Текст книги "Отряд"

Когда она спускалась по лестнице со стены, наконец ее разыскал незнакомец – бургундский рыцарь – подъехал верхом к ней и ее оперативному штабу на улице, перехватил ее, когда она переходила через центральную канаву, даже при этой холодной погоде полную полужидких экскрементов.

– Мадам капитан…

– Просто «капитан»!

– …вам герцог просил передать.

У Аш болел каждый мускул, ей хотелось только одного: отыскать Флору и взять бальзам от ушибов, выпить темного пива и поесть похлебки – именно в такой последовательности, и она настороженно выжидала, что он скажет еще.

– Я в распоряжении герцога.

– Он мне сказал, что у вас есть более срочная задача, чем защищать стены, – сказал рыцарь, – и он спрашивает, когда вы начнете?

2

Ноябрьский день наконец превратился в серые сумерки, до вечерни оставалось около часа. Все раненые пока были живы. Все гостиницы в радиусе четверти мили от башни, где квартировал отряд, были забиты наемными солдатами, шумно напивающимися. Проезжая верхом по улицам, Аш думала, что самое умное – не видеть, не замечать, что тут может произойти – драки ли, сексуальные ли контакты на улицах; умнее поставить аб Моргану задачу – не допустить, чтобы все это перешло в убийства и насилия.

Верхний этаж башни отряда был предоставлен под склад оружия, ящики с оружием и личные вещи Аш; сейчас они были в относительном порядке сложены в кучу на свободном месте на полу, усыпанном тростником. Аш вошла большими шагами, кивком приветствуя стражников у двери.

Она швырнула пачку схем на стол, сделанный из козлов, перед Робертом Ансельмом:

– Вот!

– Все стены обошла?

– Дважды, – Аш подошла к жаровне, отстегивая пряжки своих перчаток и стаскивая их. К ней подбежал паж – один из полудюжины новых, набранных из обозной обслуги, взял перчатки у нее из рук. Она заговорила раздраженным тоном, усмехнулась, похлопала замерзшими руками. – Эвен Хью снова скулит. Он сказал: «Ты измотаешь ребят раньше, чем крысоголовые войдут сюда…»

Роберт Ансельм засмеялся – как точно она воспроизвела голос Эвена, и добавил:

– С вечерни note 41Note41
  3 часа дня.


[Закрыть] мимо меня не меньше шести посланцев герцога проскочило там, на стенах, – чтобы не смотреть ей в лицо, он стал рассматривать грубо нацарапанные углем полосы и точки, изображающие собой диспозицию врага под стенами города. – Хоть один из них понял, что ты делаешь?

– Христос Зеленый! Мы же только с сегодняшнего утра в этом сраном городе! Да нам еще и драться пришлось! Что, не может этот тип дать мне хоть пару часов? Сказала же – сделаю, когда буду готова… – Аш выпрямилась, заслышав шаги и приглушенные голоса стражи. Никаких окликов часовых. Дверь открылась, и вошла Флора дель Гиз, с пылающими щеками, растрепанная. На ходу сбросила плащ, быстро направляясь к жаровне, где была Аш.

– Черт побери, люблю я хорошую ссору! – глаза ее сверкали; выражение лица было суровым. – Я сказала бы, свободный и откровенный обмен профессиональными мнениями.

Роберт Ансельм опустил карты на стол.

– Беседовала с докторами там, во дворце, что ли?

– Полоумные подлизы, пиявочники!

Пальцы и щеки Аш в тепле покалывало – восстанавливалась циркуляция крови.

– Ну, скажи. Как там герцог?

С лица Флоры ушел гнев. Она сделала знак обслуживающему ее пажу добавить больше воды в предложенную ей чашу с вином:

– Ему можно доверять. Я сразу увидела. По-другому относится к тебе.

– Доверять? – Аш попросила пажа, находившегося у очага, подогреть ей оставшееся вино. – Ага. Он обещал мне еще одну вылазку в Карфаген. В этом я ему доверяю. Это в его интересах – выживать-то надо; и еще – он умеет обращаться с армией. Так каков прогноз? Когда он встанет на ноги? Что с ним? Ранение после Оксона?

– Я об этом и говорила. А можешь себе представить, Аш, как я оказалась у него? Благодаря названию нашего отряда. «Женщина-доктор», – Флора подошла к амбразуре окна, выглянула во мрак и подпрыгнула, уселась на подоконник. Жестикулируя, она говорила: – Его хирурги наконец позволили мне посмотреть рану – она у него посреди спины. Наверное, его копьем ткнули.

– Дерьмо!

Зеленые глаза Флоры блеснули в ответ на эмоциональную реакцию Аш.

– Встань-ка! – крикнула она Ансельму.

Когда большой и крупный мужик поднялся, она перебежала от окна к нему, схватила его за левую руку и отвела ее в сторону. Роберт Ансельм серьезно смотрел на нее. Хирург постучала пальцем по его доспеху под левой рукой.

– Насколько я смогла рассмотреть, копье вошло отсюда – спереди или сбоку, прямо в левый бок тела герцога.

– Должно было слегка задеть. Ведь для этого и предназначены изогнутые поверхности доспехов, – Аш подошла к тому месту, где замер в задумчивости Ансельм. Приложила пальцы к линии, соединяющей нагрудник и спинную часть кирасы. – Копье могло попасть сюда, в шарнир. Тогда и попало внутрь.

– Я и доспех его видела. Разбит вдребезги.

Ансельм не двигался, только попытался заглянуть себе через плечо. Он задумчиво проговорил:

– Копье больно бьет. Может сломать шарнир. И тогда проникает кончик копья.

— Но мог проскользнуть и внутрь наспинной части, – Аш вопросительно смотрела на хирурга. – Может, копье деформировалось? Отломалось в ране?

– Я о копье слышал, – признался Ансельм. – Мне рассказывали, что де Ла Марш мечом отрубил ствол копья, как только герцогу нанесли удар.

– Дерьмо.

– Но лучше, чем если тебя ударят целым копьем. Он бы умер в одну минуту.

Флора замахала руками:

– Вот об этом я и спорила с врачами герцога! Я считаю, что рана не от копья, а от его доспеха.

Девочка-паж подала им деревянные чаши, сначала Аш, потом Ансельму и, наконец, хирургу; потом девочка вернулась и улеглась у очага, заросшего паутиной и покрытого коркой грязи, между остальных детей. С переменой ветра комната наполнилась дымом.

– В ране герцога и сейчас есть осколки его доспеха. Я рассмотрела панцирь. Наружные твердые слои растрескались, а мягкий нижний железный слой разодран, – Флора положила свободную руку на талию Ансельма сзади, над сгибом. Аш обратила внимание, что его не передернуло.

Хирург сказала:

– В этом месте под кожей и мышцами находятся два органа, оба имеют форму боба. Один раздавлен, а в другом, мы думаем, есть осколки стали.

– Дерьмо! – прямо сказала Аш. Она встряхнула головой, чтобы сосредоточиться: – Ну и как он?

– Ну, в этом-то нет сомнений: он умирает.

3

– Умирает?

Чисто профессиональный взгляд Флоры изменился при виде ошарашенного взгляда Аш. Простоволосая Флора нервно переплела свои длинные пальцы:

– Его хирурги спорят, делать ли операцию? Но не станут. Его не спасти. Но и хуже ведь не будет тоже… Ты ведь его видела. Ты говорила с ним. От него за три месяца остались кожа да кости. Ничего не ест. Жив только духом святым. Я дала бы ему одну-две недели.

– А кто его наследник? – гаркнул Ансельм.

– Маргарита Бургундская, – машинально ответила ошеломленная Аш, – если она победит в Брюгге; а в ее отсутствие – де Ла Марш.

– Тогда из обороны уйдет душа.

– Умирает… – повторила Аш, не слушая Ансельма. – Христос Великий. Через пару недель? Флориан, ты уверена?

– Конечно, уверена, – быстро проговорила Флора ломким голосом. – Я видела ребят с такими ранениями, каких ты себе и представить не можешь. Если его не спасет чудо, он уже труп.

– Значит, надеяться на священников? – Ансельм допил свою чашу и утер губы.

– Его священники молятся, но ответа нет. И с нашими ранеными здесь то же самое, – сказала Флора. – Может, тут плохой воздух из-за этих рек. Раны не заживают.

– Кто знает, насколько плохо его дело? Флора посмотрела на Аш:

– Наверняка? Он знает, его врачи; мы с вами трое. Де Ла Марш. Сестры, наверное. Слухи расходятся ли? Кто знает?

Аш поймала себя на том, что грызет ноготь; почувствовала соленый пот и увидела, что уже проступили синяки от ударов, но только под перчатками.

– Это все меняет. Если он умирает – почему он мне не сказал? Христос Зеленый… Интересно, сможет ли он приказать войску отправиться в Африку до того, как… – Аш не договорила. – Надо же, умирает. Знаешь, Флориан, какая была моя первая мысль, когда ты это сказала? «По крайней мере, мне теперь не придется обращаться к Диким Машинам». Я весь день это дело оттягиваю. И теперь мне не придется. Когда Карл умрет, визиготы сразу войдут сюда через стены!

– Тогда и станет ясно, может, твои демонические машины – просто голоса, – деловито объявил Роберт Ансельм. – Один пердеж в воздухе. Узнаем, на что они способны.

Флора потянулась взять Аш за руку, но передумала.

– Нельзя же вечно бояться.

– Тебе легко говорить.

Аш отрывисто попросила:

– Роберт, разбуди меня через час. Я хочу поспать, пока не принесут поесть.

Она заметила, что они обменялись взглядами, но сделала вид, что не видела этого. Стемнело, и в комнате стало холоднее. Снизу доносился шум, главный зал заполнялся народом. Она слушала, как стражники патрулируют по ближайшим коридорам, проложенным внутри стен толщиной в двадцать футов; как щебечут пажи, раздевая ее до рубашки и помогая надеть халат; но все это проходило на периферии ее сознания, а все тело оцепенело от потрясения. Она улеглась в свою кровать-ящик, вблизи очага, думая: «Умирает? А где гарантии? Только Господь знает последний час человека…

Но в прошлом Флора чаще всего не ошибалась, когда речь шла о раненых моего отряда.

Дерьмо».

Пламя лизало мокрые дымящиеся поленья, обугливая их сырую кору. В центре очага поленья превратились в золу, сохранявшую зернистую структуру, потом тяга из трубы разворошила золу, полетели искры. Дым щипал ей глаза. Она все время их вытирала.

«Да я-то о чем беспокоюсь? Просто очередной наниматель, не выполнивший договора. Если бы я смогла заставить его послать оперативную группу из Фландрии в Северную Африку… да ладно, времени нет.

А если подумать, то интересно, где же сейчас Джон де Вир? Оксфорд, ты мне нужен здесь; мы бы добились своего, имея таких хороших ребят.

Но, честно говоря, мне бы кстати было и твое общество, а не только твои воинские умения».

Теперь, когда она лежала в постели, напряжение боя ослабло; она помассировала одно растянутое плечо; поудивлялась, откуда на руках берутся во время боя черно-синие синяки. И привычно быстро сумела заставить себя заснуть.

На грани подсознания холодный сквозняк из окон превратился в сильный пронизывающий ветер, и перед ее глазами опять возник белый снег и яркое синее небо.

Она оказалась в лесу и опустилась коленями в снег. Перед ней на боку лежала дикая кабаниха. Видная до самой последней белой волосинки, по-зимнему толстой, и до серо-коричневой щетинки. Земля была испещрена беспорядочными отпечатками копыт.

Аш уставилась на жирный живот зверя, прямо перед ее глазами среди толстой шкуры виднелись соски и крестец. Безо всякого предупреждения свинья стала корчиться, выгибаться, согнула спину. Из ее тела хлынула красно-синяя масса.

«Только не тут! – подумала Аш. – Не в снегу!»

Тяжело рухнувшее тело свиноматки с острым хребтом пошло рябью. Дымящаяся масса вылилась из ее влагалища: сначала вышло длинное слепое рыло, потом тело в форме слезы; все это быстро выпало на зловонный снег. Тело кабанчика было покрыто слизью. Он шлепнулся в снег, мокрые ножки дергались; морда слепо вращалась, отыскивая сосок свиноматки. Та рычала, хрюкала. Аш увидела, как она начала разворачиваться, намереваясь встать.

– Нет… – Аш проговорила это хрипло, громко и чуть не вернулась в свою постель в переполненной комнате на верхнем этаже башни; но она нарочно постаралась не думать об этом.

Как бывает во сне, она двигалась в среде такой густой, как мед. Свет отражался от каждого кристалла снега. Она обхватила руками новорожденного кабанчика, запачкав пальцы слизью и жидкостью, и подтолкнула его к материнскому животу.

Аш отдернула свои голые руки.

Теперь, когда рыло свиноматки почти лежало на поросенке, она, казалось, его заметила. Отвесив челюсть, она вгрызлась в белую нить последа. Ее голова снова упала плашмя. Она больше не замечала новорожденного, не вылизывала его, но к этому моменту его рыльце уже прочно вцепилось в мех на ее животе, обнаружило сосок.

– Только не в снегу, – бормотала Аш, полная сострадания. – Он не выживет.

– Да и не такие странные дела происходили. Слава тебе Господи.

– Годфри?

– Тебя трудно отыскать!

Под тяжелой походкой Роберта Ансельма задрожали половицы возле ее головы, он протопал мимо нее к очагу, где стояло подогретое вино. Она с открытыми глазами откатилась подальше. И прошептала, укутанная в халат и меха-одеяла:

– Только когда я захочу. Может, ты демон. Так что скажи-ка мне то, что можешь знать только ты. Ну!

– В Милане, когда ты была учеником оружейника, ты спала под верстаком своего хозяина, не имея права ни входить в гостиницы, ни выйти замуж без его разрешения. Я бывал там у тебя. Ты говорила, что хотела бы. учредить бизнес по торговле оружием.

– Боже, ну да! Я теперь вспомнила…

– Тебе было одиннадцать, насколько мы могли вычислить. Ты мне сказала, что устала от необходимости разбивать головы мальчиков – учеников. По-моему, ты это делала метлой, с которой спала.

– Годфри, но ты же мертв. Я тебя видела. Я пальцы засовывала в твою рану.

– Да, я помню, как умирал.

– Ты где?

– Нигде. В муках. В чистилище.

– Годфри… кто ты?

«Пусть скажет душа», – подумала она. Ногти больно врезались в ладони. Перед ней промелькнула вся история ее отряда – она слышала голос Анжелотти, тут, в переполненной комнате; Томас Рочестер; Людмила Ростовая громко жаловалась на ожоги, перевязанные и намазанные толстым слоем гусиного жира. Тихо, заглушаемая шумом, она прошептала:

– А теперь ты кто?

– Посланец.

– Посланец?

– Здесь, во мраке, я могу молиться. И мне приходят ответы. Это ответы для тебя, дитя, Я старался поговорить с тобой; передать тебе эти послания. Но ты никогда не расслабляешься, только на грани сна.

У нее волосы зашевелились на затылке. Хотя она лежала ничком, все ее тело сжалось в предчувствии надвигающегося нападения.

В памяти Аш мгновенно промелькнул калейдоскоп сотен стычек, сотен битв, где она участвовала; и в голове у нее всегда звучал этот же голос: «Советую это, советую то, нападай, отступай ". Каменный голем: военная машина. И сейчас она слышит этот же голос: но все же не такой, совсем изменившийся, освященный неким присутствием.

– Это ты, – подтвердила она. Глаза ее наполнились слезами, но она их не заметила. – Мне все равно, кто ты – демон или чудо, но я намерена впустить тебя назад, Годфри.

– Я не тот, кого ты знала.

– Мне все равно, что ты не святой или не дух. Ты вернулся домой, – Аш, лежа под своими одеялами и мехами, закрыла руками лицо. Теплым дыханием грела свою холодную кожу. – Знаешь, что ты говоришь со мной точно так же, как каменный голем? Годфри – ты его тоже слышишь?

– Со мной говорит некий голос, о войне. Я подумал, что раз уж я стал… этим… что такой голос – наверное, твоя военная машина. Я пытался говорить через него, обращался к людям Карфагена, но они посчитали мои слова какой-то ошибкой.

Аш отняла руки от лица. Хотя бы чтоб увидеть, что в комнате уже зажгли свечи, что она лежит в своей постели, вокруг люди ее отряда, а не в засыпанном снегом лесу, и не в камере в Карфагене. Перед ее глазами был желтый свет; ей стало жарко, потом холодно.

– А моя сестра? Она тоже говорит с тобой?

– Со мной – нет. Я пробовал. Но теперь она и с военной машиной не говорит.

– Не говорит?

«Не с тех пор ли, как я побывала у нее? С прошлой ночи? Дерьмо! Если это так…»

– Слезы Иисуса! – набожно произнесла Аш. – Если это так, значит, нападение на стену – не по совету…

– Стену?

Сильно встряхивая головой, Аш прошептала:..

– Роли не играет! Сейчас не до того! Дерьмо, если она сама так решила – стрелять по своим, – ну, это было довольно дерьмовое решение!

– Дитя, я не уловил смысла.

– Но ты слышишь все же? Если она обращается к нему… к тебе – ты это слышишь?

– Я слышу все.

– Все?

Этажом ниже трещали половицы и доносился шум – это пришла смена с дежурства: буйные, воинственные, громкоголосые новобранцы. Аш передернуло.

Она заговорила, едва шевеля губами:

– Годфри, я дала слово, что опять обращусь к каменному голему. Я его боюсь. Нет, не так – я боюсь того, кто говорит через него. Других машин.

– Они называют себя «Дикие Машины». Как будто твоя военная машина – ручная и домашняя!

Ее охватили страх и изумление. Она подумала сначала:

«Но ведь он не должен знать о них, он погиб до того, как я обнаружила?» А потом: «Но это ведь Годфри. Он-то всегда знает».

– Откуда ты о них узнал?

– Со мной говорит не один голос. Дитя, я здесь среди множества голосов. Я пытался говорить с тобой, но ты отгородилась от меня стеной. И тогда я стал слушать их. Возможно, я на краю Ада, и я слышу разговор великих демонов между собой: это Дикие Машины.

– Что… что они говорят?

– Они говорят мне: «Мы тебя изучаем…»

Когда Годфри повторял эти слова, она услышала эхо тех голосов, которые привели ее некогда в смятение.

– Может быть, они хотят узнать людей, – сказала она и добавила с трудом, стараясь говорить с сарказмом: – Один Зеленый Христос знает, почему! Они двести лет слушали военные сообщения от обширной визиготской империи, они все должны знать о придворной политике и предательствах, что следует знать!

– Я слышу их, эти голоса во мраке. Они говорят: «Мы изучаем Милость Господню к человеку…» Они говорят: «Прошлым летом солнце зашло над землями Германии». Я слышу, как они говорят: «Это была еще проба нашей силы».

Все ее тело всколыхнулось от глубокого вздоха.

– Да, ты действительно слышишь их. Мне они тоже это говорили.

– Что послужило демонстрацией силы? Но это было сделано не для того, чтобы принести тьму в христианский мир. Это было сделано, только чтобы посмотреть, могут ли они проявить такую силу? Могут ли ею воспользоваться? Но они еще не полностью ее реализовали. Это все в перспективе.

— Они берут свою силу от энергии солнца. Я слышала, как они говорили, что взяли от солнца за это лето больше энергии, чем за предыдущие десять тысяч лет. – Аш облизнула пересохшие губы. – И когда это случится в следующий раз, то с той целью, чтобы при помощи Фарис совершить чудо. Я только вот чего не поняла: почему они не сделали этого раньше…

Голос Годфри Максимилиана неумолимо шептал у нее в голове с отчаянной решительностью:

– Они требуют милости от солнца, так же, как мы молимся святым о Божественной Милости. Как я совершал свои крошечные чудеса милостью Божьей, так и они сделают ее каналом для проявления их воли и совершения их чуда. Уже скоро! Это будет скоро.

— Да, но, Годфри…

Голос, который был и един, и множествен, достаточно громкий, чтобы она прикусила язык в потрясении, ворвался в ее сознание:

ЭТО ОНА!

Аш толчком села.

– Позовите ко мне священника! И когда к ней повернулись все, кто был в комнате, она объяснила:

– Все! Они меня нашли!

4

— Говорить с дьяволами ужасно опасно! – угрюмо протестовал Роберт Ансельм. – Ты нужна нам здесь. Командовать отрядом. Дьяволы могут тебя погубить.

Аш, глядя на его взмокший лоб под низко надвинутым шерстяным капюшоном, подумала: «Я тебе нужна для командования отрядом. Ведь так? И ты это понял за последние три месяца? Дерьмо, Роберт. Никогда не считала тебя одним из этих прирожденных заместителей.

Интересно, каково тебе тут было?»

Антонио Анжелотти тихо проговорил:

– Но ведь это был мессир Годфри. Живой, да, мадонна? Еще живой?

– Нет, он у мер. Это была… – Аш запнулась. – Это была его душа. Я знаю душу Годфри так же, как свою. Даже лучше, – она криво улыбнулась.

Флора положила руку на плечо Аш, ее костяшки пальцев тут же согрелись о шею Аш, и сказала, обращаясь не к Аш, а к Анжелотти:

– Что значит для тебя священник? Это дело не стоит того, чтобы потерять нашу девочку.

Свалявшиеся кудри пушкаря отливали золотом в свете свечей кудрями; наконец он выглядел как полноправный участник кампании: глубокие морщины опускались от уголков его губ, глаза запали. Левая рука от плеча до локтя была забинтована толстой повязкой в пятнах.

– Аш меня спасла, – сказал он. – Мессир Годфри молился со мной. Если я могу ему помочь, я готов.

– Ты был одержим демонами, – вмешался Роберт Ансельм, – и что, если ты в итоге опять станешь одержимым демонами?

– Слишком опасно, – подтвердила хирург.

– Я подписала договор. Герцог имеет право требовать этого от меня. Даже если он умирает, – Аш протянула руки к своим пажам. – Ну ладно, сделаю это один раз. Ребята… Я вполне могу поговорить с Дикими Машинами. Теперь они знают, что я жива. Можете заключать пари, что они поговорят со мной!

Один из пажей закончил привязывать восемнадцать пар металлических подвесок, которыми камзол крепился к рейтузам, и вручил ей короткую мантию. Она вползла в нее.

– Прямо сейчас? – спросил Роберт Ансельм.

– Сейчас. Это одно из известных нам правил, Роберт. Мы должны раздобыть всю информацию, какую сможем. Иначе отряд опозорится. Таково мое решение, – она передернула плечами: – Дигори! Ричард!

На верхней площадке спиральной лестницы появились оба отрядных священника, Дигори Пастон немного впереди, его сухопарое лицо горело энтузиазмом. Позади него, как медведь, вышагивал Ричард Фэвершэм.

– Капитан, – орарь Дигори Пастона криво висел на его плечах. Он огляделся. – Очистите помещение. Пусть пажи принесут чистую воду и хлеб, а потом уйдут вниз. Уходят все, за исключением мастера Ансельма, мастера Анжелотти и… хирурга, – он покраснел до кончиков ушей. – Мастер Ансельм, мастер Анжелотти, прошу вас, охраняйте дверь.

– Одну минутку, – Аш уперлась кулаками в бедра.

– Прошу вас, капитан, – взмолился священник. – Это изгнание дьявола.

Аш долгую минуту глядела на него молча. Потом сказала:

– Да, в принципе все может обернуться именно этим.

– Тогда позвольте мне и отцу Фавершэму сделать все необходимое. Нам потребуется вся Божья милость, которую мы сможем получить.

От сквозняков по потолку комнаты метались тени от пламени свечей. Аш перешла поближе к огню, сложив руки, следила, как оба священника очищают комнату удивительно неспешно, без суеты. Пока Ричард Фавершэм размахивал кадилом, Дигори Пастон ходил за ним, по всем коридорам, проложенным в стенах, появлялся в оконных проемах, снова исчезал, их пение отдавалось эхом в сводчатых каменных помещениях.

– Тебе надо через это пройти, – уступая, Флора встала около Аш в желтом свете свечей.

– Кто-то же должен.

– Они должны, да?

– Чтобы выиграть эту…

– Ах, войну! – Флора встала спиной к исходящему от огня теплу. Какую-то секунду на Аш с лица Флоры глядели нефритовые глаза ее брата. – Кровавая, бесцельная, разрушительная!.. Неужели я никогда тебе этого не втолкую? Большинство людей всю жизнь строят!

– Но не те, кого я знаю, – мягко сказала Аш. – Может, ты исключение.

– Я всю свою жизнь собираю людей, после того как ты доведешь их до расчлененного состояния. Иногда меня от этого тошнит. На этой стене погибло десять наших!

— Мы все смертны, – сказала Аш. Флора стала отворачиваться. Аш поймала ее за рукав и повторила: – Когда-то умрем все. Какая разница, что мы делаем в жизни. Обрабатываем поля, продаем шерсть, продаем свой зад, молимся всю свою жизнь в монастыре – все мы умрем. Четыре вещи проходят через всю жизнь, как времена года: голод, чума, смерть и война note 42Note42
  См. Откровения, гл. 6


[Закрыть]. Так было до моего рождения, и так будет долго после меня. Люди смертны. Точка.

– И ты следуешь за четырьмя всадниками, потому что тебе это нравится и потому что это окупается.

– Не старайся затеять ссору, Флора. Я драться с тобой не собираюсь. Здесь не просто война. Здесь просто плохая война. Это полное и окончательное разрушение…

– Мертвец есть мертвец, – рявкнула Флориан. – Не думаю, что твои гражданские жертвы волнует, в какой войне они погибнут – просто в войне или в «плохой» войне.

Пастон и Фавершэм пели: «Христос Император, Христос Виридианус». Их голоса сливались, один высокий, один низкий. Светло было только в той части комнаты, где стояли свечи. Стоявшие у входных дверей Анжелотти и Ансельм в этом свете казались просто парой вооруженных солдат. Пушкарь, кажется, что-то бесстрастно говорил очень тихим голосом. Аш заметила, что Ансельм хмурится.

От нетерпения она переминалась с ноги на ногу, рассматривала ставни на окнах, штабели ящиков с оружием.

– Ах да, Флориан, пока я не забыла: я видела сестру Симеон в башне Филипа Красивого. Она хочет, чтобы твоя Маргарет Шмидт вернулась назад. Меня потрясло, когда я увидела ее на стене: никогда не думала, что встречу ее с пушкарями. Я думала, она станет одной из помощниц хирурга.

– Она не «моя» Маргарет, – тихо объяснила Флора дель Гиз.

– О-о, – Аш растерялась.

Флора смотрела на нее со смешанным выражением угрюмости и горькой насмешки.

– Лично меня ничего не удивляет. Она… Вроде бы она записалась в книгах отряда как помощник пушкаря.

— С ней все будет в порядке, – проговорила Аш, несколько растерянно, ожидая, когда закончится благословение. – Она была при одном из лучших пушкарей Анжелотти, он ее обучит.

Флориан смотрела на Аш:

– Я так и не смогла объяснить тебе свою мысль, верно? Ее учат убивать других! Не для защиты, не ради ее Господа даже. Ради денег. И потому, что ей это понравится. А если в конце ее начнет воротить от всего этого, что ей светит? Назад она не вернется.

– Я не заставляла ее вербоваться к нам, – тихо произнесла Аш.

Она слишком молода и сама себя не знает!

Дигори Пастон и Ричард Фавершэм снова вошли в главную комнату, внеся с собой аромат ладана, и вместе запели торжественное благословение.

– Ладно, – властно сказала Аш, – я поступлю с ней так, как всегда с очень молодыми рекрутами. Сегодня ночью поставлю ее в пикет, на восточную стену, над рекой Оуч. С той стороны атаки не будет, но холод будет обалденный, – и перевела взгляд со священников на Флору. – Большинство молодых ребят после такого увольняются. Они имеют моральное право говорить, что были на войне, так что их гордость не страдает. Но если она останется, Флориан, я ее не заставлю уходить. Потому что она нам нужна. Пока мы не получили провиант и не ушли из города, нам понадобится любой, кого мы сможем заполучить.

Наступившее молчание сказало ей, что служба окончена.

На нее смотрели Фавершэм и Пастон.

Флора перевела взгляд на ожидающих священников.

– Девочка, у тебя благочестия меньше, чем у кролика. Верно?

Губы Аш скривились, возможно, это должно было означать улыбку, если бы ее лицо не застыло от страха:

– Ты бы удивилась…

– Хирург… должен остаться на всю службу. Изгнание бесов иногда оказывается опасным, – сказал Дигори Пастон.

– Хорошо, – Аш взялась руками за пояс; его на ней не оказалось; она увидела, что он еще лежит на кровати, вместе с кошельком и кинжалом; так что она была безоружна. – Дигори, Ричард, прошу вас помолиться за меня, пока я все это буду делать. И когда я обращусь с вопросом – я прошу вас помолиться о Божьей милости, чтобы Он подавил голос между моей душой и каменным големом.

Флора подняла на нее мрачный взгляд:

– Ты хочешь рискнуть – отрезать себя от Диких Машин? Герцогу это не понравится!

– Я задам интересующие его вопросы. Если Годфри прав, и на данном этапе я испугала Фарис настолько, что она не обращается к военной машине, я не собираюсь задавать вопросы о ее тактике. А великая стратегия Карфагена нам известна.

– Она могла измениться. А если ты так поступишь, мы про это не узнаем.

– Ты вспомни, они меня просто развернули, Флориан. Они заставили меня пойти к ним, – голос у Аш стал тоненьким. – Ну ладно, мы далеко от Карфагена. Но такое больше не случится. Ни за что. От меня люди зависят.

– А Годфри?

Аш не успела ответить, – скрытый смысл этого был слишком ощутим для нее, – как Дигори Пастон схватил ее за руку своей костлявой лапой и повел к очагу, в котором прыгало ослепительное пламя. Холодная, насквозь продуваемая сквозняками, пыльная, заваленная багажом комната была полна движущихся теней. Под его настойчивым понуканием Аш упала на колени. Сверху, с рамы очага смотрели древние резные фигуры. Перед ее глазами мелькали тени и листва на дереве Зеленого Христа.

Дигори Пастон взял кусок черного хлеба и преломил его. Ричард Фавершэм опрыскал его водой и солью.

– Огонь и соль и свет свечей – да приимет Христос твою душу…

Аш закрыла глаза. Не стали видны обеспокоенные лица двух священников; исчезла Флора, ходящая взад-вперед в освещенном свечами углу; исчезли голоса Ансельма и Анжелотти. Коленям было больно стоять на жестком полу из-за синяков после сегодняшней схватки на стенах Дижона.

– Л это было не твое дело, вести атаку, дитя! Грешно искушать смерть таким образом.

К ее губам поднесли посоленный хлеб. Она его взяла в рот. Во рту он превратился в слизистый твердый ком.

– Какого черта, – она проглотила хлеб, – откуда ты знал, что я буду делать тут сегодня, Годфри?

– Ты молилась. Нашему Господу или военной машине, а, может, и обоим. Я тебя слышал. «Храни меня в живых, пока мир не придет сюда!» У меня не было информации, где ты сражалась и как; но я не дурак, и я тебя знаю.

— Ладно, я была на поле боя. Иногда это нужно. Это не было самоубийством, Годфри.

– Но вряд ли безопасно.

Она посмеялась этому, проглатывая хлеб, и чуть не поперхнулась. И слушала с закрытыми глазами, все ее чувства обострились. Той частью своего существа, которая у нее была предназначена для общения, она разделяла с ним и веселье, и доброту, и любовь. Слезы навернулись ей на глаза: она сморгнула, чтобы их отогнать. В пустоте своего разума она чувствовала возможность услышать не только голос Годфри Максимилиана, одинокого во мраке.

– Что бывает после смерти?

Она не об этом собиралась спросить. Ушами она слышала резкое «Благословенна будь!» Дигори Пастона, и «Аминь!» Ричарда Фавершэма.

– Как это выразить? Вот Преддверие Ада, вот Чистилище. Вот боль! А вовсе не Общность благословенных!

— Годфри…

При звуке его голоса ее затопило страдание.

– Мне надо видеть Лик Господа нашего! Мне это обещано!

Она ощутила боль, поморгала и ненадолго открыла глаза, но достаточно, чтобы увидеть, что вонзила ногти себе в ладони.

– Я хочу найти тебя.

– Я… нигде. Меня не найти. У меня нет глаз, чтобы видеть, нет рук, чтобы обнимать. Я – то, что слушает, то, что слышит. Все – тьма. Голоса… подсматривают за мной. Разоблачают меня. Часы, дни – или это годы? Здесь только голоса, ничего больше…

— Годфри!

Только тьма, и пожирающие меня Великие Демоны!

Аш протянула руки. Ее схватили мужские руки, жесткие, от погоды и физической работы, холодные от ноябрьской стужи. Она ухватилась за них, как будто это был Годфри Максимилиан.

– Я тебя не оставлю.

– Помоги мне!

— Мы все сделаем, что можно. Верь мне. Ни перед чем не остановимся. Я организую тебе помощь.

Она говорила абсолютно убежденно, решительно, как в бою. Сейчас не важно, что такое спасение может быть просто невозможно или недоступно; главное – необходимость дойти до него.