Текст книги "Странные клятвы"

– Первая кровь за Уорфилдов! – грудь болела от напряжения, но душу переполняла радость. Де Лэнси вскочил на ноги. Его белокурые волосы сверкали, как белый огонь. – Этот удар за моего отца, лорда Хью Уорфилда, убитого на Рождество. Есть высшая, божественная справедливость, и ты умрешь от его меча!

В то время, когда Адриан сражался с Бургонем, Алан подошел к рыцарю, поступившему так нечестно. Его меч глубоко вошел в руку стражника, и когда стон раненого отразился от стен Честена, Алан крикнул:

– Я убью всякого, кто посмеет вмешаться! – вернувшись на прежнее место, он время от времени посматривал на солдат, стоявших полукругом, чтобы убедиться – у тех отпала охота наносить предательские удары.

Рассвело, в свете факелов уже не было нужды, и стражники начали гасить их. Ногу Бургоня заливала кровь, но рана была неглубокой. Он опомнился и обрушил град ударов на Уорфилда. Потеря кинжала ослабила защиту Адриана, он вынужден был отступить.

Мериэль вспомнила о кинжале, который дала леди Сесили. Она прятала его под платьем. Конечно, он не такой большой, как у Ги, однако это лучше, чем ничего.

Вытащив нож и размотав тряпку, в которую он был завернут для безопасности, Мериэль дождалась подходящего момента, когда Уорфилд, отбив очередную атаку, приблизился к ней.

– Адриан, возьми! – она бросила кинжал прямо к его ногам. Уорфилд быстро глянул на жену. На мгновение их взгляды встретились, и от дикого выражения глаз Адриана по телу Мериэль пробежала дрожь, хотя она знала, что злость направлена не против нее. Уорфилд стиснул зубы и повернулся к Бургоню.

Наблюдатели вздрогнули и издали дружный вздох, когда Адриан наклонился, чтобы левой рукой поднять кинжал. Мериэль сжала руки, не замечая, что ногти больно впились в ладони, понимая, что в какой-то мере отвлекла его внимание. Она никогда не простит себе, если это повлечет смерть Уорфилда. Мериэль подумала, что тоже скоро умрет – лорд Ги вряд ли освободит ее и брата.

Воспользовавшись моментом, Бургонь вложил в удар всю силу. Такой удар способен пронзить Уорфилда насквозь, и лорд Честен сначала взревел от восторга, затем от ярости, когда соперник увернулся от разящего меча. Ги ринулся вперед, выставив правую руку, но слишком поздно обнаружил, что со стороны противника это было обманным движением, и вместо того, чтобы пригвоздить врага к стене, мужчина подставил себя.

Двигаясь с поразительной быстротой, Адриан коснулся острием меча правой кисти врага. Кровь хлынула из перерезанной вены, а де Лэнси хрипло произнес:

– Это за моего брата Хью, за его жену и сына.

Противники обменялись серией ударов, но Ги явно потерял преимущество. Ему не устоять против сверкающего, как молния, меча Адриана. Зрители притихли. Бургонь, пожалуй, был единственным, кто не понял, что его участь решена. Уорфилд завладел инициативой и играл с противником, как кот с мышью, нанося раны на незащищенные участки тела Ги.

Тот начал двигаться медленнее – силы таяли – и потерял бдительность. Пытаясь защитить от разящего меча ноги, он слишком низко опустил меч и щит. Адриан не преминул воспользоваться шансом и ударил в левую сторону лица Ги, выбив глаз и распоров щеку до кости.

– Это за моих братьев Эмори и Болдуина, земля им пухом!

Бургонь издал хриплый, протяжный вой. Он не просил о передышке, зная, что пощады не будет. Ги продолжал сражаться, ослепнув на один глаз и истекая кровью, хлещущей из трех ран, но все еще представлял серьезную опасность. Не в силах двигать правой рукой, он неожиданно отреагировал на насмешливый голос Адриана, ринувшись на него с вытянутыми руками, будто собираясь заключить того в объятия.

Рукопашная застала Адриана врасплох, и он совершил ошибку, пытаясь отбить нападение мечом, а не отпрыгнул в сторону. Лезвие скользнуло по защищенной доспехами груди Бургоня, но не остановило нападение.

Ги подмял противника под себя, прижав к земле своим телом. Двое врагов лежали лицом к лицу, сверля друг друга ненавидящими взглядами, пытаясь вложить в них всю злость, скопившуюся за годы вражды.

Тяжелые доспехи Ги и его немалый вес нещадно давили на Адриана, а хриплое дыхание и глаз, горящий животной злобой, напоминали дикого кабана. Острие кинжала вот-вот коснется горла де Лэнси.

– Я попаду в преисподнюю, набожный ублюдок, – рявкнул Бургонь, – но ты отправишься туда раньше меня!

– Не говори «гоп» пока не перепрыгнешь, – выдохнул Адриан. Он не мог пошевелиться, придавленный к земле весом этого борова, однако не мог позволить себе быть зарезанным, словно ягненок. Собрав волю и оставшиеся силы, он освободил левую руку, поднял кинжал Мериэль и с силой вонзил его в спину Бургоня. Узкое лезвие прошло сквозь щель в соединении доспехов, и с противным хрустом вошло в тело. Вытащив окровавленный кинжал, Адриан хрипло проговорил:

– Это за невинных жителей Уорфилда, которые умерли по твоему приказу!

Смертельно раненый, Ги захлебнулся кровью, выронив меч из внезапно ослабевших пальцев. Адриан сбросил с себя обмякшее тело и, шатаясь, встал на ноги. Бургонь лежал на спине, продолжая сверлить врага ненавидящим взглядом. Легкие выталкивали кровь, и жизнь уходила вместе с ней. Потянувшись за мечом, он бессильно уронил руку.

Мериэль думала, что поединок завершен, однако Уорфилд так не считал. Его прекрасное лицо падшего ангела горело такой мстительной яростью, что девушка содрогнулась. Не веря глазам, застыв от ужаса, она увидела, как Адриан изо всех сил вонзил меч в нижнюю часть живота Бургоня, не защищенного доспехами.

Ги вскрикнул в агонии, но его крик заглушил громкий голос Адриана, звонко отразившийся от каменных стен:

– А это за тех, кого ты убил и обесчестил за всю свою Богом проклятую жизнь!

Но даже после этого Уорфилд не успокоился. Взмахнув окровавленным кинжалом, он оскопил поверженного врага. Тихо, так что услышали только те, кто стоял рядом, мужчина закончил:

– За Мериэль и за твои преступления. Чтоб ты горел вечным пламенем в аду!

Ги дернулся, издал горловой булькающий звук, кровь последний раз выплеснулась на траву, глаза закатились.

Покрытый бисеринками пота, зажав в руке окровавленный меч, Адриан стоял, глядя на мертвого Бургоня. Кровь гулко стучала в висках.

Правосудие свершилось, ярость начала постепенно отступать, а вместо нее пришла слабость. Инстинктивно он посмотрел на Мериэль, ища поддержки.

Но вместо этого Уорфилд прочел на ее лице отвращение. Жена отошла в дальний конец тупика и склонилась, прижав руку к животу, словно ее тошнило. В побелевшем лице не было любви, только ужас, будто перед ней находилось исчадие ада.

Адриан похолодел, осознав, что ведя жестокий бой с Бургонем и совершив акт возмездия, потерял Мериэль. В этот момент он страстно желал, чтобы Ги нанес ему смертельный удар, потому что теперь де Лэнси жаждал смерти как освобождения.

Хриплое бормотание рыцарей привлекло его внимание. Повернувшись, Уорфилд понял, что времени на сожаление не осталось. Опасность по-прежнему окружала их, а он был не совсем готов противостоять ей. Адриан обвел взглядом толпу рыцарей. Они считались закаленными и опытными воинами, а оскорбление хозяина прибавило им сил.

Де Лэнси медленно отошел от тела Ги, наблюдая за застывшими лицами рыцарей. Он был настолько измотан поединком физически и морально, что меч дрожал в руке, а дыхание причиняло боль – очевидно, когда Бургонь упал на него, то сломал ребро, однако сейчас на боль не было времени, пока не пропала надежда увести отсюда Мериэль.

– Он убил вашего хозяина! – рявкнул де Лаон. Придя в себя от бешенства – он потерял своего покровителя, – француз со свитом рассек воздух мечом. – Убейте их, убейте их всех!

Некоторые рыцари колебались, но другие обнажили оружие и двинулись вперед, словно стая голодных волков.

Сожалея, что Мериэль и ее брат вынуждены расплачиваться за его грехи, Уорфилд собрал оставшиеся силы и сосредоточился на последней отчаянной попытке. Ему и Алану никогда не совладать с целой толпой взбешенных рыцарей, но они дорого отдадут свои жизни.

Алан встал рядом, держа в руке обнаженный меч.

Внезапно тишину нарушил напряженный женский голос:

– Нет, черт возьми! – леди Сесили спускалась по лестнице со стены, а ветер развевал ее вуаль. Женщина растолкала рыцарей. – Все кончено! – Она обратилась к стоящим впереди мужчинам: – Ги мертв, и теперь я хозяйка Честена! Большинство из вас служили еще моему отцу и прекрасно знаете, он не потерпел бы предательства и неуважения к человеку, только что выигравшему бой! – Сесили перевела дух. – Нет, это нельзя назвать честным боем, ведь Бургонь хотел просто зарезать Уорфилда, но вместо этого нашел свою смерть. Ги убил семью лорда Адриана и похитил его жену. Де Лэнси имел полное право требовать возмездия, и Бог дал ему силы и мастерство для победы!

Обведя взглядом стоявших кругом мужчин, она обратилась к одному, затем к другому:

– Рейнолф, Эдрик, Одо, слушайте меня! Вы служили отцу и знаете, что такое честь! – никто не смог бы сейчас узнать тихую, запуганную женщину, какой она была совсем недавно. Высокая и полная, Сесили походила на древнюю британскую богиню войны. Женщина с достоинством приняла наследство. – Хьюго, Жан, Эдвард, вложите мечи в ножны!

Мужчины стыдливо опустили головы. Воины, которых она назвала по имени, исполнили приказание. Секундой позже их примеру последовали остальные. Только что походившие на стаю голодных, жаждущих кровавой расправы волков, они стали отрядом воинов, подчиняющихся приказам хозяйки. Сесили обратилась к одному из рыцарей:

– Хьюго, как капитан стражи ты прекрасно справлялся со своими обязанностями в сложных ситуациях. Я хочу, чтобы так же честно служил и мне.

Кивком головы она указала на другого мужчину:

– Эдрик, иди к главным воротам и объяви Ричарду Фитц-Хью, что его брат жив и здоров, лорд Ги мертв, а он со своими людьми может зайти в ворота, если пришел с миром.

С каменным лицом Сесили повернулась к сэру Венсану де Лаону:

– Вы же, сэр Венсан, соберите вещи и выметайтесь из Честена. Даю на сборы час. Не просите об оплате, я прекрасно знаю, что вы частенько запускали руку в карман господина, – затем женщина обратилась к рыцарю, подставившему Адриану подножку. – Ну а ты, Хьюберт? Бесчестному человеку нет места в Честене. Собирайся и тоже уходи. Она вызвала двух стражей:

– Идите вместе с де Лаоном и проследите, чтобы тот ничего не украл. Если у вас возникнут сомнения, обратитесь ко мне.

Сесили подняла руку, привлекая внимание:

– Остальные могут идти завтракать. Жан, пошли за отцом Ансельмом, чтобы тот причастил графа.

Через несколько минут мужчины разошлись, оставив на поле недавнего сражения четверых живых и одного мертвеца. Когда рыцари скрылись из виду, леди Сесили подошла к изуродованным останкам Ги Бургоня. Она долго смотрела на тело, затем плюнула на него и отвернулась.

Ослабев от усталости и облегчения, Адриан прислонился к стене, но затем выпрямился.

– Леди Сесили, – неуверено начал он. – Я надеюсь, мы будем друзьями, ибо я не хочу быть вашим врагом.

Женщина едва заметно улыбнулась, но вера в добрые отношения сменилась тревогой.

– Надеюсь, вы не обвините Честен в преступлениях мужа? Вы поддержите меня в наведении порядка среди моих вассалов и исправлении зла, причиненного Бургонем?

– Конечно. Я просто обязан вам помочь, – Адриан задумался, затем продолжил: – Если пожелаете, я попрошу Ричарда остаться здесь, пока вы упрочите свое положение.

Подумав над его предложением, женщина кивнула.

– Да, я слышала много хорошего о вашем брате… – ее прервал стук копыт, и перед ними предстал отряд во главе с Фитц-Хью. Спрыгнув с лошади, Ричард подошел к брату и так крепко сжал его в объятиях, что граф почти потерял сознание от боли.

Затем пришло время объяснений. Адриан старался держаться прямо и, не обращая внимания на боль в боку, слушал внимательно. Он даже был рад этой боли и смущению – это помогало не думать об отвращении на лице Мериэль.

Когда Уорфилд сражался с Бургонем, то знал – у него за спиной стоит жена, но сейчас она ушла. Не видя, когда исчезли Алан и Мериэль, де Лэнси тем не менее был уверен в этом. У него не хватало мужества разыскать ее, но это не понадобилось – через несколько минут де Вер сама нашла его. Мериэль сидела верхом на гнедой кобыле, а Алан – на собственной лошади.

На бледном лице выделялись лишь огромные голубые глаза, когда графиня, подъехав ближе, натянула поводья.

– Милорд, в замке находится еврейский купец Бенжамин Левески и его домочадцы. Ги держал их в чулане, требуя выкупа. Они помогли мне, когда я заблудилась в королевском лесу, чувствуя себя больной от горя. Прошу вас проследить, чтобы его отпустили.

– Ваша просьба будет исполнена, – Адриан отдал бы все на свете за одно прикосновение к ее руке, однако не осмелился сделать это. Лицо Мериэль ясно говорило о страхе и отвращении, которые та испытывала.

– Спасибо, лорд Адриан, – холодно поблагодарила графиня, соблюдая правила этикета. Немного поколебавшись, она повернулась к леди Сесили. – Миледи, от всего сердца хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня. Вы храбрая, честная и благородная женщина, и я буду молиться, чтобы будущее принесло то счастье, которое вы заслуживаете, – взяв поводья, она направилась к главным воротам. Алан кивнул Уорфилду:

– Мне еще не приходилось видеть более опытного, мужественного и достойного рыцаря, чем ты, – к удивлению Адриана де Вер протянул ему руку. После крепкого рукопожатия Алан повернулся и отправился вслед за сестрой.

Когда Мериэль скрылась из виду, Уорфилду показалось, что она унесла с собой его сердце.

Ошеломленная, леди Сесили переводила взгляд с Адриана на Мериэль, но видя выражение его лица, отвернулась.

Ричард был менее тактичен.

– Господи, Адриан, не позволяй ей уехать. Мериэль – твоя жена! За последние двенадцать часов ты рисковал жизнью дюжину раз, чтобы спасти ее! Позволь мне догнать их, и ты сможешь поговорить с ней!

Уорфилд покачал головой. На его лице была написана такая непереносимая боль, что Фитц-Хью не мог смотреть на брата. Адриан чуть слышно произнес:

– Если она действительно моя, то вернется по своей воле.

ГЛАВА 22

Главная задача на данный момент – разговор с Левески. Через несколько часов после поединка они встретились в холле, который леди Сесили предоставила в распоряжение графа. Адриан встал, когда вошел старик.

– Здравствуйте, уважаемый Бенжамин. Надеюсь, никто из ваших домочадцев не пострадал?

– Нет, нам повезло, – одежда Левески была порвана и испачкана, но еврей казался удивительно спокойным для человека, только что освобожденного из темницы. – Леди Сесили распорядилась, чтобы нам вернули все, включая оружие наших охранников. Моя жена сейчас собирает вещи.

Поморщившись, граф вновь уселся в кресло и жестом предложил старику сделать то же самое.

– Угощайтесь вином, пожалуйста.

Бенжамин налил себе полный кубок.

– Вы пострадали в схватке с Бургонем? Я слышал, вам удалось уйти без единой царапины.

– Несколько сломанных ребер, причем уже не в первый раз, – Уорфилд пожал плечами. – После нашего разговора я найду кого-нибудь, кто выправит их.

– Если пожелаете, я пошлю вам своего личного врача, – Бенжамин замолчал, затем хитро улыбнулся. – Простите, я забыл, что для христианина искать медицинской помощи у еврея означает подвергать опасности душу.

Граф иронично улыбнулся.

– В данную минуту я бы приветствовал самого дьявола, если тот хороший костоправ, – отпив глоток вина, он откинулся на спинку кресла. Де Лэнси выглядел усталым и каким-то помятым, серым – серое, поблекшее лицо, серые волосы, серые глаза. – Мы договорились с леди Сесили – в качестве компенсации за преступления мужа она желает отдать вам дом в Шрусбери, который уже предлагал сэр Венсан де Лаон.

Кустистые брови Левески поползли вверх.

– Это очень щедрый дар. Я могу себе позволить платить ей арендную плату.

– Если хотите – я пойму, если вы передумали, – можете поселиться в Шрусбери вместе со всей семьей. Если кто-то еще решит последовать вашему примеру, буду только рад. Я предлагаю свою помощь и защиту. Поговорю с градоначальником, но не думаю, что возникнут проблемы.

Купец чувствовал себя слишком ошеломленным, чтобы помнить о такте.

– Разве вы уже не считаете, что своим присутствием мы ставим под угрозу души добрых христиан графства?

Адриан отвел глаза.

– В одной притче говорится о человеке, на которого напали разбойники, раздели его, избили и оставили умирать на дороге. Мимо проходил священник, который затем перешел на другую сторону дороги, притворяясь, что ничего не заметил. Другой божий человек сделал то же самое. Следом за ними шел самаритянин, представитель презираемого всеми народа. Он перевязал раны умирающему, помог добраться до постоялого двора и ухаживал за ним. Затем оставил деньги хозяину, чтобы тот кормил раненого до тех пор, пока тот не выздоровеет.

Уорфилд замолчал. Пауза надолго затянулась, пока он не заговорил вновь.

– Вы помогли Мериэль, – граф вновь взглянул на Бенжамина. – Жителям Шропшира не могут угрожать поступки хорошего человека. Я был слишком глуп и самонадеян и забыл о самом главном – о том, что находится в сердце человека.

– Все люди совершают ошибки, – старый еврей задумчиво улыбнулся. – Вы удивительный человек, лорд Адриан. Нужно иметь немало мужества, чтобы признать свои ошибки или изменить решение, – Левески со страхом подумал, что для представителя его народа такое заявление – непростительная глупость, поэтому поспешно переменил тему. – Я поговорю с женой, но думаю, она согласится, сочтя ваше предложение за честь.

– Надеюсь на это, – граф приветственно поднял кубок. – Мне хотелось бы поговорить с вами на богословские темы. Считаю, такая дискуссия нам обоим пойдет на пользу.

Бенжамин рассмеялся и поднял кубок, затем отпил немного. Иногда ему казалось, что настанут времена, когда люди смогут жить в мире и согласии.

После того как личный врач Левески осмотрел ребра Адриана и наложил тугую повязку, Уорфилд уснул мертвым сном и не просыпался до следующего утра. В замке царило оживленное веселье, ибо все его обитатели приветствовали смерть злобного хозяина, впервые за многие годы вздохнув с облегчением. Леди Сесили и Ричард смотрели за порядком, поэтому Адриану не было нужды оставаться в Честене.

Но вскоре граф понял, что еще не готов вернуться в Уорфилд, где каждый уголок напоминал о Мериэль. Когда к жене вернулась память и она убежала от него, в сердце де Лэнси все равно оставалась надежда: со временем, когда обдумает свое положение, Мериэль вернется к нему, приняв их брак. Сейчас надежда исчезла, как и брак.

Взяв с собой только двоих рыцарей, Уорфилд отправился в Фонтевиль. Многие годы он постоянно приезжал туда, но никогда прежде так не нуждался в утешении и покое. Адриан оставался там три дня, проводя время в молитвах и постах, и понял, что сумел пережить главный удар. Доказательством служила вернувшаяся способность молиться легко и непринужденно, словно ребенок. Он никогда не перестанет оплакивать Мериэль, но понял, что отпустив ее, совершил правильный поступок.

Вечером, накануне возвращения в Уорфилд, Адриан отправился к аббату Вильяму и попросил отпустить ему грехи. Он не делал этого с тех пор, как в его жизнь вошла Мериэль – нельзя же простить человеку грехи, которые тот продолжает совершать и не желает останавливаться. Сейчас жена ушла, и настало время признаний и прощений.

Отпущение грехов несколько снизило напряжение, но не облегчило страдание и горе, засевшие глубоко в сердце. Аббат Вильям был для графа не только священником, но и другом, поэтому Уорфилд откровенно рассказал обо всем, что произошло за последние несколько месяцев, не только рассказал, но и объяснил причину.

Окончив повествование, граф прошелся по келье, не глядя на аббата, и сказал, словно обращаясь к самому себе:

– Я никогда бы не оставил Фонтевиль, если бы не резня, учиненная Бургонем в Уорфилде. Вы знаете, что тогда я поклялся отстроить замок и отомстить врагу.

Адриан остановился перед изящно выполненным распятием, висевшим на стене. Христос смотрел на него глазами мученика, все узнавшего о боли.

– Эти клятвы я выполнил. Теперь настало время вернуться в Фонтевиль и дать обет верности Богу.

Позади него послышался шорох – аббат поежился.

– Ты собираешься оставить поместье? Для служения Богу есть много путей, и ты хорошо ему служишь, являясь владельцем Уорфилда.

Адриан повернулся.

– Ричард станет его новым и желанным владельцем. Он будет править лучше, чем я, и положение графа Шропширского настолько усилится, что никто никогда не посмеет обвинить его в незаконном присвоении замка.

Аббат слишком хорошо знал де Лэнси.

– А как же твоя жена? Если леди Мериэль вернется к тебе, ты все равно будешь желать стать монахом?

Слова Вильяма вызвали воспоминание о счастливой графине в первые дни после свадьбы. Пальцы все еще хранили ощущение шелковистости ее кожи. Тело графа напряглось, он выдавил из себя:

– Она не вернется, поэтому у меня нет жены.

– Когда ты был здесь послушником, я считал, что ты просто создан для служения церкви. Может, я был прав, – аббат покачал головой. – Но ты уже не тот юноша. Можешь оставаться в Фонтевиле сколько захочешь, но я не позволю тебе дать обет.

– Почему? – Уорфилд чувствовал, как почва уходит из-под ног. Как было бы хорошо стать монахом, это казалось единственным выходом. – Значит, вы предпочитаете иметь в моем лице богатого лорда, делающего хорошие подарки, нежели бедного монаха?

Аббат Вильям искренне удивился.

– Не очень христианское замечание, Адриан.

Граф покраснел.

– Простите меня, святой отец. Я знаю, что это не так. Но мне просто необходима религиозная жизнь, и если вы не примете меня в свой монастырь, я найду другой.

– Думаю, довольно легко отыскать орден, который с радостью примет тебя в свои ряды. Но, Адриан, ради нашей дружбы, я прошу тебя, подумай как следует, прежде чем принять такое решение, – аббат вздохнул. – Очень часто монастыри используют как убежище от мира. Это не всегда плохо, однако мне будет больно видеть тебя монахом из-за такого пустяка. Ты можешь, положа руку на сердце, сказать, что вступаешь в наши ряды с легким сердцем, потому что не мыслишь другой жизни? Или делаешь это потому, что хочешь убежать от проблем, которые на данный момент кажутся неразрешимыми? – Вильям улыбнулся. – Думаю, если бы у тебя имелся выбор между Богом и женой, ты бы, несомненно, выбрал второе. Человек, разделяющий подобные убеждения, не имеет права быть монахом, ведь Бог не может быть вторым в его сердце.

После продолжительной паузы Адриан, криво усмехнувшись, признался:

– Я не думал об этом с такой точки зрения. Но вы правы. Если говорить начистоту, то я пришел в Фонтевиль еще мальчишкой именно потому, что стремился уйти от себя самого и от демона, живущего во мне. Бог заслуживает большего, нежели слуг, пришедших к нему из страха, а не из любви.

– Вопрос стоит не о любви к Богу. Ты сделал много хорошего, будучи графом, и можешь сделать еще больше, ведь в Англии очень мало вельмож, таких справедливых и почитающих Господа, как ты, – аббат поднялся и протянул руку, которую Адриан поцеловал. Вильям продолжил: – Если наступит тот день, когда ты сможешь сказать, что Бог является твоим первым и единственным выбором, я буду рад приветствовать тебя здесь как брата. А теперь стану молиться, чтобы ты наконец нашел успокоение.

В отсутствие Мериэль за садом Эвонли никто не ухаживал, и после возвращения она две недели приводила его в порядок. Однако, обрезая засохшие бутоны с розового куста, девушка подумала, что это цветы нужны ей, а не она им – они могут выжить и среди сорняков, просто работа в саду приносит успокоение.

Хозяйку замка встретили с любовью и радостью, что пролилось, словно целительный бальзам, на истерзанную душу. Иногда Мериэль казалось, будто она и не уезжала никуда, однако такие мысли редко приходили в голову. Эвонли нисколько не изменился в отличие от нее самой. За последние месяцы Мериэль довелось многое узнать о страхе и мужестве, о страсти и гневе, о темных и таинственных глубинах человеческой души. Она успела потерять невинность во всех смыслах слова и только после этого поняла, насколько спокойна и безмятежна была ее предыдущая жизнь.

Днем и ночью ее преследовали видения – в луже собственной крови лежал зарезанный Ги Бургонь, а над ним, дикий и свирепый в своей ярости, стоял Адриан Уорфилд – ее муж, тюремщик и мучитель. Но еще более ужасными были картины, показывающие де Лэнси в роли нежного любовника. Как Мериэль ни старалась, она не могла примириться с двойственностью его натуры.

Де Вер полагала, что больше уже не нравится Адриану. Наваждение закончилось, потому что Уорфилд не сделал ни одной попытки остановить ее, когда они с Аланом уезжали из Честена. В то время она была бесконечно благодарна ему за равнодушие, стараясь как можно скорее убежать из страшного места. Умоляя Алана немедленно уехать, Мериэль находилась на грани истерики. Если бы Уорфилд не позволил ей этого сделать, она могла бы сойти с ума.

Очнувшись от пережитого потрясения, Мериэль поняла, что ее поспешное бегство было ошибкой. Хорошо это или плохо, но лорд Адриан – ее муж, и это нельзя не учитывать. К тому же, она ждет ребенка. Скоро ей придется сообщить графу, что у него будет наследник. Но что может произойти после, Мериэль не имела ни малейшего представления и даже не знала, чего хочет сама.

Очнувшись, Мериэль поняла, что долгое время стоит, опустив руки над розовым кустом, и ничего не делает. Подавляя мрачные мысли, она перешла к следующему кусту и принялась за работу. Не успела закончить, как подошел Алан и хмуро посмотрел на сестру. Та участливо спросила:

– Что-то случилось?

– Не совсем, – медленно произнес брат. – Только что получено сообщение от Уорфилда. Он отправил его мне как твоему защитнику и покровителю.

Мериэль осторожно положила на землю ножницы. У нее появилось предчувствие, что новость, содержащаяся в послании, не сделает ее счастливой.

– Что пишет лорд Адриан?

– Суть в том, что брак можно аннулировать, если ты вышла замуж не по доброй воле. Уорфилд заплатит за все издержки и… взятки, если в том возникнет необходимость, – цинично заявил он. – Дальше речь идет о твоем будущем. Если когда-нибудь ты вновь соберешься выйти замуж, у тебя будет приданое несколько замков в качестве платы за заслуги шести рыцарей. Лорд Адриан вернет все твои личные вещи, включая одежду, драгоценности, Чансон и… – мужчина вгляделся в строчки, – Кестрел, которая, по его словам, скучает по тебе.

Алан протянул сестре письмо, чтобы та могла прочесть его сама, и добавил:

– Уорфилд удивительно щедр.

Лорд Адриан подумал даже о Кестрел. Да, его наваждение прошло. Мериэль смотрела на послание, не читая. Почему бы ему и не быть щедрым? Это отличительная черта человека благородного происхождения.

Еще обрезая розы, девушка чувствовала легкое недомогание, которое сейчас перешло в тошноту.

Мериэль покачнулась, упала на колени, началась рвота. Боже, даже собственное тело предает ее. Алан опустился рядом, и когда в желудке у нее больше ничего не осталось, поднял на руки, положил на ближайшую скамью и вытер рот фартуком.

– Хочешь что-нибудь?

– Воды, пожалуйста, – хрипло выдавила она. Алан ушел и вернулся с чашей воды, которую Мериэль жадно выпила, и прислонилась к брату, не в силах даже думать.

– Нам надо поговорить, – Алан обнял сестру. – Ты ждешь ребенка?

– Да.

– Уорфилд должен знать об этом.

– Конечно, – безразлично согласилась она.

– Не думаю, что граф согласится на аннулирование брака при таких обстоятельствах, – Алан помолчал, затем спокойно поинтересовался: – А ты?

Вот где собака зарыта. Мериэль закрыла лицо руками.

– Не знаю, – она горько вздохнула. – Я не говорила тебе, но постепенно ко мне вернулась память, и я вспомнила все события, произошедшие за это время. Да, Алан, я любила Адриана, считала, что свет сошелся на нем клином, и он – сама доброта, сама нежность и любовь.

– Ты все еще любишь его?

– И снова не могу дать ответ. Не знаю. Я помню, как Уорфилд заключил меня в темницу и каким злобным и отвратительным казался во время поединка с Бургонем, – де Вер вздрогнула. – Это не было честным боем, а убийством, и кровь Ги течет теперь между мной и счастливыми воспоминаниями. Как я могу жить с человеком, способным на такую жестокость?

– Да, думаю, он жесток, – медленно произнес Алан. – Хотя, как рыцарь, я понимаю, почему. В человеке, сражающемся за свою жизнь, происходят некоторые перемены, в нем пробуждается дикий зверь. В таком состоянии люди способны на чудеса храбрости либо на отвратительные поступки, – де Вер пожал плечами. – На то чтобы убить Бургоня, у Уорфилда ушло немного больше времени, чем нужно. Если бы кто-нибудь вырезал мою семью и похитил жену, я бы вел себя точно так же, а может быть, еще хуже.

– Ты восхищаешься им? – Мериэль отняла руки от лица, хотя, не поднимая головы, продолжала смотреть в землю, беспокойно теребя пальцами край фартука. На левой руке блестело золотое обручальное кольцо. Много раз она пыталась снять его, но что-то останавливало.

– Да, – признался Алан, – потому что разделенная опасность связывает людей. Но более того, мне нравится Уорфилд. Он благородный, честный и выдержанный человек. Он сдержался, когда я изо всех сил старался вывести его из себя. Вполне возможно, де Лэнси – храбрейший из людей, которых я когда-либо видел, – голос брата смягчился. – Лорд Адриан любит тебя так, как ни один на Земле мужчина не любил женщину. Порой, он действовал, повинуясь инстинктам, но всегда раскаивался и старался замолить грехи. Если ты испытываешь к нему хоть какие-нибудь чувства, возвращайся – лучшего мужа нельзя пожелать.

– Он не любит меня, – с трудом выдавила Мериэль, размышляя, соответствуют ли ее слова действительности, или ей просто захотелось их произнести. – Когда мы впервые встретились, Уорфилд поклялся, что никогда не отпустит меня, однако не сдержал обещания. Я была его временным сумасшествием, наваждением. Теперь Адриан излечился и желает освободиться от меня. Брак разрушился.

– Он разрушится, если ты этого захочешь.

Мериэль наклонилась, сорвала маргаритку и начала обрывать лепестки: «Любит, не любит…»

– Я считаю, – произнесла она, наблюдая, как белые лепестки плавно опускаются на землю, – что мне нужно отправиться в Уорфилд и поговорить с лордом Адрианом, – «Любит, не любит…». Мериэль скомкала испорченный, лишенный лепестков и былого очарования цветок.

– Согласен. Когда ты хочешь поехать?

Приняв решение, она тут же почувствовала себя лучше, к тому же знала, что поступает правильно. Встреча с мужем является единственным способом избавить себя от сомнений.