Текст книги "Дон Кихот"

Глава 6 о втором выезде нашего доброго рыцаря Дон Кихота Ламанчского

После этого Дон Кихот целых две недели сидел спокойно дома. Экономка и племянница с радостью заметили, что его страсть к необычайным приключениям, по-видимому, несколько остыла. Иногда, впрочем, он говорил своим приятелям – священнику и цирюльнику, что мир ни в чем так не нуждается, как в странствующих рыцарях, призванных возродить золотой век на земле. Дон Кихот с воодушевлением говорил об этом счастливом времени, когда обман, коварство и ложь не примешались еще к правде и откровенности; когда ни корысть, ни пристрастие, ни личный произвол судей не угнетали еще людей; когда повсюду царил мир и спокойствие, и счастливый человек безмятежно наслаждался прекрасными дарами природы. Он слепо верил, что вернуть людей к этим волшебным временам – его удел. Иногда священник возражал ему, иногда соглашался с ним, ибо без этой уловки нечего было и думать о том, чтобы доказать бедному идальго всю нелепость таких рассуждений.

Однако в глубине души Дон Кихот оставался верен своим сумасбродным планам. Тайком от своих домашних он принялся уговаривать одного крестьянина, человека доброго (если только можно назвать добрым того, у кого своего добра не очень-то много), но, как говорится, без царя в голове, поступить к нему в оруженосцы[23]23
  Оруженосец – не слуга, а скорее боевой помощник рыцаря. Юноши из старинных и зажиточных дворянских семей охотно шли в оруженосцы к знатному и прославившемуся своими подвигами рыцарю. Служба оруженосцем у такого рыцаря считалась хорошей военной школой. Кроме того, это был верный путь к получению рыцарского звания. С точки зрения строгих рыцарских правил, Санчо был таким же неподходящим человеком на роль оруженосца, как простая крестьянка Альдонса Лоренсо на роль прекрасной дамы.


[Закрыть]. Дон Кихот убеждал его с большим жаром и сулил ему богатство и славу. Между прочим, он обещал пожаловать ему в пожизненное владение первый же остров, который он завоюет своими подвигами. А это могло случиться, по его словам, очень скоро. В конце концов сбитый с толку Санчо Панса – так звали крестьянина – сдался на все эти убеждения, бросил свою жену и детей и поступил на службу к Дон Кихоту.

Затем Дон Кихот принялся раздобывать деньги: одно он продал, другое заложил и таким способом собрал порядочную сумму. Кроме того, он взял на время у одного из своих приятелей круглый щит и починил разбитый шлем. Покончив со всеми этими делами, он сообщил своему оруженосцу Санчо, что в такой-то день и час он намерен отправиться в путь, и предложил ему позаботиться о своем снаряжении. Дон Кихот особенно напирал на то, чтобы Санчо не забыл захватить дорожную сумку. Санчо обещал не забыть и сказал, что заодно захватит и своего осла, так как к пешему хождению он не очень-то приспособлен. Это заявление Санчо несколько смутило Дон Кихота. Он старался припомнить, у кого из странствующих рыцарей был оруженосец, разъезжавший верхом на осле, но так и не мог вспомнить. Однако он примирился с этим, утешаясь мыслью, что при первой же встрече с каким-нибудь неучтивым рыцарем он отнимет у него коня и отдаст это более почтенное животное своему оруженосцу.

Наконец все было готово, и однажды ночью, тайком от всех, они покинули деревню. Санчо не попрощался с женой и детьми, а Дон Кихот – со своей экономкой и племянницей. Ехали они всю ночь, и, когда рассвело, они были так далеко от деревни, что уже могли не бояться погони.

Санчо Панса, погруженный в приятные мечты, торжественно восседал на своем осле. Ему очень хотелось поскорее стать губернатором обещанного острова. Случайно Дон Кихот повернул на ту самую дорогу, через Монтьельскую равнину, которую он выбрал и в первый свой выезд. Но теперь ехать по ней было приятнее: час был еще ранний, и косые лучи солнца не беспокоили наших путников. Тут Санчо Панса сказал своему господину:

– Смотрите же, ваша милость сеньор странствующий рыцарь, не забудьте вашего обещания насчет острова. Как бы велик он ни был, все равно – я с ним управлюсь.

На это Дон Кихот ответил:

– Раз навсегда запомни, друг мой Санчо Панса, что в старину среди странствующих рыцарей был весьма распространен обычай назначать своих оруженосцев правителями островов или королевств, ими завоеванных, и я твердо решил последовать этому прекрасному примеру. Но мало того. В старину рыцари жаловали своим оруженосцам какую-нибудь провинцию только после многих лет тяжелой службы. Нередко оруженосцы успевали состариться в ожидании обещанной награды. Я же, если только мы оба останемся живы, в ближайшие дни, наверное, завоюю не одно, а несколько королевств. Тогда я, не медля ни минуты, отдам тебе лучшее из них. Не думай, что я говорю зря: со странствующими рыцарями случаются такие необычайные приключения, каких и во сне не увидишь. Поэтому мне легко будет одарить тебя еще лучше, чем я обещал.

– Но если я, – заявил Санчо, – сделаюсь королем, так моя супружница Тереса Панса по меньшей мере будет королевой, а детки мои инфантами?

– В этом нет никакого сомнения, – ответил Дон Кихот.

– Ну, а я сомневаюсь, – сказал Санчо Панса, – потому что если бы короны сыпались на землю словно град, то и тогда, думается мне, ни одна из них не пришлась бы по мерке Тересе Пансе. Какая уж она королева, сеньор мой! Как королева она двух грошей не стоит. Графство ей еще, пожалуй, и подошло бы, да и то лишь с помощью божьей.

– Ну, положись в этом на господа бога, Санчо, – сказал Дон Кихот, – он даст ей то, что ей больше подходит, а сам не унижай себя и не вздумай удовлетвориться меньше, чем губернаторством.

– И не подумаю, сеньор мой, – ответил Санчо, – я знаю, как могуч и благороден мой господин. Ваша милость, наверное, подарит мне то, что придется мне по плечу и по вкусу.

Глава 7 о победе, одержанной доблестным Дон Кихотом в ужасном, доселе неслыханном приключении с ветряными мельницами

Тут они увидели тридцать или сорок ветряных мельниц, стоявших посреди поля. Заметив их еще издали, Дон Кихот сказал своему оруженосцу:

– Благосклонная судьба посылает нам удачу. Посмотри в ту сторону, друг Санчо! Вон там на равнине собрались великаны. Сейчас я вступлю с ними в бой и перебью их всех до единого. Они владеют несметными сокровищами; одержав над ними победу, мы станем богачами. Это – праведный бой, ибо самому богу угодно, чтобы сие злое семя было стерто с лица земли.

– Да где же эти великаны? – спросил Санчо Панса.

– Да вот они перед тобой! – ответил Дон Кихот. – Видишь, какие у них огромные руки? У иных чуть ли не в две мили длиной.

– Поверьте, ваша милость, – это вовсе не великаны, а ветряные мельницы. А то, что вы называете руками, вовсе не руки, а крылья, которые вертятся от ветра и приводят в движение жернова.

– Сразу видно, – сказал Дон Кихот, – что ты еще не опытен в рыцарских приключениях. Это великаны! Если тебе страшно, так отойди в сторону и читай молитвы, а я тем временем вступлю с ними в жестокий неравный бой!

С этими словами Дон Кихот вонзил шпоры в бока Росинанта и помчался вперед, не слушая воплей своего оруженосца.

– Не бегите, презренные созданья! – вскричал он. – Вас много! А против вас только один рыцарь!

В эту минуту поднялся легкий ветер, и огромные крылья начали вращаться. Увидев это, Дон Кихот закричал еще громче:

– Будь у вас рук больше, чем у гиганта Бриарея[24]24
  Бриарей – по верованию древних греков, сын бога морей Посейдона, сторукий великан, обладавший невероятной силой и изрыгавший пламя.


[Закрыть], вам все равно не избежать вашей участи!

И, поручив душу своей даме Дульсинее Тобосской, Дон Кихот ринулся на ближайшую к нему мельницу и со всего размаха вонзил копье в ее крыло.

Но тут сильный порыв ветра повернул крыло. Копье сломалось, а рыцарь вместе с лошадью отлетел далеко в сторону.

Увидев это, Санчо во всю прыть поскакал на помощь своему господину. Дон Кихот лежал словно мертвый, ошеломленный страшным ударом мельничного крыла.

– Вот видите, ваша милость! – воскликнул Санчо. – Ну, не говорил ли я, что это ветряные мельницы, а не великаны. Ведь это лишь тот не видит, у кого самого мельница в голове.

– Молчи, друг Санчо, – ответил Дон Кихот. – Ты ничего не понимаешь в рыцарских делах. Я уверен, что это новые проделки того самого волшебника Фрестона, который похитил у меня мою библиотеку. Это он превратил великанов в мельницы, чтобы лишить меня славы победы. Так сильна его вражда ко мне. Но не тревожься! Рано или поздно я разрушу его злые чары.

– Все может быть, – согласился Санчо Панса. Затем он помог Дон Кихоту подняться и сесть на Росинанта, который едва не вывихнул себе передние ноги в этой злосчастной схватке с волшебными великанами.

Наш рыцарь с верным оруженосцем поехали дальше, беседуя об этом приключении.

– Больше всего, – сказал Дон Кихот, – меня печалит утрата копья. Но я вспоминаю рассказ об одном испанском рыцаре, по имени Диэго Перес де Варгас; у этого рыцаря во время сражения сломался меч; тогда он отломал от дуба тяжелый сук и с этой дубинкой совершил столько подвигов и перебил такое множество мавров, что его стали называть Варгас-Дубинка. Так вот я последую примеру Варгаса и с первого же дуба, который попадется нам по дороге, отломаю себе увесистый сук. С этим суком в руках я совершу великие подвиги, и ты будешь счастлив, что удостоился чести быть их свидетелем!

– На все воля божья, – ответил Санчо, – я верю всему, что ваша милость изволит рассказывать. Только держитесь на седле тверже, сеньор мой, а то вы совсем съехали набок: должно быть, вы здорово ушиблись.

– Да, это правда, – сказал Дон Кихот, – и если я не жалуюсь на боль, то только потому, что странствующие рыцари не должны жаловаться на раны, хотя бы у них вываливались все внутренности.

– Ну, коли так, мне нечего возразить, – ответил Санчо. – А что касается меня, так я заору от самой пустячной царапины, если только рыцарские правила не запрещают кричать от боли и оруженосцам странствующих рыцарей.

Дон Кихот посмеялся простодушию Санчо и сказал, что он никогда не читал в рыцарских романах, чтобы оруженосцам запрещалось стонать от боли. Поэтому Санчо может кричать, стонать и жаловаться, сколько ему вздумается.

Тут Санчо поглядел на солнце и заявил, что не мешало бы закусить.

Дон Кихот ответил, что он еще не чувствует голода, но если Санчо хочется есть, то пусть не стесняется.

Получив это милостивое разрешение, Санчо устроился поудобнее на своем осле, достал из котомки провизию и принялся закусывать. Каждый проглоченный кусок он запивал глотком вина из бурдюка с таким удовольствием, что ему позавидовал бы любой хозяин постоялого двора. Плетясь шажком и попивая винцо, Санчо размышлял о том, что странствовать в поисках приключений, хотя бы и самых опасных, вовсе не труд, а одно удовольствие.

Тем временем совсем стемнело, и наши путники, свернув с дороги, расположились на ночлег. Дон Кихот отломил от ближайшего дерева огромный сук и прикрепил к нему железный наконечник от сломанного копья. Желая во всем подражать славным героям своих излюбленных романов, Дон Кихот решил всю ночь провести без сна в мечтах о своей даме Дульсинее.

А Санчо, плотно закусив, как мертвый проспал до утра. Если бы Дон Кихот не разбудил его, то он не проснулся бы ни от лучей солнца, ударявших ему прямо в лицо, ни от пения множества птиц, радостно приветствовавших наступление нового дня. Поднявшись, он первым делом взялся за бурдюк и очень опечалился, заметив, что винца в нем порядком поубавилось. Он боялся, что эту убыль ему не скоро удастся пополнить. Но Дон Кихот отказался от завтрака, ибо, как мы уже сказали, он питался одними сладостными мечтами.

Они поехали дальше по направлению к ущелью Пуэрто Лаписе и часам к трем дня добрались до него.

– Здесь, братец Санчо, – сказал Дон Кихот, – нас ждут необыкновенные приключения. Но помни: какие бы опасности ни угрожали мне, ты не должен обнажать меча на мою защиту. Оруженосцу позволяется помогать своему господину только тогда, когда на него нападает простая чернь – какой-нибудь сброд. Но если это будут рыцари, то по законам рыцарства тебе строжайше запрещается вмешиваться в бой, пока ты сам еще не посвящен в рыцари.

– Можете быть спокойны, сеньор, – ответил Санчо, – я не ослушаюсь ваших приказаний; я от природы человек миролюбивый и первый никогда в драку не полезу. Однако скажу прямо, – если мне придется защищать собственную шкуру, то тут уж я не посмотрю ни на какие рыцарские законы и буду обороняться от обидчиков, как сумею.

– Ну, это твое дело, – сказал Дон Кихот. – Я только хотел предупредить тебя. Никогда не вмешивайся в мои схватки с рыцарями. Постарайся сдерживать свой пыл и отвагу.

– На этот счет будьте покойны, ваша милость. Обещаю исполнять ваше приказание так же свято, как заповедь праздновать воскресные дни!

Глава 8 о славном бое между храбрым бискайцем и доблестным ламанчцем

Пока они вели эту беседу, на дороге показались два монаха-бенедиктинца[25]25
  Бенедиктинец – монах ордена святого Бенедикта, основанного в VI веке. Орден обладал огромными богатствами и был чрезвычайно влиятелен.


[Закрыть]. Они ехали на высоченных мулах, которых издали можно было принять за верблюдов. Зной и пыль заставили путников раскрыть широкие зонтики и надеть дорожные очки. За монахами ехала карета, окруженная четырьмя или пятью всадниками и двумя пешими погонщиками. (Как выяснилось впоследствии, в карете находилась дама, направлявшаяся в Севилью к мужу.) Едва Дон Кихот увидел монахов, он крикнул своему оруженосцу:

– Ну, братец Санчо, нам предстоит такое замечательное приключение, лучше которого и не придумаешь! Нет сомнения, что эти всадники в черном – злые волшебники, похитившие какую-то принцессу, чтобы увезти ее бог знает куда. Но я во что бы то ни стало должен расстроить их адскую затею.

– Смотрите, ваша милость, – ответил Санчо Панса, – как бы вам не впутаться в скверную историю. Эти всадники в черном просто-напросто монахи-бенедиктинцы, а в карете, должно быть, едут какие-нибудь путешественники. Остановитесь, сеньор! Подумайте хорошенько, что вы делаете!

– Я уже говорил тебе, Санчо, что ты ничего не смыслишь в рыцарских приключениях. Но меня не проведешь!

С этими словами он поскакал вперед, и, когда монахи приблизились на такое расстояние, что могли услышать эти слова, он остановил Росинанта и закричал громким голосом:

– О вы, злобные исчадия ада, освободите немедленно благородных принцесс, которых вы похитили, не то приготовьтесь принять смерть от моей руки, как достойную кару за ваши злодеяния!

Монахи придержали мулов и остановились, пораженные странным видом и нелепыми речами Дон Кихота. Опомнившись от изумления, они ответили:

– Сеньор рыцарь, мы вовсе не злобные исчадия ада, а монахи ордена святого Бенедикта. Мы путешествуем по своим делам. А кто едет или кого везут в этой карете, нам неизвестно.

– Нет, вам не обмануть меня! Знаю я вас, подлые лжецы! – воскликнул Дон Кихот.

И, не дожидаясь ответа, он пришпорил Росинанта и, опустив копье, с такой яростной отвагой напал на одного из монахов, что, если бы тот сам не бросился на землю, он бы, наверное, вышиб его из седла и опасно ранил, а не то, пожалуй, и убил.

Заметив, что монах лежит на земле, Санчо соскочил с осла и, подбежав к нему, стал снимать с него платье. Двое слуг, сопровождавших монахов, с угрозами набросились на Санчо. Напрасно Санчо кричал им, что по рыцарским законам он вправе получить добычу, которую завоевал в бою его господин. Слуги ничего не смыслили в рыцарских законах. Заметив, что Дон Кихот вступил в разговор с путешественницей и не глядит в их сторону, они повалили Санчо на землю и избили его до полусмерти. Тем временем перепуганный насмерть монах поднялся с земли, вскочил на мула и помчался к поджидавшему его поодаль спутнику. Затем оба бенедиктинца, не дожидаясь, чем кончится эта странная история, поскакали дальше, крестясь с таким ужасом, словно сам дьявол гнался за ними по пятам.

Между тем Дон Кихот обратился с такой речью к даме, сидевшей в карете:

– Ваша светлость, – начал он, – вольна теперь располагать собой, как ей заблагорассудится, ибо наглость ваших похитителей уже повержена в прах мощью моей руки. Но вы должны знать имя вашего спасителя. Я – Дон Кихот Ламанчский, странствующий рыцарь, плененный несравненной и прекрасной доньей Дульсинеей Тобосской. В награду за услугу, которую я вам оказал, прошу лишь об одном; поезжайте в Тобосо, явитесь пред лицом моей дамы и скажите ей, что это я даровал вам свободу.

Один из конюхов, сопровождавших карету, родом бискаец[26]26
  Бискаец – баск.


[Закрыть], услышав, что Дон Кихот требует, чтобы они вернулись в Тобосо, подъехал к нему, схватил за копье и закричал на ломаном испанском языке:

– Ходи себе, рыцарь, ходи к черту! Клянусь господом создателем, пусти карету, не то твоя голова долой, не будь я бискаец!

Дон Кихот отлично его понял и с большим достоинством ответил:

– Жалкое созданье! Если бы ты был не слугою, а рыцарем, я проучил бы тебя за дерзость и нахальство.

Но взбешенный бискаец закричал:

– Как не рыцарь! Клянусь богом, ты врешь! Бросай копье, бери меч. Я – бискайская земля, идальго на море, идальго на земле. Я тебе покажу, рыцарь я или нет.

Эти дерзкие слова привели в ярость Дон Кихота.

– О Дульсинея, госпожа моего сердца и цвет красоты, помогите вашему рыцарю, который вступает в отчаянный бой, чтобы воздать должное вашей добродетели.

И, швырнув копье на землю, он выхватил меч и с бешеной отвагой устремился на бискайца. Но и бискаец не струсил. В мгновение ока он вытащил из стоявшей рядом кареты подушку и прикрылся ею, словно щитом, и поджидал врага, не двигаясь с места. Зрители, затаив дыхание, взирали на эту страшную схватку. Дама в карете и ее служанки творили молитвы, призывая всех святых на помощь своему слуге.

Первым нанес удар вспыльчивый бискаец. Он обрушился на врага с такой яростью и силой, что, не повернись у него в руке меч, этот удар положил бы конец не только жестокому поединку, но и всем дальнейшим похождениям нашего рыцаря. Но благосклонная судьба, хранившая Дон Кихота для новых подвигов, повернула меч в руке противника так, что удар пришелся плашмя по левому плечу. Однако шлем его был разбит, край уха срезан, а с левого бока сорваны доспехи, которые с ужасающим грохотом упали на землю.

Какое перо может описать ярость, охватившую Дон Кихота? Выпрямившись в стременах, он с таким бешенством ударил бискайца по голове, что у того из носа, рта и ушей полилась кровь, он зашатался и, наверное бы, вылетел из седла, если бы не ухватился за шею своего мула. Поводья выпали у него из рук, ноги выскользнули из стремян; перепуганный мул помчался по полю и наконец сбросил своего хозяина на землю.

Когда бискаец свалился, Дон Кихот спрыгнул с лошади, подбежал к поверженному врагу и, занеся над ним свой меч, крикнул, чтобы тот сдавался. Но бискаец был так оглушен, что не мог вымолвить ни слова; ему, наверное, пришлось бы худо: ослепленный гневом, Дон Кихот не пощадил бы его. Но, на счастье бедняги, дама, с трепетом следившая за поединком, выскочила из кареты и кинулась к нашему рыцарю, моля даровать жизнь ее слуге.

– Я всегда к вашим услугам, прекрасная дама, – с большой важностью и достоинством ответил Дон Кихот, – и с удовольствием исполню вашу просьбу, но на одном условии: этот рыцарь должен обещать мне, что он отправится в село, называемое Тобосо, и предстанет от моего имени перед несравненной доньей Дульсинеей, а уж она распорядится им, как ей будет угодно.

Перепуганная и огорченная дама, не разобрав толком, о чем он ее просит, и даже не расспросив, кто такая эта Дульсинея, обещала, что ее слуга в точности исполнит приказание рыцаря.

– Я верю вашему слову, – сказал Дон Кихот, – и пощажу его, хотя он заслуживает жестокой кары.

Глава 9 об интересной беседе, которую вели между собой Дон Кихот и Санчо Панса

Тем временем Санчо Панса, жестоко избитый слугами монахов, кое-как поднялся на ноги и с большим вниманием следил за поединком Дон Кихота. Он горячо молил бога даровать победу нашему рыцарю и помочь ему завоевать какой-нибудь остров, где бы Санчо, согласно обещанию своего господина, сделался губернатором. Увидев, что бой кончен и что господин его собирается сесть на Росинанта, он бросился перед ним на колени, поцеловал его руку и сказал:

– Да будет угодно вашей милости, сеньор мой Дон Кихот, пожаловать мне губернаторство на острове, который вы завоевали в этом жестоком бою. Как бы он ни был велик, я чувствую, что могу и буду управлять им ничуть не хуже всех других губернаторов на свете.

На это Дон Кихот ответил:

– Заметь себе, брат Санчо, что такие приключения часто случаются со странствующими рыцарями на перекрестках дорог: тебе могут проломить голову или отрубить ухо, но ничего другого они тебе не принесут. Потерпи немного – будут у нас приключения и поважнее; тогда я сделаю тебя не только губернатором острова, но и кем-нибудь повыше.

Санчо горячо поблагодарил Дон Кихота, еще раз поцеловал ему руку и край кольчуги и помог сесть на Росинанта; потом взобрался на своего осла и поехал следом за ним. Дон Кихот, не сказав на прощанье ни слова даме, сидевшей в карете, быстро поскакал вперед. Санчо трусил за ним, изо всех сил подгоняя своего ослика, однако ему было не угнаться за Росинантом. Санчо скоро отстал. Тогда он принялся кричать своему господину, чтобы тот его подождал. Услышав эти крики, Дон Кихот придержал Росинанта. Поравнявшись с ним, Санчо сказал:

– Думается мне, сеньор, что для нас благоразумнее всего укрыться в какой-нибудь церкви: ведь человек, с которым вы только что сразились, получил такие тяжелые повреждения, что не будет удивительно, если об этом происшествии донесут Санта Эрмандад[27]27
  Санта Эрмандад (дословно – святое братство) – первоначально так назывались вольные союзы городских и сельских жителей, целью которых была защита себя и своего имущества от бесчинства феодалов и их приспешников. Постепенно при поддержке королевской власти Санта Эрмандад из вольной лиги превратилась в административное учреждение для борьбы с преступлениями, совершенными на больших дорогах и в более отдаленных и диких местностях Испании.


[Закрыть]. Тогда нас посадят в тюрьму, и нам немало придется попотеть, прежде чем мы выберемся оттуда.

– Замолчи, – сказал Дон Кихот. – Слыханное ли дело, чтобы странствующего рыцаря сажали в тюрьму за убийство противника на поединке!

– Про убийства я ничего не знаю, – ответил Санчо, – и сам я отроду этим делом не занимался, но зато я хорошо знаю, что Санта Эрмандад очень интересуется теми, кто затевает драки на больших дорогах.

– Не тревожься, друг мой, – сказал Дон Кихот, – я тебя освобожу из любой тюрьмы. Но скажи мне по совести: видал ли ты когда-нибудь на свете рыцаря отважнее меня? Читал ли ты в романах, чтобы какой-нибудь рыцарь проявил больше смелости при нападении, упорства в защите и ловкости при нанесении удара?

– По правде сказать, – ответил Санчо, – я никогда в жизни не читал никаких романов, потому что я читать не умею, да и писать тоже. Но я готов побиться об заклад, что более отважному господину, чем ваша милость, я никогда не служил за всю мою жизнь. Лишь бы вам не пришлось расплачиваться за всю эту отвагу в том укромном местечке, о котором я только что упоминал. Однако, ваша милость, вам следует позаботиться о себе: ведь у вас из уха сильно идет кровь, а у меня в сумке есть корпия и немножко белой мази.

– Все это было бы лишним, – ответил Дон Кихот, – если бы я не забыл приготовить склянку чудотворного бальзама Фьерабраса: одной капли его было бы достаточно, чтобы исцелить любую рану.

– А что это за бальзам? – спросил Санчо Панса.

– Состав этого бальзама, – ответил Дон Кихот, – я помню очень хорошо. Вот погоди, в первом же селении я приготовлю его и дам тебе. Если когда-нибудь в битве могучий противник разрубит меня пополам (а это случается со странствующими рыцарями), ты осторожно подними ту мою половину, которая упала на землю, и приложи ее к той, что осталась в седле, только смотри, чтобы они пришлись аккуратно друг к другу. Затем дай мне выпить два-три глотка этого бальзама, и я снова буду жив и здоров, как ни в чем не бывало.

– Ну, в таком случае, – сказал Санчо, – не надо мне никакого губернаторства. В награду за мою великую и верную службу я прошу только одного: дайте мне, ваша милость, рецепт этой удивительной жидкости. Я нисколько не сомневаюсь, что ваш бальзам всегда и везде можно будет продать по два реала за унцию, а может быть, и дороже. А этого мне за глаза довольно, чтобы честно и спокойно дожить свой век. Скажите, однако, дорого ли обходится его приготовление?

– На три реала его можно изготовить три асумбры[28]28
  Асумбра – мера жидкости, немного больше двух литров.


[Закрыть], – ответил Дон Кихот.

– Так чего же вы ждете, ваша милость! – воскликнул Санчо. – Отчего вы сами его не делаете и меня не научите?

– Молчи, друг мой, – ответил Дон Кихот, – еще не такие тайны я открою тебе и не такими милостями осыплю. Ну, а теперь займемся моим ухом: оно у меня болит больше, чем мне бы хотелось.

Санчо вынул из сумки корпию и мазь. Но когда Дон Кихот снял шлем и увидел, как он исковеркан, то едва не лишился чувств. Положив руку на меч и подняв глаза к небу, он сказал:

– Клянусь творцом мира и четырьмя Евангелиями, что отныне я буду вести такую же жизнь, какую вел великий маркиз Мантуанский, когда он поклялся отомстить за смерть своего племянника Балдуина; клянусь не вкушать хлеба со скатерти, не ночевать под крышей, не снимать доспехов и не возвращаться домой до тех пор, пока я не отомщу тому, кто нанес мне подобное оскорбление.

Услышав эти слова, Санчо сказал:

– Что вы говорите, ваша милость, сеньор Дон Кихот! Ведь если побежденный вами рыцарь исполнил ваше приказание и отправился с поклоном к госпоже Дульсинее Тобосской, – значит, он чист перед вами и не заслуживает нового наказания, пока не совершит другого преступления.

– Ты прав, Санчо, – отвечал Дон Кихот. – И я отказываюсь от мести этому рыцарю. Но я буду верен моей клятве до тех пор, пока силой не отниму у какого-нибудь рыцаря такой же прекрасный шлем, как этот. И не думай, Санчо, что мои слова, как дым от соломы, уносит ветер. Ведь я следую великим примерам: то же самое случилось со шлемом Мамбрина, который так дорого обошелся Сакрипанту.

– Да пошлите вы к черту, ваша милость, все эти обеты! – воскликнул Санчо. – Они только здоровью во вред и совести в ущерб. Ну, а если мы долго не встретим ни одного человека в шлеме? Что вы тогда станете делать? Неужели же вы неуклонно будете исполнять ваш обет – спать одетым, ночевать под открытым небом и подвергать себя тысячам других лишений по примеру выжившего из ума старика, маркиза Мантуанского? Подумайте, ваша милость: ведь по всем этим дорогам разъезжают не вооруженные рыцари, а простые погонщики да мирные жители окрестных местечек. Эти бедняки не только никогда не видали шлемов, но, пожалуй, и не слыхивали о них.

– Ошибаешься, – ответил Дон Кихот. – Не пройдет и двух часов, как мы повстречаем на нашем пути больше вооруженных людей, чем было их в армии, осаждавшей Альбраку из-за прекрасной Анджелики[29]29
  В поэме Боярдо «Влюбленный Роланд» Агрикан, царь татарский, осаждает сильную крепость Альбраку с войском в два миллиона солдат, чтобы овладеть прекрасной Анхеликой, дочерью короля Ралафрона.


[Закрыть].

– Ну, ладно, пусть будет по-вашему, – ответил Санчо. – Дай только бог, чтобы нам повезло и мы поскорей завоевали остров, который мне так дорого обходится, а уж там я умру спокойно.

– Я уже говорил, Санчо, что тебе нечего об этом беспокоиться: не будет острова, так найдется какое-нибудь королевство, вроде Дании или Собрадисы[30]30
  Фантастические государства, о которых говорится в «Амадисе Галльском».


[Закрыть], которое отлично подойдет тебе, – словно перстень на палец. Ты от этого только выиграешь: ведь королевства эти не какие-нибудь жалкие острова, окруженные бушующим морем; туда можно добраться и по твердой земле. Впрочем, мы поговорим об этом в свое время, а теперь посмотри, не найдется ли у тебя в сумке чего-нибудь закусить. Подкрепившись, мы тотчас же отправимся на поиски какого-нибудь замка, там переночуем, и я приготовлю бальзам, о котором я тебе говорил, ибо, клянусь богом, мое ухо болит нестерпимо.

– У меня всего-навсего луковица, кусочек сыра да несколько корок хлеба, – сказал Санчо. – Все это – кушанья, недостойные столь доблестного рыцаря, как ваша милость.

– Как мало ты в этом смыслишь! – воскликнул Дон Кихот. – Знай, Санчо, доблесть странствующих рыцарей состоит именно в том, чтобы не есть по целым месяцам. Во всяком случае, они совсем неприхотливы в пище и едят все, что попадется под руку. Если бы ты прочел столько романов, сколько прочел я, ты бы знал, что самые славные рыцари вкушали пищу лишь на пышных пирах, которые устраивали в их честь, а в остальное время питались ароматами цветов. Конечно, надо думать, что они подкрепляли свои силы и чем-нибудь более существенным. Ведь рыцари такие же люди, как и все, и не могут обходиться без еды. А так как они большую часть жизни проводили в лесах и пустынях, то, вероятно, им приходилось довольствоваться самой простой деревенской пищей, вроде той, какую ты мне предлагаешь. Поэтому, друг Санчо, пусть не огорчает тебя то, что радует меня, ибо для меня нет ничего слаще, как следовать примеру моих великих предшественников. Да и подобает ли заботиться о еде тому, чьи помыслы направлены на обновление погрязшего в пороках и грехах мира! Так не старайся же заставить меня нарушить священные обычаи странствующих рыцарей.

– Простите меня, ваша милость, – ответил Санчо. – Ведь я не умею ни читать, ни писать. Так немудрено, что рыцарские правила мне неизвестны. Впредь я буду возить для вас мешок с сушеными плодами, а для себя припасу что-нибудь повкуснее да пожирнее.

– Я вовсе не говорю, Санчо, – возразил Дон Кихот, – что странствующие рыцари не могут ничего есть, кроме сушеных плодов. Я хотел только сказать, что обычно они питались ими да еще кой-какими полевыми травами. Я хорошо знаю эти травы и сумею их отыскать.

– Вот это преполезная наука, – заметил Санчо. – Чует мое сердце, что когда-нибудь она нам пригодится.