Текст книги "Братство рун"

Глава 5

– И вы совершенно уверены, что это действительно произошло с вами? Что вам не приснился кошмарный сон?

– Это действительно было так, – заверила Гвеннет Ратвен. От одного только воспоминания о событиях, которые разыгрались в мрачных темницах замка, Гвенн начинала дрожать от страха. – Это было так же реально, как существуете вы и я, патер.

Патер Дугал, молодой премонстратенский монах, которого его монастырь направил в Ратвен, чтобы он оказывал духовную поддержку хозяевам замка и их домочадцам, внимательно посмотрел на Гвенн. По его виду было понятно, что рассказ молодой женщины шокировал его. Дункан Ратвен стал членом языческого братства? К тому же еще такого, которое поставило своей целью уничтожение христианской религии и восстановление языческих богов?

Дугал не был глупцом. Он прекрасно знал, что с введением христианского учения в Шотландии язычество не было искоренено полностью. Хотя большинство глав кланов и их семьи обратились в христианство, во многих областях еще упрямо сохранилась прежняя вера в духов природы, в черную и белую магию и в знаки рун, которым люди придавали таинственное значение. Да и сам Дугал когда-то верил во все это, и хотя он выбрал истинную веру, но все еще отдаленные уголки его души содрогались перед их могуществом. Друиды, тайные союзы и загадочные знаки – все это пугало его. И, как сейчас ему пришлось узнать, они действовали в непосредственной близи.

– Если вы правы, леди Гвеннет, тогда…

– Какая у меня может быть причина обманывать вас? Я сестра князя. Вы не можете поверить моим словам?

– Я бы хотел сделать это, – заверил монах и стыдливо опустил голову. – Но хочу быть совершенно откровенным с вами. Вас считают человеком, слова которого по крайней мере следует подвергать сомнению. Я не хочу сказать, что не верю вам, но факт, что вы сами занялись теми же вещами, в которых обвиняете Дункана Ратвена, не уменьшает моего сомнения.

– О чем вы говорите? – спросила Гвеннет, и потом ей стало ясно: старая Кала. Видимо ее видели вместе с ней, и молниеносно по округе разнеслось, с кем она встречалась за пределами стен замка.

– Я знаю, что говорят о той женщине, патер, – открыто сказала Гвенн, – но я могу заверить вас, что все это неверно. Она тоже знакома с тайнами рун и разбирается в вещах, знания которых другие давно утратили. Но она не стоит на стороне братства, и от нее не зависит, что кто-то пытается снова вернуть темные века. Она знает, что ее времени наступает конец, и считает вас и ваших собратьев теми, кто продолжит традицию белой магии.

– Белой магии? Как я должен это понимать?

– Кала говорит, что существует два вида посвященных в руны: одни связаны со светлыми рунами света, направленными на благо людей, но другие используют силу рун во вред, чтобы добиться силы и власти и свергнуть существующий порядок. Как таинственный друид, который завлек в сети своего братства моего брата.

– Вы пытались отговорить Дункана?

– Нет. В последние недели и месяцы я вынуждена признать, что он все больше отдалялся от меня. Я боялась, что он может предать меня своим заговорщикам, и тем самым я бы ничего не добилась.

– Итак, заговор, – тихо произнес Дугал. Гвеннет видела, что он задрожал от волнения под своей грубой серой сутаной. – Заговор с целью лишить Уильяма Уоллеса власти и предать врагам.

– И на этом братья рун явно не остановятся. Следующим их шагом будет передача проклятого меча во владение молодому эрлу Брюсу, которого выберут предводителем на собрании знати. Так они хотят обеспечить ему победу и короновать на трон, но Роберт всегда должен находиться под влиянием братьев рун. Он будет делать то, что они потребуют от него, и я сама слышала, как они сказали, что выжгут с этой земли крест.

Патер Дугал побледнел. С осунувшимся лицом, облысевшей головой и темными кругами под глазами, он выглядел и без того довольно болезненным. Но теперь он постарел еще на несколько лет. Склонив голову и качая ею, он стоял перед Гвеннет Ратвен и пытался переварить смысл ее слов.

– Теперь вы верите мне? – спросила молодая женщина почти испуганно. Патер Дугал был единственным, к кому она могла обратиться за помощью. Если он не поверит ей или выдаст ее брату, то все будет потеряно.

– Я верю вам, – заверил он к ее великой радости. – Конечно, я не уверен, что вы выбрали подходящего человека, леди Гвеннет. Я только лишь простой монах. Чем я могу помочь вам?

– Тем, что передадите предостережение Уильяму Уоллесу. Как я слышала, в настоящий момент он находится у монахов, чтобы оправиться от своих ранений. Вам не должно составить труда передать ему через своих братьев эту весть.

– Действительно, вы правы.

– Тогда я могу рассчитывать на вас, патер?

Дугал заглянул глубоко ей в душу, и на какой-то миг Гвенн показалось, что он смотрит на нее глазами не монаха, а молодого мужчины. Наконец он кивнул, и на его бледном и изнуренном лице появилась робкая улыбка.

– Я помогу вам, леди Гвеннет, – пообещал он. – За то время, которое я провел в замке Ратвен, вы всегда проявляли себя как верная дочь церкви, так что я не хочу верить во весь бред, который тут разносят. Я немедленно отправлюсь в дорогу к моим собратьям. Сэр Уильям должен узнать, какая опасность ему угрожает.

– Я благодарю вас, патер Дугал, – сказала Гвенн шепотом. – И прошу вас, будьте осторожны.

С этими словами она покинула исповедальню и домашнюю часовню в замке Ратвен и вернулась поспешно в свою женскую половину. Как обычно, она оглянулась по сторонам, чтобы удостовериться, что никто не следовал за ней. Но хотя она никого не увидела, нашлись свидетели ее разговора с патером Дугалом.

С тех пор как Дункан Ратвен оказался под влиянием братства, замок Ратвен превратился в место недоверия, лжи и интриг. Шпионы, которые подчинялись друиду и его сектантам, следили за остальными в тени и нишах и превращались в глаза и уши стен, и вот один из таких шпионов подслушал разговор Гвеннет Ратвен с патером Дугалом.

И очень скоро Гвеннет навестили в ее комнате. Когда она открыла дверь и увидела своего брата, она обрадовалась, потому что уже очень давно они не разговаривали друг с другом. Но потом она увидела тех, кто сопровождали его: двоих вооруженных стражников и, кроме того, мужчину, возраст которого нельзя было определить. Волосы у него были седыми и длинными, спадающими до плеч, и густая длинная борода закрывала нижнюю часть лица.

Взгляд его глаз из-под черных бровей был холодным и страшным. Его горбатый нос был острым как нож, рот – тонкой полоской. Гвенн не могла припомнить, чтобы прежде видела этого мужчину, пока он не наклонился, чтобы войти в ее комнату вместе с Дунканом.

Сгорбленная осанка и немного шаркающая походка незнакомца тут же показалась Гвеннет знакомой: это был друид, предводитель братства. Она приложила усилие, чтобы не выдать своего замешательства. Заставляя себя сохранять спокойствие, она ждала, пока войдут Дункан и его спутник. За ними тихо закрылась дверь, и оба стражника остались снаружи.

– Как у тебя дела, сестра? – поинтересовался Дункан вкрадчивым голосом, и Гвеннет догадалась, что разговор принимает серьезным оборот.

– Какие у меня должны быть дела? – спросила она, пока спутник Дункана бесцеремонно уставился на нее. Присутствие этого человека было так ужасно, что невольно Гвеннет отступила назад.

– Но надеюсь, что у тебя все в порядке?

Гвенн довольно хорошо знала Дункана, чтобы понять, что ему никакого дела нет до ее благополучия.

– Чего ты хочешь, Дункан? – поэтому прямо спросила она. – И кто этот человек?

– Конечно же. – Дункан кивнул головой. – Мы соблюдем добрые традиции. Это, дорогая сестра, граф Милленкорт.

– Граф? – удивленно спросила Гвенн. – Из какого клана?

– Я не из клана, моя дорогая, – ответил Милленкорт, и Гвенн узнала голос, который бормотал таинственные заклятия той ночью и объявлял планы заговорщикам. – Я родом не из Шотландии, а из Франции, великой страны, расположенной за морем.

– Мне прекрасно известно, где находится Франция, – ответила Мэри, едва скрывая свое отвращение. – Только я не была в курсе, что там у моего брата есть друзья.

– Граф гораздо больше, чем друг, сестра, – резко осадил ее Дункан. – Он не только друг, но и верный союзник, который поможет мне победить врагов Ратвенов. Он не иностранец в нашей стране, потому что его предки кельты, точно так же, как и у нас.

– С тех пор прошло время, – сказал граф, и лживая улыбка заиграла на его узких губах. – Многое изменилось в этой стране. Но возможно, однажды все вернется на свои места, как было прежде.

– В это я не хочу верить, – ответила Гвеннет в порыве упрямства. Манера речи графа не понравилась ей, в ней слышалась хитрость и высокомерие.

– Тебе следует быть повежливее с графом, сестра, – предупредил ее Дункан. – В конце концов, он гость в нашем доме.

– В первую очередь, он твой гость, Дункан. Я не верю, что отец захотел бы приветствовать его в нашем доме.

– Но нашего отца уже давно нет в живых! – сказал Дункан так громко, что его голос почти перешел на крик. – Времена изменились. И теперь я хозяин Ратвена. Я совершенно один и волен сам выбирать себе друзей и союзников.

– Верно, – ответила Гвенн. – Но ты должен при этом соблюдать большую осторожность, потому люди не всегда оказываются теми, за кого выдают себя.

– Я знаю, – сказал Дункан и опустил голову. На какой-то миг Гвенн уже поверила, что ее слова действительно заставили его задуматься; но когда Дункан поднял голову, его глаза сверкали гневом и напугали ее. – Как я должен признать, сестра, именно тем, кто ближе всего стоит ко мне, я не могу доверять, потому что они повернулись ко мне спиной в эти дни, – с этими словами он откинул свою накидку и достал предмет, который протянул Гвеннет. – Ты узнаешь его?

Гвеннет тут же узнала предмет в его руках и закрыла руками рот, чтобы не закричать громко. Это был простой деревянный крест, тот самый, который патер Дугал носил на своей груди.

– Что случилось? – шепотом спросила она. С ужасом она посмотрела на брата.

– Ничего особенного. – Дункан пожал плечами. – Я лишь решил, что мы больше не нуждаемся в духовной поддержке патера Дугала.

– Ты… ты убил его, – тихо произнесла невероятное Гвеннет. – Человека церкви.

– Я не делал ничего подобного, – надменно возразил Дункан. – Но как я слышал, стрела лучника неудачно соскочила и угодила прямо в спину несчастному патеру как раз в тот момент, когда он хотел покинуть замок. Ты можешь представить, куда он собирался?

– Нет, – бесстрастно ответила Гвенн и опустилась на стул. Она вдруг почувствовала, как ее ноги подкосились, и ей стало дурно. Мрачные предчувствия закрались ей в душу.

– Тогда я помогу немного освежить вашу память, моя дорогая, – вмешался в разговор Милленкорт.

По-хозяйски он подошел к ней, посмотрел на нее сверху вниз, подбоченившись, как владелец имения, который собирается судить свою крепостную.

– Вас подслушали, Гвеннет Ратвен, когда вы доверили патеру Дугалу тайны, которые лучше было сохранить в секрете. Вещи, о которых вам явно не следовало никогда узнавать и видеть. Вещи, явно не предназначенные для ваших глаз и ушей. Ваше женское любопытство завело вас туда, но вам бы следовало лучше отступить, потому что вы жестоко заплатите за это. Точно так, же как Дугал.

– Это были вы, не так ли? – спросила Гвенн. – Вы стоите за всем этим. Вы отравили разум моего брата и сделали своей тенью, крепостным, который беспрекословно подчиняется вам.

– Попридержи свой язык, сестра! – закричал Дункан. – Граф Милленкорт мой друг и учитель. Под его руководством Шотландия снова станет той, какой была прежде: сильной и могущественной. И он хочет, чтобы Ратвены стали самым могущественным домом в Шотландии, как желал того наш отец.

– Ты ослеп? – качая головой, спросила Гвенн. – Он тоже заколдовал тебя, чтобы ты не узнал его истинного лица? Ему нет дела до тебя, Дункан, и ему дела нет до Ратвенов. Ему есть дело только до своих собственных интересов. Чтобы достичь своих целей, он пойдет на все.

– Не слушай ее, брат наш, – обратился граф к Дункану. – Она сошла с ума и не знает сама, что говорит.

– Я прекрасно знаю, о чем говорю, – возразила Гвеннет. – Ее обычно нежное лицо раскраснелось, и страх сменило возмущение. – Я знаю, что он, – она указала на графа, – не тот, за кого выдает себя. Он не благородный человек, и родом он не из Франции. Вероятнее всего, он вовсе не человек.

– Но моя дорогая, – с широкой усмешкой спросил Милленкорт, – кто же я тогда, по-вашему?

– Я не знаю. Но мне сказали, что вы старше, чем любой человек и уже столетия бродите по земле. Возможно, вы посланник зла. Демон. Посланец тьмы.

Целую минуту Милленкорт не говорил не слова. Потом закинул назад голову и разразился громким смехом, который отразился эхом под низким потолком комнаты. Дункан, которого слова сестры, похоже, напугали на какой-то миг, присоединился к графу и теперь тоже смеялся от всей души, и Гвеннет знала, что у нее нет больше шанса изменить его путь.

– Что тебе еще известно, сестра? – поиронизировал Дункан, смеясь. – Ты всего лишь глупа баба и не можешь понять открывающихся перед нами возможностей. Мы стоим в начале нового, великого столетия, в котором мы снова станем сильными и будем властвовать.

– Ты бы сам послушал, что говоришь, – прервала его Гвеннет. – Отец никогда бы не простил этого. Он всегда оставался верен своей стране и вере. Ты же все предал.

– Отец был глупцом, – с ненавистью накинулся на нее Дункан. – Я говорил ему, что Храброе Сердце предатель, который приведет нас всех к гибели, но он не хотел даже слушать меня. Он принял свое решение, а я теперь принимаю свое. Я не просил его о том, чтобы он шел в бой и оставлял мне Ратвен. Он, не спрашивая меня, оставил мне эту ношу, оставил меня одного без совета и идеи.

– Ты задет за живое, – заметила Гвеннет. После чего выражение лица Дункана изменились, и на короткий миг она вспомнила маленького, невинного мальчика, которого она когда-то знала как своего брата и любила.

Она с нежностью протянула к нему руки.

– Брат, – тихо сказала она, – я знаю, что ты несешь на своих плечах большую ответственность. Тяжело надеяться только на себя и принимать решения, не правда ли? Но ты не одинок, Дункан. Отец всегда с тобой, так же, как и я. Вместе мы можем достигнуть многого. Еще не поздно. Все может снова быть хорошо, ты слышишь меня?

На миг в глазах Дункана действительно мелькнуло сомнение, неопределенная тоска по тому времени, когда события не были запутанны, когда он еще знал, кому следует верить и к кому он принадлежит.

Граф тоже видел это прекрасно; вдруг его начали мучить мысли, что покорный ученик может отвернуться от него. – Не слушай ее, Дункан! – настойчиво сказал он. – Ты не замечаешь, к чему она клонит? Она хочет сломить твою решительность и отравить твой разум!

– Нет! – уверенно ответила Гвеннет, – этого я не хочу. Я хочу лишь, чтобы мой брат стал снова тем, кем был прежде.

– Не обращай на нее внимания, Дункан. Ее слова полны лжи и обмана. Она хочет лишить тебя законного наследства, того, что принадлежит тебе по праву. Разве ты не чувствуешь яд, который источает со своими словами? Она ведьма.

– Ведьма, – как эхо бесстрастно повторил Дункан. Страшный огонек снова сверкнул в его глазах, неуверенность исчезла. Тут Гвенн поняла, что все потеряно. Влияние графа было сильнее ее, все именно так и предсказывала Кала.

– Прочь с глаз моих! – накинулся на нее Дункан. – Что бы ты не говорила, сестра, ты не переубедишь меня отказаться от моего решения. Я решил для себя, на какой стороне стою, и не поменяю своего решения ни сейчас, ни после. Дом Ратвенов навеки связан с братством рун. В этом я клянусь своей кровью.

– О Дункан! – Гвенн покачала головой в ужасе. – Ты не ведаешь сам, что говоришь.

– Наоборот. История имеет вечный круговорот, сестра. Все повторяется. Уильям Уоллес обманул нас всех. Он предал нашего отца, и теперь будет предан он. Ты действительно верила, что можешь удержать нас? Поэтому ты послала простого монаха предупредить Уоллеса? Было достаточно одной стрелы, чтобы закончить его деяния. Никто не может остановить нас, Гвеннет. Никто, слышишь? – Снова он разразился холодным, надменным смехом, который подхватил граф.

Гвеннет не могла чувствовать ничего кроме глубокого отвращения.

– В кого ты превратился, брат? – с ужасом прошептала она.

– Я познал истину вещей. И не называй меня больше своим братом, потому что с этого момента связь между нами распалась. Ты действовала против меня и хотела предать меня врагам. Отныне ты не принадлежишь к нашей семье. Ты отверженная. Тебе нет места в нашем роду и в нашей стране. Тебя постигнет то, что заслуживает предательница.

– Нет, – ахнула Гвенн, но черты лица ее брата оставались жестокими и непреклонными. Громко он позвал стражу и велел запереть ее в верхней комнате западной башни, пока он не решит, что дальше делать с ней.

– Дункан, брат мой, – крикнула со слезами на глазах Гвеннет. – В кого ты превратился? Какой демон вселился в тебя?

– Я не могу больше слушать тебя, – возразил господин Ратвен холодно, – потому что у меня нет больше сестры. А ты, баба, придержи свой язык, а то я отрежу его. Прочь!

Стражники схватили ее и потащили прочь из комнаты по коридорам. Еще раз она обернулась и послала последний взгляд каменному лицу своего брата и презрительно смеющемуся графу. Потом дверь снова закрылась, и перед ней открылся длинный темный коридор в неизвестное будущее.

Со страхом Мэри дочитала рассказ до конца, все сильнее чувствуя, словно произошедшее, разыгравшееся тогда в замке Ратвен, случилось с ней самой…

Гвеннет отвели в Западную башню и заперли там в башенной комнате. Там она влачила жалкое существование в холоде, питаясь хлебом и водой, в полном отчаянии из-за безрадостных перемен, которые принесли ей эти события. Спустя несколько дней ее навестили. Это была Кала, которая появились непосредственно перед дверью, и переговорила с ней через дверь. Кала утверждала, что еще не потеряна надежда, и внушила Гвенн мужество. Потом она что-то подсунула под дверь, и Гвеннет с удивлением обнаружила чернила, воск для печати и пергамент.

Колдунья приободрила Гвенн и попросила, чтобы та записала свою историю, каждую печальную деталь, и спрятала потом записки в стене, в которой она найдет пустоту и кожаный колчан. Объяснение тому она не дала, и Гвенн тоже не спрашивала об этом. Она была благодарна за то, что теперь имела хоть что-то, чем бы она могла отвлечься от своего печального жребия. Ее отец настоял, чтобы она владела языком и письмом, хотя это было довольно необычно для женщины, и ей не составило особого труда записать свою историю, как требовала того старая Кала.

Когда старуха стала прощаться с ней, Гвенн поинтересовалась будущим.

– Будущее, – ответила Кала, – трудно увидеть в эти дни. Мир охвачен беспорядками, и руны не открывают всех своих тайн.

– Тогда скажи хотя бы, что будет со мной, – потребовала Гвенн.

Колдунья засомневалась.

– Ты должна быть сильной, – ответила она. – Я видела твой конец, темный и жуткий. Твой брат предал вашу семью мрачным силам, дитя мое, и им будет принадлежать она многие поколения.

– Тогда… больше нет никакой надежды?

– Надежда всегда есть, Гвеннет Ратвен, даже в таком месте, как это. Не сейчас, а через много столетий. Когда пройдет пятьсот лет, дитя мое, вспомнят о твоих поступках и страданиях. И молодая женщина узнает, как сильно ее судьба похожа на твою. Она решится изменить ее и выступит на борьбу с темными силами. Лишь тогда будет решена судьба дома Ратвенов.

С этими словами заканчивался рассказ Гвеннет Ратвен, и Мэри сидела как громом пораженная. Она вернулась обратно и перечитала последний абзац второй раз, перевела снова каждое слово, чтобы удостовериться, что не вкралась никакая ошибка.

Точный текст остался тот же, но неужели это было возможно? Как могла старая Кала много-много лет назад знать, что произойдет в далеком будущем? Она действительно была колдуньей, женщиной, обладающей магическими способностями и умеющей заглядывать в будущее? Она уже тогда предвидела то, что лишь теперь выпало на долю Мэри?

Мэри Эгтон слишком реалистично смотрела на жизнь, чтобы считать возможными такие вещи. Она верила в романтику и силу любви, в доброту людей и в то, что все в жизни имеет свою определенную цель, но магия и волшебство были теми вещами, которые не укладывались в ее современную модель жизни.

Итак, это было лишь совпадением?

Она в своем отчаянии и одиночестве хотела увидеть взаимосвязь, которой в действительности не существовало?

С другой стороны, здесь была старая служанка, которая имела такое сбивающее с толку сходство с Калой. И так много совпадений в ее судьбе и Гвеннет Ратвен. Все эти сны, которые приснились ей и оказались такими реальными…

Значит, старуха была права? Мэри и Гвеннет Ратвен на самом деле были родственными душами? Духовными сестрами, чья связь была такой тесной, что она длится столетия? А колдунья и та таинственная служанка действительно были одной и той же женщиной?

Мэри покачала головой. Это было чересчур фантастично и невероятно, чтобы поверить в это. Единственным человеком, который мог сказать ей, было ли это все на самом деле, была старая служанка. Если Мэри хотела определенности, то она должна поговорить с ней и потребовать от нее прояснить ситуацию.

Мэри была убеждена, что это было самым разумным поступком. Но был в этом решении один недостаток: чтобы расспросить служанку, ей нужно было выйти из башенной комнаты.

Ей стоило немалых усилий преодолеть себя, чтобы подняться и подойти к двери. Ее ноги онемели от холода, руки замерзли и не подчинялись. Осторожно она приложила ухо к двери, чтобы прислушаться. Затем она наклонилась и посмотрела через щель между дверью и полом. Воздух был прозрачен.

Мэри глубоко вздохнула. Она знала, что не может вечно прятаться в этой башне, но, по крайней мере, прошлой ночью эта комната стала для нее надежным убежищем. Она вспомнила, что старая Кала назвала башенную комнату одним из немногих мест в замке, в которые еще не проникло зло. Возможно, это и было причиной тому, что Мэри преодолела все препятствия, чтобы нажать на заржавевшую ручку двери и выскочить наружу.

Перед дверью действительно никого не было. На цыпочках она неслышно спустилась по лестнице. Колчан с записками Гвеннет она плотно прижала к себе, как бесценное сокровище. Это было все, что у нее осталось, единственное утешение.

Судя по солнечному свету, который падал через высокие узкие отверстия, уже был полдень. Ей не принесли еду, вероятно, хотели вынудить ее добровольно покинуть место ссылки. Если бы речь шла о голоде, то Мэри еще долгое время оставалась в башенной комнате. Она была терпелива, и лишения не причиняли ей беспокойства. И без того она бы предпочла страдать от голода, нежели сидеть с Малькольмом Ратвеном за одни столом.

Тихонько она скользила по коридорам, по которым в панике бежала ночью. Она все еще испытывала страх. Мэри не тратила время на то, чтобы искать свою комнату, а отправилась на кухню, где обедала чернь. В присутствии слуг, надеялась она, Ратвены не позволят себе ничего и оставят ее в покое.

Столовую, где, вероятно, сейчас обедали Малькольм и его матушка, она обошла и спустилась вниз по, узкой крутой лестнице, которой пользовались только служанки и камеристки. Таким образом она попала в ту часть замка, где обычно не ступала нога важных господ.

Здесь не было гобеленов или картин, и малочисленная мебель была грубо сколочена, стояли убогие шкафы. Из кухни доносился запах свежеприготовленной дичи, от чего в желудке Мэри заурчало от голода. Служанка, которая вышла ей навстречу с подносом, чуть не выронила его из рук, когда увидела Мэри.

– Миледи! – в ужасе закричала она.

– Тихо, – приказала ей Мэри и осторожно осмотрелась по сторонам. – Прошу, не бойся, я только хочу расспросить тебя.

– Как миледи пожелает. – Служанка, молодая девушка, около семнадцати лет, поспешно поклонилась. – Что я могу сделать для вас?

– Я ищу кое-кого, – объяснила Мэри. – Старую шотландку, которая служит здесь.

– Старую шотландку? – Девушка взглянула на нее странно. – Как ее зовут?

– Этого я не знаю, – ответила Мэри немного смущенно. – Я думала, что она может находиться здесь. Она очень старая, и у нее седые волосы.

Служанка ненадолго задумалась, потом покачала головой.

– Здесь нет никого, кто бы выглядел так, – ответила она просто.

– Но я не раз встречалась с ней.

– Мне очень жаль, – пробормотала служанка. – Миледи ошибается. – И прежде чем Мэри что-то смогла возразить, она шмыгнула с подносом уже в коридор и исчезла за поворотом.

Мэри не знала, как поступить дальше. Ну, девушка была молода, возможно, она недавно работает в замке Ратвен и не знает всех слуг. Мэри уговорила себя, что так оно и есть, и пошла дальше по коридору на кухню. При этом она попала в комнату, где ели слуги – темное помещение без окон с покрытым сажей и плесенью потолком. Длинный грубо сколоченный из досок стол и засаленные стулья составляли убогую обстановку, пара свечей на столе излучала скудный свет.

Мэри почувствовала подавленность при мысли, что Китти пришлось есть за этим столом. И хотя она скучала по своей камеристке и была бы рада иметь подле себя подругу, очевидно, было лучше, что Элеонора отправила ее домой. По крайней мере, она не должна была все это сносить.

За столом сидели молодые парни и хлебали пустой суп. От дичи, которой лакомились господа, им не перепало и кусочка. Одним из молодых мужчин был Шон, ученик кузнеца, на свадьбе которого присутствовала Мэри. Но когда он увидел ее, то весь сжался и вскочил, чтобы поклониться. Другие парни хотели последовать его примеру, но Мэри умоляюще подняла руки.

– Пожалуйста, – сказала она быстро, – оставайтесь сидеть и продолжайте есть. Я не хочу вам мешать, я ищу кое-кого.

– Кого, миледи? – поднялся Шон. – Возможно, я могу вам помочь.

Мэри снова описала женщину, которую искала – старую служанку в черном одеянии и с седыми как лунь волосами, всю в глубоких морщинах, запавших в обветренном лице. Но на физиономии парня отразилось непонимание.

– Мне очень жаль, миледи, – сказал Шон, – но я не знаю такую служанку.

– Ты явно ошибаешься, – настаивала Мэри. – Я неоднократно разговаривала с ней. Она навещала меня в моей комнате.

Шон обменялся смущенным взглядом с другими парнями.

– Мне очень жаль, миледи, правда, – сказал он еще раз и опустил взгляд. Его грубые, но честные черты лица были не предназначены для того, чтобы кого-то обмануть. Мэри прекрасно видела, что он что-то скрывает от нее.

– Это не устраивает меня, – заявила она. – Я хочу знать, что это за служанка. Если тебе что-то известно, то ты должен рассказать мне, Шон.

– Нет. – Молодой кузнец покачал головой. – Я прошу вас, миледи, не требуйте этого от меня.

– Почему же нет? Вы все сговорились в этом замке против меня? Даже ты, мой дорогой Шон? Я же была у тебя на свадьбе, не забывай об этом. И я пожелала тебе и твоей молодой жене счастья.

– Как я могу забыть это, миледи? – сказал он, и его голос зазвучал почти с мольбой. – Но прошу, не расспрашивайте меня дальше.

– Я боюсь, у меня просто нет выбора, Шон. Скажи мне, что тебе известно. Если мои просьбы не могут смягчить тебя, тогда я буду вынуждена приказать тебе.

Снова молодой человек окинул взглядом своих товарищей в поиске поддержки, но те опустили голову. Наконец, он кивнул. Опасливо он оглянулся по сторонам, потом наклонился к Мэри.

– Миледи должна быть осторожной, – прошептал он так тихо, что она едва могла расслышать его. – Мрачные дела происходят в этом месте. Злые дела.

– О чем ты говоришь?

Шон колебался еще какое-то время, но потом ему стало ясно, что обратного пути нет.

– Миледи, вы уже слышали что-то о Гленкое? – спросил он. – О резне, которая там произошла?

– Конечно, – подтвердила Мэри. Она припомнила, что читала об этом в книге Вальтера Скотта по истории Шотландии. В 1692 году в долине Гленкое совершилось коварное нападение клана Макдональдов на Кэмпбеллов, которое стоило жизни многим Кэмпбеллам. Кровавая глава в истории Шотландии, но произошло это сто тридцать лет назад.

Накануне резни, – рассказал дальше Шон голосом, который заставил содрогаться Мэри, – в долине Гленкое заметили Веан Най.

– Кто это?

– Старая женщина, – мрачно ответил Самюэль. – Видели, как она стирала платье в реке.

– И что из этого? – спросила Мэри, которая не могла знать, что это имеет что-то общее со старой служанкой.

– Та старая женщина, – продолжил парень, – была одета в черное платье, и у нее были длинные белые волосы, точно как у той служанки, о которой вы рассказывали. В замке Ратвен не служат старые люди, потому что лэрд и хозяйка хотят видеть перед собой только молодые лица и крепкие руки. Но я думаю, что эта женщина, которую вы видели…

– Да?

Шон покачал головой и плотно сжал губы, словно любой ценой хотел помешать тому, чтобы хоть слово сорвалось с его губ.

– Прошу, Шон, – подталкивала его Мэри, – я должна это знать. Что бы это ни было, ты должен рассказать мне.

– Даже если это ужасно? – спросил молодой человек жалобно.

– Даже тогда.

– Вы должны знать, миледи, что Веан Най видели перед резней и после нее. Она очень старая и появляется всегда в разных местах. Не каждый может видеть ее, но кому она является…

– Да?

– Поговаривают, что тот, кому она является, не долго будет жить, миледи, – прошептал Шон.

Мэри замерла как громом пораженная.

– Спасибо, Шон, – прошептала она потом беззвучно, чувствуя, как у нее подкашиваются колени.

– Мне очень жаль, миледи, – заверил ее молодой кузнец смущенно. – Я не хотел говорить, но вы не оставили мне выбора.

– Я знаю. – Мэри кивнула.

– Мне очень жаль.

– Все в порядке, Шон. – Она постаралась изобразить на своем лице улыбку. – Ты ни в чем не виноват. Я сама хотела обязательно узнать об этом. Садись и ешь дальше. Ты наверняка голоден.

– Не очень… Возможно, существует что-то, что я могу сделать для миледи? Вам нужна помощь, миледи?

– Нет, мой дорогой друг. Что скрывается за этими вещами, я должна сама выяснить Никто не может мне в этом помочь.

Она развернулась и покинула комнату, сопровождаемая удивленными взглядами. По пути наверх Мэри все снова слышала слова Шона, которые эхом отдавались у нее в голове, и она задрожала от ужаса.

Наконец она добралась до главного холла и прошла через большую дверь. Ей было дурно, и она хотела срочно выйти на воздух, чтобы вздохнуть полной грудью. Когда она вышла на дневной свет и вздохнула всей грудью, то действительно почувствовала себя гораздо лучше. И наконец сознание пробудилось в ней.