Текст книги "Брюс Ли. Я никогда не сдамся"

Словно чувствуя настроение толпы, Брюс остановился посреди формы, повернулся к аудитории и спросил дерзким, снисходительным голосом:

– Как вы могли подумать, что с помощью этого действительно можно драться? – Резкое изменение тона привлекло всех, особенно представителей традиционных боевых искусств. – Никто не будет драться против вас на улице, используя все эти узоры.

Сделав шаг назад, он перешел в форму Северного Шаолиня с широко разведенными руками-полумесяцами над головой. И снова он остановился на середине, чтобы раскритиковать то, что с такой тщательностью только что исполнял.

– Классические методы, подобные этим, – это форма паралича. Большинство практиков слепо повторяют эти процедуры и трюки.

В толпе стало раздаваться злобное ворчание. Публика ожидала динамичную демонстрацию, которая, возможно, закончилась бы парочкой глупых шуток, но никак не лекцию, полную оскорбительных замечаний. «Его демонстрация неэффективности традиционных форм расстроила и смутила традиционалистов в аудитории», – вспоминает Лео Фон, друг и ученик Джеймса.

– Мой подход – уличная борьба высокого класса, – заявил Брюс, разразившись шквалом ударов вин-чунь. – Эти техники вылизаны, отточены и чрезвычайно быстры – из них убраны все лишние движения, оставлена сама суть. Кто-нибудь хочет проверить, сможет ли он заблокировать один из моих ударов?

Сразу два волонтера, по комплекции похожие на игроков в американский футбол, поднялись на сцену. Улыбнувшись их габаритам и отпустив шуточку об их рвении, Брюс подошел к первому из них и объяснил ему и публике:

– Я отойду на два метра, потом сокращу дистанцию между нами и постучу тебе по лбу так, что ты не успеешь заблокировать мою руку. Понятно?

– Понятно, – кивнул первый волонтер.

– Ты готов?

– Да.

Неуловимо быстро Брюс метнулся через сцену и стукнул футболиста по лбу до того, как тот успел поставить блок.

– Следующий, – сказал Брюс, вызвав смех у части публики.

Увидев, что произошло с его другом, второй волонтер принял стойку в напряженном ожидании. Как только Брюс дернулся, парень поднял руки и закрыл лицо. Брюс мгновенно перестроился, подождал, пока блок снимется, и ударил соперника по лбу.

Когда Брюс покидал сцену, его сопровождали смех и гневные взгляды. Этика азиатских боевых искусств требовала публичной вежливости – критиковать другие стили можно было лишь в частных беседах. «У Брюса были такие скорость и координация, которыми не обладал ни один из бойцов, виденных мной, – вспоминает Лео Фон. – Но я беспокоился о том, что его отношение к другим могло обернуться неприятностями».

Джеймс же совсем не переживал по этому поводу. Ему нравилось, что его юный партнер ткнул пальцем в глаз фанатикам классических боевых искусств. После выступления Джеймс радостно пригласил своих учеников и близких друзей в свой дом в понедельник для личной встречи с Брюсом.

В тот вечер собрались многие ученики Джеймса и другие люди, которые были открыты новому, более современному подходу к боевым искусствам: Эл Новак, Лео Фон, Джордж Ли и новичок из Стоктона по имени Боб Бейкер. Джеймс сообщил группе, что они с Брюсом собираются открыть новую школу. Джеймс переносил оборудование из своего гаража в новое помещение на Бродвей-авеню, около квартала автодилеров Окленда, и надеялся открыться примерно через месяц.

Чтобы окончательно покорить группу, Брюс продемонстрировал технику, которую никто из них не видел раньше – его дюймовый удар. Он сдвинул в сторону кофейный столик, схватил здоровенную телефонную книгу Окленда, передал Бобу Бейкеру – самому высокому человеку в комнате – и велел крепко прижать ее к груди. Стоя перед Бобом, Брюс вытягивал правую руку, пока его средний палец не коснулся телефонной книги, затем сжал руку в кулак, в нескольких сантиметрах от цели. Кажется, в эту минуту все в комнате дышали в унисон. Брюс повел бедрами, отставил ногу назад и ударил кулаком по телефонной книге – так быстро, что это движение невозможно было уловить взглядом.

Все были ошеломлены. «Брюс ударил так сильно, что Бейкер перелетел через кресло, – вспоминает Лео Фон. – Я даже подумал, что он вылетит через окно гостиной».

Брюс пояснил, что в действительности сила удара взялась не из движений плеча или рук, а от всего тела, работающего в унисон. Чем больше расслаблены ваши мышцы, тем большую мощь они могут произвести – мягкость сочетается с жесткостью, как Инь и Ян. «Боевые искусства должны быть функциональными и практичными. И вся эта классическая суматоха не сможет сбить меня с толку».

Выступление и перспективы современного искусства Брюса очаровали всех присутствующих в комнате. «Этот молодой мастер опередил свое время», – говорит Лео Фон.

Увидев, какое влияние талант Брюса оказал на всех, Джеймс улыбнулся и рассказал всем о расписании.

– Пока новая школа не будет готова, мы продолжим практиковать в гараже, – объяснил он. – Занятия возобновляются завтра.

Все были ошеломлены. «Брюс ударил так сильно, что Бейкер перелетел через кресло, – вспоминает Лео Фон. – Я даже подумал, что он вылетит через окно гостиной».

Все были ошеломлены. «Брюс ударил так сильно, что Бейкер перелетел через кресло, – вспоминает Лео Фон. – Я даже подумал, что он вылетит через окно гостиной».

24 июля 1964 года Джеймс и Брюс подали городским властям заявку на открытие «Института кунг-фу Цзюнь Фаня», который они назвали «Китайской школой самообороны», на Бродвее, 4157. Бывший магазин обивочной ткани был скромным помещением, расположенным на первом этаже двухэтажного кирпичного здания. Брюс хотел, чтобы это был эксклюзивный клуб. На фасаде не было никаких вывесок. Единственным способом узнать об этом месте было сарафанное радио. Он принимал только продвинутых, преданных делу людей с высокими моральными качествами. Любой, кто на вопрос «Почему вы хотите заниматься боевыми искусствами?» отвечал «Чтобы избить соседа», не принимался. Такой способ запустить новое предприятие был необычным. Из-за строгости процесса приема и относительной безвестности Брюса как инструктора у школы были большие сложности с набором учеников.

По мере того как его собственные навыки продвинулись, Брюс все больше убеждался, что один стиль не может подходить всем людям. Техника, предназначенная для высоких, быстрых или агрессивных бойцов должна была отличаться от техники для низких, медленных или робких. Брюс адаптировал свое указание к конкретным силам каждого ученика. «Он показал мне несколько движений, которые не преподавались большинству класса, и сказал мне, чтобы я держал их в тайне, – говорит Джордж Ли. – Он чувствовал, что все люди уникальны, а значит, требуют разного преподавания».

Брюс считал, что не человек должен покоряться традициям, а наоборот – традиция должна идти на поводу у личности. В результате его классы, хоть и строгие, были неформальными. Иногда он устраивал практические отработки, а иногда читал лекции. Он не выстраивал людей, чтобы отрабатывать движения в унисон, как это делается в японском карате. Он предпочитал делить учеников по парам, чтобы те могли отрабатывать технику и удары. Его девизом было: «Развивайте инструменты, совершенствуйте их, а затем рассеивайте».

Брюс открывал вторую школу, смотря на нее с точки зрения инструктора, но как бизнес-модель она не была удачной. Студенты платили только 15 долларов в месяц за обучение. Семи-восьми обучающихся не хватало, чтобы покрыть арендную плату. Чтобы привлечь больше людей, он должен был сделать себе имя – причем сделать в ближайшее время, потому что на его плечи ложилась еще одна, очень важная ответственность.

Верный и опробованный способ молодому человеку обрюхатить свою подругу – сказать, что уезжает куда-то в место настолько опасное, что он, возможно, не вернется. Вьетнам, или еще страшнее – Окленд. Обычные меры предосторожности в таких случаях, как правило, упускаются из виду. Так было и с Брюсом и Линдой. Они тайно встречались восемь месяцев. По мере приближения июля 1964 года – даты отъезда Брюса – печальные недели прощального секса привели к открытию, что Линда беременна.

Линда утверждает, что Брюс «был счастлив», услышав эту новость. Он и улыбался, и не знал, что делать. Линда была ужасно влюблена в Брюса, но его карьера едва началась. Отношения с Эми Санбо словно повернулись другой стороной. На этот раз именно он был тем, кто ставил все под сомнение. «Идея приверженности испугала его до смерти, – вспоминает Линда. – Он хотел обрести финансовую стабильность, прежде чем принять ответственность за жену и семью».

К тому времени как Таки Кимура забрал Брюса и его растерянную беременную девушку в аэропорт, ситуация никак не разрешилась. Стоя у зоны посадки, Брюс увидел слезы в глазах Линды. Он просто сказал: «Я вернусь», а затем исчез.

Линде показалось, что из-под ее жизни выбили дно. От ужаса внутри все сжималось. В голове закружились страшные мысли. «Что, если я его больше не увижу? – думала она. – Что, если он чувствует себя в ловушке? Что, если он передумает? Что, если он будет стремиться к большим вершинам и забудет про меня?»

Множество раз Брюс в поисках совета звонил Таки Кимуре, своему самому надежному другу и советнику. Таки сказал Брюсу, что тот должен жениться на ней – он не найдет жены лучше. «Я очень уважал Линду, – говорит Таки. – Она была искренней, преданной и глубокой личностью».

Спустя два с половиной месяца мучений Брюс, наконец, решился. Он написал Линде и сказал, что хочет быть с ней, поэтому вернется в Сиэтл за Линдой. Она была в восторге. Брюс постепенно все с большей теплотой относился к этой идее. В течение многих лет он боялся, что неопущение яичка может означать, что он бесплоден. Он был в восторге от того, что будет отцом. «Он хотел ребенка, – говорит Линда. – Это было очень важно для него. Этот ребенок был бы его». Еще больше он обрадовался, когда узнал, что Линда ждет мальчика. «Признаться, мы выбирали только мужское имя для будущего ребенка. Мы даже не тратили время на имя для девочки». Учитывая, насколько в китайской культуре ценились наследники мужского пола, это было еще одним поводом для Брюса заставить своего отца гордиться. Хотя Питер и был любимцем Ли Хой Чена, Брюс был уверен, что именно он станет первым, кто порадует своего отца внуком.

Однако молодая пара столкнулась с препятствием в лице семьи Линды, особенно ее матери – та понятия не имела об их отношениях и о существовании Брюса вообще. Чтобы по-прежнему держать все в тайне, Линда даже завела отдельный почтовый ящик, на который Брюс мог спокойно ей писать. «Мы выбрали трусливый путь, – говорит Линда. – Мы поженимся, убежим в Окленд, затем позвоним моей маме и скажем ей. Мой друг поступил так несколько месяцев назад. После того как пыль осела, все остались живы».

Поскольку Брюс не мог позволить себе покупку обручального кольца, жена Джеймса Ли, Кэтрин, одолжила ему свое. Он вернулся в Сиэтл в среду, 12 августа, с одолженным кольцом. Брюс и Линда отправились в здание суда округа Кинг, чтобы подать заявку на свидетельство о браке. Закон требовал анализа крови и трехдневного ожидания, прежде чем пара могла пожениться. Их тайная операция раскрылась. Молодая пара не догадывалась, что местная газета публикует имена заявителей на свадьбу в разделе «Статистика рождаемости, смертности и количества браков». Также они не догадывались, что Салли – незамужняя тетя Линды – была преданным читателем этого раздела. Как только ее старые глаза наткнулись на это, она позвонила матери Линды и сообщила, что Линда К. Эмери и Брюс Ц.Ф. Ли заявили о своем намерении жениться. Вивиан вошла в комнату Линды, потрясла перед ее лицом газетой и закричала: «Что это такое?! Это ты?»

Мать собрала семейный совет, чтобы переубедить дочь. Две тети, дядя, бабушка и отчим присутствовали при этом нелицеприятном разговоре. «Они приехали в субботу. Мы сидели в гостиной, как будто в семье кто-то умер, – рассказывает Линда. – Это было ужасно».

Брюсу не нравилось хранить отношения в тайне, но он соглашался с настойчивым требованием Линды. И он, безусловно, ненавидел, когда ему рассказывали, что он мог и чего не мог.

– Я хочу жениться на вашей дочери. Мы уезжаем в понедельник, – заявил Брюс враждебно настроенной семье. – Кстати, я китаец.

Шутка не разрядила обстановку. Расовый признак был главным пунктом в этой конкретной семье и стране в целом. Смешанные браки в то время были все равно что однополые браки. Хотя в штате Вашингтон уже давно разрешалось межрасовое бракосочетание, оно по-прежнему было незаконным в семнадцати других штатах. Только в 1967 году Верховный суд объявил вне закона все запреты на регистрацию смешанных браков благодаря делу «Лавинг против Виргинии».

– Если вы поженитесь, то будете страдать от предрассудков, – заявила одна из тетушек. – И ваши дети тоже.

– Время меняется, – возразила Линда.

– Не так быстро.

– Возможно, нет, но мне все равно.

– Как долго вы уже встречаетесь? – спросила мать Линды.

– Год.

– Ты лгала мне целый год? – закричала миссис Эмери. – После всего, что я сделала для тебя, как ты могла так поступить со мной?

– Извини, но я знала, что ты не поймешь.

– Как ты будешь содержать ее? – обратился к Брюсу дядя. – Чем ты зарабатываешь на жизнь?

– Я преподаю кунг-фу, – гордо заявил Брюс.

– Ты преподаешь ЧТО?

– А что будет с колледжем? – спросила у Линды мать. – Ты же прилежная студентка, слушатель подготовительных курсов при медицинском колледже. Что будет с твоей мечтой стать врачом?

– Учеба подождет, – ответила Линда.

– Что за спешка? Почему ваша свадьба не может подождать?

Ни Брюс, ни Линда не ответили.

Почувствовав секрет, разъяренный отчим побежал в комнату Линды и обыскал ее, наткнувшись на коробку для обуви, заполненную перепиской. Прочитав их письма, он вернулся вниз и объявил матери:

– Твоя драгоценная дочь беременна.

Удивительно, но это откровение не изменило мысли семьи. «Почему бы вам не отложить брак на год? – заявил семейный совет. – Рожай своего ребенка, а потом посмотрим». Они предпочли видеть Линду матерью-одиночкой и растить внебрачного ребенка, чем принять тот факт, что она выйдет замуж за китайца-бездельника.

– Я хочу жениться на вашей дочери. Мы уезжаем в понедельник, – заявил Брюс враждебно настроенной семье. – Кстати, я китаец.

– Я не буду ждать, – заявила Линда.

Часы тянулись, слезы и обвинения лились ручьем. Дядя Линды предложил ей прокатиться, чтобы вразумить ее. Дядя считал себя набожным христианином.

– Это противоречит слову Божьему, – сказал он ей в машине. – Бог не хочет, чтобы расы смешивались. Вы совершаете грех.

– Бог любит всех детей, – возразила Линда.

Ее дядя процитировал Второзаконие, 7:3–4. «и не вступай с ними в родство: дочери твоей не отдавай за сына его, и дочери его не бери за сына твоего; ибо они отвратят сынов твоих от Меня, чтобы служить иным богам, и тогда воспламенится на вас гнев Господа, и Он скоро истребит тебя».

– Я не верю в это, – тихо ответила она. – Все равны в глазах Господа, и Бог велит нам относиться ко всем одинаково.

– Если ты сделаешь это, – предупредил ее дядя, – то тебя выгонят из семьи.

Если в субботу было плохо, то в воскресенье стало только хуже. «Абсолютно ужасный день, – вспоминает Линда. – День, полный слез». Любой намек на уговоры исчез. Все аргументы были исчерпаны. Теперь это было лишь противостояние силы воли. Семья угрожала ей изгнанием, а Линда настаивала, что ничто не заставит ее передумать. Она слишком долго боролась за Брюса. Она не собиралась отдавать его никому, даже своей семье. «Я решила, что не позволю себя отговорить», – вспоминает она.

Измученная и расстроенная, ее мать пыталась образумить Брюса, пустив в ход свои самые унизительные реплики.

– Ты не захочешь жениться на Линде, – уверяла миссис Эмери. – Она не умеет готовить. Она не умеет убирать, гладить или шить. Она ничего не умеет.

– Научится, – ответил Брюс.

Это был конец. Поняв, что проиграла и не хочет отрекаться от любимой дочери, Вивиан выбросила белый флаг.

– Если вы собираетесь жениться, это должно произойти в церкви.

Вивиан уже много лет не ходила в церковь, но если ее дочь собирается выйти замуж, свадьба должна быть освящена. Вивиан считала себя семейным историком. У нее были подробные записи о рождениях, браках и смерти. Свадьба ее дочери была должным образом записана.

Линда и Брюс согласились на свадьбу в церкви. Родители быстро уладили все договоренности в Конгрегационной церкви Сиэтла. 7 августа 1964 года священник провел спешную службу. Цветов не было. Линда была одета в коричневое платье без рукавов с цветочным узором, на Брюсе был его любимый костюм, пошитый в Гонконге. Шафером Брюса стал Таки Кимура. Со стороны Линды появились только ее мама и бабушка. Консервативный дядя-христианин уехал обратно в Эверетт и отказался присутствовать, как и остальная часть ее семьи[52]52
  Когда спустя десять лет после смерти Брюса Линда встретила этого дядю, он обнял ее и сказал: «Добро пожаловать обратно в семью» (прим. автора).


[Закрыть]. Когда служба закончилась, Вивиан жаловалась: «Брюс мог бы принести цветы».

Как и ожидала Линда, пыль в конце концов уселась, и все остались живы. Брюс смог очаровать мать Линды, и она очень любила его. Он шутил: «Вы знаете, мама, у вас самые красивые ноги, которые я когда-либо видел у женщин вашего возраста!» Линда произвела впечатление на братьев, сестер и друзей Брюса своей непреклонностью и спокойной силой. «Холостяк Брюс постоянно связывался с красивыми шумными девушками, но женился на тихой, чувствительной девушке, которая умела слушать и позволяла ему идти своим путем, – сказал Питер. – Он знал, что такое настоящая красота, и знал, что она позаботится о семье. Хотя Линда – американка, она очень похожа на многих китаянок». Брюс соглашался с братом, в 1966 году сказав репортеру: «Линда больше похожа на женщину Востока, чем некоторые китаянки, которых я знаю. Она тихая, спокойная и не любит болтать дни напролет».

Брюс избежал конфликта с собственными родителями, не сообщив им до свадьбы, что женится не на китаянке. Его мать и отец были не рады этому выбору. Месяцы он убеждал их, что все в порядке, прежде чем они согласились принять ее в Гонконге. «Если она – твой выбор, – наконец согласилась мать, – тогда она и наш выбор».

Сам не желая того, Брюс следовал по стопам отца и женился на женщине, очень похожей на свою мать. И Линда Эмери, и Грейс Хой были вэньжоу – спокойные, ласковые и нежные. Обе влюбились в актеров после того, как увидели одно выступление. Обе женщины энергично преследовали цель своего обожания. И обе бросили вызов своим семьям, чтобы выйти замуж за бедных китайцев с большими мечтами.

Главным отличием была неожиданная беременность. Тот факт, что Брюс согласился жениться на Линде, несмотря на свои сомнения, сделал ее еще более преданной. «Я определенно была не из того типа красоток, с которыми Брюс встречался до нашей свадьбы, – говорит Линда. – Но я могла дать ему спокойствие, понимание и настоящую любовь». Она научилась быть идеальным партнером для блестящего, неустойчивого и экстравертного человека, и он полюбил ее за это. «Мы две половинки, которые образуют единое целое», – говорил Брюс друзьям.

Женитьба на Линде оказалась лучшим решением Брюса в его жизни. «Никто никогда не отдавал должного Линде, а ведь она заслуживала этого. Эта женщина была тем самым столпом силы, – говорит Таки Кимура, выражая широко распространенное мнение. – Не думаю, что Брюс достиг бы таких вершин без ее поддержки».

Высоты придут позже. А пока молодожены были двумя бросившими колледж юнцами, которые ждали появления на свет ребенка и у которых не было ни копейки за душой. Они переехали к семье Джимми, чтобы сэкономить деньги. В свою очередь, Линда была няней для детей Джимми и сиделкой для его жены Кэтрин, у которой недавно диагностировали последнюю стадию рака.

Этот снимок Вон Джек Мана появился на первой полосе «Чайниз Пасифик Уикли» в статье о поединке с Брюсом Ли (Собственность Роберта Луи)

Брюс с Джеймсом Йиммом Ли, который разработал макивары[53]53
  Макивара – тренажер для отработки ударов. Могут быть настенными, напольными и т. д.


[Закрыть]для ног и рук. Ноябрь 1967 года (Фото Дэвида Тедмэна)

Глава восьмая
Противостояние в Окленде

1964 год стал самым успешным для японских боевых искусств. Дзюдо было включено в программу летних Олимпийских игр в Токио. Карате было одной из популярнейших причуд в Америке – им занимались даже Элвис Пресли и Шон Коннери. На каждой ярмарке Западного побережья наряду с танцами и конкурсами красоты непременно выступали японские мастера. Даже королевские семьи занималась карате. В Европе короли Испании и Греции хвастались получением черных поясов.

Удачно оседлал волну популярности карате некий Эд Паркер – тридцатитрехлетний мормон, рожденный на Гавайях, инструктор кэмпо-карате в нескольких школах Юты и Южной Калифорнии. Паркер быстро понял: лучший способ пропагандировать боевые искусства, свои школы – додзё – и самого себя состоял в том, чтобы обслуживать сообщество кино. В 1956 году Паркер открыл франшизы в Пасадене и Беверли-Хиллз, через которые прошло такое множество знаменитостей – Роберт Вагнер, Роберт Конрад, Натали Вуд, Джордж Хэмилтон, Уоррен Битти и Элвис Пресли, – что журнал «Тайм» назвал его «верховным жрецом и проповедником голливудской секты». Паркер умело использовал свое положение, чтобы сделать небольшую карьеру в качестве каскадера и актера в фильмах «Шоу Люси» с Люсиль Болл (1963), «Месть Розовой пантеры» Блейка Эдвардса (1978) и «Убить золотого гуся» (1978).

Летом 1964 года Паркер решил объединить эти два мира благодаря Международному чемпионату по карате в Лонг-Бич[54]54
  Порт и курорт в юго-западной Калифорнии, на Тихом океане, к югу от Лос-Анджелеса.


[Закрыть]. Цель заключалась в том, что лучшие мастера страны выступали и сражались перед аудиторией энтузиастов и обитателей Голливуда. Паркер провел предшествующие событию месяцы, рассылая приглашения авторитетным именам и разыскивая новые таланты. Его друг Джеймс Ли попросил Паркера приехать в Окленд, чтобы посмотреть на Брюса Ли. «Джимми знал: как только я увижу экстраординарный талант Брюса, я использую все свое влияние, чтобы помочь Брюсу получить признание», – говорит Паркер. Навыки Брюса («его удары заставляли воздух дрожать») и противоречивые взгляды заработали ему билет в Лонг-Бич. «Брюс был очень антиклассическим, – говорит Паркер. – Поэтому я сказал: если он придет на турнир и продемонстрирует свои навыки, люди получат более широкую картину мира боевых искусств». После нескольких лет в провинциальном театре Брюс получил право выступить на Бродвее.

Когда Брюс приземлился в Лонг-Бич, Паркер назначил Дэна Иносанто, своего главного инструктора, соглядатаем для Брюса. «Мистер Паркер дал мне 75 долларов и сказал: «Убедись, что он правильно питается, и покажи ему все в округе», – вспоминает Иносанто. Сразу после знакомства с Иносанто Брюс затянул свою обычную песню: «Ударь меня так сильно, как только можешь». Дэн вложил всю силу в свой кулак. «Я был просто ошеломлен! – говорит Иносанто. – Он контролировал меня, как ребенка. Той ночью я не мог уснуть. Казалось, что все, что я делал в прошлом, было устаревшим».

В ночь перед турниром многие приглашенные исполнители и бойцы собрались в свободном танцевальном зале отеля для импровизированного обмена техникой. Брюс щеголял в черной кожаной куртке и джинсах. Никто понятия не имел, кто это такой, но Цутому Ошима – первый японец, преподававший карате в Америке, – взглянул на то, как Брюс двигался, когда шел, и сказал своему ученику: «Это единственный человек в этом зале, который действительно что-то умеет».

Международный чемпионат по карате, который состоялся 2 августа в Муниципальном зале на восемь тысяч мест, прошел с грандиозным успехом. Тысячи людей приходили, чтобы увидеть показательные выступления и поединки мастеров всех возможных стилей и техник. Брюс, все еще относительно неизвестный, был одним из второстепенных участников, которых поставили в самую «ленивую» часть дня. Когда он вышел в черной форме кунг-фу с белыми манжетами на помост, кондиционер уже был выключен, а публика начинала томиться в удушливой жаре после просмотра нескольких часов соревнований.

Паркер представил Брюса как практика не очень известного китайского искусства кунг-фу. Для помощи к Брюсу присоединился Таки Кимура. Выступление Брюса представляло собой усовершенствованную версию того же, что он демонстрировал на вечеринке Уолли Джея. Он отправил добровольца из зала в полет дюймовым ударом. Он отжимался на двух пальцах. Он показывал техники вин-чунь для самообороны и молниеносно быстрое упражнение «липкие руки» с Таки Кимурой.

Все эти приемы нравились публике, но центральным элементом его выступления была лекция, в которой он критиковал классические системы и выступал за более современный подход. «Он безупречно демонстрировал техники и движения из других стилей, – вспоминает Барни Сколлэн, восемнадцатилетний боец, которого дисквалифицировали из утреннего турнира за удар соперника в пах, – а затем один за другим он разбирал их и объяснял, почему они неэффективны. То, что он говорил, имело большой смысл. Он даже стойку всадника[55]55
  Статичная боевая стойка, которая используется во многих восточных боевых искусствах. Свое название получила из-за схожести с позой, которую принимает всадник на лошади.


[Закрыть] разнес в пух и прах».

Перед аудиторией, заполненной приверженцами традиционного карате, которые потратили тысячи часов на тренировку стойки всадника, Брюс бесстрашно выступал за свободу:

– Учителя никогда не должны навязывать ученикам свои любимые шаблоны. Они должны выяснить, какие техники работают для учеников, а какие нет. Человек важнее приверженности стилю.

Как Брюс и думал, его выступление разделило публику на два лагеря. «Многие остались в восторге от него, – вспоминает Дэн Иносанто, – но были и те, кого он очень расстроил».

Кларенс Ли, инструктор карате из Сан-Франциско, говорит: «Ребята буквально становились в очередь, чтобы сразиться с Брюсом Ли после его выступления в Лонг-Бич».

Как и на гонконгских площадках его юности, наглый образ Брюса разделил мир на тех, кто был за и против него. «В тот вечер Брюс нажил большое количество врагов, – вспоминает Сколлэн, – а также ряд последователей».

Цутому Ошима – первый японец, преподававший карате в Америке, – взглянул на то, как Брюс двигался, когда шел, и сказал своему ученику: «Это единственный человек в этом зале, который действительно что-то умеет».

Эд Паркер, снимавший выступление Брюса на 16-миллиметровую кинокамеру, не волновался из-за возникших споров и противостояний. Можно даже сказать, это его забавляло. В тот вечер он пригласил Брюса присоединиться к нему на ужине для особо важных гостей в китайском ресторане. На встрече также присутствовали Джун Ри, «отец американского тхэквондо», и Майк Стоун, который победил Чака Норриса в финале турнира по карате. Как только Брюс появился в ресторане, он закатал рукава и попросил всех потрогать его предплечья, которые были словно железные трубы. «Поначалу я думал, что этот парень очень высокомерный – все-таки его речь оскорбила многих фанатов карате, – вспоминает Майк Стоун. – Но в конце концов он мне очень понравился».

Турнир в Лонг-Бич стал для Брюса первым выходом в свет, появлением в обществе. Майк Стоун станет первым знаменитым учеником Брюса, Джун Ри – союзником и сторонником, а Эд Паркер – образцом для подражания. Его выступление в тот день стало началом карьеры в Голливуде.

Когда летом 1963 года Брюс приехал в Гонконг, он не смог добиться роли в фильме, но его попытки привели к тому, что он вновь появился на радаре индустрии. Студия «Шоу Бразерс» наняла Брюса для сопровождения Дианы Чанг Чунг Вэнь, которая рекламировала в Калифорнии свой новый фильм, «Любвеобильная Лотос Пань». Работа Брюса заключалась в том, чтобы каждый вечер танцевать на сцене ча-ча-ча с Дианой, чья пышная фигура и вызывающая манера вести себя заработали ей прозвище «китайская Мэрилин Монро», и служить ее неприметным телохранителем во время турне. Для Брюса концерт стал возможностью рекламировать свои школы кунг-фу в Америке. Он принял роль помощника Дианы лишь при условии, что ему разрешат демонстрацию боевых искусств на каждом мероприятии.

После нескольких выступлений в Лос-Анджелесе пара в конце августа вернулась в Сан-Франциско. По возвращении домой на Брюса навалилось много забот. Джеймс Ли был в больнице со своей умирающей женой; беременная Линда ухаживала за убитыми горем детьми Джеймса и Кэтрин; филиал школы в Окленде боролся за выживание. Помимо всего этого, Брюс должен был появиться в театре «Сунь Сын» – на той же сцене, что и его отец двадцать лет назад. Это было наилучшей возможностью привлечь больше студентов для новой школы, но он знал, что столкнется с враждебной аудиторией. Слухи о том, что юный китаец критикует классические боевые искусства на вечеринке Уолли Джея и чемпионате в Лонг-Бич, распространились по китайскому кварталу Сан-Франциско. Ряд учеников и старых мастеров кунг-фу приобрели билеты, чтобы посмотреть, осмелится ли этот высокомерный практик вин-чунь оскорблять их в лицо.

Чтобы разрядить напряженную атмосферу, Брюс начал с шутки о вертикальном расположении текста по-китайски и английских горизонтальных предложениях.

– Уважаемые гости, вы можете приобрести мою книгу в фойе. Это напомнило мне, что западные люди, в отличие от китайцев, не ценят прочитанное. Когда люди на Востоке читают, ты понимаешь, что им это нравится, – объяснял Брюс, двигая головой вверх и вниз, словно говоря да. – А вот когда западные люди читают, они делают так, – говорил он, качая головой из стороны в сторону, словно говоря нет, – потому что на самом деле не могут насладиться книгой.

Толпа рассмеялась и, казалось, успокоилась, ожидая, что Брюс пойдет на примирение. Они ошибались.

Брюс вызвал своего нового партнера по сцене, Дэна Иносанто, который прибыл с Брюсом из Лос-Анджелеса. Используя Иносанто как мишень, Брюс демонстрировал практичность и эффективность вин-чунь, подчеркивая то, что его система лишена многих ненужных движений, найденных в других традиционных стилях кунг-фу. Чтобы подчеркнуть это утверждение, он копировал некоторые из широких ударов ногой из стиля Северного Шаолиня.

– Зачем бить ногой высоко и оставлять себя открытым? – спрашивал он, делая паузу, чтобы Иносанто контратаковал его. – Вместо этого вы можете бить ногой низко, а рукой высоко.

Игнорируя беспокойство публики, Брюс продолжил критическую речь.

– 80 процентов того, чему учат в Китае, – это вздор. Здесь, в Америке, эта цифра доходит до 90 процентов.

В зале послышался сердитый шепот.

– У этих старых тигров нет зубов, – добавил Брюс, явно обращаясь к традиционным мастерам Сан-Франциско.

Это оскорбление показалось публике перебором.

В сторону сцены полетела зажженная сигарета. За ней полетели еще и еще. Это был китайский эквивалент бросания гнилых фруктов. «Брюс говорил вещи, оскорбительные для китайских боевых искусств, – объясняет Иносанто. – Им не нравилось такое отношение, исходящее от молодого шифу».