Текст книги "Проективный словарь гуманитарных наук"

КОНСТРУКЦИОНИЗМ, КОНСТРУИРОВАНИЕ КАК МЕТОД (constructionism; construction as a method). Направление теоретической мысли, которое признает знание «сконструированным», то есть не отражающим какой-то внешней реальности, и ставит своей задачей конструирование новых понятийных систем, методов мышления и смыслообразования. Конструкционизм принимает две формы: критическую и креативную. В западной философии термин «конструкционизм» употребляется как обозначение новой волны критицизма, направленного против классического рационализма. Особое внимание уделяется тем мыслительным конструктам, которые имеют этническую, расовую, гендерную основу. В неомарксистских и постструктуралистских течениях считается, что даже физическая и биологическая реальность, включая расу, нацию, пол, конструируется социально. Признавая конструктность всякой реальности, сами конструкционисты, как правило, не ставят перед философией задач творческого конструирования. Они охотно критикуют реалистические суждения, подчеркивая конструктность любых реалий, но, желая остаться внутри критической парадигмы и отождествляя ее с «научной философией» вообще, не конструируют ничего выходящего за пределы философского анализа. Односторонность критического конструкционизма в том, что он недостаточно конструктивен.

Ницше указывал всю бесполезность так называемой «критики», которая критикует интеллект за то, что он якобы не способен познать истинную реальность, как будто бы сама критика уже познала ее и встала над интеллектом, чтобы указать ему на это несоответствие. «Интеллект не может критиковать самого себя, именно потому, что мы не имеем возможности сравнивать его с иновидными интеллектами, и потому, что его способность познавать могла бы проявиться лишь по отношению к “истинной действительности”, то есть потому, что для критики интеллекта нам нужно было бы быть высшими существами с “абсолютным познанием”» [48]48
  Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей // Ницше Ф. Избранные произведения в 3 т. М.: REFL-book, 1994. Т. 3. С. 220.


[Закрыть].

Для философии самого Ницше характерен креативный конструкционизм, который, в отличие от критического, ставит своей задачей не показывать сконструированность реальности или теории, а производить новые, альтернативные конструкты во всех областях мышления. В частности, не критиковать, а потенцировать литературное произведение, не сокращать, а умножать его смыслы. Для обозначения творческого конструкционизма, в его отличие от критического, а также от литературного и художественного конструктивизма 1920-х годов, используется термин *концептивизм.

*Концептивизм, Креатема, Потенциация, Проективность, Семиургия, Софионика, Творчество, Трансформация, Умножение сущностей

Возможное. С. 189–204.

КОНЦЕПТИВИЗМ (conceptivism; от лат. conceptare, вбирать в себя, замышлять, зачинать, беременеть; отсюда английское conceive – постичь и зачать; conception – концепция и зачатие). Философия «зачинающих понятий», конструктивная деятельность мышления в области концептов и универсалий. Как и *конструкционизм, концептивизм признает «конструктность», концептуальную заданность «реальности», но ставит своей задачей не критику и демистификацию этих конструктов, а творческое их порождение, создание множественных моделей возможных миров, интеллектуальных и общественных практик. Термин «концептивизм» указывает на зачинательно-генеративную природу новых методологий, которые не столько деконструируют концептуальные объекты, сколько порождают их.

Когда говорится о концепте или концепции чего-то – мира, человека, общества, знака и т. д., – имплицитно предполагается акт зачатия, творческого образования, «концептации» данного объекта. Русский термин «понятие» не вполне передает тот зачинательный смысл, который имеет латинское и соответственно английское «concept», «conception» (отсюда «контрацептивные средства», то есть предохраняющие от беременности). Более точным эквивалентом было бы «поятие», соотносимое с браком (старинное выражение «поять жену»). Концептивизм близок тому, что стоики понимали под «семенным логосом», «logoi spermatikoi» – семенные смыслы, огненные мыслящие зародыши всех вещей. «Как в поросли содержится семя, так и бог, сеятельный разум мира, пребывает таковым во влажности, приспособляет к себе вещество для следующего становления…» [49]49
  Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, кн. 7. М.: Мысль, 1979. С. 310.


[Закрыть]

Концептивный метод, как альтернатива кантовскому критицизму, был введен в философию Ф. В. Й. Шеллингом под названием «конструкции» или «конструирования» («О конструкции в философии»). Образцы концептивного мышления и понимания задач философии содержатся у Ф. Ницше: «Философы должны не просто принимать данные им концепты, чтобы чистить их и наводить на них лоск; следует прежде всего самим их производить, творить, утверждать и убеждать людей ими пользоваться» [50]50
  Ницше Ф. Воля к власти // Жиль Делез, Феликс Гваттари. Что такое философия? СПб.: Алетейя, 1998. С. 14.


[Закрыть]. Согласно концептивизму, задача философии – не объяснять и не изменять существующий мир, а расширять и умножать «мирность» мира, его концептуальную мыслимость, строить альтернативные миры и универсалии. Переход от анализа и критики к концептивному мышлению как основной функции философии осуществляется в трудах Ж. Делеза и Ф. Гваттари, для которых «философия – дисциплина, состоящая в творчестве концептов…» [51]51
  Там же.


[Закрыть]

Концептивизм открывает новую эпоху мышления, которая наследует кантовскому критицизму и вместе с тем выходит за рамки тех «критических» функций, которыми в значительной степени ограничила себя послекантовская философия. Если критицизм ограничивает пределы теоретического разума, то концептивизм переступает их, заново объединяя те способности разума, теоретическую и практическую, которые строго разграничил Кант. Границы для того и устанавливаются, чтобы их можно было пересекать, то есть генерировать смысловые события и интенсивности там, где раньше было лишь однородное, инертно-хаотическое пространство кочевья. Отсюда рискованный и азартный характер концептивного мышления, которое дерзает преодолевать гносеологические препятствия, зная их непреодолимость, то есть включая невозможное в область своих возможностей. Авантюрный мыслитель не только знает – вслед за Сократом и Кантом, – сколь многого он не знает, но и (развертывая этот парадокс) не знает, сколь многое он может узнать, – и с этим незнанием отправляется в путь.

Концептивность – это смысловая насыщенность, или событийность мышления. Не только в повествовательных произведениях значимая граница пересекается героем, попадающим из царства живых в царство мертвых, или из провинции в город, или из обывателей в революционеры, но и в философских текстах постоянно пересекаются границы между понятиями, группами понятий, между разными сферами разума. Смысловая событийность текста зависит как от прочности границы, так и от энергии ее преодоления. Вот почему разграничение способностей разума, строго проведенное кантовской критикой, дало мощный импульс для смысловых событий в мышлении последующих веков. Размежевание понятий, установление их границ – это как бы экспозиция философского произведения, за которой следует его сюжет, то есть серия пересечений границы. Образцом событийной единицы может служить афоризм как микросюжет мышления, в котором границы понятий, уже установленные традицией и здравым смыслом, резко пересекаются. Афоризм, в силу своей краткости, не имеет места для экспозиции, но таковой служит язык или система понятий, сложившаяся в национальной или мировой культуре. «В ревности больше самолюбия, чем любви»: традиция связывает ревность с любовью, как ее эксцесс и кошмар, тогда как Ларошфуко соединяет ревность с чем-то прямо противоположным любви – самолюбием. «Прежде, чем приказывать, научись повиноваться» (Солон). «Чтобы что-то создать, нужно чем-то быть» (Гете). В этих афоризмах пересекается установленная логикой языковых оппозиций граница между «приказом» и «повиновением», «созиданием» и «бытием», так что одно оказывается необходимой частью и предпосылкой другого.

Концептивизм следует отличать от практического активизма, в который оказались вовлечены некоторые философско-идеологические направления послекантовской эпохи, в частности марксизм и ницшеанство (*платомарксизм). Концептивизм не ставит своей задачей политическое действие, изменение общественного бытия или хода истории. Концептивизм – это философская деятельность смыслопорождения, организации смысловых событий, пересечение концептуальных полей, заданных аналитическим расчленением понятий. Развитие философии есть не только смена направлений, но и ускорение смысловых событий, уплотнение их в единицах времени и письма. С открытием принципа «множимости мысли» (*умножение сущностей) философия становится на собственную почву мыслимости, то есть уже не объясняет действительность и не изменяет ее, не сводит ее к непротиворечивой теории, не вмешивается в ход истории, а создает собственную историю смысловых событий и космософию возможных миров.

Философию отличает от других наук ее направленность на мироздание в целом. А. Шопенгауэр утверждал: «Мир, мир, ослы! – вот проблема философии, мир и больше ничего!» (из рукописного наследия) [52]52
  Цит. по: Schirmacher W. Schopenhauers Wirkung: Ein Philosoph wird neu gelesen // Prisma. 2/1989. S. 25.


[Закрыть]. Другие дисциплины рассматривают отдельные аспекты природы, истории, культуры, тогда как философию интересует мир как целое. При этом вектор движения философии, особенно четко обозначившийся после кантовского «коперниковского» переворота – усиление практического разума, не только изучение, но и построение и пересоздание мира. Это выразилось в знаменитом афоризме К. Маркса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» (Тезисы о Фейербахе, 11). В марксовской формулировке заметна асимметрия: «различным образом» относится только к «объяснять», но не «изменять». Однако изменять мир единообразно, по одному шаблону – значит подвергнуть его риску тоталитарного воздействия, со всеми разрушительными последствиями, известными ХХ веку. Поэтому философия ХХI века следует призыву «изменять», но «различным образом», то есть действовать в разных направлениях, проектировать множество возможных, альтернативных миров.

Особое значение могут приобрести в наше время философские практики формирования новой техносреды и виртуальных миров. Так, первая задача, которую должны решать создатели компьютерных игр, – задача метафизическая: каковы исходные параметры виртуального мира, в котором разворачивается действие игры, сколько в нем измерений, как соотносятся субъект и объект, причина и следствие, как течет время и разворачивается пространство, сколько действий, шагов, ударов отпущено игрокам по условиям их судьбы и что считается условием смерти? Любая компьютерная игра, любой виртуальный мирок содержат в себе свойства «мировости», «универсности», которая и образует специфический предмет и заботу философии.

Причем масштабы таких «мирков» быстро разрастаются. Например, знаменитая «Second Life» («Вторая жизнь») – это трехмерный виртуальный мир, созданный в 2003 году, но уже пять лет спустя населенный пятнадцатью миллионами участников из ста стран мира, точнее, их аватарами. На этой территории действуют свои законы, строятся дома, открываются бизнесы, обращаются свои денежные единицы (линдены, которые можно обменять на реальные доллары). Годовой оборот «Второй жизни» достиг 100 миллионов реальных долларов. Речь идет не просто о новой трансконтинентальной и транснациональной территории, но об особом мироустройстве, которое целиком, в своих внутримировых основаниях, задается волей и деятельностью людей. Это альтернативное мироздание имеет свою онтологию и эпистемологию, свою логику, этику и эстетику, свои законы пространства и времени, случая и судьбы, – свою философскую матрицу, которая сознательно или бессознательно кладется в основу его технического построения и программного обеспечения. Всякий раз, когда речь о целом мире, в его описание неизбежно привходят философские категории, ибо их специфическое содержание – именно универсность универсума. В некоторые американские университеты на кафедры программирования стали приглашать профессиональных историков для разработки определенных тематических игр (например, игры по мотивам шекспировских пьес или наполеоновских войн). Но столь же насущным, по мере разрастания этих виртуальных миров, становится и участие в их строительстве философов – специалистов по универсности и универсалиям, по самым общим вопросам мироустройства. Раньше, когда в нашем распоряжении был один-единственный мир, философия поневоле была умозрительной, отвлеченной наукой. Когда же с развитием компьютерной техники и физическим открытием параллельных вселенных открывается возможность других миров, философия переходит к делу, становится сверхтехнологией первого дня творения. Раньше философ говорил последнее слово о мире, подводил итог: Гегель любил повторять, что сова Минервы (богини мудрости) вылетает в сумерках. Но теперь философ может стать «жаворонком» или даже «петухом» мировых событий, возвещать рассвет, произносить первое слово о прежде никогда не бывшем. В XXI веке появляются, по крайней мере в научно очерченной перспективе, альтернативные виды разума и жизни: генная инженерия, биодизайн, клонирование, искусственный интеллект, киборги, нанотехнологии, виртуальные миры, изменение психики, расширение мозга, нейроимплантаты, освоение дыр (туннелей) в пространстве и времени… При этом философия, как наука о первоначалах, первосущностях, первопринципах, уже не спекулирует о том, что было в начале, а сама закладывает эти начала, определяет метафизические параметры инофизических, инопространственных, инопсихических миров. Философия не завершает историю, не снимает в себе все противоречия высшего разума, а развертывает собой те его возможности, которые еще не воплотились в истории или вообще не могут исторически воплотиться, требуют построения альтернативных миров, умопостигаемых форм бытия. Философия – это зачинающее мышление, которое во всяком большом, «мирообъемлющем» деле закладывает основание оснований. Раньше философия главным образом состояла из споров о том, какая модель существующего мира истинна. Фалесовская, где первоначало мира – вода, или Гераклитова, где первоначало – огонь? Лейбницевская, где мир состоит из множества самостоятельных монад, управляемых предустановленной гармонией; гегелевская, где история выступает как самореализация Абсолютной Идеи; шопенгауэровская, где миром правит слепая, внеразумная Воля; марксовская, где в основе истории лежат процессы материального производства и возникающие на их основе социально-экономические отношения? Но с развитием онтотехники и антропотехники никто и ничто не мешает умножать возможные миры, моделируя в них самые разные философские системы. Кому-то захочется жить и мыслить в фалесовском или гераклитовском мирах, кто-то предпочтет гегелевский, марксовский или ницшевский… Как заметил Станислав Лем в своей «Сумме технологии», конструктор-космогоник «может реализовать миры, задуманные различными философскими системами… Он может сконструировать и мир Лейбница с его предустановленной гармонией» [53]53
  Лем C. Сумма технологии. М.; СПб.: АСТ; Terra Fantastica, 2004. С. 449.


[Закрыть].

ХХ век – век грандиозных физических экспериментов, но ХХI может стать лабораторией метафизических экспериментов, относящихся к свободной воле, к роли случая, к проблеме двойников и возможных миров. Физические эксперименты переходят в метафизические по мере того, как создаются условия для воспроизведения основных (ранее безусловных и неизменных) элементов бытия: искусственный интеллект, организм, жизнь, вселенная. Например, клонирование – это не просто биологический или генетический опыт, это эксперимент по вопросу об отношении души к телу, об идентичности или различии индивидов при генетическом тождестве.

Особенности концептивизма как нового этапа движения мысли уясняются из сравнения с теми итогами всемирно-исторического развития, которые отразились в гегелевской системе абсолютного идеализма. По Гегелю, философия завершает труды абсолютной идеи по саморазвитию и самопознанию через миры природы и истории: «Теперешняя стадия философии характеризуется тем, что идея познана в ее необходимости, каждая из сторон, на которые она раскалывается, природа и дух, познается как изображение целостности идеи… Окончательной целью и окончательным устремлением философии является примирение мысли, понятия с действительностью… До этой стадии дошел мировой дух. Каждая ступень имеет в истинной системе философии [то есть системе абсолютного идеализма] свою собственную форму; ничто не утеряно, все принципы сохранены, так как последняя [то есть гегелевская] философия представляет собой целостность форм. Эта конкретная идея есть результат стараний духа в продолжение своей серьезнейшей почти двадцатипятивековой работы стать для самого себя объективным, познать себя» [54]54
  Гегель Г. В.Ф. Лекции по истории философии // Гегель Г. В.Ф. Сочинения: В 14 т. М. – Л., 1929–1959. Т. 11. С. 512–513.


[Закрыть].

Перефразируя Гегеля в контексте концептивизма, можно было бы сказать: Теперешняя стадия философии характеризуется тем, что идея, созревавшая в царствах природы и истории, познается в возможностях, выводящих за пределы природы и истории. Целью и устремлением философии является выход понятия за пределы действительности, утверждение новых форм бытия, прежде чем ими могут заняться ученые, инженеры, политики и другие практики позитивных дисциплин… Мировой дух испытал себя в формах познавательных отношений с действительным бытием и вышел в сферу мыслимо-возможного. Каждая форма будущности имеет в философии свой предваряющий способ потенциации. Философия становится исходной точкой опытно-конструкторских работ по созданию новых миров. Эта идея есть результат стараний духа в продолжение своей серьезнейшей двадцатипятивековой работы стать для самого себя объективным, познать себя как первоначало существующего мира – с тем чтобы в дальнейшем закладывать начала ранее не существовавших миров.

От множественных интерпретаций одного мира философия переходит к множественным инициациям разных миров. Философия стоит не в конце, а в начале новых идееносных видов материи и бытия – у истоков тех мыслимостей, которые не вмещаются в действительность и обнаруживают свою чистую потенциальность, конструктивный избыток и зародыш новых существований. Как инженер есть производитель механизмов, художник – картин, политик – государственных реформ и законов, так философ есть производитель мыслимых миров. Он призван познать разумное в действительности не для того, чтобы ее «оправдать», а чтобы найти сверхдействительное в самом разуме и призвать его к сотворению новых родов бытия.

То, что раньше было «пустыми возможностями», накипью на действительности, становится растущими «семенными логосами» новых миров. Мы находимся в той исторической точке, где завершается методология философского сжатия мысле-вселенной и начинается методология ее расширения. Если гегелевский основной прием, точнее прием мирового духа в его интерпретации, есть «снятие» – примирение и завершение в себе ранее возникших противоречий истории, то логика концептивизма есть скорее отнятие, *абдукция. Из действительности извлекается то, что в ней никогда не становилось действительным, пробел, невоплощенный смысл, «пузырек возможности», который оказывается лазейкой в один из альтернативных миров. Рядом с концептивизмом как теоретическим движением возникает концептоника (conceptonics) – искусство и технология создания концептуальной среды (*нооценоз), в которой происходит плодотворный обмен идеями и порождение новых понятийных систем, философских учений, интеллектуальных движений.

*Действия философские, Koнструкционизм, Метапрактика, Мыслезнание, Ноофикация, Нооценоз, Онтотехника, Полисофия, Потенциация, Проективность, Прото-, Семиургия, Синтез языка, Софионика, Умножение сущностей

Возможное. С. 189–213.

Знак. С. 52–65, 155–163.

Творчество. С. 9–10, 440.

ЛИРИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ, ЛИРОСОФИЯ (lyrical philosophy, lyrosophia; греч. lyra + sophia, мудрость). Oсобый род философской словесности, раскрывающей волевые акты и интенции мыслящего «я», его прямое выражение от первого лица.

Широко известно понятие «философская лирика»: Омар Хайям, Дж. Донн, И. В. Гете, Ф. Тютчев… У лирической философии еще нет закрепленного места в системе понятий, хотя очевидно, что в философии есть место лиризму не меньше, чем в лирике – философизму. Блаженный Августин, М. Монтень, С. Кьеркегор, Ф. Ницше, Р. Эмерсон, В. Розанов, Л. Шестов, Г. Марсель – это в значительной мере лирическая философия. Мысль переполняется музыкальным ритмом и экстазом самовыражения – но при этом остается именно мыслью, выстраивается рядами понятий, предпосылок, заключений, как у Ф. Ницше в «Так говорил Заратустра»:

 
                   Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!
                   Сверхчеловек – смысл земли. Пусть же ваша воля говорит:
                   да будет сверхчеловек смыслом земли!
                   Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле
                   и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах!
 

Согласно И. Канту, субъект неустраним из актов своего суждения о мире объектов, и значит, вся философия, поскольку она не описательна и не аналитична (в отличие от эмпирических наук), а конструктивна и синтетична, имеет в себе неразложимый субъектный остаток. Обычно философия стесняется своего лиризма и прячет его за претензиями на познавательную объективность, «научность». Лирическая философия не стесняется своей укорененности в мыслящем субъекте и позволяет ему выразить открыто и системно свою субъектность. При этом субъектность (subjecthood) как способ самовыражения трансцендентального (в кантовском смысле) субъекта следует отличать от чисто личной субъективности (subjectivity), присущей эмпирическому индивиду со всеми его частными наклонностями и причудами. Поэтому лирический образ философствующего «я» нужно отличать от самого автора как биографического субъекта; лирический герой философии часто выступает под гетеронимами, как ницшевский Заратустра или кьеркегоровские концептуальные персоны.

Лиризм как род философии нельзя отождествлять ни с одним из ее направлений. Экзистенциальная философия может быть лирической, как у Кьеркегора, а может быть эпической, как у Хайдеггера в «Бытии и времени». Точно так же и идеализм может быть лиричным (например, у П. Флоренского в «Столпе и утверждении истины») или не-лиричным (В. Соловьев). Можно, очевидно, говорить и о лирической теологии, например, в «Исповеди» Августина – по контрасту с эпической теологией Фомы Аквинского.

В более широком смысле можно говорить о лиризме философии как таковой. Поскольку у философии, в отличие от более частных наук, нет своего отдельного, «позитивного» предмета, она постоянно занята условиями своей собственной возможности и/или необходимости. Поэтому крупнейшие философы, от Платона и Аристотеля – через Канта и Гегеля – до Хайдеггера и Деррида, в центр своих учений ставят вопрос о том, что такое философия, каково ее место в мире. Философия насквозь саморефлексивна, обращена на себя – и в этом плане соразмерна человеку, который, в отличие от прочих существ, не имеет заранее заданного места («эко-ниши») в бытии и занят его поиском и обоснованием, прежде всего опять-таки через философию. Отсюда неизбывный, «родовой» лиризм философии, которая постоянно говорит и мыслит о самой себе, о своих задачах, возможностях, границах, о том, что значит быть философом и почему мир нуждается в философии. В этом смысле даже философия Гегеля, внешне наукообразная и «объективистская», в целом, как проект, глубоко лирична, поскольку она рассматривает всю историю мироздания как пролог к самой себе, как самопознание абсолютной Идеи и ее самоотражение во всех зеркалах природы и общества. Тема лиричности центральна для философии как опыта самообосновывающей и самосозерцающей мысли.

*Лирический музей, Лирическое «оно», Чувства философские

О философских чувствах и действиях // Вопросы философии. 2014. № 7. С. 167–174.

Творчество. С. 184–188.