Текст книги "Рукопись, найденная на чердаке. Рассказы. Ключ Тортилы"

Рукопись, найденная на чердаке
Рассказы. Ключ Тортилы
Михаил Князев

© Михаил Князев, 2017

ISBN 978-5-4485-4234-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вспоминается нехитрый, не единожды использованный даже маститыми писателями прошлого (у современных я что-то этого не встречал) прием, когда автор публикует как бы не свое произведение, а некоего таинственного автора, рукопись которого он случайно нашел… ну, например, разбирая заваленный старой рухлядью чердак на ветхой, доставшейся по наследству от дальней родственницы даче. Или какой-то другой таинственный случай подкинул автору рукопись незнакомца – вдруг пришла по почте без обратного адреса. Автор из любопытства заглянул в нее и… не смог оторваться, поглощенный перипетиями жизни, мыслями, чувствами, переживаниями неведомых ему людей.

И ему (автору, которому случайно попала в руки эта рукопись) показалось, что он обязан опубликовать ее. Автор ее неизвестен, а потому придется опубликовать ее под своим именем, сделав должную оговорку, чтобы защитить себя как-то от возможных обвинений в плагиате. Те достоинства рукописи, которые он в ней увидел, побудили его поделиться ею с широким кругом читателей, а не забросить эту случайную рукопись на полку, где она пылилась бы еще какое-то время, пока чья-нибудь равнодушная рука не выкинула бы ее в корзину для мусора…

Я нашел эти тексты в интернете.

Интернет часто сравнивают с большой помойкой, куда сваливается столько всего!.. Интернет безучастно хранит эту в большинстве своем ненужную, бесполезную рухлядь, как тот самый чердак на старой даче. Так что можно сказать, что я тоже нашел эту «рукопись» на «чердаке».

Как это произошло? Это совсем другая история, и все же вкратце стоит ее изложить, чтобы связать логически для читателя появление одновременно и рассказов, и письма-рецензии к ним, и повести, которые, право же, стоит воспринимать вместе.

Я, программист с сорокалетним стажем, помню еще те времена, когда мы студентами таскали колоды перфокарт со своими программами на Фортране в Вычислительный центр института, где стояла, мигая лампочками, огромная ЭВМ «Мир-6». Сейчас тот же объем памяти и вычислительной мощности, что содержали эти большущие шкафы, занимавшие целую комнату, легко умещается в маленькой коробочке обычного мобильника.

Поколения компьютеров и операционных систем прошли через мои руки (вернее, голову). Первое чудо общения по Сети тоже было у меня на глазах, и я был отнюдь не сторонним наблюдателем, и даже не просто продвинутым пользователем. Я варился в этом все эти немалые годы.

Сейчас я уже… хм… отошел от дел, но мозги, слава богу, на месте, деменция (привет друзьям – Паркинсону и Альцгеймеру) их еще не затронула, времени сейчас у меня много, и трачу я его на то, чтобы не отставать от быстро меняющихся технологий в огромном программистском мире. Забавы ради научился «хакать» самые мудреные защиты серверов и баз данных, да так, что утру нос любому молодому хакеру.

Но! Эти умения я использую исключительно в бескорыстных целях. Как говорил незабвенный Остап Бендер: «Я чту Уголовный кодекс». Для себя я еще добавил – и моральный тоже. В том смысле, что… чтобы вы не подумали, что в интернете я подсматриваю в «замочные скважины».

Да, я пользуюсь своими умениями, чтобы беспрепятственно бродить по Сети. Вы не представляете, как в ней много всего, в том числе и интересного. Гигантский объем информации! Да, мусор, да, груды человеческих и машинных отходов, терабайты и терабайты безликих данных… Но при должном умении среди всего этого можно найти блестки «золотого песка».

Что это? Это люди. В какой-то момент я понял, что в Сети люди реально живут. Да-да. В этом виртуальном мире люди живут реальной жизнью. Диалектика! Работают (что очевидно), общаются, развлекаются, дружат, влюбляются и даже (о!) занимаются любовью.

Но здесь стоп! Я не занимаюсь тем, о чем вы, быть может, подумали. Я ищу художественные формы человеческого общения. Вернее не я, а мой программный робот-поисковик.

То, что он скачал мне откуда-то из недр Сети отрывок частной переписки двух людей, было совершенной случайностью, следствием какого-то программного сбоя. Я-то лишь задавал ему искать свеженькое на литературных сайтах и интернет-тусовках и отбирать среди этого нечто оригинальное по специальным критериям, которые сами по себе являются моим секретным ноу-хау, а он выловил… ну вот то, что выловил.

Пытаясь понять, в чем была программная ошибка, я стал просматривать «выловленные» тексты и… погрузился в мир общения этих двух людей, расцвеченный красками эмоций, остроумия, оригинальностью мыслей и неординарностью суждений.

И мне захотелось поделиться этим с другими. И мне захотелось убедиться, посмотреть, захватит ли это чтение других.

Нет, это, опять же, вовсе не частная интимная переписка двух людей. Это даже и не переписка вовсе. Я выбрал только несколько текстов, которыми поделился один человек со своей собеседницей. И письма от нее – ответная реакция на прочитанные ею рассказы и повесть.

Сначала им, этим неизвестным автором, были посланы своей собеседнице рассказы. Она была для него не просто собеседницей. Из переписки было ясно, что между ними сложились дружеские, доверительные отношения очень близких по духу людей (как я понял, в реальной жизни они не встречались), и вот в какой-то момент ему и захотелось поделиться с нею своими рассказами.

Повесть он решился послать уже после ответного письма своей собеседницы. Именно поэтому в том письме вы не найдете упоминания о ней. Однако именно письмо ободрило его, придало ему уверенности и решимости, и он послал ей повесть.

Изначально рассказов было больше, около десятка, но увы… Жизнь бродяги по интернету рискованна. Некий новый вирус, от которого у меня не было «прививки», грохнул мой компьютер в самый неподходящий момент. Удалось восстановить вот только то, что представлено здесь, – четыре коротких рассказа, повесть и, к сожалению, только одно первое письмо.

Письмо – это как рецензия к рассказам. Начните с него. И… Знаком того, что вас тоже задело, будет то, что вы вернетесь к нему после их прочтения.

Второе письмо – ее впечатления от прочитанной повести, – увы, не сохранилось. Так что читателю самому, без подсказок, придется составить о ней свое мнение.

И еще… Если вдруг среди читателей окажутся эти двое… Обращаюсь к ним… Прежде всего к мужчине-автору – все-таки в основном это его «рукопись». Надеюсь, вы меня простите за то, что я без вашего согласия опубликовал эти тексты. Меня оправдывает только то, что, во-первых, ваши сетевые «координаты» были безвозвратно утеряны и я не мог обратиться к вам, а во-вторых, я не дал сгинуть бесследно в пыльной, замусоренной темноте «чердака» нескольким очень примечательным, на мой взгляд, текстам.

Впрочем, это решать вам, читатель…

Итак, начните с письма.

Письмо

Милый мой друг, доброе утро!

Я, разумеется, все прочитала. У профессионалов нет оценки: понравилось – не понравилось… толкование на таком уровне само по себе непрофессионально… но я сделаю исключение из общего правила, поскольку ты литератор по наитию, а не по образованию… (смайлик бы сюда… улыбающийся доброжелательно).

Мне понравилось. Очень. Я с удовольствием еще раз соотнесла текст с изображением… Да-да… и нательный крестик, проступающий сквозь черную футболку, и очки в тонкой оправе, и умный взгляд прищуренных глаз… они очевидны в этих рассказах… Эти тексты имеют четвертое измерение. Они пахнут, они живые. Пахнут степной полынью и асфальтом, политым дождем, – жаркая смесь испарений природы и душного города.

Чисто литературная, техническая оценка жестче: я спотыкалась об иные метафоры, сердилась на неуместные или недотянутые логические построения, на непрописанность образов героинь, которыми так восхищается герой, на стилевую и лексическую избыточность, на неважную работу со словом… Но… во всем этом есть потрясающее дикарское обаяние своего стиля, пока – бытового, непубличного. Во всем этом есть душа, есть глубокие мысли, и это снимает проблему литературного несовершенства… Тем более, такие вещи пишутся «в стол» или «для потомков»…

И еще, мне бы хотелось понимания в одном тонком вопросе: если я заметила что-то, что стоило бы поправить, то это не от недостатков текста, а от его достоинств… Значит, есть предмет для обсуждения. Значит, есть что править. Намного печальнее было бы, если бы не о чем было говорить…

«Я не профессионал в этой области» – так и слышу твой оправдывающийся голос… И не надо. Дважды не надо… «Титаник» строили профи… А потом… это написано, действительно, очень неплохо. «Сослагательное наклонение» так и вовсе талантливо… это лучшее из присланного. Там есть все для того, чтобы из этого сделать вещь. На сленге литераторов – классную работу, за которую не стыдно. Рассказ про человека, который всегда возвращался, тоже неплох по мысли и по форме. И чувство там пульсирует меж строк, и восточная мудрость прорастает, как лебеда на пожарище… Гламурные журналы публикуют рассказы такой тематики, но так безобразно сделанные, что для глянца твоя самодеятельная работа уже шедевр. Для литературы, увы, пока нет, но только оттого, что тексты не ошлифованы и не сконструированы ладно. Возможно, у тебя просто нет навыка правки рукописи, а любая, даже самая вдохновенная работа требует доводки. Это понятно: любое творчество немыслимо без знания ремесла… На этом, позволь, я закрою техническую часть.

Читая твое «графоманское», я поймала себя на мысли, что в какой-то момент включилась в написанное как соучастник. Текст зафонтанировал ассоциациями, я мысленно кивала или спорила… Вот эта ситуация… день сурка в разных вариациях… и каждый раз возможность нового исхода… и все как будто в наших руках… и все от нас, на самом деле, не зависит… Вечный калейдоскоп: чуть повернешь – одна картинка, тряхнешь – другая… Так от ствола отходят веточки, и на них распускаются листья и цветы…

Неважно, что одни события мы проживаем, а другие только представляем. Все – и реальное и воображаемое – перед лицом истории человеческой жизни неразличимо. Как ты правильно заметил: одно и тоже. Представления неосязаемы, как и пережитое раньше, заархивированное в музее памяти… а радость от иллюзорных чувств, оказывается, бывает ничуть не меньшей, чем от того, чем когда-то реально питалась душа. Я и сама думала об этом сотни раз… и не поверишь, тоже как-то писала «в стол» почти о том же, что и ты. Только у меня рассказ касался в принципе всех событий жизни, не только вариаций на тему любви. Но и про любовь как-то тоже писала. Могу процитировать кусок письма на эту же тему.

…Но, впрочем, нет, не стоит.

А сны, чем они отличаются от прошлого? Невесомы, бесплотны, и только эмоции, которые, как эхо в горах, держатся долго-долго… еще тревожат после сна… Страшный сон про дезодорант – очень сильная по замыслу штука. Очень российская… Очень понятная всем совкам. Эх, немного бы мастеровитости к этому сну, выровнять, придать четкую форму…

Впрочем, не трогаю техническую сторону… Только о жизни…

…В ней вот что: мне приятно, что мы говорим на одном языке и думаем так, что, кажется, что наши мысли бегут наперегонки, обгоняя друг друга на дистанции. Мне не хочется выговариваться сразу… хочется растянуть удовольствие…

Вот такое письмо… А теперь рассказы…

Случай в электричке

Это было где-то в середине девяностых годов. Смутное время… Тогда я как-то вдруг отметил для себя, что люди верующие стали встречаться чаще, чем прежде. Из не очень частых разговоров с ними – о том, о сем, о жизни вообще – я выделил для себя одну отличительную черту их мировосприятия: во всех, даже вполне обыденных явлениях окружающего мира они способны видеть некий «промысел божий».

Я же, воспитанный в материалистическом духе советских времен, всегда старался не плодить сущностей больше необходимого, и, если какое-то явление или событие могло быть объяснено естественными причинами – обычными научными законами или действиями других людей, вполне удовлетворялся этим, не пытаясь увидеть за ними какую-то Сверхсилу и какой-то скрытый Высший смысл.

Так уж получилось, что с чем-то необычным, выходящим за рамки моего понимания, с тем, что люди верующие назвали бы чудом и что могло бы быть хоть в какой-то мере серьезным, жизненным доказательством существования чего-то, стоящего над нашей реальностью, мне в жизни сталкиваться не приходилось. Поэтому в повседневной жизни я отводил вере довольно незначительную роль, отдавая ей дань скорее как доброй традиции предков.

И все-таки… Все чаще и чаще с некоторого момента я стал возвращаться к мысли, что иногда за вполне обычными, совсем не чудесными явлениями можно при желании увидеть их метафизическую, чудесную сторону. Что, пожалуй, умение видеть эту сторону явлений может обогатить восприятие окружающего мира, добавив в него новые краски, новые смыслы. Ведь на самом деле, если хорошо подумать, это так здорово – видеть, замечать чудесное там, где другие этого не видят, просто не замечают, вполне удовлетворенные нейтральным равнодушием материи.

А вот есть ли за этим видением что-то объективно существующее, а не только твой собственный субъективный экзальтированный взгляд? – это, видимо, и есть основной вопрос личной веры. И от того, как ты ответишь на него в конкретной ситуации, может зависеть очень многое, и иногда может придать внешне обычному явлению совершенно особенный смысл.

К этим размышлениям меня подтолкнул один, в общем-то, незначительный случай, произошедший тогда со мной в электричке. Но, как я уже говорил, все зависит от того, как на него посмотреть.

Вообще говоря, я люблю ездить на подмосковной электричке. Это пошло еще со студенческих лет. Институт наш был расположен за Кольцевой дорогой, и хочешь не хочешь, а в Москву приходилось выбираться именно на ней, зеленой. А в Москву мы ездили для чего? Если оставить за скобками практику на старших курсах с ее поездками в базовые институты, то, конечно же, развлекаться. С хорошим настроением, в компании друзей. Видимо, вот это и перенеслось подсознательно комплексом положительных эмоций на электричку.

Но, по правде сказать, что в ней хорошего? Жара и духота летом, холод в нетопленых вагонах зимой, и во все времена года толкотня, жесткие сиденья, вонь и грязь в тамбурах. И все-таки… Люди. Мне было интересно наблюдать за людьми в те полчаса-час, что свели нас в одном вагоне. Наблюдать за калейдоскопом лиц, характеров, настроений, эмоций. У каждого свой мир, свои интересы, свои заботы. И эти маленькие, случайно столкнувшиеся миры абсолютно не связаны друг с другом. Они существуют совершенно отдельно друг от друга и от меня, а потому кажется, что я отделен от них невидимой стеклянной перегородкой и со стороны наблюдаю жизнь существ в человеческом аквариуме.

Лишь изредка чей-то взгляд вдруг пересечется с твоим, чуть задержится, и тогда кажется, что принимаешь какое-то очень важное, но непонятное, нерасшифрованное послание из другого мира. Это длится, как правило, всего несколько мгновений. В эти мгновения иногда возникает желание проломить эту невидимую стеклянную стенку аквариума, что стоит между нами. Но мгновения проходят, взгляды отводятся, и скоро попутчица (ну, естественно попутчица, кто ж еще? да еще и симпатичная) сходит на очередной остановке, или меня уносит прочь людским потоком.

Довольно резко, после известных всем событий начала девяностых, поездки на электричке стали, мягко говоря, менее приятны. И дело совсем не в том, что из-за нехватки денег у железной дороги вагоны стали совсем убогими. Люди. Люди стали другими. Глаза стали другими – недобрыми, напряженными, настороженными, как бы ожидающими от жизни и от окружающих очередной пакости. Повышенная концентрация беспричинной неприязни и озлобленности, обращаемых на случайно оказавшихся рядом, отнюдь не повышает удовольствия от временного соседства.

Июль в то лето выдался на редкость дождливым и малосолнечным. Вот и это утро было пасмурным. На исходе ночи прошел сильный ливень, и утренний воздух был прозрачно чист. Как у Тарковского, помните? «День промыт, как стекло…» Но солнца не было – его скрывали темно-серые облака.

И все же облачность не была безнадежной. В плотном одеяле облаков намечались прорехи. Их еще не было, они лишь угадывались в светлых прожилках между более плотной серостью туч, но в любой момент где-то среди них мог проглянуть кусочек синего неба или прорваться солнечный луч.

Электричка уныло тащилась по Подмосковью сквозь это серое утро. Общую атмосферу в вагоне я тоже назвал бы пасмурной, но, в отличие от погоды за окном, без признаков улучшения. Вот только определение «пасмурная» здесь, пожалуй, слишком мягкое. Тут гораздо больше подошло бы другое слово – «мерзопакостная», если бы оно не вызывало юмористических ассоциаций. Юмором в этом случае и не пахло.

Вагон был плотно набит простым людом, ехавшим в город по каким-то своим, отнюдь не праздным, безрадостным делам. Злые взгляды и грязные слова то и дело, как жалящие пули, проносились по вагону, когда кто-то – неважно, неловко или бесцеремонно – продирался по забитому людьми и их вещами проходу посредине вагона. Чтобы случайный рикошет не попал в меня, я протиснулся в угол вагона к окну.

Обычно, обосновавшись на каком-то месте, я начинаю с того, что ненавязчиво рассматриваю окружающих, пытаясь увидеть интересные лица. Но в этот раз не стал этого делать – уж больно было мерзко на душе, а, полуобернувшись к окну, принялся смотреть на проплывающие за окном окрестности, чтобы попытаться как-то отвлечься от мрачного восприятия действительности.

А должен вам сказать, что еще одним развлечением в таких поездках, которым я часто занимаю себя глядя в окно, было высматривание в проносящихся мимо пейзажах маковок церквей. Их было немало, около десятка или чуть больше, на протяжении часа езды. Одни – близко к железной дороге, другие – чуть в стороне, некоторые – еще дальше. Я давно уже изучил эти церквушки, их внешний вид, у каждой по-своему красивый, их местоположение, и всякий раз встречал их взглядом уже как хороших знакомых, которых приятно видеть.

Одна из них, особенно симпатичная мне, появлялась минут через пятнадцать после того, как электричка отходила от моей платформы. Она была расположена довольно далеко от железной дороги, наверное километра три-четыре через широкую пойму, и появлялась всегда внезапно на высоком дальнем берегу реки, вырываясь из-за вдруг оборвавшегося более близкого лесного массива. Утром в хорошую погоду взаимное расположение солнца, церквушки и меня, едущего в электричке, таково, что освещенная солнцем церковь с колокольней ярко выделялась своей белизной на темно-зеленом фоне стены леса, начинавшегося прямо за ней.

Вот и в тот раз, повернувшись к окну и глядя на проплывающий мимо пейзаж, я автоматически стал ожидать того момента, когда церквушка вынырнет из-за леса. Но было пасмурно. Солнце скрывалось за облаками, и, несмотря на в общем-то хорошую видимость, церкви не было видно – она сливалась с общим фоном… Все же я продолжал напряженно всматриваться в то место где-то между мной и горизонтом, где, как я знал, должна была быть та «моя» колокольня…

Я уже потерял надежду что-либо разглядеть, как вдруг…

Словно кто-то специально проделал в облаках отверстие, и наклонный столб яркого солнечного света, как луч прожектора, упал прямехонько на ту мою церковь, резко, в одно мгновение, высветив ее на окружающем темно-сером фоне. Только что ее не было – и вдруг вот она! Во все своей красе как бы парит в воздухе над землей!

Картина была настолько ярка, удивительна своей четкостью, красотой и внезапностью явления, что я замер, затаив дыхание. Хотелось запечатлеть ее в своей памяти, зная и боясь, что видение вот-вот исчезнет…

Чуть погодя, переведя дыхание, я обратил взгляд внутрь вагона – было интересно, видит ли эту, прямо сказочную картину кто-нибудь еще. Вагон был по-прежнему сер и угрюм. Но он как бы притих. Кто-то спал, кто-то уткнулся в книгу, кто-то тупо смотрел в пространство пустыми глазами, жуя жвачку и слушая плеер… И лишь одно лицо, лицо молодой женщины, было обращено к окну и как бы устремлено к тому, что она там увидела. Я сразу же понял, что она видит то же, что и я. Но самое удивительное было в том, что, как и в картине за окном, ее лицо тоже было словно освещено каким-то светом (внутренним?), выделяясь чистым образом на сумрачно-сером фоне окружающих людей.

Я переводил взгляд с удивительной картины, медленно плывущей за окном электрички, на удивительную картину в вагоне и обратно и не переставал поражаться их красоте, их какому-то внутреннему единству и взаимосвязанности. Но какая была эта связь? В чем смысл этих двух светлых образов, одновременно возникших и стоящих сейчас передо мной?

Поймите меня правильно – в тех чувствах, что вызывали во мне эти две картины, вовсе не было никакого религиозного восторга. Меня ну уж никак нельзя отнести к истово верующим. То восхищение было чисто эстетического свойства – было просто красиво! И лишь появившееся в глубине сознания смутное чувство, что это не могло быть простой случайностью, что кто-то подстроил все это, привносило в душу какое-то приятное, восторженное беспокойство…

…Удивительная картина за окном не могла длиться долго. Электричка уносила меня все дальше и дальше. Прореха в облаках постепенно затянулась. Церковь с колокольней медленно угасла, слившись с окружающим. Женщина отвела взгляд от окна. Легкий вздох сожаления – мне показалось, мы сделали его одновременно. Чуть заметная спокойная и чистая улыбка на ее лице постепенно угасла, а вместе с ней медленно угас и тот свет, что освещал ее. Вскоре она вышла на какой-то остановке. Больше я никогда ее не видел.

Что это было? Одно только незначительное атмосферное явление, случайно произошедшее в тот момент и в том месте, где я его увидел, плюс мои собственные иллюзии впечатлительной натуры? Или же это нечто большее, и за этим стоит некая метафизическая сила, пославшая таким образом… Что? Знак? Знак кому? Был ли я просто случайным свидетелем этого, или все это предназначалось именно мне? Или ей, той женщине? Нам обоим, раз уж только мы его увидели? Знак о чем?

Может быть так Судьба хотела дать мне знать о том, что вот он – твой храм, что вот она – та самая женщина? Что надо было делать в таком случае? Бросить все и бежать за ней? Глупо – она ведь даже не заметила меня. Видимо, в таких ситуациях каждый ставит вопросы и выбирает ответы на них сам, и действует (или не действует) в соответствии с ними. Ну, а я…

В тот день я остался наедине со своими философскими рассуждениями о соотношении физики и метафизики в нашей жизни… Ну и, может быть, с чем-то еще, что зародилось в тот момент у меня в душе…