Текст книги "Путь домой"

К дороге Петр вышел на третий день, утром. Нельзя сказать, что она была сильно хороша, но все лучше, чем ехать по сырому, с огромным количеством поваленных деревьев лесу, поминутно уворачиваясь от так и стремящихся выбить глаза веток, а то, что не слишком эту дорогу использовали – так оно и к лучшему. Во всяком случае, она не была разбита до состояния полосы жидкой грязи, подобно многим другим виденным в этом мире дорогам. К тому же те, кто ее прокладывал, постарались провести дорогу по возвышенностям и более или менее сухим участкам, что тоже хоть немного, но способствовало ее сохранению. В общем, нельзя сказать, что путешествие стало очень приятным, но и хуже точно не было.

За полдня, которые курсант ехал до ближайшего постоялого двора, люди встретились ему только один раз. Какие-то мрачные бородатые типы на двух подводах, не поймешь, то ли крестьяне, то ли разбойники, то ли наемники, то ли вообще хрен знает кто. При виде едущего навстречу дворянина дружно подтянули поближе к себе топоры и дубины, Петр в ответ широко улыбнулся и в свою очередь положил руку на эфес палаша. Проехали друг мимо друга, не сказав ни слова, но обменявшись уважительными взглядами – связываться с хорошо вооруженным всадником рисковать никто не хотел, самому Петру эти люди были и вовсе безразличны, так что, правильно оценив возможности и намерения друг друга, обе стороны поступили наилучшим образом.

А вот постоялый двор откровенно обрадовал возможностью поспать на нормальной кровати, поесть не наскоро приготовленную на костре пищу (именно пищу, не еду – кулинар из Петра был не слишком талантливый), а нормальный суп, нормальную кашу, свежие овощи… Да то же пиво, в конце концов! И баня – настоящая, по-черному, с легким запахом дыма и раскаленными камнями на решетке. По сравнению с холодной водой из ручьев это было нечто! И сортир, в котором не дует… И крыша над головой… И… Да целая куча таких вот «И». Люди очень ценят даже минимальный комфорт именно тогда, когда лишены его, а в обыденной жизни не замечают, воспринимая как нечто само собой разумеющееся.

К тому же молоко для Мурзика (это котенка он так назвал) нашлось, да и вообще звереныш здесь произвел настоящий фурор – оказывается, зверь этот, которого вполне предсказуемо называли барсом, считался здесь и редким, и опасным, и неуловимым. Котенка сначала рассматривали удивленно, потом гладили, тискали, он шипел и отмахивался – внимание надоело ему быстро. Ну а Петру все наперебой предлагали выпить, моментально совратив морально нестойкого курсанта.

В общем, расслабился, на следующее утро проспал почти до обеда и решил провести здесь еще один день – хотелось отдохнуть хоть немного в человеческих условиях, да и цены не кусались. Здесь, по эту сторону гор люди вообще, похоже, были попроще – и на жизнь смотрели иначе, и были не столь меркантильны. Первое впечатление, во всяком случае, было именно таким и, как это часто бывает, оказалось обманчивым.

День-то прошел хорошо – Петр прогулялся по деревне, на окраине которой, собственно, и стоял постоялый двор, прикупил припасов взамен истраченных при переходе через горы, почесал языки с местными мужиками, уточнив особенности дальнейшего пути, и вдоволь полюбовался на женщин – последнее время он был лишен женского общества, и это настроения совсем не добавляло. Конечно, во время путешествия на то были объективные причины, такие, например, как отсутствие женщин в радиусе нескольких десятков километров, но все равно печально. А здесь женщины были прямо как на подбор – красивые, фигуристые, все, что называется, при них. Правда, сногсшибательный эффект, который они производили на курсанта, мог быть следствием все того же воздержания, но легче от этого не становилось. Впрочем, доступная красавица нашлась быстро, и вечером настроение у курсанта было как у кота, дорвавшегося до сметаны. Гормоны, что поделать, – не тот у него был пока возраст, чтобы не обращать на это внимания.

Деревня ему, надо сказать, понравилась – вся такая чистенькая, аккуратная, дома небольшие, но очень ухоженные. Вроде бы и не видать особого богатства, но и бедности тоже нет – достойный средний уровень, что называется, причем во всем. У той молодки, у которой Петр провел большую (и лучшую) часть дня, например, дом прямо сиял чистотой, даже ни одного таракана не обнаружилось. А уж этих тварей в деревне вывести, казалось, вообще невозможно. Впрочем, он над этим не сильно задумывался, предпочтя посвятить день проверке старой истины о том, что Библия призывает возлюбить ближнего, а Камасутра объясняет, как именно это лучше всего сделать. Камасутра, кстати, написана куда убедительнее.

Словом, день прошел хорошо, а неприятности начались вечером, и принес их курсанту все тот же Мурзик. Даже, возможно, не столько Мурзик, сколько собственная глупость – ну кто, спрашивается, заставлял, идя на ужин, брать зверя с собой? Ну поорал бы немного, ничего страшного, за закрытыми дверями и не слышно почти, но вот жалко стало. А когда начинаешь кого-то жалеть – дело всегда кончается неприятностями.

Вначале, правда, все было неплохо. Мурзику, как внезапно появившейся местной достопримечательности, выделили глубокую миску из обожженной глины. Такие миски, как уже знал Петр, местный горшечник лепил в огромных количествах и продавал на вес, задешево, так что было ее совершенно не жалко. Котенок, радостно урча, залез вместе с миской под стол и лопал размоченный в молоке хлеб, да так, что за ушами трещало. Посетители смотрели на него с интересом, но вчерашнего ажиотажа не было – насмотрелись уже.

Сам Петр наворачивал огромную порцию тушеного мяса с капустой, одновременно наблюдая за обстановкой в зале. Наблюдать было удобно – сел он по привычке в дальнем углу, спиной к стене, здесь был легкий полумрак, что мешало разглядеть его лицо, зато он при этом мог видеть все, что творится в зале. Правда, смотреть особо было не на что – завтра намечался какой-то праздник, поэтому собирались местные пропустить кружку-другую пива, и все. Набралось их человек двадцать – сидели, языками трепали и Петру не мешали ничуть. Единственное – слегка раздражало то, что пламя больших светильников, освещавших зал, колыхалось, в результате чего по стенам плясали тени, отвлекая и рассеивая внимание, однако это было лишь мелкое неудобство, на которое не стоило и внимания обращать.

Ближе к ночи градусы у некоторых посетителей зашкалили, разговоры стали громче, а слова – резче. Среди тех, кто помоложе, вспыхнуло несколько драк, правда, как отметил Петр, дрались тут цивилизованно и мебель ломать, похоже, было не принято. В углу зала, сдвинув столы, организовали нечто вроде ринга, где деревенские парни с чувством размахивали кулаками, демонстрируя силу и удаль, обходясь в то же время без особого членовредительства и, что интересно, без злобы. Стравили пар – и все, пошли пить пиво дальше, зачастую в компании недавнего противника. Даже классическая картина была, когда одного из мужиков, изрядно перепившего, уволокла домой внезапно появившаяся жена, дородная баба гренадерского роста. Мужичок, на голову ниже женщины и заметно более хлипкого сложения, упирался и верещал, что он мужчина и сам разберется, когда и сколько ему пить, но, схлопотав тяжелой жениной дланью (хорошо, не скалкой) по хребту, моментально скис и дальше противился насилию абсолютно пассивно. В смысле вместо того, чтобы перебирать ногами, подогнул их и волочился по полу, цепляясь за все подряд. Впрочем, жене его это надоело моментально, она одним рывком закинула непутевого мужа себе на плечо и гордо уда лилась, сопровождаемая одобрительными взглядами женской части посетителей (нашлось здесь и несколько женщин – не из местных, а из числа постояльцев) и восхищенно-осуждающими (как одновременно можно выражать оба этих чувства, для курсанта осталось загадкой) – мужской. Впрочем, похоже, наблюдать этот спектакль местным было не впервой – почти сразу заполняющий зал ровный гул разговоров возобновился как ни в чем не бывало.

После триумфального шествия истинного главы семьи (Петр, впрочем, не сомневался, что в большинстве семей наблюдается подобная же ситуация, разве что не выставляемая вот так вот напоказ) вечер снова вошел в привычную колею. Постепенно и сам курсант расслабился, перестав обращать внимание на происходящее, тем более что ничего угрожающего не происходило. Вдобавок на небольшой сцене возле барной стойки организовалось нечто вроде концерта – крепкий дедок с бубном и чем-то похожим на флейту, цыганистого вида парень с наглой физиономией и невысокая худощавая девушка чуть помладше курсанта, вооруженная гитарой. Вместо подсознательно ожидаемой Петром заунывной мелодии они заиграли вполне приличную и даже чем-то знакомую музыку, уходящую корнями, похоже, в те далекие времена, когда предки этих людей путешествовали между звезд и способны были на такое, что Петру и не снилось. У парня оказался неожиданно мощный, хорошо поставленный голос, вдобавок, спев пару песен, он в свою очередь извлек откуда-то гитару и «вдарил роком по этому захолустью». Точнее, даже не роком, а чем-то вроде классических испанских мотивов. Петр и сам считал себя не дураком побренчать на гитаре, но так не смог бы никогда – парень был мастером.

Искусство артистов, правда, оказалось не слишком востребованным – в лежащую возле сцены шапку сыпались редкие медяки. Похоже, выступали они не первый раз, репертуар успел приесться… Петр удивился, почему не слышал их вчера, но потом сообразил, что слишком быстро ушел спать – организм, подкошенный спиртным, нагрузки не выдержал. Ну что же, оставалось исправить вчерашнюю оплошность. Чуть посмеиваясь мысленно над собственным мотовством, курсант нашарил несколько серебряных монет, встал (пол под ногами чуть качнулся – то ли доски были тонкими и прогибались, то ли с крепким местным пивом он немного не рассчитал), подошел к сцене и аккуратно высыпал их в шапку. Серебро чуть блеснуло в свете ламп, и, как ни удивительно, это оказало на остальных слушателей на редкость благоприятное воздействие – поток мелочи сразу же увеличился, очевидно никому не хотелось выглядеть скупердяем или бедняком рядом с заезжим мотом.

Плюхнувшись на свое место, Петр с удивлением обнаружил, что тарелка пуста – похоже, незаметно для себя все съел. Нет, много думать вредно – съесть-то съел, а вот удовольствия получил меньше, чем мог бы. Однако продолжать банкет не хотелось – живот был полный, чувство голода исчезло. Заказав еще пива и молока для Мурзика – тот прикончил свою порцию и, совсем как домашний кот, терся о ногу, выпрашивая добавки, – курсант вновь погрузился в расслабленное состояние. Ну а когда пиво (все-таки хорошо варят, шельмецы) достигло его стола, он и вовсе впал в нирвану, из которой его всего пару минут спустя вырвал какой-то хам:

– Эй, ты! Подвинься.

Петр с трудом разлепил уже начавшие закрываться глаза, сфокусировал взгляд на говорившем и объяснил, куда тому следует идти. Несмотря на усталость (все-таки день выдался, хе-хе, бурным) и накатывающую дрему, фраза получилась сочной и образной. Настолько получилась, что местные сидели в восхищении открыв рот. Даже музыканты играть перестали.

Посмевший наехать на курсанта мужик был далеко за два метра ростом, обладал могучими плечами и, судя по одежде, кольчуге, которую он не снял даже здесь, и мечу, был воином. Пока он медленно багровел и раздувался от гнева, курсант, уже сообразив, что нарвался-таки, похоже, на реальную угрозу собственной жизни и здоровью, не прерывая своей вдохновенной речи, лихорадочно продумывал, что будет делать дальше. В голову почему-то лезла только бессмертная фраза инструктора по рукопашному бою: «Челюсть и яйца не накачаешь», и похоже, согласно этой инструкции и следовало поступить, однако наглец удивил. Когда он закончил раздуваться, то, вместо того чтобы врезать Петру по морде (курсант уже прикидывал, как будет уклоняться), он внезапно… заржал, да так, что казалось, сейчас стекла посыплются. Судя по всему, багровел он не от гнева.

Закончив смеяться, он наклонился к удивленно глядящему на него курсанту. Лицо воина, несмотря на пересекающий его шрам, выглядело удивительно добродушным. Похоже, он относился к тем действительно сильным людям, которым не надо никому доказывать свое превосходство – они и так чувствуют свою силу, их никто не рискует задевать, и потому они не страдают комплексами и могут позволить быть добрыми. Еще раз улыбнувшись, воин негромко сказал:

– Прости, парень. Здорово лаяться умеешь. Где учился?

– Да то там, то сям…

– Ясно. Ты извини, но я княгиню с сыном сопровождаю, нам их охранять надо, а здесь – самое удобное место. Можешь потесниться?

– Да не вопрос. – Петр аккуратно переместился к краю стола.

В самом деле, этот человек при исполнении, уверен в своей правоте и наверняка мог бы затеять потасовку. И не один он здесь, похоже, так что перевес наверняка на их стороне. Но – предпочел договориться, так зачем конфликтовать? Тем более стол большой и Петром в общем-то не купленный. Потесниться – значит потесниться, пусть их…

Увы, благими намерениями вымощена дорога в ад. Не успел курсант закончить передислокацию, как дверь в зал открылась со страшным грохотом. Она сделана была по тому же принципу, что и в легендарных салунах Дикого Запада, то есть открывалась в обе стороны, разве что была высокой, закрывающей дверной проем полностью. Так вот, недостаток этой конструкции заключался в том, что если ее хорошенько пнуть, то она распахивается и с силой бьет по стенам. А с учетом того, что строили здесь по-русски добротно, то есть из досок в руку толщиной, то и удар получился знатным. Даже стены загудели – то ли от боли, то ли от возмущения.

Воин, как раз отошедший к стойке и вполголоса разговаривающий с хозяином постоялого двора, недовольно обернулся и вполголоса, но внушительно, произнес:

– Кирушев, ты опять?

– Иван Саныч, да что я там, мерзнуть должен?

– Надо будет – померзнешь. – В голосе воина зазвенел металл. – Совсем обнаглел уже. Ладно, пускай заходят.

Кирушев, рослый, но худой, мосластый малый, чей возраст едва ли был больше чем у Петра, а номер среди охраны, похоже, был не шестой, но все равно невысокий, молча кивнул и бегом, грохоча сапогами по доскам крыльца, умчался в темноту. Пару минут спустя дверь вновь отворилась, причем, хотя открывал ее тот же человек, аккуратно, и в зал вошла женщина, которая никем, кроме княгини, быть не могла. Во всяком случае, именно такой ее Петр и представлял – лет тридцати, высокая, все еще стройная, с красивым холеным лицом и чуть брезгливым взглядом. Длинное темное платье из плотной ткани было, очевидно, дорожным – во всяком случае, красота его явно была принесена в жертву функциональности. Рядом с ней был мальчик лет пяти, старающийся держаться гордо и независимо, как и положено дворянину, и держащий руку на явно не игрушечном кинжале на поясе. Получалось смешно, как если бы цыпленок хотел выглядеть взрослой птицей и надувался от мнимой гордости. С учетом того, что мальчишка был перекормлен до безобразия, результат вышел колоритным.

Женщина окинула взглядом помещение, чуть заметно приподняла брови, что, очевидно, должно было означать удивление, и повернулась к Ивану Александровичу, который, судя по всему, исполнял при ней роль начальника охраны. Причина удивления была Петру абсолютно понятна – тот должен был обеспечить своей работодательнице возможность спокойно поесть, а потом так же спокойно отдохнуть, что, скорее всего, подразумевало пустой зал. Однако сейчас в зале даже свободных столов не было – люди сидели по два-три человека, разбившись, похоже, на группы по интересам, и при появлении столь знатной особы никаких эмоций не выказали. В этом, кстати, не было ничего удивительного – как успел узнать Петр еще днем, в этих местах деревни вдоль тракта были вольными и пользовались правом экстерриториальности, подчиняясь напрямую местному великому князю. Почему-то это было выгодно для торговли, и правитель этих земель поддерживал порядок неукоснительно, так что княгиня, тем более, похоже, из дальних краев, для местных была в общем-то не фигурой. Вот будь она женой великого князя – тогда да, тогда конечно, всяческое уважение бы выказали, а так она была в их глазах всего лишь дворянкой, одной из многих, с ней, естественно, не стали бы задираться, но и прогибаться лишний раз смысла тоже не видели.

Воин подошел к княгине, вполголоса сказал ей что-то, Петр не слышал что, да и не прислушивался в общем-то. Княгиня скривилась недовольно, но тем не менее решительно направилась к столу. Все правильно, снобизм снобизмом, а кушать-то хочется. Правда, Петра она при этом одарила таким презрительным взглядом, что он, по идее, должен был почувствовать себя полным ничтожеством и перебраться от ее светлости куда подальше, дабы видом и присутствием своим не портить ей аппетит. Петр взгляд выдержал не дрогнув, да и с чего бы? Более того, будучи все же слегка задетым таким отношением, он в отместку демонстративно прошелся по княгине мутными от пива глазами с ног до головы и обратно и отвернулся. Что называется, раздел взглядом, оценил и пренебрежительно решил, что ничего особенного. Повода для обид вроде и нет, но подоплека женщине абсолютно понятна и оскорбительна. А нехрен свой снобизм демонстрировать, мадам, нехрен – и не таких видали.

Судя по тому, как скривилась княгиня, она все прекрасно поняла, и ей очень хотелось за это Петра прибить. Однако справилась она с эмоциями моментально – молодец. Впрочем, у женщин-дворянок это в крови.

А вот охрана ее курсанта заинтересовала очень и очень. Просто даже потому, что кроме двух уже виденных им воинов вслед за женщиной вошли еще двое. Ничего удивительного в этом не было – чай, не босявка с дальнего хутора едет, а вполне даже дворянка. Заинтересовало Петра вовсе не это, а то, как были эти двое вооружены. А вооружены они были ружьями. Да-да, самыми настоящими ружьями, правда, калибр их мог посрамить некоторые пушки. Это было первое огнестрельное оружие, встреченное Петром в этом мире.

Между тем половой принял заказ и, подобострастно кланяясь, умчался его выполнять. Его поведение отличалось от остальных, ну да ничего удивительного – живет он этим, деньги зарабатывает. К Петру, кстати, относились проще – тоже считали его дворянином, но при этом и половой так не прогибался, и местные как-то теплее встречали, что ли…

Охрана княгини тем временем, разбившись попарно, грамотно расположилась за разными столами, контролируя весь зал. Обслужили их моментально, но по-простому, и сейчас они налегали на каши, мясо, свежие овощи, пиво посасывали, но в меру. Словом, нормальные, изрядно проголодавшиеся мужики без лишних загибов. Впрочем, княгиня получила примерно то же самое, разве что посуда была качеством повыше – не ресторация, чай, выбора из ста блюд не предвидится. Выдала дама презрительную гримасу и… стала достаточно проворно, с аппетитом есть. А вот сын ее извертелся на лавке, будто у него шило в заднице было. Правда, когда еду принесли, он ее тоже лопать начал, так что вроде успокоился.

И вроде бы все пришло в норму, вечер продолжился спокойно, если бы не ввалилась еще одна компания – человек шесть, все молодые, наглые, не сильно отличающиеся от местных одеждой, но при оружии. Хотя насчет оружия – это понятие растяжимое, у этих были ножи, длинные кинжалы… Но с ножами здесь все ходили, так что такой арсенал был в порядке вещей, а вот меч у одного из них из общей картины выделялся. Правда, бузить они не стали, хотя были изрядно навеселе, просто заняли стол (к тому моменту один из столов освободился), заказали пива и продолжили банкет. Ничего страшного, все, что называется, в рамках дозволенного, но у кого-то из вновь прибывших первая же кружка пива превысила предельную норму по соображаловке, но не довела до кондиции, при которой человек тихо засыпает лицом в салате. Классическое «недоперепил» или, если проще, на подвиги потянуло. Где-нибудь в глуши они, наверное, разнесли бы заведение по бревнышку, но здесь за это можно было и поплатиться, так что оставалось только на кого-нибудь наехать.

Оглядевшись, он вполне осмысленно начал выбирать себе жертву по силам. Местные отпадали сразу – их было много и, в свете своего специфического положения (точнее, не своего даже, а своей деревни, но дела это не меняло), они могли в два счета навалять пришлому забияке, не опасаясь последующих репрессий. Да и вообще, подобные заведения – места такие, что и дворянин по лицу схлопочет запросто. Учитывая же, что в этой компании дворянин, похоже, был всего один, тот, что с мечом (остальные оставляли оружие в стойке, в сенях – традиция такая), шанс получить по морде у его собутыльников был вполне реальный.

Охрана княгини тоже в жертвы не годилась. Четыре здоровенных, вооруженных мужика (у охраны ВИП-персон всегда и везде есть привилегии) сами кому угодно рожи начистят, так что связываться с ними было опасно. Не годился в жертвы и Петр – его рост, ширину плеч, а также палаш забияка оценил и, по-видимому, решил не рисковать. Оставались музыканты – а что, вполне логично, для всех здесь они чужаки, заступаться за них не станут, да и оказать серьезного сопротивления не смогут.

В общем, знакомая до скуки картина: «Пойдем со мной, крошка, не пожалеешь». – «Отстань». – «Ах ты…» (Звук оплеухи.) – «Оставь ее». – «А ты куда лезешь, балалайка?» (Смачный удар по морде.) Итак, меньше минуты, а певец с разбитым лицом уже лежит в углу, девчонку тащат за свой столик, и все при этом безразлично молчат. Петр в принципе тоже промолчал бы, не его это было дело, да и жертве к подобному обращению наверняка не привыкать, но он еще не дослушал до конца репертуар, за который в общем-то уже заплатил, а в организме переливалось пиво…

– Эй ты, придурок!

– Что? – На придурка парень отреагировал моментально, не задумываясь и практически без агрессии – значит, не раз уже его так называли, даже свои.

– Отпусти ее.

– Чего-о? Ты что, обнаглел?

– Отпусти, я сказал, хорек помоечный, и вали отсюда! Бегом!

– Да я тебя…

Парень схватился за нож. Охранники графини напряглась – нет, они не собирались вмешиваться в намечающуюся потасовку, но при возникновении опасности для охраняемого объекта обязаны были ее пресечь. Однако вмешиваться им не потребовалось – Петр встал из-за стола, развернул плечи, что делало его еще более внушительным на фоне субтильного соперника, и направился к нему, барабаня пальцами по эфесу палаша.

– Тебя что, урод, давно мечом не протыкали? Так я могу это упущение исправить! Пшел вон!

Ори громче, показывай, что ты здесь самый крутой, заставляй противника чувствовать себя слабым и ничтожным – и у тебя есть шанс избежать драки с таким вот имбецилом, понимающим только силу. Однако то ли орал курсант недостаточно громко, то ли пива забияка выпил слишком много, а может, присутствие товарищей в пределах прямой видимости добавляло ему храбрости – пес его знает. В общем, вместо того, чтобы убрать свою псевдоподию с рукояти ножа и шустро валить куда подальше, спасая жалкую шкуру, он отшвырнул девушку, выхватил этот самый нож и стал им перед собой размахивать – быстро и, как ему казалось, ловко, хотя на самом деле весьма и весьма неумело. Ради такого безобразия оружие обнажать как-то неловко даже.

Хр-ряп – Петр, не мудрствуя лукаво, ушел чуть вбок и коротко врезал незадачливому герою тяжелым ботинком по опорной ноге. Тот даже не заорал – только булькнул что-то нечленораздельное и потерял сознание. Все правильно, болевой шок – открытый перелом, кость пропорола мышцы, расперла штанину, и та моментально потемнела от крови.

– Ну что, волки тряпочные, кто еще хочет в морду?

Захотели все – шустро, как в задницу укушенные, повыскакивали из-за стола… Вернее, попытались, да кто же им даст-то?

Первому Петр врезал ногой, как только тот попытался подняться. С учетом и без того неустойчивого положения, парень даже от несильного удара качнулся назад. Лавка уперлась ему под колени, и он, потеряв равновесие, с грохотом рухнул на пол.

Остальные, правда, вскочить успели, но Петр уже стоял, обнажив палаш, и с улыбкой щурился – мол, кто первый? Первый нашелся – тот самый, с мечом. Храбрости у него, конечно, хватало, а вот ума, похоже, нет. Во всяком случае, Петр не стал бы прыгать прямо через стол, размахивая железкой, – его в полете три раза достать можно было, и это притом, что Петр по местным меркам фехтовал даже несколько ниже среднего. Мастер, наверное, успел бы недоумка зарубить, пообедать и еще семь раз повторить это действо, так тот раскрылся. Однако убивать никого не хотелось, поэтому курсант дал ему приземлиться, вновь размахнуться и ловко прижал кончик своего клинка к его горлу.

– Не дергайся, мальчик. Хороший замах полезен в любом деле, кроме фехтования, – без зазрения совести сплагиатил он фразу из старинной книги. – Брось каку. Брось, я сказал!

Меч недовольно звякнул об пол. Петр злорадно усмехнулся, опустил свой клинок.

– Забирайте своих – и чтоб духу вашего здесь больше не было, салажня!

Поглядев, как разбитое и деморализованное «войско» покидает поле битвы, курсант вложил палаш в ножны, поддел ногой меч, на который чудом не убитый им парень бросал грустные взгляды, подбросил его в воздух и ловко поймал. Крутанул пару раз, оценивая качество, и скривился – рукоять неудобная, вся ценность разве что в красоте, баланс никудышный, да и заточено так себе. Насчет стали – трудно сказать, Петр вот так, с ходу, оценить качество не мог, не такой уж знаток металловедения он был, общий курс, не более, но и того, что увидел, было достаточно, чтобы составить мнение о владельце этого, с позволения сказать, оружия. Презрительно фыркнув, он подошел к окну, аккуратно, чтобы не повредить стекла (они здесь были недешевым удовольствием), открыл его и вышвырнул меч на улицу. Клинок снова звякнул, и снова недовольно, но на этот раз о камни.

Повернувшись, Петр подошел к девушке, которая только-только (прошло меньше минуты) начала подниматься – она не была, как ни странно, испугана, но, когда ее толкнули, упала, сильно ударилась и в кровь разбила лицо. Пошарив по карманам, Петр извлек на свет помятый, но чистый платок, сгреб с ближайшего стола бутылку самогона, щедро окропил им тряпку и решительно протянул к девушке руку:

– Стой смирно, сейчас будет немного щипать… Да стой же! Занесешь заразу – вся красота насмарку пойдет. Так, вот и все… Хозяин, дай чем перевязать!

Лицо, кстати, у девушки оказалось вполне симпатичное, все покрытое мелкими, почти незаметными веснушками. Правда, по всему судя, теперь его будет украшать еще и небольшой шрам над левой бровью. А может, и не будет – тут уж как повезет. Хотя сильно толкнул, подлец, кроме брови еще и нос разбит, хорошо хоть, не сломан…

– А ты молодец, парень. – Ну, это уже Иван Александрович подошел, чтобы помочь перевязать, но курсант уже справился и сам, без посторонней помощи. Получилось не слишком красиво, зато вполне функционально. – Где так драться научился?

– Да то там, то сям…

– Ладно, не хочешь говорить – не надо.

– Не хочу, – кивнул Петр. – У вас своя дорога, у меня – своя.

Воин согласно кивнул и пошел за свой столик. Петр закончил с повязкой и спросил:

– Ну как ты?

– Да ничего. – Девушка слабо улыбнулась. – Пройдет.

– Ничего – пустое место… Аккуратнее в следующий раз, а то таких вот недоделков на дороге изрядно попадается. Знаю – сам такой.

С этими словами Петр еще раз оглядел дело рук своих и, оставшись доволен, подошел к стойке. Пиво на ней появилось как по волшебству. Кивнув благодарно хозяину, курсант сгреб кружку и вернулся за свой столик.

На сей раз княгиня отнеслась к его появлению куда более благосклонно. Посмотрела с интересом на палаш, который, очевидно, до драки остался ею незамеченным, и спросила:

– Вы дворянин, молодой человек?

– Да. – Петр терпеть не мог такой покровительственный тон, но вновь скандалить хотелось еще меньше. Больше всего ему сейчас хотелось спокойно выпить пива, а потом пойти и завалиться спать минуток этак на шестьсот.

– Как вас зовут?

Петр назвался полным именем, не забыв добавить самозваные титул и место рождения. Княгиня сразу же изменилась в лице – ну да, одно дело сидеть за одним столом с каким-то неблагородным, совсем другое – с дворянином, и, уж конечно, принципиально меняется ситуация, когда он оказывается фактически с таким же, как у тебя, титулом. Конечно, полудикий княжич, варвар с каких-то богом забытых островов не идет ни в какое сравнение с местными дворянами, но титул есть титул, а для многих он значит больше, чем все остальные достоинства, вместе взятые. Однако продолжению разговора помешал раздавшийся из-под стола дикий визг мальчишки и злобное шипение Мурзика, настолько громкое, что почти его заглушило. Петр быстро нагнулся – ну да, так и есть, пацан, похоже, решил подергать Мурзика за хвост, как домашнего котенка, и теперь его шаловливая ручка была украшена живописными царапинами, а зверь, твердо стоя на четырех задних лапах, угрожающе поднял передние и, очевидно, намерен был броситься.

– Мурзик!

Котенок хозяина услышал и успокоился моментально. А вот княгиня, наоборот, завизжала как резаная… Петр даже испугался, что оглохнет, – во всяком случае, протрезветь он от ее визга ухитрился очень быстро, и голова тоже заболела сразу же. Боги, ну кто дал этой женщине такой противный, визгливый голос? Уши – как будто ватой заткнуло. И, главное, было бы из-за чего, совершенно банальная ситуация, полез незнакомую зверюгу за хвост дергать и получил пару царапин. Следить за своим чадом мелкопакостным надо было лучше, раз уж такая нервная.

Именно это Петр княгине и сказал, после того как окончательно успокоил Мурзика. Последнее было, кстати, непросто – очевидно, чуткие уши зверя, куда более чувствительные, чем человеческие, визг раздражал еще сильнее, чем хозяйские. И ведь никак не остановится! Могучие легкие у бабы, ей бы в трубачи идти – цены бы не было.

Постепенно визг стал стихать – очевидно, даже здоровые, непрокуренные женские легкие имеют какой-то предел прочности. Зато Петр смог теперь разобрать в нем отдельные слова и даже предложения. Ващще!!! Так даже их боцман не выражался. Нет, ну чес-слово, натянуть анус на уши… Красиво, не будь княгиня женщиной – давно бы получила за такое по лицу.

А вот то, что она, оказывается, требовала немедленно пристрелить «эту тварь», Петру решительно не понравилось. Это его кот, а значит, для курсанта он куда важнее, чем и княгиня, и ее отпрыск, вместе взятые. Честно говоря, если бы Петру надо было выбирать, кого пристрелить, кота или пацана, то он пристрелил бы княжонка, совершенно не раздумывая, потому как в его личной табели о рангах Мурзик стоял выше абсолютно чужих ему людей даже не на ступеньку, а на целый лестничный марш. Именно эту мысль он максимально честно и доступно озвучил, предупредив всех присутствующих, что никаких угрызений совести, если что, чувствовать не будет.