Текст книги "Удачная сделка"

Глава 10

Джослин подозревала, что через неделю майора Ланкастера невозможно будет удержать в постели, но она ошибалась. Уже на следующее утро, зайдя к Дэвиду в комнату она увидела, что он сидит на краю кровати. Морган же помогал ему надевать халат поверх ночной рубашки.

– Майор Ланкастер! – воскликнула она. – Да вы с ума сошли!

Морган с виноватым видом проговорил:

– После того как майор позавтракал, он настоял на том, чтобы сесть, миледи. Он не желает ничего слушать.

Джослин, нахмурившись, подумала: пожалуй, у майора и его сестры есть еще кое-что общее, кроме цвета глаз. Она не знала, как ей реагировать на его упорство – восхищаться, пугаться или смеяться.

– Кинлок потребует сварить вас живьем, если вы не будете вести себя разумно, майор. Не забывайте, всего сутки назад вы считались умирающим!

Он улыбнулся:

– Если вы хотите, чтобы я называл вас Джослин, вам придется называть меня Дэвидом.

Майор по-прежнему улыбался, но было очевидно, что он чувствует себя неважно, во всяком случае, лоб его покрылся испариной.

Джослин подошла к кровати. Она решила, что у Дэвида жар.

– Рана не воспалилась?

Она хотела потрогать его лоб, но он отстранился:

– У меня… нет жара. Кинлок предупреждал меня, когда я перестану принимать опиум, у меня будет реакция. Она… начинается.

Джослин снова нахмурилась:

– Не лучше ли было принимать опий, пока вы еще не окрепли? По-моему, сначала вам следует оправиться после операции.

– Чем дольше я буду принимать опиум, тем труднее будет от него отказаться, – проворчал майор. – Я хочу отказаться от него прямо сейчас, пока болезненное пристрастие не стало еще сильнее.

Джослин прекрасно понимала майора. И а то же время она помнила, как близок к смерти он был совсем недавно.

Заметив, что она колеблется, Дэвид пристально посмотрел на нее. Зрачки его расширились настолько, что глаза казались черными.

– Джослин, пожалуйста, поверьте мне… Я знаю, сколько я в состоянии вынести.

Он заслуживал того, чтобы его не унижали, чтобы не относились к нему как к ребенку.

– Что ж, хорошо Только… постарайтесь не переоценить свои силы, не огорчайте доктора Кинлока.

– Не огорчу. – Он судорожно сглотнул. – Я… я бы предпочел, чтобы вы теперь ушли. Отказ от дурмана – неприятный процесс. Мне бы не хотелось, чтобы вы видели меня в таком состоянии.

На его месте она чувствовала бы то же самое. Самые неприятные моменты в жизни должны оставаться тайной для окружающих.

– Хорошо. – Она взглянула на слугу. – Если состояние майора начнет внушать опасения, немедленно сообщите мне, Морган.

– Да, миледи.

По глазам молодого валлийца было видно, что он понимает, какая ответственность на нем лежит. Как странно… Морган служит у нее уже больше года, а она даже не подозревала, какой он добросердечный и отзывчивый человек.

Когда она уже выходила, майор прошептал:

– Спасибо вам, Джослин. За все…

Оставалось только надеяться, что ей не придется сожалеть о том, что она уступила и позволила майору встать с постели.

Когда Джослин ушла, Дэвид облегченно вздохнул. Он понял, что приобрел надежную союзницу.

– Редко можно встретить женщину, которая знает, когда спорить не следует.

– Сэр, она действительно редкая женщина, – подтвердил Морган.

Дэвид посмотрел на слугу, пытаясь понять, не влюблен ли этот молодой человек в свою прекрасную хозяйку. Нет, в глазах Моргана была не романтическая любовь, а преданность женщине, которую он безмерно уважал, а ведь настоящую преданность не купишь за деньги, даже если очень щедро платить…

Майора начал сотрясать озноб. Взглянув на слугу, он попросил:

– Помогите мне сесть в кресло.

– А разве вам не лучше будет лежать, сэр?

– Позже. Я предпочел бы терпеть это сидя – покуда хватит сил.

Слуга взял майора под руку и помог подняться. Его ослабевшие ноги едва не подогнулись, и какое-то время он стоял пошатываясь. Если бы Морган не удерживал его, он рухнул бы на пол.

Когда головокружение прошло, Дэвид с трудом сделал несколько шагов и приблизился к креслу. Морган по-прежнему поддерживал его Опустившись в кресло, майор откинулся на спинку. Ноги и руки у него дрожали, и ужасно разболелся шов на спине.

Дэвид тяжело вздохнул. Что ж, слава Богу, что он уже не в постели. Все-таки гораздо лучше страдать, сидя в кресле.

Джослин отправила Ричарду Дэлтону записку с сообщением о чудесной операции. Однако слуга уже не застал капитана в госпитале – тот приехал в Кромарти-Хаус, даже не подозревая о том, что состояние друга улучшилось. Дворецкий проводил гостя в утреннюю гостиную и отправился к леди Джослин, чтобы сообщить о приходе капитана.

Когда она зашла в гостиную, Ричард стоял у окна. Сжимавшие костыли пальцы побелели от напряжения, лицо же капитана походило на маску. Ожидая худшего, он спросил:

– Как Дэвид?..

– Ричард, ему лучше, гораздо лучше! – воскликнула Джослин. – Вчера ему сделали операцию, и хирург считает, что у него есть все шансы полностью поправиться.

Капитан изумленно уставился на девушку:

– Дэвид будет жить?!

– Если повезет, то он будет танцевать на балах. Капитан стремительно отвернулся к окну. Какое-то время он был совершенно неподвижен. Чтобы дать ему время овладеть собой, Джослин подхватила на руки Исиду, пришедшую следом за хозяйкой из кабинета Эта кошка постоянно требовала ласки.

Когда Ричард наконец заговорил, он был настолько взволнован, что Джослин с трудом понимала его.

– Я ехал сюда в полной уверенности. Я думал, вы скажете мне: «Дэвид умер этой ночью». Вы не представляете себе, что это для меня значит. Ведь очень многие умерли… И узнать, что хотя бы один из друзей останется жив… вопреки всему…

– Мне кажется, что я понимаю вас, – кивнула Джослин.

Капитан повернулся к ней лицом:

– А что это будет означать для вас?

– Откровенно говоря, не знаю, – усмехнулась она – Но надеюсь, что в отличие от Салли Ланкастер вы не будете подозревать меня в том, что я собираюсь подсыпать Дэвиду яда в суп.

– Салли не могла такого сказать!

– Салли дала это понять совершенно недвусмысленно. – Джослин погладила Исиду, и кошка громко замурлыкала. – Правда, справедливости ради следует сказать, что в этот момент она была не совсем трезвой и, возможно, на самом деле так не думала.

– Если бы вы хотели кого-нибудь убить, то, мне кажется, это было бы сделао иначе: вы стрелялись бы на дуэли на Бонд-стрит. Но вы не прибегли бы к хитрости вроде яда…

Ричард улыбнулся и сразу стал моложе. Сейчас он выглядел так же, как в тот день, когда Джослин впервые увидела его в Испании.

– Было бы обидно не воспользоваться моей меткостью, – согласилась Джослин.

Капитан подошел к ней поближе:

– Дэвид чувствует себя достаточно хорошо, чтобы принимать гостей?

– Поскольку я всего лишь слабая женщина, он этим утром вышвырнул меня из своей комнаты. Но думаю, он будет рад вас видеть.

Они вышли из гостиной, и Джослин рассказала Ричарду о визите доктора Кинлока.

– Значит, он чуть не умер из-за опиума? – изумился капитан. – Господи, сколько раз я давал ему это зелье своими собственными руками!

– Все, в том числе и сам Дэвид, считали, что опиум ему необходим. Но теперь он узнал правду и наотрез отказался принимать настойку опия. – Джослин с тревогой посмотрела на Ричарда – Вам что-нибудь известно о болезненном пристрастии к опиуму? Я боюсь, что столь внезапный отказ от него может причинить вред здоровью.

– В Испании один из наших офицеров пристрастился к опиуму после тяжелого ранения. Он не смог отказаться от него, как ни старался. Его состояние… было незавидным, – пробормотал капитан. – Возможно, решение Дэвида покончить с этой зависимостью отчасти связано с тем, что он был свидетелем происходившего. Но Дэвид не глуп, поэтому ж будет упорствовать себе во вред. Он не станет губить себя, уверяю вас.

Ей оставалось только надеяться на то, что Ричард прав.

– Мне сказали, что вы здесь уже были, так что дорогу наверх вы найдете сами Пожалуйста, считайте себя вправе навещать Дэвида в любое время и оставаться здесь столько, сколько захотите, Я уверена, что ваше присутствие ускорит его выздоровление.

Капитан улыбнулся:

– К тому же в вашем доме гораздо приятнее проводить время, чем в госпитале. Спасибо вам, леди Джослин.

Решив, что Ричард не хотел бы демонстрировать, с каким трудом он поднимается по лестнице, Джослин посадила Исиду себе на плечо и вернулась в кабинет. Ей надо было написать несколько писем. Лора Киркпатрик придет в восторг, когда узнает о том, что майор Ланкастер поправляется. А ее вторая тетка, леди Кромарти, придет в ярость, когда примет, что состояние племянницы стало для нее недосягаемым. Жаль, что не удастся увидеть ее реакцию!

Джослин уже запечатывала письмо для леди Лоры, когда в кабинете появился Дадли.

– Пришли мисс Холливелл, миледи.

Сестры Холливелл? Проклятие – из-за всех этих драматических событий она совершенно забыла, что сегодня ее приемный день. Что ж, придется в течение нескольких часов любезничать с гостями.

Тихонько вздохнув, Джослин пошла принимать мисс Холливелл – трех безобидных, но немного чудаковатых старых дев, постоянно рассказывавших совершенно бессмысленные истории.

В гостиной время тянулось необыкновенно медленно. Джослин угощала сестер чаем и печеньем и с любезной улыбкой слушала их болтовню, но при этом она думала только о Дэвиде. Как он себя чувствует? Может, ему стало еще хуже? Возможно, испытывает адские муки из-за того, что отказался от лекарства?

Простившись с сестрами, Джослин с облегчением вздохнула. Вызвав Дадли, она сказала дворецкому, чтобы он никого больше не принимал, и тотчас же отправилась наверх – проведать майора. Джослин постучала в дверь и услышала чей-то веселый голос – ее пригласили войти.

Переступив порог, она увидела мужчин, сидевших за картами. К Ричарду Дэлтону и Дэвиду присоединились Хью и Рис, и, похоже, все были увлечены игрой. Увидев хозяйку, братья ужасно смутились – Хью вскочил на ноги, а Рис потупился, Дэвид же, сидевший в глубоком кресле, едва заметно улыбнулся. Однако было заметно, что майор чувствует себя очень неважно, глаза его лихорадочно блестели, а лоб по-прежнему был покрыт испариной.

Подозревая, что Ричард затеял игру в карты для того, чтобы отвлечь Дэвида от неприятных ощущений, Джослин с притворной укоризной сказала:

– А я-то представляла всякие ужасы! Оказывается, джентльмены развлекались игрой в карты, пока я принимала этих несносных гостей!

Хью Морган пробормотал:

– Простите, миледи, но майор Ланкастер сказал, что раз я остаюсь у него в комнате, то должен участвовать в игре. Она с деланной строгостью заявила:

– Майор, боюсь, что вы совращаете моих слуг! Взглянув на Джослин, Дэвид в тон ей проговорил:

– Напротив, я демонстрирую вашим слугам, к чему приводят азартные игры. Никогда не садитесь играть с Ричардом, леди Джослин. Мы играем на здания, и он уже стал владельцем резиденции принца-регента, собора Святого Павла и Вестминстерского аббатства.

– А кто выиграл госпиталь герцога Йоркского? – поинтересовалась Джослин.

– Его никто из нас не захотел брать! – выпалил Рис и тотчас же залился краской.

Джослин с удовольствием отметила, что капрал выглядит гораздо лучше, чем в госпитале. Может, ей следует превратить Кромарти-Хаус в санаторий для выздоравливающих?

– Что ж, я вижу, что женщине здесь не место. Развлекайтесь, джентльмены. Я распоряжусь, чтобы вам подали закуски.

Покинув комнату, Джослин вдруг подумала о том, что, кажется, понимает мужчин, побывавших на войне. Дэвида, Ричарда и Риса связывали крепкие узы, связывали всех троих, хотя двое из них были офицерами, а третий – всего лишь капралом.

Как-то раз кто-то из знакомых сказал ей: каждый мужчина чувствует себя обделенным, если ему не довелось побывать на войне. Прежде она не понимала смысла этих слов, но теперь начинала догадываться, что имелось в виду.

Но все-таки это ужасно, что мужчинам на войне приходится убивать друг друга.

«Болезненная потребность в новой дозе, безудержная дрожь и потливость…»

Дэвид понял, что больше не в состоянии делать вид, что играет в карты. Вместо пик и червей майор видел какие-то странные узоры, причем узоры эти постоянно меняли цвет и форму, так что невозможно было определить, что именно он видит.

Время же тянулось ужасно медленно – ему казалось, что леди Джослин заходила в комнату много лет назад. А когда им принесли закуски, Дэвид почувствовал, что он не в состоянии ни есть, ни пить.

Наконец, не выдержав, майор проговорил:

– Прошу простить меня, джентльмены, но мне пришло время выйти из игры. – С его пальцев капал пот, заливший карты. Дэвид положил карты на стол, и все его запястье вдруг покрылось гусиной кожей. Сделав над собой невероятное усилие, он добавил:

– Ричард, выиграть лондонский Тауэр тебе придется в следующий раз.

– Ну, это даже к лучшему. У меня все равно нет денег на то, чтобы его содержать.

Ричард положил ему руку на плечо, и, наверное, это его рука согрела плечо… А вот в мягкую постель его, должно быть, уложил Хью… Потому что ни Ричард, ни капрал не могли бы ему помочь – они по-прежнему передвигались только на костылях.

Лежа в постели, он сотрясался от дрожи, и простыни мгновенно намокли от пота. Время шло бы намного быстрее, если бы он мог заснуть, но все внутренности его… словно завязались узлом, а разум погрузился в странный сон наяву, в этом сне настоящее мгновенно сменялось прошлым, и то и дело перед глазами возникали какие-то ужасные картины…

А потом он увидел Салли, и она была очень встревожена, хотя он заверил ее, что у него все в порядке и ей не нужно с ним оставаться. Появился и Кинлок. Доктор нахмурился, пощупав пульс майора, и назвал его «проклятым болваном». Дэвид мысленно с ним согласился, но заявил: раз уж период отвыкания начался, то не стоит снова травить себя опиумом.

В конце концов Кинлок уступил – он не стал насильно поить его настойкой опия. Что ж, шотландец оказался человеком разумным, хотя лекари, как правило, разумом не отличаются…

А время по-прежнему мучительно тянулось. У майора начались болезненные спазмы мышц, и его трясло от холода, хотя Хью накрыл его множеством одеял. Когда наступила глубокая ночь, Дэвид едва не сдался. Мучительная потребность в опиумном забвении была настолько сильной, настолько всепоглощающей, что он уткнулся лицом в подушку, чтобы не просить лекарства. А ведь даже совсем небольшая доза могла бы успокоить нестерпимую боль во всем теле.

Кто-то протер ему лицо холодной водой. Дэвид почувствовал аромат жасмина и понял, что это была леди Джослин. Он попытался сказать, что ей не следует здесь находиться, но она тут же его перебила, решительно заявив, что «сама знает что делает». Да, его жена – женщина с сильным характером. Жена? Это невозможно. Увы, совершенно невозможно…

Тут его охватило отчаяние – казалось, вокруг него сгущается мрак. Возможно, наступила ночь… А может быть, солнце просто… погасло навеки. Дэвид стал пристально смотреть на свечу, почему-то он был уверен: стоит ему моргнуть – и он уже больше никогда не увидит света.

Наконец рассвело – значит, время все-таки не остановилось. Если ему удалось дожить до рассвета, он может терпеть и дальше.

…А потом он увидел равнины центральной Испании – и увидел селения, объятые пламенем пожаров. Но эти ужасные картины вскоре сменились… зелеными холмами Херефорда. Эти чудесные холмы он не видел уже двадцать лет…

Ему было двенадцать, и у него еще не сошли синяки после взбучки, полученной от одного из старших братьев, когда за ним, его матерью и Салли приехал возчик. Дэвид очень любил Уэстхольм, но он ненавидел братьев, поэтому, уезжая, заставил себя не оглядываться – ведь братья могли наблюдать за ним.

Вскочив с кровати, Дэвид направился к окну, он был абсолютно уверен в том, что увидит за окном Уэстхольм. Однако Хью Морган успел его удержать. Хотя майор отчаянно сопротивлялся – ему казалось, что он уже видит свой Уэстхольм, – справиться с молодым валлийцем ему не удалось.

Дэвид снова лежал в постели. Если бы только он мог заснуть…

Глава 11

Майор Ланкастер мучился уже третий день, и нервы Джослин были постоянно напряжены. Хотя Дэвид просил ее не приходить к нему, она часто его навешала и подолгу сидела у кровати. Хью Морган взял на себя основную часть обязанностей по уходу за больным майором, но Джослин, Салли и Рис тоже сменялись у его постели, чтобы дать возможность молодому валлийцу отдохнуть. Хотя Джослин предлагала нанять сиделку, слуга отказался от помощи, заявив, что сам прекрасно справится.

Сколько будут продолжаться эти мучения? Джослин спросила об этом Кинлока, но тот не мог сказать ничего определенного. Все зависело от того, насколько сильно Дэвид привык к опиуму и как он повлиял на его организм. В самом худшем случае дней пять или шесть, полагал доктор. Если повезет, то преодолеть болезненное пристрастие удастся раньше.

Когда Джослин пригласили на званый вечер, она с удовольствием приняла приглашение. («Моя дорогая леди Джослин, у нас, к сожалению, будут родственники моего мужа! Мне совершенно необходимо, чтобы кто-то внес в общество немного очарования!») Потом Джослин вспоминала этот вечер с грустной улыбкой – едва ли хозяйка получила то очарование, на которое рассчитывала. Не исключено, что наряд Джослин, сшитый из сверкающей зеленой тафты, выглядел живее, чем женщина, в этот наряд облаченная.

Тем не менее выбраться из дома было очень приятно.

Иногда ей удавалось по несколько минут не думать о страдальце майоре.

Джослин вернулась домой довольно поздно – во втором часу ночи. Она сказала слугам, чтобы они ее не дожидались, но, как всегда, ей пришлось с ними поспорить: все они, начиная от дворецкого и кончая камеристкой, почему-то считали, что она не в состоянии повернуть ключ в замке и самостоятельно раздеться.

Никому из них не приходило в голову, что иногда ей просто хочется побыть одной.

Джослин остановилась у первой ступеньки и взглянула на дверь большой гостиной. Ей вспомнилась гадкая сцена, произошедшая здесь накануне, – очередная стычка с сестрой майора. Салли требовала дать брату опия, чтобы он не повредился разумом и сердце у него не разорвалось от напряжения.

Джослин понимала ее беспокойство. Более того, она и сама очень тревожилась. Но Салли не было с Дэвидом в тот момент, когда он разбил пузырек с опием, чтобы больше не принимать это роковое снадобье. Она не слышала, какая отчаянная решимость звучала в его голосе.

Не считая нужным что-либо объяснять этой дерзкой особе, Джослин хладнокровно заявила: Дэвид – человек вполне взрослый, поэтому сам принимает решения. Салли же снова стала обвинять ее в том, что она желает смерти Дэвида и делает все для того, чтобы он умер. Только когда Ричард поддержал Джослин, Салли пришлось уступить.

Тяжко вздохнув, Джослин стала подниматься по лестнице. Она вдруг почувствовала, что ужасно устала, ей казалось, она никогда не доберется до своей спальни.

«Странно… как тихо в доме», – думала Джослин, преодолевая ступеньку за ступенькой. В это мгновение можно было вообразить, что она живет здесь одна, что в доме нет никого, кроме нее…

Джослин поднялась на второй этаж и пошла по галерее, направляясь к себе в спальню. Она почти добралась до своей двери, когда вдруг заметила, что впереди нее движется тень, вернее, какая-то темная фигура. Девушка остановилась, замерла… Сердце ее тревожно забилось: она решила, что в дом проник вор.

И тут она заметила, что человек двигается очень неуверенно, идет пошатываясь… Перед ней был майор Ланкастер! Он шел очень медленно, шел, держась рукой за перила и то и дело останавливаясь.

Джослин смотрела на него в изумлении. Как ему удалось выбраться из комнаты и уйти так далеко? Видимо, измученный Хью Морган заснул во время своего долгого бдения, и майор вышел из голубой комнаты никем не замеченный. Черт подери, слуге следовало попросить, чтобы кто-нибудь его подменил! Преданность – это, конечно, прекрасно, но нельзя же терять голову.

Осторожно ступая по ковровой дорожке, она направилась следом за Дэвидом.

– Майор Ланкастер, налагаю, вам следует вернуться в постель.

Дэвид резко обернулся. Глаза его были совершенно пустыми, казалось, он ходил во сне, точно лунатик. Джослин вздохнула – было очевидно, что страдания майора не закончились.

– Ну-ка, пойдемте, – сказала она негромко, но твердо, словно обращаясь к капризному ребенку. – Вам надо вернуться в постель.

– Кто… кто тут?

Дэвид поворачивался в разные стороны, пытаясь разглядеть ее в темноте. Видимо, зрение у него еще не восстановилось.

– Это я, Джослин.

Узнав ее голос, майор успокоился и двинулся ей навстречу, но, сделав несколько шагов, наткнулся на перила, ограждавшие галерею. Джослин в ужасе вскрикнула – ведь Дэвид мог перевалиться через перила и упасть вниз, на мраморный пол. А падение с такой высоты – это верная смерть.

Бросившись к майору, Джослин обхватила его обеими руками и с силой оттолкнула от предательских перил. Дэвид вскрикнул от неожиданности и попятился к стене галереи. Он наверняка бы упал, если бы Джослин не поддержала его и не прижала спиной к стене.

Дэвид был так худ, что даже сквозь плотную ткань халата можно было бы пересчитать его ребра. Джослин чувствовала биение его сердца. Она вдруг с удивлением обнаружила, что он очень высок. Когда майор лежал в постели, она не замечала, что он такой высокий. Джослин решила, что Дэвид – один из самых высоких мужчин, каких она только встречала. И плечи у него оказались необыкновенно широкие.

Она пыталась прийти в себя, но тут майор заключил ее в объятия к с радостным удивлением пробормотал:

– Жаннет!

– Я не Жан…

Она подняла голову, чтобы развеять его заблуждение, – и губы Дэвида неожиданно оказались совсем рядом.

Джослин тихонько вскрикнула. В следующее мгновение губы их слились в поцелуе, и ладонь Дэвида осторожно заскользила по ее обнаженной руке. Она почувствовала себя… очарованной. Согретой лаской.

Желанной.

Ноги Джослин подогнулись, и она, чтобы не упасть, еще крепче ухватилась за Дэвида. Из чистого любопытства Джослин иногда разрешала своим поклонникам сорвать украдкой поцелуй. И всякий раз с удовольствием отмечала, что не испытывает при этом ничего особенного. Вальс с герцогом Кэндовером волновал ее гораздо сильнее, чем поцелуи поклонников. Но страстный поцелуй майора… Подобного ей еще не доводилось испытывать.

Неужели ее мать чувствовала то же самое, когда, охваченная похотью, забыла обо всем на свете? Да, она забыла обо всем, кроме собственных эгоистических желаний…

Эта мысль, вызвавшая у нее острое отвращение, заставила ее резко вернуться к реальности. Ей захотелось отстраниться, захотелось оттолкнуть несносного майора, однако она ограничилась тем, что отвернулась и сухо проговорила:

– Майор Ланкастер, возьмите себя в руки!

Его объятия ослабели, и он как-то странно заморгал, казалось, он только что проснулся.

– О Боже! – Майор только сейчас заметил, что обнимает леди Джослин. – Мне… мне очень жаль. Я… я поступил неосмотрительно.

– Несомненно.

Он тихо рассмеялся:

– И еще мне очень жаль, что я не мог раньше совершить столь ужасный поступок. Мне действительно очень жаль…

У майора оказалось совершенно невозможное чувство юмора. Однако Джослин поняла, что не может по-настоящему рассердиться на этого человека. Пришлось ограничиться едким замечанием:

– Мне кажется, вы любите поздние прогулки. Но почему же вы отправились на прогулку в полном одиночестве? Ведь в доме множество слуг…

Майор наморщил лоб, обдумывая слова Джослин.

– Наверное, все спят? Думаю, сейчас действительно очень поздно.

Она облегченно вздохнула. Похоже, мучения Дэвида заканчивались. Во всяком случае, он рассуждал вполне здраво.

– Очень глубокомысленное замечание, майор. Я рада, что вы вернулись к жизни.

Но что же им делать теперь? Может, позвать слуг? Может, кто-нибудь из них проснется и поможет ей уложить майора в постель? Однако Джослин не была уверена в том, что сможет достаточно долго удерживать майора у стены. А голубая комната – в противоположном конце галереи. Зато ее собственная спальня находилась всего в нескольких шагах.

– Скажите, с моей помощью вы могли бы дойти до соседней комнаты?

Он с усилием оттолкнулся от стены и покачнулся. Однако сумел удержаться на ногах и выпрямился.

– Думаю, что смогу.

Майор обнял Джослин одной рукой за плечи, а она обхватила его обеими руками, стараясь не дотронуться до шва на спине. Таким образом они добрались до спальни, Дэвид свободной рукой открыл дверь. В комнате горел светильник я было довольно светло. У кровати Джослин развернулась и отпустила майора. Он тотчас же рухнул на кровать, рухнул, словно марионетка, у которой отрезали ниточки. А длинные ноги майора свесились на пол.

И тут Джослин заметила, что Дэвид дрожит – прогулка по галерее оказалась для него слишком серьезным испытанием. Однако ему удалось улыбнуться.

– Похоже, что я снова ваш должник, – пробормотал он.

– Не стоит благодарности, майор. – Джослин положила ему ноги на кровать и помогла лечь поудобнее. – Вы даже не представляете себе, как скучно я жила до того, как наши пути пересеклись.

Она выпрямилась и отдышалась. Майор был совершенно истощенный – и все же он оказался ужасно тяжелым.

К ее ужасу, Дэвид сразу же заснул. Видимо, этому не следовало удивляться, ведь он почти трое суток не знал отдыха. Однако то, что он заснул в ее постели… Это было совершенно неуместно!

Конечно, можно было бы разбудить слуг, чтобы они перенесли майора в голубую комнату, но на это ушло бы слишком много времени. К тому же майор обязательно проснулся бы, а ему так нужен отдых!

Джослин поморщилась при мысли о том, что придется иметь дело с заспанными и перепуганными слугами именно в тот момент, когда ей больше всего на свете хочется лечь и уснуть.

И в то же время она не могла уйти в какую-нибудь из свободных спален. Ни в одной из комнат для гостей не были приготовлены постели. Комната майора – единственная спальня, которую всегда держали наготове. Джослин в возмущении посмотрела на мирно спавшего Дэвида. Потом резко выдернула шпильки из прически. Ну и что из того, что он лежит в ее постели? В конце концов, они муж и жена! Во всяком случае – официально.

Джослин разделась за ширмой, которую обычно раздвигали, чтобы она могла помыться, не выходя из спальни. Было странно оказаться обнаженной в присутствии мужчины – даже такого, который ничего в этот момент не воспринимал. Надев свою самую плотную ночную сорочку и капот, она вытащила из комода легкое одеяло и накрыла им майора. После чего забралась под это же одеяло и, повернувшись к Дэвиду спиной, устроилась как можно ближе к краю.

К счастью, у нее была очень широкая кровать.

Дэвид просыпался медленно. Ему было так тепло и уютно, что сначала он решил, будто плывет в очередном сне, в хорошем и очень приятном сне… Но нет, сердце его билось ровно, а грудь поднималась и опускалась. Было очевидно, что он не спит.

Дэвид осторожно пошевелил пальцами ног, желая убедиться в том, что операция и выздоровление все-таки не сон. Все тело по-прежнему ныло, болело, и он был ужасно утомлен последними безумными днями, однако острые мышечные спазмы прошли. И самое приятное: он не чувствовал себя парализованным! Более того, способность шевелить пальцами ног уже не казалась ему чудом.

Дэвид еще долго лежал с закрытыми глазами, не желая терять это замечательное ощущение благополучия. Его обволакивали ароматы чистого белья и жасмина, а рука лежала на подушке… На подушке… которая дышит? Он открыл глаза и обнаружил, что лежит рядом со спящей леди Джослин, лежит, обнимая ее одной рукой.

Дэвид замер. Теперь он лежал абсолютно неподвижно, он даже старался не дышать. Но как, каким образом он мог оказаться в комнате, несомненно являвшейся спальней леди Джослин? Было очень раннее утро, и в лучах восходящего солнца ее густые распущенные волосы казались чуть рыжеватыми. Во сне леди Джослин совсем не походила на уверенную в себе аристократку, решительно вошедшую в его больничную палату… и в его жизнь.

Неудивительно, что он чувствует себя так хорошо! Ничто не может сравниться с тем чувством, которое испытываешь, просыпаясь рядом с прелестной женщиной, – пусть даже он не помнит, как именно оказался в ее комнате.

Сообразив, что по-прежнему обнимает леди Джослин, он с величайшей неохотой убрал руку. Но даже этого осторожного движения оказалось достаточно, чтобы она проснулась. Глаза ее открылись, и в них блеснули золотистые искорки. А кожа у Джослин била безупречная… «Настоящая английская роза», – мысленно улыбнулся Дэвид.

Они смотрели друг другу в глаза, и он чувствовал, что сердце его бьется все быстрее Джослин походила на испуганную птичку, и казалось, что эта птичка тотчас упорхнет, если он позволит себе неосторожное движение И в то же время его присутствие нисколько не удивило ее. Черт возьми, что могло произойти накануне?

Чуть хрипловатым со сна голосом она проговорила:

– Вам удалось выбраться из бездны, да? Из бездны? Какое точное слово она нашла!

– Да, с Божьей помощью. И надеюсь, мне больше никогда не придется там оказаться – Он окинул взглядом комнату. – Отважусь ли спросить, каким образом я очутился в столь… завидном положении?

Ее глаза смеялись.

– Мне представляется, что вы можете отважиться на что угодно, майор.

Он широко улыбнулся:

– Хорошо. Так что же все-таки произошло?

– Кое-что. Вы помните, как забрели на галерею? И он действительно вспомнил, как шел по галерее, шел очень неуверенно, пошатываясь и держась рукой за прохладные перила. А потом вдруг раздался мелодичный женский голос. Он обернулся и Дэвид невольно вздрогнул:

– Дьявольщина. Я помню, как перевесился через перила и думал, что пол ужасно далеко внизу, но мысли мои так. туманились, что меня это совершенно не волновало. – Но теперь ему было страшно об этом вспоминать После всего пережитого было бы очень глупо умереть, упав с галереи. – Вы смогли оттащить меня в безопасное место, верно?

Она молча кивнула, и щеки ее залились румянцем. И тут Дэвид понял, почему она смутилась. Он вспомнил о поцелуе у стены галереи. Да, он поцеловал Джослин – и она ответила на его поцелуй! Но это длилось всего лишь несколько сладостных секунд. Потом она поняла, что зашла слишком далеко, и отстранилась.

Подозревая, что Джослин предпочтет сделать вид, будто этого поцелуя не было, Дэвид, как и подобает джентльмену, сказал:

– Я полагаю, что вы привели меня сюда, а я сразу же заснул.

– Совершенно верно, – подтвердила она с явным облегчением. – Моя комната оказалась ближе всего, и только в ней приготовлена постель. К тому же мне не хотелось будить слуг. А кровать здесь очень широкая…

Дэвид улыбнулся и провел ладонью по ее чудесным каштановым волосам. Шелковистые пряди обвились вокруг его пальцев.