Текст книги "Боги ушли, твари остались"

Глава восьмая

Франц вернулся в гостиную в приподнятом настроении. Во время осмотра конюшни ему удалось разговорить простодушного Ульриха. Тот, польщенный похвалой порядка, в котором всё содержится, многозначительно намекнул, что хозяин не женится, потому что никак не может забыть свою трагическую любовь, о которой запрещено вспоминать. Как не подначивал его Франц, старик не поддался и лишь со вздохом многозначительно заключил: «Это была великая любовь! Слава богу, что не произошла, иначе фрау Габи сошла бы в могилу намного раньше». Дальнейших уточнений от Ульриха не требовалось. Франц понял, что шанс оседлать ситуацию значителен.

Кресло у камина оказалось занято незнакомым пожилым мужчиной в форме бригаденфюрера СС. Одутловатое лицо с разбухшим мясистым носом украшали усики а-ля Гитлер. Маленькие глазки были полузакрыты, а над ними нависал огромный царственный лоб мыслителя, обрамленный поредевшими седыми волосами, подстриженными ёжиком.

– Франц Вальтерхофф, – представился Франц.

Старик испуганно втянул голову в плечи.

– Тише. Садитесь, – подождал, пока Франц опустится в кресло, и продолжил шепотом: – Я – Виллигут, но о моем появлении здесь никто не должен знать.

– Понял, – откликнулся Франц.

Старик смотрел на него так, будто фамилия Виллигут должна была вызвать невероятную реакцию. Но Франц впервые её услышал и поэтому предположил:

– Вы родственник Альфреда?

Старик на мгновение окаменел. Его лицо сморщилось и нос навис над подбородком, словно вопросительный знак.

– Я последний потомок рода германских королей, – печально произнес он.

– Тогда предлагаю выпить, Ваше Величество! – радостно отреагировал Франц.

– Не надо… – запротестовал Виллигут, но тут же понял, что его жест может быть истолкован неверно, – не надо «величество», а выпить можно.

Франц наполнил стаканы виски.

– Рад познакомиться…

– И этого не надо. Просто выпьем.

Пил Виллигут медленно, не сводя сверлящего взгляда своих маленьких глаз с Франца. Опустевший стакан оставил в руке.

– Вы здесь один?

– С женой. Она отдыхает. – Франц кивнул головой в сторону лестницы, ведущей на второй этаж.

– Меня Альфред не предупредил, – заволновался старик, – а я привык, что он один.

– Мы случайно познакомились. А вы, стало быть, его друг?

Виллигут всё также печально усмехнулся.

– Действительно не знаете, кто я?

– Извините, не знаю. Мы с женой приехали в Берлин несколько дней назад. Из Австрии. У меня там небольшой бизнес.

– Не верю! – перебил его Виллигут. – Вы агент, шпион, разведчик!

Хмель, прочно овладевший сознанием Франца, мгновенно улетучился. Он постарался изобразить на лице добродушное недоумение. Но старик продолжил:

– И жена ваша шпионка!

«Еще не хватало, чтобы сейчас появились люди из гестапо!» – пронеслось в голове Франца. Он готов был к провалу их миссии, но не с такой же быстротой?! Только огромная сила воли и железные нервы позволили ему громко рассмеяться и предложить:

– Давайте выпьем! Вы, право, шутник!

– Я Виллигут и всех людей вижу насквозь.

– И что же разглядели во мне? – спросил Франц, крепкой рукой наливая виски в стаканы.

– Вы посланы следить за мной. Но не СС и не гестапо. Вы папский шпион. Вас послал Ватикан. Папа давно объявил меня главным врагом католиков. Он надеется отнять у меня мою ирминистскую веру, завладеть рунами моих предков. Ничего у вас не получится. Даже не доставайте пистолет, который спрятан у вас за поясом на спине. Он не поможет, ибо я бессмертен.

Франц немного успокоился. Старик был явно сумасшедшим. Но откуда он узнал про пистолет? Хотя, где его еще носить, чтобы не привлекать внимания?

– Я – плохой католик, – возразил Франц. – Папа вряд ли избрал бы меня для такой великой миссии. Лучше выпьем за ваше здоровье.

Виллигут поднёс стакан ко рту, но перед тем как выпить, произнёс:

– Я вам не верю.

После чего оба выпили. Франц достал пистолет и положил его на сервировочный столик.

– Вот, пожалуйста, он у меня для самообороны.

– От кого?

– Война, – пожал плечами Франц. Появление сумасшедшего старика могло спутать все их планы. Тем более, с такими дурацкими предположениями. Поэтому Франц участливо спросил:

– А почему вас ненавидит папа?

Виллигут склонился к столику. На нижней полке, заставленной банками с табаком и коробками с сигарами, нащупал черную пачку сигарет. Достал сигарету, понюхал.

– Люблю «Житан». Больше у этих лягушатников ничего стоящего нет. А черный табак, это – да! – и закурил, закрыв от удовольствия глаза.

Франц взял из коробки гаванскую сигару. Курить так курить!

– Впервые встречаю в доме Альфреда человека, которому неизвестно кто такой Карл Мария Виллигут. Виллигут – это Германия! Её история! Её слава… и гордость Третьего рейха!

– Ого, – вытаращил глаза Франц.

Старик сделал еще несколько глотков виски.

– Вся СС построена на идеологии моего рода. Сейчас я готовлю для рейхсфюрера Гиммлера записку о своем плане разгрома русских. Уверен, его оценят по достоинству.

Франц окончательно успокоился – перед ним сидел сумасшедший.

Оба не заметили, как в гостиную бесшумной походкой вошёл Альфред. Он был бледен и явно чем-то озадачен.

– Герр Вайстер, – обратился он к старику, – не ожидал вас увидеть сегодня.

– Я сбежал от Эльзы, – шепнул старик тоном проштрафившегося школьника, – если бы ты знал, какая тоска прозябать в провинциальном городишке.

– У меня гости, вы уже познакомились?

– Вижу… Шпионы! Держи с ними ухо востро, – старик упорно не хотел слезать с темы.

– Я перед вами уже разоблачился, – шутливо подыграл Франц.

Виллигут посмотрел на него совершенно трезвым взглядом и покачал головой.

– Как бы не так! Я знаю, о чем говорю.

Альфред сделал вид, что не придал значения их пикированию. Лишь почтительно напомнил старику:

– Ваша комната, как всегда, ждёт вас.

– Спасибо. Еще стаканчик выпью. Присоединяйся.

Альфред присел на низкий табурет, обитый кожей. Взял стакан, в который Франц тут же налил виски. Виллигут перевел свой испытывающий взгляд с гостя на хозяина. Причмокнув, предрёк:

– Между вами возникнут большие проблемы. Врагами не станете – что-то будет вас крепко связывать, но постарайтесь избавиться друг от друга. Учти, Альфред, он – чужой.

– Франц – муж потрясающей женщины, – спокойно ответил Альфред и выпил.

Франц и Виллигут последовали его примеру, после чего повисло напряжённое молчание.

– Женщина – это так мало! – изрёк Виллигут. – Господь даёт человеку разум, чтобы он осознал всю нерасторжимость огромного мира, а человек использует его, чтобы понять свою жену. Мы, немцы, должны навсегда освободиться от женщины, иначе окончательно превратимся в тупых бюргеров. Женщина дает жизнь, а распоряжаемся этой жизнью мы. У женщины одна-единственная функция – рождение ребёнка. А мы почему-то требуем от неё большего. Того, на что она не способна, потому что не предназначена. Теряем всё! И ради чего? Смерть человека полезна тогда, когда является продолжением жизни нации… То, о чем я говорю, вы скоро сами поймёте…

Виллигут глубоко затянулся сигаретой, выдохнул дым и неожиданно заснул, закинув голову назад. Альфред осторожно вытащил окурок, зажатый между его пальцами, и затушил в пепельнице.

– Он сумасшедший? – тихо спросил Франц.

– Он пророк, – всё также спокойно ответил Альфред, – личный советник Гиммлера. Представитель древнейшего рода. Его родовые воспоминания являются нашей истинной историей.

– Мне показалось, что несет чушь.

– Возможно. Ему виднее. В последнее время старик много пьёт. Вообще-то он всегда пил. Это не мешает его памяти восстанавливать события тысячелетней давности. Сейчас на него ополчились чиновники из «Аненербе». Его пророчества вызывают раздражение. А я люблю его послушать.

Франц решил сменить тему:

– Надо бы проведать Аделию.

– Она отдыхает, – без тени смущения произнёс Альфред и тут же предложил: – Поднимемся в бельведер. Не станем мешать старику отдыхать.

Из арочного окна бельведера открывался дивный вид на озеро Ванзее – ностальгическая картинка из утраченной мирной жизни. Альфред подошел к распахнутому окну и, не оборачиваясь, спросил:

– Вы хотите, чтобы Аделия сама всё рассказала?

– О чём?

– Как она из сибирской тюрьмы попала в Берлин.

Франц оценил деликатность Альфреда. Разговаривать с его спиной было комфортней. Вопрос не мог сбить с толка. Он был слишком предсказуемым.

– Из её уст прозвучало бы убедительней.

– Вы же сами предупредили о расшатанных нервах.

– О, да.

Франц не сомневался, что, пока осматривал конюшню, Альфред успел переговорить с Аделией. И она, наверняка, выпалила всё. Но что именно? Во всяком случае, он отступать от легенды не собирался.

– Вы не боитесь?

– Чего? – пожал плечами Альфред. – Ваш пистолет остался на столике возле камина.

– Правды…

– Нам от неё никуда не деться.

– Дорогой Альфред, я вам рассказал о своём знакомстве с Аделией, о том, как она стала моей женой. Больше мне сказать нечего. Лучше объясните, почему это вас так интересует. И при чём тут Сибирь?

Альфред резко развернулся.

– А вам это неизвестно?

– Нам обоим многое известно. Не думаю, что обо всём не стоит рассказывать.

– Пожалуй, вы правы. Но я хочу знать всё.

– Зачем?

Альфред подошел вплотную к Францу. Посмотрел на него жёстким, не терпящим возражений, взглядом.

– Затем, что я люблю Аделию. И хочу понять, как судьба устроила мне эту встречу.

– Наша встреча – чистая случайность.

– Допустим. Кто её вытащил из Сибири?

– Мне о таких деталях её биографии ничего не известно.

– Но кто-то же её переправил из России в Канаду?

– Если предположить, что я, тогда прав ваш старик, обозвавший меня советским шпионом.

– Он этого не утверждал.

– Послушайте, если вы на самом деле влюбились в Аделию, всё остальное должно быть для вас абсолютно безразлично. А если хотите проверить меня на вшивость, то я всё рассказал.

Альфред понял, что вызвать Франца на откровенность не получится. Это означало, что его, Альфреда, хотят сделать участником какой-то продуманной игры. Есть ли у этой встречи кукловоды? Кто они? И как долго может продлиться эта неопределённость?

Франц, в свою очередь, не торопился раскрывать карты. Ещё не ясно, на что ради любви готов этот стопроцентный нацист. Дружба с Виллегутом лишь подтверждает его преданность идеям национал-социализма. Такой ради долга может пожертвовать любой, даже самой сильной, привязанностью.

– Хорошо, – неожиданно примирительным тоном произнес Альфред, – если вы желаете продолжить маскарад, я не возражаю… пока. Никто из нас ничем не рискует… пока. Знайте одно, я люблю Аделию и эта любовь во мне неизменна.

– Мне бы не хотелось оказаться в роли почтенного рогоносца. Но и препятствовать вашим отношениям не стану. Она находится в слишком неуравновешенном психическом состоянии. Её нервная система расшатана. Поэтому нам обоим не следует выяснять отношения в её присутствии, – миролюбиво предложил Франц.

– Согласен, – кивнул головой Альфред, – предлагаю вернуться к отличному виски.

– С огромным удовольствием, – согласился Франц.

Глава девятая

После ухода Альфреда Аделия впала в оцепенение. Она лежала с открытыми глазами. И сколько ни пыталась, не могла сосредоточиться ни на одной мысли. Лишь обрывки воспоминаний подобно видениям непрерывной лентой мелькали перед ней. Никогда прежде Альфред не отстранялся от её тела. Он был нежным и напористым любовником. Ощущения их близости навсегда были стёрты из эмоциональной памяти страшными страданиями, пережитыми во время изнасилования. Этим воспользовалась Лида Померанец. Она вела себя сдержанно, но иногда опекала Аделию слишком ласково. Причём ласки эти были порывистыми, случайными, ненавязчивыми. Сначала они пугали девушку, особенно когда широкая ладонь Лиды скользила по её спине и мягко прилипала к ягодицам. Даже через грубую материю ощущалось тепло и энергия, идущая от её руки. Чаще всего объектом ласк становились ноги Аделии. После утомительных танцев Лида любила делать массаж своим ученицам. Это действовало не только расслабляюще, но и приносило какие-то незнакомые ощущения, напитывавшие тело новыми эмоциями. Через некоторое время Аделия сама стала с нетерпением ожидать этих прикосновений и даже ревностно отмечать, что Лида делает массаж другим женщинам чаще, чем ей. Поэтому, когда однажды в уже остывшей парилке Лида прижалась к ней всем своим крупным мягким телом, она испытала бурю восторга и позволила делать с собой, всё что угодно. С той минуты она превратилась в преданную любовницу своей старшей подруги. Эта привязанность не ассоциировалась у неё с какими-то нравственным табу. Она вполне согласилась с фразой Лиды: «Так жить приятней». Но в своих мечтах всё равно продолжала грезить о своём Альфреде.

Сегодня он отказался от неё. Почему?! Ведь она успела почувствовать, как страсть овладела его телом. Каким прерывистым и горячим стало его дыхание, как мелкие судороги заставили его трепетать и жадно впиваться в её губы. Неужели он испугался присутствия Франца? А, может, понял, что его заманивают в капкан? Да, именно это… Ведь, что ни говори, но понять, как она вдруг из советского лагеря оказалась в Берлине, и не заподозрить неладное – невозможно!

Всю ночь Аделию обуревали не мысли, а эмоции. У неё не было больше сил ни врать, ни оправдываться, ни объяснять. Она хотела только одного – умереть. Все эти долгие годы она не надеялась на встречу с Альфредом. Даже когда следователь объяснил, зачем её посылают в Германию, Альфред оставался для неё идеальным героем воспоминаний, не имеющим отношения к реальной жизни. Поэтому и согласилась, ибо не верила в эту встречу. Сейчас она жалела, что не умерла в лагере. Идеальная романтическая история с трагическим финалом грозила превратиться в постыдный фарс.

Как ей не хватало сейчас Лиды Померанец. Она бы нашла выход из этой ситуации. В отличие от большинства зэчек Лида не тосковала о свободе и не надеялась на освобождение. Она жила своей внутренней жизнью, и никакие внешние обстоятельства не нарушали её душевной гармонии. Аделии казалось, что Лида ставит ей одной известный эксперимент над собой и над окружающими её людьми. Причем не только над зэчками, но и над лагерным начальством. Все готовы были выполнять любое её желание. Если бы ей вздумалось покинуть лагерь, никто бы этому не воспрепятствовал. Это не был гипноз. То есть она им, конечно, владела, но кроме этого ей были подвластны биоритмы всего человеческого сообщества, объединенного Белморлагом. Она никогда ни о чем не просила. Каждый, в независимости от своего положения, старался ей угодить.

Лида внушала Аделии мысли лукавого учителя танцев и назидательно повторяла: «Нужно разрушить склонность к внушаемости. В ассоциации с любовью и насилием, которые повлекли за собой страдания, чтобы не испытывать снова этот процесс, концентрируйся на отвлеченном, на одном и аккумулируй такую энергию, которая может убить волка». Аделия слушала её внимательно. Не всё понимала, не во всё вникала, но слова Лиды четко отложились в эмоциональной памяти. Иногда они возникали не в голове, а в действиях и поступках. Тогда Аделия с удивлением ловила себя на том, что поступает так, как требовала Лида Померанец. Она, послушная ученица, еще не могла объяснить свои некоторые поступки, но уже была способна их совершать.

Воспоминания о Лиде преследовали её всю ночь. И не зря… Аделия открыла глаза, когда первый луч солнца только собирался разогнать предрассветный июньский сумрак. Встала с постели и подошла к окну. Глубоко вдохнула свежий, пахнущий клевером, воздух и почувствовала себя совсем другой, не той, которая всю ночь мучилась неопределенностью, а женщиной, способной вернуть себе любимого. Сейчас в её сердце разгорелся огонь ревности. Альфред снова должен был стать её возлюбленным. Раз она не умерла, значит, и любовь не должна умереть. Ни о чем другом она больше не хочет думать. Они снова будут вместе наперекор любым обстоятельствам. Она не станет ничего объяснять, ни признаваться в чём бы то ни было, ни оправдываться. Её к нему привела любовь. И от него, кроме любви, ничего не надо. А в остальном пусть разбирается с Францем и поступает, как сочтёт нужным. Так она решила.

Поэтому, когда в дверь осторожно постучали, Аделия не сомневалась, что это Альфред. Решительно распахнула её настежь. В комнату вошел Франц. Он ещё не протрезвел от вчерашних возлияний, выглядел мрачным и жалким одновременно. Не обращая внимания на её удивление, подошёл к креслу, грузно опустился в него.

– Я еще сплю, – тон её был раздраженным.

– А я – нет… не могу. Что у тебя с Альфредом?

– Ничего. В любом случае не твое дело.

– Моё. Между нами вчера произошел разговор. Надо что-то решать. Боюсь, он не выдержит неопределенности.

– Решай. Я хочу спать.

– Альфред всё также любит тебя?

– Не уверена…

– Тогда наше дело швах. Вчера он был очень нервным.

– Ещё бы. Надеялся, что как мышь сам полезет в мышеловку?

– Мышь интересует не мышеловка, а сыр. Ты обязана любым способом возбудить в нём прежние чувства!

– Больше нечего сказать?

– Есть! Ухожу в полную несознанку. Ни о какой Сибири, лагерях ничего не знаю. Познакомился с тобой в Канаде.

В ответ Аделия невольно рассмеялась. Ведь всего несколько минут назад она решила избрать такую же тактику. Переложить всё на плечи Франца.

– Что с тобой? – угрюмо спросил Франц, не привыкший к её смеху.

– Мы оба хотим, чтобы Альфред не задавал никаких вопросов. Смешно на самом деле. Меня сюда привела любовь, больше признаваться не в чем.

– Тебя сюда привёл долг перед родиной! Попробуй его не выполнить, и я сам тебя пристрелю. А не удастся мне, это обязательно сделают другие. Предателей не прощают.

Она взглянула на него с вызовом.

– Я могу предать только свою любовь. Но никогда этого не сделаю.

Снова раздался стук в дверь. Франц поднял руку и жестом приказал молчать. Но Аделия громко произнесла:

– Входи, Альфред!

Дверь открылась, это был действительно он. Неловкое молчание повисло в воздухе. Мужчины старались не смотреть друг на друга. Зато Аделия почувствовала в себе невероятный душевный подъём. Она горделиво вскинула голову. На скулах вспыхнул румянец, полные губы изобразили лукавую улыбку.

– Что это вам обоим не спится с утра?

Франц понял, что хорошо бы убраться побыстрее. Но статус мужа не позволял столь позорно ретироваться. Альфред явно не рассчитывал увидеть его здесь. Он остался в дверях, упорно глядя себе под ноги. На нём был домашний шелковый стёганый халат рубинового цвета, мягкие кожаные сапоги и черная рубашка с кружевным воротником. Белобрысые взъерошенные волосы почти сливались с бледностью лица, отмеченного жесткими складками у губ и синевой под глазами. Казалось, он сейчас исполнит какую-то надрывную оперную арию.

– Франц, оставь нас, – неожиданно властно потребовала Аделия.

Со вздохом облегчения тот оторвался от кресла, и, проходя мимо Альфреда, по-дружески похлопал его по плечу. Альфред не отреагировал. Продолжал стоять как вкопанный, пока на лестнице, ведущей в гостиную, раздавались шаги Франца. Как только они стихли, захлопнул дверь. В тот же момент Аделия рванулась к нему. Прижалась лицом к его оголённой груди. Положила руки на плечи и заплакала не то от страха, не то от счастья. Альфред ощутил кожей, насколько горячи и обильны её слёзы.

– Что происходит? – тихим голосом спросил он.

– Франц перепил. Не может вспомнить, о чём вы вчера говорили. Боится оказаться третьим лишним. Ты ему рассказал о нас?

– Нет. А разве он не знает?

Аделия впилась пальцами в плечи Альфреда, боясь потерять самообладание.

– Я всю ночь не спала. Ты так резко ушел. Неужели никогда не мечтал об этом моменте?

Рука Альфреда осторожно легла ей на голову. Адель подняла лицо, и их губы слились в долгом жадном поцелуе.

– Я тебя не отпущу… – прошептала Аделия.

– Ты единственная, с кем я был счастлив, – выдохнул Альфред. Он почувствовал, что больше не в силах сопротивляться мучительной неопределенности. Поэтому позволил её цепким рукам стащить с себя халат и рубашку. А после страстных поцелуев, которыми осыпала его тело, подхватил её на руки и уложил на кровать.

Аделия задыхалась от предчувствия счастья. Каждое движение Альфреда будило в ней чувственные воспоминания их былой близости. Они оба не забыли тех ласк. И вот оно свершилось! Оба слились в единое целое. Но в ту же секунду предательский обруч боли сковал затылок и виски Альфреда. Стиснув зубы, он решил продолжить, надеясь, что на этот раз боль отпустит его. Движения стали нервными, конвульсирующими, жёсткими. Аделия отвыкла от грубого мужского проникновения. Лида породила в ней культ ласки. Поэтому вместо сексуального восторга, её сознание охватил ужас пережитого изнасилования. Со стоном она почувствовала, что хочет прекратить эти муки. Словно догадавшись, Альфред содрогнулся всем телом, вскрикнул и свалился на бок.

Аделия не поняла, что случилось. А когда открыла глаза, то увидела, что Альфред, стиснув руками голову, буквально катается по постели.

– Что с тобой? – испугалась она.

В ответ Альфред буркнул что-то невразумительное. Как он был сейчас не похож на того возлюбленного, который в такие минуты казался ей Богом. Властелином её тела, повелителем чувств и желаний.

– Что случилось? – повторила Аделия.

Альфред затих. Слышалось его прерывистое свистящее дыхание. Она боялась прикоснуться к нему. Тут же возникла мысль, что это она всё испортила.

– Я сделала тебе больно?

– Погоди, – прохрипел Альфред. С трудом приподнялся, слез с кровати, прихватил валявшийся на полу халат и с искажённым от боли лицом вышел из комнаты.

Аделия осталась лежать на спине, бессмысленно уставившись в потолок. Второй раз Альфред внезапно покинул её без всякого объяснения причины. Но теперь она чувствовала свою вину. Любовь, гревшая душу, не смогла растопить многолетний лёд, сковывавший её тело. Оно не отозвалось на прилив страсти. Альфред почувствовал это, и что-то в нём надломилось. Аделия с тоской вспомнила о Лиде, сумевшей перестроить её организм на совершенно иные ощущения. Когда-то это спасло её саму от травмы, нанесенной групповым изнасилованием, но сейчас могло стать непреодолимым препятствием в отношениях с Альфредом.

Он вернулся, как ни в чём не бывало. Маска страдания исчезла с лица. Глаза сверкали лихорадочным блеском. На щеках появились розовые пятна. Аделия протянула к нему руки.

– Я что-то сделала не так?

Альфред подошёл к кровати, опустился на колени. Некоторое время он, молча, целовал её груди. Потом зарылся в них лицом. Она гладила его белые шелковистые волосы. Оба неожиданно почувствовали себя теми – молодыми влюбленными, счастливыми… Не сговариваясь, мысленно перенеслись в то давнее липецкое лето, в укромный уголок леса, где они с восторгом предавались любви.

– Прости,… со мной не всё в порядке… – прошептал Альфред.

– Ты о чём?

Альфред поднялся с колен, сел на край кровати. Его мужественное лицо потеряло свою жёсткость и казалось совершенно беззащитным.

– Во всём виновато ранение. Во время высадки десанта на Крит меня тяжело ранило в голову. После долгого лечения списали из полка. Вроде всё восстановилось, но во время секса возникает страшная головная боль. Я почти теряю сознание и не способен довести до конца…

– Вот почему ты не женат! – невольно вырвалось у Адели.

– Я пробовал много раз… дело не в этом. Ты для меня совсем другое. Хотя, как же без этого?

Признание оказалось столь неожиданным, что Аделия мгновенно забыла о своих страхах. Главное – дело не в ней! Невероятная нежность охватила её душу.

– Не надо, не будем об этом. Почему сразу не сказал? Так мучился. Я столько лет люблю тебя и совсем не поэтому. Даже забыла, как это происходит…

– А муж? – не удержался Альфред.

– Между нами никогда этого не было. Мне представить страшно, что кто-нибудь кроме тебя может овладеть моим телом.

Альфред недоверчиво улыбнулся. Он уже стал привыкать, что Аделия окружена сплошными неясностями. Но услышать такое признание и поверить – был не готов.

Она напрочь забыла обо всех легендах и предосторожностях. Ей важно было доказать.

– Я десять лет провела в лагере. Однажды туда приехал офицер НКВД. Увидел меня, влюбился и предложил стать его женой. Взамен обещал вытащить на свободу. Я согласилась. В Москве выяснилось, что его посылают в командировку в Канаду, и я должна ехать с ним. Потом мы оказались здесь. За всё это время между нами ничего не было. Сначала он настаивал, потом плюнул и стал пить.

– Подожди! Так он кто? Русский? Немец? Австриец?

– Не знаю. Он спас меня. Вытащил из лагеря.

– Выходит, он – советский шпион?

Внутри у Аделии что-то оборвалось. Всё! Свершилось! Теперь будь, что будет!

– Не знаю, – пожала плечами, – он меня в свои дела не посвящает.

На Альфреда обрушилась слишком невероятная информация. Он смотрел на Аделию и не понимал, как ему реагировать.

– Иди ко мне, ляг рядом. Судьба смилостивилась над нами. Мы встретились. Мы вместе… Остальное к нам не имеет никакого отношения.

Альфред подчинился. Тело Аделии было настолько притягательным, что, находясь рядом, он не мог ни на чём сосредоточиться. А её признание потрясло своей простотой и безыскусностью. К тому же сделанный укол морфия, которым Альфред пользовался, чтобы укротить боль после некоторого возбуждения, вызвал легкое отупение. Альфреду захотелось вновь окунуться в воспоминания. Только туда можно было сбежать от необходимости реагировать на услышанное.