Текст книги "Пообещай мне счастье"

Глава 11

Теперь Олив решила, что сбежать нужно сегодня ночью. Гуннар был так зол на нее и так убежден в своей правоте. Она пыталась наладить с ним контакт, пыталась найти компромисс в разговорах, а он закрылся. Он сказал, что никогда не полюбит ее. И ей просто нужно было вернуть хоть какой-то контроль над своей жизнью. Она сказала, что у нее не было никаких других мужчин. Что ребенок его, и она любила своего отца и была сломлена его потерей. Секс с Гуннаром – подарок для нее, потому что она так долго мечтала об этом мужчине.

Олив сказала ему это и теперь чувствовала себя разбитой. Отец учил ее никогда не позволять эмоциям затуманивать разум. И вот она здесь. Ей нужно было срочно вернуть самоконтроль. Она не могла быть здесь с ним, ей нужно было разобраться во всех перипетиях их сложных отношений. Где-то глубоко внутри себя Олив понимала, что не может позволить Гуннару победить.

Гуннар хотел, чтобы она была здесь. Хотел жениться на ней. Просил, чтобы она была на его территории. Да, ее отец иногда обращался с ней так, как будто она могла его разочаровать. Да, это было больно. Но проблемы с папой здесь были ни при чем.

Удачно, что новая одежда подходила по сезону. У Олив все еще был ее телефон, и ей удалось зафрахтовать частный самолет, который должен был приземлиться достаточно скоро на взлетной полосе, куда они прилетели. В полночь, когда за окном тихо падал снег, она надела подбитые мехом кожаные брюки, ботинки и парку, которые Гуннар ей предоставил. А потом Олив выскользнула из спальни, готовая спуститься в холл. Она не собиралась удерживать его от преследования вечно, но ей не обязательно было сидеть в его убежище на вершине горы. Она думала вернуться на свою территорию, привлечь своих адвокатов, занять положение, в котором могла бы попытаться защитить свой бизнес и себя. В конце концов, Гуннар не мог силой повести ее к алтарю. Ей нужно было поставить его в такое положение, когда ему пришлось бы вести переговоры.

Стараясь ступать бесшумно, Олив проскользнула через гостиную в коридор, который вел к подъемнику. Там она поняла, что не разберется с управлением. Она ничего не могла видеть. Было темно, и валил густой снег. Но она преодолела страх. Олив точно знала, как они поднялись, это была прямая линия. Придется спуститься вниз пешком. Она понимала, что намечается довольно долгая прогулка, но она была по сезону одета и полна решимости.

Олив осторожно двинулась вниз по едва заметной, занесенной снегом тропинке. Поставила ногу на скалистый выступ и поскользнулась. Она крепко прижалась к земле, замерзшая грязь впивалась в кончики ее пальцев. Нет. С ней все будет в порядке. Она не собиралась сдаваться. Не собиралась поворачивать назад. Она просто собиралась шаг за шагом спускаться с горы. Потому что это был единственный путь вниз. Олив обещала себе преодолеть все препятствия.

* * *

Гуннар проснулся, когда услышал шум. Он встал, оделся и вышел на улицу. Он ничего не видел. А потом он пошел в комнату Олив и обнаружил, что ее кровать пуста. Ее телефон пропал. Конечно. Ей нельзя было доверять. Но во что, по ее мнению, она играла? Она погибнет, если решит спуститься с горы глубокой ночью. Или потеряет ребенка. Он зарычал, натягивая зимнюю одежду и хватая стопку одеял, когда увидел, что кабина подъемника все еще стоит на месте. Конечно, она никак не смогла бы им управлять.

Неужели маленькая глупышка действительно спустилась с горы одна? Он в ярости бросился за ней. Интересно, сколько времени она уже провела там, снаружи? Он попытался найти ее сквозь густой мокрый снег, но не увидел.

Гуннар преодолел половину спуска с горы, так и не увидев ее. И он знал, без тени сомнения, что Олив продвинулась далеко вперед. Она, должно быть, заблудилась. Она двигалась зигзагом или свернула не туда. Возможно, сейчас находилась рядом.

– Гуннар повернулся и начал подниматься обратно в гору, поглядывая то влево, то вправо. И тут он увидел ее. Снег налип на парку, она присела на корточки у склона горы. Ее глаза были закрыты, тело обмякло. Он быстро подошел к Олив и встряхнул ее. Ее голова откинулась назад, в глазах застыл ужас. Ты маленькая дурочка, – сказал он, подхватил ее на руки и начал как можно быстрее прокладывать путь к горячим источникам.

Они были защищены от ветра и снега и находились гораздо ближе, чем дом. Ему нужно было согреть Олив, и сделать это быстро. Когда они добрались до края горячих источников, он опустил ее на снег и разделся догола, потом сделал то же самое с ней, а затем погрузил ее в парящую бледно-голубую жидкость. Олив не проснулась, когда горячая вода коснулась ее кожи. Ее губы посинели, и Гуннар выругался.

У Олив, возможно, переохлаждение, решат ли эту проблему горячие источники? Он начал растирать ее под водой, не обращая внимания на волнение в своем теле. Она была красива, это правда, и последние несколько дней он боролся с влечением к ней наряду со своим гневом, но сейчас было не время. Ее веки дрогнули и открылись, она забилась в его объятиях. Гуннар крепко прижал ее к своей груди.

– Что случилось? Где я нахожусь?

– Мы в горячих источниках.

– Мне нельзя в горячую воду.

– Замерзать тебе, наверное, тоже нельзя. Я нашел тебя на склоне. Потому что ты чуть не погибла, убегая.

Ее глаза расширились от удивления.

– Но я решила, что это прямой спуск с горы…

– И ты пошла в сторону. Это не имеет значения, я не думаю, что ты добралась бы до низа.

Ты маленькая и двигаешься медленно. Я думаю, ты не представляла, насколько здесь холодно. Возможно, ты не захочешь мне верить, но я бы не стал тебе лгать.

Она задрожала в его объятиях, и он подумал, что сейчас не время кричать на нее. Но она была идиоткой. И она заслужила гнев.

– Я действительно чуть не замерзла?

– Да. Перестань вести себя так, будто у тебя в запасе несколько жизней. Ты не можешь победить зиму.

– Мне пришлось тренироваться, чтобы чувствовать себя уверенно. Чтобы справиться со всем. Я не могу позволить себе роскошь быть осторожной.

– Погоде все равно, насколько ты решительна.

– За мной летит самолет.

– Глупая девчонка, – сказал Гуннар, – никто не приземлится в такую погоду. Даже если пилот сказал, что он прилетит, сейчас это невозможно. Даже дети знают, что в такой снегопад лучше оставаться дома.

Дед научил Гуннара уважать дикую природу и всех обитающих в ней существ. Любить холод. Он научил его, что земля живая, и, как любое живое существо, ее нужно уважать.

– Как мы собираемся выбраться из бассейна, не замерзнув до смерти?

– Выходить будет неприятно. Но ты разогрелась, а я принес одеяла.

– Ты знал, что у меня ничего не получится?

– У меня вообще не было времени на раздумья. Я сразу отправился за тобой, – сказал он и фыркнул: – Я не думал, что самоубийство для тебя предпочтительнее замужества.

– Нет. Мне нужно было как-то проявить себя. Пока ты держишь меня, у тебя на руках все карты, не так ли?

Внезапно Олив осознала, что они касаются друг друга. Ее щеки порозовели.

– Я не предлагал тебе шведский стол, Олив. Ты не оставила себе особого выбора. Тебе некого винить, кроме себя. Не делай больше таких глупостей, – сказал он, поглаживая большим пальцем ее щеку.

Она выглядела невероятно юной, и он вспомнил ее девочкой. Она была такой же уязвимой, какой выглядела сейчас, и ему стало интересно, обнимал ли ее кто-нибудь тогда. Почему эта женщина так ему нравилась? Почему ее все время хотелось защищать? Гуннар не знал ответов на эти несложные вопросы.

Когда-то он решил покинуть это место, оставить людей, которые любили его. Он решил пойти со своим отцом. Он оказался не прав во многом, и последствия этих заблуждений были на его совести.

Олив же всегда сама принимала решения. Возможно, она чувствовала некоторое давление со стороны своего отца, но этот человек уже давно был мертв. На самом деле он не мог заставить ее что-либо сделать. Он не мог повлиять на нее. В какой-то момент каждый должен подняться на ноги и стать полностью самостоятельным.

– Ты наконец-то согрелась, – сказал Гуннар, его голос прозвучал довольно грубо. – Возвращаемся в дом. Не пытайся больше делать ничего подобного.

– Только не в метель.

– Никогда, – сказал он.

– Я не котенок, Гуннар. Я не из тех людей, которые просто сложат руки и примут чье-то решение. Я женщина, которую научили отстаивать свои права. Я вряд ли пущу события на самотек.

Гуннар усмехнулся. Он ничего не мог с собой поделать. Бесшабашность и сумасбродство были совершенно в духе Олив. С того момента, как он застал ее сидящей на полу и поедающей крекеры, он многое о ней понял. И она все равно делала вид, что остается победительницей.

К сожалению для самой Олив, она была проигравшей в этой битве. Гуннар подошел к берегу горячих источников и расстелил одно из одеял, затем поднял ее из воды и положил на одеяло. Олив быстро укрылась. Он не смог как следует рассмотреть ее тело.

Затем он быстро вытерся, прежде чем одеться. Через пару минут принялся помогать ей одеваться. Тогда он понял, что она смотрит на него широко раскрытыми глазами.

– Ты был голым на снегу. Ты сделан изо льда?

– Я не боюсь холода, мне комфортно.

– А мне комфортно под теплым одеялом.

– Женщины, которые так привязаны к уюту, не должны уходить в метель, не заботясь о собственной безопасности.

А еще им не следует заниматься корпоративным шпионажем?

– Может быть, мужчины, которые сделаны изо льда, не должны быть такими злостными неудачниками?

– Я вовсе не неудачник… Меня жестоко обманули, – грустно произнес он.

– Не преувеличивай.

Когда Олив оделась, Гуннар посмотрел на склон горы. К счастью, снегопад прекратился.

– Забирайся мне на спину. Я собираюсь отнести тебя наверх.

– Нет. Зачем тебе нести меня? Я пойду сама.

– Ты закончила спорить?

– Да, – раздраженно сказала Олив, забираясь ему на спину, ее ноги покоились на его стройных бедрах, а руки обхватывали шею.

Мягкость ее тела, прижатого к его телу, послала по нему волну жара. Как получилось, что она так с ним поступила? После того, что она сделала. После побега. После всего этого. Почему Гуннар все еще желал ее?

– Это немного глупо, – сказала она, – если я захочу, то задушу тебя.

– И как ты спустишься с горы?

– Да, это проблема. – Некоторое время Олив молчала. – Я действительно думала, что смогу выпутаться из этой ситуации с помощью решимости и смекалки. Папа всегда говорил, что человека отделяет от величия его собственное нежелание чувствовать себя некомфортно. Однажды я поняла, что все находится под моим контролем… Мне трудно делать что-то по чьей-то указке. Я хотела проверить себя. А холод – всего лишь временный дискомфорт.

– Временный дискомфорт, который чуть не убил тебя?

– Отец научил меня, что цель оправдывает средства. И долгие часы работы, и отсутствие человеческих отношений. Просто игнорирование всего, что тебе нужно…

Ее слова оборвались, как будто она внезапно услышала себя.

– Игнорирование собственных потребностей, пока в жизни не останется лишь работа, пока не превратишься в робота…

Она крепче сжала его в объятиях.

– Я не хотела стать роботом. Я просто мечтала, чтобы он гордился мной. Я любила его и хотела ему нравиться.

Когда-то он хотел таких же проявлений чувств от своего отца.

– Та ночь в пентхаусе была так сильно нужна тебе?

Гуннар в ту ночь хотел Олив не меньше, чем она желала его. Она была недоступна в течение очень долгого времени, а он всегда привык побеждать во всем. Он устанавливал правила своей жизни и, если ему чего-то хотелось, обычно брал это.

Но Олив казалась слишком скромной, словно серьезные отношения не для нее. У него не было уверенности, что он подойдет ей.

В душе Гуннар был исландцем. И он старался добиться гармонии во всех сферах своей жизни. Его работа не вступала в противоречие с моралью. Ему нравилось все, что делает, он всем и всегда был доволен. Олив же была в постоянных сомнениях и в раздрае между собственными желаниями и правилами общества. По сравнению с ней, он чувствовал себя цельной личностью.

Наконец они добрались до вершины и вернулись в дом.

– Сегодня ночью ты будешь спать в моей постели. Теперь я должен присматривать за тобой. Тебе некого винить, кроме себя.

Он пошел в ванную и натянул спортивные штаны только из уважения к тому факту, что ляжет с ней в постель. Олив стояла там, в его спальне, выражение ее лица казалось довольно странным. Он решил обо всем подумать потом и обнял за талию, поднимая ее и увлекая за собой в постель.

– Но это все равно тюремная камера, – прошептала Олив.

– Меня не очень беспокоит твой протест.

Они лежали там в темноте, ее мягкое тело прижималось к нему, и желание распалялось в нем все интенсивнее.

Гуннар должен ненавидеть ее, эту женщину, за то, что она перевернула его хорошо налаженную жизнь. Он не планировал жениться, и тем более на Олив. Особенно после того, что она сделала. И все же он желал ее. И с этим ничего нельзя было поделать. Это просто было.

Утром раздался телефонный звонок: Гуннар узнал, что ребенок его. И он знал, что теперь они с Олив обязательно будут вместе. Пути назад просто не было.

Глава 12

Окутанная теплом, Олив спала крепко, без сновидений. А когда проснулась, в комнате ярко светило солнце. Она не могла понять, где находится, но внезапно все вспомнила. Она была в комнате Гуннара, в его красивом и уютном доме.

Потому что прошлой ночью она пыталась убежать и чуть не замерзла до смерти, а потом он потащил ее к горячим источникам, раздел и усадил в воду. Слишком много раз она теряла сознание в присутствии этого мужчины. Она на-чинала чувствовать себя такой слабой, какой никогда не была. Она должна была быть сильнее.

Олив помнила, что сказала ему прошлой ночью. Это было самое печальное признание, которое она могла придумать: она, по сути, человек-тень. Олив никогда раньше не формулировала эти вещи вслух и толком не могла объяснить, почему сделала это сейчас.

Эти последние несколько дней, которые она провела в доме Гуннара, стали единственным настоящим островком спокойствия, который у нее был за многие годы. И это было, по сути, похищение. У Олив даже возникло ощущение, что она в отпуске.

Она перевернулась на спину. И тогда вспомнила, что он спал, держа ее в своих объятиях всю ночь. Но теперь он был на ногах.

Олив покраснела, вспомнив события прошлой ночи. Она все еще не привыкла к таким нежным и трепетным проявлениям чувств. Она покраснела еще больше, подумав о горячих источниках. О том, как его твердое, жаркое тело прижималось к ее телу.

Олив казались странными ее собственные мысли: она чуть не замерзла, а все равно думала о том, насколько сексуален Гуннар. Она встала с кровати и направилась в гостиную. Он стоял там, скрестив руки на своей широкой груди, одетый в черный свитер и черные брюки, и этот наряд выглядел так, словно едва мог вместитьего мускулы. Олив обожала такой стиль, но вот Гуннару он всегда не нравился.

– Пришли результаты теста. Я отец нашего будущего малыша.

– Я уже знала это, Гуннар. Я думаю, ты тоже. Но почему ты так настойчиво хочешь заполучить меня?

Мгновение он ничего не говорил, его глаза стали холодными.

– Ты знаешь, я переехал жить к своему отцу, когда мне было двенадцать лет. Конечно, ты могла думать, что я всегда жил с ним. Но нет. До двенадцати лет меня воспитывали бабушка и дедушка по материнской линии. Когда я вырос, захотел жить со своим отцом. Он посылал мне письма время от времени. И я боготворил его. Я посмотрел его фотографии в Интернете. Я думал, что он великолепен. Именно таким человеком я хотел быть, когда вырасту. Я желал встретиться с ним больше всего на свете. Я мечтал жить с ним. И когда мне было двенадцать, исполнил свое желание. Я до сих пор помню этот трепет. Он прилетел на вертолете, был одет в костюм и выглядел точно так же, как на фотографиях. Он отвез меня в Лондон. Я никогда не видел города. Это было невероятно. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что он не был тем человеком, каким я его представлял. Дома всегда были разные женщины. Им платили за то, чтобы они были там. Или, возможно, ими манипулировали. Позже я узнал, что он общался с печально известным человеком, который «прославился» тем, что торговал женщинами. Я всегда буду задаваться вопросом, появлялись ли эти женщины там по собственной воле или нет. Конечно, я был мальчиком и не знал, что вообще происходит. Но я мог видеть, как он относился к ним, в его глазах всегда читалось презрение. Как будто эти женщины – мерзкие насекомые. – Гуннар вздохнул. – Когда я был мальчиком, знал только боль от того, что он сделал со мной. Он содержал мою комнату в спартанском стиле. Я скучал по своим игрушкам, какими бы скромными они ни были. Я промахнулся… Но он сказал, что у меня не может быть игрушек. Он сказал, что у меня не может быть друзей.

А в шестнадцать лет он съел ее праздничный кекс, и Олив сочла его злодеем. Когда он был мальчиком, у него была комната, в которой не было ничего хорошего и, вероятно, не было сладостей, судя по коллекции конфет. Кекс теперь означал что-то другое.

– Просто ужасно.

– А как было у тебя?

– Мой отец учил меня быть жесткой. Он научил меня побеждать любой ценой. Но у меня были игрушки. Отец действительно относился ко мне с вниманием.

– А мой отец думал, что побои научат меня жестокости. Видишь ли, Олив, я ошибся в нем. Мы окончательно поссорились, когда мне исполнилось восемнадцать. В доме жила девушка ненамного старше меня. Мой отец поднял на нее руку. Я избил его до полусмерти. И я ни о чем не жалею. Я вызвал полицию, но она не пожелала с ними разговаривать. Я пытался помочь ей, пытался заставить ее выйти из ситуации, в которой она оказалась, но она… Она была напугана. Она убежала прежде, чем я смог узнать ее имя. Я горько сожалею об этом. Я старался быть лучше его, потому что видел, какие разрушения может нанести миру человек, обладающий неограниченной властью.

Олив почувствовала нервный ком в горле.

– Позволь мне спросить. Почему ты хочешь быть отцом этого ребенка?

– Чтобы защитить его. Моему малышу достанется все самое лучшее.

– Какое тебе дело до него?

– У меня будет ребенок, и у меня будешь ты. Малыш узнает, что такое семья, в которой есть отец и мама.

– Зачем тебе все это? – Она раздраженно подняла руки. – Ни у кого из нас не было матерей, Гуннар. Ни у кого из нас не было полной семьи. Я готова отказаться от «Эмбиента», – ее голос дрогнул, когда она поняла, насколько все это было правдой, – потому что я не могу допустить, чтобы ребенка воспитывали в перерывах между важными совещаниями. Потому что я не могу оставить малыша на втором плане.

– Тогда ты можешь сделать это. Если захочешь. Никто не заставляет работать не покладая рук, оставь «Эмбиент».

– Ну, тогда помоги мне понять, о чем ты думаешь, потому что, в конце концов, мы скоро станем родителями.

Выражение лица Гуннара вдруг насторожило Олив. Конечно, прямо сейчас он сильно злился, и все же ему удавалось сохранять некое подобие невозмутимости. Выражение лица «я не сержусь, я разочарован».

Казалось, Гуннар закрылся и ушел в себя. Говорить о прошлом, об отце все еще было больно. Он не хотел делиться такими личными подробностями.

– Что с тобой случилось? – спросила она.

– Говорить об этом бесполезно. Все, что тебе нужно знать, – мои планы на наше совместное будущее, я хочу быть с тобой. Я ожидаю, что ты выйдешь за меня замуж. И ты просто не можешь мне отказать. Что ты предложишь, если мы не поженимся? Может, мы будем заниматься ребенком по расписанию? Или ты отдашь его мне на воспитание? Как, по-твоему, мы должны поступить?

– Я собираюсь выносить здорового малыша – это прежде всего, родить его и двигаться дальше.

Она чувствовала себя такой хрупкой, как будто раскалывалась на части. В своем отчаянии она пожертвовала тем, что было для нее важнее всего. Для ребенка важны совершенно другие вещи.

Мысль о том, что она потеряет фирму, пугала Олив. Но еще больше пугала мысль родить ребенка, который повторит ее путь. Ее жизнь не была счастливой. Никаких настоящих привязанностей, только гонка за успехом. Ее отец ставил перед ней препятствия, и она делала все возможное, чтобы преодолеть все сложности. Только так она могла заслужить внимание и ласку отца. И она знала, что он любил ее.

Олив хранила память об отце, пока ей не пришлось задуматься о том, какой матерью она хотела бы быть. Эти мысли начали разрушать все ее представления о собственной жизни, до и особенно после беременности. Потому что для своего малыша она готова сделать все. И пример взаимоотношений с отцом явно стоило забыть, ей он не пригодится.

– То, что я сказала тебе прошлой ночью, – произнесла Олив, – было честно. Я не представляю себя без собственного бизнеса. Я привыкла всегда и во всем получать то, что хочу. Единственное, во что я верю, – в успех собственного бизнеса. И, откровенно говоря, я хочу внести в свою жизнь какие-то новые правила. Потому что в прежнем образе жизни я сильно разочаровалась. Да, у меня много денег. – Олив покачала головой. – Все, чего я хотела по-настоящему, – заставить отца гордиться мной. Все, чего я когда-либо желала, – это сделать так, чтобы он не сожалел, что ему приходилось таскать меня за собой на все эти заседания правления и…

– Он мог бы пригласить няню. Твой отец был миллиардером. То, что он водил тебя за собой повсюду, – его собственная ошибка как родителя. Он делал это, чтобы воспитать тебя по своему собственному замыслу. Он мог бы оставлять тебя дома, не так ли? В его силах позаботиться о том, чтобы тебе было безопасно и комфортно в детской комнате с множеством игрушек. Тебе не обязательно было находиться там в свой день рождения. Ты могла бы быть дома с воздушными шарами и покататься на пони, черт возьми, он мог бы изменить день встречи! Поскольку он был владельцем компании и мог спокойно распоряжаться своим временем.

Гуннар, казалось, специально сыпал соль на раны, и, хотя сейчас был подходящий момент для откровенности, его резкие слова причиняли боль, и она хотела нанести ему ответный удар.

– У меня тоже не было дома с нянями. И мне тоже не устраивали никаких вечеринок по случаю дня рождения. Это был выбор наших родителей. Чтобы сделать нас особенными, сильными личностями. Тебе не за что извиняться перед своим отцом, как и мне не за что извиняться перед своим.

Олив вдруг осознала, насколько прав Гуннар. Все было так, как он говорил. Ее отцу не нужно было брать ее на эти деловые встречи. Она думала, так происходит потому, что папа хотел провести с ней время. Но они почти не общались, она просто сидела часами и дожидалась его.

Поведение отца заставило ее понять, что личной жизни не существует, важна только работа. Он учил ее стирать границы возможного, все время преодолевать себя и идти к цели.

Конечно, отец старался подать положительный пример Олив. Но его мечта не обязательно должна была быть ее мечтой. Теперь, стоя в этой гостиной, она понятия не имела, в чем заключались ее истинные планы. Ей было двадцать шесть лет, и она была единственной женщиной – генеральным директором технологической компании. И самой младшей из всех сотрудников. Она не знала, хочет ли и дальше плотно заниматься карьерой. У нее будет ребенок, и это определенно изменило ее приоритеты.

Боже, она даже дважды рухнула в обморок на глазах у Гуннара!

– Я выйду за тебя замуж, – сказала она. – При одном условии.

Теперь она ясно видела свое будущее. Ей нужен был свой собственный путь. Тот, который приведет ее к самой себе. К себе настоящей, лучшему, чем сейчас, человеку и лучшей матери.

– Я хочу, чтобы ты вложил деньги в стартап. Да, я пока точно не могу сказать, что в итоге получится за проект и будет ли он успешным.

Но ты мог бы мне помочь. Возможный успех произойдет только через год после рождения ребенка, и к тому времени у меня появятся креативные идеи. Я выйду за тебя замуж, пока все еще могу понять, кто я такая. На самом деле я не чувствую себя шпионкой. Потому что я знаю, почему пошла на такой шаг. Отец всю жизнь стремился к тому, чтобы я воплощала его желания и стремления. Я хочу другой судьбы для своего ребенка.

– Конечно, я это сделаю, если тебе захочется. Я предлагаю защиту. Я предлагаю тебе верность.

Конечно, быть замужем за Гуннаром означало проводить с ним не только дни, но и ночи. Но эта идея наполнила ее каким-то безрассудным жаром, которого она не ожидала.

– А как насчет… – У нее вдруг запершило в горле.

– Любовь? Не для меня, очевидно. Я предлагаю тебе защиту. Насколько я понимаю, любовь для многих заключается именно в ощущении защищенности.

Она посмотрела на его спокойное лицо, на этот ледяной фасад.

– Ты не веришь в любовь, не так ли?

– О, я верю в это. Многие люди вокруг меня испытали такие сумасшедшие чувства. Кто я такой, чтобы опровергать всю эту химию отношений? Я просто сам больше не способен на чувства. Олив, я позволяю тебе вести переговоры, потому что нет смысла нам двоим быть несчастными. Но ты не можешь требовать любви.

– Это не деловые переговоры, Гуннар. Впервые мы не говорим об условиях коммерческой сделки. Мы говорим о нашем ребенке.

– По нашему опыту, это почти одно и то же.

– Нет. Не имеет значения, каким был наш опыт. Мы не можем поступать таким образом.

– У нашего ребенка будут оба родителя. Сейчас все только начинается.

Гуннар явно не обещал ей жизни, наполненной романтикой и счастливыми моментами. Он осудил их детство, но как бы изменилась жизнь их ребенка без любви? Как бы изменилась ее жизнь? Он вел себя холодно и отстраненно, и вряд ли что-то изменится со временем.

– Я собираюсь опубликовать объявление о нашем предстоящем браке.

Внезапно Олив поняла, что это значит. Мир взорвется. Они были самыми легендарными конкурентами в сфере бизнеса в современной истории и собирались пожениться. Более того, скоро они станут родителями. На глазах у всего мира они объединяют свои компании под его крышей. Это решающая победа для «Магнума», так это выглядело бы для всех остальных. И тогда она решила, что должна отпустить все проблемы. Что больше не сможет жить, чтобы выступать на публике и беспокоиться о победах. Ей теперь нужно жить для ребенка. Ничто другое не могло иметь значения, ничто другое не могло быть важнее.

– Ну что ж, – сказала Олив, – думаю, когда мы вернемся в реальный мир, нас ждет настоящее шоу.

– Несомненно. Я надеюсь, ты готова к сложностям.

Она посмотрела на него, своего главного соперника в зале заседаний, а теперь и на своего жениха. Отца ее ребенка. Он улыбнулся своей волчьей улыбкой. Была причина, по которой он был таким холодным и отстраненным, она знала это. И она видела, что он способен на совершенно другие эмоции, более теплые и даже нежные. Но Гуннар сделал все возможное, чтобы скрыть свою истинную сущность. Ей придется думать, как растопить этот лед в голубых глазах.