Текст книги "Боги ушли, твари остались"

Глава двадцать седьмая

Аделия проснулась в объятиях Альфреда.

– Какие ужасные люди, – грустно произнесла она.

– Ты о чём?

– О вчерашнем. Всю ночь снились. Этот толстый сальный Бальдур. Все время пытался схватить меня за бедро. И это при жене!

Альфред рассмеялся:

– Гауляйтер безопасен. Его волнуют розовощёкие венские юноши. Несколько раз давал клятву исправиться. Фюрер пока закрывает на это глаза.

– Ужас… А Лёй, он что, алкоголик?

– Законченный.

– А Инга – любовница Гитлера?

– Фюрер выше этого. К тому же Гофман познакомил его с Евой Браун.

– А как же обнаженный портрет?

– Пусть это заботит Лея. Но он, по-моему, только рад.

– Какая гадость.

Альфред встал с постели, накинул халат и серьезно предупредил:

– Очень прошу тебя не обсуждать этих людей. Они служат фюреру. Он им доверяет, а значит, каждый из них достоин уважения.

– Ты это серьезно? – с беспокойством спросила Аделия.

– Более чем. В нашем обществе не принято обсуждать товарищей. Каждый всего лишь деталь огромного механизма, созданного фюрером.

– И ты?

– И я. Придется с этим смириться. А лучше всего попытаться понять великую миссию Третьего рейха и забыть о своих коммунистических привязанностях.

– Я не смогу, – честно призналась Аделия. – Идет война, гибнут тысячи людей. Ваши солдаты распинают мою страну. Разве можно? Любовь к тебе – моё личное дело, но я ненавижу всё, что вокруг тебя.

Альфред был явно озадачен. В его черно-белом восприятии мира чувство долга превалировало надо всем остальным. Он мог простить Аделии её согласие шпионить за ним, но терпеть идеологического врага в своей постели не собирался.

– Так, давай поговорим, – запахнул полы халата и сел в кресло. – Через два, максимум три месяца война закончится. Россия станет колонией. С коммунизмом будет покончено. На всей территории восстановится новый порядок. Мы с тобой даже сможем съездить в Москву и постараться найти твоих родителей. Поэтому рассуждать о том, что лучше – национал-социализм или коммунизм – бессмысленно. Просто выбрось из головы. Той прошлой жизни ни у тебя, ни у вашей страны больше не будет.

– Почему считаешь, что война так быстро закончится? – с недоверием спросила Аделия.

– Потому что знаю, о чем говорю. Лично я для этого приложил все свои силы. Но это тебя не касается. Мои дела – табу. Мы встретились благодаря нашей любви, и ни о чем больше тебе думать не следует.

– Ты можешь хотя бы избавить меня от общения с этим сбродом.

Нельзя сказать, что самому Альфреду Лей, Бальдур, князь Орланский были симпатичны. Он знал, что они приспособленцы и тупые исполнители, погрязшие во всех пороках. Но ведь у власти других не бывает. Обсуждать их с Аделией он не собирался.

– Пойми, у Германии есть один великий человек – фюрер. Вера в него позволяет не реагировать на всякую ерунду. Поэтому не думай о них и держи язык за зубами. Дружбу с Ингой и Хенни придется поддерживать. Они от тебя не отстанут. Но пока идет война, так будет лучше. Не хочу, чтобы кто-то усомнился в твоем происхождении. Гестапо набило руку на выявлении шпионов. Когда человек на виду, вокруг рождаются сплетни. А когда он прячется ото всех, возникают подозрения.

Альфред встал с кресла, подсел на край кровати, взял Аделию за руку.

– И вот еще что. Надеюсь, ты не будешь применять свои ненормальные способности ко мне?

– Нет у меня никаких способностей. Сама толком не знаю, что могу и что из этого получится. Вчера бокалы взорвались от охватившей меня ненависти. Я и не собиралась их разбивать.

– Получилось эффектно. Я не боюсь твоих психоделических наклонностей. Моя воля в порядке…

Аделия прижалась к нему.

– Ни за что, любимый. Я действительно ничего не хочу вспоминать, буду жить только ради нашей любви. Большего мне не надо.

Их разговор прервал телефонный звонок. На проводе был Франц.

– Сегодня вечером, – сказал он.

– Где?

– На схеме место указано до сантиметра. Можете съездить и предварительно осмотреться.

– А вы?

– Я и так готов. Пусть Аделия возвращается в «Эден». Движение начнём в восемь вечера. Возьмите с собой свидетелей.

– Хорошо.

Франц, не прощаясь, повесил трубку.

Альфред посмотрел на Аделию. Представил её в разбитой машине и испугался.

– Вдруг что-то пойдет не так?

– Успокойся, я бы почувствовала.

– Почему должен верить?

– Будет очень глупо умереть в самом начале нашей любви.

Глава двадцать восьмая

Позвонил портье и сообщил, что к Францу пришел посетитель.

– Проводите его, – сказал он и на всякий случай достал из чемодана пистолет. Положил его на стол под газету.

В номер вошел тот самый оценщик.

– Гюнтер Краузе, – напомнил он о себе.

– Помню, помню, – Франц встал навстречу гостю, – что привело вас ко мне? Как нашли?

– Позвонил в вашу контору, там назвали адрес этой гостиницы.

– Прекрасно, чем могу служить? – Франц старался не замечать болезненной бледности лица оценщика, от которой даже его нос казался загорелым.

Герр Краузе достал из портфеля коробку и положил на стол.

– Вы меня обманули. Здесь не драгоценности, а дешевая бижутерия. Если вы не вернёте мне деньги, я иду в полицию.

– Погодите, кто вас обманул? Вдова Кенцель принесла нажитое годами!

– Не знаю, как у вас получилось, но вы отъявленный мошенник!

– Погодите, давайте разберемся. Присаживайтесь.

– Верните деньги. Иначе я иду в полиции.

– Успеете вы в полицию. Тут недалеко. Но поверьте, – я сам в недоумении. Вы же специалист?!

Оценщик печально сел за стол.

– На меня что-то нашло. Думаю, это гипноз. Вы меня загипнотизировали.

– Помилуйте! – воскликнул Франц. – Какой из меня гипнотизёр. Меня даже дети не слушают. Тут какая-то ошибка.

– Значит, она…

– Вдова Кенцель уважаемая женщина. В её коробке не могло быть подобного хлама.

При этом Франц демонстративно достал несколько цепочек, колье, покрутил в руках.

– Понятия не имею. Как по мне, так настоящие.

– Вы деньги будете возвращать?

– Откуда? Они у вдовы, вдова уже в Цюрихе…

– Что ж, тогда я в полицию, – оценщик встал и спрятал коробку в портфель.

– Почему в полицию? Идите сразу в гестапо.

Оценщик испуганно посмотрел на Франца.

– Чего время терять. У вас ведь есть договор с фрау Кенцель?

– Есть.

– То есть вы официально взяли под залог драгоценности у еврейки? Очень мило… Вот там обрадуются. Думаю, назад вас уже не выпустят.

Только сейчас до оценщика дошло, что это конец. Он как-то весь обмяк и повалился на стул. Франц заботливо налил из графина воду, поднес ему стакан:

– Выпейте.

Герр Краузе сделал безвольный глоток. Уставился на него взглядом, полным ужаса:

– Вы меня погубили…

– Это вы хотите себя погубить. Не вешайте носа, старина!

– Если я вернусь в ломбард без денег, меня арестуют.

– А если в полицию, тем более. У вас ведь есть жена. Дети?

– Двое…

– Так не годится. Нужно вам помочь.

Из глаз оценщика текли слёзы. Он мысленно прощался с семьёй, с жизнью. Впереди маячила перспектива концлагеря. Но возле него крутился энергичный и неунывающий Франц.

– Значит, так! Вам надо немедленно исчезнуть. Возьмёте мои документы, переоденетесь, вот в этот костюм. Он немного на вас большой, но подумают, что похудели. Для солидности. Вот мой портсигар с монограммой…

Оценщик плохо понимал, чего от него хочет этот человек. Тогда Франц достал чемоданчик, открыл его и продемонстрировал содержимое. Это были швейцарские франки. Герр Краузе слегка пришел в себя.

– Поскольку вы – пострадавшая сторона, возьмете эти деньги, и я переправлю вас в Швейцарию по нелегальному коридору, по которому я вывез фрау Кенцель. Ясно?

– Вы кто? – выдавил из себя оценщик.

– Какая разница! В настоящее время ваш друг. Скоро вернётся моя жена, и мы поедем. А пока пошли, спустимся в ресторан и пообедаем.

Альфред поручил Ульриху отвезти Аделию в гостиницу и тут же по телефону пригласил к себе Бенко и Гофмана. Те мгновенно откликнулись, поскольку хотели обсудить вчерашний вечер.

Генрих появился с фотографиями, на которых умудрился запечатлеть, как лопнули бокалы в руках.

– Шедевр! – повторял он.

Бенко, приложившись к бутылке, спросил:

– Как же ты собираешься жить с такой ведьмой?

– Со мной она фокусы не проделывает.

– Какая в ней сила! Ничего подобного не видел. Каждый раз удивляет, – не успокаивался Бенко.

– Молодец, Альфред, – поддержал Гофман, – если уж жениться, так на такой женщине. А муж у неё просто идиот. Так нахамить моему зятю. Я, разумеется, попросил его забыть о происшествии, но лучше этому Францу о себе не напоминать.

– Пусть его отправят на Восточный фронт, – предложил Бенко.

– Друзья, забудем о нём, – примирительно отозвался Альфред, – сегодня я должен забрать у него Аделию навсегда.

Гофман и Бенко переглянулись.

– Рискованный ты парень, – заметил Бенко. – К чему такая спешка?

– Не видишь, он влюблён, – оценил Гофман.

Альфред скромно улыбнулся. Стрелка каминных часов показывала начало восьмого.

– Предлагаю прокатиться в одно очень заманчивое место.

– Будут дамы?

– Да! Устроим мальчишник, – соврал Альфред, зная, чем возбудить приятелей.

– Не трезвыми же туда ехать? – Бенко склонился над сервировочным столом, на котором стояли бутылки.

К концу обеда оценщик совершенно потерял ощущение реальности. Он то плакал, то взывал к совести Франца, то благодарил за поддержку. Просил разрешить взять с собой жену Эрну. Франц обещал при первой возможности переправить её и детей.

– Денег вам хватит, заживете отлично, – убеждал он.

– Что ж вы со мной наделали, – качал головой оценщик и пил шнапс.

В половине восьмого в ресторане появилась Аделия.

– А вот и моя жена. Всё, нам пора! – Франц встал из-за стола. – Знакомься, милая. Это герр Краузе. Он едет с нами.

Оценщик поклонился ей, при этом не признав в Аделии ту самую вдову.

– Что ты надумал? – спросила она.

– Не твое дело. Идем к машине.

Он подхватил оценщика и потащил его к выходу.

Альфред набрал скорость. Сейчас будет поворот, указанный на схеме. Навстречу должен выскочить автомобиль Франца.

– Куда так гонишь? – спросил Гофман.

– К девчонкам! К девчонкам! – радостно крикнул Бенко.

Приятели сидели сзади и не видели, как капельки пота покрыли лоб Альфреда. Он был испытанным летчиком, никаких столкновений в небе не боялся, но сейчас нужно было проявить чудеса вождения.

Вот из-за поворота появилась машина Франца. Пересекла сплошную и устремилась на Альфреда. Франц направил автомобиль левым боком на заднее колесо машины Альфреда. Удар пришелся в районе багажника. Машину развернуло. Гофман и Бенко ударились головами. Альфред с трудом удержал руль и дал по тормозам. Машина пошла юзом и съехала на обочину.

А Франц крикнул Аделии:

– Выпрыгивай!

Она вывалилась прямо на асфальт, после чего автомобиль вынесло с дороги и ударило правым боком о дерево. Ветка, попав в открытое окошко, пригвоздила оценщика к сиденью.

Франц с трудом перетащил его на место водителя, коротнул проводку, дождался, пока машина загорится, схватил чемоданчик с деньгами и, пользуясь дымовой завесой, исчез в кустах.

Альфред подбежал к лежавшей на дороге Аделии. Схватил её на руки.

– Цела?

В ответ она слабо улыбнулась. Рядом появился Бенко.

– Откуда она здесь?

– Случайно, – процедил сквозь зубы Альфред и понес Аделию в машину.

Оттуда уже выкарабкался Гофман с фотоаппаратом в руках и помчался снимать догорающий автомобиль.

Глава двадцать девятая

Когда Аделия открыла глаза, первое, что увидела, огромный букет роз в зеленом кувшине на белой тумбочке. Они были какого-то невероятного жемчужного цвета. Аделия улыбнулась им. Над ней склонилась сиделка.

– Где я? – прошептала Аделия.

Сиделка сделала несколько знаков рукой, давая понять, что она глухонемая. При этом на ее бледном лице, обрамленном черным платком, светилась ласковая улыбка.

Оглядевшись, Аделия поняла, что находится в больничной палате. Как она сюда попала? Где Альфред? Что с ней случилось? Попыталась вспомнить и не смогла. В голове царила тихая размягчающая боль. Она снова закрыла глаза и лежала так долго, пока в палату не вошла доктор.

– Здравствуйте, я – фрау Ханке, лечащий врач в частной клинике рейхсмаршала Германа Геринга.

– Я здесь давно?

– Поступили вчера в девять вечера.

Фрау Ханке присела на табурет, достала блокнот и проинформировала:

– У вас сотрясение мозга, случившееся после автокатастрофы. Помните, как это произошло?

– Нет.

– Правильно. Ничего, память восстановится. Сердце у вас работает нормально, давление в норме, переломов и вывихов нет. Большая гематома на левом бедре…

– И всё?

– Всё. Требуется полный покой и медикаментозное лечение. Через несколько дней поставим вас на ноги. Но есть для вас и неприятное известие… ваш муж погиб. Его тело находится здесь же в морге. Поскольку сохранились полуобгоревшие права и именной портсигар, то нет необходимости опознавать труп. Примите мои соболезнования и ни о чем не беспокойтесь.

– Альфред?! – вырвалось из груди Аделии.

– Франц. Франц Вальтерхофф, – улыбнулась доктор. – Меня предупредили, что эта новость не ввергнет вас в депрессию. Иначе бы не решилась сообщить.

– Спасибо…

С этой минуты в голове Аделии начало проясняться. Заметив осмысленный взгляд, фрау Ханке встала.

– Отдыхайте. Если что-то нужно, сиделка вам поможет.

– Но она глухонемая.

– Так положено. – И вышла из палаты.

Аделия снова закрыла глаза. Её сознанием овладел легкий убаюкивающий сон. И сразу возникла весенняя Москва. Она шла по Тверскому бульвару, держа за руку Альфреда. На нем были широкие серые штаны и белый свитер под горло. Волосы зачесаны назад. На щеках легкий румянец. Прохожие дамы стреляли в него глазами. Это веселило Аделию, она громко смеялась. А он в ответ утверждал:

– Ты самая красивая девушка в Москве!

Причем говорил по-русски, без всякого акцента.

– Надо же! Никто и не узнает, что ты немец, – обрадовалась она.

– Так это было давно… теперь уже неважно.

– Да-да… всё в прошлом, – согласилась Аделия. И вдруг на скамейке увидела сидящую Лиду Померанец.

– Лида! – подбежала к ней.

Но подруга посмотрела на неё удивленным взглядом.

– Девушка, мы с вами не знакомы…

– Как? А Белморлаг?

– Понятия не имею о чем вы…

Аделия не могла ошибиться. Все те же рыжие волосы, тот же пористый большой нос, портящий её жгучую красоту. Тот же спокойный взгляд больших, зеленых, слегка раскосых глаз. И руки – большие, но холеные. Правда, она никогда не видела Лиду в платье, но это ей определенно шло. Особенно шоколадный оттенок.

– Я Аделия, а это мой муж Альфред.

– Алик, – почему-то представился Альфред.

– Вы немец? – строго спросила Лида.

– Ну, он раньше был немцем… – начала Аделия.

– Плохо, – заключила подруга, – с немцами сейчас плохо. Найди себе русского…

– Но я его люблю. Он совсем не такой…

– Никто не поверит.

– Даже ты? – Аделию это ужасно расстроило. – Лида, ну посмотри на меня! Узнай!

– Ты слишком счастлива, чтобы я тебя узнала. Люди делятся на счастливых и на всех остальных. Лучше, чтобы остальные не замечали счастливых. Берегись, это не прощается. Счастливого несчастным сделать легко, а наоборот, почти невозможно.

– Но мы смоги! – заверила Аделия.

– Поэтому я тебя и не узнаю.

– Она тебя не любит, – заключил Альфред.

– Ну что ты… это же Лида! Она меня сделала такой, какая я есть. Дала мне силу…

– Жалко, – строго произнесла Лида, – эта сила вас погубит.

– Почему?

– Потому что сила, которой ты обладаешь, несет разрушение. Она даёт возможность выжить, но жить с нею нельзя.

– Обойдёмся и без ваших фокусов, – встрял в разговор Альфред.

– Я не понимаю по-немецки, – ответила Лида.

Альфред взял за руку Аделию и потянул её от скамейки.

– Пошли.

– Погоди, мы с ней не договорили… мне нужно выяснить…

– Пошли!

– Как же! Так нельзя… Лида, мы не можем расстаться… понимаешь, я всегда думаю о тебе… давай всё вспомним.

– Если хочешь быть счастливой, никогда ни о чем не вспоминай. Память нас привязывает к жизни… а жизнь – штука поганая…

Неизвестно откуда к Лиде подошел высокий дородный мужчина в военной форме и в фуражке синего цвета с красным околышем. Протянул ей букет роз жемчужного цвета и грубо сказал:

– Гражданка Померанец, свидание закончено.

Аделия рванулась к ней. Но Альфред крепко держал её за руку. Попыталась освободиться, не получилось. Поняла, что сейчас Лиду уведут навсегда, и они больше не увидятся.

– Подождите! Нам нужно договорить! – закричала Аделия … и проснулась.

Над её головой склонилась сиделка, все с той же безмятежной улыбкой.

Глава тридцатая

Герман Геринг встречал гостей, нарядившись в традиционный баварский охотничий костюм зеленого сукна. На груди красовалась огромная рубиновая брошь. Приглашенные в его поместье «Каринхалл» поднимались по широкой мраморной лестнице. С каждой ступенькой вверх мощная фигура рейхсмаршала наваливалась на них своей массивной величественностью. Он стоял в позе римского императора. Рядом, одетая в кружевное розовое платье и серебристую шляпку, весело смеясь, присаживалась в книксене, похожая на куклу дочка Эдда.

Альфред приехал вместе с Гофманом, Хенни и Ингой. Фотограф, зная о страсти хозяина к фотографии, решил похвастаться снимками, сделанными во время аварии. О ней уже судачил весь Берлин. Фотографии, напечатанные в «Берлинер иллюстрирте цайтунг» и также в «Фёлькишер беобахтер», и подробные репортажи о случившемся привлекли внимание широкой публики. Особенно заголовок – «Дуэль на авто». Благодаря свидетельствам Бенко фон Аронта дорожное происшествие с гибелью одного из участников произошло неслучайно, а было спровоцировано борьбой за женщину.

Эта романтическая версия эффектно выделялась на фоне будничных сообщений с Восточного фронта. Альфред оказался в центре внимания. Вспомнили о его героической карьере летчика-аса и не сомневались, что в данном случае он как всегда решился на таран. В тех же репортажах погибший Франц Вальтерхофф представал человеком низменным, предпринимателем, наживающимся на поставках для армии. Имя его жены, из-за которой якобы произошло столкновение, умалчивалось, но сообщалось, что она – воплощение арийской сдержанности и добропорядочности.

Альфред никак не комментировал происшедшее. Но был доволен разразившейся шумихой. Поэтому решил поехать на этот великосветский приём.

Геринг приветствовал его легким хлопком пухлой ладони по щеке.

– Молодец, ас… расскажешь в подробностях.

Хенни и Инга увели его сразу во внутренний двор малого дома, где на лужайке в окружении бронзовых статуй были накрыты столы.

– Мы завтра же навестим её в больнице, – верещала Инга.

– Пожалейте, у человека сотрясение мозга… – не соглашался Альфред.

– Какие у женщины мозги? – философски спросила Хенни.

– Я потрясён! – раздался из-за спины голос князя Орланского.

– О, и вы здесь? – живо отреагировала Инга.

– Меня приглашают на такие приёмы, чтобы добавить им великосветского лоска.

– Сегодня, князь, и без вас полно церемонных особ.

– Поэтому я с вами.

Гости уже вовсю дегустировали рейнские вина. Многие косились в сторону Альфреда и переговаривались в полголоса.

– Альфред, неужели и вправду дуэль? – не сдержал своего любопытства Орланский.

– Князь, и вы туда же… Случайное столкновение…

– Не поверю, голубчик! С такой женщиной случайностей не бывает. Это она мысленно свела вас на одной дороге…

Услышав предположение князя, Инга от удивления раскрыла рот.

– Неужели такое возможно?

– Главное, погиб тот, кто должен был… – заключила Хенни.

– В таком случае это убийство! – еще больше озадачилась Инга.

– Давайте не будем демонизировать Аделию. Она, конечно, умеет показывать фокусы, но такие предположения уж слишком фантастичны, – наставительно отреагировал Альфред.

– Как по мне, так совершенно очевидно, – пожал плечами князь, – нет, этого Вальтерхоффа совершенно не жалко…

– Когда идёт война, сообщения о смерти вообще не трогают, если не касается тебя лично, – Хенни решила смягчить свое определение убийства.

– Получилось просто замечательно, – продолжила Инга, – Аделия теперь свободна. Мы будем дружить. Альфред на ней женится. А этот Франц… какое-то чудовище. После того как он нахамил Бальдуру, Роберт на следующий день вспомнил об этом. Не уверена, что оставил бы это так. В Трудовом фронте с такими промышленниками разбираются быстро.

– Значит, повезло человеку, – заключил князь.

В это время гостей позвали на демонстрацию новой железной дороги рейхсмаршала.

– Что ж, поиграем в детский сад, – усмехнулась Хенни.

Пожалуй, никто, кроме неё, не посмел выразить своё отношение к хобби Геринга. Этот всеядный человек, тащивший в свое имение богатства из европейских дворцов, музеев и государственных хранилищ, больше всего гордился игрушечными железными дорогами. Для них был отведен огромный подвал, в котором по искусственному ландшафту бегали миниатюрные поезда. Управлялись они из единого командного пункта. Но на этот раз рейхсмаршал действительно удивил всех. Кроме подвижного состава, станций, семафоров, вокзала и депо над макетом появились самолетики, которые по приказу Геринга начинали бомбить железную дорогу деревянными бомбочками.

От восхищения присутствующие разразились бурными аплодисментами. В этот момент по самолетам принялись стрелять миниатюрные пушки. И хоть никаких разрушений на макете не было, но звуки взрывов, вой сирен, скрежет металла воспроизводили реальную обстановку авианалёта.

Геринг возвышался над всеми на своем командном пункте и со всей серьезностью монументального лица принимал восторги, как оценку своего военного гения.

«Вот так скоро мы разбомбим все электростанции в России. И тогда действительно весь покорённый мир будет рукоплескать ему», – с гордостью подумал Альфред.

– Надеюсь, до крушения не дойдет? – спросила Хенни, закурив сигарету.

– Чего? – игриво спросил князь.

– Поездов, конечно… – со вздохом ответила ему.

После демонстрации гости потянулись назад на лужайку к оставленным столам. А Альфреда перехватил Гофман.

– Пошли, Герман хочет поговорить.

Они отстали от всех и направились к лифту, возле которого дежурил офицер. Кабина поднялась прямо в кабинет рейсмаршала. Через некоторое время появился хозяин.

– Ну? Как игрушка?

– Фантастика! – отреагировал Гофман. – Игра великого человека.

– Ошибаешься, моя игра весь мир, а это забава. Когда смотрю на макет, вижу всю огромную Россию. Наблюдаю за ней, как Бог Саваоф, и жду момента, чтобы вот так сверху прихлопнуть, – и он ударил ладонью с широко расставленными пальцами по большому глобусу. Правда, удар пришелся на американский континент.

Довольный собой, Геринг прошел за письменный стол, сел в кресло и кивнул Гофману:

– Показывай.

Гофман достал из пакета фотографии аварии и положил перед ним. Снимки произвели должное впечатление. Особенно крупно сфотографированное лицо Аделии в разных ракурсах.

– Она? – ткнул пальцем Геринг.

– Она, – подтвердил Альфред.

– Хороша… Как же ты так с мужем её… молодец… Любая женщина ждет завоевателя, склоняется перед ним, а все эти романтические вздохи-цветочки для слабаков. Женщина нужна, чтобы рожать детей. Но не просто детей, а героев во имя родины. И умирать им нужно не в старости, а вовремя. Их смерть, так же как и жизнь, нужна рейху. Поэтому мы никогда не станем дряхлеющей нацией… – Геринг еще раз взглянул на фотографии и словно опомнился: – Да… чего это я? Устал… Забирай.

Гофман собрал со стола фотографии.

– Мы тут с Альфредом еще потолкуем.

Фотограф с пониманием кивнул и направился к выходу из кабинета.

– И что, будешь жениться?

Альфред никогда не врал Герингу. Между ними установились доверительные отношения. Рейхсмаршал относился к нему, как к сыну, хотя и не демонстрировал это на людях.

– Надеюсь, что да, – подтвердил Альфред.

– Стоит ли? В наше время мужская жизнь намного интересней семейной. Другие задачи. Да. Нет, я и сам, как ты знаешь, и влюблялся, и терял, и снова любил. Только это всё отдельно. Жизнь слишком коротка, чтобы разменивать её на женщин…

После этих слов задумался и неожиданно его каменное лицо исказилось от боли.

– Вот… вот это от меня уже никуда не уйдет…

Геринг открыл ящик стола, достал аптечную коробку, положил на стол.

– Сделай укол…

Альфреду не впервой было вкалывать шефу морфий. Никто, кроме него, этого не смел делать. Геринг свято охранял свою тайну. Не хотел прослыть слабаком. Мучившие его боли иначе снять было нельзя. Да и привык. Потом, когда узнал о мучениях Альфреда, подсадил и его. Это их породнило.

После укола он некоторое время сидел с закрытыми глазами. Потом показал пальцем на ампулу:

– Давай тоже.

– Мне сейчас не нужно, – отказался Альфред.

– Счастливый. Забери с собой. Вдруг прихватит.

Альфред спрятал ампулу в карман. Геринг постоянно снабжал его наркотиками.

– Ладно, иди. Как-нибудь на днях познакомь с невестой. Может, что у вас и получится.

После укола Геринг уже не испытывал прилив энергии. Возникало отупение. Он чувствовал, что организм разваливается, и никаких средств собрать его не было. Оставалось только сжать волю в кулак и с головой погрузиться в дела войны, которую он надеялся закончить раньше, чем умрёт.