Текст книги "Тетрадь в клеточку"

21.08.2019

Привет, тетрадь в клеточку.

Я не зря вчера много писал о Дне S. Мы с папой начали его так называть, чтобы не говорить каждый раз: «Это был день, когда мама повесилась» или «После того дня, когда мама повесилась». Легче говорить: «Это был День S». День суицида.

Во сне мама снова пришла ко мне и начала ругаться, мол, я так много думаю о ней и прокручиваю в голове разные ситуации, что она не может отдохнуть как следует.

– Мы себя там плохо чувствуем, когда вы нас тут не отпускаете, понятно? – раздраженно говорила мама.

Она опять была в своей мужской одежде, и на часах снова было четыре часа. Я помнил, как быстро время истекло в прошлый раз, и старался успеть спросить как можно больше:

– А где – там?

– На небесах.

– Бабушка говорит, что самоубийцы попадают в ад. Там ад?

Мне было неудобно такое спрашивать, потому что это не очень-то вежливо, но я решил, что во сне можно.

– Нет, – ответила мама. – Ад – здесь.

Мне стало холодно. Я нахмурился.

– Мне здесь нравится. Я не чувствую, что я в аду.

– Знаю, – хмыкнула мама. – Если когда-нибудь почувствуешь себя здесь как в аду – поймешь, почему я это сделал.

Опять «сделал» без буквы «а». Я хотел спросить, почему она так использует это слово, но мама спросила первой:

– Когда ты покажешь записку отцу?

– Я ему не покажу, – сразу сказал я.

– Почему?

– Не хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым. Ему и так все говорят, что он виноват.

– Не хочешь, чтобы чувствовал себя так, как он того заслуживает?

Мне не понравился ее тон, на секунду мне даже показалось, что это не мама, а бабушка, дедушка, полицейские – все сразу, кто обвинял раньше папу.

– Он не виноват, – процедил я.

– Вспомни, что он говорил в участке.

– А что он говорил в участке?

– Он сказал, что я психически больной человек.

– Нет! – почти закричал я. – Он сказал, что у тебя депрессия, но это же болезнь!

Мама рассмеялась:

– Депрессия – это когда ты психически устал, а не психически болен.

Я вдруг почувствовал, как мама начинает ускользать от меня, рассеивается в пространстве. Но еще не было пяти и кукушка не выскочила из часов – все начало пропадать раньше, чем в прошлый раз. Ко мне возвращалось ощущение настоящего мира: я чувствовал одеяло, подушку под головой, запах порошка. Захотелось разреветься: не договорил с мамой!

Я резко сел на кровати, сердце стучало в ушах. Принялся пересчитывать свои пальцы, чтобы успокоиться: один, два, три, четыре, пять… Потом снова: один, два, три, четыре, пять. Не знаю зачем. Я никогда так раньше не делал и знаю, что их пять на каждой руке, но все равно пересчитывал, а потом еще и еще, пока не заснул.

Но мама больше не снилась.

22.08.2019

Привет, тетрадь в клеточку.

Вчера в наш новый город приехала бабушка. Мы увиделись с ней в кафе, куда меня привел папа, и я был очень удивлен, потому что есть люди, которых привыкаешь видеть только в одних и тех же местах. Например, я привык видеть бабушку в нашем прежнем городе в ее однокомнатной квартире возле старого квадратного телика или, в крайнем случае, на нашей старой кухне, где она часто готовила обед, когда следила за мной. Но я не ожидал увидеть ее в другом городе, как будто бабушка просто не умеет перемещаться в пространстве, хотя это глупая мысль.

Папа оставил меня возле кафе и даже не стал заходить. Думаю, ему не хотелось здороваться с бабушкой – они никогда не ладили.

Поэтому я прошел туда один, а бабушка, увидев меня, сразу подскочила с места, побежала ко мне, и начала щупать меня за голову и плечи, и, наверное, раз тридцать поцеловала меня в каждую щеку. Потом спросила:

– Ты в порядке?!

Это звучало так, будто она уже не надеялась увидеть меня живым.

– Конечно, – ответил я. – А что такое?

– Как «что такое»?! Твой ненормальный папаша увез тебя из города!

– Но мы вместе так решили! И папа сказал, что предупредил тебя.

– Да! А я ему сказала: только через мой труп!

Я, садясь за ближайший столик, нахмурился.

– Уже достаточно трупов.

Бабушка, неловко замолчав, села напротив меня. Кажется, я смутил ее своим ответом.

К нашему столику подошла официантка, положила перед нами меню, и бабушка спросила:

– Что ты будешь?

– Ничего, – ответил я.

– Почему? Не стесняйся!

– Я не стесняюсь, просто ем только дома, потому что в общепите могут готовить еду грязными руками, плохо мыть посуду и использовать некачественные продукты.

Когда я это сказал, официантка неловко закашлялась. Бабушка посмотрела на нее, как будто пыталась извиниться взглядом, и сказала мне:

– Это же надуманные глупости. Маловероятно, что ты чем-то заболеешь, если поешь здесь.

– Вероятность не равна нулю.

Бабушка хмыкнула:

– Наверное, не существует событий, вероятность которых равна нулю. Разве что это совсем невозможные события, например мужчина, который родит ребенка, ну или вроде того. А все остальное всегда может случиться.

Меня напугали ее слова, потому что они были правдивы. Нет никакой гарантии, что среди посетителей кафе не сидит кто-нибудь со взрывчаткой в сумке и вот-вот нас всех не подорвет! А что, такие случаи ведь бывают. Иногда я гадаю, как чувствуют себя люди, которые просто пришли пообедать в кафе, или посмотреть спектакль в театре, или как угодно еще хорошо провести время, а тут их берут в заложники. Наверное, с точки зрения вероятности, это круче, чем выиграть миллион долларов в лотерее, но с точки зрения жизни – это полный отстой.

Я так забеспокоился о том, что в кафе есть террористы, что на секунду забыл о микробах, но потом, уже сделав заказ, бабушка спросила меня:

– Это отец рассказывает тебе всякую чушь про микробы?

– Нет, – ответил я. – Я сам про них начал думать и читать.

– Зачем?

Я пожал плечами.

– Марина Викторовна говорит, что это из-за обсессивно-компульсивного расстройства.

– Какого расстройства? – Бабушка так нахмурилась и сосредоточилась, как будто услышала что-то очень сложное.

– Обсессивно-компульсивного, – повторил я. – Марина Викторовна сказала, что это такая болезнь, когда людям приходят в голову разные неприятные мысли и они не могут их не думать. Например, я не могу не думать про микробы…

Я хотел рассказать еще, как все время мою руки и нашу новую квартиру, но бабушка перебила меня:

– Кто такая Марина Викторовна?

– Это врач, к которой меня отвел папа. Она хорошая. И она дала мне таблетки, чтобы мне было лучше. – С этими словами я полез в рюкзак, чтобы продемонстрировать ей лекарство.

Папа купил мне специальную таблетницу в форме пилюли, внутри которой все таблетки были распределены по отсекам, чтобы я не запутался с временем приема. Я открыл ее, и бабушка посмотрела так, словно я показал ей что-то ужасное, типа отрубленной руки.

– Они пичкают этим ребенка?! – возмутилась она.

Я, испугавшись ее тона, растерялся.

– Эти таблетки опасны! – продолжала бабушка.

– Почему? Мне стало лучше…

Мне правда стало лучше: до таблеток я намыливал руки пятнадцать раз подряд, а теперь только пять, и я больше не тру их до крови. Кроме того, раньше я хотел себе специальный костюм, внутри которого будет стерильно, но теперь понял, что полная стерильность сделает меня слабым.

– Это что, какие-нибудь антидепрессанты или транквилизаторы, да? Такие же принимала твоя мать! Помнишь, чем это закончилось?

– Мама умерла из-за таблеток? – удивился я.

– Конечно! Они же изменяют сознание. Ты читал к ним инструкцию?

– Нет… – проговорил я, вылупившись на бабушку.

– Всякую чушь про микробы читаешь, а того, что действительно опасно, под собственным носом не видишь! – Она говорила так, будто ругает меня. – У всех этих таблеток в инструкции написано, что они доводят до самоубийства. А даже если не доводят, человек потом становится наркоманом и жить без них не может! Хочешь стать наркоманом? Хочешь быть как Витька из второго подъезда, чтобы у тебя потом тоже ноги отказали?!

Ничего этого я, конечно, не хотел, особенно про ноги, хоть я и не знал, кто такой Витька. И я только отрицательно качал головой, подтверждая бабушке, что не хочу пустить свою жизнь под откос и плохо кончить.

– Тогда иди и выкинь это сейчас же! – приказала бабушка.

– Куда?

– В мусорку… Или нет! Лучше иди в туалет и смой в унитаз, чтобы никто до них не добрался. А отцу скажи, что больше не будешь их пить и что хватит тебя травить! Жену стравил, теперь за ребенка взялся!

Я не знал, что и думать. Зачем это папе?!

Ошарашенный всей этой информацией, я медленно взял свою таблетницу и пошел с ней в туалет, как и велела бабушка. Там, стоя над унитазом, я на секунду задумался: стоит ли действительно это делать? Потом вспомнил маму и ее ноги, не достающие до табурета, и решительно перевернул таблетницу.

– Пока-пока, убийцы! – мстительно проговорил я, нажимая на слив.

23.08.2019

Привет, тетрадь в клеточку.

После того как я вчера вернулся из кафе, узнав всю эту информацию от бабушки, я решил устроить слежку за папой, чтобы поймать его с поличным на его злостных планах довести меня до самоубийства (или оставить без ног). Я ему, конечно, не сказал, что выкинул таблетки, чтобы он не подозревал, что я знаю о его намерениях.

Сюда буду писать обо всех странностях, которые замечу в ходе наблюдения.

Наблюдение началось в 16:47. Папа сидит за ноутбуком. Ничего не происходит.

17:03 – я подглядел, что он гуглит в браузере. Это рецепт котлет.

17:15 – он спросил, как мои дела. Наверное, хочет проверить, насколько я близок к смерти. Но я не чувствую смерти, видать, вовремя остановился с этими таблетками.

С 17:30 до 18:00 он просто делал котлеты. Ничего отравляющего не подмешал. Я следил.

18:30 – папа уже полчаса читает «Сагу о Форсайтах», и, если честно, мне надоело наблюдать.

19:00 – пью чай. Папа предложил вместе посмотреть фильм. Больше следить не буду.

Мы выбрали «День сурка», потому что это комедия, а последнее время, если вместе смотрим фильмы, то всегда выбираем их – это помогает не думать о Дне S, так как обычно в комедиях никто не умирает. Но, как назло, в «Дне сурка» герой пытался убить себя всеми возможными способами тысячу раз, потому что каждое утро он просыпался в одном и том же дне и все повторялось. Я подумал, что это какой-то фильм ужасов. Представил, как если бы каждый день был Днем S: я бы возвращался с папой из кино, открывал дверь, находил мамино тело, и это бы происходило миллионы раз подряд.

Мне стало плохо от этих мыслей, и на моменте с попыткой выброситься из окна я выключил фильм.

– Посмотрим что-нибудь другое? – предложил я.

– Да просто включи канал про природу или животных, – ответил папа. – Там точно ничего такого не будет.

Я щелкал пультом, пока не наткнулся на какую-то передачу про медведей. Ведущий показывал зоопарк, где раньше жила медведица, которая задушила своего сына, а потом покончила с собой, ударившись головой об стену.

24.08.2019

Привет, тетрадь в клеточку.

Сегодня я снова виделся с бабушкой – мы ходили в канцелярский магазин покупать мне школьные принадлежности. Через неделю я иду в шестой класс в новую школу!

Бабушка остановилась в гостинице под названием «Барбарис», хотя могла переночевать у нас дома, на диване, но они с отцом так сильно друг друга не переносят, что об этом даже не идет речи.

Бабушка спросила, сказал ли я папе, что больше не буду пить таблетки, и я соврал:

– Да.

– И что он ответил?

– Он ответил, что ладно.

Бабушка хмыкнула:

– Странно…

Мне кажется, бабушка ошибается насчет него. Думаю, этот план по доведению до самоубийства придумал не папа, а Марина Викторовна или даже кто-то главнее Марины Викторовны.

Вечером бабушка уехала, мы провожали ее на вокзале. Они с папой стояли на расстоянии нескольких метров друг от друга и пытались при этом разговаривать.

– Илья слишком худой, – не глядя на отца, говорила бабушка, практически не разжимая губ.

– Врач сказал, что у него просто такая конституция, – отвечал отец, прячась за солнцезащитными очками.

– Говорю тебе, он нездорово худой, ты его не кормишь и учишь не есть в кафе.

– Он сам не хочет там есть, – раздраженно говорил папа, а я кивал, потому что так и есть.

Мне было обидно за папу: кто бы из маминых родителей к нам ни приходил, и бабушка и дедушка всегда почти издевательски к нему относились. Они всем своим видом демонстрировали папе: ты ни в чем не разбираешься. Никогда ни за что не благодарили и не хвалили. После Дня S все стало только хуже в десятки раз.

– С Ильей все хорошо, – заверил папа на прощание, когда бабушка уже поднималась в вагон поезда.

– Почему у него такие грустные глаза?

– Потому что вы уезжаете. – Он не смог удержаться от желчи в своем тоне.

Она бросила высокомерный взгляд на отца, потом доброжелательный на меня, послала воздушный поцелуй и скрылась за толстой проводницей. Папа с облегчением выдохнул:

– Наконец-то…

25.08.2019

Привет, тетрадь в клеточку.

Мама в последнее время мне больше не снится. Кажется, она обижается на то, что я не показываю записку папе. Зато сегодня случилось кое-что просто невероятное: я ел макароны в кафе!

Сначала я не хотел, даже не знаю, как так получилось. Мы с папой гуляли по тем местам города, которые еще не успели повидать: обошли четыре парка, сходили в планетарий и даже нашли заброшенную церковь. Потратили мы на это полдня и, конечно, очень хотели есть, но я привык терпеть в таких ситуациях до дома. А папа сказал:

– Давай поедим в кафе?

Я отрицательно помотал головой. Потом добавил:

– Ты можешь поесть, я до дома потерплю.

– Да брось. – Он похлопал меня по плечу, направляя в сторону ближайшего кафе.

Мне это не понравилось, но я пошел. В конце концов, папа не обязан терпеть до дома из-за меня.

По дороге он уговаривал:

– Слушай, ну закажи что-нибудь, что не кишит микробами.

– Все что угодно кишит микробами.

– Ну, бывает ведь еда, которую тяжело испортить или сделать опасной.

– Например? – недоверчиво спросил я. – Блюда из мяса хранятся не более суток, заправленные салаты – несколько часов…

– Я понял, – перебил отец. – Ну не ешь мясо, давай что-нибудь другое. Овощи?

– А вдруг они их плохо помыли? Или вдруг это овощи с нитратами?

Мы уже дошли до кафе, и папа сказал, что мы спросим у официанта, что он может нам порекомендовать. Я отнесся к этой идее скептически: ничего он не сможет, потому что такой еды просто не придумали.

К нам подошел официант с надменным видом и холодно поинтересовался, что мы будем заказывать.

– Мой сын хочет что-нибудь, что не портится, – прямо сказал папа.

– У нас и так нет ничего испорченного.

– Нужно что-то, что и потенциально не может стать испорченным.

– Есть стейк из баранины.

Кажется, он вообще не понимал, что мы от него хотим, и папа устало вздохнул:

– Мясо не надо. Он вегетарианец.

– Есть брускетта со свежими овощами.

– Овощи он не ест тоже.

Официант вскинул бровь:

– Как он тогда может быть вегетарианцем?

– Мой сын может быть кем захочет, – резко ответил папа. – Слушай… – Он наклонился ко мне с таким видом, как будто к нему пришла гениальная мысль. – …Может, будешь макароны?

– Макароны? – переспросил я.

– Да. Они хранятся годами. Варятся в кипящей воде. Их никто не трогает руками.

Это звучало логично. Я закивал:

– Хорошо, попробую.

Папа снова обратился к официанту, радуясь тому, что его идея сработала:

– Можно просто макароны, пожалуйста.

– Вы имеете в виду пасту? – уточнил тот. – Все виды паст на двадцать второй странице меню.

– Нет, нам не нужны ваши пасты с кучей портящихся соусов, принесите просто макароны. Без соусов. Без всего.

Официант снова надменно выпрямился.

– У нас не готовят просто макароны.

– Да? – Папа начинал злиться. – Тогда пригласите вашего шеф-повара, я объясню ему, как готовить макароны.

– Хорошо, – сдержанно ответил официант. – Макароны так макароны.

Он уже собрался уходить, записав наш заказ, как вдруг меня осенило:

– Пап! – зашептал я. – Попроси его принести заказ в одноразовой посуде!

– И принесите макароны в одноразовой посуде, – попросил папа.

Парень посмотрел на нас как на полных психов, но больше не спорил.

Вот так это и получилось: я сидел и ел макароны из пластиковой тарелки. А папа довольно говорил:

– Видишь, тебе становится лучше. Ты начал есть в общественных местах. Хорошо, что тебе подошли таблетки.

Я даже перестал жевать.

– В смысле «подошли»?

– Бывает, что лекарство не подходит, приходится искать другое. Но тебе повезло. – Он подбадривающе улыбнулся мне.

Я вспомнил звук, с которым таблетки одна за другой плюхались в унитаз, и мне почему-то стало стыдно. Но я постарался поскорее прогнать это ощущение – я все правильно сделал, мама действительно пила таблетки, а потом убила себя.

По возвращении домой, в подъезде, мы снова столкнулись с нашим участковым. Я коротко поздоровался с ним, потому что мы уже разговаривали раньше, а папа не поздоровался, потому что вообще не знал, кто это такой. Полицейский спросил меня:

– Все в порядке?

При этом он с недоверием косился на папу.

– Да, – сказал я.

– А вы кто? – нахмурился папа.

– Участковый. Могу к вам заглянуть?

– На каком основании?

– Я должен знать, кто живет в моем районе, знакомиться с новыми жителями.

– Мы уже познакомились. – Папа начал открывать дверь, давая понять, что не хочет продолжать разговор.

– А где мама мальчика?

– Она повесилась, – ответил я и почувствовал, как папа заталкивает меня в квартиру.

– Пошли, ты не обязан отвечать.

Мне кажется, что этот полицейский думает про нас то же самое, что думали соседи про маму в нашем прежнем доме. Ну, что папа какой-то плохой и на него нужно вызвать опеку, хотя не понимаю, с чего он это решил, как будто курить на соседкину рассаду – это такая уж проблема. Я спросил папу, почему он не пустил участкового посмотреть квартиру, тот бы тогда сразу понял, что все в порядке. Но папа сказал, что мы не обязаны и должны знать свои права.

26.08.2019

Привет, тетрадь в клеточку.

Представляешь, сегодня умер человек, который жил в нашем доме на пятом этаже. Та соседка-дачница с пакетами и рассадой прибежала к нам с этой новостью в девять утра, трезвонила в дверь минут десять (мы с папой еще спали), а когда папа все-таки открыл, затараторила, даже не поздоровавшись:

– Боря сегодня умер! Мы все в таком шоке, это так неожиданно! Светочка рассказала, что утром все было в порядке, он пошел в поликлинику, просто на плановый снимок легких, как вдруг…

– Кто такой Боря? – сонно перебил ее отец.

– Боря Гречкин с пятого этажа! У него еще жена Светка и дочери четыре года!

Мы ничего не знали о наших соседях, но папа продолжил вежливо слушать.

– …и вот он вдруг просто упал! Упал и умер, в ту же секунду!

– Кошмар, – как-то неестественно сказал отец.

А соседка охала:

– Да, кошмар! Всего двадцать восемь лет!

Папа напряженно переспросил:

– Сколько?

– Двадцать восемь! Пацан еще! И дочка такая маленькая…

– Просто внезапная смерть? В двадцать восемь?

– Да-да! – Соседка, кажется, обрадовалась, что у папы появились вопросы. – Будут, конечно, еще вскрытие проводить, но врачи сказали, что никаких причин не видят!

Папа почему-то весь включился в этот разговор и спрашивал, точно ли Боря Гречкин ничем не болел, не курил, не пил и ни на что не жаловался. Я не понял, почему он спрашивает. Как будто он врач и пытается найти зацепку, чтобы сказать: «Ну, точно! Видимо, Боря Гречкин умер от суперужасного реакционного брутигуллеза!» Но папа так не скажет, потому что он не врач и потому что эту болезнь я выдумал только что, но он все равно почему-то продолжал спрашивать и спрашивать…

Потом они наконец попрощались, и я даже через закрытую входную дверь услышал, как дачница принялась стучаться в соседнюю квартиру, а там опять:

– Представляете, Боря Гречкин умер! Да, в двадцать восемь лет, такой кошмар!

Мне кажется, бывает тип соседок, которым очень скучно, когда никто не умирает.

А папа прошел в мою комнату и как-то растерянно посмотрел на меня. Я спросил его взглядом: чего, мол?

– Сосед с пятого этажа умер, – грустно сказал он.

– Я слышал.

Весь день папа был притихшим, неразговорчивым, не предложил посмотреть очередной забавный фильм и даже отказался пойти со мной погулять до ближайшего парка. Мне пришлось идти одному, и только я вышел из подъезда, как столкнулся на крыльце с соседкой-дачницей. Она, увидев меня, округлила глаза и набрала побольше воздуха в легкие, чтобы опять выпалить:

– Представляешь!..

– Да! – быстро перебил ее я. – Боря Гречкин умер! В двадцать восемь лет! Какой кошмар!

И постарался поскорее обойти ее, чтобы она не успела втянуть меня в разговор.

Надеюсь, когда я пойду в новую школу, то смогу найти там друзей, потому что если папа не идет со мной гулять, то приходится болтаться одному, а я одиночества не выдерживаю. Если я один, то некому отвлечь меня от мыслей про миллионы микробов, которые я вдыхаю каждую секунду, про передачу туберкулеза через кашель и чихание, и иногда доходит до того, что я начинаю проверять, не увеличились ли у меня лимфоузлы. Поэтому легче, если кто-то идет рядом и что-нибудь рассказывает.

Через час я уже вернулся домой, открыл дверь своим ключом и услышал, что папа разговаривает по телефону.

– …Слушай, мне больше некого об этом попросить, – говорил он. – Кто-то ведь должен будет позаботиться об Илье.

Нехорошо подслушивать, но кто бы удержался, если бы услышал в секретном разговоре свое имя? Я притих.

– Ты сможешь приехать, чтобы мы вместе сходили к нотариусу?.. Я все равно собираюсь к нему идти, когда составлю завещание…

Я почувствовал, как начинаю стремительно лететь в пропасть из страха и ужаса. Завещание. Его пишут только те, кому предстоит скоро умереть, – зачем оно папе? Может, он скоро умрет, а я чего-то не знаю? Он ведь не кажется больным! Или… Или он планирует умереть, как мама?

Я бесшумно заплакал. Слезы покатились по щекам, одна за другой, а я стоял на пороге и не знал, куда себя деть. В конце концов сел на корточки, словно маленький, и продолжил плакать, пока папа не закончил разговор и не вышел в коридор.

– Ты чего? – испуганно спросил он.

Я почувствовал, как он присел рядом и обнял меня, закачал из стороны в сторону, будто я младенец. Я проговорил:

– Зачем тебе завещание?

– Господи, – выдохнул папа. – Ты что, из-за этого?

– Ты тоже планируешь повеситься?

– С ума сошел? Конечно, нет.

– Тогда зачем, если ты не умираешь?

– Завещание составляют не только умирающие, – объяснял папа. – Просто в жизни всякое случается, и я стараюсь смотреть наперед.

– Какое «всякое»? – насупленно спросил я, но уже успокаиваясь и поверив, что смертей не планируется.

– Ну, всякое… – Папа замялся. – Наш сосед, например, просто упал и умер.

– Ты думаешь, что тоже упадешь и умрешь?

– Это маловероятно, но исключать нельзя.

Я вспомнил наш разговор с бабушкой – вероятность почти никогда не равна нулю. Постарался подбодрить папу:

– Еще более маловероятно, что случится два таких случая подряд в одном подъезде. Так что следующий по плану точно не ты.

– Да, ты прав, – согласился папа.

– Но ты все равно составишь завещание?

– Думаю, да. И оформлю специальный документ, чтобы, если вдруг что, за тобой присмотрела Варя.

Варя – это моя крестная и мамина подруга. Она добрая и разбирается во всех супергероях, так что я был не против, хоть мне и не нравился весь этот разговор.