Электронная библиотека » Мэттью Полли » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 26 декабря 2020, 10:43


Автор книги: Мэттью Полли


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Мэттью Полли
Брюс Ли. Я никогда не сдамся

Для M.C.

Пусть твои мечты будут большими.



И в память о моем отце,

Докторе Ричарде Полли (1942–2017).



«Кто мир познал, тот мудрости достиг,

А кто познал себя – достиг и просветленья».

Лао Цзы

Matthew Polly

Bruce Lee: A Life


© 2018 by Matthew Polly

© Simon & Schuster, Inc

© Копылов Р.С., перевод на русский язык, 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Брюс Ли

Толпа около похоронного зала в Коулуне. Похороны Брюса Ли в Гонконге, 25 июля 1973 года (Фото Дэвида Тедмэна)


Стив Маккуин кладет свои перчатки в гроб Брюса. Слева Джеймс Коберн; справа сидят Линда, Шеннон и Брэндон Ли. Похороны в Сиэтле, 30 июля 1973 года (Фото Bettmann/Getty Images)


Пролог
История двух похорон

Вечером 24 июля 1973 года толпа скорбящих начала собираться за пределами похоронного зала в Коулуне в ожидании церемонии, назначенной на 10 утра следующего дня. По мере приближения назначенного часа их число ширилось и множилось, и вот уже более пятнадцати тысяч жителей Гонконга стояли за баррикадами полиции, наблюдали с балконов или смело взбирались на знаменитые городские неоновые вывески, чтобы в последний раз взглянуть на своего кумира. Пять дней назад Брюс Ли умер, ему было тридцать два. Дополнительные отряды полицейских – несколько сотен – сдерживали толпу. В шортах и рубашках с короткими рукавами цвета лайма, черных туфлях, носках и кепках полицейские выглядели как бойскауты-переростки, отправившиеся в летнюю поездку.

Газета «Саут Чайна Морнинг Пост» назвала все происходящее «карнавалом». Когда люди в толпе замечали, что кто-то из звездных друзей Брюса входит в похоронный зал, они хлопали в ладоши и кричали. Знаменитости – в солнцезащитных очках, скрывающих слезы от посторонних – все прибывали и прибывали, желая отдать дань уважения человеку, который нанес киноиндустрию Гонконга на мировую карту: Ши Кьен, злодей в фильме «Выход дракона»; Нэнси Кван, звезда «Мир Сьюзи Вонг»; Нора Мяо, многолетняя партнерша Ли; поп-певец Сэмюэл Сюй, друг детства; Ло Вэй, который был режиссером в двух фильмах с Брюсом. Одной из немногих звезд, пропустивших церемонию, стала Бетти Тинг Пэй, в квартире которой и скончался Ли. К большому разочарованию толпы, Бетти предпочла остаться дома. Как сообщалось, актриса находилась под действием сильных успокоительных. Вместо этого она отправила венок с надписью «Брюсу от Тинг Пэй». Рядом с венком заплаканный шестилетний мальчик положил букет цветов с простым сообщением «От маленького поклонника».

«Для множества почитателей, которые ждали всю ночь, самым печальным эпизодом стало прибытие Линды, жены Ли», – сообщает «Чайна Мэйл». К тротуару подъехал черный «Мерседес». Рэймонд Чоу, партнер Ли по бизнесу и глава студии «Голден Харвест», открыл дверь и подал руку Линде. Она была одета во все белое – принятый в Китае цвет для траура: белое двубортное пальто до колен, белые брюки и белая водолазка. Ее светло-каштановые волосы были коротко подстрижены. Большие круглые солнцезащитные очки скрывали покрасневшие глаза. Она казалась на последней стадии истощения, как будто не ела очень долго. Опираясь на руку Рэймонда, Линда с помощью сотрудников «Голден Харвест» протиснулась через толпу, которая облепила вход. «Снаружи была страшная давка, – позже сказала Линда. – Я вспоминаю кадры из кинохроники похорон Рудольфа Валентино[1]1
  Американский актер итальянского происхождения, который, как и Брюс Ли, умер в молодом возрасте на пике славы. Считался секс-символом эпохи немого кино. Смерть Валентино вызвала такой резонанс, что несколько поклонниц даже покончили с собой. На улицах Манхэттена собралось около ста тысяч людей, чтобы проститься с кумиром. Закончилось все массовыми беспорядками и потасовками с полицией.


[Закрыть]
».

Пятьсот знаменитостей, присутствующих на похоронах, замолчали, когда в зал вошла двадцативосьмилетняя вдова. В передней части зала располагался алтарь с фотографией Брюса в солнцезащитных очках (размером она была с киноафишу), окруженной лентами, цветами и надписью на китайском: «Звезда погружается в море искусства». Перед снимком горели три палочки благовоний и две свечи. Стены были увешаны тысячами посвящений – китайской каллиграфией на полосках белого шелка.

Рядом с венком заплаканный шестилетний мальчик положил букет цветов с простым сообщением «От маленького поклонника».

Перед алтарем Рэймонд и Линда трижды поклонились, а затем Чоу проводил ее к местам, предназначенным для семьи. Питер, старший брат Брюса, и его жена Юнис Лам почтительно встали. Линде помогли снять модное пальто до колен, и надеть белое траурное одеяние с капюшоном, сшитое из грубой джутовой ткани, в соответствии с китайскими традициями. Двоих детей, восьмилетнего Брэндона и четырехлетнюю Шеннон, привели через боковой вход; они были одеты в такую же белую мешковину. На голове Брэндона была повязана белая бандана. Шеннон, слишком маленькая, чтобы понимать происходящее, весело играла, а Брэндон зло оглядывался по сторонам.

Китайская группа завела традиционную похоронную песню, похожую на «Старую дружбу»[2]2
  Auld Lang Syne – шотландская песня, написанная в 1788 году на слова Роберта Бернса. По традиции, в англоязычных странах ее поют сразу после наступления Нового года. Дословно на русский переводится как «Старое доброе время», но более распространена версия «Старая дружба» в переводе Самуила Маршака.


[Закрыть]
. В комнату внесли бронзовый гроб Брюса – его стоимость составила 40 тысяч долларов. Верхняя часть была открыта. Внутри было установлено защитное стекло, которое препятствовало любой попытке прикоснуться к Ли. Линда одела своего мужа в синий китайский наряд, в котором он снимался в фильме «Выход дракона». Наряд был очень удобным, поэтому Брюс любил носить его дома. Под стеклом лицо Брюса выглядело серым и перекошенным, несмотря на большое количество макияжа. Друзья по очереди подходили к открытому гробу, чтобы увидеть Брюса в последний раз. Фотокорреспонденты толкались между приглашенными гостями, выбирая лучший ракурс для снимка; многие просто поднимали фотоаппараты над головой и яростно щелкали затвором. Когда Линда шла к гробу мужа, она выглядела душераздирающе близкой к срыву. Закрыв лицо дрожащей рукой, она расплакалась. «Это было страшное время», – признавалась она позже друзьям.

Когда поклонники Брюса увидели, что катафалк отъезжает, от горя они словно впали в безумие. Триста полицейских, стоявших вокруг похоронного зала, вынуждены были взяться за руки и образовать живую цепочку, чтобы сдержать бушующую толпу. В конце концов было вызвано подкрепление, чтобы вытаскивать женщин и детей из-за ограждения, иначе их бы попросту раздавили. Старики плакали, молодые девушки падали в обморок, множество людей было госпитализировано с шоковым состоянием и незначительными травмами. «Это было ужасно», – вспоминает Питер Ли. Несколько часов спустя полицейские с громкоговорителями все еще продолжали патрулировать улицы, призывая людей разойтись по домам.

Многие скорбящие отказывались уходить, потому что понимали: они были рядом со своим кумиром в последний раз. Таблоиды Гонконга со злостью сообщали, что Линда собирается похоронить мужа в Америке, что делало невозможным посещение могилы для рядового китайского фаната. «Ориэнтал Дэйли», вышедшая под заголовком «Тело Ли завтра отправляется в Америку», писала следующее: «Линда стояла на своем в некоторых вопросах относительно смерти Ли. Очевидно, она затаила обиду на кого-то. С самого начала Линда хотела отправить тело Ли в Америку для вскрытия, но уступила из-за юридических ограничений. Однако тело будет отправлено в Америку для захоронения».


При жизни Брюс Ли стремился оседлать и Восток, и Запад. После смерти от Брюса осталось лишь одно тело, поэтому его западной вдове пришлось выбирать сторону света. Она выбрала свой родной город. «Я решила похоронить Брюса в мире и покое Сиэтла, – объясняла Линда. – Думаю, что самые счастливые его годы прошли в Сиэтле, и я собиралась вернуться сюда для того, чтобы дети росли именно здесь». В Сиэтле Линда выросла, училась и влюбилась в Брюса Ли.

У ее родного города было дополнительное преимущество: в отличие от массовой одержимости в Гонконге, Сиэтл был тихим местом. В Азии Брюс был популярнее «Битлз», но в Америке «Выход дракона» еще не был запущен в прокат. Здесь Брюс был малоизвестным актером сериалов, смерти которого посвятили лишь горстку некрологов. В некоторых из них были допущены вопиющие ошибки. К примеру, в «Лос-Анджелес Таймс» писали, что Линда «родилась в Швеции», а также совершили промах в стиле «все они на одно лицо», назвав Брюса «героем таких фильмов, как «Пять пальцев смерти»[3]3
  Популярный фильм с Ло Ле в главной роли, снятый гонконгской студией «Шоу Бразерс» (прим. автора).


[Закрыть]
. Чтобы обеспечить в Сиэтле спокойные похороны, Линда отправила телеграмму руководству «Уорнер Бразерс», настаивая на «тихой и уединенной службе без какой-либо огласки».

Билеты на имя Линды и Брюса до Нью-Йорка, купленные «Уорнер Бразерс» (Брюс должен был участвовать в «Вечернем шоу Джонни Карсона»), были обменяны на перевоз тела Ли и переезд его семьи в Сиэтл. В четверг, 26 июля, Линда с детьми отправились в аэропорт Кайтак, где они сели на рейс № 4 авиакомпании «Нортуэст Ориент Эйрлайнс». С ними также полетели Эндрю Морган, которому было поручено организовать и оплатить похороны от имени «Голден Харвест», Чарльз Лок, оператор из Китая, документировавший события для фильма, и Ребу Сюй, лучшая подруга Линды. «Она помогала мне не сойти с ума. Не знаю, что бы я без нее делала, – говорит Линда. – Как только мы поднялись на борт, я тут же заснула и спала как убитая – мой мозг наконец отключился».

В то время как старший брат Брюса, Питер, жил в Гонконге, остальные члены семьи – младший брат Роберт, старшие сестры Агнес и Фиби и мать Грейс Хой – последовали за ним в Америку. Они встречали Линду с детьми в аэропорту Сиэтла. Рыдающая Грейс стиснула Линду в объятиях и отказывалась отпускать.

Эндрю Морган встретился с директором похоронного бюро «Баттерворт» на Ист-Пайн-стрит, 300. Они обсуждали, какой участок приобрести на кладбище Лейк Вью.

– Вы хотите похоронить его с такими же, как он? – спросил директор.

– Что вы имеете в виду?

Директор глубоко вздохнул, посмотрел направо, затем налево и прошептал:

– У нас есть участок для китайцев.

– Да неужели? Покажите мне.

Китайское кладбище представляло собой небольшой изолированный сектор рядом с сараем для инструментов. Кладбище же для белых, по словам Моргана, было «размером с Арлингтонское». Эндрю остановился на последнем, выбрав место под большими деревьями с прекрасным видом на гору. «Я купил два участка, расположенных рядом. Один для Брюса, другой для Линды, – вспоминает Морган. – В тот же день я встретился с Линдой в доме ее матери и сказал: «Надеюсь, ты не против, что я купил два места».

Похороны в Сиэтле состоялись в понедельник, 30 июля 1973 года. В отличие от Гонконга, к бюро пришли менее двух десятков поклонников и лишь несколько репортеров. Внутри набралось под сотню родственников, друзей и бывших учеников, в том числе и Джесси Гловер. Джесси, афроамериканец, росший в Сиэтле 50-х годов, был одержим боевыми искусствами, однако не мог найти кого-то, кто захотел бы работать с черным студентом. Брюс был первым учителем кунг-фу в Америке, который принимал студентов независимо от расы или этнической принадлежности. На протяжении многих лет Джесси и Брюс были близки, словно братья. «Я не мог сдержать эмоции, которые рвались наружу, – говорит Джесси. – Я сломался и заплакал, как ребенок».

Из Лос-Анджелеса прилетел контингент голливудских приятелей Брюса: Тед Эшли, председатель «Уорнер Бразерс», Джеймс Коберн и Стив Маккуин. Появление Маккуина, который обычно избегал похорон, удивило всех. «Я заботился о Брюсе, – объяснил Стив. – Мне хотелось попрощаться с другом».

В своей траурной речи Тед Эшли сказал: «За тридцать пять лет в киноиндустрии я никогда не знал кого-либо, кто желал бы совершенства сильнее и прилагал бы к этому больше усилий, чем Брюс. Это можно рассматривать как сожаление: Брюс ушел в самом начале осознания того, что он добьется успеха. Я чувствую печаль, которая смешивается с пониманием того, что пусть он и не взобрался на эту лестницу, но, по крайней мере, вступил на нее».

Вместо традиционной траурной музыки Линда выбрала записи любимых песен Брюса: «Мой путь» Фрэнка Синатры, «Невозможная мечта» Тома Джонса и «А когда я умру» в исполнении группы Blood, Sweat and Tears. В своей речи Линда сказала, что текст последней песни соответствовал философии Брюса. «Когда я умру, когда уйду в мир иной, вместо меня в этом мире появится дитя, чтобы продолжилась жизнь».

Линда, которая в родных стенах выглядела уже гораздо менее потрясенной, продолжила: «Брюс верил, что один человек представляет все человечество, вне зависимости от того, где он живет – на Востоке или где-то еще. Он считал, что человек изо всех сил пытается найти жизнь снаружи, не понимая, что жизнь, которую он ищет, находится внутри него самого. Душа – это эмбрион тела человеческого. День смерти – это день пробуждения. Дух продолжает жить». Добавив собственную точку зрения, она подытожила: «Когда наступит наш день пробуждения, мы снова с ним встретимся».

После службы присутствовавшие по очереди подходили к телу Брюса. Гроб был покрыт белыми, желтыми и красными цветами, которые образовывали символ Инь и Ян из даосизма. «Когда я заглянул в гроб и увидел бледное подобие того, что раньше было Брюсом, я ощутил дикий гнев и острую необходимость что-то ударить», – вспоминает Джесси Гловер.

Надгробие Брюса было вручную высечено в Гонконге и доставлено в Сиэтл. По указаниям Линды каменщик поместил фотографию Брюса вверху надгробия, а под ней выгравировал его имя на английском и китайском языках, а также даты рождения и смерти. 27 ноября 1940 – 20 июля 1973. Линда также захотела сделать надпись «Основатель Джит Кун-До». У основания мастер установил открытую книгу, высеченную из мрамора. На левой странице – даосский символ Инь и Ян; на правой – слова «Твое вдохновение продолжает вести нас к нашему личному освобождению».

Гроб несли Стив Маккуин, Джеймс Коберн, инструкторы Джит Кун-До Таки Кимура и Дэн Иносанто, младший брат Роберт Ли и Питер Чин, друг семьи из Лос-Анджелеса. Около могилы Джеймс вышел вперед и произнес последние слова: «Прощай, брат. Для меня было большой честью разделить этот отрезок времени с тобой. Как друг и учитель ты объединил все мои «я» – физическое, духовное и психологическое. Спасибо. Покойся с миром». После этих слов он снял белые перчатки, в которых нес гроб, и бросил в открытую могилу. Остальные последовали его примеру.

Брюс верил, что один человек представляет все человечество, вне зависимости от того, где он живет – на Востоке или где-то еще.

Линда встала и быстро поблагодарила всех за то, что они пришли. Грейс Хой, на которой было синее пальто на пуговицах и темные солнцезащитные очки, была настолько убита горем, что, если бы не помощь двух родственников, она не смогла бы покинуть кладбище самостоятельно. Толпа редела, все возвращались к своим автомобилям. Последним остался Джесси Гловер. Когда пришли рабочие, чтобы засыпать могилу, Джесси взял одну из лопат и прогнал их. Это было очень по-американски: черный мужчина, по лицу которого катятся слезы, засыпает могилу китайца на белом кладбище. «Мне показалось неправильным, что Брюса будут закапывать руки незнакомцев», – вспоминал Джесси.

Родители Брюса Ли, Грейс Хой и Ли Хой Чен. 1950-е годы (Фото Дэвида Тедмэна)


Закулисье: Ли Хой Чен держит младенца Брюса, лицо которого раскрашено в традициях кантонской оперы. Декабрь 1940 года (Фото Дэвида Тедмэна)


Действие I
Маленький дракон

«Каждая способность должна развиваться в борьбе»

Фридрих Ницше

Глава первая
Больной человек Азии

Босой Ли Хой Чен, десяти лет от роду, стоял на грунтовой дороге у ресторана с крышей из гофрированного олова на окраине города Фошань, что на юге Китая. На Ли была поношенная одежда, которая досталась ему по наследству от трех старших братьев. Когда мимо проходили горожане, Хой Чен выкрикивал на китайском блюда дня в ресторане: «Друзья, соотечественники, заходите и отведайте нашу свежую тушеную грудинку из говядины, батат с квашеным тофу, лягушачьи ножки на листе лотоса, конджи со столетним яйцом[4]4
  Конджи – рисовая каша, которая зачастую подается вместе с гарнирами. Столетнее яйцо (порой встречается название «тысячелетнее яйцо») представляет собой яйцо (чаще всего куриное или утиное), которое несколько месяцев выдерживают в специальной смеси без доступа воздуха.


[Закрыть]
и кисло-сладкую свинину». Его нежный голос танцующим фальцетом поднимался и опускался на каждом пункте меню.

Среди сотен крестьянских мальчиков, занятых в ресторанах по всему городу, Хой Чен выделялся манерой подачи, в которой звучали лукавство и ирония. Именно в этот день мимо ресторана проходил знаменитый певец кантонской оперы. Услышав эту насмешку в голосе юного мальчика, он позвал его в ученики. Весь путь в свою деревню отец Брюса Ли бежал, чтобы быстрее поделиться с родителями хорошими новостями.

На дворе стоял 1914 год. Революционные силы недавно свергли династию Цин и провозгласили конституционную республику, положив конец четырем тысячам лет имперского правления. Удерживать рычаги власти новому правительству удавалось плохо: различные фракции боролись за влияние, в крупных городах разразились массовые мятежи, по стране сновали бандитские группировки, а крестьяне изо всех сил пытались выжить.

Выживание было особенно актуально в семье Ли. Хой Чен был четвертым из шести детей. Его отец, Ли Цзюнь Бяо, так часто терпел превратности судьбы, что соседи считали его проклятым. Сильная лихорадка, пережитая в детстве, повредила горло Цзюнь Бяо до такой степени, что он едва мог говорить – из-за этого многие считали его глухонемым. Он не мог найти работу, доход от которой обеспечивал бы семью полностью. Помимо службы охранником на неполную ставку, он также рыбачил. Часто Цзюнь Бяо брал с собой и мальчиков, чтобы наловить рыбы на ужин.

Родители Хой Чена были вне себя от радости, когда узнали, что их сын будет учеником оперного певца. Это означало, что в семье станет на один голодный рот меньше. Кроме этого, их ребенка могла ждать хорошая карьера. В назначенный день Хой Чен покинул дом, чтобы приступить к обучению – невероятно суровому режиму тренировок актерского мастерства, пения, акробатики и кунг-фу, проводимых от рассвета до заката. В отличие от более степенного европейского «коллеги», китайская опера отличалась экстравагантными костюмами, ярким макияжем, пением фальцетом, гимнастическими па уровня Олимпийских игр и постановочными боями – с оружием и без.

После нескольких лет обучения Ли Хой Чен присоединился к опытным актерам на помостах Фошаня. Специализировался он на комедийных ролях. В 1928 году его труппа решила переехать на сто километров к югу, в Гонконг, в поисках более многочисленной и богатой аудитории. Будучи верным своей семье, Хой Чен пригласил нескольких своих братьев присоединиться к нему в британской колонии и помог им найти работу официантов или уборщиков. Сам Хой Чен также совмещал актерскую карьеру с работой в ресторане.

С каждым выступлением в колонии слава о Хой Чене и его труппе росла и ширилась. Они стали так известны, что их пригласили дать частное представление в роскошном особняке Айдлуайлд, принадлежавшем сэру Роберту Хотхуну Босману, богатейшему человеку в Гонконге. Именно здесь Грейс Хой и Ли Хой Чен впервые посмотрели друг на друга – правда, с разных сторон экономического, культурного и расового разделения Китая. Семья матери Брюса была настолько же богатой и влиятельной, насколько семья его отца была бедна и беспомощна.

Грейс Хой была членом евразийского рода Босмана-Хотхуна – гонконгского аналога Рокфеллеров или Кеннеди. Дедом Грейс был Чарльз Генри Морис Босман. Хотя многие думали, что прадед Брюса Ли был немецким католиком, на самом деле Босман был голландским евреем. Чарльз (урожденный Мозес Хертог Босман) появился на свет в Роттердаме 29 августа 1839 года.

Мозес присоединился к Голландской Ост-Индской компании в подростковом возрасте и в 1859 году прибыл в Гонконг. Свое состояние он сколотил на торговле рабочими-кули. Он отправлял китайских крестьян в голландскую Гвиану для работы на сахарных плантациях после отмены африканского рабства и в Калифорнию на постройку Центральной Тихоокеанской железной дороги. Успех в бизнесе привел его к должности голландского консула в Гонконге – назначение произошло в 1866 году. Учитывая антисемитизм того времени, свои письма министру иностранных дел Нидерландов он подписывал «М. Босман».

Вскоре по прибытии в Гонконг Босман купил китайскую наложницу по имени Си Тай. Девочка-подросток выросла на острове Чунминдао, в хорошей семье, о чем свидетельствовали ее бинтованные ноги[5]5
  Девочки из зажиточных семей, которым не нужно было работать, могли позволить себе бинтовать их (прим. автора).


[Закрыть]
. Но после смерти отца для ее семьи настали трудные времена, и девушка буквально «продалась» в рабство для погашения долгов. Си Тай родила Босману шестерых детей. Поскольку отец был из Голландии, им была дана китайская фамилия Хо[6]6
  На нидерландском языке название страны пишется Holland и читается «Холланд».


[Закрыть]
.

Мозес Хертог Босман столкнулся с финансовыми трудностями и обанкротился в 1869 году. Отказавшись от своей семьи в Китае, он переехал в Калифорнию и сменил имя на Чарльз Генри Морис Босман. Чтобы защитить своих детей, Си Тай стала четвертой наложницей китайского торговца крупным рогатым скотом, Квок Чана. Он был мало заинтересован в обеспечении ее евразийских[7]7
  Здесь и далее – в значении «люди смешанного европейско-азиатского происхождения».


[Закрыть]
детей; денег, которые он давал, едва хватало на еду. Однако Си Тай удалось уговорить его оплатить учебу детей в престижной Центральной школе (ныне Королевский колледж Гонконга), где они изучали английский язык.

Роберт Хотхун был старшим из шести детей Босмана и Си Тай. Он вырос и стал компрадором (иностранным агентом) в «Жардин Матэсон» – крупнейшем торговом конгломерате Восточной Азии. Он заработал состояние в сфере судоходства, страхования, недвижимости и опиума. К тридцати пяти годам двоюродный дедушка Брюса Ли был богатейшим человеком Гонконга.

Для помощи в бизнесе Роберт нанял своего младшего брата, Хо Камтхона, который быстро стал вторым по величине капитала человеком в Гонконге. У деда Брюса Ли были две страсти: кантонская опера (он выступал на сцене в поддержку мероприятий по сбору средств для благотворительности) и женщины. Хо Камтхон женился в возрасте девятнадцати лет и вскоре начал заводить наложниц, пока их число в Гонконге не достигло двенадцати. В шанхайском доме, который он держал для деловых встреч, у Хо Камтхона была тринадцатая наложница, мисс Чун. Кроме этого, в Шанхае у него также была тайная любовница из Британии. В 1911 году эта любовница родила ему еще одну дочь (для Хо Камтхона этот ребенок стал тридцатым). Девочку назвали Грейс Хой или Хо Ои Йи по-китайски. Нет никаких фактов об английской матери Грейс Хой или о том, почему она отказалась от своего ребенка, но мисс Чун воспитала Грейс как собственную дочь.

Будучи наполовину англичанкой, на четверть голландской еврейкой и еще на четверть – китаянкой, Грейс Хой росла в элитной евроазиатской семье в колониальном Шанхае и получила воспитание, которое в большей степени было европейским. Вместо того чтобы читать китайские иероглифы, она изучала английский и французский, а в юности – еще и западную медицину, в надежде стать медсестрой. К тому же Грейс обратилась в католицизм, привлеченная, без сомнения, неукоснительным требованием моногамии и осуждением многоженства.

Грейс воочию видела, насколько необходимость конкурировать за внимание одного человека с дюжиной других наложниц делала несчастной ее приемную мать. Грейс была настроена жить совершенно иначе. «Она была недовольна традиционными, греховными методами своего отца», – говорит Фиби Ли, старшая сестра Брюса. Вместо того чтобы согласиться на брак по договоренности, который был обычным делом для китайцев и евразийцев ее достатка, Грейс в восемнадцать лет сбежала в Гонконг и поселилась у дяди Роберта. В Гонконге Грейс стала светской львицей, проводя свои дни на многочисленных общественных собраниях. В возрасте двадцати с небольшим лет она была богатой, независимой и одинокой – редкость для китаянки в ту эпоху. До того дня, как труппа Ли Хой Чена прибыла в поместье Айдлуайлд.

Сэр Роберт намеревался провести мероприятие для своих друзей, но его племянница Грейс Хой тоже попросила разрешения присутствовать на нем. Ее познания в традиционных китайских формах искусства были невелики, и она хотела увидеть свое первое представление кантонской оперы, которая считалась непритязательным водевилем для китайских масс.

Ли Хой Чен и его труппа переправились на «Звездном пароме», следующем от Коулуна к острову Гонконг, и отправились в Айдлуайлд по адресу: Сеймур-роуд, 8, что в Мид-Левелс. Актеры нанесли толстый слой макияжа на лица, надели нарядные костюмы, проверили оружие, а затем вошли во внутренний двор, чтобы потешить евразийскую элиту.

Грейс была заинтригована и пребывала в восторге от представления. Но чем дольше она смотрела, тем больше ее внимание привлекал молодой актер: красивый, да еще и превосходный комик. «За те десять или около того минут, что папа был на сцене, – говорит Роберт Ли, младший брат Брюса, – мама успела прийти в восторг от его выступления и проникнуться к нему чувствами». Она влюбилась, потому что он заставил ее смеяться.

В Китае тридцатых годов преследование мужчины женщиной казалось неслыханным, но Грейс разыскала Ли Хой Чена и очаровала его. Влюбиться в бедного актера для девушки из богатой семьи было вдвойне скандально. Брак был прежде всего финансовым предприятием, в котором места для романтики оставалось немного. Грейс должна была выйти замуж за богатого евразийского отпрыска, а не сына неграмотных китайских крестьян.

Вся ее родня была против этих отношений. Доходило до угроз и давления. «Но мама была очень независимой, волевой и быстро приспосабливающейся девушкой, – продолжает Роберт. – Она решила, что хочет быть с папой». Выбор Грейс – ребенку двух культур – дался нелегко: он стал микрокосмом конфликта западного индивидуализма и китайской традиции, романтики и семейных обязательств. В традиционной, патриархальной, полигамной культуре Китая Грейс Хой вышла замуж по любви. Семья официально не отреклась от нее, но ее побег привел к разрыву отношений и отсутствию финансов. Из богатой светской львицы Грейс превратилась в жену китайского актера.


Если когда-либо Грейс и сожалела о таком решении, то никогда не высказывала это вслух. После романтичного восстания против семьи она удобно устроилась в роли обычной китайской жены. Одевалась она просто, лишь в особых случаях позволяя себе надеть чонсам[8]8
  Традиционное китайское длинное платье без рукавов.


[Закрыть]
. Она любила вязать и играть в маджонг со своими друзьями. Ее характер олицетворял собой идеал китайской женщины – вэньжоу – спокойной, ласковой и нежной. «Моя мать была очень терпеливой, очень доброй, способной контролировать свои эмоции, – говорит Фиби. – Она была очень утонченной, неболтливой, улыбка не сходила с ее лица целый день – традиционная китайская женщина».

Конфуций за основу китайского общества брал патриархальную семью: император в ней был строгим, но великодушным отцом, а подданные – послушными детьми. Как наиболее успешный член своей семьи Ли Хой Чен должен был поддерживать весь свой род – быть императором. Когда отец Ли Хой Чена умер, он поддерживал свою мать, что и ожидалось от заботливого сына. «Мой отец отдавал всю зарплату своей матери, моя мама делала то же самое, – говорит Фиби. – Бабушка брала лишь часть из этих денег, а остальное отдавала отцу. Когда он пытался отказаться, бабушка настаивала, как будто эти деньги были ее». После неожиданной кончины одного из старших братьев Хой Чен привел его вдову и пятерых детей в их с Грейс крошечную квартирку.

Влюбиться в бедного актера для девушки из богатой семьи было вдвойне скандально. Брак был прежде всего финансовым предприятием, в котором места для романтики оставалось немного.

В обязанности Грейс как жены входила поддержка мужа и производство потомства, особенно наследников мужского пола. Популярная китайская поговорка – «чем больше сыновей, тем больше счастья». К полному восторгу мужа, первым ребенком Грейс был мальчик. К большому сожалению, он умер в возрасте трех месяцев. Несмотря на то что в то время детская смертность была гораздо выше, чем сейчас, потеря мальчика считалась злым предзнаменованием, возможно, даже признаком проклятия.

На восьмом месяце второй беременности семья удочерила грудную девочку, назвав ее Фиби. Это было весьма странно для их ситуации того времени: Хой Чен пытался поддерживать мать и семью умершего брата; он не нуждался в лишних ртах, которые нужно кормить. По одной из версий, Фиби стала защитой от дурного предзнаменования. Суеверие требовало, чтобы вторым ребенком была девочка; если Грейс была беременна мальчиком, он был в опасности, поскольку у него не было старшей сестры. Однако более вероятна версия, что Фиби не была случайной девочкой-сиротой – она была дочкой Хой Чена от другой женщины. После рождения дочери, а не высоко ценящегося сына, эта женщина отдала ее на воспитание Хой Чену. Со своей стороны, Фиби, которая очень чувствительна к этой теме, утверждает, что она – кровная родственница своих братьев и сестер. «Несмотря на разные характеры, мы были очень близки. Кровь родная – не водица, у нас одинаковые гены!»

Через месяц после удочерения Фиби Грейс родила еще одну дочь. Ее назвали Агнес. «Фиби приемная, – говорил Ли Хой Чен в июле 1941 года чиновникам миграционной службы США. – Она примерно на сорок дней старше моей родной дочери Агнес».

Вскоре после рождения Агнес Грейс вновь забеременела. 23 октября 1939 года родился Питер. Ему тут же прокололи ухо. Несмотря на наличие двух старших сестер, родители Питера по-прежнему считали, что ему может грозить опасность от мифических упырей, которые крадут маленьких мальчиков. Поскольку их первый сын умер в младенчестве, любой мальчик, рожденный впоследствии, должен был получить девичью одежду, девичье прозвище и проколотое ухо – все это должно было обмануть демона, охотящегося на мальчика. Таковы были древние обычаи, и в этом случае они сработали. Питер прожил долгую жизнь, несмотря на то что по земле бродил, убивая несметное количество взрослых и детей, другой демон – Японская империя.

Две тысячи лет Китай считал себя передовой цивилизацией на земле – даже название этого государства, Чжунго, буквально означает «Центральная страна». Приход европейских колонизаторов, которые превосходили китайцев в развитии военных технологий, поколебал основы китайского шовинизма. Когда правительство Цин попыталось помешать британским торговцам импортировать опиум, вызвавший эпидемию зависимости в стране, Соединенное Королевство начало Первую опиумную войну (1839–1842) и разгромило китайское сопротивление. В надежде на мир император Цин отдал Гонконг – скалистый остров, население которого составляли всего семь тысяч рыбаков – и открыл несколько портов для внешней торговли. Вместо того чтобы успокоить носатых варваров, эти уступки показали слабость Китая, которая еще больше распалила аппетиты западных империалистов. Британия, Франция и Америка захватили большие территории, включая и некоторые районы Шанхая – наиболее важного с коммерческой точки зрения города страны.

Народ Китая посчитал потерю Шанхая тяжким оскорблением. Это событие послужило началом того, что китайские патриоты назвали «Столетием унижения». В 1899 году восстание мастеров боевых искусств (называемых боксерами), убежденных, что мистические силы кунг-фу могут остановить иностранные пули, добралось до Пекина с лозунгами «Поддержим династию Цин и истребим иностранцев». Оказалось, что их кунг-фу не сможет остановить быстро летящие металлические снаряды; боксеры и поддержавшая их китайская армия были убиты союзниками, в число которых вошли восемь держав: Великобритания, Франция, Америка, Германия, Италия, Австро-Венгрия, Россия и Япония. Неспособность правительства и мастеров боевых искусств защитить народ окончательно разрушила самоуверенность китайцев; более того, это привело к падению династии Цин в 1912 году. Начались десятилетия хаоса, военной диктатуры и гражданской войны. Китай стал известен как «Больной человек Азии»[9]9
  Название пошло от публицистического штампа «больной человек Европы» – так называют страны Старого Света, на долгое время оказавшиеся в экономическом или социальном кризисе.


[Закрыть]
.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации