Текст книги "Русский агент-инопланетянин"

– За мальчика так хорошо говорили солидные люди,… я уважаю его папу… Готов был поставить балл ничего не слушая… Зачем коллеги беспокоили воздух? За него можно было совсем молчать. Он знает всего больше меня!

Закончил Моня с красным дипломом. Женился на втором курсе, на Ривке. Они, таки-да, любили друг друга.

Соломон выбрал специализацию «хирургия», и был очень подающим надежды. Правда поначалу не мог до конца определиться и малость метался. Начинал по-моему лучистым хирургом, в кардиологии точно был, оториноларингологом подвязался. Всяких курсов переквалификации, повышения квалификации уйму закончил… Потом у супруги рак головного мозга обнаружили, и он чуть в онкологию не ушел. Она бы выжила, но пожертвовала собой ради ребенка. Долго не могла забеременеть, а тут на тебе. В общем, лечиться она отказалась, беременность отходила, родила, а потом было уже поздно. Зато ребенку жизнь дала, успела. И назвала его сама, Моисеем. В честь деда, Мониного отца. Делали всё, что только могли, Но, увы, не спасли. Умерла Ривка. Док, как-то сломался тогда, замкнулся в себе. Потом уехал в Америку, маленький Мойша у деда на попечении остался.

Моня в Штатах ещё малость поучился, в этот раз на уже пластического хирурга. Поработал некоторое время, причем моментально приобрел там очень солидную практику. Это потому, что он художник от Бога. Когда Моня в пятнадцать лет бросил изостудию, ради будущей медицины, Арон Яковлевич, их руководитель, плакал и ходил к маме уговаривать. «Мейра! Сделай что-нибудь! Твой сын лишает меня славы первого учителя народного художника СССР!». Прости, Чиф, я отвлеклась! Короче, в Америке Соломон опять бросил всё и вернулся в Россию. Забыла сказать, они в начале восьмидесятых с Одессы в Москву переехали. Папе правительство Москвы выделило четырех комнатную квартиру на Покровском валу.

В общем, начал он трудиться уже здесь, в клинике. А тогда «пластика» больша-ая роскошь была. Соответственно, блат, взятки, знакомства. И вот сидит Док на работе, время двенадцатый час ночи, за стенкой сестричка-интерн кемарит, пытается отдохнуть, пока не началось. На столе в операционной, с разрисованной мордашкой, молодая дамочка лежит. Дочка нужного человека. Соплеменница и единоверка. Короче, надо носик выправить. Он горбатенький, длинненький, а теперь ещё и кривенький. В теннис на кремлевском корте играла. Эйс, подачу на вылет, носом приняла.

Тут надо упомянуть, что к ночи Моня уже никакой был. Уставший, ушатаный в дрова. Работы невпроворот, вспомни-ка те времена, восемьдесят третий, восемьдесят четвертый год, … это сейчас клиники по пластике на каждом шагу наоткрывались.

А от папы той девочки, что на столе находится, мно-ого чего зависело. Железобетонная стена, в случае надобности. Прикрыть, ой как может, недоброжелатели у всех есть. Соломону, когда он с трапа самолета сошел, с Америки прилетевши, первое, что сказали, вместо здравствуй – «а ты, что, назад вернулся?».

И действительно, еврей, с профессией, с английским, востребованный… Готовый «невозвращенец», какого рожна обратно приперся, чего в Штатах не жилось? Уж не завербованный ли?

Подошел Моня к столу, щупает пациентке нос, да работу обмозговывает. Ринопластика, если её хорошо делать, штука довольно кропотливая.

«У этой девочки кожа тоненькая, ювелирненько надо, – думает Док, – с одной стороны хорошо, отеков будет меньше, с другой, под толстой кожей меньше следы ремоделирования хрящей было бы видно». Стоит, по времени прикидывает операцию. Обезболить, вскрыть, вывести хрящи наружу… Это во сколько мы, примерно, закончим? Взгляд, вниз на часы бросил,… а заодно и пациентку зацепил. Твою мать… Там совершенно ничего делать не надо! У неё божественный нос! Тоненький, РОВНЫЙ, КАК СТРЕЛА.

– Другой бы в обморок грохнулся, – Горгона-Георгия снова протянула руку и достала свою колбу, – а Моня наш ещё в далеком, детском садике железными нервами славился. Его не одна воспитка не смогла за осмотром девочкиной писи застукать. Хотя он их за четыре года, осмотрел не меньше, чем папа в кабинете.

И теперь тоже, не хмыкнул, не пискнул, не одним мускулом не дрогнул. Берет сок, добавляет снотворного, и несет ассистентке. «Пейте, Сонечка, можно ещё с полчасика покемарить. Минут через сорок начнем».

Софа, молодой специалист, с красным дипломом, интернатуру вот заканчивает, девочка из хорошей, достойной семьи, влюблена в него по уши. Она из его рук креозот выпьет не переспрашивая.

Возвращается в операционную, берет маску анестезиологическую, и накрывает пациентку. Она отъехала, он давай ей нос пальцами моделировать. За двадцать минут у девочки носик картошкой, горбинкой, римским, греческим, армянским побывал. Глазки японскими и наоборот были. Скулы на минуточку в «монгольские» превратились. С Мони пот водопадом льется, он губу закусил, и стоит, экспериментирует. Получается, что если он хрящи, ткани, или даже кости пальцами фиксирует, и сосредотачивается на будущей работе, то они сами по себе, каким-то непонятным образом размягчаются. А если перестанет мять, то видимо застынут.

В общем, он просто пальцами требуемую идеальную форму «вылепил». Никаких, естественно, вскрытий не проводил, кончиком скальпеля, там, где должны были быть надрезы, аккуратно царапнул. Потом в шприц витамин какой-то поддерживающий набрал, и специально капилляры на носу при вводе повредил. Чтобы синяк получился.

В общем, у него пациентка на столе спит, ассистентка за стенкой спит, сам он сидит на стуле, и не знает, что думать, и что делать.

Пожал плечами, похлопал себя по халату и пошел в коридор курить.

– Жор-ра не кур-рит! Жор-ра зар-раза не курит! – тут же сообщил попугай Филя, услышав знакомое слово.

– А в этой клинике, как раз, по стечению обстоятельств, оказалась наша Холли… – не торопясь продолжила Горгона, очищая достатый откуда-то банан, и протягивая половину Флинту.

– Мне бы эта больничка ни в одно место не грюкала! – появилась на виртуальном мониторе Холли. – Просто мы, за неделю до этого, поймали матерого шпиона. Фотографа нашей богемы, нуворишей, армейской, богатенькой элиты, советских олигархов и прочих отбросов общества. Сдали чин по чину контрразведчикам, всё, как положено. А они упустили этого урода! С безвозмездной помощью тогдашнего седьмого управления. Наружки КэГэБэ-шной. Стратеги, изволите видеть! – специально дали ему шанс на побег, дабы отследить, куда он их приведёт. А там профи, пробы ставить негде. Тридцать пять лет оперативной работы в ЦРУ! Подорвал от них на счет раз! И получилось два месяца нашей работы в пустую! А ещё, козел этот нашу Луну подстрелил, при задержании. Серьезно так, неприятно, пуля с «тозовки» в лицо. Винтовка малокалиберная, у него в комнате отдыха лежала. Нехорошо, конечно, что Луна допустила до такого похабства, но её можно понять. Дядечка «бухгалтер, милый мой бухгалтер», в отставке. Живот, очки, нарукавники, – всё в наличии. А Лунища молодая, наглая, только из-за бугра, с какого-то торгпредства возвращенная. Понятно, что одуревшая от безделья. Пошла со «старичком» в другую комнату «за портфельчиком». А дед, как, бля, из рукава, ружьишко откуда-то хвать, и выстрелил. Хорошо, что уверенный в себе, и экономный тип оказался, второй раз стрелять не стал. Она к нему полуоборотом стояла, дедка палил в голову. Пуля прошла насквозь. Повредила челюсть, две щеки, распахала морду на выходе. Луна давай типа на него валиться. Ну, и всекла ему в падении, в отключку уходя, жаль не убила. Собака Авва следом залетела и окольцевала паскуду.

В результате Луна на базе, в лазарете, Авва себя виноватит, бродит кругами вокруг, на луну воет, дурдом полный.

И вот после таких наших трудов и потерь, олухи с управления, фотографа отпускают.

В общем, мне посредник говорит: есть агентурные данные, что у Папарацци были контакты в клинике пластической хирургии. Наши аналитики, вполне допускают, что он может туда сунуться, для изменения внешности, чтобы покинуть страну. Вы не могли бы помочь? Просто посидеть, понаблюдать психическое состояние тех, кто вам там, на глаза попадется. Мол, скорее всего, он, попытается пробраться туда ночью, и остаться до утра. Только я собралась передать посреднику свой посыл, для наших халявщиков. Которые любят чужой труд в жопу засовывать. Мастер класс от Мамы Карло, нашего коменданта, вспомнила, который она мне преподала, когда я на базе её «шестёру» чуть-чуть зацепила, выезжая…

Но тут мне Донжон по ментальному полю говорит:

– Подожди, не посылай его. Сходи, посмотри, что за лавочка. Может, что про Луну узнаешь? Надо её ремонтировать, у нас таких спецов нет. Что раньше времени за границу ехать?

Короче бреду я по коридору этой долбаной клиники, думаю «на хрена ночью приперлась?». Как вдруг дверь за три кабинета впереди меня открывается, и выходит мужик в халате. А у меня в башке какие-то размытые, не оконтуренные, ментальные образа замаячили. Типа, как Оскар Бентон припев без слов в своем блюзе поет:

«Ву-ву-вуй-вуй-вуй»

Какая-то смесь напряженного размышления и еврейского причитания. И здесь меня пробивает на кусок из будущего. Типа сижу в курилке, с зажженной сигаретой! – а я, ты же знаешь, не курю… И о чём-то с этим мужиком начистоту базарю. И так это нам всем интересно…

Ну, отстала немного, дала разбежку в полминуты, да и пошла следом. Смотрю, сидит, курит. Села рядом, давай, говорю, закурить, служивый.

Он протягивает сигарету, «какой я тебе служивый»? На халат показывает, всего-то, говорит, и службы, что капитан запаса.

– Народ обслуживаешь? – говорю, прикуривая – Значит, служивый!

– И то… – соглашается, и сидит, думает о своем.

– А я вот, «настоящая полковник». Не понимаю, что тут, в вашей больничке, делаю? Наши придурки с аналитического отдела считают: должен сюда нехороший человек прийти. К кому-то из ваших, внешность менять, чтобы через границу сдристнуть. А я думаю, что не хрен ему тут ловить. За день, и даже за неделю, кардинально внешность не поменяешь. Не пойдет он через кордон в синяках. Не станет косить под мужика после аварии, ему вообще нельзя к себе внимание привлекать. А за ночь, гладкую, без синяков и отеков рожу, ему никто в мире не сделает.

Док помолчал и говорит:

– Я бы мог сделать, и за полчаса. Без обезболивания и операции. Но не буду.

И рассказал мне всю свою историю. В конце усмехнулся и повторил:

– Я тебе пообещал, что не буду, значит, не буду. Так что иди, полковник, спать, не бойся, никуда ваш нехороший человек не денется.

Я его спрашиваю: как думаешь, что теперь начнется?

Он вздыхает, что, что… представить страшно. И так до часу, до двух ночи бывает, работаю. А теперь, … только станет известно, что могу почти мгновенно, абсолютно без боли… Сейчас-то хоть побаиваются. Клуши эти, жены партийцев наших. А как узнаю-ют…

Лянка, дочь Семена Борисовича не спала ведь. И даже не чухнула, как я ей в первый раз, нечаянно нос в идеальный выправил. А она трепло, «сарафанное радио» отдыхает. И подружек у неё, – пол Москвы.

«Ну, как, ну, как вам мой носик? Ва-аще ничего не почувствовала!». Вот так… Что делать? Знаешь, какие очереди будут? Мавзолей позавидует! На хрена мне слава Джуны? И какие-то слишком уж большие деньги не нужны… Не бедствую, сын обеспечен, у родителей, жена умерла. С какой радости без выходных, без проходных пластаться?

– Да нет, – возражаю ему, – не прав ты, Моня.

Мы уже успели, познакомились.

– Свободно работать не дадут. БЫТЬ ТЕБЕ СЕКРЕТОМ ГОСУДАРСТВА. Подгребет тебя какая-нибудь спецслужба, и будешь ты время от времени рожи их агентов перекраивать.

Тут я поднатужилась мысленно, да кА-ак заору про себя, к нему обращаясь:

– АБРА-ШВАБРА-КАДАБРА!!!

И сижу, жду. Так вспотела, что даже писать расхотелось. Полное обезвоживание организма.

Он оторопело на меня уставился, и мямлит:

– Поч-чему абра-швабра-кадабра?

– Откуда, – спрашиваю, – это слово знаешь?

– Слышал где-то. Сейчас вот в голову пришло.

– Светлая, – говорю, – у тебя голова. Собирайся, Моня, поехали.

Глава седьмая. На корабле

– Обратили внимание, шантрапа недозрелая, как тетя Холли Дока отработала? – вставила свой комментарий Жора. – Виртуозная вербовка! Без всякой балды и лицедейства. Взяла на абсолютной правде!

– Не считая легкого преувеличения, – ввернул я, из вредности характера. – По поводу «настоящего полковника».

– О! Это ты хорошо заметил. Грамотно. Приврала она здесь,… было дело… Только не туда, куда ты думаешь. Какой там год-то был? Восемьдесят четвертый? А строили Скарабей с Арабиной официалов, аж в семьдесят шестом… То бишь прошло восемь лет. Думаю, к тому времени Джива, как раз генерал-полковником и была.

– Не, генерал-лейтенантом! – засмеялась вновь появившаяся, куда-то «отлучавшаяся» Холли. – Сейчас объясню про семьдесят шестой год.

Боролись мы тогда за свою независимость. Адекватную оценку нашей работы. Чтобы странники сами рулили, а не нам диктовали свои условия. Тогда в моде говорильня, чинопочитание были… Да Чиф наверняка помнит!

На этот раз мне уже почему-то не сделалось дурно. Видимо привык. Устал пугаться. Здесь, в этой конторке, в каждом индивидууме столько небывальщины понаворочано, что я за вяленького середнячка канаю. Взять хотя бы саму Холли-Дживу.

– С чего это мой Чи, должен ваши средние века помнить? – возмутилась Гейша.

– Он у тебя эрудит, и памятливый дюже, – ухмыльнулась Холли.

– Поздравляю, ты уже Чи! – меланхолично заметил в голове Дэха. – Советую, срочно менять ник, у новых коллег склонность к словотворчеству. Скоро будешь обезьянкой Чичи или Чичей какой-нибудь станешь.

– Холли! Ты не докончила, не отвлекайся.

– Надо было не дать себя подмять. Кроме потери самостоятельности, это ещё и многократно возрастающий риск провала. Точнее «засветки» конторы во все более широких кругах, вплоть до высших партийных функционеров. А это означает выйти на одну доску с разведчиками СВР, контрразведкой и прочее. А у нас тогда такой, знаешь ли, расцвет был… отдача от нас, как с отбойного молотка перла. Ордена нам сыпали ведрами. И было за что.

В общем, Арабина при встрече с двумя посредниками заявляет:

– Для более эффективного несения службы, укрепления дисциплины внутри подразделения, предлагаем из статуса вольнонаемных, перевести нашу часть в кадровые военные. За выполнение сложных и стратегически важных для страны боевых задач, требуем адекватных поощрений. Кроме государственных наград, присвоения внеочередных воинских званий.

А прибыли на явку, в тот раз генерал-майор Щербина, и полковник Вороной. Кличка в среде подчиненных Конь. Полкан ещё боле менее нормальный, задает деловой вопрос:

– А как же со специальным, военным образованием? У ВСЕХ ваших есть?

– Полковник! По нашим методикам даже Вы успели в академии поучиться! Половина разделов на факультете спецназа, – наши наработки. Мне продолжать?

– Не нужно, согласен. Надо присваивать воинские звания. Вдумчиво аттестовать личный состав. За минималку взять капитана или майора

А генерал Щербина был из породы «старых кавалеристов». Тут же, с ходу, попытался на Арабину запрыгнуть.

– Да, как вы смеете! Если надо, без вас в кадровые переведут. Правительству и высшему, воинскому руководству виднее! Ещё внеочередных званий им захотелось… Высокое звание нужно заслужить!

– Не обращайте внимания, товарищ генерал-майор, – включился Скарабей. – Женщины, у нас их почти половина. Хочется им в солдатиков поиграть. Не понимают, что надо служить, брать пример со старших товарищей. Да вот хотя бы таких, как Вы!

А у Вас за тридцать пять лет беспорочной службы числятся, если не ошибаюсь, следующие свершения:

Повоевали чуток, но не сразу, примерно с сорок третьего… Сперва же на Дальнем востоке подвязались, помогали Бужнову? И все вместе просрали радиоигру Кабаяси! Только ответил Бужнов, как руководитель проекта, а вас на Западный фронт зафигачили.

Ничем особым Вы там, так и не поблистали, но и солидных залетов за Вами не замечалось. Кончили войну капитаном. Сразу в Прибалтику, гонять вояк Йонаса Жимайтиса и прочую нечисть. Ну, скажем так: ни шатко, ни валко, но! – опять же без залетов. И кого-то из «лесных братьев» Вы все-таки пощипали. Под эту марку удалось перебазироваться в Ленинград. Да и с Дементьевым было выпито не мало. Не так ли? В шестьдесят девятом, когда на Даманском заварушка случилась, Вы как раз в тех краях в командировке были. Рахиль Марковна Вам еще для генерал-полковника Наумова двести тридцать девять килограмм чавычи подгоняла. И Вы ему все сто восемьдесят пять кэгэ и привезли.

Были для консультации по японцам, но не сплошали и о китайский конфликт левым боком потерлись. Так, как левым, то толку от Вас было ноль, а так как потерлись, то Вам это зачлось.

Потом в Москву, и были Вы уже креатурой Денисова. Ваша дочь за его же сына замуж вышла? Потом служили, в Маскве. Верой и правдой. Уже как коренной москвич. Никогда ты ни резидентом, ни толковым агентуристом не был, тупо СЛУЖИЛ. Просто служил и ДОСЛУЖИЛСЯ.

У Коня дела повеселее обстоят. И офицер боевой, и всю жизнь в оперативной работе. И один хрен, в сравнении хотя бы с вот этой девочкой, вы просто щенята, ну, или ослята, если вам так больше нравится. Только пикни мне, генерал!

Вот Арины дела только за этот год:

В январе она была в Эквадоре. И что Дельгадо, Лосано и Руис от лап хунты ускользнули, и в Союз попали, только её заслуга! Её и наших ребят, что там были. Собственно Гильермо Родригеса Лару, тоже из-за них, на месте не шлепнули.

В июне была в Китае. Китайцы водородную бомбу испытывали. Благодаря их тройке, мы и бомбу знали, как родную, и все подробности испытаний, ваше управление, раньше правительства КНР получило.

Ну, и в сентябре-октябре, там же, на Дальнем востоке с перелетом поганца Беленко разбиралась. И только благодаря докладу их двойки, начали хоть маленько вздрачивать тех упырей, из партийно-летного командования, которые ради своей карьерки пилотов без выходных оставляли.

Ну, а теперь серьезные дела, события, о которых в газетах не пишут. Допуск по «Вьюге» у вас обоих есть.

Проект янки «Оktopus» помните? – её работа. Делают уже наши эту торпеду. Не на восемь, а на десять боеголовок! По мотивам той технической документации, которую ребята привезли. Через четыре штата прошли, как нож сквозь масло! Не взяли их американцы, на своей территории не взяли! Сами свалили, и очкарика, который им эти доки продал, до подлодки на себе доволокли. Ушли на Кубу, – всем привет! Гуд бай, Америка!

А ту херню, в Мексике, помнишь? В ноябре! Ты, генерал, помнишь, в курсе! Приезжал сюда, челом бить: «товарищи, проверьте!». Наши девчонки забрали! Эта вот, находилась в тройке прикрытия. Там разведок было, как пауков в банке! И какие зубры!

И ещё пару дел в этом году реализовали. О них, даже вам, посредники, знать не полагается…

Так что эта девочка за год на пять-шесть Героев Союза наработала, и столько же внеочередных званий заслужила.

А твои тридцатипятилетние заслуги, генерал Костя Леонидович, за месяц освоила. С большим кушем, притом.

– А что было потом, и для чего вы всю эту конфронтацию затеяли? – спросил я, замолчавшую Холли.

– Через четыре года, я Коня по стойке смирно выставляла, если в плохом настроении была. Я уже генерал-майора получила, меня изначально подполковником аттестовали. А Вороной всё ещё в полканах ходил. Но самое главное, у тех немногих, кто о нас знал, появилось совсем другое отношение. Даже у высших из высших. Не говоря уже о тех, кто с нами непосредственно контачить допущен. Одно дело с непонятными, мутными агентами разговаривать. Не ясно, заслуженные, не заслуженные товарищи. Не понятно кто они вообще такие, штафирки эти гражданские. Другое дело, – герой Советского Союза, генерал-полковник, – и дальше имярек.

Спустя некоторое время напряг, с которым мы свои привилегии выбивали, забылся, а правильное отношение осталось.

Ладно… Баста, карапузики! Кончилися танцы! Отпускаем молодых, им хотя бы поспать и пожрать надо. Успеем с новеньким, и натрепаться, и накокетничаться. Буона, спрячь засос на груди! Все уже увидели и позавидовали, кто тебе, а кто ему, можешь прикрыться! Пока, ребята, спокойной ночи!

– Ларек! Я боюсь! – сообщил я Гейше чистую правду. – Вот теперь, я реально боюсь. Вы все такие крутые, такие умные, блин. Столько всякого повидавшие, прожженные, опытные, пробы негде ставить… А я обыкновенный, я даже не спецназовец! Гражданский шпак, обгажусь на первой же операции. Всё завалю, что только можно, ещё и напарников подведу под монастырь. У меня куча комплексов по поводу вас.

– Особого страха нет, … не вижу. Есть нешуточное смятение, сомнение в своих силах, – прищурилась на меня Лоредена. – Это всё до первой заварушки, тренировки, учения. Потом втянешься. Исчезнет страх, наработается опыт. Поймешь, что не Боги горшки обжигают.

– Может нам «успокоительного» принять? По фужерчику Вдовушки, на сон грядущий?

– Давай, только сам. Мне-то не интересно, а ты можешь ещё гульнуть. До первого медосмотра.

– В смысле?

– А ты не понял? Почему на любую страну, предложившую к продаже Герин витамин, ополчится весь мир? Не такая уж она, наркомафия, и всесильная, чтобы третью мировую затеять…

Я же тебе объясняла! Специально повторяю ещё раз, для особо одаренных! Действие лекарства НЕО-БРА-ТИ-МО! И оно нейтрализует ЛЮБОЙ НАРКОТИК. То есть ВА-АЩЕ ЛЮБОЙ!

Абсолютно легальные никотин и алкоголь, приносящие баснословные доходы не только отдельным фирмам, но и целым, ВКЛЮЧАЯ НАШЕ, государствам, – также являются легким наркотиком.

– Хм-м… А у вас, то есть, пардон, у нас, … все проколоты или как бы привиты «витамином»… Ты хочешь сказать, что странники…

– Абсолютно верно! Никто из странников, давно уже не курит и не пьет. Раньше, бывало, после трудных акций, горячих сшибок, или просто тяжелых учений, расслаблялись. Теперь радуемся жизни на трезвую голову.

– Покушения на Геру были? – спросил я деловито.

– Нет, конечно, но добрым словом, бывает, вспоминают.

– И даже морду никто не набил!? Действительно,… что возьмёшь с трезвых? Подожди-ка, подожди… А Акула? Тьфу, то есть Акула Горгона… Ну, ёлки-палки, запутался… Медуза Мария, о, ё! – Георгия, я хотел сказать. Она же при нас бухала!

– С чего ты взял? Она ж тебе сказала, – чай. И говорила правду. И голова у неё с утра болела, помнишь, попугай её закладывал? – потому, что наорались они накануне, на научном диспуте.

– Так кто же чай, как коньяк занюхивает!?

– Мама Жора штатный психиатр и психолог. Ей виднее. Любая её мистификация носит какой-то смысл. До сих пор никто не знает: два у неё глаза или один. Что под повязкой, никто не видел. На задания, когда ей изредка, с большим трудом, удается выпроситься «в поле», она выходит «с двумя глазами». Говорит, что протез. Иногда, в подтверждение, они разного цвета. «Протез, якорь мне в глотку, куда-то засунула! Вот, нашла какой-то запасной глаз в аптечке!»

Но это можно и линзу вставить. Видит она, со «слепой» стороны, замечательно. В общем, это интрига на уровне: «Есть Бог, или Его таки-нет?». То же самое с алкоголем. Они запустили хитрую дезу. Что типа Гера вывел антидот, и врачебная тройка тихо подбухивает. В «поле» нас, дескать, не пускают. Риска в нашей работе никакого, В ПЛЕН НАС НЕ БЕРУТ, так что пьем горькую и играем на гармошке. А наша физик-механик, Амба, клянется, что «Нет! У меня по всему корпусу газовые анализаторы стоят, я бы знала! Хрен бы они без меня хоть стопку выпили!».

– Амба… Интересный псевдоним для физика.

– Вообще-то она Полина Поливёрстова. Ник «Полли». Просто у неё имеется привычка, оценивая степень разрушения какого-нибудь прибора либо механизма, притащенного девками на ремонт, качать головой и приговаривать:

– Ну, это клиника. Полная клиника. Просто реанимация! Так что зовут «Полли», «Полли Клиника», просто Поликлиника. Ну и по смыслу: Реанимация, Амбулатория, Амба.

– Теперь понятно. С медиками тоже всё ясно. Тоскуют люди по оперативной работе. Вас насмотрятся, наслушаются и завидуют. Вымогают, как могут. Напоминают, какие они несчастные, интересной службой обделенные. А то, что сами волшебники, и не один «отважный шпион» без них и шага бы не сделал, не осознают.

– Продолжай, продолжай, дорогой! Я транслирую непредвзятое мнение постороннего человека. Для этих клоунов в белых халатах!

В голове на секундочку появилась Жора.

– Что не спим, молодежь? Чиф, спасибо за «Акулу»! Принимаю, как комплимент. Буона, посматривай, доча… Что-то у меня на душе не хорошо…

Гейша сидела за ноутом и гоняла какие-то схемы. Как я понял, подключала датчики защиты. Емкостные, движения, ещё что-то эксклюзивное. Расставленные по кораблю до нас, совсем другими людьми.

– Ларек! А у тебя какое прозвище? И как его коверкают?

– У меня вообще нет постоянного псевдонима, – спокойно ответила Гейша. – «Буона», сам прекрасно знаешь, по-итальянски обозначает «хорошая». Это просто обращение. Позывной странник выбирает себе сам. Я не тороплюсь. Двенадцать лет размышляю. Торможу. На каждую операцию беру какой-нибудь временный. Или интернетовскими именами пользуюсь. Тебе, зачем эта информация? Что ты до наших имен докопался? Для тебя важней вопросов нет?

– Я изучаю психологию, проникаю в подсознание странников.

– О Боже! – наконец-то у нас появился доморощенный психолог! Аллилуйя! Учти, у тебя двести сорок семь коллег по цеху! Психологов! И все крутые специалисты! По их собственному мнению.

Лоредена нажала на «интер», захлопнула ноутбук, и юркнула ко мне под одеяло. Если, конечно, можно назвать одеялом, ту легкую простынку, которой мы при здешней жаре накрывались.

Впервые после встречи с Хранителем, мне снились кошмары. Даже не кошмары, а муть непонятная. Я никак не мог из неё выпутаться, барахтался, как муха в сгущенке. Потом ватная, полупрозрачная мембрана начала натягиваться, появился звук, на пределе слышимости. Типа противного, комариного писка…

– Бать! Чо-т, не то! Какая-то непонятная байда начинается! Ни одна Ларкина камера не работает, а у нас пять новых биологических объектов на борту. Над кораблем мощное, левое излучение. Буди Гейшу! – в башку будто выпрыгнул Дэвис.

Ларек уже сама проснулась, села со стоном на кровати, держась за виски.

– О, голова! Это же… Надо скорее…

Она соскользнула на пол и успела сделать два шатающихся шага по направлению к компьютерному столу. В этот момент каютная дверь, лично запертая мною на внутреннюю задвижку, совершенно беззвучно, без всякого взрыва или удара, выстрелила в противоположную стену. Слышен был только треск, с которым все дверные причиндалы, отлетали от своих природных мест.

В каюту ввалилась огромная толпа народу. Не понял, кто из них так звезданул мою подругу, но Гейша вдруг пролетев два метра по воздуху, рухнула обратно на кровать, прямо на меня, слегка вышибив дух из груди.

Я так и лежал, приподнявшись на локтях, пока Ларек не припечатала своим телом. Между тем стало ясно, что народу пришло не так уж и много, – четыре с половиной человека. Пятой, точнее половинкой, была миниатюрная толи женщина, толи девочка-азиатка. Третьим и четвертым, в «списке прибытия», числились типичные «лбы», крепкие, корпусные ребята. Стопроцентный спецназ. И по стойкам, по ухваткам, по тому, как оружие держат, было видно, что мы даже не сотые в списке их побед. Ну, а первым и вторым номером выступали мои заочные знакомцы, Гейшины «приятели», Боди и Билдинг. Правда, одеты они в этот раз были более прилично. В обычный натовский камуфляж.

– Ларек пытается до тебя достучаться. Помочь?

– Йося, бля! Что за дурацкие вопросы!? Естественно, давай! И впредь сами! По обстановке! Вы разведчики, или хрен собачий!?

– Чиф! Господи! – как же доораться… намертво перекрывает… Чиф! Если ты меня слышишь! Не делай никаких резких движений! Старайся никого не раздражать. По ходу нам каюк… Они каким-то образом, Химеру с собой притащили…

– Ларек, какая Химера, ты о чём? Неужели вот этот обморок, азиатского типа, тебя пугает?

– Слава Богу! Услышал! Ты, что ничего не ощущаешь? Отключи защиту свою дурацкую!

– Дэха, млядь!

– Да ради Бога… Такое давление башку не лечит… На хрена я буду к Носителю вредные воздействия допускать? Прикрыл на всякий случай… Готовься, открываю.

И вот представьте,… вы неожиданно испугались. Мгновенный испуг: Ах-х! «В зобу дыханье» на секундочку сперло, живот инстинктивно втянулся, всё как-то на мгновение сжалось. И тут же «а-ах…» – отпустило. Собака, шавка долбанная, что б тебя электровоз переехал!!!

Сейчас я почувствовал примерно то же самое, с той только разницей, что меня никак не хотело отпускать. Так и лежал, с втянутым животом, желудком под горлом, практически не дыша.

– Всё, Дэсь, я понял, закрывай! Ларек! Что делать будем?

– Самое страшное, Чиф, что мы никого не можем предупредить. Нас никто не видит, и не слышит. Я точно не знаю, но предполагаю, что эта Особь подвесила «зонтик». Полностью перекрыла «все ментальные подходы» к нам, и скорее всего, транслирует в спектре нашего информационного поля, «частоты сна». Иначе, как минимум, четверо из шести суточных координаторов, сейчас бы здесь крутились: «Гея, Чиф, куда пропали? Доложить обстановку!».

Даже мысленными образами, по информационному полю, чувствовалось, что Гейше нелегко. «Говорила» медленно, с паузами.

– От нас по прежнему идёт сигнал, мы не выпали с поля и никто не беспокоится. Все знают, что здесь двенадцать часов занимались любовью, и до утра никто беспокоить не будет. Разве что нам повезет, и где-нибудь случится ЧП. Тогда хватятся раньше.

Ладно, давай послушаем, что не прошенные гости желают. Хотя на их планы похоже насрать. Не важно, что Бодибилдинги задумали, ЕЙ это поровну. Реально правят бал не они. Химеры пленных не берут, американцы могут не знать об этом. Наверняка даже понятия не имеют, с кем связались. Если ЕЁ полностью не оседлали, мы стопудовые покойники.

– Что, дорогая, не ожидала? – ласково оскалился на нас квадратный Боди. – Давайте-ка без каких-либо резких телодвижений. Вот у этих ребяток четкие инструкции: при малейшем несанкционированном шевелении любого из вас, немедленно стрелять на поражение. В напарника. Или соответственно в напарницу.

Его длинный собрат Билдинг, будучи видимо более молчаливым, просто мотнул головой.

– Мы, честно говоря, тоже не ожидали. Это всё чистой воды самодеятельность. Контора не причём. Нам предстоит с ней расставаться. Хотим звонко хлопнуть дверью. Уйти на коне, с почетом, и, что самое главное, с очень приличной пенсией. Сколько веревочке не виться… Нам надоело скрываться, хоть мы как бы и не скрываемся. Но одно дело, когда из ЦРУ вышибают двух гомиков, и совершенно другое, когда провожают на заслуженный отдых, двух матерых специалистов. Вскрывших супер секретную спецслужбу русских, и даже арестовавших некоторых её членов.