Текст книги "Розовый обруч"

Глава 9
В преддверии праздника

Эрик.

В то, казалось бы, обычное утро, Адриан разбудил меня чуть раньше будильника.

– Эрик, – шепотом сказал муж, проведя пальцем по моим губам. – Знаешь, какой сегодня день?

– Четверг? Вроде, – ещё толком не проснувшись, ответил я.

– Не совсем, – заговорщически усмехнулся мой партнер.

Потом последовал лёгкий поцелуй в щеку, и я ощутил, что Адриан встал с кровати. Судя по шагам, он накинул халат и куда-то ушел.

Я открыл глаза и перевел взгляд на будильник – было шесть пятнадцать утра. Достаточно поздно для буднего дня, но вставать не хотелось.

Вроде годовщина у нас ещё не скоро. Рина тоже появилась полгода назад, праздновать ее появление рано. День рождения Адриана – 15 февраля – и давно прошел. Мой день тоже намечался 4 ноября, до него ещё долгих полгода.

– Скажи папе «С добрым утром», – Адриан внёс в комнату бодрую и веселую Рину, грызущую специальную игрушку. С недавнего времени у дочери начали резаться зубы.

Вирус в крови по-прежнему не давал полноценного развития тканям, и многие вещи дочь познавала позже ровесников. Она всё ещё выглядела младше своего возраста, но уже не настолько, как раньше. Но вот психологически Рина перестала отличаться от других детей на площадках. Словно не было ни болезни, ни детского дома, ни постоянных врачей и регулярных обследований.

Даже то, что мы не являлись официально семьей, не мешало развитию, о чем постоянно твердили соцработники, работающие с нами. Кто-то из них наверняка знал о нашей особенности, но из жалости к Рине молчали. Хорошо, что были такие люди. Совсем не хотелось попасть в немилость ЗСЦ.

– Па-а-а… Па… п-па… – протяжно сказала дочь, как всегда сидя на руках. – Ут-т-то!

Игрушка моментально оказалась на полу, едва Рина очутилась в нашей комнате.

– Она уже ползает. Может, отпустишь, живая ведь? – привстав, спросил я.

– А мы любим сидеть на руках, правда, Рина? – не унимался Адриан.

– Ну, так что сегодня за день?

Я продолжал перебирать даты, но вспомнить ничего не мог.

– Ох, какой нехороший папа. Совсем забыл про твой день, – наконец просиял муж, опустив дочь на кровать.

Получив свободу, Рина тут же подползла ко мне.

– Ут-т-то, – повторила она, улыбаясь и протягивая руку.

В ее глазах сиял восторг. Столько новых вещей перед глазами она не видела давно. С самого появления в нашем доме. Видимо, ее привлек стеллаж на спинке кровати и книги в нем.

Мы обычно не пускали ребенка в нашу комнату. Так мы учили ее, что у каждого должно быть личное пространство и родительская спальня – не место для игр. Более того, если Рина привыкнет к этому, в будущем у нас будет чуть меньше проблем. Со своей стороны мы тоже не входили в детскую без надобности. Нам очень хотелось, чтобы дочь понимала личные границы: как свои, так и окружающих. Пусть она ещё не осознавала наших стараний – и приходилось днем закрывать дверь в эту комнату.

– Ее день? – я окончательно проснулся.

– Ага. Сегодня ее день рождения по документам, – Адриан смотрел на меня и словно чего-то ждал.

В его глазах плясали лукавые зелёные чертики. Я и в самом деле забыл про эту дату.

– Будем праздновать? – спросил я, чуть привстав.

– Да.

Рина тем временем попробовала залезть мне на живот, но у нее это не получилось, и она неуклюже упала на бок, рассмеявшись. Теперь она встречала некоторые свои неудачи смехом. Пусть и не все.

– Устроим вечеринку? – спросил я, погладив дочь по щеке.

– Нет, – покачал муж головой, присев рядом. – Давай просто вечер проведем вместе, как обычно.

Потом последовал грустный вздох:

– Да и звать некого.

И правда некого. Законодательное требование обязывало нас предупреждать окружающих, подходивших к нам, о болезни Рины, на случай если дочь порежется во время игры. В результате, стоило мне или Адриану появиться на какой-то детской площадке, как от нас шарахались все. Теперь я понимал, о чем говорил любимый полгода назад. Родители боялись и не подпускали своих детей, вне зависимости от пола. Пару раз даже слышалось обидное: «Зачем они ее сюда таскают?» и «Разве с этим вирусом выпускают из больницы?»

Пока Рина была мала, мы старались обращать все в шутку. Но дальнейшая перспектива казалась совсем уж мрачной: скорее всего, Рине будет трудно найти друзей и она проведет много времени в одиночестве. А если добавить сюда обязанность говорить о болезни… В общем, слова про надзирателя не казались такой уж неправдой.

Зазвенел будильник, на что Рина испуганно обернулась на Адриана. Звук был не таким громким, но она его раньше не слышала.

– Это будильник, – рассмеялся муж, вновь взяв дочь на руки. – Он помогает проснуться.

Рина попробовала повторить новое слово, но у нее ничего не вышло.

Встав с кровати, я направился в ванную: нужно было привести себя в порядок перед работой. За мной последовал муж с дочерью на руках.

Мы с мужем по очереди умылись, побрились и почистили зубы. Затем умыли дочь с помощью влажного полотенца. Ей умывание не нравилось, и она очень активно протестовала, сидя на руках.

После сборов мы приступили к совместному завтраку, во время которого мы больше следили за тем, чтобы Рина поела. Она уже научилась есть сама, пусть и по большей части руками, из-за чего регулярно требовалось отмывать и ее саму, и стул.

А ещё приходилось давать дочери лекарство: ведь в свои два года она едва ли понимала всю важность терапии. А ведь именно этот препарат давал надежду на хоть сколько-либо продолжительную жизнь.

Адриан за полгода виртуозно научился скармливать дочери отвратительные на вкус таблетки, смешивая их с фруктовым соком. Конечно, врачи не советовали так делать, но из-за возраста Рины по-другому не получалось.

– Вот так, – стирая пальцем остатки сока с губ Рины, хвалил ее муж. – Умничка. Видишь, не так и плохо.

На это Рина куксилась, смотрела обиженными глазами, но все же не плакала.

После завтрака пришла пора идти по своим делам.

– Как обычно? – спросил я у Адриана, поцеловав его в щеку.

– Давай чуть позже. Я хотел кое-что сделать.

Мы оба собирались. Но если я одевал плащ и поправлял галстук, то муж искал в шкафу верхнюю одежду Рины. Весна встречала каждый день прохладой и иногда туманами, что никак не радовало нас и почти полностью лишенную иммунитета Рину. Простуды дочь ловила только так. Нам приходилось кутать ее, что только мешало двигаться, но болезни лучшей альтернативой не являлись.

– Надеюсь, это не что-то нелегальное? – поднял я бровь.

Адриан на это шутливо выставил ладони вперёд и, закатив глаза, расхохотался:

– Вы меня вычислили, господин помощник прокурора! Обещаете скостить срок за частичное признание вины?

– Не гарантирую, – серьезно сказал я, но следом быстро обнял мужа и поцеловал в губы. – Все зависит от адвоката.

– Но вы же можете воспользоваться правом прекратить преследование на любом этапе и без объяснения причин, – отстранившись, улыбнулся Адриан.

– И откуда у вас такие знания подсудимый? – продолжил я нашу небольшую «игру». Своей паре я доверяю, так что ничего противозаконного в реальности не предвиделось.

– Я имею право не свидетельствовать против себя, сэр.

Глубокий долгий поцелуй и крепкие объятия, вот то наказание, которое заслуживал этот несносный балабол!

Рина тем временем сидела перед телевизором и смотрела мультфильм, не обращая на нас внимания. О прошлом напоминали боязнь оставаться одной и плач, когда я или Адриан исчезали из поля ее зрения.

Из-за этого приходилось долго укладывать дочь и специально ждать, пока сон станет глубоким, чтобы уйти, прикрыв дверь детской. То же касалось и моих сборов на работу.

Сначала мы не решались усаживать Рину перед телевизором. Неврологи не советовали возбуждать ее больше, чем это происходило при взаимодействии с окружающей средой во время игр или обучения. Компьютерные игры тоже оказались под запретом. Но это нас не останавливало. Главное во всем – мера. Одно дело – Рина сидит на коленях и наблюдает за бегающим кроликом полчаса, другое – она наблюдает за этим же без перерыва. Поэтому мы и решили: полчаса телевизора, пока мы собираемся утром, и столько же вечером не причинят большого вреда. Тем более терпеть часовые истерики не осталось никаких сил.

И вот мы оба оделись, попрощались, и я поспешил вверх по улице к остановке. Я знал, что через десять минут после моего ухода муж и дочь пойдут туда же, чтобы на автобусе доехать до парка.

Утро оставалось идеальным временем для прогулки: детские площадки встречали немногочисленных посетителей тишиной, и Рину не выгоняли из песочницы или с качелей.

Конечно, мы могли бы приобрести машину, пусть и подержанную, но цены на топливо всегда оставались болезненной темой, тем более с учетом расходов на лечение. К тому же страховка, обслуживание автомобиля тоже стоили денег. В итоге, взвесив все «за» и «против», мы решили не совершать подобной покупки.

* * *

В кабинете меня, как всегда, ждала огромная кипа бумаг. С тех пор как удалось устроиться помощником прокурора, работы у меня прибавилось. Но жаловаться на это не приходилось. Она едва ли оказалась сложнее той, что я выполнял, будучи адвокатом. Однако работать на госорганы мне казалось куда надёжнее и стабильнее. Да и работа зачастую сводилась к договорённостям между сторонами. Тут уж без изменений.

Помимо меня, отвечающего за поиски прецедентов и проверку документов, в штате было ещё три помощника.

Моей напарницей была милая девушка, совсем ещё юная. Пусть знаний ей вполне хватало, но вот дефицит опыта и усидчивости сказывался. Хотя стоит отметить, что в целом коллега вполне справлялась, а если и делала ошибки – то в основном из-за невнимательности.

Сегодняшний день исключением не являлся: кипа документов, куча проверок и даже работа с одним свидетелем. Правда, последнее очень быстро перехватил коллега. Да и дело там оказалось простое. Но я все равно порадовался: для меня проще классифицировать дела и проверять процедуры, чем работать с людьми. За работой с бумагами я не услышал телефонного звонка.

Сначала я было решил, что звонил кто-то из коллег, но быстро убедился, что звонок оказался не с внутреннего номера. Тогда я позвонил сам, благо функция обратного вызова работала исправно. Это оказался номер госпиталя «Эверплейс», о чем известило сообщение, прозвучавшее во время приветствия.

«Я хотел кое-что сделать…», – всплыли в памяти слова Адриана, пока играла музыка, а автомат соединял меня с ресепшеном. Может, опять какое-нибудь обследование? Вдруг настояли ЗСЦ? Успокоив себя, я положил трубку, так и не дождавшись ответа, и вновь погрузился в работу. Тем более что стопка даже на треть не уменьшилась.

По каждому из дел необходимо было проверить: процедуру, правильность составления протоколов, сверить судебные прецеденты из Кодекса Штатов, а также возможные статутные решения, если прецеденты все же имелись. После всего этого, папки попадали на стол моего непосредственного начальника – Говарда.

Работы не на один день.

Когда день подошел к концу, я спокойно попрощался с коллегами и направился к станции.

Похолодало, и я старался идти быстрее, остановившись лишь у торгового центра, чтобы купить что-то для дочери.

Первый день рождения… Она его, конечно, не запомнит, но это не значит, что на него не будет подарка. При покупке, помню, кассир очень мило улыбнулась, сказав, что такому подарку порадуется любой ребенок. Воодушевленный, я не заметил, как оказался у своего дома. Уже стемнело, вокруг жужжали фонари и квакали жабы. Воздух наполнился сыростью и запахом стоячей воды. Подойдя к двери, я насторожился: свет в окнах не горел.

Попробовал открыть дверь, но она тоже оказалась заперта. Странности продолжались. Отперев замок своим ключом и войдя внутрь, впервые по-настоящему забеспокоился: дом встретил меня тишиной и холодом, ведь отопление выключалось, когда мы уходили.

Было ощущение, что я один, и так жил многие годы. Лишь открытая дверь в детскую комнату да разбросанные книги комиксов напомнили, что со мной рядом был кто-то ещё. Впервые я заметил, что сквозь портьеру из окна гостиной виден унылый пейзаж, состоящий из одноэтажных соседских домов, да фонарные столбы, провода которых опутывали окончательно сгустившуюся темноту неба, озаряемое тусклым светом уличных светильников.

На Адриана подобное никак не походило, и тут я вспомнил злосчастный звонок из госпиталя. Решил позвонить ещё раз и, подойдя к телефону, заметил мигающий огонек автоответчика. Перемотав запись и включив ее, я был шокирован:

«Эрик! – на другом конце провода был Адриан. Его голос дрожал и хрипел. Запись тем временем продолжалась: – Я в госпитале «Эверплейс»! Приезжай, как только освободишься. Это очень важно!»

Взволнованный голос, звонок мне на работу, пустой дом – все это сложилось в моей голове, и теперь я понял: случилось и правда что-то из ряда вон. Но что?

Поехать в тот вечер в больницу я уже не мог: неприемные часы. Дозвониться мне тоже не удалось: рабочий день уже давно закончился. И, хотя горячая линия работала круглосуточно, многого на ней выяснить не удалось. А что мне могли сказать? Это же не врач, а всего лишь специалист, видящий данные в системе больницы. Так я и лег спать с тревожными мыслями о Рине. Ведь «Эверплейс» – один из немногих госпиталей в округе, работающий с больными ВМК. От этого ночь оказалась очень долгой.

Глава 10
Несчастный случай

Эрик.

Утром я позвонил в госпиталь вновь. На этот раз удалось кое-что узнать. Мне подтвердили, что к ним вчера действительно поступила пациентка Р. К. Коулман. Однако диагноз не сообщили.

Вспомнилось, что, несмотря на то, что госпиталь считался детским, в нем были и палаты для взрослых. Первый и второй этажи отвели для взрослых пациентов с ВМК: из-за этого администрация установила приемные часы, но все же разрешила оставаться в палате с детьми одному из родителей.

Записавшись в качестве посетителя и уточнив, что нужно иметь при себе, я быстро собрался, оповестил своего начальника, отпросившись до обеда. Отгул мне дали, хоть и нехотя: официально я ведь не являлся опекуном Рины. Скорее, просто вошли в мое положение. Я не стал терять времени и помчался на остановку.

* * *

Как всегда, войдя в госпиталь, я оказался в огромном фойе с яркими стенами. Вокруг было много света, а на специальных досках висели детские рисунки. Всегда удивлялся, почему, несмотря на специфику, в этом месте нет запаха медикаментов.

Неподалеку от ресепшена находилась небольшая игровая площадка с мягкими кубиками и парой мелких пластиковых горок для детей. Я бывал тут дважды и знал, что такая есть на каждом этаже. Милая девушка администратор уточнила у меня, к кому я пришел.

– Рина Кэтрин Коулман, – отчеканил я, тяжело дыша после пробежки от станции до парадного входа госпиталя.

– А-а-а. Так это вы звонили? – уточнили у меня.

– Да. Я ее дядя.

Я протянул свои документы.

Пропуск мне дали, объяснив, где находится палата дочери. Даже предложили небольшую карту или услуги сопровождающего. Видимо думали, что я заблужусь в этом огромном для маленького городка муравейнике. Но я спокойно отказался от подобного. Тем более что я раньше уже тут бывал.

Под косые взгляды только и оставалось, что молча направиться к лифту. Думаю, постоянные посетители больницы понимали, что мы с Адрианом не в том родстве, о котором говорим окружающим. Рина ещё могла сойти за дочь моего партнера: такие же темные волосы, похожие цвет кожи и взгляд, да и манера поведения. Про остальное же спокойно можно было сказать: «Этим она в мать»… Но вот на мою племянницу дочь походила едва ли: курносая темненькая девочка явно была не моей родственницей. Будь мы «розовой» семьей, вопросов бы не возникло. Но мы таковой не являлись. По крайней мере на бумаге.

Пройдя по коридору и войдя в лифт, я быстро поднялся на нужный этаж. Ещё немного попетляв по просторным охровым коридорам, я оказался у двери в палату Рины. Зайдя в нее, я застал спящего на небольшом диванчике Адриана и смотрящую мультсериал дочь.

Она лежала на большой больничной койке, укутанная розовым одеялом. На запястье ребенка красовалась больничная бирка бирюзового цвета со знаком биологической опасности. Ещё одно требование закона «Об информировании». Мультфильм шел без звука, но это не мешало ей восторгаться происходящим на экране.

Близких окружали светло-желтые стены с яркими рисунками на них. Комната не очень походила на палату или медкабинет, что лично меня немного успокоило. Показалось, что все же то, что произошло, не настолько страшно, как я себе представлял.

– Па-а-па! – тут же громко пискнула дочь, сбросив одеяло и перекатившись через всю кровать.

– Эй, осторожнее! – все, что я смог сказать, поймав Рину.

Она улыбнулась, прижав ладошки к щекам, а потом, дотронувшись рукой до моего лица, произнесла:

– Па-апа, уто!

Я отметил влажные ладони, чему крайне удивился – в палате было достаточно прохладно и свежо.

– С добрым утром.

Всю ночь я молил святых о том, чтобы дочь сильно не пострадала.

– Эрик? – удивленно моргнул Адриан, проснувшийся от писка Рины.

– Прости, что так поздно, – виновато сказал я, держа дочь на руках.

Она же обнимала меня, словно ничего не произошло. Видимо, привыкнув к постоянным посещениям, Рина не воспринимала «Эверплейс» как пугающее или опасное место.

– Милая, думаю, тебе стоит ещё немного полежать. Потом мы пойдем играть в кубики.

На этих словах дочь вцепилась в меня со всей своей детской силой, не желая отпускать.

Усталый Адриан только и мог что вздохнуть и посмотреть на меня с неким укором. Наверное, только недавно смог уложить. Мой партнер выглядел разбитым, подавленным и очень перепуганным. Об этом говорила и его одежда, вся чем-то испачканная, и старый рюкзак цвета хаки.

Закрыв лицо длинными волосами, муж тяжело вздохнул, понимая, что моя работа не всегда могла меня отпустить.

– Что случилось? – спросил я, прижимая Рину к себе.

Было очень страшно узнать, что с дочерью случилось что-то серьезное. Это кошмар любого родителя! Оставалось только набраться мужества и выслушать Адриана.

Он ещё раз тяжело вздохнул и начал свой рассказ…

* * *

…Утром, во время прогулки в парке, к ним с Риной подошла девочка лет семи. Она хотела поиграть с «малышкой». Видимо девочке понравилась миловидная Рина с ее большими фиолетовыми глазами и темными волнами ухоженных волос. Адриан предупредил, что Рина болеет и в некоторые игры играть нельзя.

Подошедшая девчушка покивала, улыбнулась, обнаружив нехватку двух зубов, и снова спросила про игры. Девочка была опрятно одета, ее волосы были собраны милой резинкой с бантом. Непохоже было, что она собирается нам досаждать. Да и детская площадка для малышей была рядом.

Понимая, что для Рины это один из немногих случаев хоть с кем-то поиграть и пообщаться, Адриан попросил подождать его, а сам с дочерью на руках пошел искать мать незнакомки. Женщина нашлась в кафе неподалеку. Хотя из кафе открывался вид на детскую площадку, Адриану показалось, что сидящие в нем не интересовались происходящим на ней.

Незнакомка болтала со своими подругами, совершенно не обращая внимания на игравшую поодаль дочь. Адриан спросил, не против ли мадам, если ее дочь поиграет с Риной. Предупредил, что у Рины ВМК и можно заразиться при контакте с кровью. Женщина только отмахнулась и продолжила общение. На всякий случай муж подошел к молоденькой официантке с пучком на голове и предупредил и ее.

Формально на этом закон «Об информировании» можно было считать соблюдённым.

Вернувшись, Адриан не застал подошедшей девочки. Мужу показалось, что все позади и шанс упущен. Он извинился перед Риной и хотел уже уходить, как вдруг раздался вопрос:

– Дядя, ну что, можно с малышкой поиграть?

Что ж. Адриан ещё раз предупредил про игры и, только убедившись, что его поняли, отнес Рину к игровой зоне. Дочь, стоило ее отпустить, тут же поползла к небольшой горке, радостно издавая нечленораздельные звуки. Незнакомая девочка тоже подошла к горке и даже помогла нашей дочери взобраться наверх. Сам Адриан отошел чуть в сторону и стал смотреть за играми девочек.

Мы привыкли держаться немного в стороне от чужих детей, тем более когда никого кроме нас на площадке не было. И дело совсем не в нас. Дети не боялись, видя, что мы с дочерью. Скорее даже наоборот – обычно с нами вели себя достаточно развязно: мешали, приставали с глупыми вопросами, пытались сделать что-то Рине. Все же принцип: «Папа – это игра, а мама – нет» – по-прежнему оставался актуальным, благополучно пережив не одно столетие.

Все было хорошо – девочки покатались с горки, потом старшая осторожно перенесла нашу дочь на качели и стала качать. Адриан видел все это, не вмешиваясь. Только один раз попросил не качать Рину слишком сильно. Дочь всегда любила это. Она часто пыталась залезть на качели сама, что плохо получалось. Когда мы приходили на площадку, всегда первым делом несли Рину покачаться. Прошло достаточно времени, и пришла пора уходить.

Адриан подошел к девочкам.

– Нам с Риной пора, – сказал он, сняв дочь с качелей.

– Можно я вас провожу? – улыбалась незнакомка. – Она такая милая. Меня Эбби зовут, – наконец представилась она.

На этот вопрос подошла и мама девочки. Оказалось, что матерью Эбби была совсем другая женщина – та самая официантка с пучком. Вчетвером компания направилась к выходу.

– Простите, – тараторила мать Эбби, постоянно держась за фартук. – Надеюсь, мы вам не доставили хлопот. Адриан на это отшутился, смутив женщину ещё больше. Остановившись, Адриан попросил Эбби подержать Рину, пока он поправит шнурки на кроссовках. Эбби кивнула. Девочка не вызывала каких-либо подозрений, и Адриану показалось, что ей можно доверять.

Поправив обувь, Адриан разговорился с новой знакомой. Общались они достаточно долго, и за приятной беседой не заметили, как Эбби стала теребить одежду взрослых.

– Эбби, я же говорила, что перебивать взрослых неприлично, – одернула официантка дочь.

Наконец раздался громкий крик Эбби, заглушивший голоса взрослых.

– Где Рина? – взволнованно спросил любимый, увидев, что девочка отошла и стоит в стороне, глядя куда-то вниз. Около выхода была небольшая лестница из бетона. Поняв, что произошло, муж кинулся к ней.

Рина лежала на газоне, чуть поодаль от бетонной дорожки, с широко раскрытыми глазами и странной улыбкой. Хоть крови не было. Спрыгнув вниз, Адриан быстро поднял дочь на руки. Она непонимающе уставилась на отца пустыми глазами, а потом ни с того ни с сего ее стошнило. Адриан тут же побежал к остановке автобуса, прижимая дочь к себе.

По дороге Рину тошнило ещё несколько раз, приходилось останавливаться у ближайшей урны, пока не прекращалась рвота. После последней такой остановки дочь разразилась громким плачем. Видимо, от шока до этого момента она не ощущала боли, пребывая в состоянии ступора.

Как добрался до госпиталя – муж не помнил, что было далее – тоже. Только раздавались всполохами голоса:

«Врача в четвертое отделение. Пациент с вирусом Мехони. Два года. Подозрение на черепно-мозговую».

– Что в результате? – спросил я, сев на кровать, пока Рина пыталась гладить меня по голове.

– Сотрясение мозга, – чувства Адриана метались между злостью на себя, грустью и сильным страхом за дочь. – Переломов нет, судя по рентгену. Сказали, что оставят ее в палате на несколько дней.

После полученной травмы нужен был покой, как позже рассказал мне Адриан. Медсестры в помощь моему партнеру принесли в палату карандаши и какие-то старые листы бумаги, на которых можно было рисовать. Рина, правда, считала иначе и почти всю ночь либо ныла, что ей больно, либо просилась пройтись, либо требовала поиграть с ней во что-то.

Вся эта ситуация слишком перевозбудила ее. Только под утро, укутавшись в одеяло, Рина стала смотреть свой любимый мультсериал, дав отцу хоть немного поспать.

– Милая, – спокойно повторил Адриан, встав с кресла, подойдя к нам и попробовав взять дочь на руки. – Давай ты немного поспишь, а потом мы поиграем.

– Не хосю! – недовольно сказала дочь. – Хосю папу!

В итоге три часа я провел с близкими. Первое время Рина не хотела меня отпускать, по-хозяйски обосновавшись у меня на плечах и обнимая меня за голову. Адриан предложил пройтись по этажу, заодно устроив и дочери небольшую экскурсию. Это была хорошая идея: в палате было тоскливо, хоть и уютно.

На этаже, как я и говорил ранее, была игровая зона, где Рина радостно отправилась играть с мягкими кубиками. Мы наблюдали за ней.

– Прости, что вчера не смог прийти, – мне было совестно, что не получилось провести даже остаток вечера вместе.

– Ничего, – Адриан спокойно смотрел на Рину, возившуюся недалеко от нас.

В тот день Рина не хотела меня отпускать, пришлось обещать ей, что скоро мы вновь встретимся. Хотя и на это обещание она расплакалась. Дочь всё ещё помнила, как когда-то оставалась одна в приюте. Хорошо, что Адриан это понимал и смог успокоить нашего ребенка, пусть и спустя время.

* * *

Прошло четыре дня, и настал день выписки. Все это время мы провели порознь. Работа не желала меня отпускать, и я никак не успевал посетить близких в приемные часы. Все, что я мог – звонить в госпиталь и уточнять у мужа состояние нашего ребенка. Так я узнал, что дочери давали мочегонные препараты и обезболивающие. Рина несколько раз жаловалась на боль в голове, а ее сердце иногда стучало быстро и несколько хаотично, что отмечали врачи. По тогдашним прогнозам дочь ещё некоторое время могла испытывать головные боли. Могла быть аритмия. В копилку лекарств добавились ещё несколько препаратов…

В день выписки Рина смогла сделать свои первые шаги сама. Она ещё не умела ходить, дома делала лишь редкие попытки встать, опираясь на сиденья стульев или дивана.

Пусть шажки эти были совсем крохотными, но Рина сделала их сама. Сначала первый, неуверенный, от которого упала на пол. Не заплакала. Потом ощупала ручками пол, перекатилась и снова попробовала встать. Получилось, хоть и с усилиями, как заметил потом Адриан.

И вот не прошло и пары минут, как Рина подошла к мужу, заполнявшему документы на стойке ресепшен, и протянула руки.

– Па-а-апа.

Словарный запас дочери едва ли насчитывал больше двадцати слов. Сейчас их явно не хватало, чтобы описать восторг, с которым наша девочка смогла сделать первые робкие шаги.

Адриан, закончив с заполнением бумаг и увидев, что дочь стоит около него и держится за штанину, сначала сморгнул, а потом с восторгом подхватил Рину, радуясь вместе с ней этому огромному достижению.

Вернувшись домой, дочь продолжила свои попытки и, улыбаясь, впервые смогла пройти путь от кухни до своей комнаты. Вечером же мы устроили маленький праздник, выбравшись в семейное кафе – то старомодное, в центре.

И пусть вокруг все шумело, гудело, по огромным телевизорам носились мультяшные герои, а в воздухе пахло странным сочетанием ванили и сыра, – праздник Рины удался.

Вокруг витала легкая музыка в стиле ретро. Нам показалось, что Рина отвлеклась, забыла о травме и настроилась на какой-никакой праздничный лад. Сидя за столиком с металлической окантовкой, мы наблюдали, как дочь веселиться.

Она постоянно крутила головой из стороны в сторону, сидя рядом в детском кресле: то ее привлекали кожаные сидения вокруг, то неоновые вывески вдоль стен с их ярким бирюзовым цветом и надписями в стиле мотелей прошлого, то необычные статуи и муляжи, то звуки игровых автоматов, что стояли у входа. Даже светильники и те не ускользнули от цепкого взора начавшей тянуть к ним руки Рины.

Хорошо, что дочь отвлекла официантка в розовом форменном платье с белым передником, принесшая нам мороженое. И хотя на запястье празднично одетой Рины все ещё красовалась больничная бирка, официантка сделала вид, словно не заметила.

– Ваш заказ, – улыбнувшись, девушка поставила заказ на столик и поспешила к другим посетителям.

– А? – коротко спросила у нас дочь, смотря на свое праздничное угощение.

Ну да. Она же его ещё никогда не пробовала.

Очередной укор совести больно кольнул прямо в сердце. Сколько мы ни старались, а дочь все ещё помнила свое прошлое.

– Это вкусно, милая, – улыбаясь, Адриан зачерпнул ложкой небольшой кусочек и попробовал. – Видишь? – Рина хлопнула глазами и… сунула в миску руку. Потом поднесла пятерню к лицу и слизнула.

– Рина, ну ты же взрослая! Ложка на что?

– Не хосю! Хосю так! – сначала возмутилась дочь. Но потом, – видимо, прочувствовав холод мороженого, – все же попросила ложку.

– Папа, дай! – крошечные перемазанные ручки потянулись к мужу.

В тот момент я впервые увидел это странное выражение его лица: одновременно брезгливости и в то же время понимания и принятия. Черт, вот он, взгляд любви! Тот, который говорит: хоть ты и грязнуля (не самый хороший человек), но я все равно тебя люблю и буду рядом!

– Ну ты и засранка! – без осуждения сказал Адриан. Потом быстро вынув салфетку из металлического держателя, муж вытер руки Рины и вручил ей ложку. Ох, зря! Теперь мороженое помимо рук выпачкало и воротник платья, и щеки дочери. Адриан все это время пытался улыбаться, хотя я видел, как ему тяжело и совестно перед дочерью. Я был уверен, что ничего из произошедшего не останется в памяти двухлетки, но вполне понимал чувства своей пары.

Рина тем временем, доев свое угощение, погрузилась в просмотр очередного мультика про бегающего зеленого кролика. Не удивительно. Ей и игра эта нравилась. Новые ощущения, новая атмосфера и новые люди затмили для Рины все неприятности.

Вот только чем больше я смотрел на дочь, тем больше понимал – она и в самом деле мне не безразлична. Вспоминая, как вернулся в пустой дом, я осознал в полной мере свою ответственность и перед мужем, и перед ребенком. Конечно, эта вечеринка едва ли оказалась долгой. Мы не больше часа провели в кафе, уйдя, как только Рина пожаловалась на головную боль.

– Боно! – схватившись за голову, крикнула дочь, и мы поспешили уйти.

По дороге домой пришлось зайти в аптеку за детской версией ибупрофена, ведь это одно из немногих лекарств, что продаются без рецепта. А новых рецептов врачи не соизволили выписать. Когда лекарство подействовало и дочь уснула, мы ещё ехали в автобусе. Вглядываясь в ночные фонари и всполохи света, мы с Адрианом тихо перешептывались, стараясь успокоить самих себя: все обошлось.