Текст книги "Отряд"

Теперь он тихо смеялся:

– Ты часто говорила нам эти слова, малышка, в самых невероятных боевых ситуациях.

— Ну да, и оказывалась права.

– Молись за меня.

— Да, – она прислушалась к себе. В пустоте своей раздробленной души искала, не прозвучат ли Голоса более громкие, чем голос Господа.

– Давно ли ты говорила со мной в последний раз?

— Минуты… Меньше часа.

– А я не могу сказать, дитя. Здесь, где я нахожусь, времени не существует. Я читал однажды у Фомы Аквинского, что срок пребывания души в Аду может представлять собой не дольше, чем один удар пульса, но для пропащих душ этот срок – вечность.

Ей мгновенно передалось его безысходное отчаяние. И она тут же грубо спросила:

– Ты слышишь мою сестру. Обращалась ли она снова к каменному голему?

– Еще один раз. Я сначала решил, что это ты. Она обращалась к Карфагену, к машине, сказала, что ты жива. Сказала, что ты, как и она, можешь спрашивать и получать ответы от военной машины, И сказала своему хозяину, королю-калифу, что теперь их подслушивают.

У нее в ушах стучала кровь, и шепотом голос, звучащий в голове, добавил:

– Вы очень разные, ты и она.

В чем? Нет, не сейчас. Позже скажешь.

Ей больно было стоять коленями на жестком полу, но зато она могла сосредоточиться.

– Скажи мне, какие войска она развернула сейчас. Какие последние посланцы прибыли из армий в Иберии и Венеции. И насколько она сильна на севере – я знаю, что у нее было еще два легиона, когда мы были в Базеле: сейчас они, должно быть, во Фландрии!

– Мне кажется, я… могу сказать тебе, какие сообщения посланы военной машине.

Аш наклонила голову, все еще крепко вцепившись в руки человека, стоявшего перед ней; глаза не открывала.

– И… мне надо поговорить с Дикими Машинами. Если можно. Не бросишь меня, будешь рядом?

Аш утонула в его печали. Зазвучал голос Годфри Максимилиана, легкий, как перышко:

– Когда я был ребенком, я любил леса. Моя мать по обету обрекла меня церкви. Я предпочел бы жить на открытом воздухе, среди животных. Я любил свой монастырь Святого Герлена не больше, чем ты – свой, Аш, и меня били так же жестоко, как тебя. Я и сейчас не считаю, что Господь предназначил меня для службы священника, но Он дал мне милость совершать мелкие чудеса, и одарил счастьем служить в твоем отряде. И сан того стоил. Как на земле, так и тут я – с тобой. Если я о чем и жалею, так только о том, что не добился твоего доверия.

Слова «И сан того стоил» она задвинула на периферию сознания, стерла, забыла. Пока она не потеряла смелость и ощущала его теплоту, она произнесла:

– Дислокация войск визиготов, осада Дижона, главные части, дать мне их позиции.

И голосом Годфри заговорила военная машина:

– Легион VI Лептис Парвы, северо-восточный сектор: войска рабов в количестве…

— ЭТО ОНА…

На нее накатило то же онемение, какое окутывало ее сознание среди пирамид в пустыне. На секунду она перестала ощущать доски пола, на которых стояла, и крепко сжимающие ее руки Дигори Пастона.

— Сукин сын… – Аш открыла глаза, лицо ее исказилось. Ричард Фавершэм удерживал ее за плечи; Дигори Пастон – за руки. Ее окружали Ансельм, Анжелотти, Флора, но их лица казались ей такими далекими, будто они на дальнем конце поля битвы.

– Годфри! – схватилась она за костлявые руки Дигори.

Ответа не было. Холод все больше охватывал ее разум. Она поискала в себе – но только онемение, глухота.

«Значит, они могут доставать меня и тут.

Христос, всю дорогу за море из Карфагена, через половину христианского мира!.. Но ведь каменный голем может, почему бы им не суметь?»

– Годфри!

Слабый, как во сне, голос Годфри прошептал:

– Я всегда тут.

— ЭТО ОНА, ЭТО ТЫ МАЛЫШКА…

Значит, теперь недостаточно, что тут есть мужчины и женщины – Томас Рочестер, Людмила Ростовная, Караччи, Маргарет Шмидт, – чьи жизни могут быть спасены или разрушены ее решениями.

«Незаменимых нет», – подумала она.

Теперь осталась одна Аш старше девятнадцати лет; стоящая коленями на твердом деревянном полу под холодным ветром, рукав камзола перегрелся от близости огня в очаге. Одна женщина, которая вдруг стала молиться так истово, как не молилась с самого детства: «Лев, защити меня!»

Она вспомнила, как хрустели под копытами бурой кобылы обломки раскрашенной штукатурки, на снегу, на юге, когда она ехала верхом среди больших пирамид. И онемела она сейчас – от холода или от тишины. И тут в голове зазвучали в унисон голоса – их много, множество, легион.

– МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ТЫ НАС СЛЫШИШЬ.

– Не врете? – слегка съязвила Аш. Она разжала руки, отпустила больно стиснутые пальцы священника, все еще с закрытыми глазами, и услышала, как он вздохнул. Снова уселась на пятки. Никто не заставляет ее не делать того, что ей хочется. Абсолютно расслабившись, она сказала: – Но вам-то меня не достать. Я могла оказаться где захочу.

– ДА, МОГЛА. НО ТЫ В ДИЖОНЕ. НАМ ЭТО СКАЗАЛО ДИТЯ ГУНДОБАДА.

— Как же, сказала. Разве что каменному голему и, может быть, Дому Леофрика. Но уж не вам. Она вас и слушать не станет.

– ДА ЭТО НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ. ОНА УСЛЫШИТ, КОГДА ПРИДЕТ ВРЕМЯ. МАЛЫШКА, МАЛЫШКА, ПЕРЕСТАНЬ ВОЕВАТЬ С НАМИ.

– Свинячий хрен вам в ухо!

Вот теперь она выступает как наемник, как она всегда и хотела выглядеть: веселая, грубая, сквернословящая, непобедимая. В этом возбужденном адреналином состоянии даже она не знает, что там у нее в глубине, за этим чисто внешним фасадом.

– Какие же вы Дикие, – по ее лицу закапали слезы, и она сама не сказала бы, от боли они или же от неприятного юмора. – Это мы вас построили. Давным-давно, случайно, но мы, мы. Почему же вы нас ненавидите? Почему вы ненавидите Бургундию?

– ОНА УСЛЫШАЛА.

– ОНА ПОНЯЛА.

– ЗНАЕТ ТО, ЧТО ЗНАЕМ МЫ.

– ХОТЬ МЫ ЗНАЕМ НЕ ТАК МНОГО.

– МЫ ЗНАЕМ НАЧАЛО, НО КТО ЗНАЕТ КОНЕЦ?

То, что было хором Голосов, превратилось при последнем вопросе в разноголосицу. С некоторым отзвуком печали. От громкости Аш заморгала, но тут же ей стал виден огонь очага среди веками закопченных камней. Там, где огонь был сильнее, откололся и отвалился кусок камня. Структура камня в месте разлома все еще была видна.

В памяти Аш всплыли трещины в куполе дворца короля-калифа и летящие сверху, вертящиеся в полете камни.

– МЫ ЗНАЕМ КОНЕЦ…

– МЕРЗОСТЬ ПЛОТИ!

– МАЛЕНЬКИЕ ОТРЕБЬЯ, НЕДОСТОЙНЫЕ ЖИЗНИ…

…ИЗ-ЗА ВАШЕГО ГРЕХА…

До боли вонзив ногти в ладони, Аш выдохнула сардоническим тоном:

– А это не предубеждение – после того, как двести лет слушали Карфаген!

Радость, хоть и с примесью горечи – Годфри? И в голове зазвучал снова умертвляющий душу, леденящий гомон.

– КАРФАГЕН – НИЧТО…

– …ВИЗИГОТЫ – НИЧТО…

– ГУНДОБАД ГОВОРИЛ С НАМИ ЗАДОЛГО ДО НИХ…

– САМЫЕ ГРЕШНЫЕ ИЗ ЛЮДЕЙ…

– МЫ ПОМНИМ!

– МЫ ПОМНИМ…

– МЫ СОЖЖЕМ ТЕБЯ, МЕЛКАЯ ЧАСТИЧКА ПЛОТИ.

От последней прозвучавшей в голове фразы она вздрогнула, прикусила язык и почувствовала привкус крови. И вслух сказала, не видя окружающих:

– Не волнуйтесь. Если они могли бы сдвинуть тут землю, они бы это сделали. А если не делают, значит, не могут.

– ТЫ ТАК УВЕРЕНА, МАЛЫШКА?

Под одеждой по ней пробежали мурашки, и она с отвращением подумала: «Малышка, смотри ты! Меня так называл Годфри, от него позаимствовали».

– В общем, что-то вам мешает, – сказала она вслух. И сплюнула с отчаянным сарказмом: – По вашим словам, Фарис армия не нужна! Она дитя Гундобада, она творец чудес; она может превратить Бургундию в пустыню, именно так. Вам только остается помолиться о солнце, и – блямс! — оно тут как тут. Всего одно чудо. Так почему вы его не сотворили?

Вложив в вопрос всю свою ярость, она сразу сконцентрировала внимание – обрела то самое внутреннее состояние, какое у нее наступает, когда в руках меч, – и слушала.

И немедленно она буркнула от беззвучного удара. Стало больно губам. Она подняла руки к лицу, открыла глаза; увидела кровь, поняла, что прикусила губу. Рядом кто-то сказал что-то резкое. Она ничего не видела, только взмахом руки отослала их подальше. И сразу почувствовала, что онемела и задыхается; такое ощущение было у нее, когда она впервые училась ездить верхом. В долю секунды между ударом о землю и началом боли. Она замерла.

Но физической боли не было.

– ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ УСЛЫШАТЬ НАС, ПОКА МЫ НЕ ЗАХОТИМ. ТЫ БОЛЬШЕ НЕ УВИДИШЬ НАС.

– Дерьмо, а то как же, – Аш потерла губы руками, размазывая кровь по лицу.

– МЫ ТЕБЯ НЕ ПОНЯЛИ.

– Нет. И не поймете. Милости просим в хреновую компанию, – с горечью сказала Аш.

Она не почувствовала, чтобы они были смущены или озадачены. Только звучали в голове их Голоса. У нее кровь на лице застыла, стягивая кожу. Она осторожно потрогала языком губу, подумала: «Болеть будет», – и проглотила кровь и слюну, а потом сказала:

Но ведь не сможете вечно держать меня в неведении.

В ответ – молчание.

– Что это изменит, если вы мне скажете? Уже становится холоднее. Вы вытягиваете энергию у солнца, и становится холодно даже там, где находитесь вы. Вам скоро и Фарис тут не понадобится. И никакое чудо. Зима убьет нас всех.

И снова зазвучал унисон голосов:

– ЗИМА НЕ ВСЕ ПОКРОЕТ.

– Да провались вы! – Аш раздраженно стукнула себя кулаком по бедру. – Почему Бургундия так важна для вас?

– МЫ МОЖЕМ ЗАБРАТЬ ЭНЕРГИЮ СОЛНЦА… note 43Note43
  Я думаю, не лучше ли перевести эту фразу словом «энергия», или даже – для современного читателя – словом «солнечная энергия»? Может быть, даже «электромагнитная сила»?


[Закрыть]

– …ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЕГО МОЩНОСТЬЮ, ОСЛАБИТЬ, ПРИНЕСТИ ТЬМУ, ХОЛОД И ЗИМУ…

– …НО…

– НО ЗИМА НЕ ПОКРОЕТ ВЕСЬ МИР.

Аш открыла глаза.

Перед ней на коленях стоял Роберт Ансельм, одной рукой поправляя эфес. Позади него – Анжелотти, держась рукой за обтянутое кольчугой плечо Ансельма. Оба во все глаза смотрели на нее. Флора сидела на корточках между двумя священниками, опираясь руками о бедра, длинными пальцами почти касаясь пола.

– ЗИМА ПОКРОЕТ НЕ…ЗИМА ПОКРОЕТ НЕ…

– …ВСЕ!..

– ТЬМА ПОКРОЕТ НЕ ВЕСЬ МИР.

– Во имя Отца, и Сына и Духа Святого, – хриплым шепотом произнес Ричард Фавершэм.

– Тьма покроет не весь мир ?.. – недоверчиво повторила Аш.

Она не закрывала глаз, еще видела всех вокруг себя, но звук громких голосов в голове отвлек ее внимание от комнаты в башне. И ее почти затопила огромная холодная печаль.

– …ЗИМА МОЖЕТ УБИТЬ ВЕСЬ МИР, ЕСЛИ БЫ НЕ ОН.

– ТЬМА МОЖЕТ ПОКРЫТЬ ВЕСЬ МИР, ЕСЛИ БЫ НЕ ОН.

– НАМ НЕ ДОСТАТЬ…

– …БУРГУНДИЯ УМРЕТ ПО ЕЕ КОМАНДЕ, НО ТОЛЬКО…

– ОНА РАЗРУШИТ БУРГУНДИЮ, НАШЕ ТЕМНОЕ ЧУДО. КАК ТОЛЬКО УМРЕТ ГЕРЦОГ.

– Весь мир! – воскликнула Аш. – Весь мир.

– КОГДА ОН УЙДЕТ…

– …СТАНЕТ ЗАБРОШЕННЫМ, СТАНЕТ ПУСТЫНЕЙ…

– КОГДА НЕ БУДЕТ НИЧЕГО: БУРГУНДИЯ УНИЧТОЖЕНА, КАК БУДТО ЕЕ НИКОГДА НЕ БЫЛО…

– ТОГДА ВСЕ…

– ВЕСЬ МИР…

– …МОЖЕТ БЫТЬ ОЧИЩЕН И СТАНЕТ ЧИСТ, ВЕСЬ МИР…

– …ЧИСТ ОТ ПЛОТИ, ГРЯЗНОЙ, РАЗЛАГАЮЩЕЙСЯ ПЛОТИ, ЧИСТ…

– КАК БУДТО ТЕБЯ НИКОГДА НЕ СУЩЕСТВОВАЛО.

Прилив и колыхание громких голосов стали слабеть. Под ее ногами сдвинулись доски пола – нет, они стояли прочно, это она потеряла равновесие и упала на спину, приземлилась своим мягким местом, ее подхватил Ричард Фавершэм, так что она всем телом раскинулась на нем, он придерживал ее за плечи своей рукой кузнеца.

В душе у нее царила немая бесконечная пустота. В ней не звучало ни одного голоса. Даже Годфри молчал. Она ощущала смертельную опустошающую усталость.

– Молились? – спросила она.

– Чтобы изгнать Голоса, – Фавершэм кивнул, и от этого его тело всколыхнулось. – Чтобы изгнать из тебя демонов.

– Может, это и сработало… – просопела она, не зная, смеяться или плакать. – Годфри, Годфри…

В голове тихо прошелестело:

– Я с тобой.

— Сукин сын! – протянув руку, она хлопнула Дигори Пастона по плечу. – Боюсь, что экзорцизмом этого не добьешься. Нет. И я даже не знаю, имеет ли это теперь значение…

Взгляд ее остановился на лице Флоры.

– Ну что? – потребовала хирург. – Что?

– Бургундия – не цель, – ответила Аш. – Бургундия – помеха.

– Что за плешь ты мелешь, девочка? – прорычал Роберт Ансельм.

Она так и стояла, откинувшись всем телом на надежную фигуру Фавершэма, сомневаясь, сможет ли сама сесть. У нее наступила полная слабость; все тело трясло, как в лихорадке.

– Бургундия – для них не цель. Бургундия – препятствие для… – она взглянула на взмокшее лицо Роберта Ансельма. – А почему – я не знаю! Они все время говорили, что уничтожат Бургундию – но не потому, что им просто надо, чтобы Бургундии не было на лице земли. После того, как Бургундии не станет…

Опять по всему ее телу пробежала дрожь; лучше не пытаться оценить, насколько она внутренне ослабла, лучше не замечать. К ее собственному удивлению, голос ее прозвучал резко и насмешливо:

– Они хотят избавиться от нас. От мужчин. Всех мужчин. И в Бургундии, и в Карфагене. Знаете, так, как… фермеры поджигают амбар, чтобы избавиться от крыс. Вот поэтому им нужно их «зловещее чудо». После того, как Бургундии не станет, – они говорят, что тогда они смогут покрыть тьмой весь мир.

5

– Мне надо видеть герцога! Срочно! – добавила Аш.

Флора держала свечу в неудобной близости от лица Аш. Она перестала вглядываться ей в глаза.

– Согласна. Надо. Я пойду вперед и организую через врачей.

Переодетая женщина рывком выпрямилась, сунула деревянный подсвечник в руку Дигори Пастона и большими шагами устремилась к темному лестничному пролету. По каменным ступеням загремели ее шаги.

– Сейчас организую тебе эскорт, – Роберт Ансельм прокричал приказ. Аш услышала топот бегущих людей в кольчугах.

– Но, мадам, вам надо отдохнуть, – запротестовал Дигори Пастон. Взяв в руки ее кисти, он их повернул ладонями кверху и деловито обследовал. – Милость Божья не смогла вас спасти. Лучше бы вам попоститься и помолиться, выказать смирение и снова помолиться Ему.

– Позже. Я приду к вечерне note 44Note44
  Последняя служба дня, 9 часов вечера


[Закрыть]. Герцог должен узнать об этом! – Аш осторожно попробовала – не раздадутся ли голоса, так, как языком пробуешь больной зуб. – Годфри…

Она ощутила слабое тепло. И голос Годфри – слабый, почти неслышный:

– Будь благословенна.

Этот звук зашелестел в ее душе, как шум ветра в верхушках деревьев. Сначала с треском и шепотом, а потом громче, пока у нее не наполнились слезами глаза, и она потерла виски тыльной стороной ладоней.

– Ладно…

Как только она отключила сознание, тут же оглушающий внутренний звук упал до причитающего бормотания.

Это был рыдающий хорал Диких Машин на языке, теперь устаревшем и неразборчивом. Язык, которым они разговаривали с Гундобадом, так много веков назад: древний, недоступный для понимания готский язык.

— He произносите слово «позже» в разговоре с Господом, мадам, – сказал ей Ричард Фавершэм. – Ему это не понравится.

Секунду Аш смотрела на него молча, потом хихикнула:

– Тогда, мастер священник, не говорите Ему, что я так сказала. Пойдемте со мной к герцогу. Вы можете мне понадобиться, чтобы объяснить ему, что ваши молитвы не дошли. Что меня нельзя освободить от каменного голема.

«И снова спрошу его: почему Бургундия так важна? Почему Бургундия является помехой для Диких Машин? И на этот раз я намерена вырвать из него ответ».

Появился Рикард и ее молодые пажи, и они в миг одели ее: позаимствованный меч прицепили к поясу под толстым походным плащом, край капюшона был приспущен со шлема.

По непроглядно черным улицам Дижона под звездами Ансельм и эскорт провожали ее ко дворцу. Молчание нарушил низкий гул пушки, и откуда-то издали, к северной стене, полетел сгусток пламени. В тени проскальзывали горожане, люди в штатском бежали – или от бомбардировки, или после совершения кражи; Аш не останавливалась для расследования. На одной площади их обогнал отряд бойцов – человек сто, топая сапогами по промерзлой земле, направлялись согласно приказу на городскую стену. Она нащупала эфес меча, но шла дальше.

Дворец был ярко освещен: в свете свечей блестели стекла стрельчатых окон, в воротах стражники держали пылающие факелы. И в этом свете перед Аш мелькнула шапка льняных волос.

Флора, сбросив капюшон, раскрасневшись, стояла, жестикулируя, перед огромного роста бургундским сержантом. Когда Аш сбоку подошла к ней, та взорвалась:

– Они меня не впускают! Я, черт побери, врач, и они меня не впускают!

Аш протолкалась вперед, окруженная толпой своих, в форме Льва. Глаза ей ел дым от факелов. Холодный ветер обжигал открытое лицо и руки в перчатках. Желудок сжался холодным комком.

– Аш, наемник, человек герцога, – торопливо представилась она сержанту, старшему в кордоне стражников. – Я должна поговорить с его милостью. Пошлите сказать ему, что я тут.

– Времени у меня на это… – бургундский сержант обернулся, с его лица сразу исчезло встревоженное выражение. Он кивнул ей: – Мадам Аш! Вы приходили вчера, в мое дежурство. Говорят, вы разрушили Карфаген. Это правда?

– Хотелось бы, чтобы было правдой, – она говорила со всей откровенностью, на какую была способна. И тихо добавила, видя, что в эту минуту ей уделено и уважение, и внимание: – Пропустите меня. У меня важная информация для герцога Карла. Что бы у вас тут ни случилось, мои новости важнее.

Она успела подумать: «Мне вовсе не надо врать, моя информация и вправду важнее», – и заметить, что стражника убедила не столько ее искусственная искренность, сколько ее внутренняя убежденность.

– Простите, капитан. Мы только что выпустили всех врачей. Не могу вас впустить. Там сейчас только священники, – сержант незаметно махнул рукой в сторону, и, когда она отошла с ним от толпы в сторонку, понизил голос: – Нет смысла, мадам. В комнате его милости дюжина аббатов и епископов, все стоят на коленях на каменном полу, и ни черта хорошего из этого не выйдет. Бог кладет свою самую тяжелую ношу на Своего самого верного слугу.

– Да что случилось?

– Вы же знаете, как бывает с ранеными, когда они в состоянии равновесия: процесс вдруг может пойти в ту или другую сторону, – сержант поднял кверху руки, поудобнее натянул шлем, на его морщинистом лице усталые глаза были налиты кровью. – Прошу вас, мадам, только тихо. Скоро уже начнется суматоха. Какое бы у вас ни было дело, оставьте его для того, кто придет на место герцога. Его милость герцог сейчас на смертном ложе.

– Это правда, – сказала Флора, вернувшись в комнату на верхнем этаже башни.

Не замечая Ансельма и Анжелотти, она перешла комнату, подошла к очагу и заговорила прямо с Аш, потом рухнула кучей у очага, протянув руки к пламени.

— Мне удалось добраться до дверей его комнаты. Там остался один из его врачей: немец. Карл Бургундский умирает. Началось это два часа назад, с лихорадки и потения. Он потерял сознание. Кажется, он несколько дней не мочился и не испражнялся. И тело уже завоняло. Он даже не способен услышать молитвы. note 45Note45
  Это описание в оригинале напоминает смерть из-за отказа мочеточника, после длительной болезни. Смущает то, что в данной книге Карл Смелый умер только через два месяца, 5 января 1477 года, и в данном случае – от смертельных ран на поле боя при Нанси, в сражении со швейцарцами.


[Закрыть]

Стоящая Аш глядела сверху вниз на отрядного хирурга:

– И как долго, Флориан?

– Пока умрет? Он невезучий мужик, – в глазах Флоры отражался огонь очага. Она смотрела в пламя. – Сегодня, завтра; самое позднее – послезавтра. При сильной боли.

– Девочка, – сказал Роберт Ансельм, – если бы он был одним из твоих, ты бы уже была там сейчас и предоставила бы ему кинжал для удара милосердия. note 46Note46
  Кинжал, применяемый для нанесения удара милосердия, названного так но религиозным соображениям, дарующий возможность последней милости.


[Закрыть]

Тревожное настроение охватило все этажи башни, от поваров и пажей при кухнях, до войск и до стражников у двери в комнату Аш. Зная, что хирурга подслушивают, Аш не пыталась заставить ее молчать. «Если встанет проблема с боевым духом войск, пусть ничего не будет втихаря, пусть я все сама увижу».

– Ну, мы вляпались, – заметил Роберт Ансельм. – Не будет второй попытки взять Карфаген. И сами увидите, как рухнет эта хреновая осада!

Тяжелой походкой он ходил по комнате, бренча своим полным доспехом. За узкими щелями окон эхом отдавались звуки ночной бомбардировки; машины-големы, не нуждающиеся ни в сне, ни в отдыхе, бросали снаряды, непрерывно кроша стены Дижона. Она заметила, как Роберт вздрогнул при очередном взрыве – совсем близком.

– Что будет, когда герцог умрет? Что смогут сделать эти Дикие Машины?

— Вот мы и выясним, – от двери в свете пламени очага шел Антонио Анжелотти. – Мадонна, отец Пастон говорит, что готов начать службу вечерни.

– Я на заутреню пойду note 47Note47
  Первая служба дня проводится в полночь


[Закрыть], – раздраженно отмахнулась Аш. – Мы не будем просто так сидеть тут. Если там это «дитя Гундобада»… Если Дикие Машины говорят, что Фарис может совершить чудо, вроде того, что совершил Гундобад, – превратил Африку в пустыню, вы собираетесь тут сидеть и ждать, чтобы убедиться, правы ли они?

Пушкарь прошел к очагу, опустился на корточки рядом с Флорой, одна золотая голова рядом с другой. У Анжелотти был вид человека, сознающего, что как только закончится бомбардировка, ему надо быть готовым отражать следующую за ней атаку. Время от времени он для проверки сгибал ее и разгибал свою хорошо забинтованную, в зашитой повязке руку.

– А что нам остается, мадонна, если не ждать? Сделать вылазку и попробовать убить ее в бою?

Все ненадолго замолчали. Анжелотти повернул голову набок. Она увидела по его лицу, что и он услышал – визиготские пушки перестали вести стрельбу.

– Он обещал нам организовать еще один набег на Карфаген. Я на это рассчитывала. – Аш говорила, одновременно делая расчеты в уме. – Если он умрет – у нас нет шансов. Итак: мы не отправимся туда за каменным големом. Один есть у нас выход. Анжели прав: мы добываем Фарис. А потом – наплевать, что там запланировали Дикие Машины – для чего они ее выращивали, и вся эта чушь. Мертвый есть мертвый. Когда ты умер, ты уже никаких чудес не совершишь.

Ухмыляющийся Роберт Ансельм качал головой:

– Да ты спятила. Она же там, в самом центре этой хреновой армии! – и, помолчав, добавил: – Какой у тебя план?

Проходя мимо Роберта к столу на козлах, чтобы изучить планы, она потрепала его по плечу и в свете свечи стала рассматривать карты и расчеты, нарисованные тонкими, как паутина, линиями.

– План? Кто говорил что-нибудь о плане? Чертовски хорошая мысль – составить план…

Сквозь густой смех Ансельма и не такое бурное выражение восторга Анжелотти, Аш услышала на лестнице какой-то шум. Гулко звучали чьи-то голоса. Инстинктивно она сразу же встала плечом к плечу с Ансельмом и Анжелотти, проверяя взглядом, в безопасности ли Флора позади них; все трое обратились лицом к входу в комнату, взявшись за эфесы мечей.

Спотыкаясь, вбежал Рикард, на пороге упал на колени. И уронил то, что нес в обеих руках.

На пол шлепнулся узел – что-то в одеяле, раздалось приглушенное бренчание.

– Какого хрена?.. – начала Аш.

Черноволосый оруженосец, не вставая с колен, развернул узел.

В колеблющемся свете они увидели массу гнутых металлических предметов, с полоской из сияющего металла по краям. На лице Флоры, уставившейся на это зрелище, Аш заметила смущение, а оба мужчины уже хохотали, изумленный Роберт Ансельм сопровождал смех веселым потоком непристойностей.

Аш подошла к развернувшемуся узлу. Наклонилась и подняла свою кирасу за заплечные лямки. Пустая кираса была обернута чехлом музыкального инструмента концертино, и ее створка защелкнулась, когда она подняла пустой доспех вверх; пластины набедренников качались на своих кожаных ремнях.

– Она вернула мне мой хренов доспех!

В одеяло были завернуты две целые металлические ноги, вместе с массой приспособлений для плечей: тут были наплечники, плечи и латный воротник. Латы для одной руки были тупые, незаточенные, свет отражался и расходился лучами от локтевой пластинки в форме бабочки. Аш положила на пол кирасу и подобрала с пола рукавицу, согнула ее, посмотрела, как металлические пластинки складываются одна за другой. Заметила несколько новых пятнышек ржавчины и несколько царапин.

Недоверчиво Аш сказала:

– Дерьмо! Наверняка не может пережить, что мы стену удержали! Если меня думает подкупить… Неужели еще ждет, что мы предадим Дижон? Откроем ей ворота?

Частью мозга она лихорадочно размышляла: «Что бы это значило?», при этом могла только поглаживать металл, обследовать швы – не разошлись ли, вспоминала каждое поле битвы, на котором заработала денег, чтобы сказать оружейнику: «Сделайте мне это или то».

– И почему сейчас? Если она предпочитает прямую атаку… Не услышала ли она… чего-то?

Аш повернула голову к Рикарду, увидела, как он невероятно горд.

– Угу, ладно. Лучше все это вычистить, сделаешь? Довести дело до конца.

– Есть, командир!

Под изогнутыми пластинами, с аккуратно подвернутым под эфес длинным поясом, лежал в своих ножнах одноручный меч, с головкой эфеса в виде колеса. На кожаной рукоятке еще темные следы ее собственного пота.

– Сукина дочь, – Аш все ощупывала рукавицу. Она присела на корточки, трогая холодный металл: меч, нагрудник, наспинник, шлем с забралом; проверяла кожаные ремни и пряжки; как будто только наощупь могла убедиться в реальности. – Прислала назад мой меч и доспех…

«И это наверняка не по совету Карфагена – потому что, если Годфри не врет, то она не говорит через каменного голема!»

Рикард опять опустился на пятки и утер мокрый нос.

– И прислала сообщение, – он выждал, немного важничая, пока Аш обратит все свое внимание только на него.

– Сообщение от Фарис?

– Ага. Мне пересказал ее посланец. Командир, она говорит, что хочет повидаться с тобой. Она говорит, что даст тебе перемирие, если ты выйдешь на заре к лагерю с северной стороны.

– Перемирие! – хрипло загоготал Роберт Ансельм.

– Завтра утром, командир, – Рикард и сам говорил скептическим тоном. – Так она говорит.

– Да что ты, клянусь Богом! – Аш выпрямилась, все еще держа в руке рукавицу. Задумчиво смотрела на пластинки, покрывающие костяшки пальцев. – Флориан, ты сказала, что герцог может скончаться даже сегодня вечером?

Из-за ее спины хирург сказала:

– Да в любую секунду. Я не удивлюсь, если сейчас зазвучит похоронный звон, если до этого дойдет.

– Значит, тут и обсуждать нечего, – Аш обернулась к своей оперативной группе. – И нечего тут болтать о демократии. Рикард, отправь пажа, пусть разыщет посланца. Роберт, приготовь мне эскорт на утро – мне нужны такие, кто не начнет палить без разбора. Ты принимаешь командование, пока я не вернусь в город.

– Есть, – сказал Роберт Ансельм.

Флора дель Гиз открыла рот, закрыла его, минуту рассматривала лицо Аш и вдруг выпалила:

– Если вернешься!

– Я пойду с тобой, мадонна! – гибким движением поднялся Антонио Анжелотти. – Людмила обгорела, но ходить может; она примет командование над пушкарями, Я могу тебе пригодиться. Я знаю магию их. ученых. Я могу увидеть то, чего ты не заметишь.

– Согласна, – Аш потерла рукавицу тыльной стороной ладони. – Рикард, снаряди-ка меня. Просто потренироваться к завтрашнему утру…

– Да ведь тебя, – сказал Роберт Ансельм, – остановят у городской стены. Представляешь, капитан наемников идет на свидание с врагом, как только узнал, что герцог умирает. Им может не понравиться.

– Значит, возьму письменный пропуск у Оливье де Ла Марша. Я все-таки герой Карфагена! Он знает, что герцог Карл мне доверяет. И что важнее – он знает, что я не оставлю свое ценное движимое имущество – то есть вас! – если не собираюсь возвращаться. А если визиготы окажутся предателями, можешь разработать с ним план вылазки и спасения.

– Если? – Флора сплюнула. – Женщина, собери остатки разума в этой своей ехидной головке! Как только ты окажешься по ту сторону стены, она тебя убьет!

– Наверное, поэтому я лезу в дерьмо, – сухо отреагировала Аш, и увидела складки в уголках губ Флоры, когда та неохотно улыбнулась.

Когда Аш начала снимать с себя халат, а Рикард – вытаскивать дубового сундука ее боевой камзол и рейтузы, она тихо сказала:

— Роберт, Флориан, Анжели. Помните – ситуация изменилась со смертью Карла. Не теряйте из виду нашу цель. Мы здесь не для того, чтобы защищать Дижон. Мы здесь не для того, чтобы драться с визиготами. Мы здесь, чтобы выжить – и поскольку мы не можем удрать отсюда, теперь это значит – мы здесь, чтобы остановить Фарис.

– Понял, – остро взглянул на нее Роберт Ансельм.

– Мы не должны втягиваться в драки до такой степени, чтобы забыть свою цель.

Флора дель Гиз наклонилась и неуклюже подняла вверх кирасу. Рикард бросился к ней – помочь удержать и сразу развернуть створки на шарнирах, Аш собиралась тут же натянуть ее на себя; и тут Флора сказала:

– Ты ее завтра убьешь?

– У них же перемирие! – запротестовал Рикард, потрясенный ее словами.

Аш с угрюмым удовольствием предложила:

– Не будем говорить о моральной стороне. Фарис просто не даст мне этой возможности, по крайней мере, завтра. Может, если я организую продолжение переговоров, на второй встрече… – она перехватила взгляд мальчика. – Очевидно, наконец и она поняла, что мы не закончили разговор. У меня может возникнуть возможность получше, когда ее стража… тяни вниз… уфф!

Привычные движения рук наверх – и кираса защелкнулась, плотно облегая ее стан. Рикард плотно затянул ремешки на правом боку.

– Ты не забыла бы… – Флора, стоя рядом с Аш, дотронулась до ее щеки, глаза ее блестели, – вот ты говоришь «остановить ее» – что ты имеешь в виду? Я пять лет наблюдаю, как ты убиваешь людей. Ведь это – твоя сестра.

– Все я помню, – ответила Аш. – Роберт? Зови сюда Дигори и Ричарда Фавершэма. И всех командиров копьеносцев, и их сержантов, и всех остальных из оперативной группы. Сейчас и сюда.

– Ну и как это тебе кажется, командир? – спросил Рочестер.

– Дерьмо! Спасибо!

Аш бросила взгляд через заваленный картами стол на Дигори Пастона, на его изжеванное гусиное перо и чернила из дубовых чернильных орешков, которыми он перемазал и руки, и сухощавое лицо.

– Постой, Том… Отец, повторите еще раз…

Дигори Пастон поднес свою исписанную страницу под углом к свече, с некоторым трудом читая в золотом свете:

– «Таким образом, пятнадцать легионов были задействованы на первом этапе…»

Слово за слово с запинками повторяя за ним фразу за фразой, Аш проговорила:

– «Пятнадцать легионов, задействованных на первом этапе…»

– Да.

Прозвучал мягкий голос. Она встряхнула головой, как будто ее беспокоила муха, ее стриженые волосы разлетелись в стороны.

– «С десятью оставшимися, развернутыми теперь, как я сказала…»

– «…десять оставшихся, развернутых, как…»

Голос Годфри, звучащий у нее в голове, не усталый, – по сути дела, теперь у него есть способность не уставать, какая всегда была у военной машины, а говорить, когда любой человек уже падает от изнеможения.

Ее же голос скрежещет, после того как она поорала на стенах Дижона. После столь долгого диктования надсадила горло, голос стал каркающий. «…Отчет составлен сего праздничного дня святого Бенигнуса». note 48Note48
  1 ноября, второго века; предан мученической смерти, но странному совпадению, в Дижоне


[Закрыть]

– Да.

– Вот, командир.

Ома приняла от Рикарда деревянную чашу с вином (по общему признанию, кислым) и осушила его.

– Спасибо.

– Остальные подходят, командир, – и повернулся, поднося вино Рочестеру.

Аш потянулась, под асимметричными стальными пластинами кожей ощущая натяжение каждого кожаного ремня на одежде, за три месяца это ощущение подзабылось. Створки ее доспехов были подогнаны по ней, при движении грохотали набедренники. Тяжесть вполне переносима, но оказалось, что она почти забыла, как дышать, когда так плотно обтянута металлическим каркасом. Тепло очень кстати.