Текст книги "Экстренный номер"

Пенни

Пенни была в душе, когда Сэм написал снова:

ДОБРОЕ УТРО

Вот так, большими буквами. Без восклицательного знака.

Сообщение казалось таким солнечным, улыбчивым. Даже облачко с текстом как будто было радо ее видеть. Настолько, что она вернулась к прежнему разговору, чтобы убедиться, что это действительно вчерашний Сэм. Она сохранила его номер как «СЭМ ДОМ». Придурок. Она поверить не могла, что он заснул, не написав ей. Это было безответственно и нетактично. Она не хотела казаться придирчивой и чересчур опекающей, но отправить сообщение он мог бы: это не так уж сложно.

Облачко с текстом, словно прочитав ее мысли, заговорило снова.

ЭТО ТВОЕ КОНТАКТНОЕ ЛИЦО

МНЕ ПРАВДА ОЧЕНЬ ЖАЛЬ. ЧЕССЛОВО

А потом:

ПЕРЕСТАЮ ОРАТЬ

ЖИЗНЬ ДЕРЬМО

Я УЖАСНО виноват

Надеюсь ты не очень переживала из-за меня

Я не буду просить меня простить

Но надеюсь ты простишь

Ух ты.

Поразительно. От этих сообщений ее сердце рвалось в безумный танец. Даже не в красивый танец. Оно хотело яростно метаться, как флюгеры, которые ставят возле автосалонов. Она снова вспомнила его сексуальную подмышку, торчащую прядь и татуировки, которые она не понимала до конца. Обычно ее бесило, когда люди не ставят запятые в сообщениях; но, наверное, именно потому, что она людям об этом говорила, ей писала только мама. И Марк. Черт, Марк. Нужно ему позвонить.

Пенни попыталась написать в ответ «привет». Руки у нее были в креме, и дурацкий телефон не реагировал на ее пальцы, тогда Сэм взял и написал снова…

Я тебя разбудил?

И снова:

Надеюсь я тебя не разбудил.

О НЕТ. ТО ЧТО Я НЕ ХОТЕЛ ТЕБЯ БУДИТЬ ТЕБЯ РАЗБУДИЛО?!

Она закрыла глаза и прижала телефон к груди, подобно глупой девице в каком-нибудь фильме.

А потом вытерла руки о полотенце и написала ответ:

Пожалуйста, перестань орать

Он ответил:

привет ← это голос нормальной громкости

Пенни улыбнулась и написала:

Надеюсь, тебе лучше

А потом:

Ты меня не разбудил

Она тихонько вернулась в комнату и оделась. Телефон снова засветился.

Ты хоть немного поспала?

Не могу поверить, что так с тобой поступил

Пенни улыбнулась. А потом прикусила нижнюю губу. Она заметила, что он стал ставить запятые. Черт! Он такой классный. Пенни подумала про беременную Лолу и про «требование нерушимой дружбы» своей соседки по комнате. Джуд спала как убитая в своей кровати, в нескольких футах от нее. У нее подрагивали веки, отмечая возмущение в Силе[12]12
  Отсылка к «Звездным войнам».


[Закрыть]. Пенни знала, что Джуд будет волноваться, если узнает о том, какие серьезные у Сэма проблемы, но это были не ее секреты.

Пенни написала ему:

Да

Хорошо

Хорошего тебе дня

Тебе тоже

Пенни положила телефон на кровать экраном вниз и позволила себе ненадолго потерять голову от радости. Между прочим, о ней с Сэмом рассказывать было нечего. Ничего не произошло. То, что Джуд трепалась о своей жизни и своих терапевтических сеансах налево и направо, не значило, что все должны были так делать. Некоторые люди справлялись с проблемами, держа их при себе, в секрете, и размышляя о них до тех пор, пока не появится чу́дная маленькая опухоль в сердце с гарниром из панических приступов. Каждому свое.

Сэм

Сэм был не дурак – по крайней мере, в том, что касалось организации, известной как Американский образовательно-индустриальный комплекс. Он не думал, что одного курса по документальному кино в муниципальном колледже ему хватит, чтобы свалиться задницей прямо в звездный статус. Но он уже несколько раз пытался снять фильм и терпел неудачу. С его точки зрения, записаться на курс было все равно что поставить много денег на самого себя. Нельзя было позволить себе пропустить сроки.

Факультет кино располагался в низком коричневом здании, построенном в семидесятых, с коврами цвета авокадо, оставшимися с тех же времен. Сэму казалось нелогичным, что хотя весь курс читают онлайн, ему все равно нужно тащить свою тощую тушку в кампус, чтобы забрать студенческий. На сине-белом куске пластика красовалось его лицо, размытое, как будто он пробегал мимо кадра. Мрачный мужик лет шестидесяти с перхотью в бровях дал понять, что переснимать фото не будет. Ну и ладно. Сэм постарался не задумываться о сходстве школы с тюрьмой и о жизни, вызвавшей необходимость установки в коридоре автомата по продаже завернутых в пластик бутербродов, и вернулся на работу на автобусе.

Когда Сэм был младше, он постоянно фотографировал. Фотография, в отличие от готовки, требовала быть все время начеку. Она была хаотичной и, как люди, совершенно непредсказуемой. Для того чтобы поймать в кадр естественное выражение лица, нужно дождаться момента. Все равно что ловить рыбу гарпуном. Необходимо двигаться среди соревнующихся друг с другом ритмов мира и наконец нанести удар. Пока его приятели-мальчишки воровали из магазинов низких цен шоколадки «твикс» и толстые маркеры, Сэм прихватывал пару старомодных картонных одноразовых фотоаппаратов. У него накопилось много обувных коробок со снимками того, как его друзья играют в «Эдвард сорок рук» или «Эми винные ручки» (исключительно замысловатая игра, в которой бутылки ликера или вина прикрепляются липкой лентой к ладоням). Или же он снимал трюки на скейте, выступления на задних дворах или то, как его компания тусуется на парковках по всему городу. Проявка пленки стоила десять баксов, поэтому он копил использованные камеры. Когда ему исполнилось пятнадцать, он устроился на работу в студию экспресс-фотопечати специально для того, чтобы проявить и напечатать фото. Сэм оказался довольно хорошим техником, хотя работа вгоняла его в невыразимую депрессию.

В те времена фотографии печатали только два типа людей: нищие художники и пожилые люди со странностями. К ним ходил толстый мужик лет пятидесяти, Берти, который снимал себя и свою веймарскую легавую. На снимках он был голым, а собака – наряжена в жилеты и шляпы, и на фото они вели себя неподобающе: сидели за обеденным столом, накрытым, как положено для Дня благодарения, или медленно танцевали – собака стояла на задних, невероятно длинных лапах. Это напоминало портреты Уильяма Вегмана, только с полностью обнаженным человеком. И хотя Сэм не знал, что именно у них происходит, он анонимно позвонил в службу защиты животных и через неделю уволился. Мрачное было время.

Сэм все равно был готов перейти на видеосъемку и переключился на сомнительные кассетные видеокамеры из секонд-хенда.

Люди были странными. За это Сэм их и любил, и презирал. Выдумка – это хорошо, но реальная жизнь была настоящим шоу уродов.

Список учебных материалов для курса оказался небольшим, но Сэм старался не думать, что его обдирают. Три месяца на то, чтобы выполнить проект – короткометражку на двадцать две минуты, за которую он получит большую часть оценки. Он и мечтать не мог о камерах типа Blackmagic Cinema, потому что за них требовалось вносить депозит в пять тысяч долларов с кредитной карты, но сумел получить старую камеру Canon 5D Mark III с необходимыми объективами, несколько петличных микрофонов и один направленный микрофон, лучше, чем ему удавалось обычно достать, а также штатив. Заодно он захватил маленький стабилизатор для своего айфона на случай, если захочется снимать на бегу. Поиск темы ощущался как голод, который невозможно удовлетворить. Он поглядывал на Фина, прищуривался и размышлял, может ли в этом что-то быть.

– В мире… где парень всегда остается номером два, идеальным помощником, средним из трех сыновей, тем, кому не достается желанная девушка, а только ее менее привлекательная подруга, наконец…

– Кончай, придурок. – Фин бросил в него кусочком сельдерея. Сэм был в процессе приготовления супа на обед.

– Что?

– Серьезно, – сказал Фин. – Когда ты что-то замышляешь, лицо у тебя адски пугающее. Особенно если у тебя в руках нож.

Сэм несколько раз попытался снять фильм про Лоррейн («В мире… где красивая богатая девушка, не умеющая сдерживать гнев, которая в самой глубине души на самом деле хочет только быть любимой, обнаруживает, что…»), но она застукала его за скрытой съемкой и взорвалась. Она обожала селфи, но терпеть не могла, когда конечный результат контролируют другие люди. Сэму требовался объект, который хотел бы сниматься, такой же голодный, как он сам. Многие жаждали внимания. Но это должен был быть подходящий человек, который естественным образом притягивал бы внимание. Сэм подозревал, что внешне шумные люди – внутри скучные, не более чем классическая смесь неуверенности и нарциссизма.

Пенни стала бы завораживающим объектом. Вся эта нервная энергия. К тому же зачем ей эти сумки с мелочами? Он мог бы снять видео с распаковкой ее сумки, в котором она будет раскладывать свои вещи и объяснять, почему носит их с собой. Оно может послужить комментарием к карте ее разума.

Сэму нравилось писать ей эсэмэски. Они говорили о работе, сне, еде, случайных фактах – необязательно о чем-то важном. Последнее сообщение было о том, что есть на завтрак. Поскольку Пенни видела его в худший момент жизни, ему не нужно было казаться круче, чем он был на самом деле. Общение протекало легко, было похоже на летний лагерь: их сообщения не влияли на настоящую жизнь. Помогало и то, что она как будто от него не уставала, какие бы тупые вопросы он ни задавал.

Ты стала бы смотреть документальный фильм про кошку?

Она немедленно ответила:

Абсолютно.

Кошки рулят.

А потом:

Хотя некоторые вредные.

У нас под крыльцом поселился очень крутой кот.

Что еще?

Пожалуй, все

ОК, может быть

В 14.34 Сэм закончил убирать со столов, протер их и прочистил паром эспрессо-машину.

Мне нужно снять документалку по учебе

А.

Ergo: кот.

Сэму понравился этот ответ. «Ergo: кот». Он не мог угадать, что скажет его новая подруга в следующий момент. Он пытался вспомнить, когда в последний раз так легко погружался в разговор без дополнительных поводов: катания на скейте, алкоголя или секса. Разговоры с Пенни были приятными, здоровыми, нормальными и удивительно продуктивными, потому что в основном они обсуждали учебу. Они общались словно партнеры в лаборатории.

ПЕННИ ЭКСТРЕННЫЙ НОМЕР

Сегодня, в 18.01

Ты бы стал читать рассказ про еду-зомби?

Или нет?

Ты серьезно?

Вишня в ликере – это же живой мертвец

ОК

Ты меня заинтриговала

Продолжай

Совершенно здоровые косточковые плоды топят в хлориде кальция и диоксиде серы

Еда-призрак

Поэтому они прозрачные

Хмм

Должен признать, что мой интерес ослабевает.

У меня вишня на пудинге

Это отвратительно

Не могу к ней прикоснуться

Сегодня, в 9.12

Эй

?

Как насчет документалки про больного парня?

Больного чем?

Смертельной болезнью

ДА!

ДА?!

Звучит очень депрессивно

Мне нравится LOL

Здравоохранение такое хреновое

Сэму было интересно, увлекается ли Пенни политикой. Осознает ли она, что происходит в мире за пределами ее общежития. Сэм был несилен в политике, как и в спорте. Все это было иллюзией. Чем больше было шумихи, тем больше оно казалось попыткой отвлечь от того, что на самом деле происходило в мире.

Абсолютно

Сэм погуглил американскую систему здравоохранения, чтобы освежить в памяти.

Меня тошнит

БЕЗ ШУТОК

Так грустно

Мы криминализируем бедных

Ничего не работает

ОК, успокойся

Не говори мне успокоиться

Я сожалею, что это написал

Извини

Я знаю, девчонкам это не нравится

НИКОМУ не нравится «УСПОКОЙСЯ»

Не только женщинам (не говори «девчонки»)

ОК

Извини

Так вот

Здравоохранение

Что если парень взял дело в свои руки?

Едет в Мексику за лекарствами

Продолжай

Он встречает другого больного парня

Они организуют синдикат

И…

Они продают бедным/неимущим/без страховки

ОМГ

Это что, сюжет «Далласского клуба покупателей»?

Сэм рассмеялся вслух.

Сегодня, в 1.45

5 самых любимых вещей в мире

Не думай, просто пиши

Не поздновато для сообщений?

Черт, ты спала?

Нет

Но могу уснуть

Я в последнее время не могу спать

Я тоже

ОК

Топ-5…

Звучит как подстава

Не подстава

Обещаю

Я не буду осуждать

Я не знаю твоей жизни

Твоих проблем

ТВОЕГО ПУТИ

Сэм лежал в постели и думал про то, что он любит. Ему нравится запах воздуха перед грозой или то, что в Техасе такая безумная погода и такой плоский ландшафт, что можно увидеть на прямой и чистой улице идущий дождь, а перед ним все будет залито солнцем.

«Принглс».

«Принглс»?

Да, я ем «принглс»

Они такие вкусные

Когда ты в последний раз ел «принглс»?

Я про них и забыла

Я буду по ним скучать, когда умру

Ты будешь скучать по «принглс», когда умрешь?

Ты же сказал, что не будешь осуждать

Вау.

Что?

Наверное, уже слишком поздно для сообщений

Но не для «принглс»

Для «принглс» никогда не поздно

Потом Сэм написал Лоррейн. Задержка уже больше пяти недель.

Когда они разговаривали в последний раз, она пообещала сдать кровь, но с тех пор прошла почти неделя. Когда они были вместе, она тоже не выполняла обещаний, но Сэм не мог поверить, что она оставит его в неведении, когда дело настолько серьезное. Буквально вопрос жизни и смерти. Плохо уже то, что Лоррейн часто говорила «буквально» про то, что имела в виду в переносном смысле.

Сэм уставился на экран, ожидая, когда появится облачко текста.

Ничего.

Пенни

– Просвечивает? – Пенни стояла перед зеркалом в белом хлопковом платье до колен.

– Только когда свет падает сзади.

– Выглядит неприлично?

Джуд фыркнула. Странный звук, что-то среднее между блеянием и смехом.

– Мне кажется, ты неспособна выглядеть неприлично, – сказала она, садясь на кровати. – То есть, – продолжила она, – на тебе белое как на девственнице.

Пенни выбирала летний наряд для первого свидания с Марком после разлуки. Она хотела, чтобы он увидел ее в цветном. Ну да, белый не был настоящим цветом, но черный уж точно не был, а она не хотела выглядеть как на похоронах. Если она собирается расстаться с парнем, надо выглядеть хорошо. Может даже, хорошо как никогда. Такие уж люди гады.

– Обязательно расставаться официально? – спросила Джуд. – Ведь ты в колледже. А он – нет. Все знают, что это значит. – Джуд изобразила неприличный жест.

– Фу, – сказала Пенни, поморщившись.

– Слушай, я не осуждаю, – смеясь, продолжила Джуд. – Все иногда заходят в тиндер. – Она выразительно ткнула пальцем в телефон у Пенни в руке.

Пенни натянуто улыбнулась.

Прямо сейчас они с Сэмом соревновались, кто сумеет снять самое скучное и предсказуемое фото для инстаграма. Он только что прислал ей потрясающий закат (#nofilter). Пенни жаждала отправить в ответ кадр, снятый из окна машины, где кто-то позировал перед фреской с лягушкой и надписью «Привет, как дела?» на Двадцать первой улице, будучи одетым в футболку с лягушкой и надписью «Привет, как дела?» с этой же фрески. Эта рекурсия гениальна, и фото гарантировало победу, но сначала ей нужно было пережить неловкое свидание с Марком, чтобы ощутить свой триумф в полной мере. Пенни не могла дождаться, когда это закончится.

Им нужно было расстаться. С точки зрения антропологии, они с Марком несовместимы. Когда они встречались, то общались только один на один у кого-нибудь из них дома, смотрели телевизор и целовались и обнимались. Это годилось скорее для средней школы, чем для чего-то взрослого и настоящего, и когда он ходил на вечеринки с друзьями, оба понимали, что Пенни с ним не пойдет. Большую часть времени их обоих это устраивало. Пенни даже была благодарна ему за то, что он не любит разговаривать. Она сама не знала, как объяснить себе их отношения.

Она планировала поехать домой, встретиться с Марком, расстаться с ним и вернуться обратно. С Селестой она будет разбираться в другой раз. Пенни была не в настроении сливаться в душевной близости и болтать о мальчиках, а также утешать мать под предлогом ее сочувствия. Это касалось только ее и Марка.

Пенни задумалась, не нервничает ли, и немедленно зевнула. Когда она злилась, то плакала, а когда тревожилась, ей хотелось спать. Когда переживаний становилось слишком много, они захватывали ее, и организм отключался. На самом деле Пенни не намеревалась всех отталкивать. И если бы ее об этом спросили, детектор лжи показал бы, что это правда. Она собиралась поехать домой в первый же выходной или во второй, в третий – точно. Но прошло больше месяца, все аборигены беспокоились, и при мысли об этом Пенни хотелось спать.

За тот короткий период, проведенный в колледже – казалось бы, совсем незначительный, – мозг Пенни перезагрузился. Привычный распорядок ее старой жизни стерся из оперативной системы. Конечно, Пенни не хватало корейской капусты в холодильнике, запасов трехслойной туалетной бумаги над стиральной машиной или бесплатной сушилки. Но каждый раз, когда присылала сообщение мать или звонил Марк, это вызывало умопомрачительный сбой в картине действительности. С тем же успехом Пенни могла получать послания из потустороннего мира. В голове не укладывалось, что колледж и дом существовали в едином пространстве-времени.

Пример A, от Селесты:

О боже, Пи, я увидела девочку на улице и подумала, что это ты, но она была намного толще!

Что можно было ответить на такое? «Спасибо»?

Пример Б, от Марка:

Рутерфорд ведет у меня деловые расчеты

Разве их ведет кто-то еще?

Нет. Жесть

Ага

Жесть

Жесть

Или такой телефонный разговор с Марком:

– Малышка, я скучал по тебе сегодня.

– И я.

– Он тоже по тебе скучал.

– Кто?.. А.

Марк говорил о своем члене в третьем лице. Пенни это казалось чрезвычайно неромантичным, и каждый раз, когда речь заходила о «нем», она представляла член в солнцезащитных очках, пиджаке и шляпе.

Пенни отнюдь не ставила это Марку в вину. Он был нормальным парнем, из плоти и крови, в стабильных отношениях с девушкой из колледжа. Следовательно: пиши сексуальные эсэмэски, чтобы подвести к сексу. В колледже студенты занимаются сексом. Особенно люди, которые встречаются… Сколько там месяцев они встречаются? Пенни отсчитала на пальцах – получилось семь. Целых семь месяцев. Семь месяцев – это в семь раз дольше, чем ее не было дома.

Не то чтобы она не хотела заниматься сексом. Хотела. В теории. Однажды она попыталась это сделать, с Марком, на достаточно раннем этапе их отношений, потому что честно: зачем бы Марк встречался с Пенни, если не для регулярного секса, как это положено?

В итоге ее хватило на то, чтобы раздеться и повозиться вместе, дойдя до третьей базы[13]13
  Разговорное выражение, отсылка к бейсболу; применительно к сексу означает этап, на котором залезают руками в штаны, под юбку.


[Закрыть]. Пока не пришел страх. Липкий и неприятный, он поднялся по шее и охватил всю ее голову. Они перешли в необходимую позу, и Пенни начала молча плакать, но не заметила этого, пока ее слезы не напугали Марка и он не остановился. Вскоре после этого она уснула.

И вот что важно: они ни разу об этом не разговаривали.

Пенни приготовилась обсуждать это, но тема не поднималась.

Однако тем летом Марк подкатывал к ней все чаще.

Пенни подъехала к закусочной «У Джима» с красной крышей, дешевым кофе и удивительно вкусным супом. Она порадовалась, что большая часть толпы, собиравшейся по утрам в субботу, уже рассосалась. Марк все время намекал, что после обеда они могут поехать к нему домой, однако Пенни была практически уверена, что после этого разговора они не поедут смотреть кино. Боже, а что если поедут? Пенни могла представить, как после расставания они по-дружески смотрят новых «Мстителей», а потом разъезжаются по домам.

Когда она приехала, Марк уже сидел за столом. От того, как у него загорелись глаза, когда она открыла дверь, ее охватила легкая волна отвращения.

– Привет, малышка. – Он встал из-за столика, обнял ее и – о ужас – вручил ей алую розу.

Цветок был завернут в целлофан и выглядел так, словно какое-то время провел на полке супермаркета. Пенни улыбнулась, замялась, потом поднесла его к лицу. Роза пахла чернилами для принтера.

– Это глупо, – сказал Марк с нежностью, – но я хотел подарить тебе что-нибудь.

На нем были серо-голубая рубашка, серебристые баскетбольные шорты и шлепки. Он нервничал, и Пенни тоже начала нервничать. Любая давняя пара, оказавшись поблизости от них, сочувственно поморщилась бы.

– Тебе не нравится, да? – спросил Марк неуверенно.

– Нет, она красивая. – Пенни вспомнила коробку шоколада, которую почтальон подарил ее маме.

– Прекрасно выглядишь, – сказал он, любуясь ее платьем. – Не помню, видел ли я тебя хоть раз не в черном.

Пенни напряженно улыбнулась.

– Да. Спасибо.

Они сделали заказ: суп с тортильей для нее и печенье с колбасной подливкой для него.

– Ты мне и в черном нравилась, – торопливо добавил Марк, отдавая ламинированные меню официанту. – Я люблю тебя в чем угодно.

Пенни молилась, чтобы он не добавил «и безо всего».

В первый вечер в их общей комнате при упоминании «бойфренда» Джуд придумала систему. Она переночует у Мэл, если Пенни будет нужно, как выразилась Джуд, «свидание с супругом». Джуд изобразила кавычки пальцами в воздухе с идиотской ухмылкой. Пенни бросила в нее подушку.

Она могла представить такой визит.

Сначала она могла представить Марка голым. Это было легко. И не слишком неприятно.

Потом она представляла его вес сверху, как он раздавливает ее, вжимается с доброжелательной улыбкой, называет ее «малышка, малышка, малышка», пока она впадает в кататонию и хочет утонуть.

Вот это она могла представить; только не могла представить, что хочет этого.

Пенни хотела быть нормальной. Господи, ей уже восемнадцать, вполне приличный возраст для того, чтобы заниматься здоровым, добровольным сексом. Сексуальным сексом с кем-нибудь сексуальным.

Ее мысли обратились к Сэму. Татуировки. Нахмуренные брови. Как он жмурится, когда смеется. Она представила, как будет чувствовать его перевитые венами, разрисованные руки вокруг своего тела. Жар, исходящий от груди. Как он будет пахнуть. Это были самые порнографические картины, которые порождал ее разум в общественном месте.

И все-таки с Марком она расставалась не из-за Сэма. По крайней мере, не в том смысле, что Марк был единственным, что стояло между ней и Сэмом. Это было бы безумием. Скорее, Сэм был из тех людей, которых Пенни раньше и вообразить не могла. Сэм был доказательством, что на других планетах есть жизнь. Если существовали такие, как Сэм, она не могла быть с Марком. Даже если не могла быть и с Сэмом. Для Пенни все это было совершенно логично.

Принесли еду.

Они оба заказали жидкую еду. И совершили тактическую ошибку. Пенни была не в настроении для жидкой еды. Ни для того, чтобы ее есть, ни для того, чтобы на нее смотреть.

Тарелка Марка блестела от густого слоя кремовой, жирной, белой подливы. Пенни подумала о том, как она застынет и образует пленку. Она смотрела, как Марк обратной стороной вилки разминает кусочки сосиски в печенье и соусе в кашицу.

Ее маленькая чашка водянистого бульона с плавающими на поверхности чипсами и веточками зелени тоже выглядела не слишком привлекательно.

– О нет, малышка, – посетовал он. – Ты забыла попросить, чтобы не клали кинзу. Хочешь, я отправлю суп обратно? Скажем, что у тебя аллергия.

Пенни посмотрела на вызвавшую его отвращение веточку. Марк не любил кинзу? Она и не знала. Глубокая обеспокоенность ситуацией была написана у него на лице; тонкая верхняя губа придавала детским чертам выражение решимости. Пенни задумалась, может ли Марк представлять для нее физическую угрозу. Или станет ли он плакать. Насколько сильно он может рассердиться.

Пенни так больше не могла.

– Нам надо расстаться.

Он непонимающе уставился на нее, а потом отшатнулся, как от удара. Брови взлетели до линии волос. Они не пошли смотреть «Мстителей».

* * *

– Что-то ты рано вернулась. – Джуд едва подняла голову от ноутбука.

Она лежала, растянувшись на ковре, огрызок яблока красовался рядом.

– Ему понравилось твое платье?

– Да, – отозвалась Пенни, направляясь в ванную.

Джуд пошла следом, продолжая говорить через дверь:

– Я позвонила отцу.

– Да?

– Но не смогла сказать, что сменила специализацию.

Вздохнув, Пенни умылась, расстегнула и сняла платье и завернулась в халат.

– Знаешь, – сказала Джуд, перебравшись на кровать Пенни, – должна сказать, что, по моему мнению, ты вполне могла бы выглядеть неприлично, если бы захотела.

Пенни рассмеялась.

– Ты как? – спросила ее Джуд.

– В порядке.

– Марк разозлился?

– Ага.

Марк пришел в ярость. Он настолько рассвирепел, что впервые показался Пенни по-настоящему… мужественным. Ей не нужен был доктор Грин, чтобы понять, что это нездорово. Пока Марк орал на нее, она ушла в себя. Он называл ее ненормальной, что не демонстрировало наблюдательности. Пенни зевнула.

– Что дальше? – спросила Джуд настороженно.

Потом он начал кричать о том, что то же самое случилось с его бывшей. Его бывшей-азиаткой, подумала Пенни.

– Он заказал печенье с колбасной подливкой.

– И?

– Это было отвратительно.

– Что именно?

– Печенье с подливкой. Я не понимаю это блюдо. Самое омерзительное сочетание. Свернувшийся жир поверх комков из муки и масла. Как такое вообще можно есть на людях?

– Ничего себе, – протянула Джуд, глядя на нее.

Пенни недоуменно уставилась в ответ.

– Я спрашиваю тебя о личной травме – и ты рассказываешь мне про общественное питание?

Пенни кивнула.

– Ты в этом не сильна.

Пенни снова кивнула.

– Тебе нужна терапия.

Пенни кивнула третий раз.

– Тебе грустно?

Ей было грустно.

– Да.

– Ты знаешь, что можешь рассказать мне все что угодно, да?

Пенни смотрела в большие печальные глаза своей соседки и знала, что это правда.

– Я собираюсь тебя обнять, – предупредила Джуд.

Пенни кивнула. Объятия – это приятно.