Текст книги "Об экономике – с улыбкой (сборник)"

Туземец совсем уже хотел расплатиться разрисованными им липовыми листками за облюбованный товар, да Робинзон заметил столпившихся и что-то обсуждающих туземцев, и послал Дуболома узнать, что происходит. Вскоре Дуболом вытащил из толпы за волосы глупого туземца, причем тот не думал отпираться, а лишь извинительно улыбался и хлопал ресницами.

– Что это такое?

– Деньги.

– Да ведь они липовые! – вскричал Робинзон в волнении. – Кто позволил тебе рисовать липовые деньги, негодяй?

– Тебе можно, а мне нельзя?

Робинзон чуть не задохнулся от возмущения.

Пока Дуболом колотил глупого туземца дубинкой, Робинзон объяснял остальным туземцам, как мог: эвкалиптовые банкноты обеспечены золотом государственной казны, поэтому являются официальными денежными банкнотами, в отличие от самостоятельно нарисованных липовых банкнот, не обеспеченных никаким золотом.

– Кстати, как зовут этого негодяя? – спросил Робинзон у Менялы по окончании лекции.

– Фальшивомонетчик.

– Ну, тогда понятно, – вздохнул Робинзон и строго-настрого запретил на необитаемом острове фальшивомонетчество.

В эту минуту в туземной деревне произошла трагедия. Один из головастых туземцев, работавших на пристройке третьего этажа меняльной хижины, поскользнулся на пальмовом листе и, беспорядочно замахав руками, рухнул с огромной высоты вниз. С гулким стуком туземец ударился о землю и не подавал признаков жизни.

Все, кто был свидетелем этого ужасного происшествия, подбежали к несчастному, другие строители мигом спустились с лесов и принялись оживлять своего товарища, но все было бесполезно: свалившийся с пристройки не дышал и не двигался.

– По всей видимости, он умер, – сказал Робинзон, наклоняясь над пострадавшим. – У него все кости переломаны.

– И шея свернута набок, – констатировал Меняла. – Тем не менее этому человеку повезло: он застраховал свою жизнь в моей меняльной хижине, поэтому я выплачу его родственникам страховое возмещение в размере двадцати золотых лепешек.

– А что такое «застраховал» и «страховое возмещение»? – заинтересовался Робинзон.

– Страхование – новая финансовая услуга. Она заключается в том, что я собираю много-много золотых лепешек, а потом какую-то часть возвращаю. С этого страховщика, – Меняла указал на лежащее у ног бездыханное тело, – я получил платежей десять золотых лепешек, а теперь, когда он погиб, возвращаю ему двадцать.

– Какая же в этом выгода? – удивился Робинзон. – Ты получаешь десять золотых лепешек, а возвращаешь двадцать.

Меняла усмехнулся в ответ:

– Получаю-то я десять, да не с одного туземца, а со всех. Вон их сколько на строительстве моей меняльной хижины работает – не меньше десяти человек! Получил я по десять лепешек с каждого, всего сотню золотых лепешек, а возвратить придется только двадцать. Кое-что, дорогая Робин зона, и мне на пропитание останется.

– А если все строители сорвутся с высоты и погибнут?

Меняла пробормотал на это что-то неразборчивое и сунул двадцать золотых лепешек в окостеневшие руки мертвеца.

– Теперь вы сами видите выгоды страхования, – сказал он, обращаясь к соплеменникам. – Если бы этот человек не был застрахован, то не получил бы ни лепешки, но поскольку он застраховался, то теперь – можно сказать, за здорово живешь, – получил целых двадцать золотых лепешек. На эти деньги семья этого несчастного сможет похоронить его.

Толпа заволновалась и стала напирать. Затем раздался крик:

– Мало платите!

Робинзон узнал голос Бузотера. Как только начинался какой-нибудь скандал или малейшая заварушка, этот Бузотер оказывался тут как тут, и всегда в первых рядах скандалящих или заварушкива… заваривающи… ну в общем тех туземцев, которые в заварушке участвуют.

– Мало платите! – кричал Бузотер и напирал вместе с толпой.

– Вот так всегда, – заметил Меняла Робинзону, стараясь не обращать внимания на бузотеровы выкрики. – Многие не представляют себе, насколько трудна финансовая работа, полагая, что деньги сами валятся тебе в руки, но это не так. Убытки подстерегают финансиста на каждом шагу. Вы сами только что видели, как несчастный строитель скончался не приходя в сознание, и кто теперь ему поможет? Меняла, Меняла и еще раз Меняла. Меняла выдаст деньги на похороны покойного, хотя ему было бы гораздо выгодней отказаться от платежа, положив сумму страхового возмещения себе в набедренную повязку. Но настоящий Меняла так никогда не поступит, потому что именно он является оплотом финансовой системы необитаемого острова и вашим преданным другом, уважаемая Робин зона.

– Мало! Мало! – продолжала скандировать толпа.

– Согласно страховому договору! – вспылил наконец Меняла. – Не могу же я платить больше, чем получаю. Мне-то что тогда останется?

Толпа уже не слушала. Бузотер первым, а за ним и другие туземцы, попытались ухватить Менялу за шкирку… то есть за шею, потому что никакой одежды, кроме набедренной повязке, на Меняле не было. Охранники Менялы кинулись за своего хозяина заступаться, но были отброшены и поколочены.

Тут на необитаемом острове случилась революция.

Поскольку численное превосходство было за революционно настроенными туземцами, они одержали незамедлительную и беспрекословную победу. Вот только концовка революции, продолжавшейся не более десяти минут, вышла смазанной. Когда толпа, расшвыряв охранников Менялы, попыталась добраться до их хозяина, оказалось, что тот воспользовался суматохой и задал стрекоча в неизвестном направлении. Однако воинственный запал у толпы еще не закончился, поэтому разгоряченные туземцы принялись выкрикивать разные злопыхательские лозунги. Так как в толпе было много южан – то есть бывших южан, а ныне привязанных к своим земледельческим участкам феодальных крестьян, – злопыхательскими лозунгами стали такие:

– Свободу южанам! Отвязать от ног коряги! Полное равенство и братство!

Дуболом с Мозгоправом заслонили Робинзона от толпы своими телами, но было понятно: захоти толпа, никакими дубинками с ней не справится.

Если вы думаете, что Робинзон испугался – ничуть не бывало. Робинзон случившейся революции совершенно не испугался, однако подумал:

«В требованиях отвязать коряги от ног бывших пленных имеется определенный смысл. Зачем южанам ходить с корягами, привязанными к ноге: волочить их за собой по земле, или же держать в руках? Это же тяжело и неудобно. Никто из туземцев Южной оконечности на воровстве в последнее время не попадался, поэтому лучше южан от коряг освободить. Пускай они работают на экономику Северной оконечности в качестве свободных людей».

Робинзон тут же написал и обнародовал соответствующий указ, об отмене навечного прикрепления южан к земле и тяжелым корягам, и объявил его.

– Да здравствует Робинзон! Ура!!! Свобода! Равенство! Братство! – закричал верный главному Робинзону Северной оконечности туземный народ.

Историки бы сказали, что на необитаемом острове свершилась буржуазная революция и на смену феодализму пришел капитализм. Робинзон не был историком, поэтому ничего умного по этому поводу не сказал, а только радовался, как быстро и ловко удалось успокоить туземную общественность, которая минуту назад бесчинствовала, а теперь выражала бурную радость.

Больше всех радовались своему освобождению феодальные крестьяне, бывшие рабы, получившие возможность отбыть в родные края. Многие так и поступили, но некоторые – те, которым климат Северной оконечности пришелся по душе, – пожелали остаться и выкупить землю, на которой раньше работали. Другие бывшие рабы, напротив, пошли поискать счастья в туземной деревне, в которой в связи со строительством многоэтажных хижин имелась работа.

– Вы оказались правы, дорогая Робин зона, – заметил по этому поводу Меняла. – Сельское хозяйство ничего не теряет, а промышленность получает новые рабочие руки.

Робинзон нашел Менялу на третьем недостроенном этаже величественной меняльной хижины, где Меняла спрятался от революционеров. Щеки его были еще красны и подрагивали от возмущения, но голос был обыкновенным, деловым.

«Не нанять ли мне, в связи с хозяйственными успехами, вторую кухарку?» – подумал Робинзон.

Он стоял на верхнем, недостроенном этаже меняльной хижины и наблюдал за своим необитаемым островом. Если бы это был обыкновенный необитаемый остров, то картина, которую мог наблюдать Робинзон, была бы неизменной: солнце жарило в небе над головой, морской бриз покачивал верхушки пальм, туземцы трудились на сельскохозяйственных работах. Но поскольку это был необитаемый остров с ускоренной диалектикой, все происходило гораздо быстрее. Конечно, пальмы по-прежнему неторопливо покачивались под бризом и туземцы вроде бы неторопливо передвигались между хижин, однако Робинзон видел, как народ хлынул из деревни в город, то есть из туземного леса в туземную деревню. Немногие прикипевшие к сельскохозяйственному труду туземцы остались пасти скот и пахать землю, но большинство молодых людей решило попытать счастья там, где людно и много золотых лепешек. Эти молодые туземцы рассчитывали, что в деревне у них будет больше шансов заработать, ибо к тому времени даже самые неголовастые из туземцев поняли: чем больше у тебя золотых лепешек или эвкалиптовых банкнот, тем больше можно купить еды и интересней благоустроить хижину. Молодые туземцы нанимались на работу в повсюду возникшие мастерские и фабрики, в которых производили плуги, механизмы для строительства и другие промышленные продукты, также шли в торговые шалаши и финансовые хижины. И хотя зарабатывали эти молодые туземцы намного меньше, чем ожидали, зато их наниматели получали неплохие барыши – за счет того, что на них работало больше человек, чем раньше.

Робинзон, увидевший все это с третьего недостроенного этажа меняльной хижины, задумался, куда катится цивилизация. В самом деле, куда? С одной стороны, строительство на необитаемом острове экономического общества шло неслыханными темпами, но с другой – постоянно происходило что-то такое, в результате чего одни туземцы начинали жить еще лучше, а другие еще хуже. Однако даже туземцы, жившие хуже и хуже, не умирали с голоду ввиду постоянного ускорения диалектики, благодаря которой удавалось производить все больше и больше продуктов питания.

«Не заменить ли десятину на пятерину? – подумал Робинзон, но потом решил. – Нет, не стану. Лучше обожду денек-другой. Пусть жители Северной оконечности придут после революции в себя, передохнут и расслабятся».

День седьмой

Новое изобретение Головастика. – Именные акации. – Баржа и баржевые операции. – Финансовая буря. – Эвкалиптовые банкноты без обеспечения. – Считалка на носорожьем движке. – Туземцы Южной оконечности…

Утром седьмого дня пребывания Робинзона на необитаемом острове местная наука и техника скакнули далеко вперед.

Выйдя из домашней пещеры и еще позевывая, Робинзон обнаружил Головастика, который сидел на песочке поблизости от пещеры и что-то считал. При этом он пользовался изобретенной им считалкой. Если вы не забыли, головастикова считалка состояла из деревянного каркаса, в который были вставлены прутики с нанизанными на них абрикосовыми косточками. Интересно, что у Головастика была не одна считалка, а сразу несколько: он считал сразу на нескольких считалках и одновременно думал – это было видно по тому, как паренек морщит загорелый лоб и шевелит губами.

– Дяденька Робин зона, дяденька Робин зона!.. – вскинулся Головастик, заметив, что Робинзон наконец проснулся.

– Что там у тебя? – спросил Робинзон, потому что видел: юному изобретателю не терпится что-то продемонстрировать.

– Белка!

Тут Робинзон обратил внимание, что на песке рядом с Головастиком лежат не только многочисленные считалки, но и сплетенный из мелких лиан сачок, в котором, пытаясь вырваться на свободу, верещит и бьет лапками обыкновенная белка. Ну, не совсем обыкновенная, разумеется, а тропическая: так называемая белка-летяга. Эти белки, обладающие широкими перепонками между передних и задних лапок, летают между деревьев тропического леса, как завзятые дельтопланеристы. Короче, очень интересные тропические белки размером с обыкновенную.

– Зачем тебе белка? – удивился Робинзон.

– Я использую ее в качестве движка.

– Как это?

– Сейчас дяденька Робин зона сама увидит.

Тут Головастик принялся собирать что-то необыкновенное. Он взял несколько считалок и быстренько приставил их друг к другу – так, чтобы из считалок получилось что-то вроде коробки, по бокам которой находились прутики и нанизанными на них косточками.

– Это, дяденька Робин зона, счетная машина, – пояснил он. – Остается вставить движок, чтобы машина заработала.

Головастик поднял продолжающую верещать белку за шкирку и из сачка пересадил в сделанную из прутиков коробку. Белка-летяга, оказавшись в этой самодельной коробке с крутящимися влево-вправо косточками, принялась изо всех сил перебирать лапами, пытаясь освободиться.

Дуболом, охранявший вход в домашнюю пещеру, подошел поближе и захлопал глазами на своем продолжающем иметь неосмысленное выражение лице.

– Все-таки, зачем понадобилась белка?

Головастик, не отвечая Робинзону, передвинул абрикосовые косточки на нескольких прутиках, но белка тут же их сбила с первоначального положения, в результате чего косточки приняли новое положение.

– Белка станет работать в моей считалке вместо движка. За каждый верный ответ я буду выдавать ей орешек. Тогда белке будет выгодно отвечать правильно, и ее можно будет использовать в качестве животного счетчика.

Головастик отложил косточками число 2 на одной стороне своего счетного прибора, потом число 3 на другой стороне прибора и, встряхнув свой коробку как следует, крикнул белке:

– А теперь считай!

Летяга отчаянно заработала ногами. Когда она остановилась, на прутиках спереди стояло число 5.

– Видите, она все правильно посчитала, – сказал Головастик и протянул белке грецкий орешек.

– Молодец, – похвалил Робинзон Головастика. – А вычитать твоя машина может?

– Конечно, дяденька Робин зона! Здесь же несколько панелей. На передней панели набираешь число, а на одной из боковых панелей, в зависимости от арифметического действия: сложения, вычитания, умножения и деления, – второе число. Например, я устанавливаю на передней панели число 5, – тут Головастик установил на передней панели число 5, – потом на боковой панели, предназначенной для вычитания, устанавливаю число 4. Таким образом, я намереваюсь из числа 5 вычесть число 4.

Головастик установил числа, как сказано, после чего белка опять заработала ногами. Когда она остановилась, на передней панели застыло число 29. Выходило, что если из числа 5 вычесть число 4, то результатом будет число 29.

Робинзон засмеялся, а Головастик покраснел от стыда за свой живой движок.

– Глупая белка! За неправильный ответ не получишь грецкого ореха! – крикнул он белке, а потом добавил, обращаясь к Робинзону. – Вы же понимаете, дяденька Робин зона, что прибор еще в ненастроенном состоянии. Для обучения белки мне понадобиться несколько часов. К концу этого дня я устраню неполадки, и считалка на беличьем движке заработает.

– Ну иди, устраняй, – согласился Робинзон.

Головастик схватил под мышку новоизобретенную считалку с затихшим внутри нее беличьим движком и убежал.

«Какая молодежь подрастает! – подумал Робинзон. – Какая молодежь!»

Ему было невдомек, что в цивилизованном обществе изобретенный Головастиком счетный прибор называется арифмометром, с тем отличием, конечно, что у арифмометров приходится крутить ручку самому, а в головастиковой считалке абрикосовые косточки на прутиках крутила белка-летяга. Но все равно, новая считалка Головастика произвела на Робинзона такое приятное впечатление, что он решил поговорить по поводу нее с Банкиром, не согласится ли тот финансировать изготовление нескольких считалок на беличьей тяге. Эти считалки можно было использовать при подсчете собираемой десятины и еще во многих сферах деятельности: при строительстве трехэтажных хижин, предсказании ураганов и тому подобное.

Финансировать – означает дать на что-нибудь денег. Конечно, Робинзон мог финансировать изготовление головастиковых считалок из государственной казны, но прежде решил попросить денег у Банкира, потому что мог потратить государственную казну и на другие государственные цели.

Робинзон кликнул носильщиков и стал ждать, пока они появятся и принесут паланкин. До банкирской пещеры было шагов двадцать, но главный Робинзон Северной оконечности не мог терять своего достоинства, поэтому практически не ходил пешком, даже на такие маленькие расстояния.

Когда носильщики появились, Робинзон залез на паланкин и тут же принялся слезать, потому что они приехали. Банкир, у которого, по примеру его папы Менялы, уже начинало образовываться маленькое пузичко, отворял колючий розовый куст, жестами приглашая Робинзона войти.

– Доброе утро, наша любимая Робин зона!

– Видел, что изобрел Головастик? – спросил Робинзон, заходя. – Славный мальчуган! Мне кажется, ты, Банкир, мог бы финансировать изготовление его считалки на беличьем движке. Кажется, дела у твоей банкирской пещеры идут неплохо.

– Разрешите сначала представить своего младшего компаньона.

Тут Робинзон обратил внимание на апатичного туземца, расположившегося в углу пещеры с бананом в зубах.

– Ммм м-ммм мммммм-м, – произнес апатичный туземец, не вынимая банана изо рта.

– Компаньон? А что такое компаньон? И почему младший? По-моему, он старше тебя возрастом, – удивился Робинзон.

Апатичный туземец был лет на двадцать старше Банкира.

– Дорогая Робин зона не поняла, – пояснил Банкир. – Компаньон – это тот, кто участвует с тобой в одной компании. Этот туземец выкупил долю нашего с папой финансового бизнеса, поэтому он нам компаньон. Но поскольку он выкупил небольшую долю, он младший компаньон. А если бы выкупил долю побольше, тогда стал бы старшим компаньоном, а я превратился в младшего.

– Что значит, выкупил долю?

– Это значит, заплатил мне денег в обмен на долю моего бизнеса, или мы вместе создали бизнес, но он внес меньшую долю, чем я.

– Это интересно, – произнес Робинзон.

– Это не все. Чтобы было удобно продавать свои доли в бизнесе, я придумал новый финансовый инструмент, вот такой.

И Банкир протянул Робинзону лист акации, на котором была нарисована банкирская пещера, от которая отделена четвертая часть. Рядом стояла цифра 10000.

– Что это значит?

– Это значит, что обладатель этого листка акации внес в общее дело 10000 золотых лепешек, или эвкалиптовых банкнот на указанную сумму, поэтому является совладельцем четвертой части моей банкирской пещеры.

– Да, – задумался Робинзон. – А как вы делите то, что заработаете? Когда вы с папой были единственными владельцами, все было понятно: все заработанное вы оставляли себе. А теперь как быть, с компаньоном?

– Заработанное мы делим пропорционально величине вклада. Компаньон внес четверть, мы с папой три четверти. Следовательно, все заработанное я делю на четыре части, одну из которых передаю компаньону, а остальные три оставляю себе с папой.

– А какая тебе выгода, делиться с компаньоном?

– Как какая? – захихикал Банкир. – Банкирская пещера получает больше денег в свое распоряжение. Все-таки лишних 10000 золотых лепешек – очень существенная сумма, которая вместе с нашими с папой 30000 золотых лепешек позволит заработать намного больше, чем те же суммы смогли бы заработать по отдельности.

– А как ты назовешь этот документ? – спросил Робинзон, вертя в руках лист акации с выведенными на нем каракулями.

– Так и назову: акация.

– Красивое название, – сказал Робинзон. – Но еще красивей было бы: акакция.

– Мне все равно. – ответил Банкир. – Акация, или акакция, или акция… Какая разница, как эти листочки назвать?!

Банкир действительно изобрел акцию: такой ценный листок, который свидетельствует о том, что ее владельцу принадлежит определенная доля какого-нибудь предприятия. Конечно, в цивилизованном обществе акции печатаются не на листах акации, а на бумаге – но, как правильно подметил Банкир, какая в сущности разница?

– Кстати, – вспомнил Робинзон. – Как насчет того, чтобы финансировать считалку Головастика?

Услышав о финансировании – то есть о том, чтобы дать денег на дело, перспективное в техническом отношении, – Банкир затуманился.

– Видите ли, дорогая Робин зона, – сказал он с непритворной грустью. – Я бы с радостью, но к сожалению, в настоящий момент сильно поиздержался. Все деньги, полученные от продажи акаций, пришлось вложить в баржу.

– Куда? – не поверил Робинзон.

– В баржу… Ту самую, которую позавчера выбросило на побережье?

– Каким образом вложить?

– Может быть наша дорогая Робин зона сама – в моем сопровождении, разумеется, – проследует на баржу и посмотрит.

Они вышли из банкирской пещеры, причем продолжавшему жевать банан компаньону пришлось ненадолго приподняться – для того, чтобы заткнуть проход в банкирскую пещеру с обратной стороны. Розовым колючим кустом, если вы не забыли.

В этот момент Робинзон обратил внимание на большую тучу, собиравшуюся на горизонте – точно такую, какая в была в памятный ему день кораблекрушения.

«Неужели грядет шторм?» – подумал он.

Бояться было нечего: Робинзон находился не на шаткой палубе океанского лайнера, а на твердой поверхности своего необитаемого острова. Он легко мог переждать надвигающуюся бурю в домашней пещере – до пещеры волны никак не могли дохлестнуть, – однако не стал. Робинзон уже согласился ехать вместе с Банкиром на его баржу, поэтому не мог отказаться.

– Поехали, – скомандовал он.

И два паланкина – два, поскольку у Банкира тоже был свой паланкин, – неспешно, один за другим, проследовали в сторону побережья.

Они проследовали по той самой тропинке, по которой неделю назад Робинзон, усталый и голодный, только что выброшенный на берег в результате кораблекрушения, шел искать пищу. Сколько изменилось с той поры! Робинзон уже позабыл, что такое голод, ведь государственная казна позволяла ему сытно существовать. Сейчас он ехал по своим государственным делам на своем паланкине, держа в руках спасенный при кораблекрушении бокал, наполненный свежайшим соком манго. Робинзон тянул сок через соломинку – совсем как тогда, до кораблекрушения, когда он лежал на своем надувном матрасе на палубе океанского лайнера. Собственно, и соломинка была той самой, спасенной при кораблекрушении, вместе с Робинзоном преодолевшей все тяготы его жизни на необитаемом острове. Да, за прошедшую неделю Робинзон преодолел все тяготы хозяйственного неустройства, обеспечив нормальное существование не только себе, но и туземцам. Разве до того, как Робинзона выкинуло на необитаемый остров, на острове были деревянные плуги? а загоны для диких коз? а трехэтажные меняльные хижины? а считалки на беличьей тяге? Ничего этого не было, поэтому всем, что на необитаемом острове было нового и передового, туземцы были обязаны Робинзону.

Вскоре Робинзон вынужден был оставить свои размышления, потому что паланкины выбрались на побережье.

Баржа стояла все так же, выброшенная на отмель, но теперь на ней красовалась деревянная табличка, на которой большими черными буквами было выведено: Баржа. У входа на баржу дежурило несколько дюжих туземцев с дубинками в руках.

– Прошу заходить, дорогая Робин зона, – любезно пригласил Банкир. – Сейчас вы все сами увидите.

По установленным сходням они зашли на баржу, причем охранники с дубинками – все то время, что Робинзон с Банкиром проходили мимо, – отдавали честь.

– Очень много золотых лепешек ушло на внутреннюю отделку, – говорил между тем Банкир. – Все внутренние помещения, хотя не пострадали во время шторма, были наполовину залиты морской водой, которую пришлось откачивать. Пришлось заново отделывать стены и перегородки, выстлать деревянный пол, установить необходимо оборудование. Все это требует огромного финансирования. Зато вы, уважаемая РОБИН ЗОНА, можете полюбоваться на конечный результат.

Они находились в центральном внутреннем помещении баржи, которое, как и предупредил Банкир, было отделано красным деревом и пальмовыми листьями. Помещение было заполнено туземцами в официальных черно-белых набедренных повязках, которые, с листами лаврушки в руках, кричали какую-то бессмыслицу:

– Три и пять за четыре и две!

– Падаю на восемь пунктов!

– Восемь с половиной надвое!

При виде этого Робинзон застыл в удивлении.

– Что они делают?

– Торгуют, – пояснил Банкир.

– Чем?

– Всем. Бананами, ананасами, рыбой, козами, акациями… Да чем угодно.

Посередине внутреннего помещения баржи стояло две корзины, на одной из которых было написано «Покупаю», а на второй «Продаю». Туземцы опускали лавровые листочки то в одну, то в другую корзину, после этого туземец с повязкой на руке – официальный представитель баржи – доставал из обеих корзин листочки, пристально их рассматривал и объявлял результат. Тот из туземцев, кто предложил продать товар дешевле всего или купить дороже всего, признавались победителями.

Большинство туземцев, впрочем, о чем-то договаривались помимо корзин: тогда они обменивались лаврушкой и принимались кричать по новой.

– А где же товар? – не понял Робинзон.

– Какой?

– Как какой? Бананы, ананасы, рыба, козы, акации…

– Ах, этот?! Дело в том, дорогая Робин зона, что его нет. То есть товар предполагается, но лучше обходиться без него.

– Чем же тогда торговать?

– Контрактами на него.

– Это как?

– Сейчас, дорогая Робин зона, я вам объясню. Допустим, сегодня одна коза стоит десять золотых лепешек. Участники торгов заключают контракт на поставку трех коз, всего на тридцать лепешек, по цене десять лепешек за одну козу. Но это контракт не на немедленную поставку коз, а на их завтрашнюю, то есть будущую поставку. Это так сказать, не настоящие, а будущие козы, поэтому на нашей барже вы их не увидите. Продавец обязуется поставить к завтрашнему дню три козы по цене десять золотых лепешек, а покупатель обязуется оплатить их – на это и заключается контракт.

– Все понятно, – кивнул Робинзон. – Завтра контракт будет исполнен, и продавец передаст покупателю трех коз.

– А вот и нет, – улыбнулся Меняла.

– Как так? – изумился Робинзон. – Контракт аннулируют?

– Ни в коем случае, его строго исполнят, но никаких коз при этом продано или куплено не будет. Продавец с покупателем просто ждут оговоренного в контракте срока. Смотря по тому, скакнули цены вверх или вниз, они расплачиваются друг с другом на сумму выигрыша, после чего контракт считается исполненным. Предположим, что завтра цена на коз окажется уже не десять, как сегодня, а одиннадцать золотых лепешек – в этом случае проиграл продавец, ведь, чтобы купить трех коз, ему потребуется потратить уже не тридцать, как сегодня, а целых тридцать три золотых лепешки. А если цена на коз упадет, проиграет покупатель – ровно настолько, насколько упадет цена.

– А в чем смысл подобной торговли? – спросил Робинзон.

– Как в чем? – удивился Банкир. – Разумеется, в том, чтобы делать деньги. Представьте только, сколько можно выиграть на барже без всякой охоты и выкорчевывания пней? Тысячи, миллионы золотых лепешек!

– Значит, никто из туземцев, работающих на барже, не производит ничего полезного?

– Разумеется, нет. Зачем им производить, если они могут заработать на барже денег, на которые купить все, что им необходимо?

«Это для меня слишком сложно, – подумал Робинзон. – Здесь сам черт ногу сломит».

– Послушай, – сказал он Банкиру. – Если они ничего не производят, нельзя ли поступить проще?

– Как?

– Раздай им дубинки и пускай колошматят друг друга по темечкам. Победитель забирает золотые лепешки себе.

– А что, это идея?.. – задумался Меняла.

Через минуту каждому игроку на барже было вручено по большой сучковатой дубине. По сигналу, данному Банкиром – он громко хлопнул в ладоши, – баржевики принялись угощать друг на друга дубинками по разным частям тела. Робинзон с Банкиром с интересом наблюдали за новыми правилами баржевой торговли.

– Это… хозяин… – внезапно обратился к Робинзону Дуболом, находившийся, как и положено охраннику, рядом.

– Чего тебе? – спросил Робинзон.

– А мне… можно… это самое?…

Робинзон понял, что Дуболому страсть как хочется самому поучаствовать в баржевой торговле.

– Валяй, только быстро.

Дуболом взревел от восторга и, вскинув боевую дубинку наперевес, ринулся в самую гущу дерущихся. Минут через десять, раскидав всех баржевиков, словно они были неповоротливыми соломенными чучелами, Дуболом покинул торги с существенной прибылью: десятью золотыми лепешками и небольшим синяком на предплечье.

ПРИБЫЛЬЮ, дорогие мои дети, называется прирост чего-нибудь в сравнении с первоначальным. Поскольку у Дуболома – до того, как он поучаствовал в баржевой торговле, – не было ни десяти золотых лепешек, ни синяка на предплечье, все прибывшее ему в ходе баржевых торгов и стало дуболомовой прибылью.

Да, чуть не забыл! В цивилизованном обществе вместо баржи используется БИРЖА. Это такое учреждение, в котором происходят биржевые торги – по описанной здесь схеме, разумеется.

– Ну хватит, хватит! Пора ехать, – сказал счастливому охраннику Робинзон.

Они вышли из баржи взбодрившимися.

Носильщики, ожидавшие на пляже, смотрели на небо и мрачно переговаривались.

– В деревню, – распорядился Робинзон.

Носильщики подняли паланкин и понесли.

Небо за время пребывания Робинзона на барже потемнело еще больше. Верхушки пальм подрагивали под обещающими порывами ветра, а разноцветные тропические бабочки и птички исчезли из виду: все они попрятались между ветвей. В предчувствии надвигающейся стихии тропики как будто замерли, замолкли и съежились.

Не успел паланкин взобрался на первый прибрежный холм, подул сильный ветер. Первые порывы ветра вместе с первыми каплями дождя достигли необитаемого острова и сейчас же превратились в плотные, хлещущие по коже потоки воды.

– Скорее, скорее! – торопил Робинзон носильщиков.

Он еще раз оглянулся и увидел, как огромная волна накрыла оставленную им десять минут назад баржу, затем подняла к самым небесам и перевернула. Робинзону показалось, что он расслышал доносившиеся с побережья крики ужаса: оставшихся на барже баржевиков и Банкира, – но скорее всего, ему померещилось, потому что свист ветра и шум дождя к этому времени были уже невыносимы.

В какое-то мгновение дождь превратился в сплошной падающий с неба поток. Если раньше носильщики двигались просто по лужам, то сейчас они брели по колено в воде. По земле катились водяные струи, на глазах превращавшиеся в ручейки и реки.

Когда паланкину удалось взобраться на следующий холм и Робинзон оглянулся на побережье, то никакой баржи, естественно, не увидел, но вместе с баржей не увидел и золотых рудников. Их больше не существовало – точнее, золотые рудники были залиты водой. Волны разъяренного океана оказались настолько огромными, что перехлестнули через побережье и полностью затопили рудник. То, что творилось на земле, было не лучше. Ураган своей силой пригнул деревья к земле: то и дело слышался беспомощный треск, и очередная пальма переламывалась надвое, оставляя внизу острые оголенные осколки ствола, в то время как ее верхняя часть с переломанной кроной отлетала под порывами ветра на несколько десятков или даже сотен метров.