Текст книги "Белая рабыня"

– Лавиния!

Сабина, тоже до сих пор сидевшая в непонятном оцепенении, вскочила со своего места и с ревом, как медведица, защищающая свое потомство, кинулась на человека, вошедшего без спроса и с оружием в руках в эту комнату. Но Лавиния была предупреждена своим лысым управляющим, для громадной индианки был приготовлен пистолет, и она, не задумываясь, использовала его по назначению. Пуля попала Сабине в грудь, она тяжело рухнула на ковер и по инерции подползла прямо к ногам вошедшей.

Лавиния отбросила пистолет и сказала:

– Это я, Элен. Теперь ты свободна.

Элен смотрела на распростертое на полу тело своей охранницы.

– Но ты, кажется, не рада?

– Признаться, не очень.

Лавиния улыбнулась, как мать улыбается словам неразумного ребенка, и сделала несколько шагов в сторону подруги, сильно припадая на правую ногу.

– Не подходи ко мне, Лавиния, – тихо и зло сказала Элен.

– Я пришла тебя спасти.

– Не надо меня спасать.

– Но ты сама позвала меня!

– Это была ошибка.

– За ошибки надо платить, – нежно сказала Лавиния. Она была всего в двух шагах от Элен.

– Какой ты хочешь платы?

– Ты сама знаешь.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу всего лишь, чтобы ты ушла вместе со мной.

– Я никуда не пойду.

– Но почему, Элен, это неразумно, что ты будешь делать в этом…

– Я жду своего жениха.

– Ах, вот оно что.

– Да, Лавиния, да, и он скоро будет здесь.

– Думаю, ты его дождешься… – с этими словами мисс Биверсток выхватила нож.

В это время дон Франсиско, уставший звать слуг, которые разбежались из дворца, попытался встать с постели, чтобы наконец выяснить, что происходит. Но он так ослабел, что ноги отказывались держать его, он тяжело и страшно дышал, в голове стучал тяжелый молот.

– Эстелла, Просперо! – позвал он. Ответом ему была полная равнодушная тишина. Тогда он сделал несколько шагов к дверям, но тут у него потемнело в глазах, и он рухнул на пол, схватившись по дороге за скатерть, покрывавшую стол. На нем стояло два подсвечника. Огонь мгновенно распространился по пыльной ткани. Через минуту пылали гардины и пышные золоченые занавески над дверями. Бесшумно взрывались кружевные фестоны, украшавшие верхнюю часть алькова. Сожрав все, что было в спальне, пламя с нарастающим воем вырвалось в коридор за новой порцией пищи.

Из темной и глубокой, как расщелина в скале, улочки на площадь перед дворцом выскочил дон Мануэль. По дороге он прикинул, что у него есть время для того, чтобы захватить фамильные драгоценности и вместе с Элен спуститься в гавань к давно снаряженному баркасу. При этом еще оставалось время, чтобы отдать приказ об уничтожении Энтони.

Но, как видно, его планам не суждено было сбыться. У дверей не охраняемого никем дворца стоял освещенный луной человек в длинном черном плаще и черной шляпе. Дон Мануэль сразу узнал его.

– Ну что ж, тем лучше, – захохотал он, вытаскивая рапиру из ножен, – отомстим заодно за смерть дяди.

Сэр Фаренгейт сделал несколько шагов ему навстречу, снял и отбросил шляпу, отстегнул ножны и, вытащив из них шпагу, тоже отбросил.

Дон Мануэль стремительно приближался, стуча каблуками по плитам, которыми была вымощена площадка перед дворцом.

Элен успела оттолкнуть руку Лавинии, и лезвие просвистело всего в нескольких дюймах от ее лица. Отбегая, Элен схватилась за спинку кресла и повалила его на пол. Лавиния, прихрамывая, обошла препятствие, не упуская из виду жертвы. Та вынуждена была отступить в угол между стеной и бамбуковой ширмой.

– Так, значит, ты все-таки не хочешь уйти со мной?

– Нет, – ответила Элен, хотя было понятно, что Лавиния разговаривает сама с собой.

– Значит, не хочешь?

– Нет, не… – опять открыла рот Элен, но бросок Лавинии прервал ее на полуслове.

Элен успела увернуться, но на портьере, которая висела у нее за спиной, остался длинный вертикальный разрез. Повалив ширму, Элен кинулась к двери; с проклятиями высвободив нож из портьеры, Лавиния бросилась вслед за ней. Несмотря на хромоту, ей удалось совершить по-звериному стремительный бросок, и она наверняка настигла бы беглянку и вонзила ей нож в спину, если бы не зацепилась за труп Сабины. Таким образом, тюремщица оказала своей подопечной последнюю услугу.

Выскочив в коридор, Элен на мгновение растерялась – куда бежать?! По черной лестнице в апельсиновую рощу или по парадной в город? Нет, в рощу нельзя, там, в замкнутом пространстве, Лавиния рано или поздно ее настигнет, поэтому… Додумать свою мысль она не успела – разъяренная преследовательница тоже уже была в коридоре. Элен схватила за железную рукавицу стоящего в нише рыцаря и, обрушив его поперек прохода, побежала в глубь дворца, оставив за спиной грохот железа и клубы столетней пыли. Лавиния неловко перебралась через старинную развалину и заковыляла следом. В другой обстановке вид переодетой хромающей женщины с ножом в руке мог бы показаться комичным, но здесь и в этот момент такие мысли никому не могли прийти в голову. Достаточно было взглянуть в глаза вооруженной дамы: в их блеске осталось мало человеческого – холодная, хищная ярость светилась в них.

Элен мчалась в сторону парадной лестницы, надеясь спуститься по ней на площадь перед дворцом или хотя бы попасть в руки стражников, которые помогут ей избавиться от «лучшей подруги».

Но оказалось, что путь вниз отрезан, второй этаж был полностью охвачен бушующим пламенем. Вверх по лестничному проему валил дым, и по ковру, устилавшему мраморные ступени, ползли торопливые языки пламени.

Элен затравленно оглянулась – по коридору, стремительно ковыляя, приближалась Лавиния с поблескивающим в руке кинжалом.

– С вашей стороны было очень вежливо дать мне возможность расквитаться с вами, сэр, – наступал дон Мануэль, изобретательно орудуя клинком.

– Я очень рад, что даже в подобной ситуации вы способны оценить хорошее обхождение, – отбивался сэр Фаренгейт. Он с первого удара почувствовал, что поединок будет нелегким. Дон Мануэль был прекрасно образован в фехтовальном смысле и плюс к этому молод и силен. «Встретиться бы с ним лет десять назад», – думал сэр Фаренгейт, с трудом отражая настырные и хитрые удары молодого испанца. Умом капитан прекрасно понимал действия противника, но рука немела, а дыхание перехватывало.

– Вы хорошо держитесь для ваших лет, – издевательским тоном сообщил дон Мануэль – он чувствовал, что побеждает, и не мог отказать себе в удовольствии покуражиться. – Я пощадил бы вашу старость, но, думаю, вы были бы оскорблены таким проявлением снисходительности.

Сэр Фаренгейт отступил вплотную ко дворцу и отбивался, прижавшись спиной к высоким дверям. Он уже не мог отвечать на издевательские реплики своего молодого соперника – не хватало дыхания, а выпады дона Мануэля становились все более угрожающими. Один раз он увернулся в последний момент, и острие, направленное ему в грудь, скользнуло по одному из бронзовых шишаков, которыми была обита дверь.

– Вы, я вижу, привыкли растягивать удовольствие, – сказал дон Мануэль, опять идя на сближение с капитаном.

В этот момент с треском лопнули стекла в нескольких окнах второго этажа и пламя с гудением вырвалось наружу. Мельком покосившись в сторону пламенных языков, дон Мануэль пробормотал:

– Пора кончать.

Элен бежала по анфиладе комнат, пытаясь каждый раз закрыть двери и отделить себя ими от преследовательницы. Но раз за разом это ей не удавалось. Хотя Элен выбивалась из сил, упираясь плечом в створки, Лавиния была явно сильнее. Одним наступающим ударом она отшвыривала испуганную «белую рабыню» на середину следующей залы. Элен спешила к очередным дверям – и все повторялось сначала: и судорожные попытки забаррикадироваться, и мощный удар, все сметающий на своем пути.

На втором этаже почти изо всех окон хлестало пламя. Весь третий этаж был пуст и как будто неторопливо плыл по волнам пламени.

Дворец Амонтильядо был велик, но и его анфилады были не бесконечны. Элен поняла это, оказавшись в угловой комнате, – дальше бежать было некуда. Она начала придвигать к закрытым дверям все, что попадалось ей под руки, строя баррикаду. Отчаяние и в нее вселило дополнительные силы. Она в одиночку подвинула большой письменный стол и одним движением взгромоздила на него кресло, которое в другой обстановке вряд ли смогла бы сдвинуть с места. В следующее мгновение дала о себе знать Лавиния. Страшный удар сотряс закрытые двери. Свирепая хромоножка, находясь под действием старинного индейского наркотического средства, была сильнее и опаснее разъяренного дона Диего. Она поняла, что добыча загнана в угол, и это сообщило ее усилиям дополнительную энергию.

Элен прижалась спиной к тумбе стола, уперлась ногами в большой книжный шкаф и пыталась сопротивляться этому натиску. Она стояла насмерть, от невероятных усилий и отчаяния слезы текли из глаз, пальцы царапали по паркету, но при этом Элен чувствовала, что неспособна удержать свои позиции. Еще удар, два, еще несколько мгновений – и Лавиния будет здесь.

В этот раз капитан Фаренгейт не успел увернуться, и рапира дона Мануэля попала ему в горло. Старик упал на колени, схватился руками за рану и, покачавшись, рухнул на бок.

– Пора кончать, – автоматически повторил дон Мануэль, стоя над трупом своего злейшего врага, который посмертно перейдет вскоре в разряд его родственников.

Теперь ему нужно было разобраться с этим неожиданным пожаром. Элен находится на третьем этаже, надо туда как-то проникнуть. Он отступил на несколько шагов от трупа и поднял рапиру, собираясь вытереть ее о край плаща, и вдруг услышал:

– Не спешите, дон Мануэль.

Испанец резко обернулся – всего в нескольких шагах от него стоял Энтони. В руках он сжимал шпагу, видимо, подобранную по дороге из тюрьмы.

Дон Мануэль довольно быстро пришел в себя, к нему вернулась его обычная самонадеянность. Он отлично помнил, в каком состоянии был Энтони еще сегодня днем. И эта человеческая развалина взяла в руки оружие? Что ж, чем меньше останется сегодня родственников у Элен, тем лучше.

– Вы хотели узнать, чья кровь на моем клинке? Я вам отвечу – кровь вашего отца. Если хотите, я могу смешать ее с вашей.

Энтони был не склонен к ведению светской беседы параллельно с поединком, он молча кинулся в атаку. После нескольких выпадов и контрвыпадов дон Мануэль заметил:

– Знаете, милейший, очень ощущается, что вы давно не держали оружия в руках. В этом деле только повседневные упражнения – залог успеха. В вашем положении было неблагоразумно пренебрегать ими.

Энтони и сам чувствовал, что шпага не слишком хорошо его слушается. Его покормили в кордегардии перед тем, как предъявить отцу, но этого было явно недостаточно, чтобы компенсировать несколько недель существования на тюремном рационе. Но даже сильнее, чем телесная слабость, Энтони мешала неразбериха в мыслях. Еще час назад он валялся на своей соломе в полной уверенности, что Элен его предала, что жизнь его кончена и дальнейшее существование не имеет ни малейшего смысла. Но вдруг явилась Аранта (ей пришлось отдать свои серьги и браслеты стражникам, чтобы они согласились ее пропустить в камеру Энтони, и самой остаться там вместо него), она в несколько секунд, которые у нее были, успела сказать много взволнованных слов, но в них оказалось не так уж много содержания. Маленькая испанка, проявляя истинную доблесть, не умела выражаться лаконично. По крайней мере одно Энтони понял – все обстоит не так просто и не так мрачно, как ему казалось. Имеет смысл еще раз объясниться с Элен.

– Что с вами, сэр Энтони, обычно вы весьма словоохотливы во время фехтовальных развлечений!

Лейтенант продолжал молча отступать под натиском неумолимо надвигающегося испанца, и конец его был бы, скорей всего, столь же печален, как конец сэра Фаренгейта, если бы не страшный вопль, донесшийся сверху.

Сражающиеся невольно разошлись на несколько шагов и подняли головы. Второй этаж пылал; в проеме между окнами третьего этажа стояла на узком карнизе Элен, с ужасом глядя вниз. Из открытого окна к ней тянулось странное существо в черном костюме. Ни дон Мануэль, ни Энтони не узнали в нем Лавинию. В правой руке она держала свой кинжал, которым пыталась дотянуться до своей жертвы. Она наносила один удар за другим и каждый раз промах сопровождала разочарованным криком. Элен медленно отступала по узкому карнизу, лезвие ножа то и дело царапало стену в нескольких дюймах от ее плеча. Один раз Лавинии удалось зацепить руку Элен, и брызги крови окрасили белое платье. Понимая, что из окна ей дотянуться до жертвы не удастся, Лавиния тоже начала выбираться на карниз. В отличие от Элен она передвигалась лицом к стене, держась за ее выступы левой рукой, отводя правую для удара. Отступать дальше Элен было некуда. Лезвие кинжала поблескивало в отсветах пламени. Лавиния максимально отвела руку и замерла, выбирая момент для удара. Они находились в полуярде друг от друга. Дон Мануэль и Энтони затаили дыхание. Соперницы на карнизе тоже на мгновение оцепенели. Так продолжалось несколько томительных секунд, наполненных только ревом пожара. В тот момент, когда Лавиния нанесла удар, Элен не стала от нее отшатываться, как можно было бы предположить. Наоборот, она сделала движение навстречу своей «лучшей подруге», так что та оказалась у нее на груди. Нож снова ударил в камень, но уже за плечом Элен. Лавиния потеряла равновесие и стала заваливаться на спину, она что-то кричала, ее руки хватали воздух. Элен на всю жизнь запомнила, как она будто пыталась вцепиться в нее своим сумасшедшим взглядом.

Пролетев сквозь волну пламени, существо в черном бархатном костюме плашмя упало на каменную мостовую и, шевельнувшись несколько раз, затихло.

Но время вздохнуть свободнее для Элен отнюдь не наступило. В комнату, из которой она выбралась в простенок между окнами, вошло пламя. Огонь бушевал и начинал ломиться в окна. И молчавшая во время схватки с «подругой» девушка, не выдержав, крикнула:

– Спасите!

Внизу стояли двое мужчин, имевших основание думать, что этот крик обращен к одному из них. Они замерли с обнаженными шпагами в руках. Крик «Спасите!» своей безличностью как бы уравнял их в правах. Им нужно было знать, к кому именно он обращен. И Элен, несмотря на всю чудовищность своего положения, поняла, что от нее требуется, и она закричала:

– Энтони, Энтони, спаси меня!

И вот тут лейтенант Фаренгейт показал, как он умеет драться. Страсть бьет силу, решимость – умение. Любовь, в конце концов, бьет ненависть.

Буквально после двух или трех бешеных выпадов дон Мануэль упал, пронзенный насквозь. Свою тяжелую кирасу он бросил на поле боя, чтобы было легче бежать, – настало время пожалеть об этом.

Но Энтони тоже было рано радоваться. Вырвав свою возлюбленную из лап одного соперника, он увидел, что она рискует оказаться в лапах другого, и значительно более опасного. Из обоих окон, меж которыми примостилась Элен, высунулось два огненных щупальца. «Это конец», – мелькнула мысль в голове лейтенанта. Прыгать с высоты пятнадцати ярдов, как это только что продемонстрировала Лавиния, было самоубийственно. Оставалось только сгореть.

Лейтенант завертелся на месте, скрипя зубами от бессильной ярости. Времени совсем не было: ни принести лестницу, ни… в этот момент он увидел лежащего у стены отца. Плащ! Он бросился к телу и, шепча: «Прости, папа, прости», – снял с него плащ. В это время на площади появились первые из ворвавшихся в город корсаров. Энтони крикнул им, чтобы они бежали к нему.

– Это молодой Фаренгейт, – сказал кто-то из них.

– Смотри, а вон там дочка капитана!

Корсары подбежали. Плащ был расправлен – он оказался очень широким. Энтони и еще трое человек, держа его за края, встали под тем простенком, на котором мостилась охваченная смертельным дыханием огня Элен.

– Прыгай, – крикнул Энтони.

Прыгать было страшно. Элен зажмуривалась от ужаса, ей никак не удавалось заставить себя шагнуть в пустоту. Сверху отцовский плащ казался не больше носового платка.

– Прыгай! – заорали все корсары, собравшиеся на площади.

Языки пламени уже буквально облизывали Элен. И она прыгнула.

Вместо эпилога

Победа далась корсарам тяжело. Помимо капитана Фаренгейта погиб доблестно сражавшийся Хантер, были тяжело ранены Доусон и Болл. Город горел два дня, и то, что пощадил огонь, было разграблено корсарами. Вероятно, если бы капитан Фаренгейт остался в живых, он попытался бы воспрепятствовать самым диким актам насилия и бесчинства, но с его гибелью сошел со сцены последний морской разбойник, который хотя бы отчасти мог считаться джентльменом.

Элен и Энтони отплыли из Санта-Каталаны, не дожидаясь окончания грабежей. До того как молодым людям удалось пожениться, они испытали еще один удар судьбы. Мистер Фортескью не позволил им остаться на Ямайке хотя бы до окончания срока их траура по отцу. Он мотивировал это тем, что, давая приют детям капитана Фаренгейта, он, как губернатор острова, косвенно поддерживает налет на Санта-Каталану, что не могло не вызвать неудовольствия испанского двора. Элен и Энтони поженились на Тринидаде, где и поселились в небольшом имении, купленном капитаном Фаренгейтом еще до того, как он стал губернатором Ямайки.

Это была не единственная свадьба: обвенчались также и Тилби с ван дер Стеррном. Вместе с этими семействами поселилась и Аранта, не пожелавшая ни оставаться в разгромленной Санта-Каталане, ни возвращаться в Европу. Она присоединилась к своей подруге после похорон отца и брата.

Несколько лет все они прожили в полной безмятежности, у обеих пар родились по двое детей. Казалось, что так может продолжаться вечно…

Примечания

АНКЕРОК – бочонок с водой.

БАКШТАГ – натянутый канат, поддерживающий мачту с кормовой стороны.

БАР – песчаная подводная отмель; образуется в море на некотором расстоянии от устья реки под действием морских волн.

БЕЙДЕВИНД – курс парусного судна относительно ветра, когда направление ветра составляет с направлением судна угол меньше 90 градусов.

БИЗАНЬ – нижний косой парус на бизань-мачте.

БРАНДЕР – судно, нагруженное горючими и взрывчатыми веществами; во времена парусного флота применялось для поджога неприятельских кораблей.

БРАС – снасть, служащая для поворота реи.

БРИГ – двухмачтовое парусное судно.

ВАНТЫ – оттяжки из стальных или пеньковых тросов, которыми производится боковое крепление мачт, стеньг или брамстеньг.

ВЕРПОВАТЬ – передвигать судно с помощью малого якоря – верпа; его перевозят на шлюпках, а потом подтягивают к нему судно.

ВЕРТЛЮЖНАЯ ПУШКА – пушка, поворачивающаяся на специально вращающейся установке – вертлюге.

ВЫМБОВКА – рычаг шпиля (ворота, служащего для подъема якоря).

ГАКАБОРТ – верхняя часть кормовой оконечности судна.

ГАЛЕОН – большое трехмачтовое судно особо прочной постройки, снабженное тяжелой артиллерией. Эти суда служили для перевозки товаров и драгоценных металлов из испанских и португальских колоний в Европу (ХV–XVII вв.).

ГАЛС – направление движения судна относительно ветра.

ГАНДШПУГ – рычаг для подъема тяжестей.

ГАФЕЛЬ – перекладина, к которой прикрепляется верхний край паруса.

ГИК – горизонтальный шест, по которому натягивается нижняя кромка паруса.

ГИНЕЯ – английская монета.

ГРОТ – самый нижний парус на второй от носа мачте (грот-мачте) парусного судна.

ИСПАНСКОЕ МОРЕ – старое название юго-восточной части Карибского моря.

КАБЕЛЬТОВ – морская мера длины, равная 185,2 метра.

КАМБУЗ – корабельная кухня.

КАПЕР – каперное судно, владельцы которого занимались в море захватом торговых судов (XVI–XVIII вв.).

КАПЕРСТВО – в военное время (до запрещения в 1856 г.) преследование и захват частными судами коммерческих неприятельских судов или судов нейтральных стран, занимающихся перевозкой грузов в пользу воюющей страны.

КВАДРАНТ – угломерный инструмент для измерения высот небесных светил и солнца; применялся в старину, до изобретения более совершенных приборов.

КВАРТЕРДЕК – приподнятая часть верхней палубы в кормовой части судна.

КИЛЬВАТЕРНАЯ СТРУЯ – след, остающийся на воде позади идущего судна.

КЛИВЕР – косой парус перед фок-мачтой.

КИЛЬСОН – брус на дне корабля, идущий параллельно килю.

КОРДЕГАРДИЯ – помещение для военного караула, а также для содержания арестованных под стражей.

КРЕНГОВАТЬ – положить судно набок для починки боков и киля.

КРЮЙС-МАРС – наблюдательная площадка на бизань-мачте (кормовой мачте судна).

КУЛЕВРИНА – старинное длинноствольное орудие.

ЛАГ – простейший прибор для определения пройденного судном расстояния.

ЛЮГГЕР – небольшое парусное судно.

НОК-РЕЯ – оконечность поперечины мачты.

НИРАЛ – снасть для спуска парусов.

ОВЕРШТАГ – поворот парусного судна против линии ветра с одного курса на другой.

ПИАСТР и ДУБЛОН – старинные испанские монеты.

ПЛАНШИР – брус, проходящий поверх фальшборта судна.

ПОЛУБАК или БАК – носовая часть верхней палубы судна.

ПОРТЫ – отверстия в борту судна для пушечных стволов.

РАНГОУТ – совокупность деревянных частей оснащения судна, предназначенных для постановки парусов, сигнализации и т. д.

РЕЯ – поперечный брус на мачте, к которому прикрепляют паруса.

РУМПЕЛЬ – рычаг для управления рулем.

САЛИНГ – верхняя перекладина на мачте, состоящей из двух частей.

СКУЛА – место наиболее крутого изгиба борта, переходящего в носовую или кормовую часть.

СХОДНЫЙ ТАМБУР – помещение, в которое выходит трап (лестница, ведущая в трюм).

ТАБАНИТЬ – грести назад.

ТАКЕЛАЖ – все снасти на судне, служащие для укрепления рангоута и управления им и парусами.

ТРАВЕРС – направление, перпендикулярное курсу судна.

УТЛЕГАРЬ – рангоутное дерево, являющееся продолжением бушприта.

ФАЛ – веревка (снасть), при помощи которой поднимают на судах паруса, реи, сигнальные огни и проч.

ФАЛЬШБОРТ – легкая обшивка борта судна выше верхней палубы.

ФАРТИНГ – мелкая английская монета.

ФЕЛЮГА – узкое парусное судно, которое может идти на веслах.

ФОК-ЗЕЙЛ – нижний прямой парус фок-мачгы (первой мачты судна).

ФОРШТЕВЕНЬ – носовая оконечность судна, продолжение киля.

ФУТ – мера длины, равная 30,48 см.

ХОЖДЕНИЕ по ДОСКЕ – вид казни. Осужденного заставляли идти по неприбитой доске, один конец которой выдавался в море.

ШКАНЦЫ – пространство между грот-мачтой и бизань-мачтой.

ШКАФУТ – средняя часть палубы судна, между кормовой и носовой надстройками.

ШКОТ – снасть для управления нижним концом паруса.

ШЛЮП – одномачтовое морское судно.

ШПИГАТ – отверстие в фальшборте или в палубной настилке для удаления воды с палубы.

ШПИЛЬ – ворот, на который наматывается якорный канат.

ШТАГ – снасть, поддерживающая мачту.

ЮВЕРС – блок для натягивания вант.

ЯРД – английская мера длины, равная 3 футам – около 91 см.