Текст книги "Гончарову наносят удар"

– Ой, кто к нам пришел! – закурлыкала Милка при моем появлении. – А мы-то как рады, ах, как мы рады!

– Если ты не перестанешь кривляться, отправлю назад к папеньке! Ты прекрасно знаешь, что я этого не переношу!

– Ах, мой бедный родитель! Ты его видел? Как он там, не помер еще от тоски и голода?

– Нет, а вот я сейчас помру, если ты не дашь мне кусок мяса и сто пятьдесят.

– Мясо ты получишь, но только без водки. Я решила: тебе пора завязывать, если ты хочешь сохранить меня!

Искренне расхохотавшись, я открыл бар… Нет, это уже перебор! Я точно помню, что еще утром там стояли две неполные бутылки, а теперь их место занимает глупый пузырь лимонада. Хорошее начало! Но не на того Милка нарвалась, на антресолях у меня всегда имеется кое-что.

Утолив жажду, подобревший и умиротворенный, я сел за стол.

– Тебе недавно звонили, – подозрительно глядя на меня, сообщила она.

– Кто? Наверное, Ухов?

– Не представились, обещали побеспокоить еще.

Словно слыша наш диалог, истерично заверещал телефон.

– Это Гончаров? – спросил грубый голос.

– Гончаров, – честно сознался я.

– Я представляться не буду, так спокойней. Хочу сказать, что тот, кого ты ищешь, сейчас в Филипповке бухает водку со своим подельником. Сколько он там пробудет, я не знаю, поторопись! Они квасят в последнем доме возле заброшенного коровника. Попробуй, может, застанешь…

– А чего это ты дружков сдаешь? Нехорошо!

– Не твое собачье дело! Я таких дружков на… видал, понял? Клевой тебе охоты, сыщик!

Не отходя от аппарата, я тут же набрал телефон Ухова, совершенно не надеясь его застать, но, на мое счастье, именно он снял трубку.

– Макс, нет ни одной лишней минуты, все объясню по дороге. Главное – ты можешь приехать? Похоже, в мои сети совершенно неожиданно попался отъявленный мерзавец.

– Сейчас попробую, ты откуда?

– Из дому.

– Никуда не уходи. Я постараюсь быть.

– Только оперативней, он ждать не будет.

* * *

Экипировка заняла у меня десять минут. Макс позвонил в дверь через пятнадцать.

Когда я под неодобрительным взглядом Милки выходил из дому, стрелки показывали половину шестого. Забравшись на переднее сиденье, я указал Максу направление, а по дороге подробно рассказал суть дела. Слушал Ухов внимательно, лишь изредка перебивая вопросами, а в конце с сомнением покачал головой, закурил и прибавил скорость.

– Не нравится мне это! Тухлятиной отдает. Что-то тут не так…

– Мне тоже не нравится, но это шанс! А что тебя настораживает?

– Ты, Иваныч, прикинь к носу: какой смысл хрену, который тебе позвонил, сдавать своих дружков? Я понимаю, что они могли между собой побазарить, но в таких случаях устраиваются свои разборки, где либо приходят к соглашению, либо начинаются ночные охоты друг на друга. Но за помощью в прокуратуру они в таких случаях не обращаются.

– Согласен, но и среди них имеются свои иуды.

– Это точно! Гиены в стае шакалов. А может, действительно и среди них есть свои подлюги? Как бы то ни было, действовать надо осторожно. Похоже, ты, Иваныч, поднял спящего медведя. И он отреагировал моментально. Думаю, вчерашний взрыв – это его рук дело.

– Не может быть, уж очень мало времени прошло, скорее всего, его устроили те недоноски-рэкетиры.

– Нет, я заезжал к Славику, трясется как заячий хвост, плачет и божится, что они тут ни при чем.

– Ухов, я давно не верю слезам, тем более, когда плачут подонки.

– Я тоже, но у него железное алиби. С тех пор как мы его вчера привезли, он и шагу из дома не сделал. У него отец крупный бизнесмен, тоже, по сути, преступник, но легализованный. Встретил меня как родного брата. Обласкал, предложил всяческие блага и обещал самолично следить за сыночком. А на прощанье предложил мне продать заявление сына, причем за очень крутую сумму.

– Ну и продал бы, у нас еще одно есть!

– Конечно, продать его было можно, но как бы с ним вместе не продать и себя, а там… Кого-ток увяз – всей птичке пропасть. Кажется, так говорил мой учитель и наставник Константин Гончаров? Вот и гребаная Филипповка. Куда дальше?

– А дальше, Макс, не надо! Приткнись где-нибудь здесь. Мы пешком обогнем деревню и зайдем со стороны коровника. Так будет правильней.

– Справедливо и по существу, только куда мне сунуть тачку? Так, чтоб было неприметно?

После некоторых размышлений мы приткнулись к покосившейся хибаре.

Старуха, очень похожая на свое жилье, ковырялась в огороде. За десять рублей она согласилась присмотреть за машиной и, более того, сообщать любопытным, что это приехали именно к ней.

Кратчайшим путем мы вышли за околицу и повернули налево, рассчитывая незамеченными подойти к развалинам коровника с тыла. Скользя, падая и несусветно матерясь, месили мы черную непросохшую землю картофельного поля.

Через полчаса, когда наконец добрались до загона, Макс походил на огромный шевелящийся ком земли. Наверное, вторым комом был я. Проскользнув в сарай, мы затаились, ежесекундно ожидая какой-нибудь пакости. Но кажется, все было спокойно. Раскисший прошлогодний навоз, пригретый весенним солнцем, издавал восхитительное зловоние. При свете умирающего дня через дверные проломы был хорошо виден интересующий нас дом. Вид он имел печальный, и слово «дом» к нему можно было применить с большой натяжкой. Строение это скорее напоминало большую собачью конуру или покосившийся уличный сортир на двенадцать персон. До него было метров пятьдесят, и потому отчетливо слышалась задушевная русская песня «Степь да степь кругом». Из пьяных глоток она лилась протяжно и тоскливо.

Сквозь мужские голоса прорезались и женские. Похоже, им было очень хорошо, и нашего непрошеного визита ожидали здесь меньше всего.

– Что скажешь, Макс, кажется, наколка не фуфловая?

– Не знаю, давай малость понаблюдаем, прикинем к носу.

– К моему носу уже ничего не прикинешь, он буквально залеплен коровьим дерьмом. Пойдем их брать, пока тепленькие.

– Иваныч, не гони коней. Если тепленькие, то взять их всегда успеем, а вдруг они дуру гонят? На понт берут. Вот тогда не мы их, а они нас возьмут.

Захомутают и, не задумываясь, головы отвинтят. У меня баба сегодня ночью пацана родила. Я его не видел еще. Гляди, как надралась.

Из халупы на хилое сгнившее крыльцо вывалилась голая синюшная баба и, захлебываясь соплями, принялась старательно блевать. Ее тело, фиолетовое и тщедушное, в рвотных приступах бешено колотило, и оттого длинные высохшие груди болтались, словно чулки на ветру. Вышел рыжий, всклокоченный мужик. Встав рядом, справил нужду, пьяно и внимательно наблюдая за несчастной собутыльницей.

Видимо, нашел в ней что-то сексуально притягательное. Но джентльменом он не был: даже не спросив позволения, как того требует этикет, упер подругу головой в перила и занялся любовью. Максу его поведение явно не понравилось. Подождав окончания полового акта, он выматерился и решил:

– Пойдем, Иваныч, я первым, ты за мной. Идем через оконный проем.

Подождав, пока он перепрыгнет на ту сторону, я последовал его примеру. Очутившись на земле, успел услышать голос исчезнувшего Макса:

– Осторожно, здесь…

Земля неожиданно разошлась подо мной, и я провалился в черную смердящую яму, по грудь наполненную вязкой навозной жижей. До остатков настила, который мы обрушили, было более метра. Без посторонней помощи, скованному коровьим дерьмом, мне не дотянуться.

– Иваныч, ты жив? – тревожно спросил Макс где-то рядом.

– Жив, успокоил я, – только попали мы с тобой, Ухов, в самое что ни на есть дерьмо!

– А если попали, то и сидите тихо, не чирикайте! – посоветовал нам сверху насмешливый хрипловатый голос.

– Ты, мудило, – еще ничего не понимая, обратился я к невидимому голосу, – вытащи нас отсюда.

– Не затем вас сюда заманили, чтоб выпускать. Козлы, там и подохнете!

– Ты что, сдурел? Мы стрелять будем. Народ сбежится.

– Тогда подохнете прямо сейчас. Учтите – один ваш выстрел, и вы уже трупы. Граната у меня наготове. Вы меня хорошо поняли? Не слышу. Наверное, хотите дымовую шашку, может быть, тогда перестанете молчать.

– Не майся дурью! Ты кто?

– Какая вам разница, псы легавые!

– Что с нами будете делать?

– Придет шеф, он вам и расскажет, – счастливо засмеялся охранник говнистой ямы, – только не рассчитывайте на хорошее, это я вам точно говорю!

На этом он оборвал переговоры, видимо считая, что общение с людьми, сидящими в дерьме, наносит непоправимый вред его достоинству. Температура окружающей нас среды была градусов на десять ниже температуры воздуха, и я, как потерпевший кораблекрушение, боялся скорого переохлаждения организма.

– Макс, – тихо стуча зубами, позвал я, – а может, попытаемся выбраться? Здесь очень холодно, а еще какой-то дурак говорил, что навоз горит.

Сюда бы сейчас этого умника!

– Горит навоз, а не навозная жижа.

– Какая разница? Давай попробуем, ты встанешь мне на плечи и…

– Выбраться мы отсюда можем только прямиком на тот свет. Он сразу же кинет сюда гранату, а я еще не видел пацаненка. Погоди малость, Иваныч, безвыходных положений не бывает, просто нужно этот выход искать. Эй ты! – попытался возобновить собеседование Макс. – Вытащи нас отсюда, иначе мы околеем от холода, не дождавшись твоего шефа.

– Не могу, не имею права, – послушный директиве главаря, с сожалением ответил сторож. – Могу вам для согрева сбросить бутылку водки.

– С паршивого козла хоть шерсти клок, давай сюда.

– Теперь не дам. Вы меня оскорбили, и, пока не попросите прощения, я с вами ни в какие переговоры вступать не буду, – обидчиво отрезал деревенский интеллигент и ту же принципиально затих, предоставив нам свободу решения.

Решили мы однозначно.

– Ну, ты, как тебя там… Прости негодяев и давай пузырь! – заорал я, вконец околевая. – Да побыстрее, сдохнем сейчас. Когда твой шеф-то приедет?

– Должен скоро появиться. Я ему сообщил.

– А как его зовут? – вкрадчиво спросил я, ориентируя ствол пистолета на его голос. – Слышишь, как его зовут?

– Не надо, еще не время, – упредил выстрел Макс.

– Какая тебе разница, как его зовут, я вам водяру на шпагате спущу, в руки давать опасно, можете меня вниз утянуть или пристрелить. Держите, да сразу-то все не хлебайте, потихоньку – когда еще он нарисуется!

С краю мостков показалось донышко бутылки, пульсируя, оно рывками спускалось к нам. После пары глотков жить стало веселее, только слегка нервировал сам факт нашего пребывания в коровьих экскрементах. Но в конце концов, священные жуки-скарабеи проводят в них всю свою жизнь, и это ничуть не умаляет их авторитета. Хуже другое – предстоящая встреча с незнакомым нам шефом. Ничего хорошего она не сулит. Не для того нас заманили в волчью яму, чтобы потом пригласить на светский раут. Интересно, кто значится под именем шефа? Каким образом он вышел на меня и по какому вопросу? Если это касается ограбления, тогда обо мне могли рассказать бухгалтерские дивы и Каретников. Или же дело связано с убийством Лагина? Скорее всего, и то и другое. А наколку на себя дал я сам, когда бездумно носился по городу, тыча каждому мошеннику стариковские зарисовки. Воистину: язык мой – враг мой! Ладно бы так поступил двадцатилетний лейтенант, но ты-то, старый пень, как мог действовать так легкомысленно?

– Эй! – тревожно окликнул нас сторож. – Чего вы там затихли, не подохли еще? Смотрите у меня, без глупостей. Шеф едет.

Через некоторое время до нас донесся шум подъехавшей машины, стук закрывшейся дверцы, и наконец хриплый голос грубо спросил:

– Ну че? Как они, Витек?

– Как и положено, сидят по уши в говне. Хнычут: мол, холодно, так я им свой пузырь водки отдал, последний.

– Не скули, иди разгони алкашей, пусть эта мразь немедленно убирается. Они свое дело сделали, и чтобы больше их вони не было. Гони в шею! – командирским голосом распорядился шеф, и от этого голоса мне стало совсем холодно и неуютно, потому что принадлежал он не кому-нибудь, а кретину Эдику Шувалову, которого намедни мы учили хорошим манерам.

Просчитался Макс, думая, что запугал их до полусмерти. Не шакалы они!

Это волки – матерые, бездушные, сбитые в стаю, и ждать от них милости не приходится. Единственное утешение – наша поимка не связана с делом об ограблении. Хотел бы я знать, какие требования он выдвинет. Хорошо, если ограничится вымогательством денег и изъятием своих расписок, а если попросту отправит нас к праотцам, то… то Макс никогда не увидит своего пацаненка.

– Вызови бригаду да притащи пару ведер воды, – продолжал давать указания шеф. – Помыть этих козлов надо.

– А зачем мыть-то? Сами обсохнут.

– Не твое свинячье дело! Слушай то, что тебе говорят. Иди за водой!

– А как быть с ними?

– Не твоя забота!

– Вы поосторожнее, мне кажется, они вооружены.

– Ты еще здесь?!

Послышался мягкий, но крепкий удар. Что-то недовольно буркнув, Витек замолчал, очевидно, пошел выполнять распоряжение высокого начальства. Само же оно, подойдя ближе к нашей купели, вступило в дипломатические переговоры:

– Козлы, вы там еще не околели?

– Нет, – ответил я, – но дело идет к этому.

– Подождите, не сдыхайте, сейчас пацаны приедут, они вас вытащат.

– Благодарим за заботу.

– А как же, я обещал вам матку вывернуть, вот и выверну, слово надо держать. Вы мне нужны живыми. С мертвыми неинтересно. Молчат, да и только.

– Конечно, – горячо согласился я, – с мертвым какой же разговор?

Мертвый человек неинтересен и скучен. Ты с нами-то что намерен делать?

– Первым делом отмыть: сначала от свиного дерьма, потом – от вашего собственного. Затем я немного с вами поговорю, и от этого разговора будет многое зависеть. Ну а дальше… Дальше я в любом случае козырно на вас оторвусь. Покруче, чем вы на мне. Сегодня без паяльника мне никак не обойтись.

– Конечно, – поддержал я его, – обида должна быть востребована.

– Если бы ты это понимал, когда меня товарил, а то в говне по-другому запел!

– Что делать, мы должны приспосабливаться к предлагаемым обстоятельствам.

– Ты прав, товарищ Гончаров, и первым вашим шагом к новому образу мышления будет добровольная сдача личного оружия. Предлагаю начать прямо сейчас.

– У нас его нет.

– Врете, а это очень плохо, значит, вы еще не перевоспитались. Мы наводили справки и знаем, что вы за гуси. Знаем, что на подобные встречи без оружия не ходите. Если в ближайшее время – до того как приедут пацаны – не отдадите мне свои пушки, наш разговор может не состояться. Я просто-напросто вас расстреляю или взорву. На этом наше знакомство закончится. В вашем распоряжении минут пятнадцать, не более.

– Мы отдадим тебе оружие, – вмешался Макс, – только отпусти нас с миром. Я обещаю оставить тебя в покое.

– Там посмотрим, сначала пушки.

– На, забери, где ты там? Ни хрена не видно, нагнись, что ли.

– А вы, ребята, большие шутники! Я давно смирился с тем, что форма моей головы здорово смахивает на череп питекантропа, но это еще не значит, что его содержимое аналогично. Вы здорово прокололись, недооценив меня. Но, как говорят, на ошибках учатся, хотя у вас времени на учение нет. Козлы! – вдруг заорал он, заходясь в истерике. – Быстро выкидывайте стволы! Сейчас мочить буду!!!

Первым распоряжение исполнил Макс, а мне осталось только последовать его примеру. Без оружия я совсем скис. Помимо всего прочего, я уже не чувствовал ног. Тупое безразличие овладело мной. Единственное, что продолжало мучить: сознание непростительной вины перед Максом. Дотянувшись, я шепнул ему на ухо:

– Прости меня.

– Чего это ты, Иваныч, крыша, никак, поехала? Ты мне брось! Мы обязательно прорвемся. Учти и запомни: как только настанет время действовать, я дам тебе знак, а дальше работаем по обстоятельствам. Ты особенно не лезь, будь на подстраховке.

– Какой будет сигнал? – немного повеселел я.

– Ну, например, чихну я громко.

– Чего притихли? – поборов приступ психоза, как-то виновато спросил Эдик. – Пацаны приехали, сюда идут, сейчас мы вас вытащим.

Навозная жижа нехотя выпускала нас из своих объятий, но веревки и трое крепких качков сверху победили. Выбравшись на поверхность, обессилевшие, мы тут же рухнули на землю – ноги держать нас отказывались. Словно со стороны, я наблюдал, как меня окатили водой, обыскали карманы и куда-то потащили за ноги. Когда я более или менее пришел в себя и огляделся, понял, что лежу на полу неимоверно грязной облупленной комнаты. Окна наглухо задраены ставнями.

Светила немощная, низко висящая лампочка. Из соседней, проходной, комнаты доносились громкие голоса. Надо мной склонился Макс, пытаясь влить мне какую-то гадость. Понемногу сознание вернулось, и я с жадностью хлебнул из бутылки.

– Где мы? – не узнавая собственного голоса, прохрипел я.

– В тот самом домишке, за которым наблюдали.

– А где эти скоты, где Эдик?

– Вижу, ты соскучился, не волнуйся – они здесь, за стеной. Ждут, когда ты оклемаешься.

– Бежим, пока никого нет, выбьем ставни и…

– Бежим! Только как? На наших ногах мы даже до сортира дойти не в состоянии, не то что бежать. Погоди, немного в себя придем, потом подумаем.

– А, очнулись, соколики, я очень за вас рад! – входя, бодро заговорил Шувалов. – Меня интересует несколько позиций произошедших между нами инцидентов. Могу ли я рассчитывать на искреннюю, душевную беседу понимающих друг друга господ? Если нет, то сейчас вас отнесут на прежнее место и опять бросят в жидкий кал, предварительно прострелив головы. Санкцию я уже получил и сделаю это с удовольствием.

– От кого? – заинтересовался я.

– Не твое дело! Отвечайте по существу.

– Конечно, мы согласны сесть за стол переговоров, тем более другого выхода у нас нет! – за обоих ответил я.

– Хорошо, считайте, что к первому раунду мы уже приступили. Начнем по порядку. Согласны ли вы вернуть ту сумму, что изъяли у нас насильственным путем?

– Согласны, – в один голос ответили мы.

– Согласны ли вы уплатить пятьдесят процентов от общей суммы за принесенный нам моральный ущерб?

– Согласны, – дружно вторили мы.

– Согласны ли вы добровольно, без всякого принуждения, представить нам расписки, полученные вами обманным путем?

– Да!

– Какие гарантии вы можете предоставить?

– Слушай! – Макс первым не выдержал. – Кончай бодягу, мудак! Отдадим мы тебе завтра бабки, только кончай выгребываться.

– Приятные речи приятно и слышать, только почему завтра, почему не сейчас?

– Потому что денег у нас с собой нет.

– А где же они?

– Дома, естественно.

– Так в чем же проблема? Сейчас только десять часов, время детское. Я по сотовому телефону наберу ваши номера, и вы скажете своим подругам, что через сорок минут за капустой и расписками приедет паренек. Пусть они не пугаются, а радостно готовят бабки.

– У меня дома никого нет, – глухо отозвался Макс. – Жена в больнице.

– Пусть за тебя отдаст твой товарищ, настоящая дружба только так и проверяется.

– Боюсь, что у меня всей суммы не наберется, – подсчитав в уме свой капитал, признался я. – Там всего тысяч двадцать будет.

– Ладно, иду вам на уступку. Пусть она даст сколько есть, остальное вернешь в течение двух дней, такой расклад вас устраивает?

Я молча кивнул, и мерзавец, набрав мой телефон, протянул трубку.

Слава Богу, Милка оказалась дома.

– Тебя где черти носят? – гневно начала она, но я вовремя ее оборвал:

– Замолчи, подруга, дело серьезное. Ты знаешь, что такое плафон?

– Ну да, – растерянно ответила она, – светильник, наверное.

– Точно, а над светильником есть такая симпатичная хреновина, и называется она розетка. Если ее немного отогнуть, то в ней можно найти двадцать тысяч.

– Ты рехнулся или пьян? Что за чепуху несешь?

– Замолчи. Дело в том, что этот плафон сейчас находится над тобой.

Встань на стул и вытащи деньги, а с ними и сложенные вчетверо бумажки. Все это ты отдашь парню, который приедет через сорок минут. Привет папе!

– Отлично придумано, – смеясь, одобрил Эдик. – Деньги под потолком, можно сказать, на виду, а попробуй догадаться. Славик! – громко крикнул он за дощатую перегородку. – Заводи телегу и чеши к товарищу Гончарову домой.

– Зачем? – отозвался начинающий мерзавец.

– Там тебя ожидает симпатичная женщина с маленьким презентом для меня. Только смотри у меня, без глупостей! Я такие дела не прощаю. И не забудь прикинуть чадру. Ну вот, с двумя вопросами мы, кажется, уладили, переходим к третьему. Прошу прощения, но мне нужно позвонить.

Когда невидимый абонент ответил, Эдик заговорил почтительно и даже с некоторым подобострастием:

– Простите, Капрал, это опять я. Да, все идет по плану. Нет, стали смирными, как голуби. Конечно, они согласны на все. Хорошо, как договаривались.

Нет проблем. Как скажете. Ну что, перейдем к делу? – Отложив трубку, вымогатель закурил и с видимым удовольствием вновь занялся нами. – Скажи-ка мне, Гончаров, что за картинки ты с собой таскаешь да сушишь мозги занятым людям? Да еще какой-то фоторобот…

– Тебя это не касается. Кажется, ваш вопрос мы решили, а остальное не твоего ума дело. Не суй нос, куда тебя не просят.

– А я очень любопытен, уважь мою слабость.

– Да пошел ты…

– Я пойду, я пойду, но только тебя прихвачу с собой! – вставая, вдруг истошно завопил он. Его рожу перекосила жуткая гримаса, и тяжелый кулак въехал мне в лоб.

Внезапное озарение короткой вспышкой высветило нарисованную Лагиным рожицу, и на ее фон четко легла зверская физиономия Эдика. Голос Антонины, далекий, но ясный, сказал: «Несомненно одно, эта рожа вполне способна на разбой». Слишком поздно ты это понял, господин Гончаров! Непроизвольно, сам того не ожидая, я воскликнул:

– Господи, так это был ты!

– Дошло наконец, сыщик паршивый! Три дня прямо перед твоим носом вальсировал. Тебе не жуликов искать надо, а, спокойно пуская пузыри, купаться в дерьме. Две наколки у тебя на руках было, фоторобот и стариковские каракули.

Дважды ты меня видел в лицо. Надо быть полным валенком, чтобы меня упустить! Ну да ладно, возблагодарим Господа, что так оно и получилось. Аминь!

– За, что ты убил старика, живодер? Прошло более полугода, чем он тебе помешал?

– Тут сыграла роль случайность. Я останавливал тачку, чтоб добраться от кабака до дома, и, на его беду, именно он и попался. Поначалу я и внимания на старика не обратил. Потом, чувствую, принюхивается, приглядывается ко мне дедок, словно силится что-то вспомнить. Смотрю и я – ничего не понимаю. Вроде личность знакомая, а может, и нет… Когда мы доехали до дома, я не выдержал, спросил: чего, мол, лупишься на меня. Он побелел, отказался от денег и, ни слова не говоря, ударил по газам. Полчаса я ломал голову, где и при каких обстоятельствах мы могли встречаться, и только ночью вспомнил, как разбивал ему башку, когда он крабом вцепился в деньги. По тому, как поспешно он уехал, я понял, что меня узнали с пол-оборота, а значит, в самое ближайшее время мне надо сушить сухари. От дяди я вышел недавно и возвращаться к нему так скоро мне совсем не хотелось. Я кое-кому позвонил, узнал адрес старика и через несколько дней, поздним вечером, подождав, пока он останется один, и предварительно попотчевав собачку, пожаловал к нему в гости. Старик был пьян в сиську, но меня узнал сразу. «А, – сказал он, – пришел, я так и знал, давно тебя жду. Все портреты твои рисую, уже скоро получаться будет. Вот тогда и пойду в ментовку, покажу, какой ты есть, кровопийца. Расскажу, как ты зарплату у трудового народа отнял. У меня здесь все записано. Ты у меня не отвертишься, найдем ирода, и будешь отвечать по всей строгости советских законов».

Сначала я хотел пробить ему черепушку и на том поставить крест, но, глядя на его опьянение, понял, что сама судьба предоставила мне отличный случай все закамуфлировать под самоубийство. Тогда и копать меньше будут, и мне спокойнее.

Бельевой капроновый шнур я нашел на веранде. Вывязав аккуратный галстук, вернулся на кухню. Уткнувшись лицом в свои бумаги, старик спал.

Стараясь его не потревожить, я осторожно накинул ему удавку, определил ее положение при самоповешении и, перекрестившись, резко поднял его хилое тело вверх. Немного погодя, когда он перестал дрыгаться, я опустил его в подпол и зафиксировал крышкой, предварительно откинув лестницу.

Удовлетворенный очищением, убийца замолчал, а я грустно подумал, что такие вещи обычно рассказывают капеллану во время последней исповеди или человеку, в молчании которого ты уверен на все сто процентов. Так как ни я, ни Ухов священнослужителями не были, нетрудно понять, почему так свободно Эдик все нам изложил. Видимо, нашу судьбу он определил давно и просто хотел узнать, насколько мне удалось продвинуться в его делах. Интересно, кто стоит над ним, что за Капрал? Хотя какая теперь тебе разница, разлюбезный ты мой Гончаров?

Очевидно, скоро тебе будет глубоко безразлична вся земная суета и твоя грешная душа устремится к Богу.

Черт побери, где уховский чих? Сейчас самое время что-то предпринять, неужели он не понимает? Славик с каким-то мерзавцем поехали ко мне, а значит, двумя сволочами стало меньше. Чего он медлит? Успокойся, Константин Иванович, полтора часа назад ты уже спровоцировал его к поспешным действиям. Но все же нельзя сидеть в таком отупении, уставившись в одну точку! Переведя взгляд на приоткрытую, дощатую дверь, я понял причину его анабиоза. На табуретке за дверью примостился мордатый качок. Он внимательно следил за нашим поведением, а в руках у него был игрушечный десантный автомат.

– А кто такой Капрал? – чтобы отвлечься от неприятного зрелища, спросил я.

– Вопросы теперь задаю я. Ваше время кончилось. Но ты не волнуйся, он нас хорошо слышит и, больше того, решает вашу судьбу. Сейчас мы услышим его вердикт.

В подтверждение своих слов он взял сотовый телефон и надолго замолчал, внимательно слушая указания сверху. Потом усмехнулся, оценивающе на нас посмотрел и ответил радостно и угодливо:

– Как скажете, Капрал. Все оформлю с великим удовольствием…

Конечно, прямо сейчас… Обязательно доложу… Не волнуйтесь, у меня прокола не будет… А куда девать ихнюю тачку?… Нет, у одной бабки оставили… Все сделаю, как сказали… К черту! – Подобострастно засмеявшись, от отложил телефон и весело сообщил:

– Капрал вам передает большой привет и желает счастливого пути.

– Огромное ему спасибо, – все уже понимая, ответил я, – да не забудь передать, что я с нетерпением жду нашей встречи тет-а-тет.

– Едва ли она состоится…

– Как знать, пути Господни неисповедимы.

– Это точно! Ну, нам пора, не желаете ли перед дальней дорожкой, на посошок, да стаканчик водочки?

– Не желаем! – за меня вдруг ответил молчавший доселе Макс. – Из твоих поганых рук даже пулю получать западло.

– Ну, ты! Гузку-то свою прикрой, а то напоследок я ее тебе разворочу.

– Не получится, мерин ты гребаный! – кажется, специально провоцируя скандал, издевался Макс. – Яйца-то я тебе ништяк отдавил, до сих пор враскорячку ходишь!

Побледнев, Эдик затрясся, готовый сию секунду сорваться в припадке бешеной злобы, но в последнее мгновение, каким-то чудом себя пересилив, он замер изваянием, продолжая неподвижно сидеть на табурете. Только крупная дрожь рук говорила, каких усилий это ему стоит. Видимо, он тоже понял, что свара затевается неспроста. Криво усмехнувшись, он произнес:

– Не получится, лейтеха! Капрал меня просил, чтобы все было аккуратно и красиво. А его желание надо уважать. Между прочим, мы давали вам шанс.

Предупреждали по-хорошему. Но вы, господин Гончаров, пренебрегли нашим сигналом – безобидным взрывом – и тем самым вынудили нас пойти на крайние меры. – Закурив, он вытащил и взвел пистолет. Сквозь прицел, задумчиво глядя мне в глаза, крикнул:

– Боб, отдай пулемет Витьку, а сам завяжи им клешни! А то что-то дергаться мужички у нас начали, как бы чего не начудили.

Послушно и добросовестно, до синевы, Боб стянул мои кисти жестким брючным ремнем и, вполне удовлетворенный проделанной работой, занялся Максом. С тоскливой печалью осенней скрипки моя душа скорбела о скорой разлуке с этим миром. Где обещанный Уховым чих? Кажется, я услышу его уже на том свете!…

– Готово, шеф, – отрапортовал усердный Боб, – может, постукать, а то застоялись они. Хамят тебе не по делу.

– Не надо, сейчас мы их мочить будем.

– Это я запросто, скажи – как? – профессионально, со знанием дела осведомился Боб. – Может, битками завалим?

– Можно и битками, – согласился распорядитель нашей казни, – только не здесь, халупа нам еще пригодится. Кончим их прямо возле ямы. Забей им в пасти по кляпу, а то они кричать начнут, всю деревню на уши поставят.

Во главе нашей печальной экспедиции, освещая путь и радостно помахивая дубиной, шел Боб, за ним со связанными руками неуклюже шкандыбал Макс, его, с фонарем и автоматом наперевес, конвоировал Витек. Четвертым тащился я, а замыкал шествие главный лиходей нашей компании Эдик. Ствол его пистолета неприятно упирался мне в спину. Коровник находился в низине, и потому наша стезя была наклонна.

Все, господин Гончаров, кажется, на этот раз тебе не отвертеться.

Пора позаботиться о душе и обратить очи к Богу. Предупредить его о своем появлении неплохо заранее. Пока еще жив, нужно помолиться, а то потом некрасиво получится, торопливо и в спешке. Что архангелы подумают! Скажут, пока тебя жареный петух не клюнул, ты о Боге и не помышлял…

Громкий чих Макса буквально подбросил меня на месте. Не совсем понимая, что делаю, я чисто интуитивно упал на землю под ноги Эдика. В прыгающем луче фонарика, как при замедленной съемке, я видел, как Макс погружает в задницу Боба свой десантный ботинок, из которого торчит длинное стальное жало.

Крик, а точнее, вопль, который через секунду вспорол тишину, мало напоминал человеческий. Описав немыслимую дугу, погас фонарик Боба. Нервно затрещал автомат, а за мной затявкали пистолетные выстрелы. Я видел, как, падая, Ухов вспорол брюхо Витьку, и к первому воплю прибавился еще один, не менее пронзительный. Наступила полная темнота, и послышался топот убегающих ног. Потом бешено взревел мотор, пронзительно взвизгнула резина, и свет фар постепенно растаял. Кажется, Эдик решил благоразумно и по-английски удалиться.

С трудом перекинул я свои связанные за спиной руки через задницу и только потом вытащил кляп.

– Макс! – заранее страшась молчания, громко позвал я.

Ответом мне был сдавленный стон. На него я и пошел, безошибочно отличая голос Ухова от стенаний двух мерзавцев. Спотыкаясь в этой адовой темноте, я наконец нашел его, липкого от крови, и вытащил кляп, тоже окровавленный.

– Зацепило меня, Иваныч, в больничку надо, ты подсуетись. Поскорее бы!

Сейчас я плохо помню, как бежал по той сволочной деревне в поисках тачки. Я напрочь забыл, где мы ее оставили. Наконец, плюнув на это бесполезное занятие, ворвался в первый же двор, где стояла «Нива».

– Ключи, – прохрипел я с порога испуганному мужику в трусах, – быстро ключи от машины!

Наверное, мой вид его напугал, потому что, ни слова не говоря, он указал мне на крючочек возле двери, где они болтались.