Текст книги "Скелет дракона"

Маттео. О, нет! Наши семьи равной знатности. Но враждовали испокон века.

Леонардо. Почему?

Маттео. Этого никто не помнит.

Леонардо. В любом случае, соединиться вам не удалось.

Маттео. Снова мимо, мастер. Мы тайно обвенчались. Более того, мы даже успели осуществить наш брак.

Леонардо (смущён). Избавьте меня от подробностей.

Маттео смотрит на Леонардо с иронией. Леонардо справляется с собой, вздохнув, продолжает.

Леонардо. Но потом всё открылось. Родители по-прежнему не одобряли вашего брака. Вражда оказалась сильнее счастья детей. Вам пришлось бежать… И вот вы здесь, а она… очевидно, в другом монастыре…

Маттео. Она умерла.

Леонардо. О, простите.

Маттео. Всё было не совсем так, но сути это не меняет.

Леонардо. Вы были безутешны?

Маттео. Собирался отравиться. Но не вышло. И виной тому не трусость, поверьте!

Леонардо. Я не сомневаюсь.

Маттео. Так почему же я не умер? Случайность. А также доброта и дар убеждения моего духовника. И да, скорее всего, в монастыре я не задержусь. Но пока рана не заживёт… мне лучше быть здесь… Не сердитесь на нашего настоятеля, мастер. Он добрый и хороший человек, но, как ни странно это звучит, он верит только в то, что может пощупать руками.

Леонардо кланяется.

Маттео. Так что не даёт Дедалу выбраться из лабиринта?

Леонардо. Дедал совершенно не уверен, что он этого хочет. Дело в том, что ему нравится этот лабиринт.

Маттео. Я не понимаю. Что в нём может быть интересного? Это всего лишь стены и запутанные ходы!

Леонардо. Это всё, что видно при беглом взгляде. А если начать его исследовать, выяснится, что лабиринт сам по себе очень интересен. Его стены неоднородны, они построены из множества самых разных материалов. А почему? С какой целью? И как это удалось? Где-то под землёй лабиринта существует жизнь и ей хватает тусклого света и скудной пищи, чтобы не испытывать ни в чём нужды. И по этому поводу тоже возникает множество вопросов. Крыша – это вообще самое интересное, что здесь есть: дело в том, что стены расположены одна за другой, и мы не знаем, сколько их там, а крыша наверняка всего одна, и, пробив её, возможно, нам легче будет выбраться, чем если долбить стены или изучать ходы. И, в конце концов, где-то здесь живёт Минотавр, – страшное чудовище, но всё же, плод любви. Пусть противоестественной, запретной и незаконной… Можно и в лабиринте найти себе занятие, а выйти только тогда и благодаря тому, что лабиринт будет полностью изучен.

Маттео. Простите, мастер, я что-то потерял нить. Вы о чём? Давайте попробуем без метафор. Что вы хотите сделать? Куда выбраться?

Леонардо. Никуда. Я не уверен вообще, что выбраться можно.

Маттео. Почему?

Леонардо. Потому, что я не видел выхода. Я не знаю ничего, кроме этого мира, и его я собираюсь исследовать. Настолько подробно, насколько это возможно.

Маттео. Чтобы выбраться?

Леонардо. Чтобы узнать, можно ли вообще так поставить вопрос. Я хочу увидеть его, обследовать каждый уголок. Я хочу путешествовать, хочу своими глазами смотреть на всё, что есть на нашей планете. Я уверен, мир не такой большой, как кажется.

Маттео. Вы что же, поедете и в Африку, и в Индию?

Леонардо. И в Московию.

Маттео. А тот остров, что открыли португальские мореплаватели?

Леонардо. Я слышал о нём, жду подробностей и подтверждений. Его я тоже хотел бы посетить. Я хочу познать этот мир вполне. Я уже составил план своего путешествия. Объехать всё возможно в шесть лет, и какой-то там остров не сильно влияет на этот срок. Я хочу видеть все красоты земли и её недра, хочу изучить все живые существа, её населяющие. Хочу узнать, как они ведут себя и как устроены.

Маттео. Вы собираетесь распотрошить каждого зверя?

Леонардо. Каждой твари по паре. Но я убеждён, что это не понадобится: в строении живых существ много сходного.

Маттео. И не меньше различий.

Леонардо. Интересно их найти, и понять, с какой целью они устроены.

Маттео. Так вы хотите понять цель Творения?

Леонардо. Я хочу выяснить, было ли оно.

Маттео (отступает). Мастер Леонардо, подождите. Вы всё-таки находитесь в монастыре. Вы что же, хотите сказать, что не верите в Бога?

Леонардо. Верю – не верю… Игра для маленьких девочек. Синьор Маттео, вера – это не мой способ познания мира. Я хочу убедиться в существовании того, кто сотворил мир.

Маттео. Да вы… Фома! Пока не вложите пальцы…

Леонардо. Если только всё это под силу одному… одной личности… Я давно им восхищаюсь и о многом хотел бы побеседовать. Он создал удивительный космос. В нём – невероятную систему звёзд и планет. Во всём этом – наш небольшой мир, который можно объехать в шесть лет. С совершенной системой водоснабжения и воздухоочистки. И всё это для того, чтобы обеспечить жизнь разнообразных существ, и самого невероятного из них – человека, который дальше стал уже творить сам! Как всё это удалось в одиночку?

Маттео. Если бы мы знали, мы были бы как боги!

Леонардо. Фра Маттео, мы и есть как боги: мы творим. Посмотрите! (показывает на «Тайную вечерю») Это я создал этих тринадцать людей, этот стол, хлеб и вино. И даже пейзаж за окном.

Маттео. Но у вас не получается!

Леонардо. Получится. Как получится «Конь», трактат о живописи, анатомический атлас и крылья. Единственное, чего мне очень не хватает, так это – времени.

Маттео. И в этом кроется самое главное ваше отличие от бога: вы конечны.

Леонардо. Именно поэтому я не очень стремлюсь к результату. Я бросаю работу, когда понимаю, что результат достижим.

Маттео. Ну, кто знает, может, так же поступил и он? Мы не совершенны.

Леонардо. А что, если мы временно не совершенны? Если мы совершенствуемся с каждым днём, годом, столетием?

Маттео. О чём вы говорите, мастер?

Леонардо. Однажды, ещё ребёнком, я гулял в окрестностях Анкиано, деревни, в которой я вырос… Я отошёл далеко и забрался в горы. Пошёл дождь. Я спрятался в пещере. Пещера оказалась глубокой. Я шёл, шёл, шёл… Было страшно и интересно. И вот я забрёл довольно далеко. Перестал различать что-либо. Дождь снаружи всё не прекращался, я лёг на какой-то плоский камень и уснул. Меня разбудил луч света, пробившийся сквозь трещину в скале. Когда я открыл глаза, я увидел, что он освещает не только меня, но ещё и скелет невероятного исполина, вросшего в стену пещеры. Это был настоящий дракон с удлинённой пастью, маленькими глазными впадинами и огромными зубами. Весь его рост был равен росту шести мужчин, вставших друг другу на плечи. Его задние лапы были огромны и развиты, а передние болтались у груди, как ненужные отростки, как хвост у барана. Этот скелет является свидетельством того, что мир не был создан в шесть дней и точно таким, как мы его знаем. До нас на Земле жили совсем другие существа. Они иначе выглядели, они по-другому двигались, возможно, они были иначе устроены! Значит, этот мир развивался. И развился до такого состояния, в котором пребывает сейчас. Но почему? Почему закончился тот этап? Почему драконов больше не существует? Что ждёт нас дальше? Когда кончится наше время? Из-за чего? Будем ли мы виноваты в этом сами? Или какой-то бог, не привычный нам, а другой, создавший сперва драконов… что если он единолично решит уничтожить нас? Или произойдёт и то, и другое, как в сказании о всемирном потопе? На все эти вопросы у меня нет ответа. Но скелет в скале, – это то, что я видел, то, что трогал руками. То, что вынуждает мой разум работать. А веру, к сожалению, молчать.

Маттео. Значит, вы не верите…

Леонардо. Не знаю, фра Маттео. Я не знаю, что это такое.

Маттео. А что если этот скелет был послан вам, чтобы испытать вашу веру? Что если Господь, зная ваш пытливый ум, сотворил чудо?

Леонардо. Спасибо ему за столь пристальное внимание к моей скромной персоне, но я не верю в чудеса.

Маттео. О, господи, во что же вы вообще верите?

Леонардо. Я верю в скелет. И в лабиринт. И в то, что его можно изучить и только таким образом из него выбраться.

Маттео. Но если, по-вашему, кроме этого лабиринта ничего нет, то зачем из него выбираться?

Леонардо. Чтобы посмотреть, как он выглядит снаружи.

Маттео, кажется, запутался окончательно.

Картина 23. 

Мастерская Леонардо. Он сидит перед мольбертом, пишет портрет очередной дамы: Лукреции Кривелли. Играют музыканты, кувыркаются шуты. Лукреция смотрит гневно, её грудь вздымается от частого дыхания, на щеках румянец.

Лукреция. Мерзавка! Да кто она такая?

Леонардо. Мадонна Лукреция, умоляю, не шевелитесь.

Лукреция. Подумаешь, жена! Да он не видел её никогда! Он женился по расчёту!

Леонардо. Ваши руки дрожат и теребят платок. Как же я их напишу?

Лукреция. А теперь он, видите ли, полюбил! Она Беатриче! Как у Петрарки!

Леонардо. Как у Данте.

Лукреция. Что?

Леонардо. Я говорю, руки… Мне придётся написать вас за парапетом, я не могу уследить…

Лукреция (музыкантам). Хватит!

Музыканты выдают последний неблагозвучный аккорд и замолкают. Шуты перестают прыгать и звенеть бубенчиками.

Лукреция. Пошли прочь!

Музыканты и шуты уходят.

Леонардо. Янтарная донна, мне очень нравится, как вы сердитесь, так как у вас и это выходит красиво, но, боюсь, именно такой рассерженный взгляд у вас и получится на портрете.

Лукреция. Ну, и пусть! Этот портрет Лодовико заказал, чтобы вспоминать обо мне, так пусть в моём нарисованном взгляде он вечно читает упрёк.

Леонардо. Захочет ли он его читать, вот в чём вопрос? Спрячет портрет подальше, а на виду оставит только… другие портреты.

Лукреция. Синьор да Винчи! Потрудитесь держать свои советы при себе!

Леонардо. Я всей душой сочувствую вам, небесная мона, я лишь хочу помочь. У вас с герцогом была такая красивая и искренняя любовь…

Лукреция. Да что вы понимаете в любви?

Леонардо задумывается, на минуту прекращает писать, но тут из внутренней комнаты дома выходит Зороастро. Он всё ещё хромает, опирается на один костыль, но нога уже не забинтована. Одноглазый Зороастро выволакивает на платформе на колёсиках скелет лошади в натуральную величину.

Зороастро. Вот, полюбуйтесь, мастер.

Лукреция (визжит). Что это?

Зороастро. Скелет лошади, ваша милость. (Лукреции) Мастер собирал кости по отдельности, а я собрал целый.

Зороастро продолжает возиться со скелетом.

Леонардо. Зачем теперь ты привязываешь к нему вожжи?

Зороастро. Это… это эксперимент, мастер.

Лукреция. А можно мне посмотреть?

Леонардо. Можно. Только не шевелитесь.

Лукреция наблюдает за манипуляциями Зороастро. Леонардо увлечённо пишет.

Леонардо. Вот так, чудесная донна, так-то лучше… Заинтересованность во взгляде идёт вам куда больше гнева.

Входит пожилая служанка с блюдом, на котором фрукты: яблоки, виноград.

Служанка. Вот, подкрепитесь, синьорина, совсем вас наш мастер замучил.

Зороастро тянет за вожжи, и скелет лошади становится на дыбы совсем как живой. Зороастро дополняет эффект громким ржанием. Служанка визжит и роняет блюдо, яблоки катятся по полу. Лукреция смеётся, Леонардо смотрит на скелет.

Служанка. Зороастро! Вот я тебя! Да я тебе… вторую ногу сломаю! Будешь знать, как старых людей пугать!

Леонардо (откладывает кисть, подходит к скелету). Движения… Совсем как живой. Как тебе это удалось?

Зороастро. По вашим чертежам, ваша милость. Посмотрите, вот здесь я скрепил проволокой, тут натянул верёвки и пристроил блоки…

Леонардо. Отлично, Зороастро!

Служанка (оправившись). А! Так вы решили всё же закончить памятник? Это хорошо. Вы теперь прежнего герцога нашего, Франческо, с кладбища откопайте и посадите его скелет на эту лошадь. Вот и будет памятник!

Зороастро. А что? Это мысль!

Лукреция смеётся.

Входит слуга герцога в богатой одежде.

Слуга (кланяется). Мастер Леонардо, простите. Во дворец срочно требуют синьорину Лукрецию.

Лукреция. Что значит, требуют? Мы ещё не закончили сеанс, верно, мастер?

Слуга. Синьора Беатриче скончалась.

Воцаряется тишина. Лукреция вскакивает, потом снова садится.

Лукреция. Его светлость герцог Сфорца… вызвал меня… одну?

Слуга. Нет. Но он попросил прийти к нему самых близких.

Лукреция встаёт и, ни слова не говоря, выходит.

Картина 24. 

На площади толпа. Исполинского коня продолжают двигать ученики Леонардо. Леонардо стоит на возвышении, наблюдает. Рядом с ним – монах Маттео Банделло. Ученики толкают и шепчутся, чего Леонардо и Маттео не слышат.

Ученик-1. Точно уеду. Хоть мир посмотрю… Увижу что-нибудь кроме вскрытых мертвецов и этих… колёс.

Ученик-2. Что ты там увидишь? Океан и океан.

Ученик-1. Ну, почему? Учитель сказал, там что-то открыли. Ждём подтверждения!

Ученик-2. До Индии-то так и не доплыли.

Ученик-3. Индия на востоке. А они плыли на запад. Наткнулись на жалкий остров с кучкой дикарей.

Ученик-1. Где один остров, там и другой. Точно уеду. В Милан приезжает один из тех, кто плавал по океану.

Ученик-2. Кто?

Ученик-1. Мне говорили, но я забыл. Имя такое… незапоминающееся… Он только что из экспедиции. Попрошусь к нему и уеду!

Леонардо. Не туда! Левее! Ещё чуть левее… Всё! Можно демонстрировать герцогу.

Маттео. Как же они его так ворочают?

Леонардо. Конь внутри пустой. А снаружи глиняный. Несмотря на размеры, – он лёгкий.

Мимо стремительно проходит Лукреция. Она в гневе. За ней идёт Чечиллия.

Чечиллия. Милая Лукреция, ну, так же нельзя! Что вы выясняете всё время, кто из нас главнее? Разве герцогу от этого хорошо?

Лукреция. Но это противоестественно, донна Чечиллия! Наш герцог хоть и мавр, но не может жить, как султан, в гареме!

Чечиллия. Почему?

Лукреция. Потому, что это варварство. Магометанство! Ну, мы же христиане, в конце концов!

Чечиллия. Это его герцогство. И здесь он может делать всё, что захочет.

Лукреция. Это противно законам божеским и человеческим!

Чечиллия. А, по-моему, вы просто ревнуете.

Лукреция. Да. А вы-то разве нет?

Чечиллия. Нет.

Лукреция. Ну, знаете! Слыхала я о нравах при дворах, но чтобы так!

Чечиллия. Ну, посудите сами, Лукреция. Мы обе в разное время скрашивали досуг его светлости. У каждой из нас есть сын, как несомненное свидетельство той связи, которую уже не разорвать. Каждой из нас он подарил дворец…

Лукреция. Ну, да, чтобы было куда нас выгнать.

Чечиллия. Пусть так. Теперь, когда он, как Абеляр тоскует по своей Элоизе…

Лукреция. По Беатриче он тоскует. Как Данте.

Чечиллия. Я говорю иносказательно. Так вот теперь нам хорошо бы не враждовать, чтобы не разрывать сердце герцогу, а утешать его в его горе вместе.

Лукреция. Это как?

Чечиллия. Усердно. Всей душой желая мира его душе и благополучия его телу.

Лукреция. Чечиллия, вы… вы… куртизанка!

Чечиллия. Да, к сожалению. А вы разве нет?

Лукреция не находит, что сказать, она машет рукой и уходит.

Чечиллия. Лукреция! Лукреция, подождите!

Она уходит. Леонардо почти без эмоций наблюдал эту сцену. Маттео наблюдал за Леонардо. Тот обходит коня, потом, прикрыв глаза рукой, смотрит на солнце.

Леонардо. Его светлость появится не раньше, чем через час… Значит, солнце будет… там. (ученикам) Ну-ка сдвиньте коня на локоть сюда!

Ученики начинают двигать. Вдруг по сцене пробегают люди с криками «Французы! Французы!». Маттео ловит мальчишку.

Маттео. Что случилось?

Мальчишка. В город вошли французы. Их ведёт сам король!

Раздаётся барабанный бой. С площади разбегаются все, включая учеников Леонардо. Мальчишка вырывается из рук Маттео и тоже скрывается. Леонардо и Маттео остаются стоять. Под барабанный бой на площадь выходит отряд французских солдат. Они строятся и останавливаются. Кажется, что всеми их действиями руководит барабан. Входит король Франции Людовик XII. Надменный, мало говорящий, мрачный человек. Он осматривается.

Людовик (указывая на коня). Что это? Отвечай ты (показывает пальцем на Банделло).

Маттео. С позволения вашего величества, это глиняная модель статуи прежнего герцога Сфорца.

Людовик. Здесь герцогом был конь?

Французские солдаты дружно смеются, хотя лица Людовика не тронула и тень улыбки.

Маттео. Статуя не закончена.

Людовик. А где нынешний герцог?

Маттео. Очевидно, ждёт вас в своём дворце.

Людовик. Неужто?

Солдаты снова ржут. Людовик ещё раз осматривает модель коня.

Людовик. Слишком большая.

Людовик тяжёлой поступью обходит «Коня».

Людовик. Раз герцог ждёт, пусть знает, чего ждать.

Капитан становится перед строем, машет рукой. Снова барабанщик начинает отбивать дробь. Французские солдаты готовят арбалеты, заряжают, начинают целиться в коня. Маттео смотрит на Леонардо, тому, похоже, всё равно.

Маттео. Постойте! Ну, при чём здесь статуя? Ведь она же совершенна! Она грандиозна! Никто раньше ничего подобного не мог соорудить! Разбирайтесь с вашей политикой! При чём здесь искусство?

Король смотрит на Маттео с презрением, не понимая, о чём он вообще говорит.

Маттео. Мастер Леонардо! Ну, скажите им! Скажите, что это ваша работа! Скажите хотя бы, кто вы!

Леонардо смотрит на Маттео задумчиво. Потом смотрит на короля и приготовившихся солдат, а потом снимает с пояса блокнот, достаёт карандаш, и начинает что-то в нём рисовать.

Капитан. Товсь! Пли!

Солдаты выпускают стрелы в коня, перезаряжают арбалеты, выпускают снова. Скоро конь уже топорщится стрелами, как ёж иглами.

Маттео (Леонардо). Неужели вам всё равно? Неужели вы ничего не чувствуете?

Леонардо (продолжает рисовать). Я знаю, что могу сделать этого коня. Этого достаточно. Тем более, что здесь он, кажется, уже никому не нужен. Я сам, кажется, здесь больше не нужен. Самое время уехать.

Маттео (он, кажется, зол на Леонардо). Изучать лабиринт?

Леонардо. Да.

Маттео. Вам бы начать с себя, мастер. Что происходит у вас внутри, вы знаете? В душе? Это вам разве не интересно? Потому что для меня это тайна. Кто вы вообще такой?

Леонардо молчит, рисует. Маттео, ещё раз взглянув на погибающего «Коня», уходит. Он зол.

Картину гибели коня закрывает собой одноглазый Зороастро. Он выходит на середину сцены. За его спиной уже не раскрывающиеся крылья, а крылья, похожие на биплан. Они громоздки, ими уже нельзя красиво размахивать, но Зороастро всё равно счастлив. Он настраивается, вертится туда-сюда, как бы пытаясь поймать крыльями ветер, а потом убегает на гору, отталкивается ногами и – летит! Зороастро набирает высоту, ловит ветер, поднимается всё выше и выше, слышно, как он хохочет. Леонардо смотрит на него, улыбается.

Зороастро (кричит с небес). Я лечу! Лечу! Мастер! Лечу! Леонардо да Винчи! Самый великий на земле…

Тут Зороастро вместе с крыльями начинает крениться… крениться… потом заваливается на бок и с криком падает вниз. Леонардо напряжённо наблюдает за его падением.

Картина 25. 

Мастерская Леонардо. Врач ввозит безучастного ко всему Зороастро на кресле-каталке. У Зороастро забинтованы ноги, руки, перебинтован корпус. Сам Зороастро бессмысленно смотрит в пространство единственным глазом. Повязки на втором глазу нет, на его месте шрам. Леонардо, сидевший и писавший что-то у стола, встаёт навстречу.

Леонардо. Ну, как он?

Врач. По-прежнему. Тело ниже шеи – не работает. Не отвечает, ни на что не реагирует.

Леонардо. Ест?

Врач. С трудом. Но глотательные движения остались.

Леонардо вглядывается в лицо Зороастро.

Леонардо. Зороастро! Зороастро… мальчик мой… ты слышишь меня?

Зороастро не отвечает, на Леонардо не глядит.

Леонардо. Если ты меня слышишь, закрой глаз.

Зороастро продолжает таращиться в пустоту. Леонардо берёт руками его голову, поворачивает к себе.

Врач. Мастер Леонардо, не надо!

Леонардо. Нет, ты мне ответишь! Ты меня услышишь! Зороастро!

Зороастро вдруг улыбается. Леонардо улыбается ему в ответ, но улыбка ученика, показавшаяся осмысленной, вдруг расплывается шире, Зороастро открывает рот, обнаруживается недостаток нескольких зубов, из угла рта стекает слюна.

Зороастро (бессмысленно). Ыыыы…

Леонардо отпускает голову Зороастро. Врач вытирает Зороастро слюни.

Врач. Организм у него молодой, крепкий… Он так ещё долго может прожить… Особенно, если на воздухе… Вопрос только, надо ли это…

Служанка. Это не нам решать.

Леонардо и врач оборачиваются, видят старую служанку Леонардо. Она стоит в дверях в дорожной одежде.

Леонардо (врачу). Я распорядился отвезти его в Анкиано. Это деревня под Флоренцией, у меня там живёт дядя.

Служанка (врачу). Я договорилась. У южных ворот Зороастро ждёт повозка.

Леонардо кивает, достаёт два кошелька, даёт один служанке, второй —врачу.

Леонардо. Спасибо.

Врач. Это вам спасибо. Прощайте. (служанке) Я помогу его вывезти.

Леонардо. Нет. Ещё немного. Я хочу с ним побыть.

Служанка (врачу). Я справлюсь сама. Потом.

Врач, ещё раз поклонившись, уходит. Леонардо молча смотрит на Зороастро. Служанка смотрит на него. Она плачет, но старается делать это молча, чтобы не мешать Леонардо. Зороастро смотрит в пространство. Несколько секунд тишины.

Служанка берётся за ручки кресла. Леонардо вглядывается в лицо Зороастро. Кажется, что он сейчас или обнимет его или попросит прощения. Зороастро безучастен. Леонардо смотрит в его лицо, в его отрешённый взгляд… осматривает длинные вьющиеся волосы, рассыпанные по плечам…. Потом вдруг становится беспокойным. Берёт голову Зороастро в руки, смотрит. Потом бежит к столу, берёт лист бумаги, начинает зарисовывать Зороастро.

Служанка. Что? Что такое?

Леонардо. Сейчас! Секунду! Мне показалось!..

Служанка. Мы поедем…

Леонардо. Мне показалось, что я нашёл лик Христа! Ангел во плоти!

Служанка. Не надо! Пусти!

Служанка со слезами на глазах вывозит Зороастро. Леонардо садится на стул, пристраивает лист бумаги на картон, картон на колени, рисует.

Леонардо. Ладно! Зарисую по памяти!

Леонардо выпрямляется, служанка вывозит Зороастро из мастерской. Леонардо остаётся один. Некоторое время рисует. Потом его покой нарушает новый человек, вошедший в мастерскую. Он толст, широко расставляет ноги, как моряк, и курит сигару, – что-то небывалое. Это – Америго Веспуччи.

Америго. Разрешите?

Леонардо не реагирует, рисует. Америго покашливает. Он весь в дыму. Леонардо принюхивается с неудовольствием на лице.

Леонардо. О, боже, сударь, что это?

Америго. Это – курение табака, сударь! А вы стали важным, бородатым, сударь! А вот дверь запирать не научились! И прислуги у вас нет! Вас и не поймёшь, сударь!

Леонардо всматривается в толстого весельчака, потом лицо его светлеет.

Леонардо. Постойте-постойте… вы…

Америго. Да ты же, ты! Что, не помнишь, как показывал мне своего дракона в пещере? А как бумагу у меня покупал?

Леонардо. Америго! Я рад тебя видеть. Каким ты стал важным господином…

Америго. А вот ты важным так и не стал… Худой и борода какая-то легкомысленная. Я, знаешь, люблю, когда она либо есть… до пупа… Либо нет совсем. Вот, смотри, я теперь бреюсь.

Леонардо. Слушай, убери ты эту свою…

Америго. Сигару, tipo!

Леонардо. Да. Уж очень воняет.

Америго. Это когда сам не куришь. Хочешь попробовать?

Леонардо. Нет.

Америго. Попробуй. Разгоняет мрак в голове…

Леонардо. Спасибо, но у меня и так голова светлая.

Америго (тушит сигару в плошке на столе). Я тебе помешал?

Леонардо. Ерунда, успею. Откуда ты здесь?

Америго. Конкретно сейчас я к тебе прямиком из дворца Лодовико Сфорца. У него там пир. Ему удалось замириться с французским королём, сидят, отмечают. При герцоге две дамы. И обе, кажется, не просто придворные красотки. И при этом так хорошо между собой ладят… А он сидит, как настоящий мавр в своём серале. Мечта!

Леонардо. Нет, но зачем ты в Милане?

Америго. По делам.

Леонардо. Вроде говорили, что твои дела теперь на западе. Ваша экспедиция открыла там какой-то остров! Я, кстати, собирался и его посетить в своих путешествиях.

Америго. Это хорошо. Это хорошо, потому, что в путешествие-то я и хотел тебя позвать, Леонардо!

Леонардо. Как всё прекрасно совпадает!

Америго. Только бери выше. Мы открыли там вовсе не остров. Тебе скажу, хотя пока это ещё и тайна. Но ты никогда не был болтливым. Ты ведь сумеешь сохранить тайну?

Леонардо. Ну, говори!

Америго. Мы открыли там не остров. Мы открыли там целый материк! А может, два материка, наши ещё спорят. Ясно одно: там, на западе, через Тихий океан лежит ещё полмира, о которых мы не подозревали! Полмира, ты представляешь?

Леонардо ошарашен.

Леонардо. Как полмира? То есть… за шесть лет Землю не объехать?

Америго. Смотря с какой целью. Если всё время плыть, передвигаться, то, может, и за три года можно управиться.

Леонардо. Но с моими целями не управишься.

Америго. Возможно. Потому, что твои цели – научные.

Леонардо. Откуда ты знаешь?

Америго. Это то, что я хочу тебе предложить! Я же помню, как ты рисовал карты. Точно и красиво. Нам такой человек как ты просто необходим.

Леонардо. Карты?

Америго. Ну, да! Там же два материка, и их карт никто никогда не делал. Ты будешь первым!

Леонардо. Там никто не живёт?

Амреиго. Дикари. Только и могут, что табак выращивать. А карты мы с тобой составим первые! И напишем так по краю: «Карты Америго Веспуччи, составленные Леонардо да Винчи». Ну, разве не здорово звучит? «Карты Америго и Леонардо!» «Карты Америго!» Даже если на это понадобится двенадцать лет. Ну, и что? Что вместо этого ты сможешь сделать? Ну, намалюешь ещё несколько (смотрит по сторонам) смешных голов или женских портретов… Кто об этом вспомнит? А первые карты Америго… первые карты нового материка! Это может стать делом твоей жизни! Это люди запомнят надолго. И твоё имя войдёт в историю… А разве есть что-нибудь важнее этого?

Леонардо. Но… в моей жизни много и других дел!

Америго. Ну, да, женские головки, рисунки, статуи, вскрытые трупы, математика и свалившийся с неба крестьянин. Весело. Одним словом, так. Я даю тебе сутки. Завтра я отплываю. Сперва в Венецию, потом в Португалию, а потом – на материк Америго… Да-да… Знаешь, в финансовых кругах его именно так и называют… Ну, потому, что я единственный финансист, который туда плавал… Материк Америго, ты слышал?

Леонардо. Я подумаю.

Америго. А теперь собирайся, и пошли со мной.

Леонардо. Куда?

Америго. Во дворец. Герцог Лодовико пожелал видеть своего придворного живописца и инженера, я сказал, что приведу тебя.

Леонардо. Америго, будь добр, скажи, что я нездоров.

Америго. Да ладно тебе хандрить! Пойдём! Там такие девушки! Не то, что эти…

Америго снова всматривается в портреты Чечиллии и Лукреции.

Америго. О! Так это ж они! Любовницы мавра. Так ты их знаешь?

Леонардо. Я не здоров, Америго.

Америго. Что? Так и сказать?

Леонардо. Да, будь добр.

Америго. Ну, хорошо. Но утром я за тобой зайду!

Леонардо задумчив.

Леонардо. Америго!

Америго. Мм?

Леонардо. Не заходи за мной, не надо.

Америго. Почему?

Леонардо. Я не поеду. Такое количество карт… мне всё равно не нарисовать. А здесь у меня ещё есть дела.

Америго. Какие? Герцог хоть и замирился с королём, но ненадолго. Француз хочет Ломбардию!

Леонаррдо. Ну, и пусть. Мне есть, куда уехать. Да и здесь ещё надо фреску закончить, «Коня»…

Америго. Ты никогда их не закончишь!

Леонардо. Ну, почему ты так думаешь?

Америго. Леонардо! Ну, неужели тебе не хочется посмотреть мир? Новые страны, новые континенты… новые люди?

Леонардо. Новые ходы всё того же лабиринта. Нет, Америго. Я ещё мало изучил то, что у меня под носом. А когда вернусь – кого я тут встречу? Кто меня дождётся? Нет, не поеду. Спасибо за предложение. Но это не для меня. Я должен работать.

Америго обдумывает, что услышал.

Америго. Как знаешь, Леонардо. Не хочешь, – так и не надо…

Америго берёт свою сигару из плошки, прикуривает от свечи. Ещё раз жестом предлагает Леонардо попробовать, Леонардо жестом же отказывается. Америго машет Леонардо рукой, Леонардо тоже машет. Америго идёт к двери.

Америго. Да, кстати! Ученика мне отдашь своего? Уж очень просится. Совсем ты его у себя замучил.

Леонардо. Какого ученика?

Америго. Ну, такого… тёмненького.

Леонардо. Это Италия, Америго, тут почти все тёмненькие…

Америго. Да, точно… Ну, такой, ворчун…

Леонардо. А! Вико. Забирай. Только с отцом его договорись.

Америго. Договорюсь, не проблема! Может, ты всё-таки с нами?

Леонардо. Нет.

Америго. Ну, счастливо тебе!

Леонардо кивает, Америго уходит, оставляя после себя вонючий дым. Леонардо в задумчивости делает круг по комнате. Потом подходит к стене, снимает с неё лютню, садится, трогает струны. Как будто пытается вспомнить какую-то мелодию, и у него не получается. Входит служанка.

Леонардо. Забрали?

Служанка. Да, ему там будет хорошо. Только ему нужны будут деньги.

Леонардо. Я буду ему посылать.

Служанка. Ещё хорошо бы навещать его, хоть изредка.

Леонардо. Я буду.

Служанка. Жалко его, прямо сердце разрывается.

Леонардо кивает.

Служанка. А тебе, похоже, всё равно.

Леонардо. Ну, почему?

Служанка. Не ври мне! Скажи, ты хоть что-то чувствуешь? В конце концов, это же ты виноват!

Леонардо. Я не знаю…

Служанка. Леонардо, скажи мне правду.

Леонардо. Я не чувствую ничего. Я понимаю, что виноват, но он же сам вызвался… Я не могу назвать моё чувство жалостью…

Служанка отходит, кажется, ей больше не о чем разговаривать с Леонардо.

Служанка (поворачивается в гневе). Он столько лет с тобой под одной крышей… Болтун, остроумец… руки золотые… озорник… Он летал на крыльях, которые ты пытался построить, чтобы ты не подвергал себя опасности, потому что считал тебя важнее себя… Он восхищался тобой, воплощал твои придумки… Он любил тебя, Леонардо, ты понимаешь? Любил! А ты…

У служанки вдруг подкашиваются ноги, она хватается за сердце, оседает. Леонардо кидается к ней.

Леонардо. Мама!

Леонардо подхватывает служанку, усаживает её.

Екатерина. Ничего-ничего… всё хорошо, мой мальчик… Мне уже лучше…

Леонардо. Воды?

Екатерина. Давай.

Леонардо убегает за водой, а у нас есть возможность рассмотреть служанку и осознать, что это действительно мать Леонардо, та самая, из первого действия, только она старше на двадцать пять лет, и эти годы и все тяготы, которые ей пришлось перенести, сильно изменили её: тело потеряло форму, лицо покрылось морщинами чуть ли не в каждой точке, глаза погасли. На вид ей можно дать лет восемьдесят, а не 60, как на самом деле. Возвращается Леонардо со стаканом воды, подаёт Екатерине.

Леонардо. Вот.

Екатерина берёт воду, пьёт.

Екатерина. Спасибо. Что-то сердце… прихватило… Посижу.

Леонардо садится у неё в ногах. Екатерина гладит его по голове.

Леонардо. Мама… Я монстр?

Екатерина. Я не знаю, сынок.

Леонардо. Мне всегда хотелось быть Дедалом, а на самом деле, может, я Минотавр?

Екатерина (озабоченно). Сынок, ты здоров? Ты же Леонардо!

Леонардо. Я знаю, но я не про то… Мне кажется, что я… Ладно… впрочем… ты не поймёшь…

Екатерина снисходительно улыбается сыну. Леонардо снова берёт лютню, тихонько трогает струны.

Екатерина. Ты всегда был необыкновенным, сынок. Ты делал вещи, которых я не понимала, но они восхищали других. Я всегда гордилась тобой. Вслепую. Сама я ничего не могла оценить! Но у меня есть то, чего никогда не было у тебя.

Леонардо. Любовь?

Екатерина (кивает). Да.