Текст книги "Брюс Ли. Я никогда не сдамся"

За следующие три года Брюс не снялся ни в одном фильме. Этот период простоя был самым длительным в его актерской карьере, которая началась в возрасте шести лет. До конца неясно: то ли роли иссякли после неудачных попыток попробовать себя в другом жанре, то ли отец запретил ему сниматься после того, как Брюса исключили из «Ла Саль», а он умудрялся находить неприятности на свою голову и в школе Святого Франциска Ксаверия. Очевидно, что Брюс, как и многие подростки, чувствовал растущее внутри него недовольство волей отца. Оно усиливалось в минуты наблюдения за тем, как его старик погружается все глубже в опиумную зависимость.

Душевное состояние Брюса ярче всего отражает случай из юношеских лет. «Я с омерзением наблюдал за этими показными выступлениями мужей из школы тайцзи – они вызывали из аудитории добровольцев, чтобы те ударили их в живот», – рассказывал своим друзьям впоследствии Брюс. «На одном из таких выступлений мне не понравилось то, как старик улыбался, когда молодому добровольцу не удалось причинить ему боль. Поэтому, когда старик позвал следующего желающего, вышел я. Улыбаясь, он раскрыл живот, приглашая меня ударить. Но вместо этого я намеренно приложился что есть силы правой рукой ему по ребрам. Я услышал треск. Старик, постанывая, упал на пол. Вы знаете, я был настоящим засранцем. Я посмотрел на старика и рассмеялся: «Простите, я промазал. В следующий раз не выделывайтесь».

Трудно не заметить, что в лице уличного исполнителя тайцзи Брюс видел своего отца.

Британцы колонизировали Гонконг с целью продажи опиума китайцам. По злой иронии, на которую способна только история, спустя столетие колониальные чиновники дали обратный ход этому положению. Обеспокоенное ростом числа наркоманов, правительство в 1959 году учредило Консультативный комитет по запрету наркотиков, чтобы искоренить разрушительные последствия опиума для его граждан.

По всей видимости, полицейские силы Гонконга – от китайцев-патрульных и до британских офицеров – погрязли в коррупции. Новый мандат правительства по пресечению торговли опиумом был воспринят как возможность брать взятки от владельцев опиумных курилен и богатых курильщиков, таких как отец Брюса.

«Британский офицер-великан появился в нашем доме с кучей подчиненных, вытащил все трубки и другие атрибуты для курения, разложил все это добро на столе и затянул пространную речь о том, что британское правительство запрещает курить опиум, – вспоминает Роберт. – На самом деле он преследовал лишь одну цель – выудить из отца деньги, но он не мог так прямо заявить об этом, поэтому он просто ставил людей в неудобное положение, пока те не раскошелятся. В конце концов мама дала ему пятьсот долларов. В то время этих денег хватило бы на то, чтобы прокормить нашу семью из десяти человек несколько месяцев».

Позор и унижение были слишком велики для того гордого человека, коим являлся Хой Чен. Он добрался до дна – и дальше некуда было опускаться. «И тогда отец, после многих лет маминых уговоров, решил бросить курить», – рассказывает Роберт.

Немногие типы наркотиков вызывают привыкание сильнее и имеют симптомы болезненнее при прекращении употребления, чем опиоиды. В первый день отказа от них наркоман страдает от мышечных болей, насморка, обильного потоотделения, лихорадки, учащенного сердцебиения, беспокойства и бессонницы. К третьему дню симптомы переходят в желудочные спазмы, понос, рвоту, депрессию и страшную тягу к наркотикам. Хой Чен лечился дома, применяя китайский метод, проверенный годами: он сокращал потребление наркотиков, выпивая рисовое вино с небольшими порциями опиума. Такую процедуру он проводил в течение недели, после чего полностью отказался от пагубной привычки. «Ему было очень трудно остановиться, – вспоминает Фиби. – Он часто страдал диареей». После этого жесткого испытания Хой Чен больше никогда не притрагивался к опиуму.

Поборов зависимость отца, семья переключилась на обуздание агрессии Брюса. Он придумал новый способ начать драку и проверить свою технику вин-чунь. Будучи актером, он одевался в традиционный китайский костюм – стоячий воротник, развевающееся платье – и блуждал по улицам среди людей, которые носили одежду в западном стиле. Стоя, как белая ворона, он ждал кого-то, кто решится посмеяться над ним или уставится на него слишком долго. «На что ты смотришь? Я выгляжу странно или что?» Большинство в смущении извинялись и отправлялись восвояси. Тех, кто не извинялся, Брюс использовал как манекен для ударов.

В коррумпированном, зараженном Триадами Гонконге у полиции были более важные приоритеты, чем юный задира. Но в 1959 году произошло неизбежное. Он нарвался на подростка с влиятельными родителями. Те потребовали от полиции действий. Полицейские наведались в школу Брюса и предъявили претензии директору, который вызвал мать Брюса. Полиция поставила условие: «Или ваш сын прекращает, или нам придется его арестовать. Мы не можем позволить ему драться с гражданами дни напролет».

Когда испуганная мать вернулась домой, то объяснила ситуацию мужу. «Ужас! Так не может продолжаться!» – закричал отец. Грейс отвела своего восемнадцатилетнего сына в сторону, чтобы серьезно поговорить о будущем. Что только не предпринимали родители Брюса, чтобы их сын прекратил драться. Если бы он остался в Гонконге, то, скорее всего, оказался бы в тюрьме. Роли в фильмах тоже закончились. Он не мог зарабатывать на жизнь, снимаясь в одной-двух сценах низкобюджетных картин. У него не было возможности поступить в один из престижных университетов Гонконга. Маловероятно было даже то, что он окончит среднюю школу. В табеле успеваемости он был на сорок первом месте из сорока двух студентов. Напротив его имени в табеле была еще одна отметка: «отвратительное поведение».

Однако Брюс Цзюнь Фань Ли обладал одним уникальным преимуществом – он был гражданином Соединенных Штатов Америки. Если он вернется в страну, где родился, то сможет посещать специальную среднюю школу и получить диплом. Возможно, ему даже удастся поступить в местный колледж и платить, как местные дети[27]27
  В США существует градация цен в образовательных учреждениях: для жителей штата цена обычно гораздо ниже, чем для представителей других.


[Закрыть]. Как и для миллионов иммигрантов до него, Америка представляла собой возможность начать новую жизнь. В Гонконге он свернул на темную дорожку. Смена обстановки может помочь ему вернуться на свет.

Кроме этого, существовала еще одна, последняя причина, по которой этот переезд имел смысл. В то время каждый американский мужчина был обязан по закону записаться на военный учет по достижении восемнадцати лет. Брюс должен был либо встать на учет, либо отказаться от своего гражданства в США.

Тех, кто не извинялся, Брюс использовал как манекен для ударов.

Несмотря на понятную логику, Брюс не хотел оставлять своих друзей и семью. Отъезд для него был словно приговор. Его будто отправляли в ссылку, в изгнание. «Брюс не хотел уезжать, но отец его заставил», – говорит Хокинс. «Брюс боялся отца и вынужден был подчиниться, – вспоминает Фиби. – Чутье папы подсказывало, что Брюсу необходимо познать тягости и лишения в США».

После того как первоначальное возмущение и негодование отступили, Брюс начал видеть ситуацию с точки зрения своих родителей. Он понял, что ему просто необходима радикальная перемена обстановки. «Однажды он сказал мне, что если бы остался в Гонконге, то, вероятно, попал бы в банду и погиб», – говорит Нэнси Кван.

По своей натуре Брюс был настроен оптимистично и независимо, поэтому поездку в Америку стал воспринимать как приключение. Он начал подробно планировать свою будущую жизнь. Во-первых, ему нужно было очистить свое имя. «Прежде чем любой житель Гонконга мог уехать в другую страну, он должен был обратиться в полицию и получить справку, что за ним не тянутся никакие преступления, – говорит Хокинс. – Брюс обратился за этим документом и обнаружил, что наши имена были внесены в список несовершеннолетних правонарушителей. Он позвонил мне домой: «Хокинс, большие неприятности! – кричал Брюс в трубку. – Наши имена в списке известных гангстеров. Я иду в полицейский участок, чтобы очистить свое имя. Заодно я позабочусь и о твоем». Я поблагодарил его. Несколько дней спустя полицейский следователь пришел ко мне домой и расспросил меня о связях с бандами. Усилия Брюса, направленные на то, чтобы очистить меня, привели к еще большим неприятностям. Моему отцу пришлось заплатить следователю, чтобы убрать мое имя из списка, иначе я бы не смог поступить в колледж в Австралии. Я ненавидел Брюса за это!»

После того как Брюс решил все вопросы с полицией, он задумался о своей будущей профессии. 30 ноября 1958 года он написал в дневнике: «Теперь я пытаюсь определиться со своим будущим – стать врачом или кем-то другим? Если первое, то мне придется усердно учиться». Его душа лежала к работе в области медицины. Кроме врача, он видел себя и фармацевтом. В одном из своих первых писем на английском языке, также датированном ноябрем 1958 года, он обратился за советом к другу семьи, посещавшему медицинскую школу: «Я намерен в будущем изучать медицину или фармацевтику. Поскольку я не осведомлен в этом предмете, не мог бы ты объяснить мне, как стать врачом или фармацевтом, шаг за шагом? Как считаешь, смогу ли я преуспеть в этой области, если в настоящее время ничего не знаю об этом?»

К сожалению, ответное письмо утеряно, поэтому так и неведомо, какой совет получил Брюс. Как бы то ни было, этот совет изменил ход мыслей Маленького дракона. Он начал заигрывать с идеей стоматологической школы. Друзья посчитали этот факт забавным: эксперт в выбивании зубов хочет стать тем, кто будет это исправлять. «Я не выдержал и рассмеялся прямо ему в лицо, – говорит Хокинс. – Ты – и дантист? Да твои пациенты потеряют все свои зубы!»

В то время как он будет изучать медицину, фармацевтику или стоматологию, Брюсу необходимо будет себя обеспечивать. Хой Чен обещал покрывать расходы сына в США, но Брюс, гордость которого была все еще задета изгнанием, не хотел помощи своего отца. Он хотел быть независимым. Чтобы зарабатывать деньги в Америке, он планировал преподавать вин-чунь. «Я ответил, что в то время он не мог никого ничему научить, – говорит Хокинс. – В обучении мы дошли только до второй формы вин-чунь[28]28
  Классическое разделение подразумевает, что в школе вин-чунь десять форм: шесть без оружия, две с оружием, форма на бревне и высшая форма.


[Закрыть]».

Брюс решил, что ему будет полезно изучить бросающийся в глаза стиль кунг-фу, чтобы произвести впечатление на потенциальных американских студентов. Один из близких друзей его отца, мастер Шиу Хонь Сан, был экспертом в северном кунг-фу, отличительными чертами которого были акробатические прыжки и удары ногами. «Северный стиль Брюс изучал для того, чтобы показывать товар лицом», – говорит Хокинс. Однако эта сделка с мастером была обоюдной: Шиу Хонь Сан учил Брюса причудливым формам в обмен на то, что Брюс инструктировал его в ча-ча-ча. Каждый день в семь утра Маленький дракон уже был в школе кунг-фу мастера Сана, чтобы обменяться уроками. Позднее мастер Сан в шутку жаловался, что этот уговор оказался абсолютно невыгодным для него: Брюс схватывал все на лету. К тому времени как Брюс уже овладел движениями нескольких сложных форм, мастер Сан так и не усвоил основные шаги ча-ча-ча.

Его родители надеялись, что Америка изменит Брюса. Но именно окончательное решение отправить его превратило подростка-разгильдяя в более зрелого и рассудительного молодого человека. «После того как решение было принято, Брюс резко изменился, – говорит Роберт. – Мистер Непоседа вдруг решил успокоиться и даже серьезно заняться учебой. Вместо вечеринок с друзьями он часто оставался дома, часами выполняя домашние задания и самостоятельно проверяя свои упражнения». В своем дневнике 1 декабря 1958 года Брюс пишет: «Больше времени уделил математике и английскому языку (особенно разговорному)». Перемена в поведении Брюса была настолько разительна, что поначалу родители подумали, что их сын вновь вляпался в серьезные неприятности. Видя, что ее сын остался дома и занимается, Грейс позвонила в школу, чтобы узнать, что случилось на этот раз. Только после того как отец нашел время на долгий разговор с Брюсом, родители наконец осознали: их своенравный сын взрослеет.

Во всех культурах боевые искусства служили трем основным целям: война (боевые действия, уличные бои), спортивные состязания (бокс, смешанные боевые искусства) и развлечения (сценический бой, реслинг, фильмы о кунг-фу). Восточные боевые искусства добавили четвертую категорию: духовная практика. Кунг-фу понимался как метод подвижной медитации. Важнейшая его цель заключалась в том, чтобы привести своих приверженцев к просветлению.

По утрам Брюс расширял границы своих навыков, изучая показной северный стиль кунг-фу, а во второй половине дня продолжал обучение практичному вин-чунь. Вон Шунь Лян был его наставником в физической подготовке, а Ип Ман давал указания в психологии и философии. Мудрые инструкции Ип Мана привели к преобразующему духовному прозрению. Двумя годами позже, в 1961-м, Брюс делится своим опытом в проникновенном эссе.

Спустя четыре года упорных тренировок искусству гунфу я начал понимать и ощущать принципы мягкости – искусства нейтрализации усилий соперника и минимизации расходов своей энергии. Все это должно осуществляться спокойно и без усилий. Звучало это просто, но в применении оказывалось очень сложно. Во время боя с соперником мой разум терял контроль и спокойствие. Вся моя теория мягкости исчезала после серии блоков и ударов. Во мне оставалось лишь желание ударить оппонента и одолеть его.

Мой инструктор, профессор Ип Ман, подошел ко мне и сказал: «Расслабься и успокой свой разум. Забудь о себе и следуй за движением противника. Позволь своему разуму делать встречное действие без постороннего вмешательства. Прежде всего ты должен освоить искусство отрешенности».

Вот оно! Я должен расслабиться. Но даже в этих словах я допустил кое-что, идущее вразрез с моим желанием. Когда я сказал, что должен расслабиться, потребность в усилии («должен») была несовместима с легкостью слова «расслабиться». Когда мое самосознание обострилось до того состояния, что психологи назвали «двойным слепым» типом[29]29
  Здесь в значении полной потери контроля за действиями и деталями ситуации.


[Закрыть], мой инструктор снова подошел ко мне и сказал: «Сохраняй себя, следуя за естественным ходом событий, и не пытайся вмешиваться. Помни: никогда не сталкивайся лоб в лоб с проблемой; контролируй ее. Иди домой и подумай об этом».

Всю следующую неделю я оставался дома. После многих часов медитации и практики я сдался и решил поплавать на сампане[30]30
  Китайское плоскодонное судно.


[Закрыть]. В море я подумал обо всех своих предыдущих тренировках, рассердился на себя и ударил по воде. В ту же секунду мне пришла мысль: не была ли эта вода сущностью кунг-фу? Я только что ударил ее, но не причинил ей вреда. Хотя вода казалась слабой, она могла проникнуть в самое тяжелое вещество в мире. Вот оно! Я хотел походить на природу воды.

Я лежал на лодке и чувствовал, что объединился с Дао; я стал единым целым с природой. Весь мир стал для меня целостным.

Этот мистический опыт оказал глубокое влияние на молодого человека. Кунг-фу стало его религией, его путем к просветлению. Он увлекся даосизмом – древней китайской философией, которая фокусируется на том, чтобы стать единым с природой, идти по течению, гнуться, как тростинка на ветру. «Будь водой, мой друг», как позднее говорил сам Брюс. Он осознавал свои преимущества и недостатки и понимал, что большинство его затруднений были результатом постоянной необходимости контролировать, утверждать свою волю. Он был драконом, элементом огня, его гнев сжигал окружающих. Даосизм и кунг-фу помогли исправить это, стали водой для бушующего пламени.

В Китае популярна такая шутка: кунг-фу – это хитрый способ заманить тринадцатилетних мальчиков в медитирование. Брюс начал свой путь в боевых искусствах, будучи хулиганом. Теперь же он все больше говорил и думал как даосский монах. Это внутреннее разделение и конфликт между бунтарской личностью и монашескими взглядами определили всю его взрослую жизнь.

По иронии судьбы, когда подготовка к его отъезду из Гонконга была почти завершена, Маленькому дракону предложили одну из лучших ролей в его жизни. Со времен фильма «Малыш Чунг» он ждал еще одной главной роли. После девяти лет игры второстепенных персонажей он наконец получил возможность блеснуть в «Сироте». Сюжет был знаком Брюсу по предыдущим работам: его персонаж, А Сам, осиротевший во время войны, становится карманником и попадает в уличную банду. Его ловит полиция и ставит перед ним выбор: школа или тюрьма. Он выбирает школу и под руководством доброго директора медленно меняется. Когда бывшая банда пытается силой затянуть А Сама в последнее дело, он отказывается. За это ему отрезают ухо.

Главным фактором, изменившим эту банальную сюжетную линию, стала игра Брюса. Слишком взрослый для того, чтобы играть обаятельного ребенка улицы, он сделал своего персонажа эмоционально изломанным и ранимым. В одну секунду он рычал, в другую уже смеялся словно сумасшедший, извергая из себя зловонную бессмыслицу кантонского уличного сленга. Несмотря на то что он создал персонажа по образу и подобию одного из своих кумиров, Джеймса Дина («Сирота» был гонконгской интерпретацией фильма «Бунтарь без причины»), Брюс добавил элементы и из собственной мошеннической жизни. Всякий раз, когда директор пытается протянуть руку помощи, персонаж Брюса игнорирует это, ударяясь в танец ча-ча-ча. После того как учительница ненароком оскорбляет его, он достает выкидной нож и угрожает ей. Эта конфронтация приводит к, пожалуй, самой реалистичной битве в его карьере: несколько его одноклассников пытаются вырвать нож из его руки, и все они падают друг на друга.

«Сирота» получил положительные отзывы как от критиков, так и от зрителей. Ведущий кинокритик того времени, Тин Ют, высоко оценил работу Брюса в создании живого персонажа. Премьера фильма состоялась 3 марта 1960 года в одиннадцати кинотеатрах города – невиданное ранее количество. Более того, картина побила рекорд кассовых сборов, заработав более 400 тысяч гонконгских долларов. Фильм также стал первым представителем гонконгского кинематографа, который вышел на международный рынок – «Сироту» показали на Миланском кинофестивале.

Мальчишки так впечатлялись чванливым А Самом – гангстером, который бросил вызов власти, противостоял своему учителю и перевернул школу кверху дном, – что стали подражать тому, как он курил сигареты и танцевал ча-ча-ча. Один обеспокоенный директор средней школы посчитал необходимым даже повесить плакат над входом в школу: «Запрещается подражать А Саму из «Сироты»!»

За неделю до отъезда Брюс вместе с сестрой Агнес отправился к старой гадалке, чтобы узнать свою судьбу в Америке. Старуха сказала ему то же, что повторяла до этого тысячам других клиентов: однажды он станет богатым и знаменитым. «Мы посмеялись над этим предсказанием, – говорит Агнес, – но я всегда чувствовала, что так и произойдет». Несмотря на благоприятное пророчество, у Брюса по мере приближения дня отъезда все больше сосало под ложечкой. «В ночь перед отъездом, когда я уже засыпал, он вошел в мою комнату, сел у кровати и сказал: «Я собираюсь уехать в Америку на учебу. Я не знаю, что там будет и как», – вспоминает Роберт. – Я по его вздохам понял: он боится того, что сулит ему будущее».

Во второй половине дня 29 апреля 1959 года Брюс направился в гавань Виктория. Его родители купили ему билет в один конец на пароход «Президент Вильсон» – первоклассный океанский лайнер, на котором Брюсу предстояло совершить восемнадцатидневный рейс в Сан-Франциско. Вместе с Брюсом в гавань отправились несколько его друзей и большая часть семьи. Не хватало лишь отца. «У жителей Шундэ есть старый обычай: отец не может провожать сына в путешествие», – поясняет Роберт. Думается, в то же время Хой Чен расхаживал по дому, одолеваемый бурлящей смесью гнева, вины, разочарования, раскаяния и надежды, что он принял правильное решение и что сможет когда-либо увидеть вновь своего второго сына. На причале Грейс дала Брюсу сто долларов на расходы и предупредила: ему запрещено возвращаться, пока он не добьется чего-то в жизни. Брюс пообещал не опозорить честь семьи и вернуться лишь тогда, «когда я заработаю немного деньжат».

Когда раздался гудок, возвещающий посадку, Брюс обнял свою семью, друзей и девушку Перл. Его друг Хокинс вспоминает: «Мы долгие годы были словно братья-близнецы, и вот нас впервые разделили». Маргарет Люн, одна из наиболее близких Брюсу людей, не смогла присутствовать, потому что находилась в больнице. Ей предстояла небольшая операция. «Он попросил передать мне записку. В ней Брюс написал: «Надеюсь, доктор разрежет тебя пополам», – говорит Маргарет, смеясь. – Ну и урод!» Брюс обещал Перл, что будет часто писать. Одиннадцатилетний брат вручил ему карточку. «Дражайшему Брюсу. Пожалуйста, не грусти на корабле. От твоего любящего брата Роберта». Брюс хранил эту записку всю свою жизнь.

В Гонконге существовала еще одна традиция: пассажиры, отправляющиеся в дальние поездки, покупали несколько мотков лент. Стоя на палубе корабля, они держали один конец, а второй бросали семье и друзьям. Обе стороны держали ленты до тех пор, пока корабль не отходил достаточно далеко. Моток заканчивался, и лента рвалась. «Он бросил нам пять или шесть лент, – рассказывает Роберт. – Мы с сестрами поймали их и наблюдали за тем, как отходил корабль». Хокинс стоял рядом и смотрел на то, как Брюс машет на прощание. «Я видел, как по его лицу текли слезы», – вспоминает он. К тому времени, как ленты порвались, Грейс уже плакала навзрыд. Брюс скрылся из виду, отправившись в неизвестное будущее на другой стороне света.

Брюс Ли у ресторана Руби Чоу. Сиэтл, приблизительно 1960 год (Фото Дэвида Тедмэна)