Текст книги "Путь домой"

Как ни странно, княгиню это не успокоило, а разъярило еще больше. Если с точки зрения курсанта, вопрос был исчерпан, то его оппонентка, очевидно, так не считала. При этом в самом незавидном положении оказалась ее охрана – с одной стороны, они должны были ее охранять, с другой – охранять было в общем-то не от кого. Вступаться за пацана, который был исключительно сам виноват и вдобавок практически не пострадал, они были вроде как бы и обязаны, а вроде как и нет. А связываться с хорошо подготовленным, вооруженным и решительно настроенным человеком ради такой глупости – не самое умное занятие, тем более что находились они не дома, а на нейтральной территории. Будь их командир моложе и менее опытным, он бы, конечно, скомандовал скрутить Петра, а котенка и впрямь пришибить, чтобы не ссориться с теми, кто платит, однако он дожил до своих лет не потому, что имел за душой только могучие мускулы да умение владеть оружием. Если человек, имея перед собой толпу противников, обладающих подавляющим численным перевесом, не только не боится их, но и ведет себя нагло донельзя – это неспроста. Или он блефует, или и впрямь чувствует себя достаточно сильным, чтобы разделаться с противниками. Возможен, правда, и третий вариант, когда наглец просто дурак, но рассчитывать на подобное было не менее глупо. И все же он решился, подошел и протянул руку:

– Сынок, отдай зверя.

– Грабки убери, папаша. – Последнее слово курсант произнес с нескрываемым презрением. – Заткни эту бабу и оставь нас в покое. Пусть лучше за своим щенком смотрит, чтоб куда не надо не лез.

– Слушай, не обостряй, а? Я по-хорошему прошу… – Воин, похоже, надеялся еще на относительно мирный исход конфликта.

– Убери зубы – вырву! – окрысился курсант.

Очевидно, начальнику княжеской охраны даже в голову не могло прийти, что больше с ним разговаривать не будут. Возможно, он рассчитывал, что молодой (а Петр и впрямь был молод) нахал повыделывается, потешит свой гонор да и уступит перед превосходящими силами: все-таки их, считая и его самого, было четверо – и все опытные, хорошо вооруженные воины. Не чета тем молокососам, которых Петр буквально только что вышвырнул из зала. А может, для него дикой была сама мысль, что кто-то осмелится у всех на глазах напасть на охрану княгини. Петр в шевеление его извилин всматриваться не собирался, он просто выпустил Мурзика, схватил неосмотрительно протянутую к нему руку за запястье, резко рванул на себя и пробил кончиками пальцев в горло собеседника.

Будь воин готов к такому повороту событий, ничего бы у Петра не получилось, но фактор внезапности сработал. Воистину, атака – лучший вид обороны, и курсанту оставалось лишь добавить рухнувшему на стол хрипящему противнику по голове, чтобы вывести его из игры надолго. Не теряя времени на то, чтобы отпихнуть лишенное сознания тело, он резко нырнул под стол и выкатился с другой стороны уже с палашом в руке.

К чести княжеской охраны, два воина из трех среагировали вполне адекватно и вскочили, успев обнажить мечи. Правда, один из них тут же рухнул, Петр даже не понял почему, но второй атаковал умело и решительно. Петр уступал ему и прекрасно понимал это, хорошо хоть, он учился драться на тесной, качающейся корабельной палубе, поэтому в заставленном столами помещении неудобств не испытывал, но его противник, похоже, тоже, да вдобавок обладал несравнимо большим опытом. Словом, Петр почти сразу пропустил удар, к счастью вскользь. К тому же, хотя комбез и остался в комнате, но куртка-то была на нем, а она обладала теми же свойствами. Клинок скользнул по ней, не причинив курсанту вреда, а сам он, пользуясь секундным замешательством противника, шагнул вперед и с размаху влепил ему кулаком в челюсть, да с такой силой, что того приподняло и перенесло через стол. Сметя спиной немудреную посуду и остатки еды, воин грохнулся с другой стороны и остался лежать неподвижно. Петр шагнул вслед за ним и вдруг понял, что, похоже, сейчас умрет.

Это очень страшно, когда тебе в лицо целятся из чего-то огнестрельного. Даже прошедшие через века три линии (7,62 мм) кажутся очень большими и способными закрыть собой весь мир, когда же на вас смотрит музейного вида пищаль калибром миллиметров пятнадцать, а то и больше, заряженная наверняка чем-то соответствующим и по размеру, и по весу, ощущения еще неприятнее. На другом конце пищали обнаружился Кирушев, поступивший, как оказалось, умнее своих старших товарищей – пока они тыркались со своими железками, он успел добраться до стоящего у стены огнестрела и теперь держал Петра под прицелом. И уйти с линии огня на такой дистанции да в тесноте не получится. Шах и мат.

– Брось оружие…

Петр пробормотал сквозь зубы ругательство, разжал пальцы, и палаш глухо лязгнул об пол.

– И нож.

Петр потащил из ножен клинок. А увидев его, Кирушев, похоже, настолько опешил, что дернул за спусковой крючок. Вспышка была яркой, а грохот – оглушительным, и это было последнее, что видел курсант.

Когда Петр открыл глаза, было темно, как у негра в заднице. Кстати, а кто такие негры? Наверное, какие-нибудь давно истребленные инопланетные чудовища. Надо бы узнать, а то негров давно нет, а пословица осталась… Блин, какие глупости лезут в голову!

Петр рывком попытался сесть и задохнулся от боли. Полежал несколько секунд на спине, кое-как перевел дух. Не слабо его зацепило – видно, удар у пули был такой силы, что куртка не помогла. Даже распределив силу удара по большой площади, она спасла лишь от мгновенной смерти, но не от травмы. Вот почему и предпочитает десантура носить и куртки, и комбезы вместе – двойная защита как-никак еще никому не вредила.

Осторожно, стараясь не делать резких движений, Петр дотянулся до кармана, вытащил малую аптечку, на ощупь отыскал в ней обезболивающее и вколол его прямо через штанину. С минуту потерпел, потом боль несколько отпустила, хотя и не ушла совсем, что само по себе было удивительно, – по идее, обезболивающее должно помогать при любой травме.

Полежав еще несколько минут и наблюдая, как боль медленно, неохотно, но все же отступает, курсант размышлял над тем, что произошло. Хотя чего тут размышлять? И так все ясно – малогабаритное орудие, которое здесь почему-то считают ружьем, выплюнуло снаряд, который просто смел живую мишень. Все правильно, подобное оружие здесь должно быть предназначено для пробивания рыцарских доспехов. Выходит, против такой вот бронебойной дуры его экипировка не слишком надежная защита. Хорошо хоть, попали ему в грудь, а не в лицо, иначе бы точно голову смахнуло.

Между тем глаза уже привыкли к темноте. Свет, проникающий с улицы через щели в ставнях (а улицы здесь, надо сказать, хотя специально и не освещались, но масляные лампы горели рядом со многими домами и, уж конечно, у дверей постоялого двора), позволял хотя и с трудом, но оценить окружающую обстановку. Оценивать, правда, было особо нечего – обычная, можно сказать, стандартная комната в этом заведении, четыре стены, стол, стул, кровать. В общем, не разгуляешься, хотя и обижаться не на что – все чистое, постели здесь заправляют свежим бельем, сверху не капает, клопы не ползают, а чего еще усталому путнику надо?

Итак, комната – не его, Петра, – дверь иначе расположена, да и мебель не так стоит. Вещей, естественно, нет, оружия – тоже нет. Ничего нет, кроме того, что в карманах куртки. Почему не вывернули карманы и не сняли саму куртку? Ну, понятное дело, вакуумные застежки. Открываются легко и беспроблемно, если знать как, а не зная – ни в карманах не помародерствуешь, ни саму одежку не сдерешь. Хорошо хоть, штаны не стянули…

Шаги, приближающиеся к двери, Петр услышал вовремя и успел принять ту позу, в которой очнулся, благо боль практически пропала. Судя по ощущениям, ребра остались целы, он когда-то ломал одно и помнил, что тогда чувствовал. Выходит, отделался ушибом, но каким должен быть ушиб для такого эффекта? Но думать об этом было пока рано, куда важнее выбраться отсюда, и желательно живым. Потом можно будет заняться своим телом, но для начала стоило банально выжить.

Дверь скрипнула, слабый свет, проникнув сквозь сомкнутые веки, резанул по отвыкшим от него глазам не хуже ножа. Петр не шевельнулся, стараясь дышать неровно и хрипло, как и положено человеку после такой травмы. Самая распространенная ошибка – затаить дыхание, любого мало-мальски грамотного человека это насторожит, а вот хрипы – нет. Вот и вошедших не насторожили. Раздались мужские голоса:

– Ну вот он, лежит…

– Как еще живой остался?

– Не знаю, но куртку его пуля не пробила. Удивительно даже. Саныч говорит, у древних такая одежда была.

– А чего не сняли?

– Пробовали – бесполезно. Сидит как влитая.

– Плохо старались.

– Тебя не спросили…

– А зря. Ты же знаешь, я в этом разбираюсь.

– Ну да, как потрошить кого – это ты мастак.

– Я только тех чищу, которых сам и завалю, вам обижаться не на что.

– Ладно-ладно, не кипятись. Саныч сказал оставить его – вот тебя и не позвали. Может, и впрямь зря. Хотя бы дотащить помог – глянь, какой здоровый кабан.

– Да уж. Он что, действительно Саныча вырубил?

– Ага. И Слону челюсть сломал. Если бы Корней в него не выстрелил – хрен знает, как бы все обернулось. Пока бы вы там еще добежали, он бы нас всех положить мог успеть.

– Да уж… Ножичек, говорят, у него знатный был?

– Ага. Сам понимаешь, кто такие игрушки таскает. Надо было добить на всякий случай.

– Сам окочурится.

– Может, да, а может – нет. Интересно, нет ли у него еще какого оружия в карманах?

– И я о том же. А может, попробую?

– Пробуй, пока нет никого, я не против. Что найдешь – пополам.

– Сначала найти надо… Ладно, постой снаружи, покарауль…

Снова скрипнула дверь – один из мародеров встал на стреме. Второй пощелкал огнивом – видимо, свечу зажигал, чтоб не в полной темноте возиться. Зажег, склонился над курсантом, осторожно начал ощупывать куртку, ища застежки… Вот тут-то Петр и открыл глаза.

Мародер не успел не только испугаться – он не успел даже понять, что происходит. Петр просто вскинул руки и, одним движением свернув мужику шею, рывком оттолкнул от себя обмякшую тушу. По комнате сразу поплыл характерный мерзкий запах – обделался, сволочь! Курсант замер, прислушиваясь, однако снаружи было тихо.

В дрожащем свете стоящей на столе свечи Петр в темпе обшарил труп. В карманы лезть не стал, сдернул только оружие – меч, кинжал, еще один – за голенищем, узкий, тонкий, без крестовины и с тяжелым шариком на рукояти, чтоб не цеплялся и ухватить удобнее было. С сомнением посмотрев на трофеи, курсант вздохнул. Нет, оружие – это замечательно, но в крови вымажешься… Ладно, не все так страшно.

Расстегнуть куртку, нашарить чуть заметное утолщение в одном из швов… Р-раз – и в руках оказывается тонкая и гибкая стальная проволока, темная, чтоб не отблескивала, и прочная – хоть вешайся. Стандартная фишка в таких вот куртках, только мало кто о ней знает, а ведь, если вдуматься, штука незаменимая и в ряде случаев очень сильно облегчающая жизнь. Осталось только соорудить на концах петли для рук, обмотать эти самые руки, чтоб не порезаться, кусками ткани от не слишком свежей рубахи трупа, а потом, совершенно спокойно открыв дверь, захлестнуть импровизированной гарротой шею стоящего на стреме и втянуть его в комнату. Даже не пискнул, гад, только ногами сучил, пока не помер.

Второй труп курсант обыскивал уже почти не таясь. Правда, все-таки руки измазал– стальная проволока прорезала кожу на горле трупа не хуже ножа. Однако это была не стоящая внимания мелочь, главное – трофеи, знатные трофеи, надо сказать. Помимо еще двух кинжалов, Петр прибарахлился своим собственным палашом – наложили уже лапу, мерзавцы, но оно и к лучшему, теперь можно было повоевать. Второй меч, подумав, Петр брать не стал – не понравился он ему, а в выборе оружия, как известно, критерий «нравится – не нравится» играет колоссальную роль. Чем не нравится, Петр гадать не стал – и без этого забот хватало.

Единственное, о чем жалел сейчас курсант, – так это о том, что удавил часового сразу, не порасспросив его ни о чем предварительно. Но лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном, тем более что пленный в такой ситуации – это всегда опасность шума, да и физическая форма курсанта, несмотря на обезболивающее, оставляла желать лучшего. К тому же задача и без того была несложной – просто выйти из комнаты и убить всех обидчиков. Иных вариантов он и не рассматривал, оставлять за спиной живых врагов – не самый лучший способ обеспечить себе долгую и счастливую жизнь и спокойную старость, во всяком случае, так его учили. Кстати, голова этого вот конкретного экземпляра была забинтована, как будто его уже убивали.

При оружии Петр чувствовал себя намного увереннее. Быстро высунувшись из двери, он огляделся – ну что же, все как и ожидалось, тот же самый коридор на гостевом этаже, в котором располагалась и его собственная комната. Правда, до нее довольно далеко, десяток метров и три двери, ну да какая разница? Главное – нет никого, а остальное – дело техники.

Впрочем, кроме техники нужна еще и удача. Лишь только курсант вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь, как совсем рядом, из соседней комнаты, вышел человек с лицом забинтованным до полной потери узнаваемости, однако при мече и в толстой кожаной куртке с нашитыми на ней металлическими бляхами. Собственно, по этой куртке Петр его и узнал – именно с ним он рубился в зале, ну а перебинтованная рожа – это, похоже, последствия того самого удара в челюсть. Значит, это и есть Слон, приятно поздороваться. А еще приятнее будет попрощаться, желательно навсегда. Идет расслабленно, видимо отдыхать, спать… Что же, стоит помочь ему в этом благом начинании, ибо самый крепкий и здоровый сон – вечный.

Глаза Слона вытаращились так, будто хотели выпрыгнуть из орбит. Казалось, они увеличились до размера шариков для пинг-понга, Петру даже показалось, что после хорошего удара они и впрямь выскочат и запрыгают, отскакивая от пола, как самые настоящие мячики. А вот поднять тревогу Слон не мог при всем желании – со сломанной челюстью много не поорешь. Вообще не заорешь, если честно, только слабое мычание получится, и это не могло не радовать.

Надо сказать, сообразил это Слон моментально, и трусом он не был. Клинок серебристой рыбиной блеснул в его руке, однако фехтовать Петр не собирался. Вместо этого он метнул в Слона один из трофейных кинжалов, пытаясь попасть в лицо.

Конечно, метание ножей – не самый эффективный способ выиграть бой. Во-первых, оружия при любом раскладе на какое-то время лишаешься, во-вторых, не факт, что попадешь, в-третьих, против доспешного это и вовсе практически бесполезно. Есть еще много-много в-четвертых, в-пятых, в-шестых, но фокус был в том, что Петр и не пытался убить своего противника. Незнакомым ножом с непривычным балансом и статичную-то мишень не факт, что поразишь, а тем более загнать нож в лицо уклоняющегося человека… Кинжал лишь слегка смазал Слона по щеке, причем рукоятью, – он бы не воткнулся в любом случае, так как вертелся в воздухе, как обычная палка. Однако заданного эффекта Петр этим добился – по сломанной кости да еще и стукнуть… Словом, боль от этого Слон должен был почувствовать нешуточную, а стало быть, отвлечься на нее. В бою же отвлекаться опасно, что Петр тут же и подтвердил, успев сократить дистанцию и рубануть по все той же многострадальной голове палашом. Рубануть так, как его учил совсем недавно граф, коротко и точно. Насмерть.

Оставалось только забросить труп в ту же комнату, откуда он, будучи еще живым, вышел, закрыть дверь и обыскать тело и саму комнату. Ничего интересного – опять оружие, немного денег, кое-какие дорожные мелочи и все. Ну, все так все, вышел, закрыл дверь, задвинул засов, вздохнул с облегчением и направился к своей комнате. Дверь оказалась заперта снаружи, но отодвинуть засов – ерунда. А вот то, что в комнате горел свет и была она не пустой, оказалось для курсанта полной неожиданностью.

– Так. И что это ты здесь делаешь?

Сказать, что Петр удивился, значило ничего не сказать. Ожидать можно было чего угодно – пустой комнаты, засады (идиот, даже не подумал о подобном варианте!), да хоть ядовитой змеи в койке. Однако перед ним оказалась та самая девушка, за которую он совсем недавно заступился перед пьяными молокососами. Сейчас она смотрела на курсанта глазами огромными то ли от испуга, то ли от удивления.

– Так что делаешь-то? – Петр был поразительно спокоен.

Войдя, он закрыл за собой дверь, задвинул засов.

– Это вообще-то моя комната.

– А меня кто-то спрашивал? – огрызнулась девушка. – Впихнули и сказали сидеть, иначе голову оторвут.

– Кто сказал?

– А этот, которому я кувшином голову разбила.

– То есть?

– Ты что, не видел? Ну там, в зале…

– Понимаю… – медленно ответил курсант. Ему теперь и впрямь стало наконец ясно, почему упал один из его противников и почему потом щеголял в повязке. Кувшином по голове, значит, получил… – Зачем?

– А ты зачем мне помог?

– Ясно. Ладно, не волнуйся. Голову он тебе уже не оторвет.

– Почему?

– А придушил я его, – как-то буднично отозвался Петр. – Там он, в соседней комнате. Полюбоваться хочешь?

– Н-нет. – Девушка замотала головой так энергично, что коротко остриженные светло-русые волосы развернулись в воздухе сюрреалистическим веером.

– Ну и ладушки. Я тоже считаю, что не на что там смотреть. И вообще, вид свежих трупов перед сном может отрицательно сказаться на пищеварении. Докладывай диспозицию.

– Чего?

– Кто они? Сколько их? Где они?

– Кто? Княгиня Онежская с охраной. Охраны я видела шесть человек. Четверо были в зале, двое вбежали, уже когда ты лежал. Где – не знаю, но где-то здесь.

– Да уж, негусто, – поморщился Петр, хотя лаконичность и точность ответов произвела на него определенное впечатление. – Ладно, значит, охраны осталось как минимум три человека… А что местные?

– Им ваши благородные разборки безразличны, лишь бы их самих не трогали. За ущерб хозяину заплатили, а постояльцев, кроме них, сейчас нет.

– Это хорошо. Получается, никого лишнего не пришибу… А как же твои… спутники?

– А им до меня особого дела нет, они-то отец с сыном, а я – так, приблудная. Дали им на лапу, чтоб молчали, – и все.

– П…, сори за мой французский. Значит, так. Сиди здесь и не высовывайся, снаружи сейчас будет опасно.

– Погоди… А как ты выжил?

Петр, уже взявшийся за ручку двери, повернулся и с усмешкой ответил:

– Ну, я же не спрашиваю, почему тебя не убили сразу. У каждого свои секреты. Тебя как зовут-то, чудо конопатое?

– Настей… А тебя?

– Анастасия, значит. А я Петр Виноградов, княжич. Не дергайся ты так – я не кусаюсь. Кстати, а который час?

– Не знаю, ночь еще не кончилась, как видишь, а часов здесь нет…

Ну да, часов в комнате не наблюдалось. Ни настенных, которых здесь отродясь не было, ни его, курсанта, наручных, которые он оставил в комнате, спускаясь на ужин. Прибрали к рукам, похоже… Ну, им это еще припомнится, зря их папы-мамы не научили, что чужое брать нехорошо.

Комнату, в которой остановилась княгиня, он нашел почти сразу. Дошел до поворота, проверяя по пути двери, поднялся на третий этаж, выглянул – и тут же спрятался, благодаря богов Великого Космоса (ну, должна же и у космонавтов быть своя религия), что стоящий на страже воин смотрел в тот момент в другую сторону, а инструкторов в училище за то, что научили его когда-то ходить бесшумно.

Однако же, можно сказать, повезло. Наверняка комнату выбирала княгиня, уж больно место неудобное для обороны – длинный аппендикс налево от лестницы. С одной стороны – собственно лестница, с другой – окно, так что контролировать приходится оба направления и вдобавок курсировать между ними. Будь сторожей двое – проблемы бы не было, но сейчас там маялся лишь один человек. Осталось только дождаться, когда он подойдет к лестнице, чтобы убедиться, что с этой стороны все в порядке и неприятностей ждать не приходится. Рутинная процедура, которая, очевидно, успела надоесть воину хуже горькой редьки. Он даже ничего не почувствовал, правильно ударить ножом – дело техники, пусть и ставили этот удар лишь в виртуальном мире да на тренажерах. Конечно, был соблазн ударить его, скажем, в солнечное сплетение и оставить медленно подыхать, но, как ни зол был Петр, лично к этому конкретному охраннику он особых претензий не имел. В конце концов, тот не успел причинить ему никакого вреда, даже к месту схватки прибежал, только когда все кончилось. Ну а то, что приходилось его убивать… Прости, мужик, никто не заставлял тебя выбирать работу, где приходится рисковать…

Оставив кинжал в теле убитого (жаль железку, но вытащишь – кровь брызнет, а мараться не хотелось), Петр в темпе обыскал его. Меч, судя по всему, средненького качества, пара ножей, кошелек с несколькими серебрушками… Самым ценным приобретением оказался арбалет – громоздкий, но вполне работоспособный. Аккуратно держа его в руке, курсант все так же бесшумно подошел к двери. Прислушался – тихо, ну да все правильно, даже если и разговаривают, не услышишь. В этом заведении об акустическом комфорте постояльцев заботились, поэтому ни через стены, ни через двери вот так, запросто, звук не проходит. Правильно, конечно, а то попадаются такие храпуны, что через две стены людям заснуть не дадут. Хозяин этого заведения постарался – стены и двери были сделаны из дерева с очень пористой, похожей на пробку, структурой, отлично гасившей звук. Единственный минус – прочность так себе, ну да это ведь не крепость, которую оборонять надо, тепло– и звукоизоляция важнее. Однако, если приложить ухо к доскам и очень-очень хорошо прислушаться, разобрать, что говорят за стеной, было можно, хотя и с трудом. Ну да к труду курсанту было не привыкать.

Звук был неприятный – это дерево искажало его так, что казалось, будто оно само скрипит, а не люди за дверью разговаривают. Тем не менее, приноровившись, Петр смог различить слова – правда, интонации сглаживались, и кто говорит, было не понять. Оставалось надеяться, что удастся сообразить по смыслу сказанного.

– …И все же отправляться стоит как можно раньше.

– Павел только уснул. Такой шок… Ему надо выспаться.

– Ваша светлость, если он и впрямь хочет спать – выспится и в карете.

– У него от сна в карете мигрень.

– А я из-за его мигрени не хочу лишиться головы. Я не понимаю – в пятый или в шестой раз уж говорю вам, что нам надо убираться, и чем дальше – тем лучше, а вы упорно стоите на своем!

– Послушайте, Иван, у вас приказ охранять меня, а не давать советы! Извольте исполнять!

– У меня приказ охранять, а не умирать из-за вашего упрямства – оно и так уже обошлось нам слишком дорого.

– Свернутая челюсть вашего подчиненного – это профессиональный риск, за него вам и платят.

– Не хотел вам говорить, но сломанная челюсть – это такая мелочь, что и упоминать о ней не стоит. Это – действительно профессиональный риск, которого тем не менее можно было избежать. В конце концов, этот человек вас не трогал и даже, похоже, не собирался. А насчет платят… Зачем мертвецу деньги?

– Какие мертвецы? Вы все живы.

– Боюсь, это ненадолго. Я вообще удивлен, что мы пережили схватку. Думаю, нас просто не хотели убивать.

– Ах, вы ду-умаете… Вы еще и ду-умать умеете?

– Умею, и, похоже, получше некоторых.

– И что же вас, такого умного, испугало? Ваш мальчик застрелил этого грубияна с первого выстрела.

– Корней – дурак. Когда… Если вернемся – я всыплю ему ума через задние ворота. Ремнем с пряжкой.

– Ваш мальчик оказался полезнее вас всех, вместе взятых!

– Наш мальчик втянул нас в очень неприятную ситуацию. Точнее, втянули вы, а он – усугубил. Вы что, не понимаете? Он вывел меня из игры моментально и притом постарался не причинять вреда. Поверьте, убить было намного проще. А ведь я – не последний в своем деле и сотником когда-то стал не за красивые глаза.

– Это уж точно.

– Не стоит язвить, все равно этим вы ничего не добьетесь. Вы, конечно, нанимательница, только, напомню, деньги нам платит ваш муж, перед ним мне и отчитываться. Так вот, он вырубил меня, потом – Слона, причем сделал это легко, не напрягаясь…

– А потом его и самого вырубили. А вы запретили его добить, хотя за оскорбление, которое он мне нанес, сидеть бы ему на колу, будь он хоть сто раз дворянин.

– Если бы мы его добили, то проще всего было бы сразу выкопать себе могилку, зарезаться, лечь в нее и накрыться дерном. Во всяком случае, это хотя бы шанс умереть без мучений. А так у нас есть тень шанса, что он выживет… Тогда, возможно, выживем и мы. Да даже если умрет своей смертью – тоже тень шанса, только очень маленькая.

– Поясните.

– Да что тут пояснять? Вы видели хоть одного человека, пережившего попадание из пищали в упор? Лично я – нет. На моих глазах рыцарю в полном доспехе попали в кованый нагрудник метров с двадцати. Пуля вышла из спины, вынеся по пути не только внутренности, но и тыльную часть лат. У него, простите за невкусные подробности, позвоночник на ближайшем дереве повис. А этому… княжичу – хоть бы хны. Живой, дышит…

– И что с того? Значит, его одежда…

– Именно. И не надо на меня смотреть рот открыв. Его одежда крепче рыцарских лат. По слухам, такая когда-то была у древних… А теперь смотрите сюда. Это – оружие. Я один раз видел подобное, давно разряженное, в сокровищнице одного… Гхм… Ну, словом, не важно. Это же действующее, я уже проверял.

– Откуда вы знаете, как им пользоваться?

– Разобрался. Тут все очень просто, как на мальца несмышленого рассчитано. Ладно, не суть. Вон куча вещей, которыми мы вообще не знаем, как пользоваться, мешок, который не смогли открыть, одежда незнакомого покроя, которую не расстегнуть. Деньги и драгоценности, на которые можно без проблем купить поместье побольше вашего. И нож, который объясняет, как этот человек смог справиться со мной.

– И как?

– Княгиня, ну уж это-то вам стоило бы знать.

– Я не солдафон, чтобы разбираться во всякой ерунде.

– Ну да, вам бы все по балам порхать… В общем, если верить слухам, на континенте едва найдется сотня человек, которые могут похвастаться тем, что имеют подобные игрушки. Лично я знал всего двоих… Мастера боя, высший ранг. О чем это говорит?

– Не знаю. И о чем же?

– Да о том, что тот, кто снаряжал этого парня в дорогу, обладает огромными по нынешним меркам возможностями. И тот, кто посылает мастера с таким оснащением, делает это не просто так. И наверняка будет мстить, хотя бы ради того, чтобы вернуть вещи. Подумайте, кто, например, в нашем государстве обладает подобными возможностями? Теперь понимаете, к конфликту С КЕМ, на каком уровне привела ваша истерика?

– Ой, мамочки…

– Да, примерно так. Насколько я вашу мамочку знаю, взяла бы она ремешок да отходила вас по тому месту, где спина раздваивается и называется уже чуть-чуть иначе. Так что я в любом случае дергаю отсюда как можно скорее, вы – как знаете.

– Я тоже… Подождите, я разбужу Павлика…

– Вот и договорились. Я уже приказал Кирушеву запрягать, он ждет нас у кареты. Сейчас распоряжусь, чтобы утащили княжича в его комнату, свалили туда же вещи, ну и свидетельницу на всякий случай прибью. Лучше бы, конечно, всех, кто в зале был, но тут уж никак не получится. Они, правда, и без того молчать будут – понимают наверняка, что языком молоть себе дороже, да и вообще для здоровья вредно.

С этими словами Иван отодвинул засов, открыл дверь и, не успев даже удивиться, влетел обратно в комнату от могучего пинка в грудь. А следом за ним, поигрывая арбалетом, вошел Петр, улыбнулся окаменевшей от неожиданности княгине нехорошей многообещающей улыбкой, аккуратно прикрыл дверь и задвинул засов на место.

– Ну шо, недоумки, решили, я таки сдох? А вот хрен вам, дорогие мои, я еще вас переживу и на ваших могилах спляшу, причем очень скоро. Эт к бабке не ходи, я в таких вещах лучше любого предсказателя разбираюсь. Саныч, душевно прошу. Я ж вижу, что ты оклемался, так что будь добреньким, рученьки свои блудливые от режика убери, а сам встань лицом к стеночке, ножки пошире расставь, а ручками в эту стеночку упрись. И не вздумай дергаться, а то я в твоем свидетельстве о смерти и подпись, и печать махом поставлю, вон и машинка у меня в руках для этого хорошая. А потом с твоей нанимательницы шкурку лоскутками стяну. Ну! Бегом, я сказал! И вы, княгиня, рядышком встаньте. В ту же, хе-хе, позу. Быстренько, быстренько, двигайте ножками, хрустите суставами. У вас артрита нет? Замечательно. В смысле он вам уже не грозит, не доживете. Давайте, не заставляйте папочку ждать, а то я сейчас рассержусь да за-ради ускорения пропишу вам волшебный пендель под седалище.

Петр сам чувствовал, что его несет, но прервать словесный понос уже не мог – накипело. Ощупал карманы у понуро стоящего возле стены и все еще хрипящего от удара воина (тот попытался было дернуться, но получил такой удар по почкам, что вообще непонятно, как устоял на ногах), сдернул с пояса нож, меч, выудил из-за голенища засапожник. Потом проделал ту же процедуру с княгиней. Та, похоже, решила, что к ней пристают, попыталась залепить курсанту пощечину… Зря она так. Нет, женщин, конечно, бить нельзя, но в данном конкретном случае Петр с удовольствием врезал ей кулаком по лицу и с чувством глубокого удовлетворения понаблюдал, как наливается кровью ссадина на скуле.

Наконец, закончив с обыском и посмотрев на валяющуюся на полу жиденькую кучку трофеев, Петр отошел чуть назад, сел в кресло и с интересом осмотрел апартаменты. Да, неплохо, неплохо, комната раза в три поболе, чем у него самого, да и, похоже, не одна – вон, вторая дверь в углу имеется. А хозяин, гад, уверял, что поселил его в лучшие апартаменты. Придется потом объяснить ему, как он был не прав, обманывая тихого и скромного, а главное, абсолютно мирного путника. Ха, да тут и мебель поприличнее, и кровать раза в два шире, чем у него. На столе и возле него в беспорядке валялись его, Петра, вещи, включая бластер. Подумав, курсант встал, завладел оружием и, чувствуя себя намного увереннее, вернулся в кресло. Невыносимо хотелось пить, поэтому он сгреб по дороге со стола еще и кувшин, в котором что-то булькало, причем явно не вода, в два глотка высосал, поморщился – слабое местное вино, чересчур сладкое на его вкус, ну да и ладно, сойдет для сельской местности. Аккуратно поставил кувшин на пол – не разбивать же хорошую вещь.

– Руки-то можно опустить? – чуть ворчливо спросил воин.

– А зачем? Мне такая икебана куда больше по душе. Потерпи уж – недолго тебе осталось.

– Убьешь? – хмуро поинтересовался Саныч.

– Обязательно. Извини уж, папаша, но вы сами нарвались, а теперь мне вас отпускать не с руки. Зачем мне свидетели? Да и, сам понимаешь, я вам тот выстрел не прощу.