Текст книги "O Гегеле"

Приложение II
Гегель и ленинизм. Середина 1970-х гг
Отрывок из бесед МА Лифшица

Расшифровка магнитофонных записей бесед М.А. Лифшица, которые он вёл с друзьями в середине 1970-х гг. Были опубликованы под названием «Из автобиографии идей» в сборнике: Контекст. 1987. Литературно-теоретические исследования ⁄ Публикация А.А. Вишневского. М.: Наука, 1988, с. 264–318. Фрагмент «Гегель и ленинизм»: с. 306–312.

В данном фрагменте М. Лифшиц уделяет особое внимание взгляду Г. Лукача, так как беседовал с венгерскими учениками Лукача.

– Какое значение имели в 30-е годы ваши занятия Гегелем?

– Гегель и его судьбы в марксистской литературе – это особая тема. Если вы хотите меня увлечь в эту сторону, то позволю себе начать с одного забавного анекдота, который я слышал когда-то ещё в 30-х годах. Говорят, в Ленинграде жил некто по имени Гегель, занимавшийся преподаванием немецкого языка, по преданию, один из потомков Гегеля. Человек он был весёлого нрава и время от времени любил предаваться культу Бахуса, что случалось в молодости и с его предком. В подобных случаях ленинградский Гегель начинал дебоширить, и тогда соседи звали на помощь представителя местной власти – управдома. Однажды во время такого дебоша управдом сказал ленинградскому Гегелю: «Это что же такое? Твоего дедушку Маркс с головы на ноги поставил, а ты опять на голове ходишь?».

Так вот и с настоящим Гегелем. За время моей жизни с ним постоянно происходило то же самое: его всё время ставили с головы на ноги, а он обратно становился на голову. Первая атака на Гегеля была ещё в 20-х годах, когда «механисты» хотели реформировать марксизм на позитивистский лад и устранить из него всякие гегелевские мотивы. Я говорю, конечно, только об истории Гегеля в советский период. Следующая атака произошла с низложением монополии Деборина и его школы – в 1931 году. Деборину приписывалось преувеличение роли гегелевского наследия в марксизме. Оснований для такого мнения, возможно, не было. Тем не менее начало 30-х годов ознаменовалось резко критическим отношением к Гегелю.

Впрочем, это продолжалось недолго. И хотя две мои статьи о Гегеле, напечатанные тогда, содержат, может быть, слишком строгие критические оценки великого немецкого философа, справедливые, но в стилистическом отношении чересчур заострённые, читателю этих статей, надо думать, было ясно, что автор полон подлинного энтузиазма по отношению к Гегелю и его исторической диалектике. В те годы возобновилось остановившееся было на первом томе издание сочинений Гегеля на русском языке, и то разумное и ценное, что лежит в гегелевском наследстве, что связывает его с марксизмом, стало вырисовываться в своём значении. Так продолжалось до войны. Но затем идёт уже другая новелла – как Гегеля снова начали ставить с головы на ноги. Сейчас я рассказывать её не буду. Довольно того, что в 30-е годы отмечался известный подъём внимания к великому немецкому мыслителю. Его переставали трактовать как школьного философа, чей пример доказывает очевидность заблуждений абсолютного идеализма. Начали вспоминать, что в марксизме от гегелевской философии остаётся не только сухая схема логических категорий.

Мой интерес к Гегелю шёл в другом направлении. Я старался найти в нём и вывести на свет реальное содержание. В гегелевском учении меня занимало отражение у философа событий французской революции и послереволюционной эпохи. На меня произвело глубокое впечатление, что в период принятия важнейших политических решений, на переходе от военного коммунизма к новой экономической политике, Ленин советовался с Гегелем (как он поступил, впрочем, и во время первой мировой войны).

В последнем ленинском произведении «Лучше меньше, да лучше» ясно замечаются отзвуки чтения «Науки логики». В предисловии к этому своему сочинению Гегель развивает мысль о том, что «новое», внесённое в современную ему эпоху революций, сначала было слишком абстрактным, было лишь «отрицанием старого» как таковым. Философ провозглашал неизбежность перехода от абстрактно-нового к слиянию со всей полнотой жизни. Такой путь от абстрактного к конкретному имеет прямое отношение к задаче, которая ставилась Лениным, собственно говоря, ещё накануне Октябрьской революции (например, в статье «О грозящей катастрофе и как с ней бороться»), но была отодвинута периодом гражданской войны и временем военного коммунизма. А затем она была снова широко поставлена Лениным во всех речах его и во всех письменных документах эпохи перехода к новой экономической политике.

Это была, если угодно, гегелевская проблема ограничения абстрактно-нового и перехода к такому новому, которое охватывает всю конкретную полноту жизни. Революционные декларации должны воплотиться в плоть и кровь, в привычку, быт миллионов людей, получить систематическую разработку и охватить всю полноту обычного существования людей, не оставаясь абстрактным обещанием. Я видел у Ленина философию в каждой газетной статье, в каждой строчке, каждой речи или практическом указании. Всё у него проникнуто глубочайшей мыслью, и требование Платона о том, чтобы философы управляли государством, если оно когда-либо осуществилось в истории, то осуществилось именно в тот период, когда у кормила Советского государства стоял Владимир Ильич Ленин.

Таким образом, моё отношению к Гегелю в начале 30-х годов не было школьным, цеховым философским интересом. Оно не было, конечно, и какой-нибудь натянутой и ложной исторической аналогией. Я рассматривал учение Гегеля в свете ленинской традиции анализа задач революции. Революционная эпоха проходит определённые закономерные ступени, причём полоса общего отрицания всего старого, с которой она начиналась, должна была смениться периодом созидательным, конструктивным, по существу, углубляющим революционный процесс, хотя внешне это изменение могло казаться восстановлением старого – оборона Отечества, единоначалие, хозяйственный расчёт и т. п. – либо заботой о сохранении традиций. К этому комплексу идей относится всё, что сказано у Ленина о необходимости усвоить наследие прошлого, учиться у буржуазных специалистов, о роли школьного учителя, наконец, всё, что сказано против мнимореволюционного бюрократического прожектёрства и «левой» фразы вообще. Ленин отрицал абстрактное отрицание всех прежних ценностей, включая сюда ценности моральные, эстетические. Отсюда осуждение Лениным того, что он называл «футуризмом», то есть совокупности абстрактно-новаторских течений времён начала революции. И наконец, самое главное, его осуждение всякой ультралевизны как в международном плане, так и в плане внутренних отношений нового строя.

Я был, естественно, далёк от всякой мысли устанавливать какую-либо параллель между развитием социалистической революции и пониманием Гегелем ступеней возникновения буржуазного общества – от революции через эпоху термидора, бонапартизма, реставрации. Мои статьи о Гегеле начала 30-х годов построены не на параллели между эпохой конца XVIII – начала XIX веков и Октябрьской революцией, а на контрасте между этими двумя периодами. Меня увлекала задача показать принципиальное отличие социалистических отношений, новой, революционной конкретности слияния коммунистической программы с привычками, интересами, культурой большинства людей, от того, что выступало у Гегеля как «примирение с действительностью», как переход от «французских абстракций» к конкретному, хотя и окрашенному в по-гегелевски консервативные тона. Может быть, в этом противопоставлении были навеянные временем преувеличения, но, во всяком случае, позиция человека, стоящего на точке зрения более глубокого революционного процесса, была ясна. Это была позиция отказа от ультралевой абстракции, как она проявилась в начале революционной эпохи, и в то же время отказа от всякого возвращения в старый хлев, к преклонению перед стихией буржуазного общества, перед старым алтарём – словом, отказа от всякого термидора во имя дальнейшего движения к коммунизму.

Я должен, однако, подчеркнуть, что мои статьи о Гегеле были, конечно, не более чем статьями и не идут в сравнение с фундаментальной работой Г. Лукача «Молодой Гегель», написанной в 30-х годах. Могу лишь сказать, что у меня была проведена в общих чертах та же идея, тот же принцип, которые составляют глубоко обоснованную черту труда Лукача. Поэтому я позволю себе надеяться, что эти мои статьи в некотором отношении не вполне устарели. Во всяком случае, в них впервые сказано о том, что ранние произведения Гегеля нельзя назвать «теологическими» и что «народная религия» молодого Гегеля – это религия Руссо и Робеспьера. В них проведена также другая мысль, которая может быть выражена так: как бы глубоко мы ни проникали в диалектику истории человеческого развития, из неё нельзя вывести никакого основания для оправдания тёмных сторон истории.

Мне пришлось присутствовать при начале огромного труда Лукача, принимать участие в совместном обсуждении вопросов, связанных с оценкой Гегеля. В тот период на Западе гегелевская традиция возродилась в далёких от марксизма версиях – буржуазнолиберальной или откровенно реставрационной, реакционной и профашистской. В подготовке идеологии нацизма было и течение, связанное с именем Гегеля, хотя сам Гегель, разумеется, к этому никак не причастен. С таким же правом можно было бы вывести фашизм из Гераклита.

Так или иначе, всё это делало проблему Гегеля в высшей степени актуальной. К тому же ещё со времён Дильтея и его школы большую роль стал играть молодой Гегель. Естественно, что мы почувствовали здесь самостоятельную, ясно очерченную и важную тему марксистской мысли, марксистской критики. Лукач, прекрасно знавший гегелевскую литературу на Западе и обладавший громадным талантом конкретного исторического исследования, потратил немало времени на то, чтобы восстановить последовательность фрагментов, опубликованных в своё время Нолем. Его книга, увидевшая свет только после войны, произвела своего рода революцию в литературе о Гегеле. Конечно, наука буржуазная относится к книге Лукача двойственно, хотя не может не признать, что она оплодотворила всю исследовательскую мысль в этой области. Лукач раскрыл связь идей Гегеля с реальным революционным содержанием его эпохи – французской революцией, английской политической экономией, проблемой буржуазной демократии и развития капитализма, чего не было в предшествующей гегелевской литературе.

После выхода книги Лукача на Западе выросла громадная литература, трактующая Гегеля в связи с такими темами, как «труд», «отчуждение», «буржуазное общество», но западные исследователи в большинстве случаев всё же стараются как-то отмежеваться от Лукача, обвинить его в односторонности и вообще трактуют его как чуждого, не как своего. Это совершенно естественно. Некоторые критики Лукача вообще не входят в содержание его труда, а просто восстанавливают то, что было прежде, я бы сказал, «ретеологизируют» молодого Гегеля.

Между тем в книге Лукача «Молодой Гегель» нашло выражение ленинское понимание реального исторического содержания философского мышления. В применении к Гегелю это понимание преображает его фигуру настолько, что вместо школьного философа или натуры, склонной к мистицизму, каким его представляла школа Дильтея, перед современным читателем вырастает человек громадного, трезвого ума, понимающего самые существенные вопросы жизни своего времени, ничем не уступающего в конкретности мышления тем учёным, которые создали в Англии и Франции классическую политическую экономию, глубокую критику буржуазной цивилизации, словом, человека, чьи высокие идеи достойны служить источником марксизма.

Разумеется, к Гегелю нельзя предъявить требования невозможные. Он жил в такую эпоху, когда самый исторический горизонт не позволял увидеть то, что могли увидеть Маркс и Энгельс. В силу её исторического положения, в силу патоса, стоявшего за гегелевской философией, в ней неизбежен был мотив исторического крушения, катастрофы, некоторой капитуляции перед стихийным ходом исторического процесса. Для Гегеля эта идея капитуляции была ценой, уплаченной за понимание необходимости исторического развития в капиталистической форме, в форме буржуазной цивилизации. Гегель не был апологетом буржуазного общества, – и слава богу! – но он не мог найти других средств, ограничивающих, обуздывающих стихию капиталистических частных интересов, противоречий богатства и нищеты, помимо идеалистической, я бы сказал, абстрактной конкретности, объединяющей противоположности в единое целое чисто умственным, духовным путём. Соответственно этому он поставил свою идею некоего правового «корпоративного» государства над стихией буржуазного общества.

Во всяком случае, перелом, который произошёл в зрелом Гегеле, – от бернского и франкфуртского периодов через «Феноменологию духа» к «Науке логики» и берлинским лекциям, – был для Гегеля не возвращением в лоно реакции, а трагической двойственной неизбежностью. Моё и Лукача понимание Гегеля, его противоречий и его исторической позиции не совпадало с распространёнными формами истолкования этой философии, которые делали её песнью песней жестокого, расточающего тысячи жизней, а нередко и сознательного реакционного движения человеческой истории.

Есть одна моя статья тех лет о Чернышевском, где философии Гегеля как философии резиньяции, горького сознания неизбежности недемократического пути реальной истории противопоставлен идеал революционной демократии. У деятелей этого направления нашей общественной мысли, особенно у Чернышевского, трансцендентные исторические силы выступают в ином, чем у Гегеля, менее жестоком свете, находятся в большей близости к плоти, крови, благу и жизни народа, к хорошей жизни большинства людей. Здесь мы как бы стоим на пороге другого, нового пути истории, открытого Марксом, освещённого ленинской, Октябрьской традицией.

Примечания

¹ См.: Rosenkranz К. G. W. F. Hegels Leben. Berlin, 1844, S. XI.

² Rosenkranz K. G. W. F. Hegels Leben, S. X.

³ Haering Th. Hegel. Sein Wollen und sein Werk. Lpz. – Berlin, 1929, Bd. 1,S. 285.

⁴ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 32, с. 413–414.

⁵ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 32, с. 415. Для отношения Либкнехта к вопросу о Гегеле характерно следующее письмо его кМарксу, опубликованное в «Vorwärts» 14 ноября 1931 года. Оно написано, видимо, тотчас же по получении отповеди Энгельса, но ещё до получения аналогичного письма Маркса.

«Среда, 14 мая 1870 г.

Дорогой Мавр!

Вчера я получил от Энгельса свински грубое письмо (на которое я отвечу в таком же стиле) с заявлением, в котором он третирует меня как школьника и которого я, конечно, не принимаю. Поистине несуразно поднимать такой шум из-за какого-то беглого примечания о Гегеле. Что оно не Энгельсом написано, поймёт всякий, кто знает Энгельса, и никто из знающих Энгельса не заподозрит его в святотатстве по отношению к святому Гегелю. Да и вообще лишь немногие сочтут это за святотатство.

Я не получил такого образования, как Энгельс; прежде чем я успел одолеть теорию, я был брошен в гущу практики, и вот уже 22 года непрерывно веду беспокойную жизнь, без минуты досуга. Что при таких условиях я не изучал Гегеля так основательно, как Энгельс, это ясно само собой, но и нисколько не позорно для меня. И если я даже немножко презираю эту учебу, то Энгельсу придётся оставить при мне это моё частное мнение. Во всяком случае, с его стороны безответственно оскорблять меня из-за такой ерунды, ибо он оскорбил меня. Как только я напишу ответное письмо, я пришлю его тебе.

Что касается его заявления, то я оговорю, что примечания написаны не Энгельсом. Этим он должен удовлетвориться, если не хочет вызвать скандала.

Я думал, что наконец-то у меня с вами всё улажено, и вдруг это письмо… В области теории я уступаю первенство Энгельсу, но в области практики я считаю себя немного более искушённым, чем он.

Сердечные приветы тебе и твоим.

Твой верный Library (Либкнехт)

Моя жена благодарит за любезные поздравления. Когда я буду крестить малыша, то дам ему твоё имя. Ведь ты не возражаешь? Это было решено тотчас же после его рождения».

⁶ Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 27, с. 422.

⁷ Разумеется, корни этих течений уходят в XIX столетие. Вспомним хотя бы Бруно Бауэра, оказавшего влияние на Ницше. В книге Ханса Файхингера «Nietzsche als Philosoph» (Langensalza, 1930) имеется интересное указание на забытое теперь сочинение К. Теод. Гродека «De morbo democratico» («О демократической болезни») 1849 года. Идеи Гродека также сыграли свою роль на пути к ницшеанству.

⁸ См.: Logos, 1924, XIII, S. 357.

⁹ О связи немецкого неогегельянства с «идеями 1914 года» хорошо писал воинствующий пастор Лассон в самый разгар мировой войны: «Гегель поднял на новую ступень познание государства. Он учил пониманию сущности государства, отношения единичного лица к государству, положения и призвания единичного и государства в исторической связи человечества; тем самым оказал самое решающее влияние на вызревание государственной идеи, пришедшей в течение последних столетий к своему политическому существованию в Германии: „идеи 1914 года“ восходят, без всякого сомнения, к гегелевскому пониманию истории и его учению о государстве. Если в современной мировой войне, посредством которой враги Германии хотели преградить дорогу или свести на нет проникновение в мир немецкого духа, если в этой войне вместо медленного расширения происходит резкая германизация мира, если одна за другой мировые державы, для того чтобы спастись от поражения, должны усвоить себе немецкое понимание государства и государственных обязанностей его граждан и насильственно навязывать своим народам это понимание, то мы не должны забывать, как велик был вклад Гегеля в то, чтобы сделать это понятие государства свободной живой собственностью немецкого народа, собственностью, которая сейчас в ужасающем мировом пожаре оказывается самой высокой и самой истинной» (см.: G. W. R Hegel. Die Vernunft in der Geschichte, hrsg. von Lasson, Vorwort des Herausgebers, июнь 1917 г.).

¹⁰ Ebbinghaus J. Über die Fortschritte der Metaphysik. Tübingen, 1931, S. 6.

¹¹ Verhandlungen des ersten Hegelkongresses von 22 bis 25 April 1930 im Haag. Im Auftrag des Internationalen Hegelbundes, hrsg. von B.Wigersma.Tübingen – Haarlem, 1931.

¹² См.: Vorwärts, 1931,14 November.

¹³ Bernhard L. Der Staatsgedanke des Faschismus. Berlin, 1931, S. 7–9.

¹⁴ Die Weltgeschichte ist das Weltgericht (слова Шиллера).

¹⁵ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 5.

¹⁶ Hegels theologische Jugendschriften (nach den Handschriften der kgl. Bibliothek in Berlin, hrsg. von Dr. Hermann Nohl). Tübingen, 1907. Далее в статье в скобках указаны страницы по этому изданию. Ранние произведения Гегеля в советских изданиях: Гегель. Работы разных лет. М., 1972, т. 1; Гегель. Эстетика. М, 1973, т. 4; Гегель. Философия религии. М., 1975, т. 1; Гегель. Политические произведения. М., 1978. – Примеч. ред.

¹⁷ См. обширные рассуждения на эту тему в рукописи Гегеля «Позитивность христианской религии» (с. 183 и след.).

¹⁸ Наибольшее сходство с идеями молодого Гегеля обнаруживает содержание двух левогегельянских брошюр: «Трубный глас» и «Учение Гегеля о религии и искусстве с точки зрения верующего», в составлении которых принимал участие Маркс (1841–1842). То же самое нужно сказать о конспектах молодого Маркса, относящихся к периоду его работы над «Трактатом о христианском искусстве». Я позволю себе сослаться здесь на мою работу об эстетических взглядах Маркса. – При меч. к наст, изд.

¹⁹ Мы как будто слышим знаменитую речь Робеспьера о республиканской религии Верховного Существа: «Граждане… есть такого рода учреждение, которое следует рассматривать как существенную часть публичного воспитания и которое необходимо относится к его содержанию. Я буду говорить о национальных празднествах. Соберите людей, и вы сделаете их лучше, ибо люди, собравшиеся вместе, ищут удовольствия, а удовлетворение им могут доставить только те вещи, которые делают их достойными уважения. Дайте их собранию великую моральную и политическую тему, и любовь ко всему достойному проникнет в их сердца вместе с удовольствием, ибо люди не встречаются без удовольствия. Человек – это самый великий предмет в природе, и самое величественное из всех зрелищ есть зрелище великого народа, собранного воедино. Никогда не говорят без энтузиазма о народных празднествах Греции… Как легко будет французскому народу дать нашим собраниям более широкий предмет и более великий характер! Хорошо разработанная система празднеств будет одновременно играть роль легчайших уз братства и самого мощного средства возрождения… Не ждите, однако, честолюбивые священнослужители, что мы будем работать для восстановления вашего владычества!.. Истинный храм Верховного Существа – это природа; его храмы – это вселенная; его культ – добродетель; его праздники – радость великого народа, собранного пред его очами, для того чтобы крепче стянуть узы всеобщего братства и чтобы воздать ему благоговение чувствительных и чистых сердец».

²⁰ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 122.

²¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 135.

²² Там же, с. 136.

²³ Там же, т. 8, с. 120–121.

²⁴ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 120.

²⁵ Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 166.

²⁶ Oeuvres de Saint-Simon et d'Enfantin, vol. 40, pp. 11–12,39.

²⁷ Hegel. Wissenschaft der Logik, I. Teil (Lasson), S. 4–5. Здесь и далее перевод Мих. Лифшица. Статья была написана до выхода в свет советских изданий цитируемых произведений Гегеля. – Примеч. ред.

²⁸ Критикуя гегелевское учение об исторической необходимости, он пишет: «Если бы Робеспьер и его товарищи в силу своей свободы решились на человечность и сострадание, то не был бы осуществлён диалектический момент – субъективная воля с её абстрактным равенством, которая в углублении в самоё себя должна была бы как крайнее отрицание объективного миропорядка прийти к величайшему напряжению противоположности, к ревнивой ярости уничтожения, – и таким образом мировой дух был бы посрамлён» (Stahl Fr. J. Die Philosophie des Rechts, 3. Aufl., Heidelberg, 1854, Bd. 2, S. 128).

²⁹ Hegel. Phänomenologie des Geistes, 3. Aufl. (Lasson), S. 417.

³⁰ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 416.

³¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 183.

³² Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 136.

³³ Вот как, например, освещает век буржуазии Гегель в своей «Системе нравственности» 1802 года: «Некто реален, если он имеет деньги. Воображение исчезло. Значение имеет непосредственная наличность. Сущность вещи есть сама вещь. Ценность есть звонкая монета. Налицо формальный принцип разума. Это абстракция от всякой особенности, характера и т. д., искусности единичного» (System der Sittlichkeit von Hegel. Hrsg, von Mollat, 1893, S. 63).

³⁴ См.: Hegel. Philosophie des Rechts. § 197, 198 и др. Юстус Мёзер в своих «Патриотических фантазиях» выразил дух этого образования с откровенностью, достойной XVIII столетия: «Влияние примера, постоянная привычка, моральное воспитание – всё это, направленное к определённой цели, – вот что нужно для того, чтобы одна нация с радостью шла в море, другая – с песнями спускалась в шахты. Путём воспитания надо отнять у народа, который должен приспособить себя к определённой форме труда, все чувства, кроме одного, нужного ему для его специальности, чтобы тем самым сделать из него постоянного раба своей профессии. Нужно отнять у него ловкость, вкус и силу для всякой другой профессии, чтобы лишить его навсегда возможности сбросить с себя цепи своей специальности». «Ничто, я думаю, – восклицает по поводу этих слов Жорес, – не сравнится со спокойной жестокостью сильных выражений Мёзера, когда он говорит о систематической атрофии, отнимающей у рабочего все чувства, кроме одного – специального, нужного для его специального труда и делающего его на всю жизнь рабом этого единственного оставленного ему чувства» (Histoire socialiste de la Révolution française, t. 5, p. 28).

³⁵ Hegel. Philosophie der Weltgeschichte. Hrsg, von Lasson, S. 528 f; см. также S. 135–137, 230, 239, 572.

³⁶ Здесь и далее в этой статье в скобках указаны том и страницы «Лекций по эстетике» в издании: Hegel. Sämtliche Werke. Jubiläumsausgabe in zwanzig Bänden, hrsg. von H. Glöckner, Stuttgart, 1927–1930.

³⁷ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 26, ч. 1, с. 280.

³⁸ Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.—Л., 1931, т. 1, с. 117.

³⁹ Hegel. Philosophie der Weltgeschichte (Lasson), S. 449.

⁴⁰ Выражение Гёте в стихотворении «Die Geheimnisse». Гегель употребляет его дважды (XIII, 235; XIV, 358).

⁴¹ См.: Hegel. Philosophie der Weltgeschichte (Lasson), S. 763.

⁴² Hegel. Philosophie des Rechts (Lasson), S. 345.

⁴³ «В предшествующей истории является безусловно эмпирическим фактом также и то обстоятельство, что отдельные индивиды, по мере расширения их деятельности до всемирно-исторической деятельности, всё более подпадали под власть чуждой им силы (в этом гнёте они усматривали козни так называемого мирового духа и т. д.) – под власть силы, которая становится всё более массовой и в конечном счёте проявляется как мировой рынок» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 36).

⁴⁴ Hegel. Philosophie der Weltgeschichte (Lasson), S. 129–138.

⁴⁵ Hegel. Phänomenologie des Geistes (Lasson), S. 524.

⁴⁶ Hegel. Phänomenologie des Geistes (Lasson), S. 523–524.

⁴⁷ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 26, ч. 1, с. 297.

⁴⁸ См. его «Die Bewertung der Wirtschaft im philosophischen Denken des XIX Jahrhunderts», Lpz., 1921.

⁴⁹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 38, с. 177.

⁵⁰ Кэрд Э. Гегель. М., 1898, с. 239.

⁵¹ Чернышевский Н. ПСС в 15 т, т. II, с. 13. В квадратные скобки взяты вычеркнутые места.

⁵² Там же.

⁵³ Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 381.

⁵⁴ Glöckner H. Hegel, Bd I, Stuttgart, 1929, S. 411.

⁵⁵ На эту иррационализацию Гегеля уже давно указывал Георг Лукач (см. его книгу «Die Zerstörung der Vernunft», Berlin, 1954; см. также критический обзор Байера «Hegel-Bilder. Kritik der Hegel Deutungen», Berlin, 1964, S. 141–151 u. a.).

⁵⁶ Hebbels Werke, hrsg. von G. Fricke, Leipzig, Bd 4, S. 283.

⁵⁷ См. статью Георга Лассона в «Beiträge zur Hegelforschung», H. 2,1910. S. 35 ff., а также H. G1 ockner, Hegel, Bd I, S. 408–429.

⁵⁸ Письмо к И.-Г. Фоссу, май 1805 года. – «Briefe von und an Hegel», Bd I, S. 99 (Hegel, Sämtliche Werke, Neue kritische Ausgabe, hrsg. V. J. Hoffmeister, Bd XXVII, Hamburg, 1952).

⁵⁹ Hegel G.-W.-Fr. Sämtliche Werke, Bd X, Vorlesungen über die Ästhetik. Erster Band. Mit einem Vorwort von Heinrich Gustav Hotho, 1835, S. VIII.

⁶⁰ Hegel G.-W.-Fr. Sämtliche Werke, Jubiläumsausgabe in zwanzig Bänden, hrsg. von Hermann Glöckner, Stuttgart, 1927–1930.

⁶¹ Hegel G.-W.-Fr. Sämtliche Werke, hrsg. von Georg Lasson, Bd Xa. Vorlesungen über die Ästhetik, I Halbband, Leipzig, 1931 («Philosophische Bibliothek», Bd 164). Vorbemerkung des Herausgebers, S. XI, XII.

⁶² Фишер К. Гегель. Его жизнь, сочинения и учение. (Первый полутом), М.—Л., 1933, с. 158.

⁶³ Из личного дела Гото в управлении берлинских музеев, которым пользовался Вильгельм Ветцольдт («Deutsche Kunsthistoriker», Bd II, Von Passavant bis Justi, Leipzig, 1924, S. 54).

⁶⁴ Hegel G.-W.-Fr. Ästhetik. Mit einem einführenden Essay von Georg Lukacs, hrsg. von Friedrich Bassenge, Berlin, 1955.

⁶⁵ Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 322.

⁶⁶ См.: Гегель. Энциклопедия философских наук, часть 1 – Логика, § 213, прибавление.

⁶⁷ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 29, с. 276.

⁶⁸ На полях рукописи: «Нет ли возможности говорить о всеобщем и пояснить его?».

⁶⁹ На полях рукописи: «Напр., немецкое возрождение».

⁷⁰ На полях рукописи: «Кстати. Где-то более ярко связать с критикой филистерства у Гейне и Маркса».

⁷¹ На полях: «Есть отдельные беспутные».