Текст книги "Пообещай мне счастье"

Гуннар оделся и позвонил своему пилоту. Ему нужно было кое-что сделать. Он объездил весь мир, но ему предстояло совершить одно последнее, очень важное путешествие.

Глава 16

Чувствуя себя совершенно несчастной, Олив решила вернуться в Штаты. Она продумывала свою будущую жизнь, отдавая приоритет скорому материнству. Обдумывала свою прежнюю жизнь, как никогда раньше. Она была находчивой и жизнерадостной, она хотела быть мягкой. Ее всегда учили бояться собственных желаний. Но теперь она должна была желать себе комфорта, душевного и телесного, ради своего ребенка.

Олив плакала о маленькой девочке, той, которая провела свое детство, ожидая отца за пределами залов заседаний. Которая была зла на Гуннара за то, что он съел ее кекс, но не злилась на своего отца за то, что тот устроил ей вечеринку по случаю дня рождения, где единственным подобием угощения был кекс. Она оплакивала свое детство. Она оплакивала себя – одинокого подростка, без друзей, без вечеринок, без развлечений и влюбленностей в лидеров музыкальных групп. Она оплакивала то, что все это время относилась ко всему серьезно. То, что она так сильно любила только Гуннара. И то, что общее будущее с Гуннаром оказалось невозможным. Она плакала из-за стольких вещей. Но это не делало ее слабее. Она знала, что теперь в ее жизни появился новый смысл, ясный и четкий, знакомый большей части женщин, но не делающийся от этого менее ценным. Олив только очень сожалела, что ей пришлось разбить собственное сердце, чтобы найти его.

Пилот вертолета приземлился на снежном поле, и Гуннар, выйдя, стоял перед погруженным в темноту домом своего детства. Он купил его несколько лет назад просто для того, чтобы дом оставался в неприкосновенности. Он пересек унылое, пустое снежное поле и толкнул дверь. Дом промерз насквозь, огонь в очаге погас за эти долгие годы. Было странно видеть это место без единого тлеющего уголечка. Трубка все еще была там. Гуннар подошел и дотронулся до нее. Он не был уверен, почему оставил ее здесь в прошлый раз. Почему не забрал ее с собой. Он провел все эти годы, убегая от того, какую сильную боль причиняли детские воспоминания об этом месте и о совершенной им непоправимой ошибке. Гуннар прошел в заднюю спальню, где одеяло, сшитое его бабушкой, все еще расстелено на кровати. Это было единственное место, где его искренне любили. Любовь, которую он не заслужил. Любовь, которую он растратил впустую. И теперь он снова получил предложение любви, предложение жизни от Олив. Как он мог принять ее любовь? Он увидел что-то более блестящее, что-то, что считал лучшим. И он так непоправимо и отчаянно ошибался. Он украл у самого себя жизнь, полную тепла, любви и простоты. Променял это на ярость и запертую комнату. Он променял это на годы, когда жил с человеком, который делал все возможное, чтобы лишить его человечности. В те годы, наполненные пониманием непоправимости сделанного, он держался только воспоминаниями о детстве. Помнил, как дед учил его справляться с гневом. Какой мягкой и любящей была бабушка. Он предал их. Они умерли, так и не увидев его больше. Как он мог принять любовь сейчас? Зная, как мало он мог доверять своему собственному сердцу? Возможно, все же пришла пора ему довериться. Потому что однажды ему была дарована любовь. И это было остро, ясно и ярко. И это была такая же любовь, которую он видел отраженной на лице Олив. Его Оливка. Он думал, что чувства давно умерли в нем. Он оскорбился ее предательством, потому что было легко использовать ту старую ярость, ту старую обиду на то, как он ошибся в своем отце. Гораздо проще, чем признаться самому себе, что всегда любил ее. Конечно. Она была для него всем, и была такой все это время. Не так давно он думал, что если бы был другим мужчиной, то полюбил бы ее. Он просто отчаянно старался не называть это так, потому что часть его знала… Если он хотел любви, то должен был считаться со своим прошлым. Если хотел любви, Олив была права. Он должен был отпустить это. Сохранить то, что согревало его, и отложить в сторону то, что причиняло ему боль.

Ему предстояло сделать одну вещь, как бы тяжело это ни было.

– Мне жаль, – сказал Гуннар, его дыхание выходило туманом, извинения витали в воздухе. – Мне так жаль, что я оставил вас. Я не ведал, что творю, и был ослеплен. Мне было плохо и одиноко без вас, я знаю, что вам без меня тоже. Мне очень жаль. Простите меня, мои единственно родные люди, дедушка, бабушка…

Он приводил в этот мир ребенка. Возможно, это означало найти прощение для мальчика, которым он был. Мальчика, который вступил в жизнь, полную холодных манипуляций, которые сделали его отчаянно несчастным. Его грехом было доверие к отцу, которого он не знал. Его грехом была любовь к отцу, который этого не заслуживал. Неужели это было так непростительно? И Гуннар вдруг понял, что не сможет дать своему ребенку ту жизнь, которую хотел, не рискуя собой. Он не мог получить Олив, не рискуя собой. Она была яркой, красивой женщиной, которая постоянно показывала ему, что она ему ровня во всех отношениях, и он пугался. Он не давал ей всего, что мог, из страха. Хотел доказать, что он лучший, вел себя так, как будто это ставило его выше ее. Он оскорбился в лучших ожиданиях, узнав о ее проступке. Но правда заключалась в том, что Олив была готова пойти на все ради любви к своему отцу. Олив была готова рискнуть собой, чтобы сказать ему, что любит его. А он еще ни разу не рисковал ради нее. Олив была храброй. Она была единственной, кто был честен. Он не заслуживал ее. Он был недостоин ее. Теперь внезапно, как свет во тьме, он узнал правду. Это проникало в самые глубины его души и не давало ему возможности лгать себе. Он очень долго любил Олив. Только его трусость удерживала его от признания, что это так. И если он хотел быть хоть наполовину таким мужчиной, какой она была женщиной, должен был все изменить сейчас. Для чего быть человеком, выкованным в огне, человеком, чья кровь взывала к битве, если он не станет сражаться за единственное, что имело значение. Чего бы это ни стоило.

Она была несчастна. Она наплакалась, а потом уснула в их постели. Что ж, это была их кровать. Что будет дальше, будет зависеть от того, что он сделает. И она ждала, когда он вернется. Ожидая увидеть, на что будет похожа ее жизнь. В любом случае теперь она никогда не останется одна, – с ней всегда будет ее, их общий ребенок.

Она встала, а когда обернулась, Гуннар стоял в дверном проеме, его глаза уже не были льдистыми, они стали мягкого голубого цвета. И что-то в ней изменилось. Она чувствовала себя так, словно они стояли в зале заседаний, готовые и способные провести самые важные переговоры в своей жизни.

– Я не могу остаться, если ты меня не любишь.

– Не можешь или не хочешь?

– Я больше не хочу оправдывать ожидания других. Я не буду этого делать. Я хочу, чтобы меня любили. И да, я хочу всего этого для своего ребенка, но я хочу этого и для себя тоже.

– Я услышал тебя, – сказал Гуннар. – Я трус. Я слишком боялся потерь. Но какой смысл жить так, что нечего потерять? Давай попробуем начать жить не для побед, не для доказательств собственной крутизны и не для того, чтобы страдать по прошлому. Просто для того, чтобы нам было хорошо вместе и наш ребенок не рос под гнетом недетских обязательств, мы оба понимаем, как это бывает и что нужно сделать, чтобы подобного не случилось. Боюсь, я всегда буду настороже, ожидая, что бездумно скопирую шаблон поведения отца. Я даже не вернулся вовремя к своим любимым, пока не поднялся на высоту, которая вроде бы могла оправдать мой уход. И оказалось, что непоправимо поздно. Этого уже не исправить. Но когда я был с тобой на горячих источниках, под северным сиянием, почти поверил, что еще способен любить. Извини, что заставил тебя ждать. Мне нужно было встретиться с собой и принять себя.

– Я люблю тебя, – сказала она, сокращая расстояние между ними, и поцеловала его в губы. Она не верила своим ушам. Лед растаял, и это сделала она. Человеку так трудно жить без любви и так страшно ее потерять… Она понимала Гуннара.

– Мне нужно тебе кое-что показать, – прошептал он.

– Я последую за тобой куда угодно. – Она улыбнулась: – Или, знаешь, ты мог бы похитить меня.

– Похитить? Как викинг из твоих любимых книг? Время для игр у нас тоже будет, любовь моя, но сейчас отдадим дань истинно любившим.

Вертолет стремительно набрал высоту, пролетел над заснеженными вершинами гор, над редкими деревьями, которые росли вопреки всем угрозам здешней природы. Они приземлились в безлюдной местности, и Олив увидела маленькую, неприметную хижину. Гуннар привел ее туда, где прошло его детство, где он любил и был любим, она поняла это без пояснений.

Олив прошлась по маленькому помещению, разглядывая мебель ручной работы. Оставшиеся признаки жизни, которая когда-то была здесь. А потом она увидела что-то, только очень маленькое, под одной из кроватей. Она наклонилась и среди пыли обнаружила деревянного солдатика.

– Гуннар, посмотри. Он все это время был здесь и ждал, когда ты найдешь дорогу домой.

Гуннар взял в руки маленькую фигурку, рассмотрел, узнавая, и до боли сжал ее в ладони.

Он заключил Олив в объятия, его голос был низким и яростным.

– Да, это правда. Но сначала… Олив, сначала я должен был найти тебя.

– Я тоже ждала тебя все это время.

Затем он поцеловал ее, глубоко и сильно.

– Да, и, хотя я не заслужил этого ожидания, буду очень стараться оправдать все твои надежды.

Два сердца, которые так долго были разделены столом заседаний, слились в одно целое. Любовь, к которой они шли так долго, нашла их.

Эпилог

Вновь настало Рождество, их самое любимое, сказочное время. На улице шел снег, и дети спали в своих кроватках, укрывшись стегаными одеялами ручной работы. Огонь разгорался, и Гуннар знал, что дым из маленькой печной трубы поднимается в холодный воздух. Хижина была их рождественской традицией. И им всем это понравилось. Включая детей. Она была меньше, чем другие их дома по всему миру, но оставалась самым особенным и самым настоящим домом. В эти дни они с Олив не так много работали. Делегировали задачи другим сотрудникам компании. Олив вообще не стала создавать компанию, как планировала. Она начала писать детские книги. Она написала пользующуюся популярностью серию романов о маленькой девочке, которой приходилось проводить свои дни в офисных зданиях, пока у ее отца были встречи, и о разных проделках, которые она вытворяла.

Вот он, уют. Тот, которого так не хватало в жизни и Олив, и Гуннару. Может, эти счастливые мгновения – подарок от жизни за их безрадостное детство? По крайней мере, своим детям они дали все, что не получили сами, – любовь, заботу, дом… Полную семью.

Олив подошла к Гуннару и села к нему на колени. Они сидели и любовались на то, как потрескивал огонь. Как же здорово было отвлечься от суеты и уединиться в этой глуши…

Олив сегодня весь день украшала дом. В ее взгляде Гуннар видел ту маленькую девочку, которую лишили маленьких радостей – поставить рождественскую елку, развесить яркие украшения.

Наверное, только сейчас к Олив вернулось детское ощущение волшебства в Рождество. Потому что не волшебством ли были эти праздничные дни?

Гуннар любил ее, что бы Олив ни делала, потому что она принадлежала ему. Потому что она вернула ему его дом. Он посмотрел на рождественскую елку в углу и на спящих в своих кроватках детей. Олив вернула ему его сердце.