Текст книги "Преемник. История Бориса Немцова и страны, в которой он не стал президентом"

В январе 1996-го Салман Радуев, родственник Дудаева и один из приближенных к нему военачальников, во главе большого отряда напал на дагестанский городок Кизляр недалеко от чеченской границы. Там он по примеру Басаева в Буденновске захватил больницу и более полутора тысяч заложников. На этот раз федеральные войска перекрыли дорогу автобусам с террористами и заложниками, но Радуев по пути захватил приграничное село Первомайское, превратил его в боевой укрепрайон, принял бой, прорвал окружение и с несколькими десятками боевиков ушел в Чечню безнаказанным. Российские силовики опять продемонстрировали свою беспомощность, а общее чувство унижения дополнялось очередным рассказом Ельцина про то, как спецназ штурмовал окопавшийся в Первомайском отряд Радуева:

“Тридцать восемь снайперов, и каждому снайперу определена цель. И он все время видит эту цель. Она перемещается, и он глазами перемещается. Постоянно” ²⁸. Произнося эти слова, Ельцин для наглядности сам поворачивался корпусом перед телекамерами, как будто изображая снайпера. Телезрители приходили к выводу, что Ельцин, очевидно, не понимает, что происходит.

Захват заложников в Кизляре вернул Чечню в центр внимания мирового сообщества. Кроме того, в России надвигались президентские выборы, и уже становилось ясно, что вопрос о том, как и когда закончится война, будет на этих выборах ключевым. В парламенте жестко критиковали и военных, и исполнительную власть. Обращаясь с открытым письмом к президенту, Немцов действовал параллельно с Явлинским. 12 января, когда силовики уже вели переговоры с засевшим в Первомайском Радуевым, Явлинский направил президенту свой мирный план: освобождение заложников, мирные переговоры, вывод войск, внутричеченский референдум о статусе Чечни.

Будь Немцов по-прежнему назначенным, а не избранным губернатором, он, возможно, и не дал бы хода идее, которую вынашивал уже много месяцев – собрать под призывом завершить войну подписи жителей области. Но теперь Немцов обладал собственной легитимностью. И он решился. “Тогда была свобода, – вспоминал Немцов, – я мог против войны хоть по центральному телевидению выступить. И Ельцин бы это стерпел. Но мне показалось, что надо иначе, с помощью народа, потому что раз люди протестуют, надо, чтобы их голоса были услышаны” ²⁹. В обращении к президенту Немцов не предлагал конкретных механизмов и действий. Это было своего рода воззвание:

“Многие месяцы подряд в Чечне не переставая льется кровь и гибнут люди. Многие месяцы, словно открытая рана, Чечня причиняет боль всей России, теряющей своих сыновей. Только в нашей области уже сорок три семьи посетило тяжкое горе утраты, но это еще не полный счет. Новых жертв требует беспощадный молох войны. Повторение трагедии Буденновска в Кизляре – постыдное свидетельство того, что мы все становимся заложниками непримиримого военного противостояния. Насилие, порождаемое насилием, вызывает лишь разгул свирепого терроризма и варварства. Кровопролитие должно быть остановлено самым решительным образом. Без этого невозможно добиться прекращения вражды и обеспечить стабильный мир. Мы призываем Вас, господин Президент, приложить все усилия, принять все меры, чтобы пресечь военные действия с обеих сторон, более всего дорожа жизнью сограждан и честью страны. Пусть точкой отсчета Чеченского умиротворения станет последний выстрел в этой пагубной для России войне” ³⁰.

Вовсе без административной поддержки собрать за десять дней миллион подписей невозможно. Но факт остается фактом: огромное число подписей было собрано в абсолютно рекордный срок. Как говорил сам Немцов, сбор подписей стал общегражданским движением: пресса печатала подписные листы, люди заполняли их и отсылали обратно в редакции, волонтеры ходили по подъездам и собирали подписи на площадях. “Идея сбора подписей реально была поддержана, – убежден правозащитник Дмитриевский. – Никто никого не принуждал. Большинство было за конец войны” ³¹. И 29 января, погрузив сотню папок с подписными листами в “газель” и подогнав ее к Спасской башне Кремля, Немцов с одной из таких папок в руках – и справкой из регионального архива о количестве принятых на хранение подписей – отправился к президенту.

Это был политический жест, привлекший всеобщее внимание, – пожалуй, первый такой жест в карьере Немцова: одно дело экспериментировать с реформами у себя в области, совсем другое – публично вмешиваться в решение государственной проблемы, которую власть не в состоянии решить. Если бы довелось собирать подписи не у себя дома, а по всей стране, то он привез бы не миллион, а миллионов сорок, сказал Немцов Ельцину.

“Ельцин был в шоке:

– У меня к тебе один вопрос: это подписи за меня или против?

Я ответил:

– Это зависит от ваших действий. Остановите войну в Чечне – значит, за вас, нет – значит, против” ³².

Вполне реально собрать 30 миллионов, уговаривал Немцов других губернаторов, предлагая им продолжить его инициативу, и тогда война точно закончится: столь массовым протестом против войны перед выборами пренебречь нельзя. Немцов был наверняка прав, и под его призывом при желании можно было бы собрать и больше подписей. Как в день своей встречи с Ельциным он говорил в телеэфире, “ситуация очень аналогична середине 80-х годов, когда война в Афганистане стала буквально ненавистной для всех” ³³.

Остановить войну, конечно, не значило решить тяжелейшую проблему, в которую превратилась Чечня, и призыв Немцова не содержал рецепта ее решения. Тогда его не было ни у кого. План – и Немцова, и Явлинского, и других демократических политиков – заключался в том, что нужны переговоры и поэтапный вывод войск. Призыв к Ельцину действительно отражал переживания всей страны: когда же это закончится? Вопрос имел не столько политическое, сколько нравственное измерение. “Война в Чечне не только противоречила демократическим представлениям россиян, сложившимся в годы перестройки и ельцинских преобразований, но и воспринималась простыми россиянами как аморальная: «там гибнут наши дети», «мафия ведет свои разборки», «генералы ничего не умеют», – заявляли россияне весной 1996 года”, – такие общественные настроения отмечали социологи Докторов, Ослон и Петренко ³⁴. По этому вопросу в российском обществе сложился полный консенсус: 84 % российских граждан соглашались с тем, что “чеченская проблема” – важнейшая либо одна из важнейших ³⁵. Немцов просто облек общие чувства и мысли в наглядную форму. “Ты молодой, кудрявый и глупый, – публично обращался к Немцову приятельствовавший с ним знаменитый кинорежиссер Никита Михалков. – В российской истории не было ни одного случая, чтобы губернатор стал говорить царю, что тот неправильно воюет. Напротив, губернаторы всегда раболепно относились к своему начальству. А ты тут заявился и начал права качать” ³⁶.

Ельцин так любил Немцова, что простил бы ему и подписи. “Он был озадачен, но не раздражен, – описывал его реакцию Немцов. – Он вдруг понял, насколько важен этот вопрос” ³⁷. Но Кремль – это огромный бюрократический механизм, и немцовский демарш не мог остаться без последствий. “Думаю, в окружении президента много недовольных”, – говорил Немцов в день встречи с Ельциным ³⁸. На носу президентские выборы, Россия стремится в Большую семерку, а тут вдруг нижегородский губернатор с миллионом подписей против войны. “Конечно, это был удар под дых”, – вспоминает Эмиль Паин, тогда советник президента, в конце февраля 1996 года возглавивший рабочую группу по урегулированию ситуации в Чечне ³⁹. Влиятельнейший в то время глава ельцинской охраны Коржаков даже утверждал потом, что после этой истории Немцова вычеркнули из преемников. Это было сильное преувеличение, но оно свидетельствовало о том, что немцовский жест действительно вызвал в Кремле – в том числе и у самого Коржакова – большое раздражение.

После истории с письмом Немцову перестали помогать из Москвы и отключили у него телефон прямой связи с президентом. “Пришел человек из ФАПСИ, – рассказывал Немцов, – выдернул спецкоммутатор из розетки и унес аппарат” ⁴⁰.

Но с самим Ельциным отношения не испортились. Тогда на встрече в Кремле президент сказал, что обязательно сам поедет в Чечню. Немцов попросил взять его с собой, и скоро случай представился.

Как закончить войну в Чечне

Сыгравший ключевую роль в разработке знаменитой “газели” главный конструктор Горьковского автозавода Юрий Кудрявцев пользовался огромным уважением в Нижнем Новгороде. Когда он пришел к главе областной милиции Виталию Потапову с просьбой взять его младшего сына Александра в элитное в милицейской системе Управление по борьбе с организованной преступностью, Потапов сначала категорически возражал – работа опасная, – но Кудрявцев настаивал, и отказать ему Потапов не мог. А уже скоро старший лейтенант милиции Александр Кудрявцев вместе с другими офицерами нижегородского СОБРа отправился в командировку в Чечню. За десять дней до завершения его командировки, 7 марта 1996 года, в дверь Кудрявцевых постучали. Увидев в дверях директора завода Николая Пугина, жена Кудрявцева, Вера Александровна, обрадовалась, решив, что тот зашел поздравить ее с наступающим 8 Марта. Следом в дверном проеме двери показались две милицейские униформы. Это были Потапов и начальник Нижегородского РУБОПа Иван Кладницкий. Разглядев их, Вера Александровна сразу поняла все. Ее едва успели подхватить, когда она рухнула на пол в обмороке ⁴¹.

Война снова была в разгаре. Утром 6 марта отряды Дудаева напали на Грозный. Одним из них руководил Басаев. Не встретив никакого сопротивления, чеченцы чуть ли не маршем вошли в город с трех сторон одновременно, стремительно дошли до центра и блокировали расположенные там внутренние войска. Нижегородский СОБР находился в другом районе города. “Попали курганские под обстрел, – вспоминает Иван Кладницкий. – К ним на выручку пермяки пошли. Оттуда пошли двухсотые – тогда им на помощь бросились нижегородцы” ⁴². Когда отряд вышел на площадь, ловушка захлопнулась, и без поддержки армейских танков и вертолетов милиционеры были обречены. Их расстреляли из гранатометов и огнеметов. Армия появилась только к вечеру, и ее появление лишь привело к массовым жертвам среди мирного населения. Потери внутренних войск в тот день составили 37 человек. Среди погибших – Александр Кудрявцев и еще девять нижегородцев.

Нижний Новгород погрузился в траур. Подходящего здания для общей панихиды не нашлось, и милиционеров провожали на центральной площади. 12 марта проводы погибших превратились в мощный антивоенный митинг – митинг, какого город не видел уже несколько лет. На площадь вышли более ста тысяч человек. Очевидно, говорил Немцов с импровизированной трибуны, перед Борисом Ельциным стоит стена из тех, кто не хочет, чтобы он знал мнение народа. “Надо заставить начальство закончить эту войну, – продолжал он. – Да, у многих сейчас, в первую очередь у ребят из СОБРа и ОМОНа, есть желание отомстить. Но я хочу вам сказать: с такими командирами, которые командуют в Чечне, мы с вами потеряем еще больше людей. Я считаю, что должны быть наказаны не только дудаевские бандиты, но и те, кто довел до массового истребления самых талантливых, самых смелых, самых отважных наших земляков” ⁴³.

Легко захватив тогда Грозный, дудаевцы и не собирались долго его удерживать. Через три дня они так же спокойно вышли из города, уведя с собой десятки мирных жителей. Показательная атака на Грозный была призвана продемонстрировать силу Дудаева и простой факт: сколько бы ни воевали российские войска в Чечне, они не контролируют и пяди чеченской земли. В военном смысле для чеченцев ситуация весной 1996 года уже резко отличалась в лучшую сторону от положения в мае-июне 1995-го, когда Дудаев был фактически разгромлен. За прошедший год его командиры набрались сил, обустроили базы в горах, пополнили арсеналы и приноровились к полупартизанской борьбе. Стремительная атака на Грозный подтверждала: остановить войну можно только двумя путями – либо истребить всю республику, либо вывести войска, на тех или иных условиях.

У Ельцина просто не оставалось выбора: если он хотел переизбраться, он должен был показать путь к миру. Еще в середине февраля, выдвигая свою кандидатуру в президенты, он признал, что война в Чечне была ошибкой, и обещал скоро ее закончить. “В ближайшее время путь к урегулированию будет найден, – продолжал он свою мысль в послании к Федеральному собранию. – Мы готовы к компромиссам в вопросе о статусе Чечни в составе России, но не в ущерб безопасности граждан” ⁴⁴. Была даже создана рабочая группа по урегулированию в Чечне – во главе с Эмилем Паиным. К середине апреля как будто забрезжил свет. “Несмотря на продолжающиеся столкновения в различных районах Чечни, перспектива возобновления переговоров между Москвой и сторонниками Дудаева приобретает все более реальные очертания”, – писала газета “Коммерсантъ” ⁴⁵.

Еще реальнее перспектива переговоров стала с убийством Джохара Дудаева. 21 апреля, когда он ехал по одному из чеченских сел, разговаривая по спутниковому телефону, автомобиль настигла самонаводящаяся ракета. Единственный и бесповоротный успех Москвы за всю войну, как писал Анатоль Ливен, “безжалостная ликвидация Дудаева действительно внесла свой вклад в последующий мир в Чечне”: органически не способный к компромиссам президент Чечни, по его мнению, не подписал бы никаких соглашений ⁴⁶. (Да и Ельцина по-прежнему невозможно было представить сидящим с Дудаевым за одним столом.) Заменившему Дудаева Зелимхану Яндарбиеву – тому самому посредственному поэту и националисту, который позвал Дудаева на съезд чеченского народа в ноябре 1990 года и потом стал его правой рукой, – переговоры с Москвой были как раз очень на руку. Для него сесть за стол переговоров с Ельциным значило резко поднять свой статус среди чеченцев.

Переговоры Ельцина и Яндарбиева в Кремле 27 мая 1996 года вошли в историю в том числе и как пример удивительной гибкости Ельцина – его способности подстроиться под ситуацию и быстро сменить план. По сценарию, как пишет его биограф Борис Минаев, президент должен был войти в переговорную комнату последним и сесть во главе стола, за которым друг напротив друга уже сидели бы обе делегации, чеченская и российская. Таким образом стороной в переговорах был бы не он, а сидящий напротив Яндарбиева премьер Черномырдин, и обоих как бы принимает президент России ⁴⁷. Но самолет с Яндарбиевым опоздал на два часа, и сценарий сломался: Ельцин, Черномырдин и остальные члены российской делегации вошли в зал вместе. На архивных видеокадрах хорошо видно, как Ельцин в жестком тоне предлагает – по сути приказывает – Яндарбиеву сесть на приготовленное для него место, но тот отказывается: нет, они должны сидеть как равные друг другу.

– Мы не равные с вами, – продолжает уже севший во главе стола Ельцин, – садитесь!

– Борис Николаевич, я в таком тоне не сяду, – отвечает, стоя наискосок от него, Яндарбиев.

– Нормальный тон, – отрезает Ельцин, – садитесь.

– Давайте мы поговорим один на один.

– Нет, один на один мы не поговорим.

Яндарбиев движется к выходу, Ельцин говорит: “Вы не уйдете отсюда”. Их диалог продолжается несколько минут.

– Есть документ, который надо подписать, вот он будет подписан сегодня, – говорит Ельцин.

– Если не договоримся, никакой документ не будет подписан, – пожимает плечами Яндарбиев.

– Ну как? Надо прекратить кровь. Хватит. Отвоевались. Отвоевались.

В этот момент Ельцин внезапно выполнил требование Яндарбиева и пересел с торца стола в середину: так и было подписано соглашение о прекращении огня. Ельцин не случайно вдруг пошел навстречу противникам. Ему было важно получить подпись Яндарбиева под документом во что бы то ни стало. На следующий день он летел в Чечню.

Голубь мира

За несколько дней до приезда Яндарбиева в Москву Немцову вернули телефон прямой связи с президентом: “Опять пришел человек из ФАПСИ, принес аппарат, воткнул штепсель в розетку, и через 5 минут раздался звонок: «Вы же у нас голубь мира? Поедете со мной в Чечню мир устанавливать?»” ⁴⁸

Яндарбиева и его команду никто не удерживал, они остались в Москве обсуждать с российской делегацией детали соглашения, подписанного накануне в Кремле, но оказались в положении заложников. С пропагандистской точки зрения внезапная поездка в Чечню была выигрышным ходом – на ее фоне и переговоры в Кремле уже не выглядели столь унизительно.

Немцов любил потом вспоминать об этой поездке. Во-первых, это приключение – полететь в Чечню с президентом. Во-вторых и в-главных, политическая победа. Ельцин брал его с собой как уже известного миротворца. “Он хотел подчеркнуть, что с миром приехал, – объяснял потом Немцов, – а я в Чечне был популярен, поскольку все знали, что требую прекращения войны” ⁴⁹.

Немцов был для Ельцина удобным союзником. С одной стороны, он был против войны и резко критиковал власть, с другой – его нельзя было заподозрить в симпатиях к Дудаеву и его командирам. “Против войны тогда выступали с разными программами, – напоминает Эмиль Паин, который тоже полетел в Чечню с Ельциным, – и для Немцова понятия интересов России были значимы. Он не был настроен радикально. Он был либеральный государственник” ⁵⁰.

Вылет был назначен на 9 утра. В 8.30 Немцов был у взлетной полосы, и тут случился первый конфуз того длинного дня. Глава ельцинской охраны Коржаков и директор ФСБ Барсуков попросили его отговорить Ельцина лететь. Они получили донесение от агента, что Басаев готовит на Ельцина покушение. “Мне говорит Коржаков: «А ты можешь ему показать?» Я говорю: «Ну ты покажи как начальник охраны». Он говорит: «Ну, он нас не слушает, а ты любимчик, преемник, покажи»” ⁵¹.

Без пяти девять к взлетной полосе подъехал президентский кортеж. В ответ на вопрос Ельцина, почему они еще не в самолете, Немцов показал подготовленную спецслужбами бумагу: “Я говорю: «Вот документ». Он берет документ, читает, смотрит на меня: «Вы струсили?» Я говорю: «Борис Николаевич, ну что вы, мы же с вами договорились». – «А-а-а, вот эти струсили! – показывает на Коржакова и Барсукова. – Ну, значит, вы в самолет, а эти трусы пусть останутся»” ⁵².

В итоге президентский борт приземлился на границе с Чечней, в Моздоке, а оттуда восемь одинаковых вертолетов – еще одна мера предосторожности – перелетели в Чечню. До Грозного они так и не долетели, сделав две остановки неподалеку. “Война закончена. Мятежников вы разгромили. Уничтожили банды. По мелочам они еще бегают. – Обращаясь к военным, Ельцин тщательно подбирал каждое слово. – Но вчера Яндарбиев в Москве, при мне, подписал: все, прекращение всяческих военных действий” ⁵³. Тут же прямо на броне БТР президент подписал и приказ о досрочной демобилизации отслуживших в горячих точках, и указ о сокращении срока военной службы до полутора лет к 2000 году. Немцов был счастлив: его политика увенчалась успехом – на его глазах президент заканчивает войну. “Немцов восхищался этой крутой операцией, – вспоминает Паин. – Он хитро улыбался и кивал окружающим: «Ай да царь!»” ⁵⁴ (Немцова часто попрекали за его привычку называть Ельцина царем, но никакого подобострастия в этом не было; сам он объяснял свою манеру тем, что Конституция 1993 года наделяет президента фактически царскими полномочиями.)

Никто особо не верил, что указ о сокращении срока военной службы и объявленный Ельциным там же, у бэтээра, переход к контрактной службе – “Нельзя против профессиональных наемников выставлять плохо обученных ребят” – будут работать. Но многим хотелось верить, что война закончилась победой, пусть и относительной – по очкам, а не нокдауном. “Я был уверен, что нахожусь на пороге важнейшего исторического события, – так описывает свои эмоции в тот момент Эмиль Паин, – более благоприятной ситуации для завершения войны давно не было” ⁵⁵. В мае федеральные силы заняли несколько чеченских сел. В жестоком бою и с большими потерями было взято и высокогорное село Бамут – единственная устоявшая к весне 1995 года опорная база чеченского сопротивления, – после чего военачальники отчитались о “коренном переломе в военной обстановке” ⁵⁶. Последовавший за этим приезд Яндарбиева в Москву тоже внушал оптимизм: раз приехал, значит, ему это надо. Через несколько дней новый статус-кво будет подтвержден соглашениями, подписанными в Назрани, столице Ингушетии: вывод войск и разоружение чеченских отрядов, обмен пленными, а в скорой перспективе – свободные выборы. Как сказал, прилетев в Чечню, Ельцин, “республике будет предоставлена максимальная самостоятельность”.

Перед выборами замирение было необходимо Ельцину как воздух. Но даже если стремление остановить войну выходило за рамки чисто предвыборной конъюнктуры, мог ли удержаться Назранский мир, заключенный на относительно выгодных для Москвы условиях? История очень скоро покажет: нет. “Те, кто этими переговорами занимались, в пиджаках себе уже дырки под Нобелевскую премию мира провертели, – вспоминает правозащитник Александр Черкасов. – И вдруг, буквально на следующий день после подведения итогов второго тура президентских выборов, 10 или 11 июля 96-го, – обстрел сел Гехи и Махкеты, прекращение всякого мирного процесса” ⁵⁷. Боевые действия разгорелись с новой силой, а авиация и артиллерия опять бомбили чеченские села. В ответ в московских троллейбусах стали взрываться бомбы, а Яндарбиев объявил о войне до победного конца. Хрупкий мир рухнул в течение нескольких дней.

Шестого августа жители Грозного опять проснулись под канонаду гранатометов: чеченские отряды снова вошли в город – точно так же, как они вошли в него пятью месяцами ранее. И опять это была военная катастрофа: в многодневных боях погибли сотни российских солдат, огромные потери под обстрелами несло мирное население. Эта битва за Грозный стала последней: Александр Лебедь – тот самый генерал, который помог Ельцину в августе 1991-го, – 30 августа в приграничном дагестанском селе Хасавюрт подписал с Асланом Масхадовым мирное соглашение. На этот раз война действительно закончилась. Фактически российская армия сдалась. “Если судить с чисто военной точки зрения, то Россия капитулировала, – писала по горячим следам газета «Коммерсантъ». – Если с общечеловеческой – прекратила бессмысленное кровопролитие, унесшее более тридцати тысяч жизней. С политической же – ситуация возвращена к довоенному ноябрю 1994 года” ⁵⁸. А раз так, то чего удалось добиться? За что заплачено десятками тысяч жизней?

Потом генералы – и не они одни – будут обвинять Лебедя в предательстве: ведь можно же было опять выбить боевиков из Грозного. “Лебедю хотелось сиюминутной славы миротворца, – вспоминал оскорбленный генерал Геннадий Трошев, командовавший в то время российской группировкой в Чечне. – Вот, дескать, никто проблему Чечни разрешить не может уже почти два года, а он – сможет” ⁵⁹.

Хасавюртовский мир был заключен уже после президентских выборов. Ради победы во втором туре Ельцин договорился с популярным генералом Лебедем, занявшим третье место в ходе первого тура. Лебедь поддержал Ельцина, был назначен секретарем Совета безопасности и уже примеривал лавры победителя в чеченской войне. Наблюдая за резко сдавшим Ельциным, он рассчитывал скоро занять его место. Это он сразу после выборов санкционировал возобновление боевых действий, надеясь на эффектный блицкриг. И, убедившись в его провале, столь же быстро переквалифицировался в миротворца. Правда была в том, что Россия войну проиграла – в первую очередь в военном плане, – хотя в августе 1996-го многим генералам не хватало духу признаться в этом. И армия, и все российское общество были деморализованы бесконечным ужасом войны. Продолжать ее сил не было. Надо было ставить точку. Политические ошибки, совершенные осенью 1994 года, будут измеряться не только человеческими жизнями. Чувство национального унижения от поражения в войне уже скоро – через три года – во многом будет определять дальнейший ход российской истории.

Но атака на Грозный и Хасавюртовский мир случатся в августе, а 29 мая Ельцин, Немцов, силовики, помощники и свита отмечали на военной базе в пригороде Грозного победный конец войны. Первый и единственный визит президента в воюющую Чечню прошел успешно. На накрытом праздничном столе стояли водка и закуски, звучал один тост за другим. Немцов всегда очень любил рассказывать, как они летели обратно домой. “Мы сидим [в самолете], и Ельцин вдруг говорит: «Ну ладно, надо отметить нашу удачную поездку». Я смотрю, а там, в салоне, в самолете в президентском, около каждого места стоит бутылка водки «Юрий Долгорукий», 0,75 литра, между прочим, и какая-то закуска: обычная советская, мясная, рыбная. Ельцин говорит: «Чтобы тут не мучить никого, я предлагаю два тоста: за Россию – первый, под номером один, и второй – за президента. В принципе, можете не пить. А я буду только объявлять, первый тост или второй». Когда мы прилетели в Москву, во Внуково, президент у меня двоился, все плыло, я плохо соображал и уже не мог встать” ⁶⁰.

Когда президентский самолет сел, Ельцин внезапно отправил пьяного Немцова на телевидение – рассказать о поездке в новостях. Немцов пытался возражать: он нетрезв и не в состоянии идти в прямой эфир, но Ельцин его не слушал. В гримерной “Останкино” Немцова как могли приводили в чувство – отмачивали в раковине с ледяной водой. В эфире он старался держаться, но мама потом сказала, что выглядел он неважно, как будто болен. После эфира Немцов отправился к себе домой в Нижний Новгород. В шесть утра опять зазвонил телефон: “Я просыпаюсь, беру трубку с ненавистью, стальной голос кремлевской телефонистки: «С вами будет говорить президент Российской Федерации Борис Николаевич Ельцин». Я думаю: «Да что ж такое…» Слышу до боли знакомый голос: «Смотрел я вас вчера, Борис Ефимович, доброе утро, неплохо вы смотрелись». Я говорю: «Борис Николаевич, а зачем вы меня послали туда?» – «А вы помните, Борис Ефимович, – он со мной на “вы” был, и со всеми, кстати, был всегда на “вы”, – что вы сказали, когда я не вышел из самолета в Шенноне, или вам напомнить?» – «Да, я помню, что я вам сказал». – «Скажите, что вы тогда сказали». – «Я сказал тогда, что так можно и Россию проспать». – «Да, вот это вы и сказали, вот я и решил вас проверить – неплохо смотрелись»” ⁶¹.

Тогда, в конце мая 1996 года, Ельцин мог себе позволить посмеяться и подшутить над своим фаворитом. Он шел на выборы и теперь, заключив мир в Чечне, имел шансы на победу.