Текст книги "Розовый обруч"

Арка IV. Разная любовь

Глава 11
Детские симпатии

Эрик.

С того инцидента прошло шесть лет. Это был период своего рода затишья в нашей жизни. Мы с Риной возвращались из церкви. Когда мы вышли из храма, нас встретил теплый летний вечер. Город только начинал переводить дыхание от дневного зноя. Он шумел и жил своей жизнью, не обращая на нас с дочерью никакого внимания. Хоть в окнах играли краски заката, вечер не торопился наступать и зажигать уличные фонари. Да и прохлада все ещё безуспешно боролась с жарой, сохранившейся после летнего дня.

Мы неторопливо шли вдоль широкой дороги, помня, что до следующего автобуса по расписанию оставалось еще около получаса.

Вы спросите, почему именно церковь? О! Это отдельная история.

Так получилось, что Рина любила, а главное умела красиво петь. Вот уж точно этот талант оправдывал ее имя. Вы знали, что имя Рина означает «радостная песня»?

Сначала Адриан искал какие-то кружки, но либо качество обучения в них было сомнительным, либо занятия стоили слишком для нас дорого. Казалось, что мы ничего не найдем. Это расстраивало и нас, и ребенка.

Выход нашелся случайно. Им стала протестантская церковь. Ради хобби нашей дочери мы стали сопровождать ее на занятия хора, проходившие дважды в неделю: четверг и воскресенье. Не сказать, что мы религиозные люди, да и вера у нас отличается: я – протестант, а Адриан – православный. Особенной тяги к церкви ни у меня, ни у мужа нет.

Дочь мы тоже не крестили, решив, что она сама выберет веру, когда станет старше. Один раз я сводил ее на службу в пресвитерианскую церковь в Рождество. И то Рина долго меня упрашивала об этом. Сам я не думал о посещении храма.

На нас повлияло и то, что Адриана крестили когда-то силой. Это одно из немногих событий, произошедший в закрытой школе, о которых он мне рассказал. Он не любил вспоминать тот период в своей жизни и лишь один раз упомянул об этом событии вскользь, когда я поддался на уговоры дочери о походе в храм. Со слов моего мужа, куратор школы посчитала, что Адриан откуда-то из южной Европы и захотела «сохранить его наследие». В итоге мой партнер разочаровался в религии, навязанной ему силой. Как оказалось, школа этому аспекту уделяет слишком много сил.

Церковь нам посоветовали достаточно хорошие знакомые – одна из родительниц в школе. Она узнала, что мы – «розовая» семья, когда ее сын подружился с Риной. Детям тогда было по семь лет.

* * *

Звонок будильника, как всегда, прервал глубокий сон. Вынырнув из черной пустоты, я открыл глаза. В комнате все ещё было достаточно темно, но сквозь неплотные жалюзи пробивался свет. Я потянулся и, повернувшись к любимому, увидел пылающие красным щеки. Адриан уже не спал, но и бодрствованием его состояние я назвать не мог. Тяжело дыша, муж едва ли понимал, где находится. Его волосы были мокрыми. Адриан дышал ртом, и его хрипы при каждом вдохе лишь усилили мои опасения. Осторожно дотронувшись до лба моего партнера, я понял: у него очень высокая температура.

– Тебе надо к врачу, – это была скорее констатация факта.

Я понимал, что теперь мне придется задерживаться на работе и брать подработки, чтобы окупить лекарства и не влезть в долги. У нас не было никаких льгот ни при оплате налогов, ни при оплате жилья, в отличие от пар, официально оформивших отношения, и приходилось крутиться. Хорошо, что Фонд Грас спонсировал лекарства дочери.

Протестов на мои слова не последовало. Более того, молчаливость любимого была чем-то из ряда вон. Сомнений не осталось – он явно не простуду подхватил, а что-то куда серьезнее. Очевидно, что со всем придется справляться мне одному. Вздохнув, я отправился на поиски градусника. Все равно, пока меряется температура, я успею умыться. Градусник не обманул – 103 градуса по Фаренгейту. Точно, врач и только врач!

Утро пришлось посвятить быстрым сборам и такому же быстрому приготовлению завтрака. Адриана я оставил в спальне, ему было не до еды. Все, что сейчас требовалось моему мужу, – покой.

– Снова бутерброды? – недовольно спросила Рина, сев за стол. – Не хочу! Можно лучше что-то другое?

Я понимал протест дочери. За прошлую неделю она ела арахисовую пасту с желе раз пять. Но, ввиду форс-мажора, это было единственное, что я смог приготовить.

– Ешь быстрее, – я тоже сел за стол, отпивая кофе. – Папа заболел. Я провожу его к врачу, – я понимал, что мне придется перед работой отвезти мужа в госпиталь, дочь – в школу, а потом снова привезти Адриана домой. А это значит, что я гарантированно опаздывал на работу, и в лучшем случае на полчаса.

– А потом? – Рина в свои семь лет оказалась девочкой смышленой.

Она понимала, чем чревата болезнь отца. Мне даже показалось, что дочь может от этого расплакаться.

И правда, что потом? Денег у нас на няню нет. Вернее, на профессиональную няню. Ближайшие соседи находились через три дома, но к ним я обращаться не рискнул. Пожилая пара, им покой нужен был не меньше, чем больному Адриану. Оставалось только поискать кого-то из подростков. Это, конечно, не самый лучший вариант, но в нашем случае единственный доступный. К тому же из-за болезни Рины поиски няни осложнялись. В городе каждый знал об особенности нашей дочери. Про церковь мы тогда ещё не знали, хотя это бы нас жутко выручило. Оставалось достать телефонный справочник города и обзвонить все дома в нашем районе.

Отказывались все, кому я дозвонился в столь ранний час. Кто говорил, что готовится к экзаменам, кто, что уже имел личные планы и не может ими поступиться. Кто и вовсе без объяснения причин клал трубку. Что ж… Пришлось взять с Рины обещание, что после школы она быстро пойдет домой и позвонит мне по приходе.

– Не говори посторонним о том, что произошло. Если спросят в школе – скажи, у тебя были планы с папой, – наставления были совсем неправильными, отвратительными. Я практически учил дочь врать. Но я также понимал, что школа в любую минуту может нажаловаться в ЗСЦ, а это приведет ко многим проблемам. – В нашу комнату не входить, – добавил я, проверив, все ли дочь взяла с собой. – Не хватало и тебе заболеть.

Рина кивнула и поклялась, что позвонит по приходе домой.

– А можно мне зайти по дороге в магазин? – стуча друг о друга указательными пальцами, спросила она. – Я хотела немного сладкого купить.

– Нет, – тут уж от меня не вышло получить одобрения, хотя в другой раз я бы разрешил. – После школы – сразу домой. Папе может потребоваться твоя помощь.

– Ты же сказал, что входить нельзя! – аргумент с позиции семи лет вполне оправданный.

– Если папе что-то понадобиться, то можно. Но ненадолго, – обняв дочь, я с ужасом представил, что и она может так же заболеть. А у меня нет сил, чтобы тянуть двоих больных одному!

После посещения врача и сопровождения Адриана домой я отправился на работу, понимая, что безбожно опаздываю и получу по первое число от начальства. На удивление, меня прикрыла коллега. Та самая, которой я помогал.

Хотя мое непосредственное начальство не очень обрадовалось тому, что я попросил о дополнительной подработке, все же согласилось и дало мне ещё несколько дел, пусть и гражданских. Все знали, если я брался – выполнял. В тот день я задержался на час, но пару дополнительных дел собрал и проверил по ним все материалы. Рина тоже не обманула и правда позвонила в три тридцать дня. Всю оставшуюся неделю я приходил домой на четыре часа позже.

Уставая, я не обращал внимания ни на капризы Рины, ни на возможность заразиться, засыпая с Адрианом в одной кровати. Мне было все равно. Работа поглощала слишком много сил.

Я приходил, мы с дочерью ужинали, мыли посуду. Я мыл, а Рина вытирала. Быстро проверял ее домашнее задание, пока шел блок мультиков, объяснял, если ей было что-то непонятно, и мы ложились спать. К счастью, рабочая неделя закончилась.

Адриан почти выздоровел, и я мог вздохнуть с облегчением: больше не нужно сидеть на работе допоздна. Меня тяготило подобное. Я хотел быть с близкими. И вот, наконец, суббота!

Утро началось с криков Рины. Она орала дурниной, прыгала, судя по звукам, на диване и что-то повторяла.

– Опять конфеты с кофе своровала? – удивился муж, посмотрев на будильник: 7:40 утра.

Сквозь жалюзи пробирались тонкие лучи света, падая на циферблат часов. Жаль, что их не хватало для полноценного освещения комнаты, и нас окутывал полумрак.

– Пусть бесится. Выходной. Заслужила, – я лежал, обнимая любимого.

Наконец я мог перевести дух. Хотелось весь этот день наслаждаться покоем. Тело было тяжелым, неповоротливым. Даже крики дочери не могли меня расшевелить. Тем более крики веселья.

– Думаешь? – Адриан зевнул.

Ему также не хотелось вставать. После жара и болезни организм все ещё восстанавливался. Пусть работа Адриана не была тяжелой и скорее считалась подработкой, это не означало, что на нее не требовалось сил.

– Она всю неделю дома сидела, – улыбнулся я. – Заслужила в выходной побеситься.

Повалявшись ещё немного, мы все же решили посмотреть, в чем была причина столь громкого восторга.

– Рина, диван не батут, – заметил я, выйдя из комнаты.

Дочь пристыженно спряталась за спинку после очередного прыжка, но потом громко рассмеялась.

– Что случилось? Вредно столько смеяться. Голова заболит, – добавил Адриан, подойдя к дочери и сев рядом.

– Не заболит, – Рина неуклюже повалилась на отца, все так же смеясь. – У меня праздник! Меня на вечеринку пригласили! – с неописуемым восторгом крикнула дочь, протянув какую-то мятую листовку.

На самодельном флаере красовалась надпись, приглашавшая на вечеринку. Праздник был буквально на соседней улице. Я старался не относиться к подобному скептически, но все же решил проверить, действительно ли приглашение попало к нам не по ошибке. Это была открытая вечеринка, одна из тех, на которые приходят все, даже без приглашения. Но все же было бы невежливо просто прийти. Да и закон «Об информировании» по-прежнему довлел над нами.

Пока муж и дочь обсуждали предстоящее мероприятие, я позвонил соседям. Они подтвердили, что листовки раздали всему классу. Они недавно переехали в Брумалтаун и хотели подружить дочь с детьми, а за одно и познакомиться с соседями. Я предупредил относительно болезни Рины, но меня заверили, что прийти можно и заболевание не преграда. Что ж… Я уточнил, когда начинается праздник и что стоит с собой взять.

Мы втроем обсудили все условия: Рина может провести в гостях этот день, но с условием, что позвонит нам, когда соберется домой. Чтобы мы ее встретили. Дочь радостно кивнула и сказала, что мы самые лучшие. Собрав необходимое в плюшевый рюкзак, я проводил ее, пожелав хорошо провести время.

– Думаешь, ей там удастся повеселиться? – теперь в роли скептика выступал Адриан.

– Думаю… да, – пожал я плечами. – Согласись, это хороший шанс пообщаться. Тем более в неформальной обстановке. Ей ведь дальше жить. Мы не сможем ее всю жизнь опекать.

– Ты прав. Только как-то неожиданно… – на это я вспомнил, что листок дочь принесла давно, но всякий раз, пытаясь заговорить, получала отговорки. Адриан тоже был не в состоянии обсуждать подобное, снедаемый жаром.

Было стыдно: я ведь почти не уделял времени дочери на этой неделе. Я разрывался между больным партнером, работой и самыми элементарными домашними заботами. Времени на общение почти не оставалось. Объяснение уроков не в счет.

– Давай прогуляемся? Не могу больше дома сидеть! – словно ребенок, начал канючить муж. – Давай? Давай?!

Я не мог долго смотреть в просящие глаза и махнул рукой:

– Хорошо, но не долго.

– Не будь занудой! – тут же надулся Адриан, скрестив руки на груди.

– Кто бы говорил, – буркнул я, представляя, что ещё одной недели в режиме сверхурочной работы не выдержу.

Решили устроить пикник неподалеку от дома.

Перелесок позади участка был достаточно редким, с большим количеством полянок. Идеальное место. К тому же теплый осенний день не предвещал ни холода, ни дождя.

Собравшись и выйдя на улицу, мы заметили какое-то шевеление на дереве за домом. На птицу или кошку это не походило. И тут Адриан возмущенно вскрикнул:

– Мелкая, слезай оттуда! Я кому говорил без нас не лазать?!

Мелкая? Рина?! Я присмотрелся повнимательнее и увидел свисающую с массивной ветки красную сандалию. Точно Рина. Зачем она туда залезла? И почему не позвонила, как договорились?

– Помочь? – продолжил Адриан, подойдя к дереву.

Муж уже хотел полезть, как я остановил его, положив руку на плечо.

– Давай я, – давно мне не приходилось лазать.

Благо ветка, на которой сидела дочь, располагалась не слишком высоко. Оказавшись на дереве, я увидел Рину, пристально всматривавшуюся вдаль. Посмотрев туда, я сразу понял причину: отсюда было хорошо видно соседскую вечеринку.

– Ты ушла?

Рина кивнула.

– А почему не позвонила? – я пододвинулся как можно ближе и сел рядом с дочерью.

Пусть издалека, но ей хотелось поучаствовать в празднике. Смотреть на чужое веселье никто не запрещал.

– Это их вечеринка, – спокойно сказала дочь, даже не обернувшись на меня. – Я там лишняя.

– И как же ты это поняла? Тебе было неинтересно?

– Нет, – мотнув головой, произнесла дочь. – Просто со мной никто не захотел играть. Скажут пару слов – и уйдут. Даже в игры не брали. А потом я случайно услышала разговор взрослых. Когда из туалета выходила. Они говорили, что не знали о моей болезни, а когда узнали, не смогли отказать тебе. Что это было бы невежливо.

Мне стало неловко за свой звонок. Я не мог нарушить закона «Об информировании», но при этом, скажи я о болезни после вечеринки, может, все прошло бы иначе.

– Давай слезем? Папа нас ждет, – предложил я, понимая, какое это слабое утешение. – Мы на пикник собирались. Пойдешь? – давно я так не краснел. Это ведь самое дурацкое утешение, которое я только мог придумать.

Но Рина согласилась. Осторожно слезли, отряхнулись.

– Ну что, мелкая, составишь нам компанию? – попробовал было расшевелить дочь Адриан.

На это Рина неопределенно повела плечом, а я лишь покачал головой: не стоит. Сейчас подобное обращение казалось лишним и неправильным.

Мы прошли по просеке вглубь и, миновав озеро, оказались на небольшой опушке за перелеском. Расстелили покрывало и достали еду. Когда мы стали есть, к ногам Рины вдруг прикатился небольшой мяч.

– Кинешь? – послышался детский голос.

– Подойди и возьми! – сразу же ответила Рина.

Она явно переживала свою неудачу на вечеринке и не хотела быть милой с кем-то. Из-за кустов высунулась девочка с яркими, почти красными волосами, обрамляющими смуглое продолговатое лицо.

Прошуршав ветками, незнакомка подошла к нам, взяла пропажу и спросила, что Рина тут делает.

– У нас пикник! – тут же сделав гордое лицо, заявила дочь.

– Здорово! А у нас поход! – улыбнулась незнакомка в ответ. – Родители и брат за кустами палатку сооружают. Хочешь посмотреть?

Рина вопросительно посмотрела на нас.

«Можно?» – читалось в детских глазах, и мы не смогли отказать.

Тогда незнакомая девочка схватила Рину за руку и повела сквозь заросли.

– Лиза, Логан, я с подружкой! – последнее, что мы услышали, когда дети скрылись из виду.

«Интересно, она родителям?» – подумали мы, решив, что новая знакомая Рины – девочка.

Это подтверждала и одежда: футболка с сердечками и розовые шорты с подвязками. Нет, конечно, так мог одеться и мальчик, но лицо, длинные волосы и манера поведения все же склоняли нас считать незнакомку девочкой. Правда, мне показалось, что такая знакомая – не самая лучшая компания, ведь воспитанные дети взрослых, тем более родителей, по имени обычно не называют. Пожалуй, я был слишком старомоден. Прошло время, и мы стали собираться домой.

– Пойду позову. А то она может до ночи с новыми знакомыми болтать, – Адриан прекрасно понимал, как Рине не хватало общения со сверстниками. Но, не успел муж дойти до зарослей, как из них вышли наша дочь за руку с незнакомкой и симпатичная женщина. У нее были схожие цвет волос и овал лица с хорошо очерченными скулами. Одета взрослая оказалась так же, как и девочка. Лишь присмотревшись, я заметил под слегка сползшим на ключицы шарфом полоску розового чокера. Но виду решил не подавать. Вдруг обознался? К тому моменту уже начало холодать и смеркаться, поэтому вполне мог. Я помнил, что женские пары выделяли таким образом, но спросить постеснялся: незнакомые люди, их частная жизнь и все в этом духе…

«Лиза?» – подумал я. В ответ на мою догадку Рина обратилась к женщине, назвав ее этим именем, и спросила, можно ли ей ещё поиграть с ребятами.

– Папа, дядя, – последнее прозвучало с запинкой. С годами такое обращение ко мне на публике стало настоящей проблемой. Из-за этого мы попросили Рину называть меня при посторонних «дядя».

Нодля дочери такое обращение в мой адрес оставалось тяжелым и даже кощунственным.

– Простите нас. Дети заигрались в мяч, – покраснев, сказала Лиза, глядя на нас своими большими глазами.

– Кайли, ты же помнишь, нужно спрашивать разрешение? – обратилась женщина к дочери с укором.

– Мы разрешили, – поспешил заметить Адриан, взяв Рину за руку. – Рад, что все хорошо.

– Папа, Лиза и Логан – классные! – тут же восторженно стала рассказывать дочь. – Они много путешествуют!

На это Лиза заметила, что лишь недавно переехала с семьей, и буквально вчера они смогли распаковать последние коробки.

– Дети сказали, что тут «скучно», – сделала воздушные кавычки женщина. – Вот мы и решили их немного взбодрить, устроив маленький поход с ночевкой.

– Но тут запрещено разжигать костры, – тут же вмешался я.

На это женщина рассмеялась и сказала, что они используют покрывала на солнечных батареях, добавив, что эта вещь здорово выручала их в пустынях.

– Мне альбом показывали! Очень красиво! – с восторгом первооткрывателя Рина принялась говорить об увиденном так, словно сама побывала в этих местах.

– Нам пора, – все же напомнил я, держа корзину и рулон покрывала.

Я понимал, детям ещё хотелось поболтать и порезвиться, но уже вечерело, да и я устал держать громоздкие вещи в руках.

– Увидимся на английском! – крикнула Кайли, скрывшись за матерью в кустах.

– Видишь, иногда не так и плохо уйти откуда-то, – Адриан погладил Рину по голове. Дочь согласилась и начала пересказывать нам истории, которые ей поведали новые знакомые о разных странах и местечках на нашей необъятной планете. Рассказывала она и о том, как же интересно было играть втроем. Так и началась дружба между нашими семьями.

Глава 12
Парад

Эрик.

Новые знакомые, Лиза и Логан Беннетт, являлись вполне милой парой, и мы начали общаться теснее. Кайли, сын Лизы, стала лучшим другом Рины, несмотря на то, что они учились в параллельных классах. Позже к маленькой компании присоединился и брат Кайли – Марк. Он сначала считал брата и Рину занудами и книжными червями, но когда дочь стала рассказывать Марку про компьютерные игры и неординарные ходы в них – мальчик растаял.

Мы оказались в одной лодке: Беннетты по закону тоже «розовые». Обе девушки были больны вирусом Мехони, из-за чего сами подвергались остракизму. Вот откуда у Кайли такие познания о вирусе и полное отсутствие страха перед ним.

Разве что, в отличие от нас, девушки заключили официальный брак и им не грозили разборки с опекой при малейшем «но».

Лиза и ее супруга, официально зарегистрировав свои отношения, обязаны были носить розовый обруч, хотя уверяли нас, что это крайне неприятно. Адриан с этим согласился, а я лишь принял как данность.

Семья Беннеттов ходила в храм каждую неделю на воскресные службы. И когда они узнали о наших поисках, сразу предложили церковный хор в качестве альтернативы кружкам. Лиза заверила нас, что священница этого – прихода вполне толерантная и терпеливая женщина. К нашему счастью, это действительно оказалось так.

Священница Нортон была женщиной прогрессивной. Она не настаивала, чтобы Рина знала Библию наизусть, и ни разу не говорила, что мы плохая семья. Думаю, она, как и окружающие, прекрасно все понимала. И пусть Адриан все равно немного скептически относился к посещению храма, все же он радовался за дочь. Она нашла место, где ее принимают такой, какая она есть.

Когда мы шли в сторону остановки, Рина раскачивала мою руку, что-то напевая себе под носи радостно подпрыгивая. Да, шажки Рины были крохотными, и мне приходилось идти медленнее, чем обычно. Все же один мой шаг равнялся двум, а то и трём шагам ребенка. От прыжков волосы Рины разлетались в разные стороны, а платье комкалось и выглядело совсем неопрятно.

Все же миссис Нортон хоть и не настаивала, но просила Рину приходить в храм в платье. Да и дочь, наблюдая за остальными прихожанками, решила не выделяться. И, хотя в брюках девушки и женщины тоже иногда приходили, Рина посчитала подобное неуместным. Для нее церковь стала одним из немногих светлых пятен, скрашивавших ее жизнь, и она хотела сделать эти посещения особенными.

– Давай купим к ужину что-нибудь? – предложил я.

Я прекрасно знал, что Адриан вернется с работы ненамного раньше нас. Усталый, он едва ли будет заходить куда-то по дороге из кафе. Дочь кивнула, продолжая напевать что-то.

Мы неторопливо шли, пока не натолкнулись на кондитерскую. Рина застыла у витрины с разнообразной выпечкой, широко раскрыв глаза. В них так и читалась просьба зайти в эту лавку. Что ж. Я не смог отказать. Ведь сам ей это предложил.

Оказавшись внутри небольшой лавки, Рина бегала от одной витрины к другой, и рассматривая разные булочки, хлеб и пирожные, пытаясь сделать выбор. Я видел, как она колебалась между несколькими вариантами, и предложил свою помощь.

Обилие запахов отвлекало, мешая выбирать. Сладкие ароматы ванили, яблок, груш и слив, смешиваясь с запахом только испеченного хлеба, кружили детскую голову. Это оказался трудный выбор. Но мы справились. Наш выбор пал на одновременно и простое, и традиционное блюдо – вишневый пирог.

Выйдя с покупкой, уже хотел пойти вниз по улице, как вдруг дочь высвободила свою руку из моей и побежала к ограждению, установленному недалеко от поворота. Шустро добежав до металлического ограждения, Рина взобралась на него и стала всматриваться в даль. Я сначала решил, что там разворачивается какое-то представление: издалека слышались веселые звуки скрипки, флейты и даже, где-то совсем далеко, саксофона.

«Цирк?» – подумал я, последовав за дочерью.

Подойдя к ограждению и встав рядом, я увидел, что там происходит.

«Синий» парад. Поняв, что это за шествие, я оказался в полном замешательстве. Как я мог про него забыть? Начиная с нашего с Адрианом поколения, эно стали осознавать дух свободы. Они мечтали о большем, нежели быть обслугой в семье или сотрудниками ЗСЦ. И если в самом начале «синее» движение представляло собой всего лишь подполье и маргинальную мелкую партию, то с годами оно набирало популярность и даже приобрело какой-никакой статус в обществе (пусть и пока не очень весомый). По крайней мере, осуждать его адептов постепенно перестали.

Молодые люди шествовали вверх по улице с флагами и баннерами. Играла громкая музыка. Кто-то танцевал, кто-то пел или горланил песни о любви. У кого на что хватало голоса. Вокруг не оказалось машин, если не считать двух полицейских, а вот пара ярких платформ миновала нас.

Кто-то скандировал лозунги сквозь мегафон и поджигал розовые чокеры. Кто-то просто шествовал, пытаясь показать, что в обществе есть проблемы, на которые не обращают внимания. Это напоминало, скорее, театральное представление, нежели серьезный митинг. В целом такие мероприятия проходили мирно, что повлияло на мое решение не трогать дочь. Пусть смотрит, если ей нравится.

Рина всматривалась в шествие и хлопала в ладоши. Ей нравились музыка и песни, она даже пробовала подпевать. Я же стоял рядом и страховал ее, боясь, что ещё немного – и дочь упадет. Пока мы смотрели на действо, я вспомнил свою подругу детства. Я не знал, примкнула ли она к этому движению, но даже не сомневался в том, что она горячо поддерживала происходящее. Подруга с десяти лет грезила о свободе для эно, из-за чего часто конфликтовала с окружающими (ну не укладывалось у подруги в голове, что многие эно из нашего окружения были вполне довольны своим положением, а кто-то даже умудрялся получать от этого выгоду). Порой противостояние доходило до серьезных скандалов: так, она поссорилась с несколькими мальчишками в своем классе, став отщепенкой. Она свое мнение высказала и нашим отцам. Отец Ким, зная характер дочери, молчал, а мой лишь скрипел зубами и говорил, что Ким многого не знает о людях.

Может и так. Она говорила, что стала задумываться о таких сложных вещах в восемь. Как раз детям в этом возрасте рассказывают об «эпо» и о том, что это условие консолидации брака. Со слов подруги уже тогда ее не поддержали одноклассники, сказав, что и мужчинам, и женщинам тоже ставят свои условия. Nulla regŭla sine exceptione – «Нет правила без исключения». Видимо, подругу можно отнести к исключениям, ведь все остальные дети соглашались с устоявшимися правилами.

Вдруг среди людей стала заметна небольшая группка молодых ребят. Они выделялись из яркой, красочной толпы и, казалось, не имели к шествию отношения. Вот только все они шли парами, держась за руки. Ни на ком я не увидел обруча. В силу огромного количества социальной рекламы Рина понимала, для чего нужны эти обручи на шее. Ну да, стоит включить телевизор и на тебя хлынет поток информации о том, как же «прекрасен» «розовый» брак и что без официального союза жить нельзя.

Конечно, нам пришлось объяснить Рине, что не все люди готовы носить обруч и не все могут оформить официальных отношений из-за законов, которые не хотят менять несмотря ни на что. Но этому объяснению дочь едва ли поверила. Не могу ее в этом винить – от того потока рекламы, которая муссировалась по ТВ и в журналах, я бы тоже не поверил, что можно просто отказаться носить данный атрибут.

Поравнявшись с нами, одна пара поцеловалась. Увидев это, Рина тут же прекратила хлопать, повернулась ко мне, теперь уже держась за изгородь, чтобы не упасть. Посмотрев в упор, дочь задала мне очень неприятный вопрос:

– А эти люди – как вы с папой?

Вопрос громким эхом прозвучал у меня в ушах. Сердце бешено забилось, а к щекам подступил жар. На таких парадах часто встречались сотрудники ЗСЦ, и я вновь ощутил их присутствие в нашей жизни. Конечно, парад не нарушал никаких статутов и у ЗСЦ в данном случае не оставалось ни единого повода отказывать в его проведении, но я понимал, что «защитники», скорее всего, брали на контроль всех присутствующих на этом мероприятии. К счастью, окружающие из-за музыки не услышали вопроса.

Поняв, что пока внимания мы не привлекли, я повесил пакет с покупкой на плечо и осторожно снял дочь с изгороди.

– Я тебе дома расскажу. Хорошо? – держа ребенка за руку, спросил я.

Рина расстроилась, что не получила ответа, но все же кивнула. Пока шли, дочь ещё долго всматривалась в шествие позади нас, то и дело поворачивая голову. Она больше не прыгала и не напевала, обдумывая что-то.

Мы ехали до дома примерно десять минут. За это время небо потемнело, тучи сгустились и стали слышаться раскаты грома. Ещё через какое-то время появилась первая молния, и забарабанил дождь.

На остановке автобуса нас встретил Адриан. Он специально пришел с зонтом, увидев в окно, как потемнело небо. Знал, что мы приедем, если не на этом автобусе, то на следующем. А ещё муж помнил, как тяжело недавно болела дочь, с трудом перенося высокую температуру.

Так и шли домой, я держал зонт, а Адриан нёс Рину на руках, чтобы она не промочила ноги в своих выходных туфлях.

Дома муж все же помог дочери высушиться, переодеться в пижаму и закутаться в одеяло перед телевизором. Как обычно, шли мультики, и Рина погрузилась в происходящее на экране.

– Она видела «Синий» парад, – вздохнул я, когда мы с мужем были на кухне и могли поговорить наедине.

– Эрик, она бы его в любом случае увидела. Рано или поздно, – Парировал Адриан, хотя я видел, что он сам был не рад услышанной новости.

– И как?

– Спроси у нее. Вроде музыка ей понравилась, она в ладошки хлопала.

Я не знал, как на это реагировать. Ничего предосудительного ни я, ни дочь не увидели: радостные люди, размахивающие флагами да танцующие во время шествия. Я совсем забыл, что парады аболиционистов «розового» брака проходят каждый год.

Вопрос Рины тогда стал для меня очень болезненным. Почти таким же, как вопрос: «Откуда я появилась?» И если с последним мы кое-как справились, сказав правду, то вот с вопросами про любовь у нас возникло много проблем.

Всю свою жизнь Рина видела, как мы обнимаемся, целуем друг друга дома. Для нас в порядке вещей поцелуи в щеку, объятия за талию, плечо. Ничего более. Рина привыкла к этому, и сама могла рассчитывать на проявление ласки от нас в любое время. По телевидению она тоже видела разные шоу про «розовые» семьи, призывающие заключать браки.

Мы оба понимали, что, с одной стороны, нормально, так или иначе, показывать взрослые отношения и любовь друг к другу в рамках разумного. Это лучше, чем видеть постоянные скандалы и ссоры родителей. Да и то, что нас двое, показывало дочери, что мы любим не только ее одну, но и друг друга. С другой, мы боялись, что рано или поздно нам могут намекнуть и посторонние, что знают о наших истинных отношениях. Тогда нам необходимо будет их оформить юридически: для общества мы были, мягко скажем, люмпенами из-за того, что официально не вступили в брак и не прошли «эпо».

Из-за дочери с каждым годом играть роль дальних родственников нам становилось все труднее. Хотя мы старались лишний раз не показывать отношений за пределами дома.

После того как начался период либерализации, связавший по рукам некоторые полномочия ЗСЦ, легче не стало. Да, теперь официально «защитники» проводили свои расследования и после вынесения своих решений требовали выполнения условий. В противном случае ЗСЦ подавали в суд вышестоящей инстанции. А если добавить, что «розовые» семьи существовали и их примеры видел каждый, то и вовсе становилось трудно делать вид, что мы не такие. Как говорить с дочерью на подобную тему, мы не представляли.

И хотя пока она не задавала много вопросов, думаю, они постепенно созревали в ее голове. И не только вопросы. Осознание того, что мы делаем что-то не так, постоянно витало в воздухе.