Текст книги "Тетрадь в клеточку"

27.08.2019

Привет, тетрадь в клеточку.

Хорошая новость: папа стал меньше курить и больше работать. Вчера вечером мне даже было запрещено крутиться вокруг него, пока он что-то печатает в ноутбуке, чтобы не мешать. Что ж, славно, что у нас не закончатся деньги и мы не умрем от голода.

Завтра должна приехать Варя. А еще завтра должен приехать катафалк и увезти Борю на кладбище. Я не был на маминых похоронах – почему-то меня не взяли, – так что, если у меня получится подглядеть, когда его будут выносить из подъезда, Боря будет первым человеком, которого я увижу в гробу. Интересно, зачем они хранят его тело дома? Я спросил об этом у соседки-дачницы, когда мы вдвоем сидели у подъезда, а она сказала:

– По традиции покойник должен переночевать дома.

– По какой?

Она пожала плечами.

– По какой-то.

– Моя мама ночевала в морге.

Я представил, как всю ночь в квартире лежит ее труп, и меня передернуло. Ну и традиции…

– Это очень плохо, – посетовала соседка.

– Почему? Что из-за этого будет?

– Может быть, душа будет неспокойна.

– Может быть или точно?

– Наверное, точно.

– Понятно.

«Наверное, точно» звучало не точно, так что я не придал значения этим словам.

А еще соседка-дачница сказала:

– Надо твоему папе снова жениться.

– Зачем?

– Ну а как он один? Мужчины по природе не способны ни детей воспитывать, ни готовить, ни убираться. Для всего этого баба нужна.

– Баба? Бабушка, что ли?

– Да нет, так женщин называют! – засмеялась соседка.

– Странно называют, – задумчиво произнес я. – Но папа уже год со мной так живет; как у него получается, если он не способен?

– Ну, это пока. Долго он так не протянет.

«Долго не протянет» звучало жутковато. Может, он из-за этого решил писать завещание? Наверное, надо и правда найти ему другую жену, чтобы он протянул подольше.

28.08.2019

Привет, тетрадь в клеточку.

Варя приехала! Мы с ней первым же делом пошли гулять, и я показал ей наш новый город и все места, которые мы с папой успели изучить:

– Вот здесь заброшенная церковь, тут парк, а тут я ел макароны и потом ничем не заразился…

Мы пришли домой уже после обеда, и только тогда я вспомнил, что хотел посмотреть на Борю в гробу, но его к этому времени уже увезли. Я расстроился, но не сильно: все-таки гулять с Варей интересней, чем смотреть на мертвых.

Дома Варя сказала, что у нее кое-что для меня есть. Я спросил:

– Что?

А она достала из своей сумки потрепанную книжку Джанни Родари «Путешествие „Голубой стрелы“». Это было настолько старое издание, что у него отклеивался корешок, а слова на обложке почти стерлись. Видно, что это была чья-то любимая сказка – почти все страницы были загнутыми. Папа рассказывал, что некоторым людям не жалко книги и они загибают страницы как закладки. Я никогда так не делал – мне-то жалко.

– Твоя мама дала мне это почитать, когда мы были в первом классе, а я забыла ей вернуть.

– Серьезно? – удивился я.

– Да. – Варя улыбнулась. – Мы почти каждый год вспоминали, что я так и не отдала эту книгу, и снова про нее забывали.

Я погладил облезшую темно-синюю обложку, прижал книгу к груди и пообещал:

– Я ее сохраню. Положу в коробку с мамиными вещами.

– Вы привезли сюда ее вещи?

– Я взял кое-что по мелочи, совсем немного. Хочешь покажу?

Мы пошли в мою комнату, где я вытащил из-под кровати коробку от моих старых кроссовок. В ней я хранил мамину фотографию, карманные часы на золотой цепочке, самый первый мамин кнопочный телефон, который она использовала еще до моего рождения, и кассету, на коробочке которой маркером было написано «Love 1975».

Варя сразу обратила на нее внимание:

– Ого, какая древность!

– Да, – согласился я. – Но послушать я ее не могу, у нас нет магнитофона для таких кассет. Поэтому даже не знаю, что там.

– Скорее всего, это альбом группы Love, – догадалась Варя. – Твоей маме нравился Артур Ли.

– Кто это?

– Он был чернокожим хиппи.

– Понятно, – несколько разочарованно произнес я. – А я думал, что там будет что-то про любовь.

Кстати про любовь. Варя осталась с нами обедать, и я все думал: почему бы папе не жениться на ней? Она хорошая, добрая, знает нас обоих уже сто лет, и нам не придется пытаться друг другу понравиться. По-моему, Варя – это лучший вариант, особенно с точки зрения экономии времени. У нас ведь не так много времени на поиск жены – папа долго не протянет.

Правда, Варя с папой не особо-то оживленно беседовали – так, поддерживали диалог из вежливости, не более того. Я, конечно, ничего не понимаю в отношениях, но вот у нас в классе если есть мальчик и девочка, которые не противны друг другу и выглядят не очень плохо, то они ходят на свидания в кино или какой-нибудь «Макдональдс» и даже потом за руки держатся, а у взрослых все как-то сложнее: сидят рядом и даже поговорить не могут.

– Может, о чем-нибудь поболтаете? – наконец предложил я.

– О чем? – Папа, кажется, удивился моему предложению.

– Ну, так, о чем-нибудь кроме погоды и работы. О чем-нибудь интересном.

Варя улыбнулась:

– Тебе скучно с нами?

– Вам скучно друг с другом, – прямо сказал я. – Но можно же завести разговор на интересную тему, и станет проще.

– Ты думаешь, что интересные разговоры так просто завязываются? – усмехнулся папа.

– Не знаю! – Я резко оборвал эту усмешку. – Ты же взрослый, тебе должно быть виднее, как они у вас завязываются.

Но никто, конечно, от этого не заговорил. Все вообще замолчали, и стало еще более неловко. Только приборы неприятно звякали в тишине.

– Ладно, – выдохнул я. – Варя, что ты думаешь о коррупции у нас в стране?

Я постарался подкинуть им какую-нибудь взрослую тему, которую всегда оживленно обсуждают в очередях, на телевизионных каналах и в учительской.

– Ну, – Варя замялась, – я думаю, что она есть и это плохо.

– А ты, папа, что думаешь об этом?

– Я тоже думаю, что это плохо.

Вот и все. С них никакого толку.

После обеда они сходили к человеку с профессией нотариус (странно звучит), а вечером у Вари уже был поезд. Она просто села в него и уехала, разрушив весь мой план.

– Ты так никогда не женишься, – мрачно сказал я отцу.

Тот почему-то закашлялся, как будто подавился воздухом.

– Чего не сделаю?

– Не женишься.

– Ты хочешь, чтобы я женился?

– Я хочу, чтобы кто-то готовил и убирался.

– Тебе не нравится, как я готовлю и убираюсь?

– Нравится, но соседка сказала, что один ты так долго не протянешь и тебе нужна жена.

Папа выдохнул, кажется, с облегчением.

– Соседки – последние на этой планете, кого надо слушать. Люди женятся, потому что любят друг друга, а не для того, чтобы кто-то готовил и убирался.

– Да, я что-то такое слышал. Выходит, тебе не надо снова жениться?

– Нет, – помотал головой папа. – Я и не хочу жениться. Я уже знаю, что там почем.

Я хотел спросить, что там почем, но отчего-то постеснялся.

29.08.2019

Привет, тетрадь в клеточку.

Сегодня ходил в свою новую школу – нам выдавали учебники в библиотеке. Познакомился с одноклассниками, они оказались забавными ребятами и много шутили.

Правда, сначала у нас как-то не заладилось. Папа мне говорил, что если я захочу с кем-нибудь познакомиться, то можно просто подойти и сказать: «Привет, меня зовут Илья, я буду с вами учиться». Я так и сделал. Выбрал компанию из трех мальчиков, которые, стоя у окна напротив библиотеки, смотрели что-то в телефоне, и сказал:

– Привет, меня зовут Илья, и я буду с вами учиться.

Они подняли на меня глаза, а потом так же синхронно опустили их обратно в экран, ничего не ответив. Я пожалел, что не заснял этот момент на камеру. Потом бы показал папе, что бывает, когда пытаешься с кем-нибудь познакомиться его способом.

Но я решил так просто не сдаваться и спросил:

– А что вы смотрите?

– Клип Фэйса, – ответил тот, что стоял в центре.

– Кто это?

Они удивленно посмотрели на меня, и тот, центральный, фыркнул:

– Ты что, не знаешь, кто такой Фэйс?

– Нет.

– Это депутат, – сказал белобрысый мальчик справа, и остальные засмеялись.

– Серьезно?

– Да. Смотри.

Они повернули ко мне экран, а там был какой-то парень в костюме и с татуировками на лице.

– Это депутат, который снялся в клипе, – пояснил центральный.

– Он не очень похож на депутата, – заметил я.

– Ну, это современный депутат. Ты серьезно про него не слышал? – хихикая, спрашивали они.

– Да. – Я тоже посмеялся, как бы показывая, что осознаю глубину своего незнания. – Я вообще мало про кого слышал.

Я хотел еще с ними поболтать, но библиотекарь выкрикнула мою фамилию, чтобы я подошел и забрал учебники, и я только успел сказать на прощание:

– Пока! Вы забавные.

– Ага, ты тоже, – сказали мне они.

Интересно, это значит, что мы подружились?

30.08.2019

Привет, тетрадь в клеточку.

Перед началом учебного года я очень волнуюсь и постоянно думаю о своем новом классе. В моей прежней школе мне не нравилось – там было скучно, учителя часто кричали, и многие дети вели себя как тупицы. Если бы мог, я бы, конечно, ни за что не ходил в школу. Интересно, детям-актерам приходится учиться? Зачем им школа, если они уже актеры? Я бы хотел стать какой-нибудь детской суперзвездой только для того, чтобы не сидеть на уроках.

Вчера заметил в библиотеке странную девчонку – в длинном полинялом платье, как будто его раз пятьдесят подряд стирали, но чище выглядеть оно от этого не стало. Мне вообще показалось, что она какая-то чумазая, хотя и похожа на египетскую принцессу. Имя у нее странное, библиотекарь называла, но я не запомнил. Сама она ничего не говорила, и никто к ней не подходил. Думаю, это из-за того, что она выглядела грязно – никто не любит микробы, даже те, у кого нет обсессивно-компульсивного расстройства.

Еще я нашел в интернете и послушал альбом группы Love. По-моему, неплохая музыка.

31.08.2019

Сегодня за ужином папа спросил самую дурацкую вещь, которую только можно спросить перед началом учебного года. Он спросил:

– Ну что, ты готов к школе?

К школе, как и к войне, никогда нельзя быть готовым.

Я отрицательно покачал головой.

– Все будет хорошо. – Папа улыбнулся.

Я тоже улыбнулся в ответ, потому что он сказал то, что и полагается говорить в таких случаях родителям. Даже если это ни черта не помогает, это правильные слова.

– Зачем ты ходил в школу? – спросил я у папы.

– В смысле?

– В школе учатся, чтобы поступить в университет, а у тебя даже нет высшего образования. Ты работаешь просто потому, что выучил иностранные языки.

Папа знает английский и немецкий, но не благодаря школе, а только потому, что в детстве жил за границей из-за работы своего отца. Потом он окончил какие-то курсы, учеба на которых длилась не больше полугода, и смог работать переводчиком.

– Школа дает много важных знаний, – как-то неуверенно ответил папа. – Ну, учит читать, писать…

– Для этого достаточно двух первых классов, – заметил я. – В теории ты мог бы закончить два класса, а потом бросить все, выучить иностранные языки и пойти работать.

– Илья, ну, все не так просто…

– Просто, – перебил я. – Если бы я знал, что у меня тоже легко найдется работа, я бы туда больше не пошел.

– Чем тебе настолько неприятна школа?

– Ну, я такой человек. В школе нужно становиться частью социума, пытаться со всеми поладить, а я довольно интровертированный для этого.

– Какой? – переспросил папа.

– Интровертированный. То есть замкнутый в себе. А еще, возможно, у меня тревожно-боязливая акцентуация.

Папа покачал головой:

– Нет у тебя никакой акцентуации.

– Думаешь? Ну, наверное… Но вчера я поговорил с ребятами. Мы обсуждали одного депутата по имени Фэйс.

– Депутат Фэйс?

– Ага. У него лицо в татуировках.

– Это они тебе сказали, что он депутат?

– Ага, – опять повторил я.

Папа вздохнул.

– Илья, это рэпер, а не депутат.

Я удивился:

– Рэпер? Серьезно?

– Серьезно. Депутаты так не выглядят.

– Я думал, что он современный депутат.

– Учитывая, о чем его последнее творчество, ему не стать современным депутатом.

– Ты что, даже знаешь, о чем его песни?

Папа пожал плечами.

– Ну, что-то слышал. Он на слуху, про него все знают.

– Я не знаю.

– Да. Зато ты знаешь, что такое «социум», «интровертированный» и «тревожно-боязливая акцентуация».

Я самодовольно кивнул.

– Это потому что я много гуглю про болезни и микробы. Нахожу много научных статей на смежные темы.

– А тебе не кажется, что ты слишком… Ну, зациклен на своих страхах? Настолько, что это делает тебя несколько ограниченным?

Эти слова всерьез меня задели. Я возмутился:

– Да брось, рэперы сочиняют всякую чушь, ты сам говорил. Как незнание рэперов делает меня ограниченным?

– Я же не только про рэперов, я в целом о том, что происходит в мире. Ты вообще знаешь, что в нем происходит?

– Что? – с вызовом спросил я.

– Вот видишь. Погугли лучше об этом.

Я начинал заводиться. Отбросил вилку и сказал, что больше не хочу есть и вообще больше не хочу с ним разговаривать – ничего умнее не придумал, чем поругаться со мной из-за того, что я не люблю Фэйса! А папа сказал, что я не должен любить Фэйса, но должен знать, кто это такой, чтобы сформировать о нем свое мнение. А я сказал, что вообще-то никто из этих шестиклашек не знает столько болезней, психологических терминов и видов бактерий, как я, и что эти знания куда круче, чем знать, кто такой Фэйс. А папа сказал, что я зазнаюсь, а я сказал: «Ну и ладно!»

Так и поговорили.

01.09.2019

Завтра линейка. А сегодня – воскресенье. Я сам погладил себе брюки и рубашку. Получилось плохо и со складками, но я не хочу разговаривать с папой.

Спать лягу пораньше – в девять часов.

02.09.2019

Утром папа спросил, нужно ли ему проводить меня на линейку, а я буркнул, что не нужно. Мы довольно холодно попрощались, он дал мне денег на цветы, пожелал хорошего начала учебного года, а я хлопнул дверью.

По дороге в школу купил самый страшный букет для учительницы. Во-первых, потому что был сердит и отчасти винил в споре про Фэйса одноклассников, а значит, школу, а значит, заодно и училку и хотел продемонстрировать ей это засыхающими цветами. Во-вторых, на сдачу с цветов я хотел купить шоколадку, поэтому выбрал самый дешевый букет.

Вообще-то, думаю, она даже не заметит, у учителей стол ломится от этих букетов, так что их качество не имеет никакого значения – и красивые, и страшные, они будут одинаково раздражать ее своим количеством и бесполезностью.

На линейке я встал прямо за теми пацанами, которые соврали мне про депутата, и сердито сверлил их затылки взглядом. По очереди. Потом один из них, который белобрысый, обернулся и почему-то прыснул при виде меня.

А я сказал ему:

– Фэйс не депутат.

Тогда они все втроем обернулись и засмеялись. Учительница зашикала на них, и они начали хихикать в кулаки.

– Я знаю, что он рэпер, – сказал я, не дожидаясь, когда они успокоятся.

Один из них выдавил из себя сквозь смех:

– Мы тоже знаем.

Я попытался еще раз завести с ними разговор. Вдруг вторая попытка окажется лучше?

– Вам нравится клауд-рэп?

– Чего? – переспросил белобрысый.

– Клауд-рэп. Это жанр, в котором пишет треки Фэйс.

– Клауд что? – Они снова расхохотались, все втроем.

Я терпеливо пояснял:

– Его жанры – клауд-рэп и политический хип-хоп. Даже не могу однозначно сказать, нравится ли мне это.

После ссоры с папой я весь вечер читал биографию Фэйса, а затем статьи про рэп в целом и про разные его направления.

– Что там может не нравиться? – наконец спросил мальчик, который в прошлый раз стоял по центру, а теперь был с левого края и так широко открывал рот при смехе, что было видно, какие у него кривые зубы.

– По-моему, рэп довольно беден с точки зрения музыки, но у Фэйса есть неплохие тексты, особенно последние – в них хорошая ритмика, – объяснял я. – Мне скорее не нравится, но хорошо, когда в творчество заложен глубокий смысл.

Мальчики стали смеяться над словом «глубокий» и повторять его разными интонациями: «Глубо-о-окий». Я не понял почему.

Потом кривозубый сказал мне:

– У тебя классные кроссовки.

Я посмотрел на свои кроссовки. Они были обычными – белые с синими полосками по бокам. Поэтому я спросил:

– Серьезно?

А он сказал:

– Нет.

И они опять покатились со смеху.

Я вспомнил почему-то Вову Карпова и то, как он смеялся над моими кроссовками со Спанч Бобом, и мне показалось, что это точно такая же ситуация.

03.09.2019

Привет, тетрадь в клеточку.

Первый учебный день не задался. Так как все ребята знают друг друга уже тыщу лет, у них есть свои компании и свои сформировавшиеся парочки, они заранее знают, кто с кем сидит, и им не приходится ничего выбирать. А я не знал никого и понятия не имел, за какую парту могу сесть, когда мы вошли на первый урок.

Как назло, кроме меня из новеньких была только та чумазая девчонка, и училка по русскому велела нам сесть за первую парту. Вместе с грязнулей, представляешь? У нее даже не было портфеля, она принесла свои тетради и школьные принадлежности в пакете – выложила из него на стол обгрызенные карандаши и изрисованный ручкой ластик. Потом оказалось, что она забыла или потеряла ручку. Сначала она долго шуршала своим пакетом, пытаясь ее там найти, чем раздражала учительницу и смешила других ребят, а потом спросила у меня:

– Ручка есть?

Это было не нахально и не нагло, а так, как будто она вообще с трудом разговаривает и поэтому выкидывает из своей речи конструкции типа: «У тебя» или «Дай, пожалуйста», чтобы звучать понятней.

Сначала я хотел сказать «нет», но у меня на парте был разложен пенал с тремя видами ручек и четырьмя остро заточенными карандашами, так что я был вынужден сказать:

– Да.

И протянул ручку, сразу мысленно с ней попрощавшись.

Учительница спросила, как нас зовут, и я сказал:

– Илья.

А чумазая сказала:

– Бибизайнаб.

Это была последняя капля для всех – класс просто взорвался от смеха. Они начали коверкать ее имя и переспрашивать друг у друга: «Биби… зай… чо?»

Девчонка добила всех, сказав:

– Дома меня звать просто Биби.

Она не понимала, что они смеются над ней, что они издеваются. Даже я со своей верой, что Фэйс – депутат, не был таким наивным на ее фоне.

Оказалось, что она не просто Бибизайнаб, но еще и не говорит по-русски. То есть говорит, но там черт разберешь – какая-то каша во рту из перепутанных местоимений, окончаний и склонений. Писать на русском она не умеет вообще, и весь урок я замечал, как она просто перерисовывает слова по буквам из моей тетради – во всех заданиях.

Я был готов ликовать, когда прозвенел звонок, но перемена оказалась еще хуже. Тот кривозубый – теперь я знаю, что его зовут Данил, – в общем, он пихнул меня в плечо, когда проходил мимо, и спросил:

– Как там твоя вонючая подружка?

– Она мне не подружка, – ответил я. – Нас училка вместе посадила, я же не сам захотел.

– Да ладно, просто признайся, что тебе нравятся грязные вонючки, – противно заржал он.

Вообще-то она не воняла, но, когда Данил несколько раз с презрением повторил слово «вонючка», я почти по-настоящему ощутил этот помойный запах, и чумазая стала противна мне еще больше, чем была до этого.

Поэтому, когда она протянула мне мою ручку, чтобы вернуть, я буркнул:

– Оставь себе.

Ужас, наверное, сколько на ней теперь микробов!

Следующим уроком была математика, и мне опять предстояло мучиться, не зная, какую парту выбрать, но невысокий кудрявый мальчик подозвал меня к себе:

– Можешь сесть со мной.

Я посмотрел на него, пытаясь уловить, нет ли тут опять какой-нибудь глупой шутки или подвоха, но он смотрел на меня вполне дружелюбно, так что я сел с ним.

А когда прозвенел звонок и класс заполнился учениками, я услышал с задних парт противный голос Данила:

– Смотрите, новенький с педиком сидит!

Я вытаращил глаза на кудрявого:

– Ты что, педик?

– Нет, – ответил он.

Но этот смех подхватили и все остальные, так что я скинул свои вещи в рюкзак и отсел за единственную свободную парту – последнюю. За ней я провел все пять уроков до конца учебного дня, но все равно изредка надо мной хихикали то из-за вонючки, то из-за педика.

Когда я вернулся домой, папа спросил, как прошел первый учебный день, а я сказал:

– Куча странных детей. Не хочу об этом говорить.

И ушел в свою комнату.

04.09.2019

Привет, тетрадь в клеточку.

Знаешь, сегодня случилось что-то странное. Обычно со мной такого не происходило, а тут вдруг случилось. Расскажу по порядку.

В нашем классе есть местная «звезда» – девчонка по имени Лиза Миллер. Это важно, что она именно Миллер, потому что когда она представляется, то говорит: «Я – Лиза Миллер, настоящая немка». Но она не только поэтому звезда, у нее еще масса других достоинств: она самая красивая и самая высокая, прям выше всех мальчиков, и выше меня на две головы, а может, и на три. У нее длинные волосы, почти до пола, даже когда она собирает их в хвост – он болтается где-то на уровне ее колен. И все-все-все на свете хотят с ней дружить.

Но обычно я не из таких – эти задаваки меня не впечатляют. В моем прошлом классе тоже такая была, только ее звали Лера, и все мальчики в нее были влюблены, кроме меня – я-то понимаю, что чем популярней девчонка, тем она глупее. Почему-то всегда такая взаимосвязь, и в параллельных классах тоже так работало, значит, почти научно доказанный факт.

Но Лиза оказалась не слишком глупой – она хорошо справляется со всеми предметами и даже читает настоящие книги к уроку литературы, а не просто краткое содержание. Еще она опекает всех девчонок: если видит, что кто-то из мальчиков задирает другую девочку, то подходит, показывает кулак и говорит, что сейчас «втащит». В это не трудно поверить, учитывая ее рост.

Когда я рассказал о ней папе, он сказал, что она феминистка. Я спросил, что это значит, а папа сказал, что это женщина, которая защищает права других женщин. Похоже на Лизу.

Правда, чумазую вонючку она не защищала – на нее ее феминизм не распространялся.

Не знаю, что случилось, но я весь день о ней думаю, хотя она и задавака, и грубая, и может меня побить.