Текст книги "Проективный словарь гуманитарных наук"

ДИАВЕРС, ИНТЕРВЕРС (diaverse, interverse; dia, через, inter, между + universe). Межвселенье; диалогическая интерпретация *многомирия (multiverse). Космология рассматривает концепцию мультиверсума в разных вариантах: эвереттовскoe ветвление вселенных в квантовых переходах; многомерные пространства суперструн; инфляционная модель вселенных, раздувающихся, как пузыри, на пене квантовых флуктуаций… Возникает вопрос: почему вселенных много, есть ли какая-то логика в таком космическом плюрализме?

Один из возможных ответов: вселенных много по той же причине, по какой существует много индивидов, языков, культур. Логика, объясняющая их возникновение, есть диалогика, обоснованная М. Бахтиным и его последователем культурологом В. Библером. Любой смысл, чтобы получить выражение, должен быть отнесен к другому смыслу, и первичен не он сам, а их отношение, «с», которое присутствует в самом слове «с-мысл». Мир, чтобы обладать значимостью, должен соотноситься с другими мирами. Именно это «с» – отношение и является исходным: наличие многих со-бытийствующих миров, со-мыслящих и со-значимых культур. Вначале было Слово, но слово, как полагал М. Бахтин, всегда есть ответ на другое слово и предвосхищение нового ответа, и в этом диалоге нет начала и конца, есть только отношение, соотносимость.

Поэтому антропный принцип в космологии следовало бы дополнить диалогическим принципом (диакосмология, diacosmology): наша вселенная создана такой, какова она есть, чтобы отличаться от других вселенных и в соотношении с ними приобретать с-мысл и со-бытийность. Mногомириe – это не просто множественность миров, но со-мирие и между-мирие. Каждое квантовое со-бытие: переход из суперпозиции в множественные локализации – это диалогическая реплика по отношению к другим со-бытиям, момент рождения значимого различия. Отсюда так называемая «квантовая запутанность», когда квантовые состояния двух или нескольких объектов оказываются взаимозависимыми, даже если они находятся на огромных, галактических расстояниях друг от друга. Нелокальность – форма со-бытийности.

Вселенная – это не просто информационная матрица, это разговор, ведущийся на многих языках, а значит – между разными вселенными. От универсума – к мультиверсуму, и от мультиверсума – к интерверсу и диаверсу: таков порядок возникновения максимально емких концепций мироздания. Уже коперниковский переворот – это выход из монологизма птоломеевской геоцентрической модели в пространство диалога: Земля – не центр мира, а одна из планет. Знаменательно, что Г. Галилей – ровесник полиглоссии в становлении европейской литературы. Эту аналогию проводил М. Бахтин в «Предыстории романного слова»: «вместо единого и единственного замкнутого птоломеевского языкового мира появился открытый галилеевский мир многих взаимоосвещающих языков» [93]93
  http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Literat/bahtin/iz_istromslov.php


[Закрыть]. Тогда же и Дж. Бруно выступил с идеей множественности миров, первой научно-философской версией мультиверсума. Так что развитие космологии и литературы шло в одном направлении: от статической, монолитной картины мира – к диалогической и плюралистической.

*Альтерология, Всеразличие, Многомирие, Мультикосмизм, Негаобъект и негамир

Коты, смыслы и вселенные // Звезда. 2016. № 5. С. 249–259.

ИПСЕИЗМ (ipseism; от лат. ipse, сам, сам собой, сам по себе). Опыт бытия самим собой как основание общезначимости субъективного опыта. Ипсеизм направлен против редукционизма, физикализма и материализма в понимании психической деятельности. За субъективным опытом стоит определенная реальность, которая не может быть описана извне этого опыта. По мысли американского философа Томаса Нагеля («Каково быть летучей мышью», 1974), если субъективный характер опыта полностью постижим лишь с точки зрения самого субъекта, то любое движение к большей, научной объективности не приближает нас к пониманию этого опыта, а, напротив, дальше уводит от него [94]94
  Nagel Th. What Is It Like to Be a Bat? (1974) // Nagel Thomas. The Mind’s I. Fantasies and Reflections on Self and Soul. New York: Basic Books, Inc., 2000.


[Закрыть]. Биохимический анализ рецепторов летучей мыши не описывает доступных лишь ей самой ощущений полета, зависания, вслушивания. Человек может судить о том, каково быть летучей мышью, не препарируя ее мозг, но лишь на основе собственного опыта «бытия собой» (first-person experience). Этот опыт включает в себя различие своего и чужого, далекого и близкого, родного и неродного, ощущения боли, голода, насыщения, покоя, движения, тесноты, простора, прикосновения, вслушивания… При этом ипсеизм позволяет избежать антропоморфизма, согласно которому поставить себя в положение летучей мыши я могу, лишь перенеся на себя какие-то ее свойства (представляя себя висящим в воздухе, глотающим насекомых, испускающим ультразвук). Так создается метафоризм: представление себя не собой – и антропоморфизм: представление мыши человеком.

Ипсеизм может стать ответом и на более общий вопрос Нагеля: как представить в общих терминах сугубо субъективный опыт, не отделимый от индивидуальности его носителя? Физикализм предполагает описание ментальных событий на языке физических, химических, нейрофизиологических понятий, которые регистрируют проявление этих внутренних событий в нервных импульсах, сигналах, передаваемых клетками головного мозга. Но в этих импульсах или химических реакциях, воспринимаемых внешним наблюдателем, не содержится ничего из того, что переживается изнутри самого опыта, как qualia, чувственные состояния: ощущение звука или цвета, голода или насыщения, – а также эмоции: волнение или страх, радость или удивление. Общность опыта следует искать не вовне, не подстановкой иного наблюдателя на место субъекта самого опыта, а через соотнесение субъекта опыта с его собственным объектом, поскольку в самоощущении они совпадают. Ипсеизм, в отличие от физикализма, ищет объективных оснований опыта внутри его субъективности. Такой опыт общезначим не потому, что его можно свести к каким-то извне наблюдаемым физическим параметрам, а потому, что он соразделяется всеми живущими и непосредственно дан им в самоощущениях. Интроспекция в таких случаях может быть дополнена интерспекцией (interspection) – сопоставлением разных опытов в живом общении их субъектов.

Вместе с тем между мною как субъектом и мною как объектом опыта нет полного тождества. Переживание *своечуждости – своего как чужого – знакомо всем, читающим свой дневник, написанный тем другим, каким мы были когда-то. Об этих «странных петлях» самореференции, привлекая теорему Гёделя о неполноте, пишет Даглас Хофштадтер в своей книге «Гёдель, Эшер, Бах: Эта бесконечная гирлянда». «Мы не можем увидеть своими глазами собственное лицо; не разумно ли ожидать, что мы также окажемся не в состоянии полностью отразить собственную психическую структуру в тех символах, которые ее составляют?» [95]95
  Хофштадтер Д. Гёдель, Эшер, Бах: Эта бесконечная гирлянда. Самара: Бахрах-М, 2001. С. 654.


[Закрыть] Эта невозможность сомкнуть свое «я» с собой, неполнота в наших актах самоописания и самоощущения составляет свойство живого: свойство расти, быть больше себя. Самость дается не как самотождество, а как саморазличие, которое прекращается только со смертью.

Вот почему «я» как субъект и «себя» как объект одного и того же опыта (наблюдения, переживания) обозначают разными местоимениями, личным и возвратным: я – себя; ego – ipse; I – self. Нельзя сказать: «я ощущаю меня», поскольку «меня» всегда предполагает точку зрения другого. Другой может знать (чувствовать, ощущать) меня, а я могу знать лишь себя. Поэтому ипсеизм приходится трактовать динамически: Я-субъект и Я-объект опыта не тождественны себе, но разделяются неким интервалом, зиянием, хиатусом, похожим на переворачивание ленты Мебиуса: внутренняя сторона становится внешней, «я» переходит в «себя», а «себя» в «другого».

Если мы способны ощущать себя как другого, то отсюда и наша способность ощущать другого как себя. Таково этическое развитие когнитивной проблемы: «каково быть летучей мышью?» Сам этот вопрос является ответом на другой, еще более важный вопрос, определяющий смысл гуманитарных наук: каково быть человеком? Быть человеком – значит задаваться вопросом о том, каково быть кем-то другим, то есть выходить за границу самобытия и погружаться в бытие чужого, как если бы оно было твоим.

*Интенсивность, Ипсеистика, Микропсихология, Психема, Реверсивность, Самобытие, Своечуждость, Селф-эмоция, Суб-объект

Ипсеизм, или Каково быть самим собой? От когнитивистики к этике // Знак. С. 734–744.

Humanities. P. 209–215.

ИПСЕИСТИКА (ipseistics; от лат. ipse, сам, сам собой, сам по себе). Дисциплина, исследующая свойство «быть собой» и многообразие отношений к «себе». При этом возникает особая двойственная категория, сочетающая свойства субъекта и объекта, – *суб-объект, то есть субъект, относящийся к себе как к объекту.

Как предмет ипсеистики прежде всего выделяется личность, субъект самопознания, саморефлексии, саморазвития. Первое лицо, «я» способно себя опредмечивать и относиться к себе как к другому, вступать в обратную, рефлексивную связь с собой. Ипсеистика включает в себя психологические и этические вопросы, относящиеся к восприятию себя, к самоопределению личности. «Стадия зеркала», самовосприятия, через которую проходит созревание каждой личности, по Ж. Лакану, и, напротив, невозможность адекватно воспринять себя собственными глазами, без помощи другого, как утверждает М. Бахтин, – тоже проблемные области ипсеистики.

В отношение к «себе» могут вступать не только личности, но и логические и лингвистические объекты, например автореферентные суждения и высказывания, на основе которых возникают известные логические парадоксы. Теория множеств составляет один из разделов формирующейся ипсеистики, поскольку понятие множества, входящего в число своих элементов, является центральным для этой теории (см. *Суб-объект).

Ипсеистика взаимодействует с биологией, с теорией жизни как «аутопоэзиса». Это понятие, введенное в начале 1970-х годов чилийскими биологами У. Матураной и Ф. Варелой, указывает на то, чем живое отличается от неживого – способностью к самотворению и саморазвитию. Живое – от клетки до человека – порождает в качестве продукта само себя, без разделения на производителя и продукт. Немецкий социолог Н. Луман применил эту концепцию самотворения к социальным и коммуникативным системам.

Для поиска самых глубинных оснований многих явлений приходится рассматривать их отношение к самим себе, то есть исследовать с позиций ипсеистики. Много веков наука искала истоки Вселенной, жизни, языка, мышления – и останавливалась на пороге перед великой загадкой их происхождения. Подразумевалось, что они произошли от чего-то иного, что причинная цепь уводит от них в область других явлений и сущностей. Но возможно, что все эти великие реальности произошли от себя, благодаря способности входить в отношение с собой. Ипсеистика взаимодействует с философской онтологией и с научной космологией в вопросах происхождения бытия и Вселенной из *вакуума нестабильного, из ничто, которое «ничтожит» само себя (*не-небытие).

*Есмь-истина, Интенсивность, Ипсеизм, Лирическая философия, Не-небытие, Персоналистический аргумент, Самобытие, Самь, Своечуждость, Суб-объект

Космическая саморефлексия. О происхождении бытия из небытия // Мы все в заботе постоянной… Концепция заботы о себе в педагогике и культуре / Ред. М. Козлова и В. Безрогов. М.: Канон-плюс, 2015. Ч. 1. С. 222–231.

Humanities. Р. 209–215.

ИРРЕАЛИЯ (irreal entity), МЕОНЕМА (meoneme, unit of nonexistence; от греч. meon, небытие), НЕГАТЕМА (negateme; лат. negare, отрицать). Значимая единица небытия; элементарное понятие *негаонтологии, ирреалогии (irrealogy), меонтологии (meontology). Вариативность возможных названий свидетельствует о том, что сама проблема обозначения небытия и его элементарных единиц еще не артикулирована в гуманитарных науках. Им не хватает того «ноля», введение которого в математику способствовало ее превращению в науку.

Меон – основное понятие меонизма, разработанного Η. Μ. Минским в его религиозно-философском труде «При свете совести: Мысли и мечты о цели жизни» (1890). Минский выделяет меоны пространственные (атом и вселенная), временные (вечность и мгновение), меоны познания («вещь-в-себе»).

Ирреалия, или меонема – это своего рода «античастица», столь же необходимая в процессе творчества, как и *креатема. Это мгновенное «ничто», вспыхивающее в сознании, воспринимается внутри него как слепое пятно. Сознание не может поймать тот момент, когда происходит переключение матрицы, не может заполнить этот пробел. Между старой и новой матрицей лежит нулевое время и пространство. Новая идея может вынашиваться годами, накапливается материал, проводятся разработки, но сам момент переключения атемпорален и арефлексивен. Меонема как выпадение из бытия соответствует креатеме как вхождению в бытие. Эти слепые пятна, рубцы, ссадины несознания покрывают все точки, через которые сознание входит в мир, закрывая нам путь к познанию того, что творит нас самих: перевязанные «пуповины» бытия в местах его порождения из небытия.

Меонизм характерен для творчества таких разных писателей, как А. Платонов и В. Набоков. Тема небытия внутри бытия значима для обоих, но они подходят к ней с разных сторон. У Набокова мир часто предстает собранием фантомов и магически исчезает по мере его описания. Такие не-явления, меонемы, образованные негацией других явлений, писатель называет «нетками». В «Приглашении на казнь» мать Цинцинната, Цецилия Ц., описывает не-вещи, которые в не-зеркале приобретали вид настоящих вещей: «когда вы такой непонятный и уродливый предмет ставили так, что он отражался в непонятном и уродливом зеркале, получалось замечательно; нет на нет давало да, все восстанавливалось, все было хорошо…». Нетка в «зеркале-коверкале» выглядит как полноценная вещь, но это лишь взаимоналожение двух отрицаний, которые дают плюс. Каждая вещь есть лишь способ отношения одного «не» к другому. Таков бесконечно множимый мир призраков, которые реальны друг для друга, но в своей общемировой сумме образуют ноль. Можно было бы подобными семиотическими минус-единицами – «ирреалиями» – исчислять меру призрачности в таких набоковских произведениях, как «Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Посещение музея», «Ultima Thule», «Бледный огонь». Детали-меонемы по мере перечисления не прибавляются к этому миру, а вычитаются из него. Что остается – отвечает сам Набоков: «мнимая перспектива, графический мираж, обольстительный своей призрачностью и пустынностью» («Тяжелый дым»).

Для Платонова небытие – это начальное условие бытия человека в пустом, тоскливом мире, где приходится длить не обеспеченное смыслом существование. Платоновские меонемы – «евнух души» и «мертвый брат» внутри каждого существа. У Набокова – гностическое восприятие небытия, у Платонова – экзистенциальное. Поэтому у Платонова нет столь характерных для Набокова гностических терминов и образов: призрак, мнимость, иллюзия, ирреальность, фантом, просвечивать, прозрачность. У Платонова другой меонический словарь – экзистенциальный: тоска, скука, пустота, глухота, томление, терпение, длительность, неизбывное время. Гностик постигает окружающий мир как ложный, как тюрьму, в которую он посажен злокозненным демиургом. Если у Набокова проступают порой черточки иного мира, несущего пробуждение и освобождение, то Платонов целиком сосредоточен на этом мире, только он выступает как царство беспробудно спящих или мертвых.

Понятие ирреалии важно для постижения поэтической реальности у И. Бродского: нагнетание предметных подробностей служит скорее вычитанию, чем прибавлению их к картине мира, которая таким образом последовательно опустошается. Свою Музу Бродский называет «музой вычитанья вещей без остатка», «музой нуля» («Литовский ноктюрн: Томасу Венцлова»). Его поэтическое внимание заостряется именно на вещах, которые вычеркиваются из бытия, а значит, позволяют зримо представить само небытие. Такова, например, бабочка в одноименном стихотворении: «Ты лучше, чем Ничто. / Верней: ты ближе / И зримее». Самые яркие и памятные метафоры Бродского, как правило, содержат зримый или осязаемый вычет, зиянье, выбоину, впадину. Развалины зубов во рту – почище, чем развалины Парфенона. Птица, утратившая гнездо, кладет яйцо в пустое баскетбольное кольцо. Из человека вычитается время – остаются слова. Любая сумма «зависит от вычитанья» – это сумма разностей, сумма остатков, которые при сложении могут давать обратную, минусовую величину: «Из забывших меня можно составить город». Поэзия Бродского – это как бы платонизм наизнанку, его мир состоит из минус-реалий, отрицательных сущностей.

Ирреалия может рассматриваться семантически, как отсутствие референта у вербальной единицы. Например, среди однотипных словосочетаний: «крыша дома, поджог дома, глаза дома, скорлупа дома, листья дома, океан дома» – только два первых имеют прямой референтный смысл; два вторых имеют метафорический смысл, реализуемый воображением («окна – глаза дома», «хрупкая оболочка земного бытия – скорлупа дома)». Смыслы остальных сочетаний могут оказаться конструктивными в реальностях иных миров (например, там, где домом выступает внутренность растения – «листья дома»). Реалия – метафора – ирреалия: такова краткая схема движения от семантики бытия к семантике небытия. Подавляющее большинство словосочетаний ведет в область ирреалий, совокупность которых образует пустотные, лакунные миры. Отсюда радикальный метафизический вопрос: изгонять ли бессмыслицу из речи – или пустоту из бытия? Это и вопрос о роли языка в артикуляции ирреалий и тех лакунных миров, естественно-научное исследование которых, в силу их непроницаемости для нашего мира, не допускается в современных физических теориях мультиверсума.

*«» Вакуум неустойчивый, Гипореальность, Креатема, Минус-система, Нега-, Негаобъект и негамир, Негаонтология, Недо-, Не-небытие, Отрицательно-неопределенные местоимения, Пустоводство, Пустоты, Реалитет, Силентема, Смертствовать, Творчество, Экзистология и эссенциология

Пустота как прием: Слово и изображение у Ильи Кабакова // Октябрь. 1993. № 10. С. 177–192.

Постмодернизм. С. 233–269.

Ирония. С. 189–229.

МНОГОМИРИЕ (multiversality). Свойство бытия образовывать множество миров, универсумов, соположенных или совозможных друг другу. Многомирие перекликается с понятием «мультиверсум» (multiverse), которое обозначает мироздание в целом как совокупность миров с разными физическими законами, свойствами и числом измерений (в отличие от единственного «универсума» – нашей Вселенной). Но если «мультиверсум» указывает на наличную структуру физического всебытия, то «многомирие» – на свойство его открытости и множимости, на потенциал мирообразования и миротворения.

В ХХ – ХХI веках идея и интуиция многомирия входит в самые разные дисциплинарные области как новая научно-техническая или философско-художественная парадигма. Психологические и культурно-исторические (в духе О. Шпенглера) трактовки многомирия рассматривают каждую личность, народ, цивилизацию как особый мир, который не может полностью быть понят и описан извне. В физике получила признание многомировая интерпретация квантовой механики Х. Эверетта, согласно которой параллельные миры являются полноправным физическим феноменом. Открытие черных дыр в космосе и исследование «времяточин» («time wormholes»), гипотетически представляющих переходы в миры с иным, обратимым временем, укрепляют интуицию многомирности мироздания. Развитие компьютерных, информационных технологий ведет к представлению о множестве независимых, самозамкнутых виртуальных миров. Работа над проблемами искусственного разума и искусственной жизни усиливает вероятность того, что возможны иные логики построения основных элементов и первоначал мироздания. В философии все более популярной темой становится логика и семантика возможных миров. В литературе и кино популярнейшим жанром делается фэнтези, описывающее миры с разным физическим и социальным устройством. Таким образом, многомирие становится одной из самых устойчивых особенностей мироощущения человечества на рубеже ХХ – ХХI веков.

Множественность сосуществующих, но взаимно не наблюдаемых миров, которая утверждается разными космологическими теориями и интерпретациями квантовой физики, соотносится с важнейшей гуманитарной категорией смысла. Поскольку в однонаправленном времени нашего мира все события однократны и не могут быть повторены, точкой отсчета могут служить лишь другие варианты тех же событий в параллельных историях других миров. Смысл победы Наполеона под Аустерлицем определяется сопоставлением этого варианта истории с альтернативными, где ход и исход сражения оказались бы иными. Все детали этой битвы выявляют свой смысл лишь по отношению к их альтернативам в разветвляющихся мирах. Британский историк Хью Тревор-Ропер писал в работе «История и воображение»: «История – не просто то, что было; это то, что было, в контексте того, что могло бы быть. Следовательно, история должна вобрать как свой необходимый компонент все альтернативы, “могло-бы-бытности”» [96]96
  Trevor-Roper H. History and Imagination // Essays in Honour of H. R. Trevor-Roper / Ed. H. Lloyd-Jones et al. London, 1981. Р. 1–14.


[Закрыть].

При этом нет необходимости строго определять онтологию разных миров и устанавливать их равно «реальный» статус. Для смысловой концепции многомирия достаточны более слабые, модальные определения иных миров как возможных или необходимых. Тот или иной поступок, который я совершаю в этом мире, имеет смысл только потому, что я мог бы поступить иначе: из каждой точки моего бытия можно провести множество расходящихся линий. Смысл данного события рождается в момент исчезновения его альтернатив, переходящих в иные миры. Когда иной физический вариант события исчезает в нашем мире, уходя в параллельный, зарождается смысл этого события в нашем мире. Таким образом, квантование мультиверсума, то есть дробление и умножение его квантовых состояний, и смысловое квантование нашей реальности, возникновение все новых единиц смысла в жизни сознательных существ, можно рассматривать как две стороны одного явления. Образование параллельных миров и образование смыслов нашего мира – это не просто синхронные процессы, но единый процесс, на основе которого естественные науки, с одной стороны, и гуманитарные – с другой, могут достичь общности в понимании мира и места человека в нем.

Вплотную к метафизике многомирия, выраженной евангельской фразой: «В доме Отца Моего обителей много» (Иоанн, 14: 2), приближается Ф. Достоевский: «Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных… Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным…» («Братья Карамазовы»).

По аналогии с многомировым формализмом квантовой физики, можно говорить о многомировом формализме и таких сугубо гуманитарных феноменов, как мышление и свобода воли. Под формализмом в данном случае понимается необходимое условие, вписанное в саму специфику данных процессов. Содержание мышления или направленность воли могут быть различными, включая несвободу, безмыслие, конформизм, тоталитаризм и т. п. Но сама способность свободной воли предполагает возможность разных действий, последствием которых для индивида будут разные миры его последующего обитания. Шаг вправо или влево, вперед или назад – и последующие миры будут разными, хотя эта разница не всегда так драматична, как в случае нахождения на передовой, под бомбежкой. На языке квантовой физики свобода воли – это суперпозиция, способная перейти во все возможные квантовые состояния, которые запутываются (entangle) с окружением, со всей совокупностью материальных обстоятельств и становятся новой линией жизни для индивида и новой ветвью в истории миров. Если бы не этот многомировой формализм свободной воли, она не была бы свободной.

*Диаверс, Мультиверсалия, Мультивидуум, Мультикосмизм, Омировление, Потенциосфера, Умножение сущностей, Четыре мира

Коты, смыслы и вселенные // Звезда. 2016. № 5. С. 249–259.