Текст книги "Скелет дракона"

Салаино наконец расплакался, садится на пол, раскачивается, рыдает.

Король (формально). Утром вам пришлют всё необходимое, включая содержание на два месяца вперёд. Месье Боро, вы поняли?

Нотариус кланяется.

Король. Спокойной ночи. Франческо! Не забудь, что ты мне обещал!

Франческо. Он умер у вас на руках, ваше величество.

Анна, прежде, чем уйти, посылает Салаино воздушный поцелуй. Он этого, впрочем, не видит: спрятав лицо в ладонях, он плачет. Король и Анна уходят. За ними идёт нотариус, следом – священник. Из угла выходит Матурина.

Матурина. Пойду… обмою тело хозяина…

Матурина уходит в дверь, ведущую во внутренние покои дома. Франческо подходит к Салаино, кладёт руку ему на плечо. Салаино поднимает мокрое от слёз лицо. Франческо помогает ему встать. Некоторое время они смотрят друг на друга. Потом обнимаются. Это дружеские объятия, никаких намёков на что-то другое. Потом Франческо отстраняется, достаёт то ли из-за пазухи, то ли из кармана бутылку вина, протягивает Салаино. Салаино улыбается, берёт бутылку. Пьёт. Отдаёт Франческо. Тот тоже пьёт. Потом отдаёт обратно. Салаино пьёт, потом Франческо. И так несколько раз, пока наконец у них не получается вздохнуть с некоторым облегчением.

Салаино. Что дальше, Франческо?

Франческо (пожимает плечами). Мы художники. Ученики великого Леонардо.

Салаино. Ты – может быть, а я… (машет рукой). Нет. Поеду в Милан, стану виноделом.

Франческо. Потому, что ты…

Салаино. Потому, что я…

Франческо и Салаино (хором и одновременно принимая позу Иоанна, пальцем вверх). …Бахус!

Так и замирают, глядя друг на друга. Непонятно, засмеются они сейчас или заплачут. Занавес.

ДЕЙСТВИЕ 3. Чезаре.

Действующие лица:

Леонардо да Винчи, художник, 20 лет.

Сандро Ботичелли, художник, 25 лет.

Пьетро Перуджино, художник, 28 лет.

Якопо Сальтарелли, натурщик, 17 лет.

Андреа Верроккьо, художник, 36 лет.

Джироламо Савонарола, монах-доминиканец, 20 лет.

Пьеро да Винчи, нотариус, отец Леонардо, 37 лет.

Настаджио Веспуччи, нотариус, 43 года.

Лоренцо «Великолепный» Медичи, правитель Флоренции, 28 лет.

Джулиано Медичи, его брат, 25 лет.

Александр VI Борджиа, папа римский, 61 год.

Чезаре Борджиа, сын Александра, 22 года.

Джованни Борджиа, сын Александра, 23 года.

Лукреция Борджиа, дочь Александра, 19 лет.

Никколо Макиавелли, мыслитель, историк, дипломат, 28 лет.

Симонетта Веспуччи, 24 года.

Судья, около 70 лет.

Бернардо, один из заговорщиков, около 25 лет.

Чезаре Спада, кардинал, около 50 лет.

Свита Медичи, кардиналы, заговорщики, два стражника, зеваки на суде, музыканты, шуты, куртизанки, сторонники Медичи, противники Медичи, вельможи, толпа на улицах.

Место действия – Флоренция и Рим.

Сцена поделена горизонтально пополам, как вертеп. Сверху – Рим, снизу – Флоренция. В каждой картине действие происходит одновременно и там, и там, что оговаривается дополнительно.

Картина 13. 

Мастерская Верроккьо. С первого действия хлама стало больше. На сцену выходит Верроккьо, он по-прежнему полуголый, в фартуке, немного постарел. Он идёт очень быстро, и на ходу кричит.

Верроккьо. Я сказал, на хер! Всех! Я больше красками не пишу!

Следом выходит Леонардо, среднего роста, изящный, очень красивый молодой человек, его короткие кудри четырнадцатилетнего мальчика теперь отросли, спускаются до плеч. У Леонардо тонкие черты лица и длинные пальцы.

Леонардо. Но как же так, учитель? Заказы поступают, их становится всё больше.

Верроккьо. И кто в этом виноват? Ко мне приходят и просят создать что-нибудь в манере ангела с «Крещения Христа». Заметь, не всей картины, а только ангела. А кто писал ангела?

Леонардо (виновато опускает голову). Я. Простите, учитель… Я не хотел вас обидеть…

Верроккьо (теплеет). Да что ты, Леонардо! Я только рад. Теперь есть время заняться настоящим делом… Скульптурой, ювелиркой, инженерным делом. Вот… новый шар заказали на купол собора…

Леонардо. Снова шар?

Верроккьо. А ну и что! И потом, он больше.

Леонардо. Кто? Собор? Или шар?

Верроккьо. Оба. Главный собор Флоренции! Так что работай, Леонардо. Работай!

Верроккьо уходит. Леонардо остаётся один. Он замечает паутину в углу, а на ней паука, рассматривает. Потом Леонардо достаёт блокнот, принимается зарисовывать. Входят два его соученика: Пьетро и Сандро. Пьетро поплотнее, поприземистей и, как правило, смотрит на собеседника или предмет, о котором говорит. Сандро изящнее, выше, романтичнее, он не смотрит, его взгляд всегда «устремлён». С ними подросток ангельской внешности, Якопо.

Пьетро. Леонардо! (замечает, что Леонардо погружён в работу). Чего там у тебя? Паучок?

Сандро. Паутина! Я тебя очень хорошо понимаю! Меня всегда восхищала красота и точность этих плетений!

Пьетро. Брось! Посмотри, кого мы тебе привели. Он согласился позировать за несколько байокетто.

Сандро. Взгляни! Какая нежность! Это же просто Нарцисс!

Леонардо подходит к Якопо, смотрит на него. Придирчиво оглядывает.

Леонардо. Как тебя зовут?

Якопо. Якопо.

Леонардо. Стань вот сюда, Якопо. На свет.

Леонардо ставит Якопо посреди сцены спиной к залу.

Пьетро. Музыкантов мы тоже привели. Как ты просил.

Сандро. Лучшие музыканты с площади Синьории.

Пьетро. А какие девушки! Звать?

Леонардо. Звать, звать…

Пьетро. Только платишь ты, Леонардо.

Леонардо (усаживается, погружается в работу). Как договаривались.

Пьетро. Не понимаю я тебя, охота тебе лишние деньги на артистов тратить!

Сандро. Ты не понимаешь, Пьетро! Когда модель во время сеансов воспринимает искусство, то и картина становится более возвышенной! Когда я пишу Симонетту…

Пьетро. Когда ты пишешь Симонетту, Сандро, рядом с ней обычно сидит и её муж, и её любовник… Тебя боятся!

Пьетро уходит туда, откуда появился.

Сандро. Ты ведь добиваешься возвышенного настроения у модели, правда, Леонардо?

Леонардо уже сел, уже пристроил на колени картон, взял серебряный карандаш, говорит машинально, как будто не слышит.

Леонардо. Да-да… конечно-конечно… Просто надо, чтобы он не скучал. А то и с картины потом… тоска…

Сандро (вслед Пьетро, победно). Вот!

Леонардо. Якопо, готов? Раздевайся!

Якопо театрально сбрасывает с себя одежды, остаётся обнажённым. Стоит спиной к зрителям, демонстрируя совершенные пропорции своего тела. В это же самое время на сцену возвращается Пьетро в сопровождении музыкантов, уже играющих на разных музыкальных инструментах: лютнях, флейтах, бубнах. С ними девушки-танцовщицы, куртизанки с площади. Увидев голого Якопо, они слегка смущаются, но Пьетро их успокаивает.

Пьетро. Ничего-ничего. Так надо. Видите, художник работает. Так… Идите сюда.

Пьетро размещает музыкантов в углу. Девушки танцуют. Пьетро и Сандро садятся на стулья по обе стороны от Леонардо, тоже устраивают на коленях картоны, начинают писать обнажённого Якопо.

Пока всё это происходит внизу, наверху, в «римской» части идёт конклав. Из трубы над крышей сикстинской капеллы, нарисованной на заднике, идёт чёрный дым. Кардиналы в красных одеждах и красных кардинальских шапках сидят полукругом. Один из них, большой и толстый, но не рыхло-толстый, а могучий, с бычьей комплекцией, обходит кардиналов по очереди. Это – кардинал Родриго Борджиа, будущий папа Александр VI. Когда он оказывается перед очередным кардиналом, тот либо снимает свою шапку, либо нет. Если кардинал снимает шапку, то Родриго щедро сыпет в неё монеты из своего большого мешка. Если нет – проходит мимо.

Леонардо (не отрываясь от работы). Зачем привели девиц?

Пьетро (так же). Это Сандро.

Сандро. А что? Для настроения!

Леонардо. Хорошо, только пусть не мелькают… Не закрывают свет…

Сандро (кладёт свой картон на пол, бежит к девушкам). Понял. Девушки! Не мелькайте!

А в это время наверху идёт голосование. Кардиналы что-то пишут на бумажках и кидают в кубок, которым их обносит послушник-распорядитель.

Сандро возвращается на своё место. Художники пишут обнажённого Якопо.

Над капеллой на заднике «римской» части появляется белый дым. Кардиналы поздравляют Родриго Борджиа, один из кардиналов подходит к перилам балкона и провозглашает.

Спада. У нас есть папа! Он взял себе имя Александр Шестой!

Леонардо. Перенеси вес тела на правую ногу.

Якопо медленно меняет позу.

Красные одежды Родриго подкупленные кардиналы меняют на белые и коронуют тиарой. Кардиналы аплодируют. Александр VI приветственно машет народу. Кардиналы расходятся и к Родриго приходят Джованни, Чезаре и Лукреция Борджиа. Они поздравляют его уже по-семейному.

Леонардо (Якопо). Тебе не холодно?

Якопо. Нет, всё хорошо.

Леонардо. Скажи, пожалуйста, а ты не мог бы сделать так, чтобы твой фаллос напрягся?

Якопо. Что?

Удивлены и Пьетро с Сандро. Замирают танцующие девушки.

Пьетро. Ты чего, Леонардо, зачем?

Сандро. На картинах не принято изображать…

Леонардо (пожимает плечами). Но это интересно.

Сандро. Что скажут дамы?

Леонардо. Полагаю, промолчат.

Пьетро. Ты хочешь всех удивить, шокировать. Как с тем щитом, благодаря которому мастер Андреа взял тебя в ученики.

Сандро. Точно! Чтобы все ахнули! И отшатнулись в ужасе!

Леонардо. Разве пенис так ужасен? Разве твой пенис так ужасен, Якопо?

Якопо. Н-нет… Я… не знаю…

Пьетро. Смотри-ка! Краснеет, как девушка!

Леонардо. Но у тебя бывает эрекция?

Якопо. Конечно. Но я так… не могу…

Сандро. Сейчас поможем!

Сандро отходит к танцовщицам, о чём-то с ними говорит, даёт каждой по монете.

В это время семейный праздник в «Риме» заканчивается. Папа Борджиа сидит с бокалом вина в окружении детей.

Чезаре. Теперь, когда наш папа стал всеобщим Папой, давайте поздравим его ещё раз и подумаем, как мы можем воспользоваться создавшейся ситуацией.

Александр. Чезаре! Ты не слишком торопишься?

Чезаре. У нас не так много времени, папа…

Александр. Ваше святейшество. Я теперь «Ваше святейшество».

Девушки начинают призывно танцевать, раздеваться. Они пытаются соблазнить Якопо, но тот лишь отодвигается от них.

Александр. А что касается времени… Всё в руках божьих!

Чезаре. Всё в наших руках! И в руках наших врагов, которых хватает!

Александр. Что ж… Если тебе так не терпится. Я объявлю вам сейчас… Джованни получит должность гонфалоньера, ты – шапку кардинала…

Джованни смеётся над братом, Чезаре в ярости.

Александр. …а Лукреция… Лукреция останется Лукрецией.

Лукреция улыбается отцу совсем не по-дочернему.

Чезаре. Значит, Джованни получает армию, а я – красную мантию и шапку?

Александр. И все мы получаем силу и власть. Это то, о чём мы договаривались, Чезаре.

Девушки уже выбились из сил, танцуя перед обнажённым Якопо. Леонардо увлечённо пишет.

Пьетро. Что? Никак?

Сандро. Стесняешься?

Пьетро. Опять краснеет.

Якопо. Нет, просто…

Сандро. Может быть, тебе эти танцовщицы не нравятся?

Пьетро. Краснеет, как девушка… Слушай, Якопо… Может быть тебе вообще девушки не нравятся?

Якопо. А вы никому не скажете?

Пьетро и Сандро удивляются и смеются.

Сандро. Леонардо! Тебе всё ещё нужно, чтобы птичка нашего натурщика взлетела?

Леонардо. Было бы неплохо.

Сандро. Ну, что ж… ради такого дела… Девушки, отдыхайте. (музыкантам) Играйте!

Музыканты начинают играть. И под музыку Сандро сам начинает танцевать и раздеваться. Он вовлекает в это Пьетро, тот сначала отмахивается и отнекивается, но потом заводится и тоже начинает раздеваться.

Ужин у папы закончился. Дети расходятся, целуя перстень на руке Папы.

Джованни. Спокойной ночи, папа… Ваше Святейшество.

Джованни уходит.

Чезаре. Спокойной ночи, папа.

Чезаре нарочито не добавляет «Ваше Святейшество».

Лукреция. Спокойной ночи, Ваше Святейшество.

Лукреция собирается уходить, но Александр её задерживает.

Александр. А вот ты… можешь по-прежнему называть меня Родриго.

Александр впивается поцелуем в губы Лукреции, та отвечает ему взаимностью. Александр уводит Лукрецию во внутренние покои.

Не обнажаясь окончательно, но оголившись порядочно, Сандро и Пьетро вьются вокруг Якопо. Но у них явно ничего не получаются. Они смотрят в область пениса Якопо, потом друг на друга и в бессилии валятся на пол.

Сандро. Может, всё-таки холодно?

Якопо мотает головой.

Пьетро. А что? Мы не нравимся?

Якопо опускает голову.

Сандро. Снова краснеет.

Пьетро. Ну, прости, Якопо, мы не такие… Наверное, поэтому…

Сандро. Но мы нормально относимся… Ну, то есть, это грех, конечно, но ведь все мы грешим, правда?

Пауза. Пьетро подаёт Якопо какую-то ткань. Якопо прикрывается. Но Леонардо, кажется, так увлечён, что не замечает этого.

Пьетро. Слушай, Якопо. Может, ты скажешь, кого привести? Ну, из тех, кто мог бы тебя… взбодрить? Мы бы его уговорили… Ну, что поделаешь, если нашему Лео понадобился петушок, а не ящерица? Он ведь художник. А художник – это, понимаешь, серьёзно. И наш мастер Андреа его ценит. Леонардо теперь все живописные заказы в боттеге выполняет… Сам мастер признал, что он лучше него пишет… Ну, кто знает, может, напишет он тебя с грибочком, и это станет самой прекрасной в мире картиной! Может, вас после этого в тюрьму сажать больше не будут, а? Ну, хотя бы сжигать перестанут… Пойми, дурачок, это же для тебя важно!

Сандро. Правильно! А мы твоего друга не напугаем. Мы его уговорим, ты не бойся! Мы ему объясним, что это ради искусства!

Пьетро. Скажем, что это для тебя!

Сандро. Сами его разденем!

Пьетро. В смысле, убедим раздеться.

Сандро. В этом смысле.

Пьетро. Ну? Кого позвать? Кого раздеть?

Якопо, который всё это слушал, смущаясь, но и постепенно как бы решаясь, вдруг вскидывает руку и показывает на Леонардо.

Якопо. Его.

Сандро и Пьетро удивлены снова. Леонардо поднимает голову из-за внезапно наступившей тишины. Кажется, он не слышал, о чём речь. Сандро и Пьетро устремляются к Леонардо.

Сандро. Интересно, а ты на это готов пойти?

Леонардо. На что?

Пьетро. Ты что, ничего не слышал?

Леонардо. Я работал.

Сандро заглядывает в картину, которую писал Леонардо.

Пьетро. Ты не написал его молоточек. И если ты всё ещё хочешь написать его так, как ты задумал, то тебе придётся… что?

Сандро. Раздеться самому.

Пьетро. Кажется, он запал на тебя, Лео.

Сандро. Мы ничего такого не хотим сказать. Но ради искусства! Ради твоего замысла!..

Леонардо без тени сомнения откладывает картон, встаёт со стула, быстро и буднично, как в бане, полностью раздевается, стоит перед Якопо в костюме Адама. Леонардо действительно очень хорош собой: изящные линии его рук и ног, крепкий, достаточно широкий, но не слишком, торс, в меру развитые мускулы, почти полное отсутствие растительности на теле заставляет даже традиционно ориентированных Сандро и Пьетро притихнуть. Якопо в восторге. Он подходит к Леонардо.

Леонардо. Только не трогай. Не люблю.

Якопо останавливается.

Сандро. Так ты всё-таки мальчиков не любишь, Леонардо?

Пьетро. Да он и девочек-то не особо… У тебя у самого-то… всё со здоровьем в порядке?

Леонардо. За меня не волнуйся. Мне нужна эрекция этого мальчишки.

Якопо. Если бы я мог тебя обнять…

Леонардо. Нельзя. Тебе придётся вообразить, что это случилось. В конце концов, только обезьянке всё надо потрогать, чтобы убедиться, что это существует. Представь, что мои руки лежат на твоей спине, ощупывают кожу в районе лопаток. Я могу почувствовать не только кости твоего скелета, но и ту мышцу, которая расширяясь идёт от плеча к позвоночнику… Краем эта мышца прикрывает основание широкого скопления волокон, опоясывающего твоё тулово от рёбер до позвоночного столба. Твою лопатку поднимает и прижимает к нему особая мышца, так же, как особая мышца занята выпрямлением твоего позвоночника, чтобы ты не сутулился, а смотрел на мир с гордо поднятой головой. Под первым слоем твоих мускулов располагается второй… Всё твоё тело перетянуто ими как ремнями, приводящими в движение твои кости… И эти ремни, и их крепление и расположение совершенны, будто твоё тело конструировал самый умелый инженер в мире, так же, как твою наружность создавал самый искусный художник.

Якопо (сладострастно шепчет). Господь…

Леонардо. Да. Мне тоже кажется, что это сделал кто-то один… В такой гармонии и равновесии находятся внутреннее устройство и внешнее убранство человеческого тела! Наружность являет нам столько же красоты, сколько и сокрытые части. Двум разным создателям никогда не удалось бы трудиться в таком согласии друг с другом.

Якопо слушает всё это, судорожно сглатывая и оглядывая обнажённого Леонардо. Потом Якопо снова становится спиной к зрителям, откидывает покрывало.

Сандро. Получается, Леонардо, получается!

Пьетро (в некотором сомнении). Ведь это ради искусства, да?

Леонардо всё так же, голым, садится на стул, берёт картон, рисует. Рядом с ним садятся Пьетро и Сандро. Тоже начинают рисовать. Притихшие было ошарашенные музыканты начинают играть что-то восточное.

Леонардо. Держи настроение, Якопо. Можешь время от времени помогать себе руками. Только не переусердствуй. Нам эта поза нужна надолго.

Некоторое время пишут в тишине. Входит Верроккьо. Он ведёт под руку маленького молодого неуклюжего монаха-доминиканца с низким лбом. Это – Фра Джироламо.

Верроккьо. А здесь у нас упражняются молодые художники, и заалтарный образ, который так нужен вашему монастырю, лучше всех напишет…

Верроккьо замирает, увидев всю сцену. Замерли и Пьетро с Сандро. Стихает музыка. Один Леонардо продолжает работать, ничего не заметив.

Верроккьо (договаривает по инерции). …Леонардо…

Джироламо начинает в праведном гневе хватать ртом воздух.

Пьетро. Вы что, не видели табличку на двери: «Не входить, обнажённая натура!», а?

Верроккьо (швыряет Якопо какую-то тряпку). Прикройся! (смотрит на Леонардо) Ты тоже! Вашу мать, откуда ж вы лезете, а?

Джироламо (дар речи вернулся). Вы!!! Я думал, у вас уважаемая боттега, мастер Андреа! А у вас тут рассадник греха и разврата!!!

Сандро (Пьетро, тихо). Стало быть, разврат – не грех…

Джироламо. Молчать! С этого начался потоп! Так погибли Содом и Гоморра! Всякая плоть извратила пути свои, и Господь-вседержитель обрушил свой гнев на города и народы! И вам не спасти свою бессмертную душу, и тела, превращённые в дьяволовы пристанища, вам не сохранить до старости! Разъест их болезнь, ржа покроет ваши чресла, и нарывы будут извергаться гноем, как вулканы лавой! Господь отправит вас в ад на вечные муки! Но мы не станем дожидаться Страшного Суда! Мы поможем справедливому суду покарать вас ещё на земле! Светскому суду предадим вас!

Верроккьо. Допрыгались.

Джироламо. Вас это, конечно, не касается, мастер Андреа, но заказывать в вашей боттеге я ничего не буду. Кто знает, в каком уголке у вас притаился чёрт!

Джироламо в гневе уходит.

Верроккьо. И зачем вам понадобилось вставший хуй писать, а?

Леонардо. Этюд.

Верроккьо (качает головой). Мудаки, мудаки. Нет, обыкновенные молодые мудаки. (кричит) Фра Джироламо! Я вас провожу!

Верроккьо уходит.

Сандро. Монахи… Всегда не вовремя.

Пьетро. Покрывало-то убери, Якопо!

Якопо убирает покрывало.

Пьетро. Так я и думал.

Леонардо (одевается). Ничего, закончу по памяти.

Якопо. Мастер Леонардо!

Леонардо. Да?

Якопо. А вы не могли бы меня… проводить?

Леонардо (даёт Якопо несколько монет). Извини, малыш. Нет времени. Надо работать.

Леонардо уходит, забрав с собой свой картон.

Сандро (одевается). Не обижайся на него, Якопо. Мы тебя проводим!

Пьетро (одевается). Только ничего такого. Просто проводим!

Все уходят. Эта часть затемняется.

Мы сосредоточиваемся наверху, на «римской» сцене. По улице идёт Джованни. Ему навстречу из темноты выходит Чезаре. Джованни шарахается в сторону.

Чезаре. Не пугайся, Джованни, это всего лишь я.

Джованни. Идёшь за мной, брат?

Чезаре. Ну, почему? Обогнал.

Джованни. Зачем?

Чезаре. Хочу быть гонфалоньером Святой Римской Католической Церкви.

Джованни. Не выйдет, Чезаре. Ты же слышал, что сказал отец: старший сын – генерал, младший – священник.

Чезаре (сквозь зубы). А Лукреция – просто Лукреция.

Джованни. Конечно! Её отец выгодно выдаст замуж. Когда она ему надоест.

Чезаре в ярости кидается к Джованни, прижимает его к стене.

Джованни. Чезаре, ты что?

Чезаре. Продай первородство, брат, а?

Джованни (с усмешкой). Что?

Чезаре. Что слышал. Я должен стать генералом, а ты будь, кем хочешь.

Джованни. А я тоже хочу генералом.

Чезаре. Сколько?

Джованни (отталкивает Чезаре). Нисколько, брат.

Джованни идёт дальше по улице. Чезаре достаёт кинжал.

Чезаре. А так?

Джованни разворачивается, смотрит на Чезаре.

Джованни. Ты серьёзно?

Чезаре (медленно подходит). Абсолютно.

Джованни. Сможешь убить родного брата?

Чезаре. Продай должность.

Джованни. Что мы скажем отцу?

Чезаре. Что-нибудь придумаем.

Джованни. Нет, Чезаре. Меня это распределение ролей устраивает.

Чезаре. А меня нет.

Чезаре всаживает в живот Джованни кинжал. Джованни таращит глаза, хрипит, но на ногах ещё пока держится. Чезаре отступает.

Чезаре. Обогнал.

Из живота Джованни торчит кинжал. Входит Папа Александр в ночной рубашке и колпаке. Джованни смотрит на него вытаращенными глазами.

Александр. Что? Кто? Мой сын!

Александр поддерживает оседающего Джованни.

Чезаре. Я не успел, отец, прости меня! Здесь были убийцы. Кто-то хочет ослабить тебя! Но мы отомстим…

Александр. Кому? Кто это сделал? Кто?! Нет!..

Джованни дрожащей рукой показывает на Чезаре.

Джованни (хрипит). Чезаре…

Чезаре. Он говорит, что гонфалоньером теперь должен стать я! Я отомщу за тебя, брат!

Джованни умирает, широко открытыми глазами глядит в пространство.

Александр (оседает вместе с мёртвым Джованни на руках). Мой сын! Мой сын!

Папа Александр в истерике на полу, у тела своего старшего сына.

Чезаре. Аминь.

Картина 14. 

На улице людно. Кто-то идёт по делам, кто-то просто гуляет. Здесь – влюблённые. Там – враги. Кто-то работает, кто-то ест. Леонардо ходит в толпе, вглядывается в лица, что-то зарисовывает карандашом в свою книжечку. Леонардо заинтересовало одно необычное, возможно, смешное лицо, он идёт за ним, поглядывает и зарисовывает в блокноте. Потом его заинтересовало другое лицо, он отвлекается от первого, переворачивает страницу блокнота, рисует. Третье лицо, – та же картина. Но это лицо уже действительно какое-то невообразимо смешное: сам человечек маленький, горбатый, кривоногий, губа висит, нос крючком, глаза-щели смотрят зло и надменно, видно, что из знатных: шпага в богато украшенных ножнах висит на бедре. Цвета одежды: красный и золотой. Люди перед ним расступаются, кланяются. А Леонардо везде следует за ним и рисует в блокноте. Человечек уже начинает проявлять беспокойство от назойливого внимания Леонардо, но тут появляется Верроккьо в рабочей одежде с так же одетыми учениками. Среди учеников – Пьетро и Сандро. Верроккьо, видя человечка, глубоко ему кланяется.

Верроккьо. Синьор Лоренцо! Простите, что заставил вас ждать!

Человечек замечает Верроккьо, улыбается, видно, что его суровость была наносной. Это новый правитель Флоренции Лоренцо Великолепный Медичи.

Лоренцо. Ничего-ничего, мастер Андреа! Мне полезно гулять… А то целый день сижу за столом, копаюсь в бумагах… А ведь вообще-то я воин.

Кто-то из учеников начинает хихикать. О том, что Лоренцо – воин, по его виду действительно не скажешь. Верроккьо шикает на них.

Лоренцо. К тому же мы ждём моего брата. (Ученикам Верроккьо). Он больше похож на воина, чем я.

На сцену выходит Джулиано Медичи под руку с Симонеттой. Симонетта на восьмом месяце беременности, но, не смотря на это, в ней можно узнать черты любимой модели Сандро Боттичелли. Она похожа и на «Весну», и на «Рождающуюся Венеру». Джулиано высок, строен, отлично сложён. Он меланхолично-романтичен. Его выход торжественен, величественен, сопровождается звуками фанфар. С ними в толпе слегка постаревший сер Пьеро, а также длинный и худой молодой человек с внешностью хорька – Никколо Макиавелли.

Верроккьо (кланяется). Синьор Джулиано.

Джулиано. Нам снова нужен шар, Верроккьо.

Лоренцо. Я понимаю, тебе до смерти надоела эта работа. Ты выполнял её для нашего деда, потом отца.

Верроккьо. Выполню для сыновей и внуков. Деньги не могут надоесть, синьоры.

Макиавелли. Историческая фраза! Я её, пожалуй, запишу! (записывает)

Джулиано. Вы знакомы с синьором Макиавелли? Многообещающий молодой человек.

Макиавелли кланяется.

Лоренцо. Подпишем договор? Или вам его сначала нужно изучить?

Верроккьо. Семейству Медичи я доверяю безгранично!

Лоренцо (улыбнувшись). Сер Пьеро!

Из толпы выступает сер Пьеро. Леонардо, увидев отца, переворачивает страницу и начинает его зарисовывать.

Верроккьо (подписывает договор). И снова старый добрый шар.

Джулиано (подписывает договор). Главный собор города необходимо украсить.

Лоренцо (подписывает договор). Последний раз, я обещаю.

Верроккьо. Прикажете приступать?

Лоренцо. Прошу!

Он делает широкий жест направо, указывая на собор, высящийся справа. Собор не достроен, купол возведён и стоит на сваях, но стена, обращённая к зрителю – отсутствует, что позволяет видеть величественную внутренность главного собора Флоренции Санта-Марии-дель-Фьоре. Верроккьо с учениками идут к собору, залезают на купол, начинают строить леса, чтобы подобраться к шпилю.

Джулиано. Не присоединишься к нашей молитве, Лоренцо?

Лоренцо. По какому поводу молимся?

Джулиано. О ниспослании синьоре Симонетте счастливого разрешения от бремени.

Лоренцо (кланяется Симонетте). Небесная донна. (тихо, брату). Молиться будешь ты, а не муж, следовательно…

Джулиано. Не смейся над святыми вещами, Лоренцо.

Лоренцо. У твоей Симонетты очаровательное личико, но святости там… Впрочем, идём в церковь. Молитва утешает.

Уходят в церковь, молятся, что видно зрителю благодаря отсутствию стены. Над ними, на куполе копошатся Верроккьо с учениками, делая необходимые замеры. Слева собирается кучка людей в двуцветных сине-зелёных одеждах. Посреди сцены Леонардо смотрит на сера Пьеро, рисует в блокноте, а тот на него – с недоумением.

Пьеро (прокашлявшись). Я слышал, ты добился кое-каких успехов. Я рад за тебя.

Леонардо не отвечает. Рисует.

Пьеро. Что ты там рисуешь? Покажи.

Леонардо. Пока нельзя, сер Пьеро. Не готово.

Пьеро (подходит к Леонардо). Я твой отец. И я приказываю.

Пьеро вырывает из рук Леонардо блокнот, смотрит на него, на его лице отражается недоумение, потом злоба. Потом – презрение. В конце концов, он швыряет блокнот под ноги Леонардо и уходит. Леонардо с лёгкой усмешкой поднимает блокнот, оглядывается по сторонам, площадь почти опустела. Он видит в углу группу из сине-зелёных, подходит к ним, делает в своём блокноте наброски лиц. В церкви молятся.

Заговорщик-1. Уже столетие Медичи нами правят! А почему?

Заговорщик-2. Хватит это терпеть!

Заговорщик-3. Они банкиры.

Заговорщик-4. Покровительствуют наукам и искусствам.

Заговорщик-1. За чей счёт? За наш счёт! А ты видел это их новое искусство? Даже святые – и те голые!

Заговорщик-3. Это нарушение наших традиций!

Заговорщиков становится всё больше и больше. Леонардо рисует в блокноте. В церкви молятся Медичи, Симонетта, Макиавелли и их свита. На куполе – Верроккьо и ученики. Всё это под песнопения католической молитвы, доносящейся из церкви.

Под те же самые звуки в «римской» части Чезаре даёт обед кардиналам.

Чезаре. Его Святейшество Папа скоро придёт. Он решил вознести Господу ещё одну благодарственную молитву.

Спада. Может, нам следовало к нему присоединиться?

Чезаре. Он хотел побыть один. Папа велел мне развлекать вас, и я сделаю всё, чтобы вы не скучали.

Среди кардиналов есть те, кто в благодушном, умилённом настроении, это подкупленные кардиналы (в их числе кардинал Спада), а есть те, кто сидят мрачно. Мрачные сидят по одну сторону от Чезаре, а умилённые – по другую. Чезаре во главе стола.

Чезаре. Как бывший кардинал, я помолюсь над вином.

Чезаре начинает молитву над вином, кардиналы присоединяются. Молитва вплетается в хор молитвы в церкви. Потом Чезаре пьёт, пьют и кардиналы. Воспользовавшись тем, что кардиналы заняты и не ожидают подвоха, Чезаре обнажает меч.

Чезаре. Ко мне!

Вбегают слуги с обнажёнными мечами. Кардиналы столбенеют.

Чезаре. Те, что слева.

Слуги Чезаре кидаются на мрачных кардиналов, начинается резня. Их цель – перебить всех кардиналов, сидящих по левую руку Чезаре. Чезаре деятельно участвует в массовом убийстве. Всё в крови, стоны, крики, хрипы, мольбы о пощаде. Те кардиналы, что справа, в ужасе смотрят на сцену расправы.

Под продолжающуюся резню кардиналов наверху, внизу толпа сине-зелёных заговорщиков, обнажив мечи, идёт в церковь, где молятся Медичи. Леонардо едва успевает посторониться, пропустив их. Верроккьо с учениками первыми замечают их, стучат по крыше кулаками, молотками, чтобы предупредить, обратить внимание, что, наконец, удаётся. Медичи успевают развернуться навстречу заговорщикам прежде, чем они вошли в церковь. Молниеносное движение одного из них, – и Джулиано, не успевший даже вытащить шпагу, ранен в горло, падает на руки слугам, но ещё жив, смотрит на Симонетту. Симонетта кричит. Вокруг Лоренцо сомкнулось кольцо защитников, все обнажили мечи, начинается схватка.

Лоренцо. Не в церкви! Не в церкви! Все вон! На улицу!

Сторонники Медичи теснят заговорщиков, выводят их на улицу. В церкви остаются только Макиавелли, который пишет в книжечку всё, что происходит, и Симонетта в слезах, держащая за руку Джулиано. Медичи теснят заговорщиков влево, наступают, причём видно, что самый яростный воин – действительно Лоренцо. В пылу схватки он ревёт как лев, помогает разящим ударам шпаги воинственными криками, скалит зубы, с которых падает слюна. Леонардо на заднем плане, внимательно наблюдает. Медичи так сильно теснят заговорщиков, что все вместе в драке уходят со сцены в левую кулису.

В это время наверху Чезаре держит на ноже последнего кардинала. Тот вместе со словами плюёт кровью.

Кардинал. Весь род Борджиа… да будет проклят!

Кардинал умирает. Чезаре швыряет тело на груду других безжизненных тел. Всё перевёрнуто, кардиналы в жутких позах и с дикими выражениями лиц лежат, кто где. Входит Александр.

Александр. Добрый вечер, ваши… (видит трупы). О, Боже, Чезаре, что ты наделал?

Чезаре. Как мы договаривались, папа. Недовольных больше нет!

Александр. Но ведь не так!

Чезаре. Это самый действенный и быстрый способ. Эти больше не будут возражать, а эти станут сговорчивей.

Александр. Это ужасно, Чезаре, ужасно… (поворачивается к живым кардиналам) Но по сути он прав. Наступают тяжёлые времена. Италия разрозненна. Города управляются кое-как, местными герцогами, и в них тоже бушуют усобицы. Кроме того, мы столкнулись с французской угрозой. Перед лицом вызовов времени мы должны сделать всё, чтобы объединить нашу Родину под эгидой святой матери-церкви. И сделать это придётся не только молитвой, но и мечом. Вам предлагается решить здесь и сейчас, кто останется с нами, а кто будет против нас.

Рядом с папой стоит оскаленный волчонок Чезаре. Его обнажённый окровавленный меч упёрт в пол. Кардиналы начинают кланяться все, кроме одного: кардинала Спада. Спада пытается уйти незаметно, но это, конечно, видит Чезаре.