Текст книги "Скелет дракона"

Александр. А теперь, если вы не против, мы выйдем ненадолго в сад, здесь приберут, а потом мы продолжим ужин, если у кого-то остался аппетит. (качая головой, но умиляясь, как шалости ребёнка) Чезаре-Чезаре… Неужели нельзя было придумать что-нибудь… не такое ужасающее? Ну, посмотри, как некрасиво!

Кардиналы во главе с папой уходят. Остаётся один только Чезаре и трупы.

Кардинал Спада оказывается внизу, на улицах «Флоренции». Он, оглядываясь, пробегает по нижней части сцены слева направо. За ним пытается устремиться Леонардо, уже открывая новую страницу в блокноте, ему понравилось его лицо. Сверху за кардиналом пристально наблюдает Чезаре. Кардинал скрывается в кулисе. Из церкви выходит Макиавелли, он тоже с бумагой и пером, что-то пишет. Они сталкиваются с Леонардо, некоторое время стоят почти в одинаковых позах, разглядывают друг друга. Потом почти синхронным жестом переворачивают страницу своих блокнотов.

Из левой кулисы появляются Медичи и заговорщики. Не прекращая драться, они проходят из одной кулисы в другую. Макиавелли отвлекается на них, что-то быстро пишет. Сцена после прохода дерущихся остаётся усеянной трупами. В основном, это трупы сине-зелёных, хоть они и наступают.

Но вот сине-зелёные бегут из правой кулисы в левую, за ними бегут красно-золотые. Последним появляется Лоренцо.

Лоренцо. Бернардо! Бернардо! Приведите Бернардо! Я должен отомстить тому, кто напал на брата!

Все убегают. Лоренцо устал. Он бросает меч, садится, тяжело дышит. За ним внимательно наблюдают Леонардо и Макиавелли. Наконец, Лоренцо замечает их. Он смотрит на Леонардо недоумённо. Леонардо кланяется. Лоренцо хмурится. Ему на помощь приходит с крыши собора Верроккьо.

Верроккьо. Это со мной, ваша милость! Леонардо! Иди сюда!

Леонардо уходит. Лоренцо поворачивается к Макиавелли.

Лоренцо. Никколо! Что с Джулиано?

Макиавелли. Убит.

Лоренцо вскакивает, идёт к церкви.

Макиавелли (вслед). Я доложу, если приведут Бернардо.

Лоренцо (вслед). Не надо. Всё, что с ним сделают, он заслужил.

Макиавелли восхищён этими словами, записывает. Лоренцо уходит в церковь, садится рядом с плачущей Симонеттой у тела Джулиано.

Чезаре (сверху). Синьор Макиавелли!

Макиавелли не сразу понимает, откуда идёт голос, он мелко озирается, как хорёк, нюхая воздух. Наконец видит, что его окликают сверху, из «римской» части.

Макиавелли (кланяется). Синьор Борджиа.

Чезаре. Мне нужен летописец. Не согласились бы вы служить у меня?

Макиавелли. Для меня это большая честь, государь. Я там, где интересно.

Макиавелли забирается наверх, в «Рим».

Группа красно-золотых на верёвке тянет сине-зелёного Бернардо, убийцу Джулиано, из кулисы на сцену. Он идёт, потом спотыкается, падает, его тянут. Всё это с криками, шутками, ненавистью, присказками. Наконец, верёвку кидают наверх, там её принимает Макиавелли, помогает перекинуть через перила балкона, кидает обратно и уходит за Чезаре. Внизу Бернардо ставят на ноги, верёвку затягивают на его шее.

Бернардо. Нет! Нет! Так нельзя! Я хочу суда! Справедливого флорентийского суда! (кричит в сторону церкви) Медичи! Ты не можешь допустить беззакония! Так нельзя!

Лоренцо в церкви безучастен к крикам на улице. Он молча скорбит у тела брата. А верёвку уже тянут снизу, перекинутая через перила, она поднимает Бернардо вверх, он начинает хрипеть, задыхаться, судороги трясут его, наконец, он замирает и качается в петле. Народ, постояв минуты две в тишине, тихо расходится, утаскивая со сцены трупы. Уходят и ученики с Верроккьо. Остаётся только тело Бернардо, висящего посреди. А в церкви – группа скорбящих у тела.

Выходит Леонардо. Он озирается по сторонам. Потом видит повешенного. Эмоций на его лице прочесть нельзя. Он смотрит на мёртвого Бернардо. Потом обходит его с другой стороны. Потом достаёт блокнот и начинает его рисовать.

Выходит фра Джироламо с двумя стражниками.

Джироламо. Вот он! Богомерзкий! Недопустимый! Безбожный!

Леонардо. Это вы мне, падре?

Джироламо. Я не говорю с тобой, содомит! Взять его!

Стражники идут к Леонардо, заламывают ему руки. Блокнот падает на землю. Джироламо проворно его поднимает, листает.

Джироламо (переворачивая очередную страницу). Насмешник! Извратитель! Кощунник!

Перевернув очередную страницу, Джироламо замирает. Потом поднимает глаза на согнутого стражниками Леонардо. Подходит к нему и плюёт в лицо. Леонардо остаётся бесстрастен.

Джироламо. Анафема! Анафема! Я всех вас… в бараний рог! Христопродавцы!

Стражники уводят Леонардо в левую кулису.

Джироламо рвёт на мелкие кусочки блокнот Леонардо, топчет ногами, беснуется.

Параллельно с этим Симонетта в церкви снова начинает орать. Но уже не от скорби: она, очевидно, рожает. Лоренцо подхватывает её, пытается успокоить, он не понимает, что происходит, Симонетта орёт, держится за живот, вытягивается на полу, бьётся рядом с телом Джулиано. Её крики вместе с постепенным затемнением нижней части сцены переходят в…

…крики наслаждения Лукреции, с которой занимается сексом Чезаре. Секс заканчивается. Лукреция поправляет платье, Чезаре застёгивает гульфик.

Лукреция. Это было прощание?

Чезаре. Да, сестрёнка, надо ехать. Война.

Лукреция. Папа выдаёт меня замуж, слышал?

Чезаре. Это нужно для объединения Италии!

Лукреция. Это нужно для укрепления вашей власти. Я не жалуюсь. Но мне тоже нужно хоть что-то, чем я могла бы себя защитить.

Чезаре. Я подумаю.

Страстный поцелуй.

Картина 15. 

Суд. Судья – дряхлый человек с трясущейся головой. Перед ним стоит Леонардо, Сандро и Пьетро. Леонардо совершенно бесстрастен, Сандро волнуется, бледен, Пьетро мрачен, глядит исподлобья. Здесь же в клетке сидит напуганный Якопо, дрожит. Его охраняют два стража. Среди зрителей на суде сер Пьеро и сер Настаджио, – флорентийские нотариусы. (Настаджио толст и добродушен). Здесь же – Верроккьо.

Судья. Разбирается донос неизвестного, который свидетельствует против Пьетро Перуджино, Леонардо да Винчи, Сандро Боттичелли, художников боттеги мастера Андреа дель Верроккьо, в том, что им оказывал услуги интимного характера ученик ювелира молодой Якопо Сальтарелли. Первым вызывается свидетель обвинения фра Джироламо Савонарола.

Пока Савонарола идёт на место свидетеля, Настаджио успевает наклониться к Пьеро.

Настаджио. А старшенький-то твой подрос, Пьеро. Я помню, когда они вместе с моим играли, он мелкий совсем был, тощий…

Джироламо. Я видел это! Я был в боттеге, когда всё это происходило! Представьте, каково было мне, священнику, видеть мерзкий противоестественный разврат!

Настаджио. Помнишь, когда все нотариусы собирались… Деток шуты развлекали в отдельном зале…

Джироламо. Я свидетельствую! Я видел неприлично оголившихся художника да Винчи и натурщика Сальтарелли!

Верроккьо. На то он и натурщик, чтобы раздеваться!

Судья. Мастер Андреа, вам дадут слово в порядке установленной процедуры.

Джироламо. Я видел полуголых Перуджино и Боттичелли! А у него, дьяволова отродья, уд срамной был напряжён, как хвост у чёрта в момент сговора о покупке некрепкой в вере души!

Верроккьо. Это он видел, конечно!

Джироламо с ненавистью смотрит на Верроккьо. Судья стучит молоточком.

Судья. Фра Джироламо, говорите по существу дела.

Настаджио (Пьеро). Твой-то, помнишь, попросил у моего бумагу порисовать, а мой-то ему и говорит: купи! (Смеётся) Весь в отца, молодец! Женился недавно. Хорошо, что ничем таким от твоего не заразился.

Пьеро (сухо). Это не заразно. И это ещё не доказано.

Джироламо. Если не пресекать в самом начале греховных помыслов, если позволять святых и пророков изображать нагими! Мы сами не заметим, как дьявол пожрёт наши души! Люди приходят в церковь, хотят поклониться Богородице, чистейшей из чистых, и что они видят? Обнажённую грудь, которой она кормит младенца!

Пьетро. А что в этом плохого?

Джироламо. Молчать! Усмирять надо плоть, укрощать! А ваша разнузданность ведёт к вседозволенности! Содомскую мерзость вы уже готовы терпеть в своих боттегах!

Судья. Получается, вы не видели самого события мужеложества, фра Джироламо?

Джироламо. Ещё не хватало!

Судья. И не слышали ни от кого, что этот кто-то видел, как мастер Леонардо, или мастер Сандро, или мастер Пьетро противным природе образом проникали собственным фалом в рот или задний проход молодого Сальтарелли?

Джироламо. Прекратите! Вы что говорите? Как вы ведёте суд? Я подам донос на вас!

Пьетро (бурчит). А этот донос тоже ты подал, фра?

Джироламо. Я понял! Вы заражены! Вы все! Вся Флоренция! Но я вас вылечу! Во имя Господа! Мы изгоним грех! Мы не оставим мерзости места! Такие как Якопо – их не будет! И поздно спасать его душу. Мы, конечно, будем за них молиться, но поздно! Нет! Мы начнём с детей! Мы отнимем у них греховные книги! Мы уничтожим картины, которые сеют соблазн! Мы искореним поэзию! А петь будем только псалмы! Мы не отдадим детей в руки безбожников! И скоро! О! Скоро! Вы не узнаете святую Флоренцию!

Верроккьо. Да не дай Бог!

Смех.

Судья. Фра Джироламо, у вас есть, что сказать по существу?

Джироламо. Я всегда говорю только по существу!

Судья. Ясно. Спасибо. Идите на место. Следующим вызывается свидетель защиты мастер Андреа дель Верроккьо.

Верроккьо идёт.

Настаджио. Дурная компания у твоего Леонардо, Пьеро. Перуджино, Боттичелли, – кто это такие? Шпана! Мой, правда, тоже связался с генуэзцами… Мальчишка, хоть и женился… Всё думает о морях, парусах… Деньги вложил, собирается плыть с ними. В Индию. Через запад. Ну, не дурак?

Верроккьо становится на место свидетеля.

Верроккьо. Послушайте меня, эччеленца! Пьетро, Сандро и Леонардо – нормальные мужчины. Никогда ни в чём странном я их не замечал. Ну, Пьетро и Сандро, по крайней мере. Да, хулиганят, пьют, дерутся… Но так ведь они ж обыкновенные молодые мудаки!

Судья (перекрикивает смех). К порядку! К порядку!

Верроккьо. Простите. Они писали Якопо… Конечно, он был голый. Он же натурщик!

Джироламо. Зачем писать голого человека?

Верроккьо. А почему нет?

Джироламо. Это язычество!

Верроккьо. Вовсе нет. Господь создал нас голыми, фра Джироламо, даже вас.

Смех. Судья стучит молоточком.

Судья. Почему гол натурщик, – я понимаю. Но почему был раздет художник? Это вы обучили их такому методу, мастер Андреа?

Верроккьо. Я? Нет! Почему Леонардо был голый? Может, жарко ему стало, откуда я знаю?

Смех.

Джироламо. Нет! Он разделся именно для того, чтобы возбудить юного Якопо! А зачем?

Сандро. Чтобы написать… Ведь этого ещё не было в живописи!

Джироламо. Вот! Именно через вот эту жажду нового, не освящённого веками, не подкреплённого традицией, шокирующего и будоражащего приуготовляет дьявол пути антихристу! Вам лишь бы удивить, пощекотать нервы, перевернуть души! А разве можно переворачивать души? Духовная содомия во сто крат опаснее телесной!

Гул в зале.

Настаджио (Пьеро). А я ему говорю: дурачок, надо думать о том, чтобы имя твоё было всем известно, репутация, уважение – вот что важно! Пусть во Флоренции, пусть в Генуе, хоть в самой Португалии, везде! Каждая собака пусть знает имя Веспуччи!

Пьеро в раздражении поворачивается к Настаджио. Тем временем Верроккьо возвращается в зал, а Судья медленно собирает бумаги и поднимается.

Пьеро. Сер Настаджио. Дай послушать… Это всё-таки мой сын.

Настаджио. Байстрюк, Пьеро. Чего ждать от байстрюка? Да не волнуйся ты! Не забыл я твою просьбу, замолвил словечко. Наша Симонетта благополучно разрешилась от бремени, синьор Джулиано похоронен.

Пьеро. Так где же Медичи?

Настаджио. Лоренцо – Великолепный! Любит эффектные появления.

Судья. Итак, раз прямых свидетельств нет, значит, и содомитами никого здесь назвать нельзя.

Джироламо. А Якопо? Все же знают, что он!..

Судья. Кто – все, фра Джироламо?

Джироламо (показывает на Леонардо, Пьетро и Сандро). Они! И пусть они скажут! Зачем они его раздели? Сами разделись? Зачем глядели на его восставший мэлос?

Судья. Мастер Пьетро?

Пьетро (шмыгнув носом). Не знаю… Я девушек люблю, эччеленца…

Судья. А вы, мастер Сандро?

Сандро (пожимает плечами). Я тоже… Не могу понять… как такое… Бес попутал…

Джироламо. Вот! Бес! Вас ещё можно спасти, синьор Боттичелли!

Судья. Мастер Леонардо?

Леонардо молчит, смотрит на судью.

Судья. Мастер Леонардо, я слушаю.

Леонардо стоит, бесстрастно глядя на судью, скрестив на груди руки.

Судья. Нам нужно знать только одно: имеете ли вы склонность к содомскому греху, или же вас, как всех добрых христиан, влечёт к женщинам?

Леонардо молчит.

Джироламо (раздирает на себе одежды). Какого ещё свидетельства вам нужно? Это молчание красноречивей любого ответа! Я требую!..

Лоренцо. Ну, хватит!

Все оборачиваются на голос. Из толпы зрителей, откинув капюшон, который до этого скрывал лицо, выходит Лоренцо Великолепный. Пьеро вздыхает с облегчением.

Настаджио (Пьеро). Что я говорил?

Лоренцо выходит на середину.

Лоренцо. Сандро. Ты всегда был дружен с нами. Ты дружил с Джулиано, ты боготворил и превознёс красоту Симонетты. Я знаю, что ты не содомит.

Сандро. Конечно, синьор.

Лоренцо. Но если у тебя есть друзья-содомиты, то это ничего. За это тебя не осудят. Просто поклянись нам, что твои товарищи, Пьетро и…

Сандро. Леонардо.

Лоренцо. Да. Что они не подвержены этому греху.

Сандро. Конечно! Они никогда…

Джироламо. Зачем же они писали юного Сальтарелли в таком непотребном виде?

Сандро. Это Леонардо придумал! Ему хотелось посмотреть!

Пьетро. Это научный интерес. Он же занимается наукой… Трупы вскрывает!

Зал вдыхает, люди ошарашены. Джироламо задыхается от такого признания.

Пьетро. А что? Это чтобы человеческое тело лучше писать!

Сандро. Чтобы понимать!

Пьетро. Это же не запрещено!

Джироламо. Это пока не запрещено! Но я добьюсь, чтобы церковные власти!..

Лоренцо. Довольно, фра Джироламо. Понятно же, что этими тремя движет любопытство.

Джироламо. Которое погубило Еву! И Адама! Привело к изгнанию из Рая!

Лоренцо. Благодаря чему мы все существуем. (Судье) Я убедился в невиновности этих троих, они должны быть освобождены.

Судья. Слушаюсь, государь.

Леонардо (тихо и твёрдо). И Сальтарелли.

Якопо вскидывает взгляд на Леонардо.

Джироламо. Нет! Нельзя! Он греховен! Он опасен! Оградить! Изолировать! Сжечь!

Лоренцо. Доказательства есть? (обращается к залу) Кто-нибудь может свидетельствовать против юного ученика ювелира Якопо Сальтарелли? Но доказательства у вас должны быть бесспорные. Только если вы сами пользовались услугами Якопо Салтарелли. Услугами интимного характера.

Молчание.

Лоренцо. Или хотя бы можете указать человека, который заведомо пользовался.

Молчание.

Лоренцо. Свободен и Сальтарелли.

Ликование в зале. Стража открывает клетку, в которой сидит Якопо. Пьетро и Сандро обнимаются. Настаджио пожимает руку Пьеро. Пьеро серьёзен, смотрит на Леонардо. Леонардо в стороне, бесстрастен.

Джироламо. Вы думаете, вы выиграли? Вы выиграли только битву, но не выиграли войну! Настанет день, когда очистительный огонь уничтожит грех во Флоренции! Когда бесконечный ваш праздник превратится в будни вечной чистоты и покаяния!

Джироламо в гневе уходит. Люди постепенно расходятся.

Верроккьо (подходит к Лоренцо). Неужели это когда-нибудь произойдёт?

Лоренцо. Пока я жив – нет. А вот потом…

Верроккьо. Многая лета!

Лоренцо. Неисповедимы пути Господни, Андреа…

Верроккьо. Это-то конечно, но подумайте о нас, ваша светлость. Нам-то каково будет?

Лоренцо. Вам? Останется два пути. Или покориться… или… валить из Флоренции…

Лоренцо уходит. Верроккьо, не ожидавший таких слов от Лоренцо, несколько секунд стоит как вкопанный. Потом бежит за ним.

Верроккьо. Ваша милость! Ну, как же так? Ведь это наш город! Это – ваш город!

Последним со сцены уходит Пьеро. Он бросает взгляд на сына, тот никак не реагирует, сидит на камне и смотрит в небо. Кажется, он следит за полётом птиц. Пьеро, решив не заговаривать с Леонардо, уходит.

Оживает «Римская» сцена. Там за столом сидят вельможи в богатых одеждах. Среди них есть дамы, но их немного, в основном, мужчины. Есть среди них и мужчины в доспехах. Над ними нависает кардинал Спада.

Спада. Ему нельзя доверять! Он готовится к большой войне! Он решил захватить всю Италию!

Вельможа-1. Полегче, кардинал Спада. Ублюдку Борджиа это не под силу. Даже со всей папской армией!

Спада. Он заручился поддержкой французов! Король даёт ему войско!

Вельможа-2. Ваше преосвященство, что вы предлагаете?

Спада. Как только он сюда войдёт, взять его, скрутить и выпытать, чего он на самом деле хочет от вас!

Вельможа-3. Чезаре Борджиа? Сына Папы? Вы с ума сошли!

Вельможа-1. К тому же это не вежливо. Он предложил переговоры!

Спада. О чём с ним разговаривать? Он всех вас выгнал из ваших родовых замков!

Вельможа-2. И только он может нас туда вернуть!

Спада. Вы не понимаете, вы просто не знаете, что было в Риме!

Вельможа-3. Эту страшную сказку мы слышали. С нами он так не поступит!

Вельможа-2. Просто не справится. Мы не священнослужители, у каждого из нас есть меч.

Вельможа-1. И слуги.

Вельможа-3. Да.

Входит Чезаре в сопровождении Макиавелли и слуг. Слуги вносят ящики с вином, откупоривают, разливают по бокалам.

Чезаре. Добрый день вам, господа!

Вельможа-2. Да здравствует Цезарь.

Чезаре (мрачно). Остроумно. Я затеваю войну. Слыхали?

Вельможа-3. Да, синьор. Только мы думали, это война против нас.

Чезаре. Я не настолько глуп, синьор. Вас мне не одолеть. Поэтому я зову вас в союзники.

Вельможа-1. А какой нам резон присоединяться к вам, а не к вашим противникам?

Чезаре. Ваши замки. Я выгнал вас поодиночке. И прекрасно понимаю, что, объединившись, вы способны победить меня.

Вельомжа-2. А разве вы этого не понимали раньше?

Чезаре. Понимал. Но я хотел показать вам, что я силён, решителен и смел. И гожусь на роль повелителя объединённой Италии. Разве вам не нужна сильная власть? Разве не один только железный кулак сумеет покончить с бесконечными французскими и испанскими набегами?

Вельможа-3. Истинно так, господин.

Чезаре. Я не тороплю вас, господа. Но и много времени дать не могу. Думайте до утра. А сейчас, в знак того, что вы больше не держите на меня зла, давайте поднимем кубки.

Все берут бокалы, берёт бокал, как завороженный, Спада.

Спада (глядя в бокал). В Риме тоже всё начиналось с вина.

Чезаре. Что?

Спада (громче). Я хочу встретиться с Папой. Только при нём мы можем хоть о чём-то разговаривать. Все вместе и – при нём!

Чезаре. Хорошо. Я поговорю с ним. Ваше здоровье, господа.

Все пьют. Кроме Чезаре и Спада. Спада пристально смотрит на Чезаре.

Спада. Нет! Не пейте! Он принёс отравленное вино!

Чезаре (в ярости). Заткнись ты!

Спада. Тогда пей сам!

Чезаре (пожимает плечами). Хорошо!

Чезаре залпом выпивает своё вино.

Спада. Здесь что-то не так! Не так!

Чезаре. Хватит паниковать, ваше преосвященство. (поворачивается к вельможам). Это невежливо, друзья. Я выпил, а вы – нет?

Вельможи в лёгкой нерешительности, но пьют.

Чезаре. До дна, до дна.

Спада. Здесь что-то не так. Я не буду пить! Я не желаю! Я хочу гарантий!

Чезаре. Каких?

Спада. Я не знаю. Но ты! Так легко согласился на встречу с Папой, потому что знаешь! Никакой встречи не будет! Мы умрём раньше!

Чезаре усмехается, достаёт из-за пояса флягу, дрожащей рукой подносит ко рту, жадно делает несколько больших глотков.

Вельможа-1. Что-то мне нехорошо…

Вельможа-2. Откройте окно! Душно!

Вельможа-3. Живот! Живот! Позовите моего лекаря!

Вельможа-1 зевает.

Спада. Это противоядие? Дай его им! Будь милосердным!

Чезаре. Здесь только одна порция.

Спада выплёскивает своё вино в лицо Чезаре.

Спада. Убийца! Ублюдок!

Спаду тут же хватает один из слуг.

Вельможа-1. Пойду прилягу… что-то… слабость…

Вельможа-1 уходит, но, не дойдя до двери, падает. Остальные тоже ведут себя странно, кто-то тяжело дышит, кто-то разрывает на груди рубаху, все постепенно умирают. Слуга, схвативший Спаду, вытаскивает нож, приставляет его к горлу кардинала.

Чезаре. Стой, Микеле!

Чезаре подходит к Спаде.

Чезаре. Ты просил о встрече с Папой? А Папа у нас – наместник Бога на земле. Я сделаю тебе любезность: я устрою тебе встречу с самим Христом! Передай ему от меня привет!

Спада. Нет! Нет! Я не хочу! Нет!

Чезаре сдирает с кардинала одежды, тот остаётся в набедренной повязке. Слуга Микеле перекидывает кардинала через перила балкона, привязывает его раскинутые руки к перилам. Внизу, другой слуга привязывает ноги Спады к столбу. Чезаре сам, лично прибивает руки Спады гвоздями к перилам. Внизу слуга одним гвоздём пронзает ступни кардинала и пригвождает их к столбу. Спада орёт. Потом, в какой-то момент затихает, плачет. Чезаре смотрит на умирающего, но ещё живого Спаду. Рядом с ним открывает свою книжечку Макиавелли.

Чезаре. Мастер да Винчи?

Леонардо, который всё это время бесстрастно смотрел на небо, отмирает, встаёт, кланяется.

Леонардо. Синьор.

Чезаре. Твой яд мне подходит. Как он называется?

Леонардо (с поклоном). Кантарелла.

Чезаре. Из чего он состоит?

Леонардо. Позвольте, я сохраню это втайне.

Чезаре. Что надо сделать, чтобы он действовал не так быстро?

Леонардо. Просто уменьшить дозу. Я объясню вам, ваша милость.

Чезаре. Объяснишь моей сестре. (собирается уходить)

Леонардо. Мессир Чезаре!

Чезаре. Да?

Леонардо. Мне тут братия одного монастыря сделала очень интересный заказ. Чтобы его выполнить, мне понадобится тело распятого человека. Вы не будете против, если я возьму вот этого?

Чезаре (слегка улыбнувшись). Забирай.

Чезаре уходит. Леонардо остаётся один на один с распятым кардиналом Спадой. Тот ещё жив, но тяжело дышит. Он поднимает голову и тяжёлым взглядом смотрит в глаза Леонардо. Тот смотрит в глаза Спада. На его лице не отражается никаких эмоций.

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ 4. Джорджо.

Действующие лица:

Джорджо Вазари, художник, искусствовед, 43 года.

Микеланджело Буонарроти, художник, скульптор, 80 лет.

Урбино, слуга Микеланджело, 52 года.

Козимо I Медичи, герцог флорентийский, 36 лет.

Аньоло Бронзино, художник, 52 года.

Маурицио, ученик Вазари, 24 года.

Джанстефано Альби, слуга и советник герцога Козимо, 32 года.

Питер, художник из Фландрии, 22 года.

Музыканты, шуты, художники, египетская делегация.

Место действия – Флоренция.

Картина 16. 

Дом-мастерская Микеланджело. Серые стены, замусоренный пол. Совершенная пустота. Деревянная лежанка, несколько табуреток, простой стол. Тут и там по комнате расставлены глыбы камня: мрамора, гранита. Почти все они несут следы прикосновения резца скульптора: из какой-то скалы выступает голова и половина торса, в какой-то видна обнажённая мужская спина, а какая-то глыба высится первозданной скалой, к ней ещё не прикасались. Посреди комнаты торчит ржавая покорёженная бочка. Где-то с краю, очень скромно располагается выдолбленное из камня большое кресло, на которое наброшены кучей тюфяки, одеяла, какое-то тряпьё. Рядом с креслом стоит благообразного вида человек с высоким лбом, продолжающимся залысинами, с ухоженной бородой, тронутой первой благородной сединой. На его шее на массивной цепи висит знак гильдии Святого Луки, похожий на тот, который был на Верроккьо в 1 действии, только богаче, ярче. Это – Джорджо Вазáри. Он читает по свежеизданной книге, которую изящным жестом держит в руке.

Джорджо. «Поистине дивным и небесным был Леонардо, сын сера Пьеро из Винчи. Обладая широкими познаниями и владея основами наук, он добился бы великих преимуществ, не будь он столь переменчивым и непостоянным. Казалось, он думает о нескольких вещах одновремéнно, что мешает ему сосредоточиться и закончить что-то одно. Его ученик, Франческо Мельци, бывший при Леонардо милым юношей, а теперь ставший милым стариком, рассказывал мне о временах, когда его удивительный учитель служил военным инженером у вероломного Чезаре Борджиа. В один из тех дней, когда небо бывает затянуто тонким слоем белых облаков, когда солнце не светит напрямую, но серость не висит над землёй давящей громадой, сидел Леонардо на холме над широкой поляной в долине реки Арно. Покровитель приказал художнику разработать план предстоящего сражения, которое Чезаре вознамерился дать своим врагам, объединённым силам знатных семейств Вителли, да Фермо, Паоло и Орсини. И вот, сидя на холме, чертил Леонардо на карте собственного изготовления план предстоящего сражения. Но, глядя перед собой, не мог он не приметить наипрекраснейшую натуру из всех когда-либо виденных им. Теперь именно этот пейзаж украшает величайшую картину Леонардо, служащую образцом многим современным мастерам, загадочный портрет моны Лизы дель Джокондо, жены флорентийского торговца шёлком. За её спиной располагается и широкая река, и величественные скалы, и извилистая тропинка…».

Куча тряпья на кресле вдруг шевельнулась, и оттуда послышался скрипучий, носовой голос.

Голос. Видел я эту Лизу… Всё в тумане. Там и разглядеть-то ничего нельзя. И улыбается она похабно. Как будто художник, на которого она глядит, работает голым.

Джорджо в недоумении опускает книгу. Голос из-под тряпья надсадно кашляет.

Голос. Давай, Джорджо, сынок, ври дальше.

Джорджо. Ну, почему же «ври»? Я пишу только то, что мне удалось узнать из достоверных источников.

Голос. Ну, стало быть, источники твои врут. Давай, заканчивай про Леонардо… небесного и дивного…

Джорджо. «Картина эта находится ныне у французского короля в Фонтенбло, который получил её по завещанию Леонардо, ценившего доброту монарха и его расположение…»

Голос. Пенсию он ценил…

Джорджо (покачав головой). «Тот же достопочтенный Мельци рассказывал мне, что великий и несравненный Леонардо да Винчи испустил свой дух на руках добрейшего короля Франциска…»

Голос. Чушь!

Джорджо. «Всякий, кто желает учиться у Леонардо, может только посмотреть на его эскизы и рисунки, в которых столько же мастерства и совершенства, сколько в законченных его произведениях, каковых, впрочем, сохранилось крайне мало из-за страсти мастера к экспериментам…»

Куча тряпья шевелится уже отчётливей и из-под неё появляется Микеланджело: маленький худой жилистый старик с коротко стриженной шишковатой седой головой и нечёсаной бородой, торчащей клочками во все стороны. Если приглядеться, можно увидеть сломанный в далёкой юности нос.

Микеланджело (глядит на Джорджо). Джорджо, сынок! Что ж ты свистишь-то, а?

Джорджо. Мастер Микеланджело, ну, зачем вы?.. Этот труд, между прочим, издан и пользуется признанием…

Микеланджело. Ну, мало ли, что теперь издают!

Микеланджело встаёт, надсадно кашляя, идёт к своему столу. Когда он идёт, видно, что он сильно хромает: не так давно у него было сломано бедро. Он залезает под стол, роется там.

Микеланджело (из-под стола). Всегда ты был тщеславным, Джорджо, а умел мало… Вот и теперь… Написал мне, что едешь с подарком, а что ж за подарок? Твоя же собственная книжка? Смешной ты человек, Джорджо… Нет… никогда из тебя толка не будет!

Джорджо. Смею вас заверить, учитель, что толк из меня уже есть.

Микеланджело (со смехом). Серьёзно?

Джорджо. Я художник.

Микеланджело. Да? И кто это тебе сказал?

Джорджо. У меня своя боттега! У меня заказы от герцогов и пап! У меня первая в мире книга о жизни наиболее знаменитых живописцев нашей великой и прекрасной Родины!

Микеланджело. Со мной можешь изъясняться проще.

Джорджо. И затеял я этот труд потому, что убеждён: великие художники, ваятели и зодчие достойны иметь свою летопись жизни не меньше, чем короли и завоеватели!

Микеланджело. Летопись художника – его творения. Зачем ещё что-то?

Джорджо. Между прочим, вы – единственный, кто оказался в этой книге при жизни.

Микеланджело (вылезает из-под стола с какой-то папкой в руке). Намекаешь, что мне уже пора? Это и есть твой подарок?

Джорджо. Как можно? Просто вы – один из величайших…

Микеланджело. Да? И ты описываешь, как я живу? Что моя грандиозная жизнь протекает в этом блестящем доме, с лучшими в мире сквозняками, в этой чудесной пыли, рядом с этими величественными глыбами, под этими распрекрасными тряпками возле этой удивительной бочки?..

Микеланджело закашливается.

Джорджо. Да, я пишу, что вы непритязательны…

На кашель выходит Урбино: рыхловатый слуга Микеланджело. Урбино несёт керамическую кружку.

Урбино. Ну? И чего встали, ваша милость? Сказали, лежать будете. Вы мне обещали! (даёт ему кружку)

Микеланджело (тихо и ворчливо). С этим превосходнейшим… Урбино.

Урбино. Чего?

Микеланджело. Ничего. Это я так. Это я мастеру Джорджо.

Урбино. Вот культурный человек, вроде, ваятель, а не знает, что нехорошо шептаться о человеке за его спиной!

Урбино из кучи тряпья выуживает плед, заботливо укутывает Микеланджело.

Джорджо. Послушайте, Урбино. Вы здесь всё-таки слуга. Нельзя ли как-то повежливее с хозяином?

Урбино в недоумении смотрит на Джорджо, потом на Микеланджело. Микеланджело глядит на Джорджо даже как будто испуганно. У Урбино, кажется, дрожит подбородок.

Микеланджело (Урбино). Тихо-тихо. Мастер Джорджо, Урбино – больше, чем слуга. Он со мной уже четверть века. Он друг.

Урбино сдерживает слёзы, кланяется хозяину, на Джорджо смотрит вскользь и победно.

Джорджо (смущён). Простите, Урбино, я не хотел вас обидеть.

Микеланджело пьёт из кружки.

Микеланджело (отплёвывается). О боже, Урбино, что это?

Урбино. Отвар багульника.

Микеланджело. Ты же обещал тёплое вино!

Урбино. Он тёплый.

Микеланджело. Но не вино!

Урбино. Во время простуды это лучше для бронхов!

Микеланджело. Мои бронхи забиты мраморной пылью! Мне нужно вино!

Урбино. Сейчас принесу. Только выпейте ещё глоточек.

Микеланджело. Нет!

Урбино. Ну, пожалуйста!

Микеланджело. Не могу…

Урбино. Ну, ради меня!

Микеланджело. Урбино…

Урбино. Ради моей жены, которая вас столько лет терпит.

Микеланджело. Я ей плачу! Как и тебе!

Урбино. Ради моих деток.

Микеланджело. Ну, при чём тут твои детки?

Урбино. А как же? Вот помрёте вы, что мне прикажете делать?

Микеланджело. Найдёшь себе другого хозяина!

Урбино. Пока ещё!.. А до тех пор?

Микеланджело бросается к какому-то шкафчику, вынимает кошелёк.

Микеланджело. А до тех пор… вот тебе две тысячи скудо. На чёрный день!

Урбино. Если бы я брал у вас по две тысячи скудо каждый раз, как вы отказываетесь пить багульник, я бы уже давно имел собственную виллу на берегу Арно!

Микеланджело. А меня бы позвал расписывать там потолки и стены?

Урбино. Я бы ещё подумал.

Урбино и Микеланджело смеются.

Микеланджело. Неси вино. Мне и моему гостю.

Урбино. Ещё глоточек.

Микеланджело. Нет.

Урбино вздыхает и берёт кошелёк из руки Микеланджело.

Урбино. Вам греть, мастер Джорджо?

Джорджо. Да, если можно. Здесь прохладно.

Урбино, забрав кружку, уходит с гордо поднятой головой.

Джорджо. Послушайте, а это не тот Урбино, который поступил к вам в услужение, когда я у вас учился?

Микеланджело. Он самый!

Джорджо. Да… годы никого не красят… Он же тогда был очень хорош собой… Сколько ему было? Двадцать три?