Роуз судили исключительно по вашим личным качествам.

– Потому что в своем естественном виде мы так отвратительны? – с насмешливым вызовом спросила Лили.

Герцог покачал головой.

– Вы ведь знаете, как устроен мир. Я хочу, чтобы Роуз не чувствовала себя отверженной. Я хочу, чтобы она ощущала себя окруженной заботой, чтобы у нее не было в мыслях, что она появилась на свет по недоразумению. Даже если… – Он замолчал, не закончив предложение, все было понятно и так. – Как бы там ни было, я просто хотел поступить по совести, – закончил он и пригубил еще вина.

– Может, вы как-нибудь захотите взять Роуз с собой на прогулку? Чтобы послушать тишину?

Он встретил ее взгляд и почти неохотно улыбнулся.

– Вы думаете, ей бы этого хотелось?

Лили кивнула. При мысли о том, что ее отцу никогда не приходила в голову мысль взять ее с собой на прогулку, чтобы «послушать тишину», у Лили комок встал в горле.

– Да, я так думаю, – ответила она.

Герцог никогда не должен демонстрировать неуместные эмоции. «Я буду делать, что хочу».

«Энциклопедия этикета для герцога»