Текст книги "Принц и паломница"

Глава 14

День клонился к закату, когда Александр достиг реки и обнаружил, что кузнец сказал правду: река набухла и грозно клокотала. Мощной волной она катилась к морю под обрывистым берегом, который в тот самый момент, когда Александр выехал на него, оборвался под давлением воды, отчего в поток полетел каскад камней и земли. Единственное, что указывало на существование моста, были тяжелые деревянные сваи, торчавшие из противоположного берега там, где дорога, снова поднимаясь вверх, терялась среди деревьев.

За тесно стоявшими друг к другу деревьями Александр все же смог разглядеть что-то, что походило на угол здания. Нет сомнения, монастырь. Повернув лошадь, Александр дал ей постоять минуту-другую, рассчитывая глубину и скорость течения реки. Но даже на его бесшабашный и неопытный взгляд, вброд реку было не преодолеть, поэтому, пожав плечами, он повернул лошадь прочь и послал ее рысью по речному берегу.

Тропа, местами крутая и неровная, была тем не менее торной, как будто проезжим людям не раз случалось по ней путешествовать. Интересно, сколько разочарованных путников вынуждены были останавливаться у замка с мрачным названием Темная Башня, чтобы молить о пристанище и крове на ночь? Теперь, когда поток сам решил, молодого человека мучило не только взбудораженное любопытство, но и какая-то необъяснимая нервозность. И все же, когда стали сгущаться сумерки и вдалеке за бурлившей рекой послышался крик совы, он не испытал ничего, кроме благодарности, заприметив вдалеке свет среди деревьев.

И конь тоже увидел его, и, быть может, даже почуял стойло и ужин. Навострив уши, гнедой Александра пошел скорее, и вскоре конь и всадник выехали из-под тягучей тени леса на просторную поляну, откуда перед ними открылась долина – и вот он, на небольшом каменистом плато среди скал стоит замок.

Замок был небольшим – пара башен, соединенных стеной-куртиной, заворачивавшейся назад, чтобы объять замковый двор, где сараи и стойла приютили животных и слуг, и большая амбарного вида постройка, которая, по всей видимости, служила складом. С трех сторон замок огибал поток, создавая естественный замковый ров. Питавший поток ручей находился чуть выше по склону холма, так что вода бежала вниз, белая от пены на скалистом ложе, чтобы омыть вход в замок – узкий деревянный мост вел через ров к утонувшей в стене арке ворот. Все это казалось скорее мрачным, чем величественным: старая постройка, почерневшая от времени и непогоды, выстроенная для защиты этой дикой и прекрасной долины. Сама долина лежала высоко в холмах, по обе стороны замка лес уходил к скалистым гребням, где среди камней каркали вороны. На дне долины у подножия леса трава, даже в это время года, была скудной, ютилась среди островков папоротника и шиповника. Странный замок для королевы, подумал Александр, но потом вспомнил, что рассказал о королеве Моргане кузнец: она была изгнана с позором своим мужем и более того, она тяжко оскорбила своего брата, Верховного короля. Так, значит, этот замок, так уместно названный Темной Башней, был, по сути, местом ее изгнания, ее заточения? Что же за прием ожидает там того, кого ночь застигла в дороге? Александру и в голову не пришло, что одинокая и заточенная королева, возможно, с радостью распахнет ворота юному и привлекательному принцу.

Как бы то ни было, искать пристанища в этих местах было больше негде. Александр послал коня через реку, которая хоть и бежала здесь быстро, но широко разлилась по пойменному лугу, потому брод здесь оказался легким. Подъехав к замковому рву, он спешился и повел коня в поводу через деревянный пеший мост.

Свет, увиденный им издалека, исходил от факела, воткнутого в железное кольцо на шесте, который почему-то напомнил Александру виселицу. Свет факела метался по железным оковам тяжелых, крепко закрытых ворот. Вытащив из-за пояса кинжал, Александр принялся стучать рукоятью по доскам створок.

– Есть тут кто-нибудь?

Никакого ответа.

Ни звука, если не считать грохота потока и горького смеха ворона в вышине. Само это место казалось заброшенным, и ворон появился как предвестник несчастья. Александр поднял руку, чтобы постучать еще раз, но дверь внезапно открылась, и человек, по платью привратник, распахнул ее до самой стены и с поклоном отступил на шаг.

Позади привратника, за черной тенью арки Александру был виден замковый двор, по которому во все стороны сновали слуги: девушки с охапками белья, мужчины с блюдами, тарелками и мисками – все, похоже, были заняты приготовлениями к вечернему пиршеству. Восхитительный запах жарящегося на огне мяса пощекотал ему ноздри, и внезапно он почувствовал неодолимый голод. Темная Башня или королевская тюрьма – взбухшая от дождя река оказала ему услугу, приведя его в это пристанище. Конечно же, ни в каком монастыре не подадут такой ужин, какой он нюхом чувствовал здесь.

Александр уже открыл было рот, чтобы назвать себя привратнику и произнести свою мольбу о ночлеге, когда из-за склонившегося в поклоне человека поспешно вышла женщина. В темноте арки он не мог ее ясно разглядеть, но она была хрупкого телосложения и двигалась как молодая девушка. Одеяние ее было простым и темным, но в свете факела он заметил блеск золота у нее на талии и сверкание драгоценных камней на запястьях. Неужели сама августейшая затворница вышла приветствовать случайного путника? Едва ли. К тому же кузнец сказал, что королева Моргана сейчас в отъезде. Это, должно быть, та дама, что правит замком за королеву, – и она вышла к воротам его встретить.

Приключение начинало обретать облик. Сделав шаг вперед, Александр склонился в поклоне.

– Милостивая госпожа…

Дама застыла как вкопанная. Привратник выпрямился, бросил один лишь взгляд на Александра, потом поглядел на мост за спиной молодого человека – если не считать Александрова коня, мост был совсем пуст, – и потом, сколь невероятным это бы ни было, взялся обеими руками за створку ворот, чтоб захлопнуть их перед носом молодого человека.

Но не успел. Стремительно выпрямившись и сделав шаг вперед, принц уперся коленом и плечом в дубовую створку и мощным толчком вновь распахнул ее, заставив привратника, пошатнувшись, привалиться к стене. Александр повернулся взглянуть на даму – глаза ее расширились от ужаса, вот она уже открыла рот, чтобы позвать на помощь.

– Прости меня, госпожа! – поспешно сказал юноша. – Я никому не желаю зла. Скажу больше, какое зло я могу причинить? Я здесь совсем один и жажду лишь пристанища на ночь.

Она только безмолвно глядела на него во все глаза.

– Я собирался искать ночлега в монастыре, – поспешил продолжить Александр, – но река разлилась, мост рухнул, и не было никакого способа переправиться у моста. Мне очень жаль, если я обошелся с твоим человеком резко…

– Не важно. Он не ранен. – Оправившись от удивления, чем бы оно ни было вызвано, женщина быстро прошла вперед. – Это я должна просить прощения за столь грубый прием, мой господин, но мы ожидали других гостей, и мой привратник – глупец и неверно понял отданный ему приказ. Прошу, входи и будь гостем в этом замке. Оставь своего коня, о нем позаботится конюх.

С этими словами она повернулась и прошла под арку, а Александр последовал за ней во двор замка. В колыхавшемся и метавшемся на ветру свете факелов, через равные промежутки вставленных в кольца вдоль стен, он мог разглядеть женщину яснее. Она была молода, в этом его мечта о приключении сбылась; но в отличие от героинь в легендах, которые он так любил, она не была красавицей. Лицо у нее было худощавым, над круглыми светло-голубыми глазами изгибались светло-русые брови, а рот был маленьким и с поджатыми губами.

Но улыбка, какой она наградила Александра, была милой, а голос приятным.

– Сюда, мой господин. Боюсь, кров твой сегодня будет простым и скромным. Но это все, что мы можем предложить.

Она повторила свои слова об ожидаемых гостях и о том, что главные покои замка уже готовят для них, но при этом вовсе не предложила, как почти надеялся Александр, присоединиться к своему двору и его гостям за ужином в большом зале.

– Но ты проведешь эту ночь под крышей и в теплой постели, и я пошлю кого-нибудь прислуживать тебе, – весело завершила она. – Так что же, мост снова смыло? Похоже, так случается всякий раз, когда река набухает, и в поисках пристанища на ночь к нам являются путники, иногда даже целые кавалькады. Большую процессию мы сегодня все равно не могли бы принять, но одинокого путника, который будет рад сухой постели и доброму ужину…

– Разумеется. Я лишь сожалею, что прибыл в столь недоброе время.

– Нет-нет. Если ты… А вот и Гриф. Он о тебе позаботится.

Через двор к ним спешил пожилой человек, по платью – управитель. Госпожа, все еще улыбаясь, но явно в мыслях уже далеко, перепоручила ему Александра с коротким напутствием:

– Хорошо тебе отдохнуть, мой господин, и да пошлет тебе Господь спокойную ночь, – и торопясь, исчезла за главными дверьми замка.

– Сюда, мой господин, – прокаркал Гриф.

Александр, помедлив ровно настолько, чтобы увидеть, что лошадью его занялся конюх, последовал за управителем к небольшой дверце в стене у одной из башен. Судя по всему, ему не стоит ожидать почестей, положенных гостю его – принца – положения; она даже не спросила его имени. Но ужин и мягкая постель были всем, о чем он имел право просить, и после целого дня в седле они все больше казались тем единственным, чего бы ему хотелось.

Кастелян провел его по выложенному камнем и полному сквозняков коридору к скромному покою. Комната была приятно обставлена – с кроватью, простым деревянным стулом с высокой спинкой, небольшим столом и ларем для одежды, но Управитель обвел обстановку рукой, как бы извиняясь.

– Мой господин, это жалкий ночлег для такого высокого гостя, как ты, но лучшие покои уже распределены, и, как и сказала моя госпожа, если это тебя устроит…

– Разумеется, устроит. Я благодарен твоей госпоже за ее доброту. Могу я узнать ее имя?

– Моя хозяйка – дама Лунеда, вдова Герина. После его смерти она живет здесь вдали от двора и правит этим замком именем королевы, своей госпожи, но до того она состояла при дворе.

– После Камелота, если верить тому, что о нем рассказывают, здесь, наверное, очень скучно.

– О нет, это был не двор Верховного короля, – степенно отозвался управитель. – Это был двор Урбгена, короля Регеда. Моя госпожа была там придворной дамой королевы, королевы Морганы, той, что была женой королю Урбгену и была и остается сестрой королю Артуру.

Это до некоторой степени объясняло на удивление богатую обстановку и то, что столь маленькое и уединенное поместье в глуши охотно и щедро предоставляло ночлег и ужин случайным путникам даже в отсутствие его владелицы. Удалившись от двора, дама Лунеда не утратила высокого положения и монаршей милости.

– И твоя госпожа до сих пор принимает гостей, – сказал Александр. – Дорога показалась мне наезженной. Или это тропа, проложенная заплутавшими путниками вроде меня, теми, кто не смог добраться до монастыря?

– Таких у нас немало, мой господин, – рассмеялся кастелян. – Река не дает нам скучать в одиночестве. Как правило, гости у нас останавливаются лишь на одну ночь. Паводок спадает так же внезапно, как и поднимается. Тебе не стоит бояться, что он задержит тебя надолго.

– Но сегодня ожидаются гости, которых твоя госпожа сама вышла встречать к воротам? Можно спросить, кто они?

– Ну как же, сама королева Моргана, – ответил старик. – Она возвращается с Севера в Кастелл Аур в Уэльсе. Похоже, она обратилась с прошением к Верховному королю позволить ей поехать туда в ее собственный замок. Сюда она приедет с эскортом – иными словами, под стражей, – но он позволяет ей держать при себе ее людей, так что у нас вновь будет как бы ее собственный двор. – Улыбка, за которой последовал вздох. – Э, да, бедная госпожа. Это тяжелое беспокойное время, но для жителей долины – выгодное. Королева, возможно, останется здесь отдохнуть на пару недель, если погода будет хорошей и общество, какое она привезет с собой, ей угодит. Она прибудет с минуты на минуту. Ты уже видел, что весь замок в смятении, и моя госпожа Лунеда сама очень занята. Но тебе здесь рады, она всегда заботится о путниках. А теперь, мой господин… – поскольку, судя по твоему обхождению, тебя следует величать «мой господин», не так ли? – желаешь еще чего-нибудь? Я пришлю к тебе пажа для услуг, а сам схожу на кухню посмотреть, что готово из блюд, которые можно было бы подать тебе. Уборную ты найдешь прямо через коридор.

На том Гриф с поклоном удалился. Бросив на ларь, крышка которого при ближайшем рассмотрении оказалась покрыта искусной резьбой, седельную сумку, Александр достал из нее чистую рубаху. Вполне понятно, случайному путнику нечего ожидать приглашения к королевскому столу или даже возможности мельком увидеть августейшую гостью, но когда с тазом горячей воды и свежим полотенцем прибыл обещанный паж, Александр тщательно умылся, размышляя про себя, каким он предстанет в глазах королевы. Потому что это была не просто бывшая королева Регеда и сестра самого Артура, но и, по всем рассказам, выдающаяся колдунья, повсеместно внушавшая страх и называемая королева Моргана-чародейка, Моргана Ле Фей.

Глава 15

К тому времени, когда Александр смыл с себя дорожную пыль и переоделся в чистую одежду, он к облегчению своему осознал, какой счастливый случай уберег его от того, чтоб назвать свое имя даме Лунеде, и тем самым лишил его возможности занять положенное место за королевским столом.

После долгого пути, в котором ему не с кем было поговорить, кроме своего гнедого, ему грозила опасность забыть о цели своего путешествия и о том, что он едва ли может претендовать на свое право королевского рождения и титул, не причинив того самого вреда, какой он с помощью Бранда и Увейна и отправился предотвратить. Итак, Александру, сыну принца Бодуина, следует оставаться мертвым, и вдовая принцесса Анна должна пребывать в покое и безопасности до тех самых пор, пока их родич Друстан не представит их дело на справедливый суд Верховного короля.

Так что случайный гость госпожи Лунеды так и останется никем и отужинает в отведенном ему покое. А в таком случае, весело думал Александр, заслышав торопливые шаги по коридору и почуяв восхитительные запахи ужина, он может поесть прямо сейчас, не чувствуя себя обязанным дождаться задержавшуюся королевскую кавалькаду.

Крикнув «войдите!», он отошел к оконной арке. Пара слуг вошла из коридора с дымившимися блюдами и корзинкой, доверху заполненной свежеиспеченными хлебцами. Паж, прислуживавший ему раньше, поставил на стол кувшин вина, кубок к нему и расстелил салфетки. Салфетки были из тонкого льна, а кубок – благородного серебра и изящной работы. Похоже, не нужно быть королевского рода, чтобы получить лучшее из того, что могла предложить госпожа Лунеда.

Он поблагодарил слуг, и те с поклоном удалились. Паж приподнял кувшин и протянул ему одну из салфеток. Очевидно, он был готов остаться прислуживать ему, но Александр с кратким словом благодарности отослал и его. Даже после того, как за пажом захлопнулась дверь, прежде чем подойти к столу, принц еще помедлил.

Окно его комнаты выходило прямо на поле под стенами замка. Оконный проем был узким, но открывал сравнительно недурной вид на дорогу, ведшую к мосту и главным воротам.

Шум водопада заглушил топот копыт, но пока Александр стоял у окна, на дороге появились, спеша к воротам, два всадника.

Прежде чем подъехать к ним, они натянули поводья, повернулись, очевидно, для того, чтобы встретить и приветствовать двух других всадников, которые галопом нагоняли их. Потом послышался грохот ударов в ворота и крики, призванные заставить привратника отпереть.

Гонцы королевского кортежа?

Александр в задумчивости отвернулся от окна, более чем когда-либо благодарный случаю, оставившему его в уединении и безвестности.

В пламени факела у сторожки привратника он заметил на груди второй пары всадников знак короля Марча Корнуэльского.

***

Остальной кортеж – главная его часть – прибыл, как только Александр покончил с ужином. Это была большая кавалькада: двадцать или около того тяжеловооруженных всадников, сопровождавших трое носилок и небольшой табун вьючных мулов. Верховые слуги везли факелы, поэтому, несмотря на то что ночь выдалась темная, Александр, снова занявший свой пост у окна, видел все достаточно ясно.

Королева, разумеется, путешествует в носилках. Надо думать, в первых, которые несут крепкие белые мулы с заплетенными позолоченными гривами. Он поискал королевский герб Регеда, а потом понял, что у опальной королевы, разумеется, нет права ни на почетный герб ее супруга, ни на его защиту. Более того, стража едет с ней не столько для защиты, сколько для охраны, хотя, конечно, в случае нападения будет оборонять узницу. Так что – со странной дрожью возбуждения догадался он – тяжеловооруженные всадники – это не кто иные, как ратники самого Верховного короля. Всматриваясь в темноту, он не разглядел ни флажка, ни блазона, но он ведь собственными ушами слышал, что Артур, случается, выезжает с пустым белым щитом – щит пуст для того, чтобы герб на нем начертал сам Господь, говорили клирики. Ну, какова бы ни была причина, решил для себя Александр, мужам вроде Артура-воителя, бесспорного правителя объединенного и пребывающего в мире королевства, нет нужды похваляться ни тем, кто они есть, ни своими достижениями.

Вот так, непроизвольно, подчиняясь инстинктивному мальчишескому преклонению перед героем, Александр сделал первый шаг к схватке со злом, еще не подозревая даже, что это зло существует.

Узнавать он это начал на следующий день.

Спал он глубоко и крепко, никакие сны не тревожили его покой, а проснувшись рано, обнаружил, что к его двери вернулись с завтраком и свежей водой слуги. С ними вернулся и старый Гриф – управителя послала его хозяйка осведомиться, удобно ли гость провел ночь, и передать ему пожелания счастливого пути. Сама госпожа Лунеда еще не вставала, сказал старик, причем ему удалось – со всей обходительностью – дать понять, что когда она встанет, то она будет слишком занята, прислуживая своей августейшей гостье. Александр, которому не терпелось снова отправиться в путь, просил передать госпоже изъявления горячей благодарности и пожелания доброго здравия, а потом, позавтракав, упаковал свою нарядную одежду в седельную сумку, доложил к ней ту еду, что осталась от завтрака, и вышел во двор замка.

Здесь воины-мужчины пили и ели, и шутили с хихикавшими служанками, которые подносили им еду и пиво; воины чистили оружие, поили лошадей и чинили упряжь; конюхи замка суетились с ведрами и скребками, через ворота сновали взад-вперед рыночные торговки и местные ремесленники, принесшие на продажу свой товар.

Александр отправился к воротам конюшни, куда, как он видел, прошлым вечером завели его скакуна. Там и оказался гнедой: размещенный с комфортом, он делил ясли с полудюжиной прочих лошадей. Седло покоилось на деревянной стойке у двери. Александр как раз снимал седло, когда вошел один из конюхов и, бросив бадью, какую как раз принес, поспешил помочь Александру.

– Отдай мне седло, господин. Я сам оседлаю тебе коня. – Конюх поднял седло на спину гнедого, потом пригнулся подтянуть подпругу. – На редкость красивый у тебя скакун. Я сам его вечера вычистил. Он устал – вы с ним проделали немалый путь, так ведь? – но я задал ему теплой кашицы из сена с овсом и с капелькой пива в придачу, так он выел лакомство подчистую. Ну вот, он и готов. Далеко ли ты едешь, молодой хозяин?

– Как знать. Вижу, с утра здесь много народу, и местные тоже? Ты не слышал, наводнение на реке еще не спало?

– Вода стоит сегодня много ниже, но не волнуйся, молодой хозяин. Сейчас река уже не глубже, чем по колено. Тропу по берегу никогда не заливает – во всяком случае, не настолько, чтобы сделать ее неезжей – и почва под ногами для лошади вполне твердая. – Он ласково шлепнул гнедого по крупу. – Ты направляешься на север, надо думать?

– Да, в Регед, а оттуда – на северо-восток.

Александр из благодарности конюху за заботу о его скакуне остался поболтать с ним еще пару минут, потом поблагодарил молодца, взял гнедого под уздцы, оставив конюха, сиявшего от удовольствия, вертеть в руках пару медных монет.

Не привлекая к себе внимания, за исключением пары любопытных взглядов и вежливого «доброе утро» из толпы, он вывел коня из замка. Александр не видел причин награждать привратника, просто молча подождал, пока мужлан не распахнет перед ним тяжелую створку ворот. Преодолев мост через крепостной ров, Александр вскочил в седло и двинулся северной тропой вдоль реки, держа путь к дороге, которую мельком заметил вчера, и которая вела от рухнувшего моста мимо монастырских построек.

До моста он так и не добрался.

Трое из эскорта королевы Морганы, встав даже раньше, чем сам Александр, выехали на охоту, чтобы поискать для королевского стола чего-нибудь более существенного, чем жирные гуси и каплуны, принесенные местными крестьянами.

Они заехали в леса, что затеняли по сторонам долину. Здесь почва под ногами у лошадей была неровной, деревья тесно жались друг к другу среди густого подлеска, и вскоре охотники вспугнули оленя. Точнее, это была молодая олениха, тяжелая олененком, но это их не смутило. Под крики «ату» и веселый смех рванулись вперед собаки – и вся кавалькада понеслась сломя голову меж деревьев вниз по склону, преследуя олениху, искавшую спасения у реки.

Хотя воды в реке за ночь, безусловно, опали, все равно стояли еще высоко и бежали с шумом, так что Александр, который продвигался по берегу быстрым аллюром, не слышал приближавшейся охоты. И олениха, внезапно выскочившая из кущи деревьев, росших у самой воды, и выпрыгнувшая прямо на дорогу, в трех пальцах перед носом лошади, оказалась для него полной неожиданностью.

Гнедой был добрым скакуном, столь же быстрым, сколь и ровного нрава. Напугать его было нелегко, но неизбежное препятствие, а затем резкий поворот и бросок в сторону лишь чудом позволили избежать столкновения со слепо метавшейся оленихой. Но и тогда Александр, возможно, удержался бы в седле и не потерял контроля над лошадью, если бы резкий поворот животного не увел его с тропы прямо на край берега, где недавнее наводнение подмыло часть насыпи.

Под ударами копыт почва треснула, посыпалась и соскользнула в воду. Конь упал, сбросив седока боком в реку. Ничуть не пострадавшая олениха птицей сиганула с осыпавшегося берега и вскоре исчезла среди деревьев на другой стороне реки, а охотничья кавалькада, вышедшая из лесу несколько мгновений спустя, обнаружила, что собаки потерянно кружат у края воды и огромный гнедой Александра вскарабкивается по откосу с воды.

Сам Александр лежал без движения там, куда его отбросило падением, – наполовину в стремительной воде, наполовину в каменистых обломках обвалившегося берега.