Текст книги "Город и горы"

– Как это невероятно звучит!

– Это точно, природа невероятна во всех своих проявлениях

Они шли рядом с лесом но не заходили внутрь следуя по пути к другому более обширному лесу. Порой Арман заглядывал внутрь и пытался отыскать глазами тот вход и тропинку ведущую вглубь Зеленой ямы, которую вчера он обнаружил на свое несчастье. Он следил за Наргиз, опасаясь того, что она вдруг захочет пойти туда.

– Хотела бы я говорить так, как ты

– Это как, так?

– Умными словами

– Это все книги, я их много читаю, конечно порой приходиться помогать по дому, но все время как-то нахожу для книг время

– А я, честно признаюсь, вообще никогда книг не читала, мне только бабушка в детстве сказки рассказывала

– Ну в этом ничего плохого нет

– Почему?

– Каждому свое

Они еще долго обходили лес, болтая о разных вещах. Жизнь у обоих текла похожим образом, не считая того, что Арман занимался самообразованием с детства, а Наргиз гуляла и даже не задумывалась о том, что нужно что-то читать и изучать. Хотя и Наргиз в душе была исследовательницей. В детстве она все время норовила убежать куда-то далеко. Дед порой сам водил ее, показывал горы, рассказывал про войну и Арарат. После таких походов с дедом внутри у нее возникало желание самостоятельно исследовать мир. Но с приходом подросткового возраста в ее жизни все изменилось. Она стала ощущать себя девушкой и все свои старания направила на женские обязанности и на прихораживание.

Шли они довольно долго. Как только перед глазами показался обширный лес они в туже минуту свернули к чаще. Они не хотели заходить слишком далеко, углубляться в дебри сосновых и еловых деревьев, поэтому договорились немного пройти сквозь деревья в те места, где можно было увидеть поле и найти тропинку к нему.

Слишком долго они шли вдоль леса, не решаясь углубляться. Солнце постепенно садилось, прячась за высокими изогнутыми соснами и шапками ёлок. Тень от деревьев заходила все дальше на просторы поля.

Они остановились у открытой чащи.

– Может быть сюда зайдём? – сказал Арман

– Не знаю, что-то уже темнеет, пойдем лучше обратно

– Ну как хочешь

– Нет, хотя подожди, как бы можно зайти, но я боюсь

– Не бойся

– Ты что, дурак?

– Нет

– Попробуй сам не бойся. Ладно, давай, пошли уже скорее и потом пойдем домой.

Они прошли по тропинке в чащу леса. Зашли они сравнительно недалеко. Тропинка вела через лес к другому его концу, но ни Наргиз ни Арман об это не знали. Поэтому они бы никогда не решились пойти по тропинке вглубь.

– Слушай Арман, ты чувствуешь?

– Что именно?

– Как здесь дышится – она подняла взгляд на макушки деревьев и вдохнула воздух носом.

– Может быть, кажется тоже чувствую

– Да ничего ты не чувствуешь, просто обманываешь – сказала она смеясь и игриво толкнула его в плечо.

В этот момент, не заметив корня под ногами, Наргиз задела его носком и упала на землю, приземлившись на колени. Арман перепугался и потянулся к ней, но поздно. Она упала и ободрала правую коленку. Наргиз села на землю и обхватила руками ноги. Арман опустился на корточки. Сначала он посмотрел на ее разодранную коленку, потом на лицо. Наргиз заплакала от боли и неожиданности.

– Господи, как же ты так?

Она ничего не отвечала, а лишь тихонько плакала и аккуратно отряхивала коленки от земли.

– Ну не плачь, ничего страшного, пройдет

Она его не слышала. Тогда он понял необходимость немедленно решиться что-то сделать. А что сделать? – подумал он – что-то нужно. Он сел напротив нее и аккуратно, почти не дотрагиваясь до ноги прикоснулся к ней губами. Наргиз внезапно перестала плакать. Она посмотрела на Армана большими заплаканными глазами.

– Ну не стоит, не плачь, пожалуйста

– Поцелуй меня – сказала она вдруг

– Ладно

Он почти подполз справа. Она повернула к нему голову. Арман потянулся к ней и осторожно прикоснулся своими губами к ее губам, потом отпрянул.

– Тебе легче

– Да

– Наргиз, рану нужно дезинфицировать, пора возвращаться домой.

– Пойдем.

Арман поднялся на ноги. Наргиз тоже аккуратно поднялась. Он взял ее под руку и повёл.

– Ты меня поцеловал из-за жалости

– Нет

Весь остальной путь они проделали в молчании. На небе появилась луна. Пройдя по кромке леса они вышли на тропинку ведущую к деревне. Они шли очень тихо и аккуратно. Поэтому долго.

Они вместе обошли лес. Наргиз прихрамывала на одну ногу. Пошли по тропинке ведущей к деревне. Девочка больше не плакала. Она держалась за Армана и спокойно передвигалась.

В сумерках были видны только очертания холмов. Горы и лес остались позади. Армна ни о чем не думал. Все его внимание было сосредоточено на Наргиз. Он порой смотрел на ее ободранную коленку, но в темноте видел лишь тёмное пятно.

Первый дом показался, когда уже совсем стемнело. Они поднялись на холм, пройдя между больших камней. Арман довёл Наргиз до дома. Он открыл ей калитку и ждал пока она войдёт. Когда она вошла, он прикрыл калитку и уже собрался уходить, но немного поразмыслив, решил еще немного постоять около забора. Арман смотрел, как Наргиз тихонечко идет к дому, прихрамывая на правую ногу и все еще не мог поверить, что ее поцеловал. Наргиз скрылась в дверном проеме и он направился домой.

Когда Арман дошел до своего дома, то почувствовал усталость в ногах и спине. Пока он шел, поддерживая Наргиз, такого ощущения не возникало, но сейчас, когда кровать была уже близко, и телом и разумом Арман желал отдохнуть.

Он зашел в дом. На кухне никого не было. В гостиной спал отец. Его удивило то, что и мать и Лусине уже спали. Когда Арман проходил мимо гостиной, он вдруг услышал голос отца. Тот проснулся от топота в коридоре.

– Арман

– Да пап?

– Почему так поздно?

– Ничего не поздно

– Арман, нам завтра…– говорил отец в полудреме – на днях мы с тобой пойдем на охоту, так что готовься

– Хорошо пап, как скажешь

– Да, как скажу, ложись давай

– Ложусь, спокойной ночи, пап

– Спокойной

Арман проследовал к себе в комнату. Лёг на кровать и еще несколько часов не спал, вспоминая мгновенный мимолетный первый в его жизни поцелуй. Потом он крепко заснул.

ГЛАВА 3

Этой ночью Арману было трудно заснуть. Он поворачивался то на одну, то на другую сторону. Ложился по диагонали. Мял подушку, выкидывал ее на пол и пытался спать на голом матрасе. Что-то его беспокоило, только вот он не мог понять, что именно. В голове проскальзывали мимолетные мысли о прошедшей встрече с Наргиз. В особенности он вспоминал один момент. И этот момент, как на испорченном киноаппарате зацикливался у него в мозгу каждый раз, когда он более ли менее погружался в дремоту. По его телу, словно электрический ток, прокатывалась волна и Арман просыпался, негодуя на себя и на свою голову. Единственной отрадой для Армана этой ночью были другие воспоминания о Наргиз.

Арман не мог встать и пойти заниматься делами, не мог прошаркать по коридору на улицу, так как боялся разбудить родителей, которым завтра нужно было рано вставать. Он еще пару часов повертелся в постели, до конца убедился, что не заснёт, и очень сильно разозлившись на себя, сел по турецки на матрасе. За окном висел кусок белой, как известняк, луны. Он посмотрел в это небольшое, единственное в его комнате окно и почувствовал, как луна посылает ему свежий ветерок. Одно это чувство, заставило Армана немного приоткрыть окно. Он потянулся к форточке и одним лёгким движением, заученным за долгие годы, проживания в этой комнате, открыл ее на несколько миллиметров. Свежий холодненький воздух просочился сквозь отверстие. Арман вдохнул его ноздрями, все еще сидя по турецки на матрасе. Нос через некоторое время очистился от застоя. Ему стало приятно дышать.

Может прилечь – подумал он. Хотя спать не так уж необходимо. Папе завтра на работу. Вот если бы мы пошли охотиться утром, тогда да, а так я спокойно могу встать, скажем, в два часа дня и ничего особенного не произойдёт. Конечно мама будет ругать меня за то, что я опять пропустил школьные занятия. Но она знает, что это не первый и уж точно не последний раз. Лучше поспать конечно. А может и не лучше, хотя для организма точно лучше. Была бы сейчас здесь Наргиз. Если бы она лежала рядом, то я бы сразу заснул. Почему бы ей не лежать здесь рядом? Ну как же! Она приличная девушка. Если мы хотим спать в одной постели, нам необходимо пожениться. А чтобы пожениться, нужно закончить школу и деньги откуда-то брать и жильё свое иметь. Хотя это не обязательно. Уже одно то, что у меня есть этот замечательный матрас, может нас с Наргиз спасти. Будем жить на нем. Вместе сидеть по турецки, если одолеет вдруг бессонница. Но мы определенно сможем ее победить. Эту бессонницу, только вдвоем, иначе не уснём. Наверняка она тоже сейчас не спит. А может и спит. Ведь уже три с половиной. Скоро будет светать. А пока что остаётся вот так вот сидеть и думать, как бы было хорошо и правильно, спать с ней вместе на этом матрасе.

Арман еще раз взглянул на луну. Теперь она казалась ему единственным другом, который сейчас рядом. Холодный, далекий, мрачный друг. Он вдруг вспомнил про родную Землю и замер на секундочку. В его голову пришла мысль о том, что приютившая его и так горячо любимая им Земля обидится на него за то, что он считает Луну своим другом. Арман выкинул все образы Луны из своего головы в ту же секунду. И подумал о Земле. Вспомнил о том, что рассказывал Наргиз о горах и о подземных ископаемых. Ему было так приятно просвещать другого человека в том, в чем он сам очень хорошо разбирался.

Рассказать бы об этом всем – подумал Арман. Чтобы все знали, как велика и необъятна наша родная Земля. Да, только вот всех не соберёшь в одном месте, даже если очень захочешь. Многим скорее всего будет не интересно. Вот Наргиз, например, было интересно? По моему да, было. Хотя я точно сказать не могу. Возможно ей больше нравилось смотреть на горы, чем слушать о том, как они образовались. По моему ей больше нравилось представлять золотые сережки в своих ушах, чем слушать о том, как это золото создается природой. Наверняка у нее не прошла в голове такая мысль, что без всего природного, не было бы ни планеты, ни золота, ни, собственно, людей. Вот наверняка такой мысли у нее не было.

Арман загорелся мыслью о всемирном знании и заинтересованности в знаниях по тектонике и минералоги. Но сразу же отринул ее от себя, потому что понял, как нелепо было бы если бы все в мире интересовались одним и тем же. Он подумал о том, как заинтересовать тех, кто занимается геологией. Арман на секундочку представил себя в роли профессора. Ему показалось, что такая роль была бы ему к лицу. Он мог бы вести занятия у студентов геологов. Преподавать, однако для этого с самого начала ему было необходимо самому выучиться.

Арман прилёг на матрас и заложил руки за голову. Ему вдруг стало понятно, что профессором он сможет стать только через очень много лет, когда сам все досконально изучит. Тогда он сможет проводить исследования, изучать грунт, как полагается, делать глубокие подкопы, собирать данные по различным шахтам, естественным пещерам, у нефтяных вышек или на дне моря. Однако сам он не слишком желал лазить по всем этим местам, его бы удовлетворил отчёт с разных мест – информация, которую он потом использовал бы для своих исследований. Слово «исследование» ему нравилось только в теоретическом смысле. Хотя он порой думал об открытиях. Вот и сейчас, не решаясь слишком сильно углубляться в тему сложности поисков нового, он с детской наивностью позволял себе мечтать об оном. О том, что он, Арман, ученый-геолог откроет что-то новое. Полезное ископаемое, может быть подземную гору какую-нибудь или водоём под землёй. А может быть он бы открыл новый способ изучения различных горных пород.

Арман задумался над этой мыслью серьезнее, чем над всеми остальными. Я всегда имел трудности, – рассуждал он про себя, – с тем, что называется исследованием. Все мои способы изучения земли оказывались провальными. Но возможно есть такой способ, который… ну который, наверное, изменит весь подход к изучению поверхности земли. Возможно не внутренних частей земли, ведь для этого уже необходимы огромные мощности и куча других знаний из различных областей геологии, а скажем поверхности при изучении сдвигов земной коры. Если бы я смог создать что-то, что могло спрогнозировать такое смещение мне бы наверное дали самую серьёзную премию, которая только есть в этом мире. Да, даже не важно дали бы мне ее или нет, потому что одним таким изобретением, я бы перевернул всю науку и заинтересовал бы изучением Земли множество различных людей. Как раз то, что мне и нужно.

Арман повернулся на бок. Он все еще по инерции размышлял о разном, но уже наполовину дремал. Усталость взяла свое. Арман вскоре заснул.

На утро его разбудили голоса, раздававшиеся с кухни. Арману казалось, что его мать довольно серьезно чем-то расстроена. И даже в беспокойной дремоте он слышал, как мать ругает за что-то отца. Ближе к тому моменту, когда Арман уже практически проснулся, ему стало ясно за что.

Он как всегда поднялся с кровати, присел и уставился в дверцы шкафа. Мать не переставала вещать с кухни. Арман почесал затылок и стал внимательно слушать то, что она говорила отцу.

– Николо, ну как так можно в конце то концов. Целыми днями ты таксуешь и ни капельки своего времени не уделяешь семье. Ну ей богу, как так можно.

– Послушай! – вскричал отец Армана, – если бы я не таксовал, то не было бы у тебя сейчас этого супа, который ты варишь в кастрюле. И не было бы тех лепёшек, которые сейчас лежат на столе. Вот видишь, они здесь, – показал он на большую тарелку с подгорелыми хлебными лепешками, испечёнными его женой вчера вечером.

– Да кто же спорит, Николо, дорогой, – смягчилась вдруг она, – ну невозможно ведь смотреть на тебя, когда ты столько…

– Не возможно, не смотри! – он стукнул по столу, – хватит меня учить, я знаю, что делаю!

Николо поднялся из-за стола, недоев супа.

– Ну куда же ты, ну прости Николо, – сказала мать Армана и подбежала к мужу так близко, что он не мог уйти без ответа.

– Я гордый человек! – сказала он громко, – и смерть моя придет тогда, когда я перестану кормить свою семью. Смерть от стыда.

В этот момент из другой комнаты показался заспанный Арман. Он вышел в коридор и застыл, посматривая то на мать, то на отца. Ссора тут же прекратилась. В доме воцарилась тишина, как только родители увидели Армана в коридорчике. В конце концов он уставился на отца. Лусине тихо сидела на диване и все время ссоры старалась не слушать родителей, закрывая уши руками. Ей стало много легче после того, как в коридоре появился Арман. Она накинулась на суп и совсем не заинтересовалась причиной такого внезапного молчания.

– Арман-джан, дорогой, ты уже встал? Что ты так поздно пришёл вчера?

Мать продолжила готовить. Арман вошел в комнату, поздоровался с отцом и матерью, сел рядом с Лусине и ответил:

– Я гулял.

– Да я уж понял мой друг, а что же допоздна? – спросил отец с горячностью в голосе.

– Так вышло. Горы далеко.

– Что ты говоришь! Арман, чтобы быть хорошим человеком, необходимо во время ложиться и во время вставать, ты это понимаешь. А чтобы…

Николо стал отчитывать своего сына, переключившись с отстаивания необходимости своей работы перед женой на воспитание Армана. Мать помалкивала, но в душе, стоя у закоптившейся печи и помешивая суп в кастрюле, улыбалась. Она была рада, что Николо ее услышал.

Арман ничего не отвечал. Он покорно ждал еды, постоянно меняя положение тела и то, как он сидел на деревянном табурете без спинки. Он слушал отца и делал все возможные и невозможные вещи чтобы отвлечься. Покачивал хлипкий стол, ерзал на табурете, строго посматривал на напряженную сестру, переводил взгляд на оторванные сестрой обои. Отец все вещал. Он говорил таким тоном, словно хотел внушить Арману быть хорошим, а сам расписывался в своем бессилии повлиять на него, так как не видел его реакции. Почти никогда не видел. Но все в доме, включая Николо привыкли, что единственной реакцией на провокацию у Армана была широкая, неясная по своему значению улыбка. Сейчас же Арман был серьёзен, но не подавал виду, что чувствует вину за свои действия. Он и сам порой сомневался в том, что чувствует. А уж родители вообще толком ничего не понимали.

Николо успокоился и присел за стол. Он попытался доесть свой холодный суп, но после двух ложек попросил жену вылить в общую кастрюлю остатки.

– И никогда дети мои не выкидывайте то, что оставили. Мой суп остыл, но знайте, если бы он был горячим и если бы ваша мама не заикнулась по глупости про мою работу, я бы его доел до конца. Доедайте все до конца и не смейте оставлять ни капли.

Мать Армана промолчала. Она все еще вспоминала, как Николо ругал Армана за позднее появление. Она снова улыбалась, но теперь потому что знала, где был ее сын и самое главное с кем он задержался до наступления темноты.

– Ты все мешаешь суп? Он и без тебя свариться.

Мать Армана переключилась на лепешки, которые были еще в стадии заготовки.

– Арман, ты можешь мне сказать в конце концов, как ты будешь поступать дальше, по жизни?

Арман немного помолчал. Делал вид, что думает. Потом ответил очень коротко и однозначно.

– Так, как велит мне сердце.

Николо немного опешил от его ответа. Но поразмыслив над этим согласился и стал собираться на работу.

– Это тоже правильно, – сказал он спокойным тихим голосом.

Мать перестала улыбаться. Она взглянула на Армана. Все такой же каменный, но в душе добрый. Арман взглянул на нее. Сначала ему показалось, что мать чем-то огорчена, но потом, в ее взгляде он уследил одобрение.

Хорошо, что папа этого не видел, – подумал Арман. А то он наверное на работу бы так и не отправился, все ругаясь, да воспитывая.

Николо попрощался со всеми. Он подошел к дочери и поцеловал ее в лоб.

– Пока пап, – сказала Лусине.

– Пока золотце, скоро увидимся.

– До свидания, Николо, не задерживайся.

Николо было хотел ей ответить, но сдержался.

– Пока, – сказал он, – Арман-джан, будь мужчиной.

– Хорошо, постараюсь.

Николо вышел за дверь. Арман слышал отдаляющийся рык мотора. Звук совсем исчез.

Какое-то время на кухне было тихо. Из старого треснувшего окна сочился солнечный свет и падал на волосы Лусине. Она щурилась и порой даже закрывала глаза, когда поворачивалась к окну.

Арман доел свой суп и налёг на лепешки. Большие, чуть поджаренные хлебные лепешки он любил больше всякой другой еды, которую когда либо ел. Он отдирал хлеб от лепешки и с упоением жевал, наслаждаясь вкусом. Уставившись на дырявую от горячих окурков скатерть Арман глотал не до конца прожеванный хлеб и снова поедал лепешку, отрывая от нее кусок за куском.

– Оставь на завтра. У нас сейчас не так много еды. Ты же знаешь, – сказал мать.

После этих слов Арман проглотил все что было схоронено в щеках и положил оставшуюся лепешку на место.

– Мам, он объел лепешку, даже не оторвал и положил обратно в тарелку, фу! – воскликнула Лусине.

– А ты не ябедничай, – сказал Арман, – а то я тебе этой лепешкой по башке надаю хорошенько.

– Мам! – воскликнула Лусине и на ее глазах появились слезинки.

Мать обжарила очередную лепешку и положила на стол, а ту лепешку, которую Арман объел, обрезала и положила перед Лусине.

Арман улыбнулся. Внезапно мать дала ему подзатыльник.

– Черт, – сказал он тихо, немного пригнувшись.

Тут улыбнулась Луисне и шмыгнула носом. Арман отвесил подзатыльник ей, вскочил со стола и выбежал во двор. Луисне громко зарыдала. Тем временем Арман уже выбежал за калитку.

Он шел по дороге счастливый, сытый и представлял, как Луисне громко плачет, жалуясь маме на него. Его шаг по началу быстрый и широкий медленно превратился в короткий и очень тихий. Прогуливаясь Арман подметил следы от колес на дороге.

– Папина, – сказал он вслух.

Дорога вела к глыбам, туда где холм спускался и переходил в луг.

На улице было свежо. Дышал Арман спокойно, не как дома. В своей комнате он чувствовал, что стеснён. Стеснен старыми деревянными стенами, чуть подтреснувшим маленьким окном, скрипучим полом под босыми ногами, храпом своего отца, отзывающимся эхом в полуночной тьме коридора. Даже в горах, у края возвышенности он вспоминал мамину печку. Как-то раз Арман решил заглянуть внутрь. Заглянув он ничего не увидел, кроме мрака и пустоты. Ему на секунду показалось, что это та же пустота, которая окружает его любимую планету.

Арман шел по тропке и смотрел по сторонам. Люди выходят, сушат белье, болтают без умолку, доят коз. У многих двери на распашку. Собаки лают. Вот он дошел до дома Наргиз. Она наверное еще спит, – подумал Арман. Ему захотелось постоять у ее дома. Но как только Армна встал напротив, он почувствовал неловкость, словно следил за Наргиз. И в то же время ему жутко хотелось увидеть ее снова. Арман отошел немного подальше, спрятался за кусты. Он какое-то время постоял за кустами, в надежде, что Наргиз все же выйдет из своего дома, но она не вышла и Арман угрюмый отправился дальше.

Пока юноша шел до спуска, ему в голову лезли мрачные мысли о жизни. Настолько мрачные, что в какой-то момент он захотел просто сесть на пыльную дорогу, не смотря на людей вокруг, потом лечь, а потом и вовсе исчезнуть.

Но Арман сказал себе, что должен дойти до глыб и уж потом он сможет дать себе возможность присесть. Он посмотрел на луг, одно большое полотенце вдали. Перевел свой взгляд на горы.

Ну почему, – сказал он себе, – почему же я думаю о таком. Ведь только что было так радостно. Хотя если жизнь на земле бессмысленна, то и радость также не имеет смысла. Без любви нет смысла. Это точно. Однако, мне всегда казалось, что смысл в том, чтобы изучать Землю. Разве нет? А что если я это просто придумал и навязал себе. Что если Землю и без меня изучат и обойдутся без меня. Впрочем вот и глыбы.

Арман подошел поближе к одной глыбе. Погладил ее. Потом спустился пониже, погладил следующую глыбу. Они казались бесчувственными. Арману захотелось на мгновение стать глыбой. Бесчувственной и каменной. Он присел на траву.

Всюду расстилался луг. Горы пронзали ватные облачка. Но Арману было не до этого. Он опустил глаза. Уставился на траву и замер в таком положении на несколько минут. Как будто что-то или кто-то забрало у него все силы и оставило его у разбитого корыта.

Что со мной? – подумал он. Неужели я могу чувствовать что-то подобное. Усталость. Гнёт со стороны. Не хочу. Не могу.

Арман прилёг на траву. Солнце светило в лицо. Он закрыл глаза рукой и ему вдруг стало полегче. Он дышал медленно и спокойно. Все вокруг внезапно приобрело цвет. Салатовый луг, продувался порывами ветра. Голубое небо желтело у краев солнца. Спина чесалась. Арман лежал на траве и ему постоянно казалось, что кто-то по нему ползает. То ли под одежду забрался кто-то, то ли в волосы. Арман понять не мог, но постоянно чесался и смахивал с себя несуществующих или существующих насекомых.

Он присел, поправил старую отцовскую рубаху. Скрючился и снова уставился на траву. Ему не хотелось смотреть туда, куда он смотрел сотни раз до этого. Ему чего-то нахватало. Он не мог понять чего.

В пространном состоянии Арман провел десять минут. Потом очнулся и заговорил с самим собой.

Ну хоть что-то должно после меня остаться. Ну хоть немножечко. Вот после папы, например, останется его машина, после мамы ее дети, а после меня что? Моя одежда, наверное. Однако и у них мало что есть. Ничего выдающегося. А мне нужно многое оставить. Исследования, научные работы, академические труды. Что-то, что потомки будут использовать после меня, что они будут изучать в университетах. На первом занятии по геотектонике будут обязательно говорить мою фамилию. Будут рассказывать обо мне, как о Копернике или о Галилее или о Хаттоне. А на что мне это все? Джеймс Хаттон умер и я умру и нафига мне это нужно?. Таким образом, все что останется после меня это мешочки с землицей, да старый, задрипанный атлас. Ну еще моя одежда.

Он прикоснулся руками к лицу. Потер лицо, потянулся и уставился на горы. Они были великолепны. Ему казалось, что горы это словно скульптуры, созданные богам из неба и земли. Он вдруг представил, как бог отрезает от неба большие куски и они сразу же, в ту же самую секунду каменеют, превращаясь в горы.

Эта шальная мысль обрадовала Армана. Он посмеялся над самим собой. Что бы всерьёз думать о таком, ему бы пришлось вернуться в прошлое лет на десять и начитавшись мифов, сидеть напротив гор, раздумывая о смысле жизни. Вряд ли это было тогда возможно. Ну, а сейчас он уже не мог фантазировать, как раньше.

Начитался я научного, – подумал он про себя, – теперь даже о глупостях подумать невозможно. Это просто глупо. А что в принципе не глупо. Все так или иначе глупо, потому что неосмысленно. Как это?

Арман часто говорил то, чего не понимал. И соображал о чем шла речь уже после того как сказал. Он как будто фантазировал философствуя или философствовал фантазируя на разные совершенно не связанные с его реальным опытом темы. Порой эта привычка казалась ему очень странной. Вдумываясь в те внезапные фантазийный мысли, которые возникали в его голове, он глядел на траву. А по факту никуда не глядел.

Сейчас он решил оставить последние размышления и просто посидеть в тишине. Но как только пришла тишина, вместе с нею словно под ручку явились гнетущие мысли. Он отгонял их как мог, но все на что Арман был способен это усилием воли заставлять себя думать о хорошем. Не помогло. Плохие мысли устраивались в его голове, занимали весь диван или плясали чечетку на его мозгах.

Он подумал о маме с папой.

Вот их жизнь, – думал он, – почти бесцельная. Они целыми днями работают. Папа таксует, мама в доме хозяйничает. Но ради чего? Только лишь ради нас с Лусине. А папа? Он ведь даже нас не видит, хотя и ради нас работает. В чем цель их жизни? Где их большие достижения? Где смысл? Порой мне кажется, что я один на этой земле ищу смысл там, где его скорее всего нет. Вот опять. Ну как только такие мысли приходят мне в голову? Придумаю что-нибудь, а сам не могу понять, что сказал. Хотя может чуть-чуть и понимаю. Ведь только я один ищу большой смысл, а все остальные довольствуются тем, что имеют и ничего особенно-то не ищут. Как же так получаеться? Может это не всем дано? Не знаю.

Арман закрыл глаза. Он устал думать. На секунду он представил, что находиться где-то далеко от этого места. Папа часто рассказывал Арману о Ереване. Там солнечно, как и здесь. Много интересного, чего здесь нет. Арман представил, что он в Ереване. Гуляет, осматривает достопримечательности. Он открыл глаза и увидел все те же горы. Ему стало грустно. Оглядевшись вокруг, он не заметил ни единой души.

Крыши домов за спиной. Глыба у плеча. Выцветающий, как ему тогда показалось, луг и горы, такие большие, но порой незаметные. Его не покидало гнетущее чувство, однако он перестал обращать на это внимание.

Скучно, – подумал он и вздохнул.

Кто-то со спины закричал звонким голосом:

– Арман!

Арман сразу узнал этот голос. В момент в нем вскипела кровь. Он вскочил с травы поднялся на холм и увидел Наргиз. Сначала Арман не знал, что делать. Наргиз тоже замешкалась, но потом подбежала к Арману и обняла его. Арман поцеловал Наргиз в щеку. Она полезла дальше и поцеловала Армана в губы.

Они оторвались друг от друга через пару минут.

– Как твоя коленка? – спросил Арман.

Наргиз посмотрела на него щенячьими глазами.

– Ничего, кровь запеклась и уже не так больно.

– Слава богу, хотя бог создал землю, а в земле проросли корни, а ты как раз споткнулась о корни. Так получается, что бог виноват в этом.

– Не умничай. Слушай мне сейчас нужно будет отлучиться. Я иду с бабушкой в лес.

Арман посмотрел в сторону. До этого он обнимал Наргиз так крепко, что ей было сложно дышать, а сейчас он вдруг почти опустил руки.

– Ну чего ты? Встретимся же вечером.

– Да, только вот…

– Что?

– Не знаю, чувство у меня нехорошее какое-то, гнетёт.

Он вдруг вспомнил, что чувствовал до прихода Наргиз и о чем благополучно забыл в тот момент, когда ее увидел.

– Какое чувство? – спросила она и погладила его по щеке, как это когда-то делала его мама.

– Не будем об этом, ладно. У меня нет слов чтобы описать это чувство. Но также у меня нет слов чтобы описать, как я безумно рад тебя видеть и как я рад, что ты находишься так близко ко мне.

– Да, я тоже, очень, очень рада, – сказала Наргиз.

Арман обнял ее и ощутил тепло. То тепло, которое он никогда не чувствовал до этого. Тепло ее тела. Оно как будто вошло внутрь него. Проникло сквозь одежду и кожу. Ему стало легко, как никогда. Напрягшись на секунду, он вдохнул воздух полной грудью и расслабился в ее руках, как маленький ребенок в руках матери. И только после этого почувствовал себя сильным. Он больше не был ребёнком и обнимала его не мать, а Наргиз. Ее тепло было другого рода.

Он все еще боялся размышлять. Но та, гнетущая мысль, как темное пятнышко, затмилась огромным, жгучим, ярким солнцем.

Наргиз посмотрела на Армана и улыбнулась.

– Ну все, я пошла, ладно?

– Нет, не надо.

– Надо, Арман, обязательно увидимся вечером.

– А может лучше сейчас видится будем?

– Так никто не говорит, – сказала она, и, вырвавшись из его рук, побежала к своему дому, махая на прощание ладошкой. Арман не успел ее поцеловать. Он стал ее догонять. Юноша проводил ее взглядом и снова спустился с холма. Там он сел и облокотился на холодную глыбу. Все что ему было сейчас нужно это Наргиз и… а пожалуй это все, что ему было сейчас нужно. Арман вперил взгляд в глыбу. Плечо которое он подставил под глыбу охладилось. Арман смотрел на маленькие крупинки заточенные в большом камне. Там были темно-рыжие крупинки. Они больше всего выделялись среди остальных серых, темно-серых и светло-серых крупинок. Весь камень состоял из маленьких частичек.

Вот эти серые крупинки весь мой мир, – подумал Арман. А вон та рыжая, – моя Наргиз. Она теплее всего. И важнее для меня, чем все остальные. Интересно, что это за камень? – вдруг спросил он себя. Неужели частички гранита. Возможно, а может быть что-нибудь другое. Но если это гранит, то абсолютно точно можно сказать, что вся эта глыба одна большая магматическая порода. Хоть бы минеральчик какой-нибудь попался. Слюда например. Наверняка она там есть. Я конечно не очень сильно люблю минералогию однако без этого сложно представить себе полноценную геологию и даже полноценную геотектонику. Все связано, как ни крути. Ведь магма образовалась в результате процессов происходящих на Земле, точно также как и минералы, хотя где-то я читал, что есть минералы оставшиеся от упавших на землю метеоритов. Это конечно не меняет сути дела, но однозначно добавляет каплю дёгтя. Ну деготь то точно не с метеорита. Это я не подумав, подумал.