Текст книги "Странные клятвы"

Удивленная донельзя, девушка взглянула на реку, затем перевела глаза на собеседника.

– Вы шутите?

– Клянусь Богом, – заверил он. – Я сделал это ночью, и никто не ожидал нападения. Хотя, между прочим, я не поднимался до конца, а выбрал место под стеной, которое довольно легко проломить.

– Святая Дева Мария! – в ужасе воскликнула Мериэль. – Вас могли убить! Зачем вы это сделали?

– Я вполне мог пережить падение в реку. Что касается «зачем», – мужчина улыбнулся, – когда стражник, которому я приставил кинжал к горлу, удивился, что мягко сказано, а его друзья просто потеря ли дар речи, то поняли, что я был прав.

– Вы ведь не убили его?

– Конечно, нет. Иначе, зачем этот урок?

Девушка нерешительно рассматривала графа, раздумывая, являются ли его слова доказательством хладнокровия или черного юмора. Скорее всего, здесь присутствует и то, и другое.

– Все-таки, несмотря на ваши заверения, я очень сомневаюсь, что кто-то мог взобраться по отвесной скале.

Граф пожал плечами.

– Даже в самых отвесных скалах есть трещины и выступы. Если тебе приходилось подниматься за птенцами сокола, то должна знать об этом.

Она покачала головой.

– Я никогда не взбиралась по такой скале. Когда мы с братом брали птенцов, то брат обычно спускал меня вниз на веревке, – думая о расстоянии до реки, девушка вздрогнула. – Так гораздо легче.

Золотистые брови графа взметнулись вверх:

– Брат позволял тебе рисковать жизнью подобным образом?

– Я находилась в полной безопасности. К тому же, у меня не хватило бы сил удержать его при спуске.

Де Лэнси изумился еще больше.

– Теперь я понимаю, что рассказы о диких, необузданных уэльсцах – чистая правда.

– Да, милорд, это правда, мы дикие и свободные, – Мериэль взглянула на реку, затем посмотрела на едва видневшиеся вдали холмы родины. – Уэльс никогда не кланялся нормандцам.

– Ошибаешься. Несмотря на беззаветную храбрость – надо признать, они сильны и мужественны, – твой народ в конечно итоге проиграет, потому что уэльсцы разобщены и слишком независимы, чтобы выбрать одного суверена, – граф покачал головой. – Бессмысленная и жестокая борьба между братьями за лишний надел уносит много жизней и требует много крови.

– Поэтому было бы справедливо делить наследство отца поровну между сыновьями, – резко ответила де Вер, думая о своих братьях. – Где же справедливость по-нормандски, когда старший наследует абсолютно все, а младшие вынуждены идти в услужение иедва не просить милостыню?

– Разделение наследства на равные части – действительно, справедливо, – согласился Адриан, – но не совсем правильно и мудро. Нормандский обычай делает человека сильнее. Посмотри, как страдает Англия при слабом правителе. А кто мучается больше всех? Конечно, простой народ, не имеющий высоких каменных стен для защиты. И в то же время они составляют основную часть богатства страны. Если некому будет возделывать землю, многие лорды окажутся на положении нищих, – выражение лица Адриана стало серьезным. Возможно, он вспомнил, что ему удалось увидеть за годы гражданской войны. – Когда у Англии вновь будет сильный король, Северный Уэльс подчинится ему, как это сделали южные земли. Только дикие горы помогают северянам сопротивляться, но это временное укрытие. И хотя ты не согласишься со мной, под пятой нормандцев Уэльс будет жить лучше и процветать.

– Никогда, милорд. Свобода – в нашей крови, – Мериэль разозлилась. Ее всегда восхищало свободолюбие и отвага соотечественников матери, и она совсем забыла, что сама является наполовину нормандкой. В данный момент в ее жилах текла чистая кельтская кровь. – Настоящее дитя Уэльса лучше умрет, чем станет жить в цепях.

Уорфилд изучающе смотрел на пленницу.

– У меня такое впечатление, что беседа от политических аспектов перешла на личные.

– Как вы мудры и проницательны! – его вера в то, что соотечественники матери будут жить лучше при нормандцах, попиравших все мыслимые и немыслимые человеческие законы, столь же оскорбительна, как и его убеждение, что она будет чувствовать себя лучше, став его любовницей. Гнев, поселившийся в душе с первых же минут плена, вырвался наружу:

– Как долго вы собираетесь держать меня в заточении, лорд Адриан? Я не совершала никакого преступления, меня не судили. Клянусь, что не изменю своего мнения и не стану вашей любовницей. Точно так же мои уэльские родственники ни за что не согласятся подчиниться нормандцам и будут сопротивляться и сражаться до последней капли крови.

Холодные серые глаза лорда впились в ее лицо.

– Я буду держать тебя в заточении до тех пор, пока в этом будет необходимость – то есть пока ты добровольно не согласишься на мои условия.

– Какая наглость! – воскликнула Мериэль, затем взяла себя в руки, надеясь, что разум подскажет выход. Ярость этого дать не могла. – Вы кажетесь умным и ученым человеком, лорд Адриан. Вы почти стали монахом и, по вашим собственным словам, оставили монашескую рясу только по необходимости, – глаза девушки сузились. – Где ваша нравственность, где христианская мораль? Более того, где ваша гордость? Как вы можете позволить, чтобы вами управляло сладострастие? Конечно, я незначительная простушка, я не красива и не богата. Насилие надо мной не прибавит вам доблести как рыцарю, а у меня нет опыта проститутки в любовных делах, я не умею вызывать страсть.

В воздухе явно ощущалось напряжение.

– Но то, что я чувствую к тебе, нельзя назвать обычной похотью, – мягко проговорил Адриан. – Для меня ты необычна, неповторима и незаменима. Для меня ты единственная женщина в мире, я никем не могу заменить тебя. Ты уже слышала это, но почему-то не веришь мне, – голос графа стал жестче. – Чем скорее ты примешь мое предложение, тем скорее узнаешь свое будущее.

Мериэль отпрянула.

– Если вы действительно собираетесь держать меня под замком всю жизнь, я лучше сброшусь со скалы.

Уорфилд быстро шагнул вперед и схватил ее за руку.

– Хочется верить, что ты не поступишь подобным образом, но я не желаю рисковать. Пора возвращаться в свою комнату.

– В свою темницу, – с горечью уточнила девушка, презрительно усмехаясь, и начала спускаться по крутой каменной лестнице. – Если я уступлю вашим домогательствам из-за угроз, то будет ли это легче, чем покорность под угрозой меча?

Граф промолчал, и в напряженной тишине они подошли к дверям темницы. Войдя внутрь, граф закрыл за собой дверь и отпустил руку Мериэль. Девушка тут же повернулась к нему.

– Даже если я настолько глупа, что соглашусь стать вашей любовницей, какое будущее меня ждет? Неужели ваша жена согласится жить под одной крышей с соперницей? Или вы спрячете меня в каком-нибудь другом месте, чтобы не задеть ее самолюбие? Что вы будете делать с незаконнорожденными детьми? – Мериэль воздела руки к небу. – Граф, вы же умный и практичный человек, есть ли у вас ответы на эти вопросы?

Она видела стыд и вину в его глазах и поняла, что за его дерзостью скрываются остатки благородства. Наконец Уорфилд выдавил из себя:

– Ты всегда будешь уважаема и почитаема, как и твои дети.

– Такова плата шлюхе? – презрительно сказала Мериэль. – Я никогда не уступлю вам по доброй воле, милорд, и чем скорее вы поймете это, тем быстрее подумаете о своем будущем и достойной нормандской наследнице, которая станет вашей женой.

Губы Адриана скривились в восхищенной улыбке.

– У тебя безрассудная смелость сокола. Большинство женщин кудахтали бы и тряслись от страха.

– Какой толк от страха? – горько спросила девушка. – Вы хозяин в своем замке и можете делать все, что угодно, но насилие не изменит мое решение, наоборот, я буду сопротивляться еще больше.

– Я уже говорил и повторяю, что вовсе не собираюсь насиловать тебя, – мужчина напряженно всматривался в лицо Мериэль. Так, наверное, он смотрел на противника в бою. – Ты упряма, но я тоже, и буду ждать, сколько нужно. Со временем ты изменишь свое решение.

Девушка не отрывала от него глаз.

Запомните мои слова, милорд – вы можете насиловать меня, можете убить, сломать кости, но в таком состоянии я не смогу пригодиться вам, – ее голос понизился до драматического шепота. – Клянусь могилой матери, что вы не сломите мою волю.

ГЛАВА 8

С первой минуты знакомства с Мериэль страстное желание поколебало его присутствие духа. Теперь, когда девушка, гордо выпрямившись и став от этого еще желаннее, бросила ему в лицо такие обвинения, последние тонкие нити, державшие Адриана в рамках, порвались, и темные демоны взбунтовались в крови.

– Будь ты проклята! – рявкнул он. – Если ты не уступишь сама, я сломаю тебя!

Мериэль уже была не женщиной, которую он хотел завоевать, а врагом, которого нужно победить. Не думая о последствиях, действуя неосознанно, руководствуясь лишь желанием завоевать, Адриан шагнул вперед, поднял ее на руки, швырнул на пуховую перину и упал на нее, прижав хрупкое тело к постели. Он рывком обнажил грудь девушки, порвав и платье, и рубашку.

Мериэль молча сопротивлялась – кричать и звать на помощь в его собственном замке не имело никакого смысла. Она извивалась и царапалась с удивительной, непонятно откуда взявшейся нечеловеческой силой, и когда мужчина приподнялся, чтобы развязать пояс штанов, Мериэль ударила его в пах.

Однако быстрая реакция, ни разу не подводившая Уорфилда, спасла его и на этот раз. Он успел увернуться. Удар пришелся в бедро. До того, как девушка успела ударить еще раз, Адриан упал на нее, чтобы она не смогла больше даже пошевелиться.

– Будет лучше, если ты перестанешь сопротивляться, – тяжело дыша, предупредил он.

– Никогда! – прошипела девушка, не собираясь сдаваться. Их лица почти соприкасались, и Адриан видел, что в ее огромных голубых глазах горели вызов и отчаяние.

Свободной рукой мужчина разорвал платье донизу, и погладил бедро. Его пальцы ощутили шелковистую, нежную кожу. Рука скользнула вниз, и девушка почувствовала, как дрожь побежала по телу, однако не вскрикнула и не заплакала, не стала умолять остановиться. Прерывающимся голосом она пробормотала:

– Матерь Божья, молись за нас, грешных, сейчас и в час кончины.

На Адриана слова молитвы подействовали, словно удар кинжала. Он хотел закрыть ей рот поцелуем, чтобы девушка замолчала и не будила спящую совесть, но было поздно. Теперь, глядя на ее лицо, рыцарь видел лишь черты скорбящей Девы Марии, любящей и всепрощающей матери, молящейся за грехи неблагодарных людей, просящей за них перед Богом.

Хотя тело и душу сжигал огонь, который способна погасить лишь Мериэль, Адриан не мог продолжать. Он ясно понял, что насилие – непростительный грех, оно уничтожит ту часть его души, которая отличалась человеколюбием, порядочностью, и отбросит его прямиком в ад, лишив надежды на прощение и любовь.

Дрожа, Адриан отпустил узницу и встал.

– Господи, – задыхаясь, проговорил он. – Господи, помоги мне!

Однако слова не могли успокоить его бешенство. Он резко повернулся, схватил изголовье кровати и с силой ударил его о каменную стену. Мышцы буквально звенели от напряжения, а душа трепетала от возбуждения. Изголовье разлетелось на куски, а железные прутья погнулись. Кровать с треском упала, блестящие шарики рассыпались по полу.

Это несколько облегчило его состояние, но для разрядки явно было недостаточно. Адриан взглянул на Мериэль, смотревшую на него широко раскрытыми глазами, в которых застыл ужас.

– Прости меня, – прошептал он, – прости меня, мой маленький сокол.

С этими словами Уорфилд, шатаясь, вышел, захлопнув за собой дверь. По плану, составленному на день, он намеревался поупражняться во внутреннем дворе, проверяя искусство владения мечом своих рыцарей, но сейчас не мог заниматься этим. В теперешнем состоянии он мог кого-нибудь убить.

Молиться за успокоение души бесполезно. Только действие могло смягчить его муки, поэтому, почти ничего не видя, Уорфилд направился к конюшням. Слуги, бросив один единственный взгляд на лицо хозяина, искаженное яростью, спешили убраться с дороги.

Оседлав Гедеона, Адриан выехал из конюшни, едва сдерживаясь, чтобы с ходу не пустить коня галопом – во внутреннем дворе находилось слишком много людей. Выехав за пределы замка и миновав деревню, он отпустил поводья и направил коня на север. Скакун как будто вторил хозяину, заразившись его сумасшествием.

Адриан потерял счет времени, доверившись инстинкту жеребца, который не позволит им обоим свернуть себе шеи, но когда наконец пришел в себя, то обнаружил, что конь весь в мыле от бешеной скачки. Да и сам всадник был не в лучшем виде. Его трясло при мысли о содеянном, он содрогался от отвращения к самому себе. Но, несмотря на это, по-прежнему чувствовал желание. Уорфилд все еще хотел Мериэль, и страсть перешла в боль. Но его поведение еще дальше отодвигало девушку, и та вряд ли когда-нибудь сможет доверять ему. Бог свидетель, де Лэнси уже не в состоянии доверять самому себе.

Когда ярость улеглась, уступив место отвращению, Адриан натянул поводья и огляделся, стараясь определить, как далеко умчал его вороной. Спустя мгновение рыцарь понял, что находится совсем близко от дома Олвин, своей бывшей любовницы. Она всегда могла успокоить вспышки его бешенства.

Иногда, находясь неподалеку, Уорфилд заезжал к ней. Их отношения закончились, когда женщина вышла замуж за Бруно, мельника, но они по-прежнему оставались друзьями. Олвин обладала даром успокаивать хозяина. В супружестве она обрела счастье, и ее всегда было приятно видеть. Адриан доверял Олвин и, как женщине, мог рассказать то, чем не сумел бы поделиться с мужчиной. Теперь он нуждался в ее участии и доброте.

Мельник – важный человек, поэтому его дом был больше остальных и стоял в некотором отдалении от деревни. Подъехав ближе, Адриан искренне обрадовался Олвин, работающей во дворе. Женщина что-то варила, ее темные волосы упали ей на лоб, когда она склонилась над небольшим чаном, но, услышав стук копыт, подняла голову, и широкая улыбка озарила лицо.

– Здравствуйте, милорд, – весело сказала она. Адриан собрался вести себя, как подобает лорду, но его решение испарилось, как дым, при виде такого сердечного приветствия. Не говоря ни слова, он слез с коня, привязал Гедеона и заключил Олвин в объятия. Поначалу та застыла от изумления, но тут же поняла, что мужчина ищет успокоения, а не физической близости, и ответила на объятие.

– Ах, милорд, что-то случилось, да? – осторожно спросила женщина и мягко погладила его по щеке.

Граф долго не мог произнести ни слова, а только крепче прижимал к себе женщину, нуждаясь в ее тепле и дружелюбии.

Олвин была практически одного роста с ним, пухленькая и миловидная, но когда эмоции чуть улеглись, он обратил внимание, что она казалась полнее, чем обычно. Адриан разжал объятия:

– Ты ждешь ребенка?

– Ага, – счастливо ответила Олвин, похлопав себя по округлившемуся животу. – Кто бы мог подумать, что такая старуха, как я, способна на подобное?

Новость ошеломила Уорфилда. Олвин считала себя бесплодной, подтверждением тому были годы замужества, затем связь с лордом, но Бруно преуспел там, где не смогли другие. Впервые в жизни Адриан усомнился в своей способности зачать ребенка. В черный для него день такая мысль ранила еще больнее.

Но для Олвин, чей возраст перешел тридцатилетний рубеж и потерявшей надежду иметь собственное дитя, это было огромной радостью. Адриан улыбнулся и коснулся губами ее лба.

– Мои поздравления. Я рад за тебя.

– Ты не должен винить себя, что я не смогла зачать от тебя, – как всегда прямо заявила Олвин. – Очевидно, я та кобыла, которую нелегко ожеребить.

Адриан был вынужден рассмеяться.

– Да, ты никогда не изменишься, – бывшая любовница знала его лучше других, понимала тайный смысл сказанного и даже умела отгадывать мысли. – Если хочешь, я стану крестным отцом ребенка.

На лице женщины засияла радостная улыбка, но потом она нахмурилась.

– Это будет великая честь, но люди могут неправильно понять, милорд.

– Тебе лучше обсудить это с Бруно, – согласился де Лэнси. – Даже если я не буду крестным отцом, то смогу оказать помощь позже, когда ребенок подрастет.

– Да, знаю, – Олвин благодарно улыбнулась. – Старший сын Бруно, тот, которому вы помогли попасть в аббатство Шрусбери, стал настоящим ученым. По нему не скажешь, что когда-то он работал как обычный крестьянин.

– Мальчик всегда отличался умом и достоин лучшей участи. Может быть, со временем он вернется сюда уже священником.

– Ого, представляю себе! Но сейчас пока рано говорить об этом, – при булькающих звуках она повернула голову к чану. – Я позволю себе отлучиться на минуту, милорд? Вода закипела, я должна добавить туда солод.

– Давай я это сделаю, – предложил Адриан.

– Не графское это дело, милорд, – вежливо отказалась женщина, смутившись. – Я вовсе не изящная, избалованная леди, не способная поднять ведро.

Адриан хмыкнул и все-таки помог бывшей подруге всыпать солод в горячую воду. Его действиями руководила Олвин, которая опытной рукой помешивала напиток, пользуясь веничком из трав, попутно объясняя, что такое новшество помогло прославиться на всю округу – ее эль был бесподобен. Чтобы не казаться голословной, она налила две полные чаши напитка, и собеседники, усевшись на деревянную скамью, пили чудесный эль. Время от времени Олвин поглядывала на варившийся напиток, поддерживая ничего не значащий разговор.

Именно благодаря бывшей любовнице Уорфилд так хорошо знал английский, ведь в постели быстрее запоминаешь язык любимого человека. Кроме языка, он много знал о жизни простого народа и его мыслях и желаниях, и это знание помогало управлять землями и крестьянами. Другие лорды, живущие среди своего окружения, ограниченного светскими условностями, не могли этим похвастаться. Возможно, Олвин поможет заглянуть в душу Мериэль.

Несмотря на заметно улучшившееся настроение и спавшее напряжение, Уорфилд не мог начать разговор о том, что его мучило, пока за него это не сделала собеседница.

– Когда приехали, вы выглядели обеспокоенным и расстроенным. Это связано с девушкой, живущей в вашем замке?

Рыцарь изумленно взглянул на Олвин:

– Откуда ты узнала о Мериэль?

– Дела хозяина интересуют его слуг, – женщина усмехнулась. – Одна из дочерей Шепрета служит в замке и во время последнего приезда в деревню рассказала всем о вашей новой любовнице. Она надеялась, что сама займет это почетное место, и потому очень ревнует. Хорошенькая девушка, но очень тщеславная.

Адриан задумчиво отпил эль. Он совершенно забыл, что все его деяния находятся на виду, вернее, вовсе предпочитал не думать об этом.

– Мериэль – не любовница.

– Тогда в чем дело?

Мужчина поднял голову и посмотрел в ореховые глаза Олвин.

– Ты очень много знаешь, много понимаешь.

– Я мало что знаю и понимаю, милорд, потому что слухи большей частью оказываются неправдой.

– Не могла бы ты хоть сейчас не называть меня милордом? – спросил Уорфилд, желая почувствовать близость, которая когда-то существовала между ними.

– Хорошо, Адриан, – спокойно ответила женщина, – расскажите мне о своей Мериэль.

– Она не моя Мериэль, хотя я очень хочу, чтобы именно так и было, – лорд заглянул в чашу, словно желая утопить печаль в янтарных глубинах эля. – Я почти ничего не знаю о ней. Она похожа на уэльских женщин, но хорошо владеет и английским. Мне кажется, девушка – не служанка, а возможно, дочь уэльского купца или ремесленника. Мериэль не из этой части Шропшира, потому что я спрашивал о ней в округе, и никто не сказал мне ничего вразумительного. Никто также не помнит ее в аббатстве, где, по ее словам, она останавливалась. Сама она рассказала очень немногое, и ее речь состояла из одной лжи.

– Как она выглядит?

Уорфилд пожал плечами.

– Невысокого роста, прямые черные волосы, огромные голубые глаза, словно глубокие озера, в которых можно утонуть. Не красавица, но очень… – он поискал нужное слово. – …привлекательная.

Олвин немного изменила положение и потерла спину. В ее возрасте неудивительно иметь хрупкое здоровье.

– Я не совсем то имею в виду. Что Мериэль из себя представляет?

Адриан вздрогнул и откинулся на спинку скамьи.

– Это уже труднее. Скажу одно – умная, живая, добрая и приветливая, дружелюбная, но становится злой, когда я начинаю обижать ее.

– Вы обижали ее? – Олвин, видевшая от него только добро, не могла поверить этому.

Мужчина с трудом сглотнул.

– Сегодня днем я чуть не изнасиловал ее, был очень близок к этому. И хотя сумел вовремя остановиться, Мериэль была очень напугана, – Адриан, закрыв глаза, вздохнул, затем продолжил: – Я нашел девушку в лесу, с соколом и охотничьей сумкой. Это послужило предлогом для заключения ее в моем замке. Когда я предложил стать моей любовницей, она оскорбилась и отказалась. Я считал, что со временем девушка сдастся – она призналась, что не имеет ни мужа, ни любовника, ни семьи, ее никто не ждет, – граф вздохнул и потер виски руками. – Я собирался действовать медленно, чтобы она постепенно привыкла ко мне, но чем дольше я с ней общаюсь, тем больше мысль о ее потере приводит меня в бешенство. А в результате я обижаю девушку с каждым разом все сильнее. Она… словно сумасшествие в крови. Но вина не ее, Мериэль неповинна. Это сумасшествие во мне.

Олвин с жалостью смотрела на Адриана. Будучи простой женщиной, она не могла до конца понять сложности характера бывшего любовника, но знала, что имеет дело с человеком, требующим многого от себя, ограничивающего во всем тело и дух, чтобы достичь совершенства, готового простить недостатки других, но не свои. Не могли не сказаться годы аскетизма и повышенной требовательности к собственным слабостям. Казалось, эта незнакомая девушка разрушила стены, которыми он отгородился от мира, и нашла путь к его сердцу.

– Вы хотите переспать с ней? – осторожно поинтересовалась Олвин, проверяя правильность своей догадки. – Может другая заменить ее?

– Если бы все было так просто, – Уорфилд провел рукой по волосам. – Такие чувства, примитивные животные инстинкты я всегда мог контролировать. Нет, я хочу большего.

– Иными словами, вы влюблены в нее.

– Влюблен? Но я не хочу писать песни о том, как тоскую о ней и ловлю ее взгляд, – мужчина говорил медленно, пытаясь совладать со своими чувствами. Слова бывшей любовницы резали слух, неприятно поражали своей прямотой. – С самых первых минут я ощущал, что эта девушка – недостающая часть меня самого, и понял, что никогда не узнаю покоя, если ее не будет рядом, – Уорфилд горько рассмеялся. – А теперь не могу обрести покой с той самой минуты, как увидел ее.

– Адриан, это похоже на любовь. У вас никогда не было времени на такое чувство, поэтому сейчас вам так больно, – Олвин вздохнула, немного завидуя юной девушке, сумевшей вызвать в нем подобное чувство. Де Лэнси никогда не испытывал ничего такого по отношению к самой Олвин. – Есть простое решение – жениться на ней.

– Жениться? – рыцарь в изумлении открыл рот.

– Да, ведь не существует закона, запрещающего жениться на женщине низкого происхождения, – бывшая любовница с вызовом глянула на него. – У вас огромная власть и деньги. Зачем вам жена, которая лишь принесет еще большее богатство?

Последовало долгое молчание – де Лэнси раздумывал над ее словами, затем, запрокинув голову, допил эль.

– Наверное, ты считаешь меня полным идиотом, если я сам не додумался до этого.

– Не более, чем другие мужчины. Женитьба – дело серьезное, даже беднейший из слуг подсчитывает, что принесет ему невеста. Воспитанный в духе подчинения собственных интересов интересам семьи, вы, что не удивительно, забыли о себе, об обязанностях перед самим собой. Если женитьба на девушке неблагородного происхождения принесет вам покой и удовлетворение, то свяжите свою судьбу с ней, не задумываясь. Это бесценный дар, лучшее приданое.

Уорфилд нахмурился.

– Я не уверен, что предложение руки и сердца изменит ее отношение ко мне. Возможно, Мериэль не захочет иметь меня ни мужем, ни любовником.

Олвин окинула внимательным взглядом стройную худощавую фигуру Адриана, волосы цвета белого золота, мускулистые ноги, вспоминая ощущения при близости с ним. По телу пробежала сладостная дрожь при мысли об испытанном наслаждении. Поэтому ей трудно было поверить, что какая-то простолюдинка могла отвергнуть такого красивого, богатого и могущественного мужчину, к тому же, влюбленного в нее.

– Спросите девушку и узнаете. Уверяю вас, предложение руки и сердца растопит ее ледяное сердце и разогреет холодную кровь. Скромная, набожная девица задумается, прежде чем стать чьей-нибудь любовницей, но быть женой – совсем другое дело. Такое предложение сделает честь любой женщине, а предложение лечь в постель считается оскорблением.

– Мериэль не похожа на других женщин, – Уорфилд криво улыбнулся. – Она ненавидит меня, и это вполне заслуженно.

– Девушка все время вела себя так, словно испытывала отвращение и неприязнь?

Адриан постарался вспомнить то время, когда они были вместе.

– Нет, иногда мы шутили и смеялись, забыв о своем положении, и испытывали удовольствие от общения. Кажется, ей нравилось мое общество.

– Значит, есть надежда. Вы можете стать любовниками и друзьями. Разве не говорил святой Петр, что лучше жениться, чем сгореть?

Адриан от души рассмеялся, чувствуя себя легко и непринужденно, словно с души свалился огромный камень.

– Да, это его слова. Бог знает, что я уже горю, а перспектива женитьбы на Мериэль похожа на сумасшествие.

Олвин усмехнулась.

– Вы прекрасно знаете, знатные нормандские лорды решат, что вы спятили, женившись на английской простолюдинке.

– Понимаю. Но никто, за исключением императрицы, не имеет права судить меня, а она нуждается в моей поддержке больше, чем я в ее, – де Лэнси поднялся и поцеловал женщину. – Ты чудо, Олвин, спасибо тебе.

Подняв голову, он увидел Бруно, возвращающегося домой. Мельник остановился при виде графа, и его лицо сразу стало угрюмым. Адриан, не торопясь, поднялся, понимая чувства мужа его бывшей любовницы. Бедняк должен терпеливо сносить визиты лорда к жене, хотя Уорфилд не соблазнял горничных и крестьянок в своих владениях, но все знали, в каких отношениях он был с Олвин раньше.

– Добрый день, Бруно. Я поздравил Олвин с будущим ребенком. Похоже, у тебя получается лучше, чем у меня.

Мельник был слишком осторожен, чтобы ответить прямо, но его лицо прояснилось после ироничной реплики графа.

– Да, мы все рады, особенно моя младшая. С нетерпением ждет появления человечка еще меньшего, чем она сама, – он влюбленно посмотрел на жену. – Вы хотели поговорить со мной, милорд?

– Нет, я заехал, чтобы поздороваться с Олвин. Хорошенько заботься о ней, Бруно, – с этими словами лорд вскочил на коня. – Счастливо оставаться! – и уехал, размышляя, как лучше предложить руку и сердце женщине, которую неоднократно обижал и едва не изнасиловал.

Когда лорд Адриан вылетел из ее комнаты, хлопнув дверью, Мериэль свернулась клубком на кровати, дрожа всем телом и часто дыша. Она думала о том, что весталки, предпочитавшие смерть бесчестью, были не совсем разумны, особенно святая Катерина, отвергшая предложение руки и сердца императора Максимилиана. Если все женщины дадут обет безбрачия, что станет с человечеством?

Теперь Мериэль поняла, что настоящий ужас заключается не в самом факте потери девственности, а в насилии над духом, сопровождающем насилие над телом. Самое ужасное состояло в том, что граф вовсе не злой, отвратительный человек. В нем была частичка доброго, светлого, что привлекало девушку. Но темная сторона его натуры преобладала.

Лорд Адриан – сумасшедший, ведомый дьяволом, и его безумие становится с каждым днем все сильнее. Какая-то крохотная частичка души Мериэль все же испытывала к нему нечто, похожее на симпатию. Очевидно, это дело рук дьявола – подавление собственной воли и преобладание слабости, похоти и демонической страсти над здравым смыслом.

Но самое опасное чувство, которое ей доводилось испытать, – страх, потому что стена, выстроенная ею против натиска графа, рушилась на глазах. Сегодня он пришел к ней в хорошем расположении духа, и ничто не предвещало беды, однако, как оказалось, самообладание может легко его покинуть, и тогда мужчина сломит ее сопротивление. Может, Мериэль повезет, и она умрет от оскорбления или насилия, но, скорее всего, девушка останется в живых и будет снова и снова подвергаться унижению.

Уорфилд признался, что никогда не отпустит ее, и ничего не остается, кроме как поверить ему. Бог знает почему, он будет держать узницу в темнице, словно птицу в клетке, и вскоре девушка потеряет интерес к жизни и уступит ему. Мериэль не обретет свободу до самой смерти. Такая перспектива наводила животный страх, и сама смерть бледнела перед ним.

Кестрел прыгнула на кровать, мяукнула и, подойдя к хозяйке, ткнулась влажным носом ей в щеку. Девушка обняла котенка и прижала к себе теплое пушистое тельце. Кестрел немедленно заурчала, но Мериэль никак не могла успокоиться, вновь и вновь вспоминая пережитый ужас и дрожа от страха за будущее.

Интересно, что самое худшее может произойти? Потеря достоинства, физическая боль, принуждение носить под сердцем ребенка сумасшедшего? Нет, пожалуй, наихудшее – сидение под замком. Больше она никогда не увидит небо, не будет гулять и разговаривать как свободный человек.

Открыв глаза, Мериэль оглядела нависшие над ней стены и вздрогнула, вновь испытав страх, как случалось в Ламборне – стены сдвигались, грозя раздавить и похоронить ее под обломками. Но на этот раз собственное решение уже не сможет помочь – она находится во власти человека, навязывающего ей свою волю. И это самое ужасное.

Сердце забилось сильнее, гулко отдаваясь в ушах, а дыхание стало прерывистым – Мериэль начинала впадать в панику. Ее преследовала сумасшедшая мысль – умереть. Если бы был нож, она, не раздумывая, вонзила бы его себе в грудь, но нож забрали еще в лесу.

Внезапно девушка очнулась, покрывшись холодным потом, испугавшись собственных мыслей. Самоубийство ввергнет ее душу в пучину вечных страданий, заставит гореть в аду. Этого Мериэль не могла допустить.

И все же, вспоминая библию, девушка подумала о святой Урсуле, заколовшей себя кинжалом, чтобы избежать насилия. Она совершила тяжкий грех, за который на веки вечные попадают в ад, но, тем не менее, она святая. Может быть, самоубийство как средство защиты невинности от поругания все же возможно? Мериэль попыталась поразмыслить над этим, но ни один проповедник никогда не затрагивал этого вопроса.

Проходили часы, а узница все думала о том, какие последствия повлечет самоубийство, и возможные способы совершить его. Может быть, повеситься на поясе, который подарил лорд? Но его некуда привязать.

Время от времени девушка пыталась убедить себя, что ее положение должно постепенно улучшиться. Лорд Адриан устанет от пленницы и освободит ее. Однако она сама себе не верила – где-то в глубине сознания таилось странное чувство сопричастности с непонятной страстью графа, ощущение необъяснимой близости.