Текст книги "Рукопись, найденная на чердаке. Рассказы. Ключ Тортилы"

Человек, который всегда возвращался

Часто можно слышать: «Нельзя возвращаться туда, где ты был счастлив, где тебе было хорошо». Подразумевается, что от былого там почти ничего не осталось, и ждет тебя лишь горечь разочарования. Даже бережно хранимые воспоминания пострадают от того нового и, увы, чужого, что неизбежно появилось в твое отсутствие и безвозвратно изменило, исказило старое, родное и знакомое.

Какая чепуха! Возвращения необходимы. По крайней мере, для того типа людей, к которым Антон относил себя, своих друзей, всех тех, кого любил и уважал. Наоборот, он не любил тех, кто не хочет или даже боится возвращаться, оглядываться, кто ломится только вперед и вперед. Кому все равно, что он оставил после себя. Не оглядываясь – вперед, сжигая мосты и обрывая ставшие ненужными связи и привязанности, сбрасывая ненужный груз прошлого. Сам же Антон всегда, как бы ни было тяжело, тащил этот груз с собой. И всегда оставлял возможность возвращения. И с радостью при случае пользовался этой возможностью.

Время от времени возвращаться надо. И лучше всего как раз именно туда, где было хорошо. На его, Антона, взгляд это делает жизнь… еще более живой, что ли. Ведь кроме живого настоящего, ты обретаешь живое прошлое. Оно перестает быть мертвым, застывшим слепком памяти, постепенно угасающим по мере удаления от него по дороге времени. Возвращения (в прямом смысле этого слова) – это новое прикосновение к материальным предметам прошлого. Возвращения обновляют его, делают чуть изменчивым, живым, все время наполняя его новыми эмоциями и переживаниями. Возвращения (в переносном смысле – в мыслях, воспоминаниях) позволяют обдумать прошлое, уложить его в багаж своего опыта и, поднявшись с ним на новый уровень, идти дальше.

Настоящее – всего лишь тонкая оболочка нашего прошлого. Если не возвращаться в прошлое, не жить с ним, не вглядываться временами в него внимательно и с любовью, то однажды обнаружишь, что внутри под – может быть и яркой, радужной – оболочкой одна лишь пустота, населенная смутными призраками. Прошлое не прощает предательства и забвения…

Наверное, хорошо тому, кому не нужно возвращаться в силу той простой причины, что они никуда не уезжали. Но ведь дело не в физической перемене мест. Все гораздо глубже. Вся наша жизнь только и состоит из того, что мы кого-то покидаем, от кого-то и куда-то уходим. Антон старался уходить так, чтобы можно было вернуться с легким сердцем. Хотя бы ненадолго, хотя бы просто в гости – просто сказать: «Привет! Давно не виделись. Рад тебя видеть!» И чтобы ему улыбнулись в ответ…

Он любил возвращаться в свой маленький городок. Город своего детства. Город своей юности. Ему было в нем хорошо. И хотя город сильно изменился, хотя в нем осталось не так уж много людей, которые связывали Антона с ним и с его прошлым в нем, все равно он радостно возвращался в свой город. Радостно и, конечно, грустно.

Первое, с чего начинался его город в момент возвращения и что потом постоянно сопровождало Антона, – это его запах. Он давно уже отметил для себя, что у каждого города есть свой, присущий только ему одному запах. Запах своего города он не спутает ни с каким другим. Описать его вряд ли возможно. Это – как некая аура, которая всюду сопровождает тебя, когда ты идешь по его улицам, дышишь его воздухом. В той ауре, может быть, слегка различимы оттенки запахов липы, акации, лебеды, чуть приправленные горечью полыни. Но это лишь оттенки. Основу же составляет что-то другое. Особенно это ощущаешь поздним вечером, когда суетная дневная жизнь успокаивается, и просыпается дух города, волнующий душу и будоражащий воспоминания.

Здесь живет его мать. Здесь на погосте – последнее пристанище его отца. И уже многих тех, кто составлял мир взрослых его детства. Антон старался хотя бы раз в год приезжать к матери, навещать могилу отца. И каждый год, приезжая сюда, с грустью обнаруживал, что уже нет того-то и того-то, что недавно справили поминки по тому-то и тому-то… Старики уходят… Поколение Антона взрослеет… Хотя подходит ли это слово к ним, к тем, кому уже стукнуло сорок? Куда уж еще взрослее? Стареет? Нет, это слово не принимается, отторгается внутренним самоощущением. Особенно здесь – в городе его юности. Здесь Антон ощущал себя по-прежнему молодым еще и потому, что в этом городе по-прежнему живет она…

…Они вместе учились в одном классе. Теперь Антон подозревал, что она была немножко влюблена в него в те давние школьные годы. Он же этого совершенно не замечал. Лишь спустя много лет с удивлением обнаружил, что на большинстве школьных фотографий 10-го «Б» она как бы случайно оказывалась рядом с ним. А тогда… Нет, тогда он не был слеп. Просто тогда он был болен своей первой любовью – тайной, безответной, мучительно-болезненной и абсолютно платонической – к совершенно другой девочке.

А излечила Антона от той болезни именно она. Именно подаренный ею поцелуй, первый поцелуй в его жизни, был как укол спасительной вакцины от той мальчишеской болезни, которой, видимо, должен переболеть каждый будущий мужчина. Это как корь в детстве – ею должен переболеть каждый ребенок, чтобы в нем выработался иммунитет, и тогда следующие «болезни» такого рода будут (а они будут, обязательно будут!) уже не опасны.

Той мальчишеской болезнью, о которой идет речь – а речь идет о первой любви, это именно она должна быть мучительно-сладкой, болезненной, безответной и платонической, – необходимо переболеть еще и потому, чтобы узнать, что такое боль, чтобы понять, что с этими чувствами надо обращаться осторожно (ну вот, как с оружием, может быть) и по возможности не причинять боль другим. Именно этот смысл он вкладывал в слова одной из песен его любимых Битлз, услышанных тогда, в далекой юности (в те времена он плохо знал английский, и не понимал, о чем в ней в действительности поется): happiness is a warm gun – счастье (читай – любовь) – это огнестрельное оружие.

После школы жизнь раскидала 10-й «Б» по стране. Антон уехал учиться в столицу, потом работа по распределению после института забросила еще дальше. Потом опять столица. Короче, снова он увидел ее через долгих без малого двадцать лет в одно из его возвращений. Они оба были уже семейными людьми и в том возрасте, когда некий огонек в глазах у большинства людей уже потух, и его заменили скучнейшие серьезность, озабоченность важными делами и мелкими обыденными заботами. Но в ее взгляде было совсем другое – молодое, не потухшее, этакие искорки задора. Это заставило Антона чуть задержать на ней свой взгляд, а потом и почувствовать в ней близкую душу. Видимо, и она тогда почувствовала что-то похожее.

С тех пор каждый год свой приезд в родной город после радостной встречи с матерью и обмена с ней первыми впечатлениями Антон начинал со звонка ей. Она всегда узнавала его мгновенно, и разговор их начинался так, будто они разговаривали последний раз ну буквально вчера. Вот и в этот раз:

– Привет.

– О, привет! Еще бы чуть-чуть и ты бы меня не застал.

– Ты куда-то убегаешь?

– Уезжаю! В отпуск! На юг! В Сочи! С дочкой!

– А куда же ты дела своего благоверного?

– Не волнуйся за него – он тоже неплохо пристроен на две недели. В командировке.

– И когда же ты уезжаешь?

– Сегодня ночью. В три часа за мной должна прийти машина и – к поезду. У меня сейчас дома все вверх ногами – сборы. Еще Настю надо помыть перед дорогой.

– Постой, постой. Мы, что, с тобой даже не увидимся?

Трубка замолчала. Видимо, до ее сознания, занятого сейчас радостными предотъездными хлопотами, постепенно стало доходить. Голос ее изменился:

– Вот черт! Ты не мог приехать пораньше?

– Не мог. Я до самого последнего момента не знал, вообще, сумею ли вырваться. А ты же обычно уезжаешь в отпуск позже. Я думал, что как раз тебя застану.

– Да, обычно позже, но в этот раз так сложилось, – она нарочито громко вздохнула в трубку, – значит, не судьба.

– Жаль, жаль. Ну, что ж… Но поболтать-то у тебя немножко времени для меня найдется?

– Найдется. Ты рассказывай, как твои дела, а я буду тут продолжать сборы с трубкой в зубах.

– Нет, начни ты. Что тут у вас новенького?

Она любила поболтать, и следующие двадцать минут он вполуха слушал все городские новости за прошедший после их последней встречи год, воспринимая не столько информацию, сколько ее голос, его тембр, его интонации.

В эти редкие его приезды ему приятно было даже просто быть рядом с ней, и в каждый свой приезд он старался организовать встречи старых школьных друзей, чтобы вместе с ними еще и еще раз ее увидеть. Но этого ему, конечно же, было мало. Его мужское начало рвалось к ней очень настойчиво, ему было недостаточно этих нейтральных встреч, и оно совсем не желало прятаться под маской благочинных встреч однокашников.

Вот и сейчас, слушая в телефонной трубке ее голос, он живо представлял себе ее глаза, улыбку, красивые вьющиеся волосы, мягкие линии плеч, соблазнительную волну от груди к талии и ниже к волнующим бедрам. Это не были неловкие формы той далекой шестнадцатилетней девчонки. Это были формы красивой зрелой женщины, знающей себе цену и осознающей свою привлекательность. Это было то самое живое прошлое, которое, как раз в силу того, что оно живое, шагнуло к нему в настоящее и стало его частичкой. И ему ужасно хотелось физически ощутить его реальность, его «настоящесть», дотронувшись до ее волос, почувствовав вкус ее губ, окунувшись женскую нежность ее существа. Увы, зная нравы маленьких провинциальных городков, где злые сплетни рождаются даже из ничего, он вынужден был смирять и прятать свои порывы, чтобы не скомпрометировать ее в глазах местного безжалостного и злого на язык общества.

Надо сказать, что у них обоих семейная жизнь сложилась примерно одинаково. Одинаково неудачно. Бывает так, что сходятся два человека совершенно разных. Сначала они интересны друг другу этой своей разностью, но потом вдруг оказывается, что, кроме этой разности, у них ничего нет общего. Интересы – совсем разные, лежащие в совершенно непересекающихся плоскостях, мироощущения – разные, темпераменты – разные. Люди более резкие и решительные в такой ситуации давно бы разбежались. А они вот нет. Наверное, в основном дети являлись тем «скрепляющим веществом», которое не допускало развала их семей. Хотя, конечно, все обстояло гораздо сложнее и у него, и, видимо, и у нее.

Антон обнаружил у себя некое свойство своей натуры, которое очень часто делало его отношения с женщинами довольно болезненными. Дело в том, что он не мог строить с ними близкие отношения «просто так», на легкой ни к чему не обязывающей безопасной основе. В тонком мире душевных отношений у него быстро отрастали и протягивались к близкой женщине очень чувствительные «нервные волокна». Они позволяли ему острее чувствовать радость общения с женщиной и со-чувствовать (в смысле «вместе чувствовать», или даже «чувствовать чувства другого») ей. Но они были очень чувствительны и к чужой боли, поэтому он почти физически не мог причинить малейшую боль близкой женщине, так как она тотчас же отзывалась усиленной болью в его собственной душе.

В его жизни попалась одна женщина, которая ловко использовала (хотя, может быть, и бессознательно) это свойство его натуры, чтобы крепко привязать его к себе. Она повела себя так, будто даже самое безобидное его движение вызывало у нее боль. Подергавшись немного, он затих, как бы спеленатый паутиной этих волокон – ему было действительно больно. Когда же он раскусил эту хитрость, было уже поздно. Он смог отсечь (что смог) большую часть из этих «нервных волокон», так что жизнь стала выносимой. Но дети, в которых он души не чаял, заменили те порванные связующие нити и продолжали скреплять его семью. Постепенно Антон устроил свою жизнь так, что она оставляла ему возможность для личной жизни – той, что для себя, для души, а не по обязанности.

Тонкостей ее семейных проблем Антон, конечно, не знал, но, когда они приблизились друг к другу, ему показалось, что ее положение было очень схожим с его собственным. Тем не менее она очень серьезно относилась к семье и всячески оберегала ее от возможных потрясений. И не только свою семью, но и его собственную, умело и деликатно пресекая все его, Антона, «гнусные поползновения».

Он подсмеивался над ней и не упускал случая спровоцировать ее на очередной отпор, отпуская шуточки по этому поводу. Она отвечала ему в тон, мол, вам столичным донжуанам только и надо, чтобы поразвлечься с беззащитными провинциальными дамочками – «поматросите и бросите». И они вместе смеялись…

Вот и в этом телефонном разговоре Антон нарочито печальным голосом пожаловался на свою несчастную судьбу, которая не позволила ему увидеть ее в этот раз.

– Твой самый верный поклонник притащился в кои-то веки черт-знает-откуда только для того, чтобы увидеть тебя, а ты, видишь ли, сбегаешь от него на юг! Это возмутительно!

– Ну, знаешь, мог бы заранее поинтересоваться и предупредить о своем приезде.

– Вот так всегда! Я же еще и виноват! Ну никакого сочувствия! – нарочно глубоко вздохнул он. После короткой паузы притворно серьезным тоном и одновременно с явной улыбкой в голосе: – Смилуйся, сударыня! До трех часов ночи много времени, можно было бы и увидеться. К тому же, ты знаешь, какое это опасное время? Спать ложиться нельзя – проспишь. А если ты меня пригласишь в гости – ручаюсь, я тебе уснуть не дам, и мы с пользой и удовольствием проведем время.

– Успокойся – не обломится! – тем же шутливым тоном ответила она и продолжила, уже смягчившись: – Мне, правда, очень жаль – я бы очень хотела тебя увидеть. Но ничего не выйдет – сейчас придет мама, будет до самого отъезда наставлять свою несмышленую дочь. В другой раз. Ладно? Не обижайся…

– Да брось ты – никаких проблем. Счастливо отдохнуть! Через год на том же месте, в тот же час.

…Он проснулся в четвертом часу ночи от вдруг образовавшегося ощущения пустоты внутри. Долго лежал в постели в темноте с открытыми глазами. Город снаружи тоже был каким-то покинутым и опустевшим…

Сослагательное наклонение

Как-то мне в голову пришла странная мысль: наш литературный мейнстрим основан в большинстве своем на описании тех или иных происходящих событий… Стоп, стоп, стоп, а как же иначе? Именно происходящие события и составляют видимую сторону жизни, которая во всем многообразии своих проявлений (не только действия, но и мысли, чувства героев и т.п.) и является предметом литературы. (Да простят меня литературоведы за столь краткое определение предмета.) Это так, но я, собственно, предлагаю взглянуть чуть шире.

Попробую объяснить, что, собственно, имеется в виду. Тем более что я свою мысль еще не закончил. Обращаю ваше внимание на слово «происходящих» – именно в нем сосредоточено то, о чем я хочу сказать. Конечно, описываемые в том или ином литературном произведении события могут быть выдуманы, или происходили давным-давно в прошлом, или могут произойти в будущем, или могли бы произойти. Объединяет их то, что в контексте произведения они являются частью реальной жизни, реальной в том смысле, что они воплощаются в той действительности, которая присутствует в данном произведении (в некоторых литературных жанрах она может быть даже очень нереальной).

А между тем эта самая наша «реальная жизнь» погружена в безбрежный океан нереализованных возможностей, неосуществленных желаний, невоплощенных замыслов, несделанных дел. В конечном итоге этот океан – бесконечное множество других вариантов жизни каждого из нас и всех вместе, вариантов, которые могли бы быть с той или иной долей вероятности, но не случились, не воплотились в реальность по каким-то причинам. А воплотился в действительность только один вариант, и вовсе не обязательно тот, который имел максимальную вероятность, ведь мы-то с вами из собственного опыта знаем, что в нашем мире могут происходить и маловероятные события.

Саму нашу жизнь можно представить как процесс реализации одних возможностей и постепенное отпадение, отмирание других. Вот родился маленький человечек. Здесь, в самом начале себя, он – одна сплошная, огромная возможность всего. Он постепенно растет, взрослеет, и вместе с этим от него отпадают целые пласты возможностей. Вот обнаруживается, что он никогда не станет великим музыкантом, вот оказалось, что он никогда не станет большим ученым, вот он обнаружил, что уже никогда не будет бухгалтером, сантехником, летчиком, переводчиком с суахили. Он взрослеет, стареет, и спектр вероятностей его будущего становится все уже и уже. Как дерево осенью роняет свою листву, так и с человека опадают, кружась в печальном танце, его возможности. Опадают… опадают… опадают до тех пор, пока вдруг не остается только одна-единственная возможность… И вот она воплотилась – и человек перестал быть… Но я, собственно, не о том. Я хотел сказать, что литература в основном сосредоточена на описании событий, которые вплетены в тоненькую нить, называемую нашей реальностью, которая сама замысловато вьется в бесконечной ткани вероятностного бытия, сотканного из неисчислимого множества других нитей. Лишь изредка можно встретить упоминания вскользь о том, что могло бы быть. Иногда с сожалением, иногда с плохо скрываемой издевкой один персонаж говорит о другом что-то вроде:

– А ведь он подавал такие надежды!..

– А ведь он мог быть отличным…

– А все могло бы быть совсем иначе…

Иначе… Иначе – это значит, что могло быть и лучше, и гораздо хуже. Но о том, что хуже, мне, например, думать совсем не хочется. А вот о том, что лучше…

Лучшие, но нереализованные вероятности нашей жизни, поверьте, достойны того, чтобы о них чаще задумываться. Часто они бывают просто прекрасны, гораздо ярче, гораздо счастливее, чем наше реальное бытие. Ну и что из того, что они не произошли?! От этого они не стали хуже. Как раз наоборот! Поверьте, если бы они произошли, то наша реальность так бы на них повлияла, что они утратили бы очень многое из того, что нас в них привлекало. Да и в том, что эти вероятности не воплотились в жизнь, часто не виноваты ни сами эти вероятности, ни их носитель. Просто в этой жизни очень многое зависит от сторонних факторов, и чаще приходится удивляться именно тому, что что-то из наших лучших (ну не лучших, так хотя бы неплохих) вероятностей все-таки реализуется.

А, кроме того, чем, собственно, воспоминания о реальных счастливых мгновениях нашей жизни отличаются от мыслей о воображаемых счастливых мгновениях, которые могли бы быть, но которых не было? Да ничем! И тех и других сейчас нет. И те и другие – лишь у нас в голове.

Это я к тому, что не стоит пренебрежительно относиться к тому, что могло бы быть: к нашим собственным вероятностям, к нашим нереализованным возможностям, неслучившимся чувствам, несостоявшимся событиям. Там есть удивительное и радостное, грустное и веселое, хорошее и счастливое. И я вовсе не призываю отрываться от реальности и парить в облаках пустых мечтаний. Нет! Просто иногда реальность бывает тесновата, скучновата, пресновата. Задумайтесь о ваших других вероятностях! О тех, которые могли бы быть. О тех, которые могли бы быть сейчас. О тех, которые могут быть в будущем. Эти мысли не только украсят вашу сегодняшнюю реальность, но и вполне могут повлиять на реализацию предстоящих возможностей.

Кстати, имея все это в виду, я по-новому стал относиться к людям. Вернее, нет, не по-новому, а более осознанно. Я просто понял, что очень часто стал оценивать людей не только по тому, кто они есть сейчас в данный момент, но и по тому, кем они могли бы быть. Знание тех вероятностей, которые были у человека (а они у разных людей очень разные), и причинах, которые им помешали осуществиться, дает очень многое в понимании этого человека. Чем шире спектр возможностей у человека, тем он интереснее. Заметьте, я говорю не о тех возможностях, что у него есть сейчас – ценность их очевидна, а о тех, что уже отпали.

(Конечно, это несколько противоречит довольно распространенной позиции, которая утверждает, что человек оценивается по его делам. Ну, что тут скажешь? Только то, что да, человек оценивается по его делам. Но не только – см. выше.)

Но возвращаюсь к литературе. Размышляя на вышеизложенную тему, задумал я написать серию рассказов, в которых основной акцент был бы перенесен с действительных событий, с реальной жизни персонажей на то, что могло бы быть, но не случилось, на те самые нереализованные вероятности, – серию рассказов с общим заглавием «Они были созданы друг для друга».

Рассказ 1

Рассказ о том, что жили-были два человека. Мужчина и женщина. Они были созданы друг для друга. Они так отчетливо представляли друг друга, их действительные образы так точно совпадали с их представлениями друг о друге, что в этом – в том, что они были созданы друг для друга, – не могло быть никакого сомнения. Их мысли и чувства, образ жизни, увлечения – все, все, все было предназначено, соединившись вместе, составить то, что можно было бы назвать человеческой гармонией, звучанием прекрасного аккорда человеческих душ. Они были созданы друг для друга.

Но они этого не знали. И даже не подозревали об этом. Потому что никогда не виделись друг с другом – жизнь просто не предоставила им такой возможности. И все-таки они знали об этом. Знали, что где-то есть тот, кто создан для него. Знали, что и он/она созданы именно для этого другого. И это согревало их души. И несколько примиряло с жизнью. Ну и что, что они никогда не встретились. Это не сделало их отношения хуже. Не оставило вероятности разочароваться друг в друге. А такая вероятность ведь тоже существовала. Единственное, в чем они разочаровались, – это в жизни. Ведь она так и не представила им возможности встретиться друг с другом. Несмотря на то, что они были созданы друг для друга.

Рассказ 2

Рассказ о том, что жили-были два человека. Мужчина и женщина. Они были созданы друг для друга. Они так отчетливо представляли друг друга, их действительные образы так точно совпадали с их представлениями друг о друге, что в этом не могло быть никакого сомнения. Их мысли и чувства, образ жизни, увлечения – все, все, все было предназначено, соединившись вместе, составить то, что можно было бы назвать человеческой гармонией, звучанием прекрасного аккорда человеческих душ. Они были созданы друг для друга.

Но до поры до времени они этого не знали. И даже не подозревали об этом. Потому что никогда не виделись друг с другом. Но вот однажды… Однажды они встретились.

Это произошло в метро большого города. Был час пик – утро. Все спешили на работу. Его внесло в вагон на одной из остановок. Стиснутый со всех сторон, он стоял, держась рукой за поручень. Она сидела почти перед ним и читала Стругацких. Его рассеянный взгляд (в этот момент он думал о том, что в первую очередь, когда он доберется до работы, надо будет заново проверить одно подозрительное место во вчерашних результатах) вдруг остановился на ее лице. Что-то в нем его привлекло. Он стал осторожно (упаси бог, не назойливо) рассматривать его. «Эта женщина удивительно похожа на ту, которая могла бы составить мое счастье», – эта мысль пришла ему в голову как бы сама, без его участия. Он усмехнулся про себя ее очевидной глупости и безосновательности – мало ли симпатичных женщин ездит в метро. И тем не менее ему было приятно рассматривать эту мысль. «Рассматривать мысль» – смешное выражение, но как еще сказать о том, что он не обдумывал эту мысль, не развивал, не строил на ней далеко идущих рассуждений. Он просто рассматривал ее, как вертят в руках красивую, но бесполезную вещицу.

Она читала Стругацких, когда вдруг почувствовала… Трудно сказать, что именно она почувствовала. Это был как бы легкий сбой сердца, мягкий толчок в груди. Не отрываясь от книги, она стала вслушиваться в себя и лишь потом почувствовала, что источник беспокойства находится вне ее. Беспокойство это было особого рода. Это было приятное, волнующее беспокойство, как бы ожидание чего-то очень хорошего. Очень быстро она поняла, что причиной ее необычного состояния был молодой человек, стоявший чуть правее от нее. Она стала внимательнее разглядывать его, но, как это умеют все женщины, не прямо, а как бы боковым зрением, ни в коем случае не показывая явно своего интереса. Мужчина был вполне обычной внешности, но что-то в нем было особенное… И вдруг она подумала, что он очень похож на того, которого она так часто представляла себе. На того, с кем она в мечтах проживала свою жизнь, на того, кто был отцом ее детей, с кем она делила свое будущее счастье и будущие горести. «Интересно, – подумала она про себя, – вот стоит передо мной человек, может быть, именно тот, мой единственный. Но он сейчас выйдет на следующей остановке, и мы никогда-никогда больше не увидимся. Грустно…»

Его унесло людским потоком не на следующей остановке, а через одну. Но все равно тех пяти минут, что судьба им отвела, было явно маловато на то, чтобы как-то отреагировать на свои ощущения. Они никогда больше не увиделись. Несмотря на то, что они были созданы друг для друга…

Рассказ 3

Рассказ о том, что жили-были два человека. Мужчина и женщина. Они были созданы друг для друга. Они так отчетливо представляли друг друга, их действительные образы так точно совпадали с их представлениями друг о друге, что в этом не могло быть никакого сомнения. Их мысли и чувства, образ жизни, увлечения – все, все, все было предназначено, соединившись вместе, составить то, что можно было бы назвать человеческой гармонией, звучанием прекрасного аккорда человеческих душ. Они были созданы друг для друга.

Но до поры до времени они этого не знали. И даже не подозревали об этом. Потому что никогда не виделись друг с другом.

Но вот однажды они встретились. И это было чудо. Ну разве не чудо – в многомиллионном городе, в метро, встретились именно те двое, которые были созданы друг для друга. Ну разве не чудо, что, встретившись, за те коротенькие минуты они поняли, что созданы друг для друга, поняли и поверили, поверили и не побоялись посмотреть друг другу в глаза и получить там ответ.

– Это правда ты?

– Да, это правда, это – я!

Но это чудо немножко омрачалось тем, что к тому времени, когда оно произошло, эти двое уже не были свободны. Они были очень честными и порядочными людьми и не могли строить свое счастье на несчастье других. Они промучились целый год, урывая у жизни маленькие кусочки счастья. А через год они расстались. Но они не стали несчастными. Потому что то их счастье, которое могло бы быть с ними всю жизнь, оно осталось с ними. Они уже знали, какое оно, оно уже никуда от них не денется, они всегда будут вместе: он, она и их счастье. Хотя они и расстались, несмотря на то, что они были созданы друг для друга…

Вот такая была задумка. Интересные могли бы получиться рассказы? Эти и многие другие… Ну и что из того, что я их так и не написал?! От этого они не стали хуже, а даже наоборот…