Текст книги "Возмездие теленгера"

– Нравится… – кивнул он и потребовал продолжения.

И тогда она засмеялась серебристо, как колокольчик, и он понял, что влюбился второй раз в жизни. Нет, он не забыл Верку Пантюхину сразу, просто она на какое-то время отдалилась в его сознании на задний план, но никуда не делась, а все время словно была рядом и возмущенно упрекала: «Целуешься? А меня еще ни разу не поцеловал. А ведь я жду…»

– А ты ласковый… – вдруг призналась Аманда, и за ее опытностью, бравадой и кровавыми ноготками промелькнула наивная девичья доверчивость, но даже эта доверчивость в ее исполнении была коварна и хитра, как бывают хитры лисы-огневки.

Самое ужасное, что мне эта ее лживость страшно нравится, с тревогой подумал Костя, потому что она сладка и греховна. Верка же Пантюхина издалека спросила с тревогой: «А ты меня не забудешь, Костя?»

Костя оглянулся. Верки Пантюхиной, конечно же, рядом не было, зато к ним бежали злобный Витек и высокий блондин – Викентий Буланов.

– А-а-а… – орали мужики яростно на выдохе. – Убьем!!!

Костю спасло только то, что он вовремя их увидел и что он поднаторел в деревенских драках. Да и вообще он был ловок от природы. Кроме того, оба бандита были изрядно пьяны. И хотя Буланов пытался драться своими длинными ногами, а конопатый, рыжий Витек – пинаться, кусаться и щипаться, их шансы при таком раскладе сил оказались ничтожными, и через мгновение оба уселись в мокрую радиоактивную траву, потирая челюсти. У Буланова под левым глазом наливался кровавый рубец, а у конопатого, рыжего Витька так распухло ухо, что он боялся к нему притронуться, потому что решил, что Костя его оторвал. От боли он начал нервно икать:

– Ик-ик-ик… – И даже собрался плакать.

А Викентий Буланов бормотал, смешно встряхивая головой, словно пытаясь избавиться от болячки под глазом:

– Погоди… вот я сейчас ка-а-к встану…

Костя с поднятыми кулаками сделал шаг навстречу, но противник не рассчитал сил и снова рухнул на землю, припечатавшись к ней всей своей широкой спиной.

– Здорово ты дерешься! – восхитилась Аманда, задорно блеснув зелеными глазами. – У нас в парке никто так классно не дерется.

Они благоразумно отступили в парк Сосновка, полагая, что на помощь Витьку и Буланову явится вся банда.

От парка осталось одно название. На самом деле это уже был не парк, а густой, девственный лес, который потихонечку отвоевывал у города пространство, разрастаясь где только можно: и в щелях между камнями, и вспарывая асфальт дорожек, и цепляясь к чугунной решетке, чтобы свалить ее и выбежать за отведенные пределы прямо через дорогу.

Северная российская столица была даже пустыннее, чем областной центр – Петрозаводск. Во все стороны разбегались широкие проспекты, занесенные листвой и поросшие веселыми одуванчиками, но машины, которые застыли на них, никуда не торопились, а из роскошных гулких парадных и мрачных арок старинных домов никто не выходил.

Проспекты эти Аманда пересекала с опаской, а на открытые места старалась не выходить, и постепенно Костя тоже проникся тревогой. И только в те моменты, когда они целовались где-нибудь в проходном дворе, забывал о ней, и тело, и губы Аманды казались ему куда значимее, чем какие-нибудь кайманы или, не дай бог, гранбот, тот биомеханический трансформер, которого невозможно было убить.

– Откуда ты такой взялся? – спрашивала она, хмелея уже не от бражки, а от поцелуев. – Откуда?..

А он, наивно полагая, что это и есть счастье, к которому он стремился всю жизнь, отвечал:

– Из тайги.

– Из тайги?.. – переспрашивала она с испугом и недоверием.

И Костя понимал, что тайга для нее слово непонятное, что оно почему-то несет в себе угрозу – Аманде, городу, банде и, как ни странно, Петру Сергеевичу. Но какую именно угрозу, он не понимал да и понимать не хотел, словно тайга теперь не имела к нему никакого отношения, словно он был сам по себе, а тайга – сама по себе.

– А зачем сюда прибыл?

– Я не знаю… – добродушно признался Костя. – Дядин привел.

– Дя-ди-ин… – произнесла она нараспев, и Костя почему-то решил, что она не поверила, что она ожидала услышать нечто другое, но не услышала.

– А у вас книжные магазины есть? – спросил он.

– Книжные?.. – удивилась Аманда. – Не знаю, – пожала она хрупкими плечами. – А зачем тебе?

– Как зачем? – в свою очередь удивился он. – Читать. В книгах вся мудрость мира.

– Господи, какой ты зеленый! – сказала она, кладя руки ему на плечи.

На углу между Есенина и Сикейроса, где они целовались, она вдруг ойкнула, он оглянулся и увидел: по улице Сикейроса катил самый настоящий бронетранспортер с башенкой, пулеметами и кайманами на броне. Они сидели развалившись, как хозяева жизни, выставив перед собой оружие. Костя узнал их по черной форме и черным же шлемам и вспомнил, как убивал их в деревне, а еще вспомнил, что они почти бессмертные, и невольно потянулся к пистолету, который ему вручили, как только он выпил с бандой бражки. Эх, сюда бы «плазматрон», с тоской подумал он и приготовился умереть, но Аманда потянула его в проходной двор, и бронетранспортер прокатил мимо, наполнив свежий городской воздух выхлопами двигателя.

– Пойдем… пойдем… – сказала Аманда, завораживающе встряхивая рыжей челкой. – Здесь недалеко…

Костя все оглядывался и оглядывался, трезвея от злости и бессилия.

– Идем же… – настойчиво потянула она его за руку. – Идем…

Они вошли в гулкую и мертвую парадную и стали подниматься по широким пыльным лестницам, где перила вызывали опасения из-за ветхости, где на подоконниках поселился веселый зеленый мох, где стекла в окнах были столь грязными, что сквозь них едва пробивался дневной свет, и под крышей слышалась голубиная воркотня.

– Я сюда никого не водила… – призналась Аманда, открывая тяжелую железную дверь, за которой Костя ожидал увидеть что угодно, но только не настоящие апартаменты, которые у них в деревне были только у мельника – отца Дрюнделя, да и то те апартаменты не шли ни в какое сравнение с уютным гнездышком Аманды.

Он удивился изящно обставленной прихожей с оленьими рогами вместо вешалки, а дальше – анфиладе комнат – каждой в своем стиле, в которых он совершенно не разбирался, но чувствовал, что это шикарно, а когда Аманда сказала, что обустраивала квартиру два года, тайно, чтобы не афишировать, собирала мебель в окрестных кварталах, он сообразил, что это то место, где Аманда прячется в самые неприятные моменты своей жизни.

Она уже не позволила себя больше целовать, а, дурачась и болтая всякую ерунду, с волнующе расстегнутой пуговкой блузки на груди, потянула его дальше, в самую последнюю комнату, где была спальня. Невидимо присутствующая Верка ревниво шепнула Косте: «Вот ты как?..» Но он уже не мог остановиться, события развивались помимо его воли, потому что то, что было чуть ниже расстегнутой пуговки, забрало всю его волю и он плохо соображал, что реально происходит.

А потом случилось то, к чему он, конечно же, стремился всю свою сознательную жизнь, но совершенно не ожидал получить именно сейчас, и они лежали в шикарной постели, широкой, как аэродром, и им было жарко и хорошо, и Аманда оказалась совсем не той, какой себя демонстрировала в бункере и в парке-лесу, когда учила его целоваться, а была нежной, чувственной и ласковой. И только Верка напомнила на всякий случай: «А я тебя напрасно жду…»

Костя подумал, что с Веркой Пантюхиной ему хорошо и надежно, а с Амандой – тоже хорошо, но еще и тревожно, потому что она связана с Большой землей, городом и такая красивая, а главное – решительная и смелая. «А больше мне ничего и не надо», – думал он, хмелея теперь уж не только от одной этой мысли. Он так и уснул с ней, с этой мыслью. Ему снились Верка и Аманда, и во сне они втроем дружили, и все было хорошо, просто великолепно, как только может быть великолепно во сне.

Проснулся он оттого, что в углу комнаты кто-то сидел и курил папиросы. Было светло, и в мутные окна сочился рассвет.

Петр Сергеевич вроде как смущенно крякнул и сказал, выдыхая сизый дым:

– Пора, голубки, пора… ешкин кот…

– Что пора? – едва не подскочил Костя и с тревогой покосился на Аманду, которая уверяла, что об этом гнездышке никто не знает.

Но самое главное заключалось в том, что в его ложной памяти такой сцены не было, а значит, она не была важна с точки зрения его судьбы. Отсюда следовало два вывода: или Аманда – случайность, или ему все снится шиворот-навыворот. На всякий случай он ущипнул себя, но это был не сон. Аманда глядела на него из-под одеяла одним веселым-веселым зеленым глазом.

– Пойдем… – как показалось Косте, устало произнес Петр Сергеевич своим сиплым голосом. – Пусть дама оденется. – И вышел из комнаты так, что Костя должен был, просто обязан был последовать за ним.

Костя еще раз оглянулся на Аманду, но та спряталась окончательно и бесповоротно. Он потянул одеяло на себя, но неожиданно встретил сопротивление рук и ног, и, обескураженный, отступил, начал одеваться, еще не зная главной земной тайны, которая заключалась в том, что все проходит, как дым, превращается в эфир, улетучивается, как старые-старые воспоминания, и остается только боль, от которой ты не можешь избавиться, а еще память, откуда эта боль периодически возвращается.

Он подумал, что, кажется, попал в дом, который занят, в котором живут другие люди, со своими привычками и своим укладом, а главное – со своей тайной, которую он еще не понял, и босиком поплелся на кухню, держа сапоги за петли в обоих руках. Внутрь он засунул портянки, и они болтались, как знак капитуляции.

– Что же ты так?.. – укорил его Петр Сергеевич, гася папиросу в сахарнице. – Я его ищу, а он здесь кувыркается… Лихо, парень, лихо…

Костя, у которого в голове крутились предположения одно хлеще другого, ничего не сообразил и потребовал объяснения:

– А что вообще происходит?

Конечно, когда тебе семнадцать и когда вокруг тебя крутится большая история, ты чувствуешь себя очень важным, а самое главное, нужным для всех человеком, но если при этом тебя периодически тыкают мордой в дерьмо, то ты уверен, что мир устроен не так, как тебе хочется, и в душе ты становишься похожим на улитку, готовую в любой момент спрятаться в свою раковину.

– Что происходит?.. – замолк на полуслове Петр Сергеевич и приподнял брови. – Он спрашивает?.. Ешкин кот! Эх, не будь ты «мстителем» номер пять тысяч сто и не будь твоим отцом мой однополчанин Юрий Иванович…

– Я… я… готов жениться… – наивно брякнул Костя, полагая, что в этом и заключается суть недовольства Петра Сергеевича, – если вы об этом…

Он решил, что Петр Сергеевич является отцом Аманды, и был обескуражен своей недальновидностью. В Теленгеше за такое по головке тоже не погладили бы. О Верке Пантюхиной он в этот момент забыл напрочь.

– Ха-ха… – коротко рассмеялся Петр Сергеевич. – Очень смешно! Жениться! Женилка, что ли, выросла?

– Хм… – сказал Костя, который не любил подобных шуточек и грязных намеков.

– Так мы оторвем! – пообещал Петр Сергеевич. – Ешкин кот!

– Но-но! – предупредил Костя, готовый подраться, хотя шансов у него против хоть и невысокого, но крепкого, как бычок, Петра Сергеевича не было никаких.

«Это тебе не Чебота гонять!» – язвительно произнесла невидимая Верка Пантюхина, и Косте сделалось крайне стыдно. Он покраснел, как малина, и невольно шмыгнул носом.

Петр Сергеевич снова рассмеялся наполовину серьезно, наполовину радостно:

– О-о-о! На сердитых, говорят, воду возят. Что, набедокурил, брат?! Расхлебывать придется!

Костя вообще ничего не понял и на всякий случай прислушался. В квартире было тихо, как в погребе, только где-то в спальне, кажется, шуршало одеяло. Потом он вспомнил о пистолете, который впопыхах сунул в карман штанов, и теперь он изрядно оттягивал карман, но Петр Сергеевич был спокоен, как танк без горючего. Тут Верка Пантюхина у него ехидно спросила: «Что, влип по самое не хочу?» И когда он утвердился в этой мысли и понял, что действительно влип, только непонятно, во что, на кухню в атласном вишневом халате вошла Аманда – встрепанная, грациозная, изящная, как кошка, нет, даже не кошка, а лиса-огневка, но подошла не к Косте, который желал этого всеми фибрами души, а к Петру Сергеевичу, чмокнула его в щеку, назвала «папой» и уселась к нему на колени.

Это уже было откровенным предательством. Костя почувствовал, что глаза у него сами собой полезли на лоб, а голос моментально пропал. Только он собрался прочистил горло и произнести что-то вроде того, что требует объяснения и что возмущен до глубины души таким поворотом событий, как Аманда опередила его.

– Так бывает… – сказала она невинным голосом, глядя так, что сердце у него словно упало с пятого этажа, – понравился ты мне… но… – она трагически-игриво вздохнула, – но… люблю я папу. – И она поцеловала его в морщинистую щеку с продубленной кожей.

– Вот так-то, товарищ! – торжественно сказал Петр Сергеевич, обнимая Аманду левой рукой и победоносно поглядывая на Костю.

Лицо у него подобрело, расплылось в глупой улыбке, а серые глаза сделались, как у мартовского кота, ошалело-прицельными и счастливыми до безумия. А прицелились они, разумеется, в Аманду, в ее крепкую грудь, которая скрывалась под тонким халатиком, ее стройные ножки, которые игриво скрестились под столом.

От этого его взгляда у Кости скулы свело. А-а-а… тупо подумал он. Этот вариант я не предугадал и не помню, не было в моей жизни такого. Но он же старый, этот Петр Сергеевич! Из него же, того и гляди, песок посыплется! И тут же сам себя опроверг: он опытный и наверняка поступает с ней не так, как я, а грубее и куда прямолинейнее, и это ей, должно быть, нравится больше моей романтической щенячьей любви. На этом все его аргументы рассыпались прахом, потому что Петр Сергеевич сказал сиплым голосом:

– Не ломай голову, как говорится, старый конь борозды не испортит. Правда, милая?

– Правда, папа. – Аманда глупо захихикала, закривлялась и сделалась такой, какой была в минуты знакомства с Костей, – крученой и верченой и очень красивой.

Он сразу все понял. Так говорили у них в деревне, когда кто-то женится на молодой, и об этом долго судачат, но при этом неизменно приходят к одному и тому же мнению в том смысле, что, действительно, старый конь борозды не испортит, а распашет глубже и добротнее, а женщине от этого только лучше, в чем Костя ни минуты не сомневался. Должно же кому-то в этой жизни везти.

Аманда снова глупо захихикала и снова чмокнула Петра Сергеевича в щеку:

– Спасибо, папочка.

– Смотри, Аманда, – продемонстрировал он ей крепкий кулак, – в последний раз прощаю.

– Да ты погляди… – сказала она, – погляди, какой красавчик попался, – показала Аманда пальцем на Костю, словно он был выставлен на торги и за него давали приличную цену.

– Красавчик, не красавчик, – рассудительно произнес Петр Сергеевич, – а стыд надо иметь.

– Так э-э-э… – начала оправдываться она со змеиной улыбкой на губах, – я и так старалась… ты, наверное, специально его мне подсунул?

– Что он тебе сказал?

– Ну что… – Аманда бесцельно поводила красивым пальчиком по столу.

– Ну что? – подтолкнул ее коленкой Петр Сергеевич.

– Что тайна скрыта в Кронштадте…

– Ага! – обрадовался Петр Сергеевич и требовательно посмотрел на Костю.

Костя сделал вид, что ничего подобного не говорил, хотя в действительности что-то такое брякнул, когда она спросила, куда он путь держит. Но ведь это было несерьезно и по-дружески!

– Ты уже на меня не сердишься, папик? – голосом маленькой девочки спросила Аманда.

– Сержусь! – строго сказал Петр Сергеевич.

– Ну папа! – обняла его за морщинистую шею Аманда.

– Ладно, ладно… – растаял Петр Сергеевич и махнул рукой, – замнем этот вопрос для пользы дела. А теперь, юноша, собирайся, идем.

– Куда?.. – спросил Костя, все еще держа в руках сапоги, портянки, куртку и свитер.

Пол в квартире был холодным, и на нем было зябко стоять. Костя подумал, что сейчас Петр Сергеевич будет убивать его в подъезде, и правильно сделает. Я бы на его месте точно убил бы, решил Костя, и был бы сто раз прав. В деревне Теленгеш не было хуже преступления, чем спать с чужой женщиной.

– Как куда?! – удивился Петр Сергеевич. – Забыл что ли?! Эту чертову ракету пускать. В принципе мы уже знаем с Захаром Савельевичем, где она. – Он подмигнул Аманде. – Но ты нам на всякий случай тоже нужен. Вдруг мы ошибемся, а ты внесешь в наши действия коррективы. Ну, и для пользы дела. Ферштейн?

– А если я не пойду? – упрямо спросил Костя, которому стало очень обидно, что его использовали, как носовой платок, по назначению и что больше он уже не нужен со своей нежностью и детскими соплями.

Как он завидовал Петру Сергеевичу, который излучал непоколебимую уверенность и силу. Скорее бы мне стать таким, думал он и из-за этого расстраивался еще больше.

– Пойдем… – ссадил с колена Аманду Петр Сергеевич и поднялся. – Не порти обедню.

Единственное Костя понял, что в случае сопротивления его потащат силком, как кабанчика под нож.

– Ладно… – со вздохом согласился Костя, – только я оденусь.

– Пожалуйста, пожалуйста, – согласился Петр Сергеевич, – никто же не мешает.

Костя оделся под их насмешливыми взглядами. Пистолет сунул под мышку в кобуру, а свитер повязал на талии. Всего-то делов, с горечью подумал он, старясь не глядеть на Аманду, которая его так подло предала, особенно на ее красивые длинные ноги в домашних тапочках и на атласный халатик, в котором она потрясающе выглядела. Под халатиком, разумеется, ничего не было. Это возбуждало. А на душе было так гадко, словно он совершил самый непоправимый поступок в жизни, за который будет еще отвечать долго-долго. Дневник старшего лейтенанта Брагина и «Справочник молодого моряка» он спрятал во внутреннем кармане куртки и был готов.

Петр Сергеевич пошел впереди по длинному коридору, Костя – за ним и вдруг почувствовал, как Аманда схватил его за руку и крепко-крепко сжала. Он оглянулся: лицо у нее было таким, как в постели в момент откровения, и он окончательно запутался. Сложный народ женщины, ох какой сложный. И тогда она ядовито прошептала:

– Ты трахаешься, как мальчишка!

Костя густо покраснел, но не понял, похвала это или упрек. Вопрос так и остался открытым. А Веерка Пантюхина ядовито заметила: «Мед, да еще и ложкой?! Не жирно ли?»

Больше ничего не произошло. Они вышли с Петром Сергеевичем из дома и зашагали прочь. Костя на всякий случай оглянулся: Аманда стояла в окне кухни и махала ему рукой. Ответить он не посмел и не захотел. Честно говоря, он так и не понял Аманду. Неужели все дело в том, чтобы со мной просто переспать, думал он, и выведать, где находится засекреченный пункт связи? Разум говорил, что именно так все и обстоит, что его обвели вокруг пальца, а сердце твердило, что все наоборот, что божественно красивая Аманда не могла так подло и низко пасть. В общем, он в очередной раз запутался в своих чувствах.

За углом стояла родная «росомаха», пыльная и в заплатах. Дядин приоткрыл дверь и крикнул:

– Где вас черти носят?! Мы битый час ждем!

– А мы здесь, – заверил его хриплым голосом Петр Сергеевич. – Ешкин кот! Друга вашего из беды выручал. – И, многозначительно глянув на Костю, подтолкнул его, чтобы лез в кузов к Чеботу и Телепню.

Петр Сергеевич сел за руль, нервно завел двигатель, и они понеслись куда-то к черту на кулички, но скорее всего в сторону Сестрорецка, выбирая узкие старые улочки, где деревья шатром склонялись с двух сторон и закрывали небо.

– Где ты пропадал? – спросил Телепень заплетающимся языком. Он наклонился и доверительно сообщил: – Тебя здесь все искали, грозились голову открутить. Что ты натворил?

Чебот ни о чем не спросил, он был мертвецки пьян и валялся на полу, при этом еще и похрапывал.

Телепень завладел его журналом «Плейбой» и разглядывал с жадным интересом, но при появлении Кости отбросил журнал в сторону, как гадюку, и доверительно сообщил:

– На тебя знаешь как все злы?!

– Знаю, – ответил Костя. – Так им и надо!

– Они грозились тебя урыть.

– Урывали уже одни такие, – парировал Костя.

– Я бы на твоем месте остерегся.

– Не учи дедушку кашлять, – ответил Костя, и на этом разговор оборвался, потому что Дядин, сидя на переднем сиденье, произнес загадочное:

– Вот и приехали… – а Петр Сергеевич резко затормозил и свернул в первый же туннель подворотни.

– Что там? Что там? – спросил Костя, глядя вперед и ничего опасного не замечая: ни кайманов, ни гранбота.

– Тихо… – важно и очень серьезно сказал Петр Сергеевич. – Тихо… – И посмотрел в потолок кабины.

Словно в ответ, они услышали нарастающий стрекот вертолета, который так низко пролетел над ними, что по борту ударил ветер и мелкие камни. Какое-то мгновение им даже казалось, что он никуда делся, а висит на одном месте, но потом вертолет удалился в сторону залива, и тотчас они услышали отдаленную стрельбу. Она то становилась гуще, то замолкала, и было ясно, что совсем недалеко идет бой.

– Так! Кто пойдет на разведку? – спросил Петр Сергеевич, оглянувшись на Костю и Телепня.

Чебот был не то что не в состоянии, он был не в счет, потому что не проснулся даже от быстрой езды.

– Я… – мрачно ответил Костя и полез из «росомахи», полагая, что должен искупить вину перед Петром Сергеевичем.

– Подожди, – сказал Петр Сергеевич и сунул ему в руки, как последнее утешение, «плазматрон». – Если что увидишь, беги назад, ешкин кот!

– Ладно, – буркнул Костя и, пройдя сквозь туннель, выглянул из арки.

Если бы они не были уверены в том, что не найдут командный пункт связи без меня, черта с два они меня отпустили бы, понял Костя, значит, я им уже не нужен, и чувство горечи посетило его второй раз за утро. Но потом он вспомнил, как Семен Тимофеевич обычно ему говорил: «Победа, доставшаяся легко, не делает тебя героем, за все нужно страдать», – и, утвердившись в этой мысли, вздохнул с некоторым облегчением, хотя после истории с Амандой на душе было, как никогда, гадко. Нет, думал он, теперь я буду с женщинами втройне осторожным. И хотя знаки, которыми напоследок одарила меня Аманда, красноречивее любых слов, я им не хочу верить, они лживы, коварны и… сладостны, как яд любви. Нет, Аманду я не забуду! Так примерно думал он в своей наивной вере во всеобщую порядочность.

Улица была пустынна. Напротив чернели ржавые машины: одна «БМВ», вторая «Мазератти», а за ними еще и еще, и так до конца пыльной улицы. Скаты давно сгорели под солнцем, лопнули, и машины, скособочившись, казались приземистыми и несчастными, с мутными стеклами и пыльными капотами. В одной даже сидела парочка мертвецов. Их белые черепа смотрели на мир черными глазницами. Но Костю привлекла не эта, в общем-то привычная картина, а странные, едва слышные звуки со стороны парка Сосновка, где лес давно и безвозвратно поглотил все человеческие следы – и стрельбище, и городок шахматистов, и центральную аллею с мостиками, не говоря уже обо всех больших и малых памятниках славному прошлому этого города. На противоположной стороне улицы он увидел долгожданный книжный магазин, но миновал его, с большим сожалением вглядываясь в мутные витрины.

Он крался от машины к машине на звуки боя, еще не веря в то, что было очевидным. Не верил, даже когда у него над головой зеленый луч «плазматрона» беззвучно сбил сук на березе, не верил, когда мимо, хрипло дыша, как загнанная лошадь, пробежал кто-то из банды Петра Сергеевича, не верил, даже когда увидел отстреливающегося из «калаша» долговязого Викентия Буланова. А вот когда в него попали и он вскрикнул, как раненый заяц, – поверил, но не смог помочь Буланову, потому что следом за ним выскочил биомеханический преследователь – гранбот в виде огромной кошки, и пули из «калаша» отскакивали от него, как от гранитной глыбы. Зубастый гранбот с жуткими рубиновыми глазами одним движением лапы разорвала грудь еще живого Буланова и, урча, с чавканьем стал пожирать его внутренности. Тотчас подбежал человек-кайман, выстрелом из «плазматрона» добил Буланова и молча смотрел, как гранбот пожирает человечину. Жалостливый, подумал Костя о каймане и отполз в глубь парка, который давно стал враждебен человеку и жил сам по себе. Больше Костя никого не увидел до самого подземного бункера, где обитала банда Петра Сергеевича. В густой радиоактивной траве то там, то здесь лежали трупы, а между ними беспечно прыгали радиоактивные белки. Из окон приземистого бункера тянуло черным дымом.

* * *

– Где ты шлялся?! Мы все ноги посбивали в поисках тебя! – вполне искренне волновался Петр Сергеевич. – Ешкин кот!

– Заиками нас хочешь сделать?! – вторил ему Дядин и чуть ли не за грудки хватал, но больше жалел себя любимого, так казалось Косте.

– Вот я все Верке расскажу! – ехидно обещал Телепень и на всякий случай держался подальше, отодвигаясь на самый край сиденья.

Чебот же не мог сообщить свое мнение, потому что все еще был мертвецки пьян.

Костя никому не верил, потому что знал, что каждый здесь преследует свои интересы: Петр Сергеевич мстил за Аманду, Дядина интересовала идея-фикс – засекреченный пункт связи, а Телепень с пьяным Чеботом жаждали красиво, а главное, с пользой для здоровья провести время.

– Ты хотел сбежать? – нервничал Петр Сергеевич.

– Ты хотел нас предать? – волновался Дядин.

– Если бы хотел, то сбежал бы! – ответил им всем Костя прямо в возмущенные лица. – Если бы хотел, то предал! Не учите дедушку кашлять!!!

Они замолчали, потрясенные его откровенной мыслью, потому что в глубине души понимали, что неправы, что Костя настоящий «мститель», не какой-нибудь там хухры-мухры, а с характером, и к нему нужен особый подход. А раз неправы, думали они, и не хухры-мухры, то не будем на него сердиться. Свой он, свой до мозга костей! Так представлял Костя положение дел, а как было на самом деле, не знал.

А потом:

– Всех убили… – в сотый раз рассказывал Костя, – всех до единого. И того рыжего, конопатого, который меня пинал, и Буланова, то есть блондина с длинными волосами, и того, который пел громче всех.

– Борьку Анохина! – ахнул Петр Сергеевич. – Моего заместителя?! Ешкин кот!

– Да, Борьку, – кивнул Костя, хотя не запомнил, как звали того парня, чья голова валялась на ступенях бункера, а тело так и осталось стоять прислоненным к стене, забрызганной кровью до самого потолка. – А еще Андрюху Марфина, Серегу Лобастого, Кнура, Пашу Чибисова и Акела.

– Акела-то за что! – белугой ревел Петр Сергеевич, порываясь бежать на место их гибели и увидеть все своими глазами. – Нет, надо было мне остаться и не допустить бойни! Я бы им всем врезал! – Но было заметно, что он даже самому себе не верит. – Ведь… ведь… нас до этого никто никогда не трогал. У нас была негласная договоренность с кайманами. А может… – Он почему-то почти враждебно посмотрел на Костю: – Может, тебя искали?.. Ешкин кот!

– Не знаю, – ответил Костя. – А почему меня? Кто обо мне знает-то?

– Многие, – грубо сказал Дядин, – ты же сам проболтался, что являешься «мстителем».

Впервые он укорил Костю, и за этим крылась его досада, быть может, на то, что и Петр Сергеевич теперь был в курсе дела насчет засекреченного пункта связи. По крайней мере, так показалось Косте. Лучше было бы, если бы нас расстреляли, с горечью подумал он, и никто бы сейчас не упрекал меня в том, чего я не делал.

– Многие, – согласился Петр Сергеевич, – но только не мои пацаны. Нет среди них стукача. Это я точно знаю. Ешкин кот!

– Одна паршивая овца все стадо испортит, – веско сказал Дядин и упрямо тряхнул своей седой косичкой.

– Может, и была такая овца, – внезапно миролюбиво согласился Петр Сергеевич и поддал скорости. – Кто знает?

Они неслись на запад, минуя центральные улицы, выбирая переулки и лесочки. Несколько раз вдали мелькал черный вертолет, но им необычайно везло, потому что он их не замечал, а они вовремя успевали то нырнуть под сень деревьев, то спрятаться в подворотне. Небо затянули кучевые облака, и принялся накрапывать мелкий дождь. В общем и целом судьба благоприятствовала им в их миссии. И это было обещанием удачи.