Текст книги "Походы Александра Македонского"

Возможно, ситуацию со временем и удалось бы утрясти, но тут Олимпиада снова сделала глупость. Она усиленно начала распространять слухи о божественном происхождении сына, и это теперь играло против неё и царевича. Утверждая, что Александр не сын Филиппа, а Зевса, она помимо своей воли заронила в душу базилевса подозрение в супружеской неверности. К тому же ходившая при македонском дворе байка о том, что Филипп лишился глаза, когда наблюдал, как его жена отдаётся богу, была обидна царю как мужчине. Дело кончилось тем, что Олимпиада стала вызывать у него всё большую неприязнь, которая со временем переросла в ненависть. Ситуация была накалена до предела, когда царь объявил о том, что в очередной раз хочет жениться. Мало того, что Филипп для невесты был староват и годился ей в отцы, по столице поползли слухи о том, что ребёнок от этого брака сможет занять македонский престол в обход Александра. Невеста царя Клеопатра была представительницей старой македонской знати, и если бы у Филиппа родился сын, то он был бы чистокровный македонец. Александр же всегда помнил, что является наполовину молоссом. Поэтому враждебность царевича к предстоящей свадьбе понять нетрудно, особенно если учесть, что мать продолжала настраивать его против отца. Выяснение отношений произошло во время свадебных торжеств, когда всё, что так долго копилось в душе у участников конфликта, вырвалось наружу.

Всё началось после того, как участники торжественного пиршества изрядно нагрузились вином и дали волю своим языкам. Дядя невесты, полководец Аттал, стал кричать на весь зал о том, чтобы македонцы молились о рождении у базилевса и его племянницы законного наследника. А затем добавил: «Вот теперь, царь, у тебя будут рождаться законные сыновья, а не ублюдки!» (Афиней, XIII,5). Александр моментально впал в ярость и со словами: «Так что же, негодяй, я по-твоему незаконнорожденный, что ли?» – запустил в Аттала чашей из под вина. Мы не знаем, попал царевич в провокатора или нет, но Филипп, который также находился под влиянием винных паров, моментально озверел и, схватив лежавший рядом меч, бросился на сына. Но пьяный царь запутался в собственных ногах и свалился на пол, а Александр, издеваясь над пытающимся подняться отцом, крикнул на весь зал: «Смотрите, люди! Этот человек, который собирается переправиться из Европы в Азию, растянулся, переправляясь от ложа к ложу». Сведения об этой злополучной свадьбе дошли до нас в изложении Плутарха, который в биографии Александра очень ярко и красочно передал весь накал бушевавших страстей.

Но одним скандалом на пиру дело не закончилось. Пока во дворце не отошли от пьяного угара, Александр, прикинув возможные варианты развития событий, забрал свою мать и убежал к ней на родину в Эпир. Оставив Олимпиаду под присмотром её брата Александра Эпирского, царевич ушёл в Иллирию, к царю Плеврату, который являлся врагом Филиппа. За власть Александр собирался драться до конца, даже со своим отцом. Зато базилевс Македонии оказался в дурацком положении, потому что его сын и наследник примкнул к врагам страны. Это ставило под угрозу весь тщательно подготовленный поход в Азию. Стоит царю уйти с войском на восток и что помешает Александру объявиться в Македонии, но уже не как наследнику, а как царю? Или если с Филиппом что-то случиться, то кто примет власть над страной? Детей у царя было много, имелся и племянник, но толку от них как от государственных деятелей было мало. Зато старший сын уже готовый правитель, спасибо Аристотелю. Взвесив все за и против, Филипп пошел со своей роднёй на мировую. По свидетельству Юстина, Александр не хотел примирения с родителем, всячески этому противился и согласился лишь под давлением эпирских родственников.

Но кто они были, эти родственники? И какой им был интерес мирить сына с отцом? Ответ прост, это мог быть только Александр Эпирский, дядя царевича по матери. Что же касается его личного интереса в этом деле, то назывался он Клеопатра, дочь Филиппа Македонского. Базилевс быстро сориентировался в ситуации и предложил шурину в жёны свою дочь, невзирая на то, что она приходилась царю Эпира племянницей. Взамен Александр Эпирский выпроваживал домой Александра Македонского. Теперь эпирский родственник не только был обязан Филиппу троном, но и стал его зятем. А это уже несколько другие отношения.

Плутарх приводит иную версию развития событий, рассказывая, что когда личный друг царя коринфянин Демарат приехал к нему в гости, то в беседе с ним Филипп поинтересовался: «А как ладят между собой эллины?» Демарат усмехнулся и ответил, что не Филиппу заботится о Греции, поскольку он не может навести порядок даже у себя в доме, куда принёс одни распри и беды. Царь крепко призадумался, и вскоре послал за Александром, которого через посредничество Демарата уговорил вернуться в Македонию.

Скорее всего, обе эти версии имели место быть, т. к. одна другой не противоречат. Но как бы там не было, семья Александра вновь собралась в Македонии. Филипп затеял грандиозные торжества по случаю свадебной церемонии своей дочери и царя Эпира, по окончании которых планировал выступить в поход против персов. Македонский корпус под командованием полководцев Пармениона и Аттала, дяди царицы Клеопатры, уже высадился в Малой Азии и вёл боевые действия против персидских войск. Время поджимало, но Филипп твёрдо решил сначала провести торжественное мероприятие, которое он планировал превратить в большое политическое шоу, и лишь потом идти на войну. Свадьба состоялась, но в поход царь Македонии так и не выступил – боги распорядились иначе.

За смертью далеко ходить не надо.

Петроний

Как свидетельствует Павсаний, незадолго до смерти Филипп II получил следующее предсказание: «Бык увенчан; конец его близок, и есть совершитель» (VIII,7). Естественно, что царь истолковал данное пророчество так, как было выгодно ему, подразумевая под жертвенным быком державу Ахеменидов. Базилевс даже на миг не допускал, что этим быком является он сам. Македонское царство стараниями Филиппа находилось на вершине могущества, а он сам – на пике славы и успеха. Царь достиг всего, к чему стремился, и теперь приступал к осуществлению главного дела своей жизни: походу на восток. Как только закончится свадьба дочери, базилевс планировал уехать в войска.

Свадьба была грандиозной, гости съехались со всей Греции в невиданном количестве. Но Филипп не был бы Филиппом, если бы не вложил в это мероприятие политический подтекст. Базилевс собирался предстать перед эллинами совсем другим человеком, любезным и обходительным, который полностью соответствует высокой должности стратега-автократора в войне против Персии. А не тем пьяным сатиром, о чьих непотребных выходках во время застолий ходят байки по всей Элладе.

Свадьбу царь объединил с жертвоприношениями олимпийским богам, внеся в торжества религиозный оттенок. Также он решил устроить роскошные состязания в честь муз, чем привлёк ещё больше гостей. Получилось, что одновременно со свадьбой дочери Филипп устроил религиозный праздник и состязания. Выбор для гостей был богат. Не хочешь на свадьбу – приезжай и почти богов; если безбожник – гуляй на свадьбе, а если ни туда и ни сюда, то иди и насладись состязаниями.

Все античные авторы, рассказывающие об этих событиях, отмечали огромное количество народа, съехавшегося в Эги[19]19
  Современная Вергина.


[Закрыть], древнюю столицу Македонии. Эти торжества должны были стать своеобразным триумфом Филиппа II. Македонский царь гулять любил и умел, а потому можно представить, что творилось на улицах города в день свадьбы дочери базилевса. На следующее утро были назначены игры, и ещё не отошедшие от обильных возлияний гости затемно потянулись в театр, где должны были проходить состязания. Торжественное шествие в честь открытия началось с восходом солнца, и вновь Филипп решил всех поразить своим размахом.

Диодор Сицилийский пишет о том, что вместе со статуями двенадцати олимпийских богов Филипп распорядился нести и тринадцатую – свою собственную. Получалось, что базилевс ненавязчиво причислил себя к сному олимпийцев и теперь демонстрировал это огромному количеству народа. Как к этому отнеслись зрители, мы не знаем, но обратим внимание на один принципиальный момент. Когда Александр объявит себя на востоке богом, то он не будет здесь новатором, поскольку перед глазами у него будет пример отца. Очевидно, что сын по достоинству оценил задумку родителя. Но что планировал делать дальше со своей божественностью Филипп, так и осталось неизвестным, ибо побыть богом ему было суждено совсем немного времени. Царь вскоре сам отправился к богам.

Дальнейшие события развивались стремительно. Базилевс Македонии решил показать собравшейся в театре публике, что среди своего народа ему бояться некого. По свидетельству Диодора Сицилийского, Филипп отправил вперед друзей, отослал охрану и отправился в театр один. Но далеко не ушел. К базилевсу подбежал телохранитель Павсаний, ударил кинжалом под ребра, вытащил из мертвого тела клинок и скрылся.

Несколько иначе рассказывает о смерти македонского царя Юстин: «Не было недостатка и в великолепных зрелищах; Филипп отправился посмотреть на них без телохранителей, между двумя Александрами, сыном и зятем. Воспользовавшись этим, молодой человек из македонской знати, по имени Павсаний, ни в ком не возбуждавший подозрений, стал в узком проходе и заколол Филиппа, когда тот шел мимо него» (IX,6).

Какой же вывод можно сделать на основании этих свидетельств? Прежде всего, обратим внимание на то, что у Диодора базилевс идет в театр один, а у Юстина в сопровождении двух Александров. Однако оба историка сходятся в том, что охраны при Филиппе в данный момент не было. Можно предположить, что когда базилевс с сыном и зятем подошли к театру, то царь попросил молодых людей пройти вперед, поскольку идти «между двумя Александрами» у него уже не было возможности. Недаром Юстин обращает внимание на то, что проход в театр был узким. А стоявший в проходе Павсаний подозрений абсолютно никаких не вызывал, и его появление там воспринималось как само собой разумеющееся. О том, что с Филиппом не было никакой охраны, свидетельствует и тот факт, что в погоню за убийцей бросились телохранители его сына. Павсания догнали и прикончили на месте, истыкав копьями. Хотя могли взять живым, у Диодора чётко написано, что беглец зацепился за виноградную лозу и упал, а когда поднялся, был настигнут преследователями. Судя по всему, убили его от посторонних глаз подальше, поскольку виноградные лозы ни в театре, ни на главных городских улицах не растут.

* * *

Так кто же был Павсаний – убийца одиночка или же за ним кто-то стоял? Ищи того, кому это выгодно, вот первое правило при раскрытии преступлений. Но в данной ситуации оно не поможет, поскольку смерть Филиппа была выгодна очень многим. Во-первых, Александру и Олимпиаде, во-вторых, персам, в-третьих, грекам, и наконец, князям из горной Македонии. Какую выгоду каждый из них получал в случае смерти царя и так ясно, хотя невозможно определить, кому была нужнее смерть Филиппа. Но может быть, Павсаний всё же действовал в одиночку? Попробуем сопоставить письменные источники.

Диодор рассказывает, что этот молодой человек был коренным македонцем и происходил из знатного рода в области Орестида. Это очень ценное свидетельство, которое наводит на мысль о связях Павсания с князьями горной Македонии. Как следствие, появляется версия об их причастности к убийству. Не случайно первые, на кого пало подозрение, были именно представители высшей македонской аристократии из некогда независимых княжеств Линкестиды и Орестиды.

Подробную информацию о том, кто такой Павсаний и почему он решился на этот шаг, приводит Юстин: «Павсаний этот еще в ранней юности подвергся насилию со стороны Аттала (того самого, дядюшки царицы Клеопатры), причем этот и без того позорный поступок тот сделал еще более гнусным: приведя Павсания на пир и напоив его допьяна неразбавленным вином, Аттал сделал его жертвой не только своей похоти, но предоставил его и остальным своим сотрапезникам, словно Павсаний был продажным распутником, так что Павсаний стал посмешищем в глазах своих сверстников. Тяжко оскорбленный, Павсаний несколько раз обращался с жалобами к Филиппу. Павсанию отводили глаза ложными обещаниями, да еще и подшучивали над ним, а врагу его – он видел – дали почетную должность военачальника; поэтому он обратил свой гнев против Филиппа и, не будучи в состоянии отомстить обидчику, отмстил несправедливому судье» (IX,6).

Здесь возникает закономерный вопрос: – зачем Павсанию убивать Филиппа, если гораздо проще убить Аттала? Ведь его главным врагом является полководец, а не базилевс! У молодого человека была масса возможностей расправиться со своим обидчиком, который постоянно находился в царском дворце. По крайней мере, до тех пор, пока его не отправили в Малую Азию. Но нет, Павсаний предпочитает надоедать Филиппу жалобами, а сам не делает ничего, чтобы поквитаться с Атталом. Затем неожиданно решает убить македонского царя, хотя до этого вполне мог прикончить главного недруга. Логики в действиях убийцы нет никакой, поскольку убить военачальника гораздо проще, чем базилевса.

Вновь обратимся к сведениям, которые сообщает Диодор. Как и Юстин, он также пишет о том, что Павсаний очень долго пытался добиться от Филиппа справедливости. Когда же попытка успехом не увенчалась, молодой человек стал вынашивать преступные замыслы в отношении Аттала и Филиппа. Но почему-то убил именно базилевса. Впрочем, в связи с убийством царя Диодор называет ещё одно имя – некоего софиста Гермократа, чьим учеником был Павсаний. Историк пишет, что именно софист подбивал царского телохранителя на убийство базилевса, а когда Павсаний спросил, что надо сделать, чтобы стать знаменитым, Гермократ цинично посоветовал ему убить того, кто совершил великие дела. И многозначительно добавил, что убийцу будут помнить так же долго, как и его жертву.

Но в разговоре ученика с учителем нет ни слова о мести, и невольно создается впечатление, что Павсанию не дают покоя лавры Герострата. Но почему его подстрекал Гермократ на цареубийство и на кого сей софист работал, узнать было бы интересно. Не исключено, что сначала Павсанию и в голову не приходило убивать царя, поскольку парень должен был понимать, что Аттал Филиппу родственник, а потому вряд ли будет наказан базилевсом. И поэтому гораздо логичнее убить самого военачальника. Но в этом случае получается, что Павсанию кто-то подсказал, что делать, и направил царского телохранителя на путь истинный. И этим кто-то мог быть кто угодно, хотя бы тот же Гермократ.

Теперь попробуем разобраться, имел Александр отношение к убийству отца или нет. «Думали также, что Павсаний был подослан Олимпиадой, матерью Александра, да и сам Александр не был, по-видимому, не осведомлен о том, что замышляется убийство его отца» (Юстин, IX,7). Правда, Плутарх пишет о том, что подозрение всё-таки пало на Александра. Когда царевичу однажды повстречался Павсаний и стал жаловаться на Аттала и Филиппа, то Александр ответил ему стихами из трагедии Эврипиада «Медея»: «Всем отмстить – отцу, невесте, жениху». Однако вряд ли царевич был виновен в смерти отца. Обратим внимание, что на момент убийства Александр единственный законный наследник Филиппа, которого уважают в армии и знают в народе. Недаром базилевс с ним помирился и убедил вернуться в Македонию. Вполне возможно, отцу удалось убедить сына в том, что ничего плохого он ему не желает и оставляет своим преемником. Сейчас трудно сказать что-то определённое, но, на мой взгляд, в данной ситуации Александр чувствовал себя при македонском дворе достаточно уверенно. Отношения с Филиппом стали налаживаться, и вряд ли царевич пошёл бы в настоящий момент на убийство отца. Совсем другое дело – Олимпиада.

Гордая и властная царица, жрица древнего культа Кабиров, она чувствовала себя униженной: «Олимпиада не менее страдала от того, что ее отвергли и предпочли ей Клеопатру, чем Павсаний – от своего позора» (Юстин, IX,7). Мать Александра прекрасно понимала, что та роль, которую она раньше играла при царском дворе, теперь будет принадлежать другой женщине. Ситуация может измениться только в том случае, если базилевсом станет сын, а главный виновник её позора отправится к Аиду. Ещё во время своего пребывания в Эпире оскорблённая царица искала возможность отомстить неверному мужу: «Олимпиада со своей стороны побуждала своего брата Александра, царя Эпира, к войне с Филиппом и достигла бы цели, если бы Филипп не сделал Александра своим зятем, выдав за него дочь» (Юстин, IX,7).

Трудно сказать, начал бы Эпирец войну с Филиппом или нет, ведь своим троном он в конечном итоге был обязан именно базилевсу. Да и на полях сражений армии Эпира было бы сложно противостоять ветеранам Филиппа. Александр Эпирский был реалистом, и ввергать свой народ в войну из-за оскорбленных чувств сестры не стал, времена Троянской войны канули в Лету. Поэтому, можно предположить, что, не найдя понимания у брата, Олимпиада решила обратиться к Павсанию.

Её поведение после смерти мужа также наводит на определённые размышления: «Когда же она, услыхав об убийстве царя, поспешила на похороны под предлогом исполнения последнего долга, то она в ту же ночь возложила на голову висевшего на кресте Павсания золотой венец. Никто, кроме нее, не мог отважиться на это, раз после Филиппа остался сын. Спустя немного дней она сожгла снятый с креста труп убийцы над останками своего мужа и приказала насыпать холм на том же месте; она позаботилась и о том, чтобы ежегодно приносились умершему жертвы согласно с верованиями народа» (Юстин, IX,7). К тому же царица вполне могла договориться с друзьями Александра о том, чтобы Павсаний не попал живым в руки правосудия. Мы помним, что преследовали убийцу люди наследника, а не базилевса. Диодор называет их имена, это Пердикка, Леоннат и Аттал.

Обратим внимание на первых двух. Когда после смерти завоевателя его полководцы начнут растаскивать на куски огромную империю, именно Леонната выберет себе в мужья овдовевшая к этому времени сестра Александра Клеопатра. А после гибели жениха следующим претендентом на её руку станет Пердикка. При желании можно свести в группу заговорщиков названных выше друзей Александра и Олимпиаду. И если это действительно так, то царица знала, что на них можно положиться, и в трудный момент могла подсказать дочери, кого ей выбирать в мужья.

Если же посмотреть на ситуацию с другой стороны и предположить, что к убийству мужа Олимпиада отношения не имеет, то и тогда её поведение будет вполне объяснимо. Ведь одним ударом кинжала Павсаний вернул царице прежнее положение, сделав базилевсом её сына. Как она должна относиться к человеку, который покарал того, кто её страшно оскорбил и унизил? Мать Александра демонстративно показывала своё торжество: «Наконец, она посвятила Аполлону меч, которым был заколот царь, от имени Мирталы; это имя Олимпиада носила в младенчестве. Все это она делала настолько открыто, как будто она боялась, что преступление, совершенное ею, будет приписано не ей» (Юстин, IX,7). Бояться ей было совершенно некого, ведь царем Македонии стал Александр.

Существует ещё одна версия гибели базилевса, где главными виновниками убийства называются персы. По свидетельству Арриана, Александр в письме к Дарию напрямую обвинил персов в смерти Филиппа: «Отец мой умер от руки заговорщиков, которых сплотили вы, о чем хвастаетесь всем в своих письмах» (II,14). Такое предположение тоже заслуживает самого пристального внимания, поскольку персидское золото могло подкупить как македонских аристократов, так и греческих демократов.

Подводя итог всему изложенному, можно сделать вывод о том, что мы никогда не узнаем, кто же направил руку Павсания и был главным вдохновителем убийства Филиппа II. А строить различные «теории», выдавая их за истину в последней инстанции, мне не хочется. Этого добра и в других книгах хватает, кому интересно, могут почитать.

* * *

После смерти Филиппа при македонском дворе произошла самая настоящая резня. Первым делом Олимпиада расправилась со своей ненавистной соперницей: «Олимпиада принудила Клеопатру, из-за которой Филипп развелся с ней, повеситься, сперва умертвив в объятиях матери ее дочь» (Юстин, IX,7). Павсаний излагает несколько иную версию убийства: «Когда Филипп умер, то Олимпиада убила маленького сына Филиппа, рожденного им от племянницы Аттала Клеопатры, заставив тащить его вместе с матерью в медном котле, под которым был разложен огонь» (VIII,7). Юстин и Павсаний расходятся во мнениях не только в том, каким образом Олимпиада умертвила Клеопатру, но и в определении пола ребенка. Впрочем, здесь некоторую ясность вносит Афиней: «Клеопатра родила Филиппу дочь Европу» (XIII,5).

В том, что расправа могла быть настолько изуверской, нет ничего невероятного, это как раз в духе Мирталы. Царица лично присутствовала при убийстве, утоляя жажду мести, и впоследствии из-за этого произошла её ссора с Александром, который был возмущён таким неоправданным зверством. Он не видел никакого смысла в убийстве своей маленькой сводной сестры, которая не представляла никакой угрозы. Другое дело, если бы у Филиппа и Клеопатры родился сын.

Но со своими врагами Александр расправился не менее жестоко. Самыми первыми по подозрению в убийстве были схвачены два князя области Линкестиды, Геромен и Аррабей. Они были казнены перед могильным курганом Филиппа как главные подозреваемые. Однако их брат Александр повёл себя совершенно неожиданно, когда явился в полном вооружении к сыну Филиппа, и признал его базилевсом одним из первых. Александр это запомнил и в дальнейшем при каждом удобном случае продвигал Линкестийца наверх по служебной лестнице. Брат казненных заговорщиков быстро дослужился до командира фессалийской конницы, а этот пост в македонской армии был одним из важнейших. Хотя нельзя исключить, что до такого мудрого решения потомок гордых и независимых князей Линкестиды дошёл не своим умом. Скорее всего, на путь истинный наставил его любимый тесть, ближайший соратник убитого Филиппа, полководец Антипатр. Но как бы там ни было, до поры до времени Александру Линкестийцу жаловаться на жизнь не приходилось.

Следующей жертвой молодого царя стал сводный брат по отцу Каран. Брата Арридея, рождённого от танцовщицы и страдавшего слабоумием, Александр пощадил, поскольку не видел в нём опасного конкурента. Зато его двоюродный брат Аминта, сын царя Пердикки III, тоже не избежал печальной участи. Конкурентов по приказу нового базилевса резали одного за другим, но таковы были кровавые традиции царского дома Македонии. По воле Александра собирается народное собрание, и базилевс обращается к народу. Весь смысл его речи свелся к тому, что царь новый, но политический курс останется прежним. Александру необходимо успокоить македонцев и избежать возможных волнений, борьба за власть в самом разгаре и любая ошибка может стоить ему жизни. Главное расположить к себе жителей Македонии, которые должны были забыть о том, что на трон есть и другие претенденты. Это Александру блестяще удаётся, поскольку он освобождает македонцев от всех государственных повинностей, кроме военной службы, которая в их глазах являлась почётной и достойной уважения. Юстин отметит, что такой жест доброй воли со стороны базилевса вызвал широкий общественный резонанс в стране: «Этим поступком он заслужил такое расположение со стороны всех окружающих, что стали говорить: на престоле сменился человек, но доблесть царская осталась неизменной» (Юстин, XI,1).

В сложившейся ситуации главной проблемой для молодого царя оказался Аттал, дядя погибшей царицы Клеопатры. И опасен он был не сам по себе, а тем, что под его командованием были войска, среди которых Аттал был достаточно популярен. Было неизвестно, какую позицию займёт старый соратник Филиппа Парменион, знаменитый полководец демонстрировать свою лояльность не спешил. Вместе с Атталом он находился в Малой Азии, куда Филипп успел перебросить часть войск. Понимая, что при желании азиатский корпус может очень сильно осложнить ему жизнь, Александр принимает меры для устранения возможной опасности. Один из его друзей, Гекатей, отправился с отрядом отборных воинов в расположение корпуса, имея приказ доставить Аттала в Македонию живым или мёртвым. Живым не получилось, но молодого царя и подобный расклад вполне устроил. Пармениону удалось успокоить взбудораженные войска и доказать свою преданность новому режиму. Вряд ли бы операция по ликвидации Аттала прошла успешно без его прямого содействия. Парменион при Александре будет вторым лицом в македонской армии, и царь будет доверять ему самые ответственные поручения. Молодому базилевсу удалось удержать власть, хотя вряд ли это было возможно без поддержки армии и помощи Антипатра с Парменионом. Соратники Филиппа поставили на молодого царевича и выиграли, получив от него заслуженные почёт и уважение.

Соседи Македонии замерли в ожидании дальнейших действий нового царя. А кое-кто всерьёз задумался, не пришла ли пора воспользоваться македонской смутой и сбросить тяжёлую руку её правителей.

* * *

К западу от города Фессалоники расположена деревня Вергина, в окрестностях которой находятся Эги, древняя столица Македонии. Вергина знаменита тем, что именно здесь были обнаружены гробницы македонских царей, в том числе и Филиппа II. Их раскопали в 1974 году, и оказалось, что они не только хорошо сохранились, но и были не разграблены. Кроме Филиппа там захоронена Олимпиада, его внук, сын Александра Великого, а также жена завоевателя Роксана. В настоящее время под погребальным курганом находится великолепный музей, где выставлены вещи, найденные в гробницах. Примерно в 2 км от Вергины, в местечке под названием Палатица, находятся остатки дворца македонских базилевсов. И совсем рядом расположен театр, тот самый, куда вошёл македонский царь Филипп II и принял смерть от кинжала своего телохранителя.