Текст книги "Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Белая гвардия. Записки на манжетах. Рассказы"

С. …с кистями золотыми с углов гроба… – Т. е. напоминающими украшения гроба (или и впрямь оттуда позаимствованными).

С. …скуфьи монахов… – Скуфья – шапочка черного цвета.

С. То не серая туча со змеиным брюхом разливается по городу, то не бурые, мутные реки текут по старым улицам… – Автор романа «сдвигает» на два дня реальную дату петлюровского парада в Киеве (19 декабря 1918 г.), связывая его с 17-м декабря. 17 декабря, – это и день древнеримских сатурналий, Нового года, который осмыслялся не только как день всеобщего обновления, но и как день очищения и освящения города (Ф р е й д е н б е р г О. М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997. С. 83). Таким образом подчеркивается «карнавальная» (хотя и трагикомичная) природа действа, актуализируется «языческий», «сатанинский» характер происходящего, при том что парад открывается молебном и крестным ходом. При этом петлюровское войско изображается в былинном духе: «Тут уже не жанровые картины, но летописное повествование, даже песнь с ее приподнятым боянным складом» (Л а к ш и н В. Я. О прозе Михаила Булгакова и о нем самом. С. 16).

С. …в смушковых, лихо заломленных шапках… – Смушка – шкурка новорожденного ягненка.

С. 387. Весело гремящие бунчуки… – Бунчук – ударный самозвучащий инструмент.

С. …трепались цветные оселедцы. – Оселедец – длинная прядь волос, оставленная на выбритой голове.

С. …шестипудового Болботуна… – Пуд равен 16,4 кг; шесть пудов – около 100 кг.

С. …черноморский конный курень имени гетмана Мазепы. – Как замечают Я. Лурье и А. Рогинский, имя Мазепы в войсках Директории носил не Черноморский курень, а один из полков Запорожской дивизии.

С. Имя славного гетмана, едва не погубившего императора Петра под Полтавой… – Иван Мазепа в 1687–1708 гг. был гетманом Украины, а во время Северной войны перешел на сторону шведов. После Мазепы гетманом Украины стал Иван Скоропадский (предок П. Скоропадского).

С. 388…катились тонкие гаубицы… – Гаубица – орудие для навесной стрельбы.

С. 389…шестидюймовые, сытые кони… – Рост коней, везущих артиллерию, указывается здесь тоже в дюймах, словно калибр артиллерийских орудий.

С. 390…сидел Богдан Хмельницкий и булавой, чернея на небе, указывал на северо-восток. – Б. Хмельницкий – гетман Украины, возглавивший антипольское восстание и провозгласивший в 1654 г. воссоединение Украины с Россией. Памятник ему в Киеве открыт в 1888 г.

С. …в украинских кожухах, из-под которых торчали разноцветные плахты… – Кожух – тулуп из овчины; пла€хта – род юбки из толстой полосатой или клетчатой ткани, четырехугольный кусок которой обернут вокруг стана поверх длинной рубахи.

С. …капитан Плешко, трижды отрекшийся… – Ср. слова Иисуса апостолу Петру: «В эту ночь, прежде чем трижды пропоет петух, трижды отречешься от Меня» (Мф 26: 34; Мк 14: 30; Лк 22: 34; Ин 13: 38).

С. 391. Совершенно внезапно лопнул в прорезе между куполами серый фон, и показалось в мутной мгле внезапное солнце. ‹…› Лицо его, обращенное прямо в красный шар, было яростно, и по-прежнему булавой он указывал в дали – В. Лакшин сопоставляет данный фрагмент с эпизодом «Слова о полку Игореве», где затмение солнца представлено как небесное знамение: «Тогда Игорь възрь на светлое солнце и видь отъ него тьмою вся своя воя прикрыты»; «Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь стонущи ему грозою птичь убуди; свистъ зверинъ вста, збися дивъ – кличетъ връху древа» (Слово о полку Игореве. С. 27, 30).

С. …пытались сбить надпись, глядящую с черного гранита – Надписи на памятнике в Киеве: на лицевой стороне пьедестала – «Волим под царя восточного, православного»; на правой стороне – «Богдану Хмельницкому – единая неделимая Россия»; на левой стороне – «1654–1888».

С. …по-прежнему булавой он указывал в дали. – Конная статуя Хмельницкого обращена в сторону Москвы.

С. …Универсал будут читать. – Универсал – историческое название указа или грамоты гетмана для публичного оглашения. Универсалами назывались и манифесты Центральной Рады.

С. 393…в сторону восторженного самокатчика… – Самокатчик – военнослужащий самокатной части, то есть передвигающейся на каких-либо транспортных средствах (автомобилях, мотоциклах, велосипедах).

С. 394…светлый кок… – Кок – чуб.

С. Пролетарии всех стран, соединяйтесь… – Лозунг, которым завершается «Манифест коммунистической партии» (1848) К. Маркса и Ф. Энгельса.

С. …запели «Як умру, то…» – Народная песня на слова стихотворения Т. Шевченко «Заповіт» («Завещание», 1845; первая строка в рус. пер. – «Как умру, похороните…»).

С. …фунта в полтора весом. – Фунт – около 400 г.

С. Вот он, ворюга, марвихер… – Марвихер – опытный вор-карманник.

С. 395…безмундштучную немецкую папироску… – Т. е. сигарету.

С. 397. Зайдем к Тамарке ‹…› «Погреб – замок Тамары». – Вместо «черной скалы», как в лермонтовском стихотворении 1841 г. «Тамара» (Л е р м о н т о в М. Ю. Собр. соч.: В 4 т. М., 1969. Т. 1. С. 336), таинственный «замок» расположен в подвале, а романтическая царица оборачивается простой шинкаркой.

С. 398…а далее, влево, бесконечные черниговские пространства в полном зимнем покое за рекой Днепром… – По Днепру проходила граница между Киевской и Черниговской губерниями.

С. 400. Ирина, слышишь? Феликса убили! – Сочетание двух этих имен вызывает ассоциации с Феликсом и Ириной Юсуповыми. Ф. Юсупов – князь, один из организаторов (вместе с В. Пуришкевичем и великим князем Дмитрием Павловичем) убийства Г. Распутина в декабре 1916 г. Жена Юсупова Ирина была племянницей Николая II.

С. 402…у Ная было железное лицо, простое и мужественное… – Эта характеристика вызывает неожиданные ассоциации. Имя Ная – Феликс – в сочетании с эпитетом «железный», вероятно, должно вызвать ассоциации с Ф. Дзержинским (с 1917 г. председатель ВЧК) – тем более с учетом «рыцарственного» облика Най-Турса (ср. мифологизированный образ Дзержинского как «рыцаря революции», «железного Феликса»).

Вместе с тем словосочетание «железное лицо» вызывает ассоциации с гоголевской повестью «Вий»: о Вии говорится, что «весь он был в черной земле» и «лицо было на нем железное» (Г о г о л ь Н. В. Собр. соч. Т. 2. С. 179).

С. 405. – Вот видите, Сергей Николаевич… – Имя медика вызывает ассоциации с Сергеем Николаевичем Булгаковым, знаменитым религиозным философом и богословом, а через это «посредство» – и с его однофамильцем Михаилом Булгаковым. Вероятно, «жрец» и помощник хозяина «царства мертвых» (не лишенный демонического оттенка) может считаться своеобразным автопортретом доктора Булгакова.

С. 406. Николке она показалась страшно красивой, как ведьма, и липкой. – М. Петровский предполагает реминисценцию из повести А. Куприна «Яма» (1915): «У Куприна девицы из дома терпимости разыскивают в морге труп своей погибшей товарки ‹…› В обоих случаях действие перенесено в одно и то же помещение киевского Анатомического театра» (П е т р о в с к и й М. Мастер и Город. С. 168).

С. 407. В ту же ночь в часовне все было сделано так, как Николка хотел ‹…› Сам Най значительно стал радостнее и повеселел в гробу. – Показательно, что в романе отсутствует акт предания полковника земле – о его похоронах не будет сказано ни слова. После того, как Николка уходит из часовни, о «радостном» и «веселом» покойнике больше не упоминается; фактически неизвестно, состоялись ли похороны и присутствовал ли на них младший Турбин, – полковник остается как бы «непогребенным».

С. …звезды крестами и белый Млечный Путь. – Этот эпизод булгаковского романа соотносится со сценой «Анны Карениной», где Левин после объяснения с Кити в ночь накануне сватовства смотрит в окно:

Из-за покрытой снегом крыши видны были узорчатый с цепями крест и выше его – поднимающийся треугольник созвездия Возничего с желтовато-яркою Капеллой. Он смотрел то на крест, то на звезду, вдыхая в себя свежий морозный воздух ‹…› опять сел к форточке, чтобы купаться в холодном воздухе и глядеть на этот чудной формы молчаливый, но полный для него значения крест и на возносящуюся желто-яркую звезду (Т о л с т о й Л. Н. Полн. собр. соч. М., 1934. Т. 18. С. 423).

Возможно также, что в «Белой гвардии» сказалось влияние романа А. Н. Толстого «Хождение по мукам», первое отдельное издание которого вышло в 1922 г. в Берлине. Здесь образ звезды служит символом вечности, размыкая границы личности героя (Телегина), который, подобно Левину, ощущает причастность к космической гармонии:

Над головой его в небольшом созвездии сияла голубым светом звезда. Тысячу лет назад побежал от ее этот голубой лучик, и вот упал в глаза, коснулся сердца Ивана Ильича. И эта звезда, и Млечный путь, и бесчисленные созвездия – лишь песчинки в небесном океане; а там где-то еще есть черные угольные мешки, провалы в вечность. И все эти звезды и черные бездны – в нем, в горячем сердце Ивана Ильича ‹…› И так же как таинственный, неощутимый свет звезд льется на землю, так сердце шлет навстречу им свой незримый свет – тоску по любви, не хочет верить, что оно – мало, смертно, Это была минута божественной важности» (Т о л с т о й А. Н. Хождение по мукам. Берлин, 1922. С. ХХХ).

С. Турбин стал умирать днем двадцать второго декабря. – Булгаков приурочивает поворотный момент в судьбе героя (пребывание на грани жизни и смерти и «второе рождение») к точке нижней кульминации годового цикла, самому короткому дню года – солнцевороту, актуализируя связь христианского Рождества с языческим праздником Коляды (ср. римские календы).

Вместе с тем это число играет важнейшую роль в романе Слезкина «Ольга Орг», где все события заключены в интервал ровно одного года между двумя датами 22 декабря. В этот день происходит мимолетная встреча героини с «прекрасным Эросом» – и в тот же день следующего года, не сумев примирить земную и небесную любовь и запутавшись в ее «ипостасях», Ольга кончает жизнь самоубийством (С л е з к и н Ю. Ольга Орг. С. 17, 180).

С. 410. – Глухую исповедь… – Глухая исповедь – таинство покаяния применительно к больному или умирающему, лишенному дара речи.

С. 411. На тебя одна надежда, Пречистая Дева. На Тебя. Умоли Сына своего, умоли Господа Бога, чтоб послал чудо… – Т. Кисельгоф вспоминала: «…Однажды он мне читал про эту… молитву Елены ‹…› А я ему сказала: “Ну зачем ты это пишешь?” Он рассердился, сказал: “Ты просто дура, ничего не понимаешь!” ‹…› Ну, я подумала: “Ведь эти люди все-таки были не такие темные, чтобы верить, что от этого выздоровеют”».

С. День исчез ‹…› Огонь стал дробиться, и один цепочный луч протянулся длинно, длинно к самым глазам Елены. – Несомненно сходство данного эпизода «Белой гвардии» со сценой из романа Грина «Блистающий мир» – молитвой Руны Бегуэм перед иконой Богоматери; ср.: «Выше поднялось пламя свечей, алтарь стал ярче, ослепительно сверкнул золотой узор церкви, как огненной чертой было обведено все по контуру. И здесь ‹…› увидела она, сквозь золотой трон алтаря, что Друд вышел из рамы, сев у ног маленького Христа. В грязной и грубой одежде рыбака был он, словно лишь теперь вышел из лодки» (Грин А. С. Собр. соч. Т. 4. С. 186). Обе сцены венчаются практически одинаковыми финалами. Руна после молитвы остается «неподвижно застывшей в земном, долгом поклоне» (Там же. С. 187) – она в глубоком обмороке; о Елене повествователь говорит: «…страх и пьяная радость разорвали ей сердце, она сникла к полу и больше не поднималась». Сходство тем убедительнее, что, как уже отмечалось, мифопоэтические коннотации образа Елены связывают ее с мотивом морского путешествия, плавания, – а в романе Грина Руна Бегуэм приходит к иконе св. Марии «Владычицы морей»; этим в «Блистающем мире» отчасти мотивируется явление Друда в «апостольском» образе – «в одежде рыбака».

Отметим также сходство между молитвой Елены Турбиной и эпизодом романа «Братья Карамазовы», где Алеша вспоминает об исступленной молитве его матери: «…Он запомнил один вечер, ‹…› в комнате в углу образ, пред ним зажженную лампадку, а пред образом на коленях рыдающую мать свою, схватившую его в обе руки, обнявшую его крепко до боли и молящую за него Богородицу, протягивающую его из объятий своих обеими руками к образу как бы под покров Богородице…» (Д о с т о е в с к и й Ф. М. Собр. соч. Т. 9. С. 21–22). «Моление матери о сыне ‹…› есть, по-видимому, видоизмененный мотив жития Алексея – человека Божьего» (В е т л о в с к а я В. Е. Поэтика романа «Братья Карамазовы». Л., 1977. С. 170).

С. 413. Он резко изменился. На лице, у углов рта, по-видимому, навсегда присохли две складки, цвет кожи восковой, глаза запали в тенях и навсегда стали неулыбчивыми и мрачными. – Пройдя «через смерть», Турбин выражает равнодушие к политической ситуации и как бы вообще к делам «земным». «Потустороннее» бесстрастие воскресшего героя вызывает ассоциации с рассказом Л. Андреева «Елеазар» (1906):

…то, что появилось нового в лице Елеазара и движениях его, объясняли естественно, как следы тяжелой болезни и пережитых потрясений. До смерти своей Елеазар был постоянно весел и беззаботен, любил смех и безобидную шутку. За эту приятную и ровную веселость, лишенную злобы и мрака, так и возлюбил его Учитель. Теперь же он был серьезен и молчалив; сам не шутил и на чужую шутку не отвечал смехом (А н д р е е в Л. Собр. соч.: В 6 т. М., 1990. Т. 2. С. 192–193).

С. 415. Турбин нарисовал ручкой молотка на груди у больного знак вопроса. Белый знак превратился в красный. – В соответствующей сцене «журнальной» редакции «БГ» используется медицинский термин «дермографизм»: сосудистая реакция кожи служит показателем состояния вегетативной нервной системы пациента. Однако меняющийся цвет «знака вопроса» в данном случае показателен и для судьбы врача – это намек на возможность эволюции Турбина, его движения вслед за изменяющимися обстоятельствами.

С. …через неделю первое вливание. – Имеются в виду вливания сальварсана (см. коммент. к с. ХХХ).

С. …полчища аггелов вести на этот Город… – Аггел – злой дух, сатана.

С. Как некогда Содом и Гоморра… – Библейские города, уничтоженные Богом за грехи их жителей (Быт 18–19).

С. 416…и трубят уже, трубят боевые трубы грешных полчищ и виден над полями лик сатаны, идущего за ним. – Русаков цитирует фрагмент Апокалипсиса, где говорится о трубах ангелов, навлекающих на людей страшную саранчу и смертоносных всадников (Откр 9: 1–3). Апокалиптическая образность была довольно распространена в киевской публицистике конца 1918 г. – М. Петровский приводит фрагмент статьи, подписанной именем «Савватий» и опубликованной в газете «Голос Киева» 2 октября 1918 г.:

Разве мы живем теперь?

Нет. Мы пребываем по инерции…

Одна лишь Божья кара властна над этой немочью…

И реки станут горькими, потому что их залили человеческой кровью.

И придут в города дикие звери, привлеченные запахом падали.

И огненный дождь упадет с неба, чтобы сжечь четвертую часть человечества.

И возмущенная земля всколыхнется, чтоб от стыда и ужаса скрыться под водами. И еще одна четверть людей погибнет в развалинах своей жизни.

Так будет, ибо книга судеб одна, и дерзко сорвана с нее печать. Зашелестели страницы и сбывается виденное и слышанное Иоанном…

И раздается уже топот апокалиптических всадников, несущих за собою мор и глад и землетрясение и смерть.

С. А настоящее его имя по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион, что значит губитель. – Строки Апокалипсиса, где названо имя ангела бездны – предводителя страшной саранчи (Откр 9: 11).

С. 417. Предтеча. – Характерно, что, повторяя слово, услышанное от Русакова, Алексей Турбин не добавляет к нему второе слово, произнесенное пациентом («антихриста»); поэтому вопрос о том, чьим именно «предтечей» выступает Шполянский, остается открытым.

С. 418. Братья столкнулись нос к носу в нижнем ярусе таинственного сада у другого домика. – Родственники Най-Турса живут неподалеку от Юлии, любовницы «рокового» Шполянского. Автор «Белой гвардии» стремится создать образ странного «земного рая» где, как и в раю небесном (вспомним сон Алексея и рассказ Жилина), «чистые» и «нечистые» обитают рядом.

С. – Какие такие звезды? ‹…› – Маленькие, как кокарды, пятиконечные… – Красная звезда была введена в качестве кокарды после объявленного в мае 1918 г. конкурса на новую красноармейскую форму; причем новый военный символ ассоциировался с античным богом войны – красная пятиконечная звезда официально именовалась «марсовой». Как указывает Н. Соболева, такое определение использовалось, например, в объявлении о «конкурсе по установлению формы обмундирования Красной армии от 7 мая 1918 г, напечатанном в газете „Известия“ 10 мая того же года (С о б о л е в а Н. А. Очерки истории российской символики: От тамги до символов государственного суверенитета. М., 2006. С. 224). 28 июля 1918 г. новая кокарда была узаконена. „Она представляла собой красную эмалевую звезду с несколько скругленными, напоминавшими лепестки лучами с золотой окантовкой, с золотыми же плугом и молотом в центре“ (Ч у д а к о в а М. О. Антихристианская мифология советского времени. С. 342). До этого существовал красноармейский нагрудный знак в виде красной звезды с плугом и молотом, обрамленной венком из лавровых и дубовых веток (С о б о л е в а Н. А. Очерки истории российской символики. С. 225).

С. Тучей, говорят, идут… – Воображаемое зрелище огромной массы «звезд» ассоциируется со «звездной сыпью» на груди Русакова.

С. – Почему такая точность: в полночь… – Намек на «сатанинскую» природу красноармейской звезды возникает по ассоциации с Апокалипсисом, где о Звере говорится: «И он сделал то, что всем ‹…› положено будет начертание на правую руку их или на чело их» (Откр 13: 16). Полночь для явления подобных существ – самое подходящее время. Как замечает Ю. Смирнов, восприятие звезды в качестве «знака антихриста» было широко распространено в народных массах, так что командование Красной Армии было вынуждено выпустить листовку, объясняющую значение звезды на головном уборе красноармейца (С м и р н о в Ю. Реминисценции мифа в «Мастере и Маргарите»: источники, память жанра и пределы интерпретации // Булгаковский сб. Таллинн, 1994. Вып. 2. С. 13).

При этом пятиконечная звезда – традиционный знак пентаграммы, функционирующий как один из символов черной магии, – изначально воспринималась и как знак Спасителя: каждый угол символизировал рану Христа и пять букв имени «Иисус», чту якобы служило защитой от злых духов – не случайно, например, в «Фаусте» Гете Мефистофель боится этого знака (Г е т е И. В. Собр. соч.: В 10 т. М., 1976. Т. 2. С. 457).

Мотив «мистического», «дьявольского» вмешательства в историю активно (и не без пародийной подоплеки) функционирует в романе Пильняка «Голый год». Здесь персонаж с «евангельским» именем Семен Зилотов (ср.: Лк 6: 15) после контузии на фронте «узрел великую тайну: две души, великая тайна, черная магия, пентаграмма ‹…› на красноармейских фуражках загорелась мистическим криком пентаграмма, ‹…› – она принесет, донесет, спасет. Черная магия – черт! Черт – а не бог! Бога попрать!» (П и л ь н я к Б. Романы. С. 132).

С. 421…но год 1919 был его страшней. – В романе Пильняка в центре внимания находятся именно события 1919 г.

С. В ночь со второго на третье февраля… – Как отмечает Л. Яновская, автор романа изменил реальную дату вступления красных в Киев (5 февраля 1919 г.), «приблизив» его на двое суток. Дата 2/3 февраля, видимо, мотивирована фактами биографии автора романа: судя по всему, именно в эти дни он был мобилизован петлюровцами (от которых сумел бежать). Впрочем, в записи П. Попова до нас дошла фраза Булгакова, из которой следует, что имелись и иные обстоятельства, вследствие которых первая половина февраля осознавалась писателем как особо «отмеченный» период: «Пережил душевный перелом 15 февраля 1920 года, когда навсегда бросил медицину и отдался литературе». Учитывая разницу стилей, можно предположить, что дата 2/3 февраля, акцентированная в нескольких булгаковских произведениях, так или иначе соотносилась и с этим драматичным воспоминанием. Наконец, для автора «Белой гвардии» это время могло ассоциироваться с недавней (1 февраля 1922 г.) смертью матери.

С. …у входа на Цепной мост через Днепр человека в разорванном и черном пальто с лицом синим и красным в потеках крови волокли по снегу два хлопца, а пан куренной бежал с ним рядом и бил его шомполом по голове. – Т. Кисельгоф говорила: «Эту сцену, как убивают человека у моста, он видел, вспоминал».

С. …хлопцы отскочили, чтобы самими увернуться от взлетевшей, блестящей трости. – «В произведениях Булгакова первой половины 20-х годов с исключительной настойчивостью повторяется один сюжет ‹…› описывается одна и та же сцена – зверское убийство еврея ‹…› Во всех этих сценах свидетелем является главный герой повествования; он хочет прийти на помощь жертве, но оказывается не в силах преодолеть свой страх и в конце концов остается пассивным свидетелем убийства. ‹…› Данный сюжет, во всех его вариантах, имеет явные ассоциации с Евангелием» (Г а с п а р о в Б. М. Литературные лейтмотивы. С. 87). Действительно, даже такая деталь, как «блестящая трость», напоминает евангельское описание истязаний Иисуса: «И плевали на него, и, взявши трость, били его по голове» (Мф 27: 30; Мк 15: 19).

С. И в ту минуту, когда лежащий испустил дух, звезда Марс над Слободкой под Городом вдруг разорвалась в замерзшей выси, брызнула огнем и оглушительно ударила. – Помимо «реального» разрыва снаряда, смерть невинной жертвы ассоциируется с космическим катаклизмом: она переполняет чашу терпения, и «звезда Марс» карает убийц – ср. образы «дня гнева», «небесного огня» (ср.: Откр 16: 17–21; 20: 9). М. Шнеерсон (см.: Ш н е е р с о н М. «Я – писатель мистический»: К семидесятилетию «Белой гвардии» // Грани. 1993. № 70. С. 144) соотносит данный эпизод с другими фрагментами Апокалипсиса: «Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику» (Откр 8: 10); «Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладязя бездны» (Откр. 9: 1).

С. …и навеки вон. – По поводу сцены убийства еврея и бегства петлюровцев Б. Гаспаров пишет:

…Остается открытым вопрос о том, что€ возвещает финал романа – наступление Царства Божия или искупительную жертву; вернее, его смысл не предполагает ответа на этот вопрос и включает в себя симультанно обе альтернативы. ‹…› Мотив второго пришествия и конца света еще более осложняется благодаря тому, что в романе этому мотиву придан циклический характер ‹…› несколько раз проигрывается, в различных воплощениях, один и тот же «мотивный сюжет»; развитие событий в романе совершается по законам мифологической цикличности ‹…› Исчезновение Антихриста и его войска и наступление конца света оказываются лишь подготовкой к приходу Антихриста и утверждению его царства, и неизвестно, на каком звене закончится, и закончится ли вообще, этот мифологический цикл (Г а с п а р о в Б. М. Литературные лейтмотивы. С. 103, 105, 110).

С. 422….потом исчезло все, как будто никогда и не было . – Выражаемое повествователем изумление ирреальностью ситуации как бы придает совершившемуся характер некоего страшного сна или страшного театра, в котором всё – видимость и лишь смерть настоящая. Ср. суждение П. Пильского о романе, высказанное в 1940 г.:

Кроме двух своих названий («Дни Турбиных», «Белая гвардия»), эта книга могла бы получить еще более удачное, более проникновенное название. Ее имя – «Сны». ‹…› Снами окутан, овеян, отуманен весь роман. Повторяется одно и то же видение, повторяются одни и те же слова: «сонная дрема». Фон романа – ночной, и у этих ночей тоже сны. Да, роман символичен. Его выводы дышат философской идеей (цит. по: Я н г и р о в Р. Русская эмиграция о романе «Белая гвардия»: 1920-1930-е гг. // Михаил Булгаков на исходе XX века. СПб., 1999. С. 72).

С. А зачем оно было? Никто не скажет. Заплатит ли кто-нибудь за кровь? / Нет. Никто. – Н. Гуткина соотносит эти рассуждения булгаковского повествователя с фрагментом «Истории одного города» (Г у т к и н а Н. Д. Русская история как «известный порядок вещей»: Щедринские традиции в «Белой гвардии» М. Булгакова // Русская словесность. 1998. № 1. С. 23), где мотив бессмысленных жертв играет важную роль:

…Если мы очистим остов истории от тех лжей, которые нанесены на него временем и предвзятыми взглядами, то в результате всегода получится только бо€льшая или меньшая порция «убиенных». Кто эти «убиенные»? Правы они или виноваты и насколько? Каким образом они очутились в звании «убиенных»? – все это разберется после. Но они необходимы, потому что без них не по ком было бы творить поминки (Щ е д р и н Н. (С а л т ы к о в М. Е.) Избр. произв. Т. 2. С. 315).

С. …Лен… я взял билет на Аид… – «Одна пропущенная буква – и вместо уютного милого прошлого возникает тревожное будущее» (M i l n e L. Mikhail Bulgakov. P. 89; см. также: С м е л я н с к и й А. М. Булгаков в Художественном театре. С. 24). Мы не знаем, кем из персонажей изначально была написана фраза «Леночка, я взял билет на Аиду» на кафельной печи Турбиных, но известно, что перед вступлением петлюровцев в Город все надписи были стерты Николкой, так что «авторство» окончательного варианта надписи принадлежит ему. «Билет на Аид» – словно на поезд, отправляющийся в царство мертвых, и характерно, что вскоре Елена увидит во сне младшего брата погибшим.

С. 423…Василиса купил огород. ‹…› Василиса в парусиновых брюках стоял и глядел на милое заходящее солнышко, почесывая живот… – Вероятно, вариация на тему рассказа А. Чехова «Крыжовник» (1898), в котором герой, достигший «идеала» – поместья с зеленым крыжовником, – платит за это потерей человеческого облика: «Иду к дому, а навстречу мне рыжая собака, толстая, похожая на свинью. Хочется ей лаять, да лень. Вышла из кухни кухарка, голоногая, толстая, тоже похожая на свинью, и сказала, что барин отдыхает после обеда. Вхожу к брату, он сидит в постели, колени покрыты одеялом: постарел, пополнел, обрюзг; щеки, нос и губы тянутся вперед, – того и гляди, хрюкнет в одеяло» (Ч е х о в А. П. Собр. соч.: В 12 т. М., 1985. Т. 9. С. 239).

С. И вот в этот хороший миг какие-то розовые, круглые поросята влетели в огород… – Сон Василисы выглядит пародийным перифразом евангельской притчи о бесах, вошедших в свиней (Лк 8: 33), которая послужила эпиграфом к роману Достоевского «Бесы». Ср. также в повести Н. Гоголя «Майская ночь, или Утопленница» (1831) фразу головы: «Я не забыл, как проклятые сорванцы вогнали в огород стадо свиней, переевших мою капусту и огурцы» (Г о г о л ь Н. В. Собр. соч. М., 1976. Т. 1. С. 70–71).

С. 424. Человек очень сильно устал и зверски, не по-человечески озяб. ‹…› в тесной конуре он сможет свалиться на узкую койку, прильнуть к ней и на ней распластаться. – М. Чудакова отметила сходство этого эпизода с сюжетом рассказа Грина «Тифозный пунктир», опубликованного в Литературном приложении к газете «Накануне» 3 декабря 1922 г. – всего за неделю до того, как в следующем номере приложения появился булгаковский отрывок «В ночь на 3-е число» (в котором бронепоезда и часового нет – они возникнут лишь в «Белой гвардии»). Герой-рассказчик «Тифозного пунктира» – петербуржец, служащий в обозной команде в маленьком уездном городе; заболевая тифом, он стоит ночью на посту:

С платформы ‹…› виден был ряд вагонов проходящего эшелона: светящиеся окна теплушек и раскрытые двери их дышали огнем железных печей, бросающих на засыпанный сеном снег рыжие пятна. Там ругались и пели. Закрывая хвост эшелона, темнели белые вагоны санитарного поезда, маня обещаниями, от которых содрогнулся бы человек, находящийся в обстановке нормальной.

Вглядываясь в них, я думал, что нет выше и недостижимее счастья, как попасть в эти маленькие, уютные и чистые помещения, так нерушимо и прочно ограждающие тебя от трепета и скорбей мучительной, собачьей жизни, нудной, как ровная зубная боль, и безнадежной, как плач» (Г р и н А. С. Собр. соч. Т. 3. С. 183).

С. 425. Вырастал во сне небосвод невиданный. Весь красный, сверкающий и весь одетый марсами в их живом сиянии. – «Перекличка» между небесными светилами и звездами красноармейцев стимулирует в «БГ» противоположные ассоциации: красноармейцы одновременно уподобляются войску Антихриста и «небесному воинству». Однако образ небосвода, испещренного пятиконечными звездами, – это не только лубочно-оптимистическая картина торжества большевизма, но и предвестие будущей трагедии: своеобразная иллюстрация слов Жилина о том, что на небесах приготовлены райские хоромы для погибших при штурме Перекопа красноармейцев; видимо, это именно их души светятся пятиконечными звездами.

С. …а навстречу ему идет сосед и земляк. – Сон красноармейца, к которому является Жилин, своеобразно повторяет сон Алексея. Как подчеркнула М. Чудакова, через «посредство» Жилина «белогвардеец» Турбин и безымянный красноармеец вступают в неантагонистические отношения (хотя и не знают об этом).

С. 426. Она была маленькая и тоже пятиконечная. – Следует учитывать, что в латинском языке планета Венера обозначается словом Lucifer: таким образом, Христос как «утренняя звезда» (Откр 22: 16) через мотив света парадоксально отождествляется с Люцифером (Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2 т. 2-е изд. М., 1992. Т. 2. С. 84). Эта двойственность соответствуют общей непроясненности финала романа: Город ожидает вступления красных, которые являются спасителями от «антихриста» Петлюры, но при этом во главе их стоит «антихрист» Троцкий (см.: Г а с п а р о в Б. М. Литературные лейтмотивы. С. 105).

С. «И увидал я мертвых и великих, стоящих перед Богом ‹…› и увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали и моря уже нет». – Откр 20: 12–15; 21: 1.

С. «…слезу с очей, и смерти не будет, уже ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло». – Откр 21: 4.

С. 427. – Я демон, – сказал он, щелкнув каблуками… – В романе Слезкина «Ольга Орг», где героиня прямо сравнивает пытающегося ее соблазнить Владека Ширвинского с демоном, иронически цитируя при этом слова героя поэмы Лермонтова и оперы Рубинштейна: «И будешь ты царицей мира» (С л е з к и н Ю. Ольга Орг. С. 49).

С. …его лицо из клубов выходило ярко-кукольным. – Вспомним, что Алексей Турбин называл Тальберга «чертовой куклой, лишенной всякого понятия о чести», – сходство по признаку кукольности показывает, что второй избранник Елены немногим отличается от первого: для Шервинского проблема чести так же «незатруднительна», как и для Тальберга.

В плане перекличек «БГ» с произведениями Достоевского обратим внимание на портреты типологически сходных персонажей «Преступления и наказания» и «Бесов». О Свидригайлове говорится: «Это было какое-то странное лицо, похожее как бы на маску: белое, румяное, с румяными алыми губами, с светло-белокурой бородой и с довольно еще густыми белокурыми волосами. Глаза были как-то слишком голубые, а взгляд их как-то слишком тяжел и неподвижен. Что-то было ужасно неприятное в этом красивом и чрезвычайно моложавом, судя по летам, лице» (Д о с т о е в с к и й Ф. М. Собр. соч. Л., 1989. Т. 5. С. 442). Сходна и внешность Ставрогина: «Волосы его были что-то уж очень черны, светлые глаза его что-то уж слишком спокойны и ясны, цвет лица что-то уж очень нежен и бел, румянец что-то уж слишком ярок и чист, зубы как жемчужины, губы как коралловые – казалось бы, писаный красавец, а в то же время как будто и отвратителен» (Там же. Т. 7. С. 42).