Текст книги "Взывая из бездны. De profundis clamat"

Zugang

(zugang – так на лагерном жаргоне называли узников-новичков)

Реакция старожилов зоны на появление новичка («цуганг»), как правило, характеризуется чувством неприязни и даже враждебности. Для тех, кого уже успели опустить до скотского состояния, новенький узник воспринимается как некий укор совести, как тот, кто еще не успел утратить человеческое достоинство, от кого еще пахнет волей. Он раздражает «ветеранов» своей непредсказуемостью и все еще до конца не утраченным человеческим достоинством, всем своим обликом, в котором еще сохранилось что-то от «того мира».

Первое желание «старожила» – во чтобы-то ни стало сломить его, опустить, чтобы не позволить нарушить незыблемость установившегося порядка, опирающегося на архаическое мировосприятие, в котором доминирует принцип стаи и сопутствующая ему иерархия власти, определяющая господствующую в животном мире «очередность клева» (pecking order) – право и последовательность издевательства и растерзания одной жертвы по отношению к другой.

«Вновь прибывший выставлялся на посмешище, над ним издевались, как во всех сообществах издеваются над призывниками, первокурсниками и всякого рода «новенькими», вынуждая их пройти обряд посвящения, напоминающий обряды примитивных народов, ибо лагерная жизнь, вне всякого сомнения, отбрасывала человека назад, возвращала его к примитивному поведению». (Примо Леви. Канувшие и спасенные).

Обряд «инициации» – посвящения «новичка» в сложившийся лагерный псевдоколлектив, где большинство обречено на неминуемую смерть, – элемент тщательно разработанной технологии опущения, расчеловечивания хомо сапиенс.

Малейшая попытка сопротивляться устоявшемуся порядку, стремление отстаивать какое-то свое право, намек на человеческое достоинство пресекаются самым жестоким образом.

Один из «новеньких» итальянцев, попавший в так называемый рабочий лагерь, вдруг вздумал как-то отреагировать на унижение, которое, по его понятиям, он испытал, стоя в очереди за похлебкой:

«Его оттолкнули при раздаче супа. И он, еще не успев ослабеть физически, осмелился поднять руку на разливальщика. Сбежались дружки разливальщика и, чтобы остальным было неповадно, окунули нарушителя головой прямо в бачок с супом и держали до тех пор, пока он этим супом не захлебнулся» (Примо Леви. Там же).

Повлияла ли каким-то образом состоявшаяся процедура «крещения головы» в чане с супом на аппетит его поедателей, страдающих от неутоленного мучительного чувства голода, – сведений нет.

Глава XII
Адам (!)

Не даем мы тебе, Адам, ни своего места, ни определенного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно своей воле и своему решению… Ты можешь переродиться в низшие неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие, божественные.

Джованни Пико делла Мирандола. Речь о достоинстве человека

Наивный гуманист в опциях человека, предоставленного самому себе, живущему «согласно своей воле и своему решению», – он не предусмотрел экстремального варианта, когда Адам вынужден переродиться в «низшее существо» вовсе не по собственной воле.

Переродившийся в «низшее существо» узник лагеря смерти – предмет укора палача Гесса. Мысленно сменив палаческий мундир на штатское облачение, герр комендант примеряет на себя роль исследователя-естествоиспытателя, который с чувством плохо скрываемой брезгливости свидетельствует:

«Нигде «Адам» не раскрывается настолько полно, как в заключении. Там с него спадает все напускное, все заимствованное, все ему не свойственное. Отказаться от всяческих подражаний и прекратить игры в прятки его заставляет продолжительность заключения. Человек оказывается голым, таким, каков он есть: хорошим или плохим» (Рудольф Гесс).

В лагере – в условиях экзистенциального выбора между жизнью и смертью – сбросив с себя «все напускное, все заимствованное, все ему несвойственное», Адам-узник – с показным удивлением фиксирует палач – отказывается от «игры в прятки» и демонстрирует «Городу и Миру» не прикрытую культурными изысками природу человека, весьма далекую от той благостной картинки, в обрамлении которой он предстает в библейских райских кущах.

Перемещенный из идиллических диковин Райского сада с его вкусностями, свисающими с различных фруктовых деревьев, и прочими благами – в царство пыток и смерти, в центре которого вместо «Древа жизни», дарующего вечную жизнь, «Древо смерти» – трубы крематориев, извергающие денно и нощно клубы огня и дыма от пожираемой человеческой плоти, Адам раскрывается в своей «подлинности» – в «дикой обнаженности».

От беспощадного «тестирования» ему не укрыться «между деревьями рая», беззащитную наготу не прикрыть опоясыванием из «смоковных листьев». Вместо озабоченного его судьбой вопрошания Всевышнего: Адам, где ты? – вокруг раздаются грозные рыки палачей.

«…Разве я сторож брату моему?»

И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему?

Бытие. 4:9

«Казалось бы, общая участь, общие страдания должны привести к нерушимому братству, к твердой как скала солидарности (!)» – размышляет палач-экспериментатор.

В действительности с горделивым чувством первооткрывателя делится он с нами своими наблюдениями – речь идет о «глубоком заблуждении»:

«Нигде голый эгоизм не проявляется так резко и постоянно, как в заключении. И чем суровее там жизнь, тем сильнее эгоизм. Таков инстинкт самосохранения. Даже натуры, в обычной жизни добрые и готовые прийти на помощь, за решеткой способны безжалостно тиранить своих товарищей по несчастью, если это может облегчить их собственную жизнь» (Рудольф Гесс).

Короче, не сторож человек «брату своему» – сообщает о своем «открытии» Гесс, как бы подтверждая тем самым – через века и тысячелетия – подлинность библейской драмы, разыгравшейся во времена оные, когда убивший брата Каин предстает перед судом Всевышнего.

«Недочеловеки»

Важное уточнение: «чести» служить объектом «эксперимента» в концлагере удостаивается лишь особая ветвь народов, «по недоразумению» претендующих на право родства с праотцом Адамом – те, кого, в силу недостатка либо отсутствия «благородной» составляющей – арийской крови – следует отнести к породе примитивных существ, на низшей ступени которых располагаются «недочеловеки»:

«Недочеловек – это биологически на первый взгляд полностью идентичное человеку создание природы с руками, ногами, своего рода мозгами, глазами и ртом. Но это совсем иное, ужасное создание. Это лишь подобие человека, с человекоподобными чертами лица, находящееся в духовном отношении гораздо ниже, чем зверь… Горе тому, кто забывает об этом. Помните об этом» (Брошюра «Der Untermensch», 1942).

К типичным представителям «недочеловеков» причисляются евреи, расовая неполноценность, точнее, «зловредность» которых не требует для «полноценных» народов особых доказательств. Судьба их предопределена однозначно:

«Фюрер приказал решить еврейский вопрос раз и навсегда. И мы, СС, должны выполнить этот приказ… Евреи – заклятые враги немецкого народа и должны быть уничтожены. Каждый еврей, который нам попадется, должен быть уничтожен во время войны, без каких-либо исключений…» (Rudolf Hoss. Commandant of Auschwitz. London: Phoenix Press, 2000 [1959]. P. 183).

В табеле о рангах рас, построенном на признаке наличия «арийской крови», иерархию народов возглавляют высшая раса – немцы («сверхчеловеки», «уберменши»), за ними следуют голландцы, датчане, норвежцы, затем – французы, бельгийцы, итальянцы («полунордическая» раса), и, наконец, русские, поляки, чехи (несут в себе лишь следы нордической крови).

Принцип расовой классификации определяет положение того или иного народа на шкале цивилизации – его судьбу и место, которое надлежит ему занимать в жизни общества. Эта классификация учитывается также при отношении к заключенным в застенках тюрем и лагерей.

Среди народов с относительно «недостаточным» содержанием «арийской крови» особое место отводится славянам. Тем не менее даже наличие лишь «следов нордической крови» позволяет им наряду с опцией беспощадного уничтожения, на которую обречены «недочеловеки», рассчитывать на возможность сохранения существования в качестве рабов:

«Славяне должны на нас работать. В той мере, в какой они нам не нужны, они могут вымирать» (Мартин Борман).

Помимо дилеммы – «рабство либо смерть», рейхсфюрер Гиммлер в своей речи, произнесенной перед элитой СС в Познани 4 октября 1943 г., великодушно дарует славянским народам еще одну опцию – еще один вариант возможного выживания:

«Меня ни в малейшей степени не интересует судьба русского или чеха. Мы возьмем от других наций ту здоровую кровь нашего типа, которую они смогут нам дать. Если в этом явится необходимость, мы прибегнем к отбиранию у них детей и воспитанию их в нашей среде».

Испытание на выживаемость

В расовых «экспериментах» на выживаемость «неполноценных» народов известного внимания удостаиваются русские военнопленные, поступившие в Освенцим в качестве рабсилы для строительства очередной очереди концлагеря – Освенцима II (KGL – Kriegsgefangenenlager) Биркенау из подведомственного вермахту «учреждения» Ламсдорф 0/S.

О кондиции доставленной для «эксперимента» рабсилы свидетельствует, в частности, следующее признание работодателя-палача:

«С этими едва державшимися на ногах пленными я теперь должен был строить KGL Биркенау. Согласно распоряжению РФСС, привлекаться к этому должны были лишь особенно сильные, полностью трудоспособные военнопленные русские. Сопровождавшие их офицеры конвоя сказали, что это были лучшие из того, чем располагали в Ламсдорфе» (Рудольф Гесс).

Заинтересованное в эксплуатации поступившей партии «тружеников» по полной программе начальство лагеря предпринимает определенные усилия для доведения ее физического состояния до приемлемого уровня: «Мы давали им дополнительное питание. Но без успеха. Их истощенные тела больше не могли ничего усвоить. Их организмы не могли функционировать. Они вымирали как мухи от общей астении или от самых легких заболеваний, которым тело больше не могло сопротивляться» (Там же).

В ходе дальнейшей «адаптации» «экспериментируемой» партии военнопленных, свидетельствует герр комендант, наблюдается массовый характер их вымирания – прежде всего под воздействием безумного голода, который понуждал эти несчастные существа жадно заглатывать полугнилые, сырые и неочищенные от грязи овощи:

«Я видел, как они массами умирали, пытаясь глотать свеклу, картофель. Некоторое время я водил около 5 000 русских к месту, где разгружали поезда с брюквой. Вдоль полотна железной дороги уже не было места, там лежали горы брюквы. Но сделать с ней ничего было нельзя. Русские просто физически уже не были к этому способны. Они равнодушно и бессмысленно топтались там или забивались в какие-нибудь укромные места, чтобы съесть найденную еду, извергнуть ее из себя или тихо умереть…» (Там же).

Не единичны случаи, когда заглатывались, увы, не только не доведенные до приемлемых кондиций пищи овощи, но и нечто гораздо более проблематичное – куски человеческой плоти:

«В Биркенау нередки были случаи каннибализма. Я сам нашел одного русского, лежавшего между кучами кирпича. Его живот был вспорот тупым предметом, и у него отсутствовала печень. Из-за еды они убивали друг друга… При разбивке первого строительного участка, когда рыли траншеи, много раз находили трупы русских, убитых другими, частично съеденные и спрятанные в разных щелях» (Там же).

P. S. Итоги эксперимента:

«Из более чем 10 000 русских военнопленных, доставленных в качестве главной рабочей силы для строительства лагеря Аушвиц П-Биркенау к лету 1942 года остались в живых какие-то сотни. Этот остаток состоял из отборных экземпляров. Они отлично работали и использовались в качестве летучей рабочей команды повсюду, где что-то надо было построить быстро. Но я так никогда и не избавился от впечатления, что эти выжившие устояли за счет своих солагерников, потому что они были свирепыми, бессовестными, имели „крепкие шкуры“» (Там же).

«Хорошо относимся к животным…»

«Мы, немцы, единственные в мире, кто хорошо относится к животным. Мы будем прилично относиться к этим человеческим животным» (Генрих Гиммлер).

От комментариев относительно исключительного дружелюбия, которое испытывает только немецкий народ к животным, воздержимся. Что же касается общепринятых рассуждений о том, что любовь к животным гарантирует приличное отношение и к «человеческим животным», то здесь перед нами – явное преувеличение.

На создание псарни в Освенциме для служебных собак, которых, как полагал Гиммлер, «можно натренировать так, чтобы они всегда окружали узников, как отару овец, и таким образом побеги стали бы делом невозможным» (Гесс), центральным руководством в Берлине было ассигнованы приличные средства.

При строительстве этого стратегически важного объекта принята во внимание точка зрения лагерного ветеринарного врача, настаивающего на создании соответствующих санитарных условий для животных. Для собак не забыли отвести особую рекреационную зону (зону отдыха) – большую территорию с газонами, где бы эти четвероногие, пользующиеся репутацией друзей человечества, могли бы расслабиться и восстанавливать свои силы после трудов неправедных. Любители животных позаботились также о ветеринарной больнице и о специальной кухне для братьев наших меньших.

На фоне рациона питания узников, состоящего преимущественно из гнилых овощей и других пищевых суррогатов, рассчитанного на неминуемую смерть его «потребителя» от истощения в короткий срок, оказаться в составе команды, обслуживающей псарню – мечта и великая удача заключенного.

И дело не только в возможности полакомиться объедками «изысканной» пищи псов, но и в бытовых деталях – в частности, не лимитированное право справлять свои естественные нужды.

Страдающие в большинстве своем от некачественной пищи диареей либо запорами заключенные, лишенные каких-либо «привелигированных» должностей и работ, могли пользоваться туалетом – восседать над вожделенной дыркой выгребной ямы и выполнять последующие гигиенические процедуры не более двух раз в сутки по тридцать секунд.

Многие из них испытывали черную зависть к своим собарачникам – членам «шайссекоманд». Речь идет о бригадах заключенных, состоящих преимущественно из образованных женщин, которым доверялось обслуживание отхожих мест. В их обязанности входила очистка от фекальной жижи отхожего места. Дерьмо при этом помещалось в ведра голыми руками. В качестве бенифита труженики фекального поприща обладали привилегией неограниченного пользования туалетом.

Иногда кому-то из членов «шайссекоманды» невероятно везло – в перебираемых голыми руками вонючих остатках плохо переваренной пищи вдруг проглядывало нечто непосильное для сварения желудком – какое-нибудь проглоченное золотое изделие либо драгоценный камешек.

Глава XIII
Клянусь Асклепием…

Клянусь Аполлоном врачом, Асклепием, Гигиеей и Панакеей и всеми богами и богинями… Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости… В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного… Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастие в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому.

Из клятвы Гиппократа

Наряду с «полевыми экспериментами» над узниками, осуществляемыми дилетантами – теми, кто числился по ведомству профессиональных убийц, серьезный вклад в исследование возможностей и невозможностей человеческого организма в экстремальных условиях нечеловеческого существования вносят профессионалы – дипломированные специалисты – те, кто согласно клятве, принесенной древнему богу-исцелителю, обязуются направлять режим больных «к их выгоде» и воздерживаться «от причинения всякого вреда и несправедливости».

«Среди представителей всех профессий именно врачи оказались первыми и наиболее активными участниками национал-социалистского (нацистского) движения. В 1933 г., еще до прихода Гитлера к власти, уже 3 000 врачей являлись членами нацисткой партии. Их число росло и к 1942 г. достигло 38 000 человек (более половины всех врачей Германии)» (См. «Врачи и их преступления против человечества в нацистской Германии»).

Пройдя долгий и трудный путь от средневековой алхимии, монахов-врачевателей, разного рода целителей до появления выдающихся университетов с медицинскими факультетами и медицинских научно-исследовательских комплексов, давших миру знаменитых врачей и ученых, немецкая медицина с завидным энтузиазмом прореагировала на открывшиеся вакансии в застенках тюрем и концлагерей.

Что привело этих джентльменов в белых халатах за ворота концлагерей? Какие заманчивые возможности «открытий чудных» привлекли их сюда?

Уникальные условия «экспериментирования» над живыми экземплярами хомо сапиенс? Простое любопытство? Необычность зрелища, разыгрываемого на подмостках анатомического театра, расположенного в стенах инфернальной лаборатории?!

P. S. «Анатомический театр» (лат. – theatrum anatomicum) в современном понимании – помещение для анатомических работ, исследований и чтения лекций. Исторически – специфический феномен культуры эпохи барокко: театрализованное вскрытие трупов врачами в парадных костюмах. Старейший анатомический театр был открыт в Падуе в 1594 году.

Наука требует жертв…

Из докладной под названием «По вопросу получения черепов еврейско-большевистских комиссаров для научных исследований в имперском Страсбургском университете» руководителя Института анатомии при Страсбургском университете профессора Августа Хирта:

«Имеются обширные коллекции черепов почти всех рас и народов. Только черепов евреев так мало, что работа с ними не может дать надежных результатов. Война на Востоке дает нам теперь возможность пополнить их количество. Сохраняя черепа еврейско-большевистских комиссаров, представляющих собой отвратительный, но характерный тип недочеловека, мы будем иметь возможность получить представительный научный материал… Ответственный за сохранение материала (военно-служащий вермахта или даже полевой полиции) молодой врач или студент-медик обязан сделать необходимые фотографии и серию антропологических измерений. Затем, после умерщвления еврея, чья голова не должна быть повреждена, он отделяет голову от туловища и отправляет ее в консервирующем растворе, в специально приспособленной для этой цели и надежно запирающейся металлической емкости к месту назначения».

Ходатайство ученого получает энергическую поддержку вышестоящего начальства:

«Берлин, 2.11.42. Секретно. Оберштурмбанфюреру СС доктору Брандту

Дорогой товарищ Брандт, как вам известно, в свое время рейхсфюрер СС приказал, чтобы гауптштурмфюрер СС профессор доктор Хирт получал для своих исследований все, что ему требуется. Для определенных антропологических исследований – о них я уже доложил рейхсфюреру – необходимы 15 скелетов заключенных евреев, которые надлежит доставить из концлагеря Освенцим.

С товарищеским приветом, хайль Гитлер, ваш Зиверс».

Во исполнении полученного приказа в Освенциме отобрано 115 узников. Из них – 79 евреев мужчин, 30 евреек женщин, 2 поляка, 4 среднеазиата.

Проводимая операция – под бдительным контролем высокого начальства:

«Рейхсфюрер СС, личный штаб, полевая ставка, 6.11.42. Секретно. В Главное управление имперской безопасности, отдел IY В 4, оберштурмбанфюреру СС Эйхману

По поручению рейхсфюрера СС прошу в связи с изложенным обеспечить условия для создания планируемой коллекции.

По поручению: оберштурмбанфюрер СС Брандт».

В набор условий, обеспечивающий соответствующее качество планируемой коллекции, в частности, входит предварительная «подготовка» отобранных узников, а также помещение их в специальный карантинный блок лазарета с целью изоляции от свирепствующих в концлагере эпидемий.

«Лесс (следователь): Речь идет здесь о скелетах, а еще больше – о живых людях.

Эйхман: Это верно. Так точно!

Лесс: Это значит, о живых людях, которых надо превратить в скелеты.

Эйхман: Да, да, врачей посылали в концлагерь, чтобы они их там искали…»

(Йохен фон Ланг. Протоколы Эйхмана. Записи допросов в Израиле)

P. S. В воскресенье 6 сентября 2015 года раввины в Страсбурге захоронили гроб с останками нескольких евреев, погибших во Второй мировой войне, сообщает «The Jewish Press». До недавнего времени останки хранились в сосудах и пробирках в Страсбургской медицинской школе.

В июле этого года было обнаружено письмо, датированное 1952 годом, в котором говорилось об экспериментах над останками евреев под руководством нацистского ученого-медика Августа Хирта. Во время войны в медицинскую школу при Страсбургском университете, где работал Хирт, поступили 86 тел евреев.

Останки некоторых из них были захоронены после войны, другие были спрятаны, некоторые продолжали использоваться в научных исследованиях.

После обнаружения письма в одной из запертых комнат медицинской школы были найдены сосуды и пробирки с останками жертв, среди которых удалось опознать лишь одну – польского еврея Менахема Таффема, задушенного в газовой камере Освенцима.

Идентификация оказалась возможной благодаря бирке, аккуратно прикрепленной к экспонату с регистрационным номером узника концлагеря Освенцим – 107969.