Текст книги "Тайна Озера"

Глава восемнадцатая

ДВИЖЕНИЕ МЕЖДУ МИРАМИ

Конец августа выдался прохладным и сырым. Пролетев слишком быстро, лето прощалось с миром, всё чаще взывая к ветру и проливая на землю неспешный дождь. Долина накинула на плечи расшитую золотом, торжественную мантию, наполнившись терпкими ароматами и более глубокой тишиной.

Военные машины всё реже нарушали покой долины. Недалеко от Рейкьявика британцы не спеша создавали инфраструктуру для своих объектов, попутно развивая дорожно-транспортную сеть. Всё это действо требовало большого количества рабочих рук, поэтому и долина, окончательно обезлюдев, погрузилась в обычную для себя тишину.

Элдфьора стояла у окна, смотря куда-то вдаль. Капли дождя робко скользили по стеклу, издавая жалобные всхлипы, а гром что-то сонно бормотал в небесах. Туман повис над землёй лёгкой сизой дымкой. Сквозь него вырисовывался размытый силуэт Тингведлир, что, словно махровое промокшее одеяло, приобрела оливковый цвет.

Прошёл ровно месяц, как Элдурун вместе с Фаннгейром переместились в десятый век. С тех пор Элдфьора не находила себе места. Затворница по своей натуре, она стала выходить из мрачного особняка и прогуливаться по долине, всматриваясь вдаль, где располагалось озеро, ожидая, что Элдурун вот-вот вернётся. Но она так и не пришла.

Перед домом остановилась машина. Элдфьора наблюдала, как из неё вышли два человека и, раскрыв над собой зонты, пошли к двери. Устало вздохнув, Элдфьора резко развернулась и торопливо вышла из комнаты. До того, как незваные гости успели постучать, она распахнула перед ними дверь.

Йоун и Хельга стояли со скорбным выражением лица. Капли дождя, падая на их зонты, отскакивали на Элдфьору, орошая зябкими жемчужинами. Не выказывая каких-либо эмоций, она грубо спросила:

– Что вам нужно?

Супруги грустно переглянулись.

– Элдурун так и не нашли, – ответила Хельга дрогнувшим от горя голосом.

– Мы обыскали уже всю Исландию, – сокрушённо вздохнул Йоун. – Никто не видел её больше, никто не знает, где она.

Сурово окинув взглядом сына и сноху, Элдфьора зло ответила:

– Я ничем не могу помочь тем, кто ни разу не прислушался ко мне. Я предупреждала вас, что когда-нибудь вы потеряете Элдурун. Так и случилось. Я не знаю, где моя внучка, быть может её вообще уже нет в стране. Об этом вы не думали? Вы потеряли с ней доверительную связь, и в этом виноваты только вы сами. Виноваты в том, что воспитывали её, держа в стальном коконе. Но во вселенной всё пребывает в гармонии, и когда-нибудь гусеница становится бабочкой и, разбив кокон, вылетает на свободу. Если бы вы не пытались контролировать Элдурун во всём, а научились слышать её, понимать, выстроили бы доверительные отношения с ней, поняли бы, что она свободная личность – всё могло сложиться иначе. Она пришла через вас, но не могла принадлежать вам.

Элдфьора захлопнула перед ними дверь прежде, чем они успели ответить. Сломленные горем родители не стали стучать. От безутешного горя Хельга заплакала, вторив грустному дождю, лишь ему одному поведав о своей невыносимой боли. От бессилия Йоун застыл. Груз отчаяния давил на его плечи, заставив окаменеть. Элдфьора стояла у двери, слушая рыдания снохи, которые отдавались в её сердце нежным сочувствием. Ей хотелось открыть дверь и обнять страдающую женщину, успокоить её, но она заставила себя отпустить дверную ручку и, закрыв глаза, неподвижно стоять до тех пор, пока родители Элдурун не уехали.

За прошедшие сотни лет Элдфьора ни разу не действовало так, как шептало ей сердце. Все свои чувства и эмоции она заживо погребала под насыпью холодных рациональных умозаключений. Вот и сейчас она жестоко осадила супругов, только бы сдержать рвущееся, как лава из вулкана, чувство жалости. Она не хотела раскрывать им правды, не хотела привязывать их к этому месту, надеясь, что они навсегда покинут долину и никогда не узнают её тайны.

На следующий день Элдфьора пошла к озеру. Какое-то время она нерешительно топталась у тумана, но потом, собрав всю волю в кулак, вошла в мистические врата. У воды троллиха застыла, ощущая магию озера, его энергетические потоки, струившиеся сквозь её тело. Йора поклонилась Тингвадлаватн, осторожно коснувшись тихих вод. Она слушала его шёпот, рассказывающий свои тайны, слышала его глубокое дыхание, что успокаивало её, дарило утешение. Йора улыбнулась, мысленно поблагодарив Тингвадлаватн за приглашение совершить переход. Но она отказалась, продолжив любоваться его мягкой сапфировой гладью, искрящейся лёгким волнением. Туман скрывал контуры озера, создавая его бесконечным. И, закрыв глаза, Йора шепнула в этот безбрежный умиротворённый простор:

– Элдурун…

Подходил к концу февраль 941 года. Зима и не думала уступать власть над землёй сестре-весне, продолжая править гордо и воинствующе. Долина по-прежнему утопала в мокром снегу, который то и дело падал крупными хлопьями. Но природа не терпела нарушения баланса, поэтому в воздухе уже витала нежно-сладкая свежесть, звучащая эхом весны. Словно понимая свой неизбежный конец, зима впивалась холодными когтями в природу, создавая удивительный контраст.

Элдурун закончила доить козу и, тяжело встав со стула, вышла из хлева с ведром в руках. Большой живот тянул её вниз, из-за чего ей постоянно приходилось отклоняться и держаться за поясницу. Тяжело дыша, она села у очага. Каждые несколько минут ей приходилось отдыхать из-за усталости. Бремя материнства давило на неё, словно она носила в себе глыбу камней.

Помешав содержимое котелка, Элдурун перелила немного молока в отдельную чашу и замесила тесто. Обтерев руки о передник и налепив простые лепёшки, она стала жарить их, наслаждаясь тёплым, хлебным ароматом. Проводя свои дни в домашних хлопотах, она упивалась степенностью и постоянством, что дарила суровая жизнь в этом времени. Хоть часто ей было тяжело, но это была именно та жизнь, о которой она всегда мечтала. В простом платье из грубого сукна и льняной рубахе она стала походить на женщину своих же предков. Волосы она собрала в косу, а голову украсила очельем, которое не давало непослушным огненным завиткам свешиваться на глаза. На шее по-прежнему сверкал подаренный когда-то Фаннгейром амулет с огненными рунами, а на бёдрах на кожаном пояске висел кинжал.

Дверь со скрипом отворилась, и в дом вошёл Фаннгейр. Сняв сапоги, он прошёл к очагу и кинул рядом с ним тушки птиц. Элдурун не отрывала от него взгляда до тех пор, пока он не подошёл к ней. Опустившись перед любимой на колени, Фаннгейр поцеловал сначала её, потом благоговейно прижался к животу, ощущая как сын, толкаясь, приветствует своего отца.

– Вижу, охота прошла удачно, – сладко потянувшись, пробормотала Элдурун.

Встав с колен, Фаннгейр снял плащ и повесил оружие на стену.

– Когда разрешишься от бремени, возьму тебя с собой, чтобы ты тоже научилась охотиться. Я научу тебя всему, что нужно для жизни в этом времени, – он сел рядом с ней у очага и, откусив лепёшку, запил её травяным отваром. – Меня тревожит, что ты уже долгое время находишься здесь, Элдурун. Как бы это не было чревато непредсказуемыми последствиями.

Хитро сузив глаза, Элдурун недовольно спросила:

– Снова не терпится избавиться от меня?

– Что?! – растерялся Фаннгейр. – Нет! Вовсе нет!

Но не успел он даже договорить, как Элдурун звонко расхохоталась.

– Я шучу! Боги, у тебя такое беспомощное выражение лица сейчас было, ты бы себя видел! Как тебя легко обезоружить, мой грозный воин.

Её лицо в моменты невинного веселья было чувственно жизнерадостным. Фаннгейр любовался её заразительной игривостью.

– Ты такая озорная, как ребёнок.

Почувствовав боль, Элдурун простонала и, поморщившись, схватилась за живот.

– Последнее время так тяжко, что даже смеяться больно.

Фаннгейр покрыл широкой ладонью её живот, будто пытаясь облегчить боль. Постепенно окаменелость сошла, и дыхание Элдурун выровнялось. Она смотрела на возлюбленного, наблюдая, как в его глазах беспокойство сменялось нежностью и томительной тоской.

Элдурун смахнула с его лица упавший локон и нежно промолвила:

– Ты можешь быть спокоен. Сейчас уже ничего не случится, – но вдруг, резко опечалившись, сдавленно добавила: – Однако сегодня утром, когда я гуляла у озера, я слышала голос бабушки…

– Йора звала тебя обратно? – с горечью спросил Фаннгейр.

– Час рождения сына близится, поэтому она зовёт меня к себе…

Отведя взгляд, Элдурун продолжила дальнейшую трапезу в гнетущем молчании. Обоим стало неимоверно больно от предстоящей разлуки, и не только потому, что расстаются друг с другом.

– Завтра утром я провожу тебя, – шепнул ей Фаннгейр.

Он так и не смог понять материнскую тоску Элдурун. Не возможно почувствовать то, чего лишён изначально. Вынашивать под сердцем дитя превозмогая боль, чувствовать его движения, общаться душами друг с другом, быть накрепко связанными единой пульсирующей нитью самой Жизни, и заранее готовиться оставить его, пережив мучительные роды и океан бескрайних чувств. Фаннгейр никак не мог утешить возлюбленную, а его собственная печаль и вполовину не была так глубока, как её.

Они провели последнюю ночь вместе, а на утро Фаннгейр отвёз Элдурун к тому месту на озере, где встретил её первый раз.

Словно танцуя, туман радостно клубился перламутровыми бликами. Дух Тингвадлаватн был на удивление приветлив. Спешившись с коня, Элдурун сняла меховой плащ, накинула его на седло, и вместе с Фаннгейром они вошли в мягкую прохладную пелену. Встав у кромки озера, они какое-то время смотрели в его глянцевые воды, в молчании прощаясь друг с другом. Потом Элдурун повернулась к нему и спросила:

– Ты готов?

Фаннгейр кивнул. Он держал возлюбленную за руки, любуясь изгибами её души, которые отражались в необыкновенных, мерцающих серебром, глазах. Её собранные в косу огненные волосы, отливали медью в сизой пелене тумана, а кожа словно лучилась мягким светом. Глядя на неё перед неизбежным расставанием, душу Фаннгейра раздирала тревога о том, как она выдержит переход, не взбунтуется ли Тингвадлаватн и не забросит ли её вновь в страшные времена.

Элдурун одарила его нежной улыбкой последний раз и закрыла глаза. Словно ожидая этого знака, озеро замедлило время. Дыхание девушки застыло, вся она будто оцепенела. Туман вокруг сгустился непроглядной мглой и холодным безмолвием. В нём постепенно терялись очертания Элдурун. Она расплывалась, превращаясь в контур, и постепенно исчезла совсем. В руках Фаннгейра осталась лишь пустота…

Мягко возвращаясь в материальную реальность, Элдурун предстала перед Элдфьорой. Бабушка улыбалась нежно, приветливо, в её глазах стояла невысказанная радость. Она подалась к внучке и ласково коснулась её щеки, но Элдурун, не выдержав этого искреннего прикосновения, неожиданно заплакала. Её душа, терзаемая горькими переживаниями, разразилась нестерпимой болью, что обжигала, раздирала её изнутри.

– Родная моя, – прошептала Элдфьора, обнимая внучку за плечи. – Всё будет хорошо, скоро все твои печали закончатся.

Она гладила её по голове, убаюкивала нежностью, а Элдурун впервые в жизни открыто рыдала у неё на плече. Жалобно, горячо, с надрывом, без страха быть осуждённой…

Туманы расступились, открыв прекрасную даль. Фаннгейр смотрел сквозь прозрачную вуаль в небо, где на горизонте едва забрезжил розовый всполох, окрасив небеса в сладко-нежные румяна. Душа Фаннгейра рвалась к Элдурун, но он, как и обещал ей, не переходил границу времён. Лишь закрыв глаза, он прошептал в пространство:

– Я буду ждать тебя. Всегда.

И она услышала его. Элдурун обернулась, как и прежде в ожидании увидеть его. И несмотря на то, что он был совсем рядом, она не видела его присутствия сквозь невидимую завесу, что отделяла их расстоянием в тысячу лет.

Только туман продолжал степенно таять, расстилаясь по земле.

Глава девятнадцатая

ЕСЛИ БЫ У ЛЮБВИ БЫЛИ ВСЕ ОТВЕТЫ

В первый день осени небеса запели мягким громом, пролив на землю слёзы счастья. Природа ликовала, приветствуя новую душу, что собиралась прийти в этот мир.

В старом особняке раздавались крики боли. Элдурун извивалась и надрывно рычала, цепляясь за железные прутья кровати. Пот стекал ручейками, жар и холод боролись за право владеть её телом. Каменный живот словно сдавливал лёгкие, от чего кислорода катастрофически не хватало. Она задыхалась, а нещадная боль, пронзающая каждую клеточку, с остервенением разрывала её изнутри.

Элдфьора порхала вокруг, то обтирая её обнажённое тело прохладной водой, то массируя ей поясницу, пытаясь хоть чуть-чуть облегчить родовые мучения.

– Скоро всё закончится, родная, – шептала она, аккуратно заглядывая внучке между ног. – Осталось совсем немного.

Элдурун казалось, что ребёнок тараном пробивает её лоно, дробя кости и выворачивая органы наизнанку. Она встала на четвереньки и, воя волком, покачивалась из стороны в сторону. В ней клокотала ярость и ненависть, сменяясь отчаянием и безутешными слезами, что нещадно низвергались из глаз. Сила в ней то умножалась, то вновь покидала её, заставляя беспомощно лежать и молить о смерти. Ввергнутая в первобытную стихию рождения, Элдурун потеряла контроль над собственными эмоциями и телом. Казалось, её тело взбунтовалось против неё. Она себе уже не принадлежала.

Очередная схватка мощной волной окатила её адской болью и, забрав последнюю частицу её энергии, отхлынула, оставив после себя холодную пустоту. Элдурун рухнула без сил, тихо плача и мечтая об освобождении.

Элдфьора ласково гладила её по слипшимся волосам.

– Милая моя, – приговаривала она. – Совсем обессилила… Как бы мне хотелось забрать всю твою боль…

– Дай мне воды.., – прохрипела Элдурун.

Элдфьора взяла стакан и, придерживая внучке голову, напоила её.

– Когда это уже закончится.., – простонала Элдурун.

– Скоро, родная. Совсем скоро всё закончится. Дитя прокладывает себе путь.

– Он хочет меня убить…

Элдфьора грустно улыбнулась. Но вот новая схватка пронзила Элдурун острой, пульсирующей болью, нарастая с каждой секундой всё больше и больше. Элдфьора заглянула ей между ног и воскликнула:

– Показалась головка, родная! Ещё совсем чуть-чуть! Только прошу тебя, не тужься, милая, не тужься! – она взяла внучку за руку и жарко зашептала: – Ты можешь порваться, хорошая моя, прошу, не тужься. Твоё тело само выталкивает его, постепенно раскрывая лоно до нужного размера. Прошу тебя, почувствуй эту пульсацию, и дай телу и ребёнку самим всё сделать. Пожалуйста, услышь меня!

Сознание Элдурун постепенно проваливалось в небытие и слова бабушки до неё доносились гулко, будто издалека. Она уже не была здесь, обессиленное тело отказалось ей повиноваться. Элдурун чувствовала только жгучую боль, что разливалась по её чреслам, парализуя, забирая дыхание жизни. И в момент, когда она уже готова была умереть, её тело выгнулось, и, сокращаясь, мышцы лона вытолкнули ребёнка на свет.

Сквозь яростный гул в ушах, Элдурун услышала плач сына, звонко провозглашавший о рождении, и голос бабушки:

– Ты родила его! Всё закончилось, родная! Всё закончилось…

Элдурун почувствовала, как тело более мягкой схваткой вытолкнуло послед, а боль и отчаяние покинули её. Элдфьора заботливо укрыла её одеялом, а после до девушки донеслось тихое древнее пение. Она приоткрыла глаза и увидела, как бабушка, завернув младенца в ткань, обтирала его лицо, напевая колыбельную. Находясь в ласковых объятиях, ребёнок быстро успокоился, может потому что тоже устал, как и его мать, а может потому что бабушка обладала каким-то магическим даром успокаивать.

Элдфьора подошла к внучке и положила рядом с ней дитя.

– Посмотри, какой он очаровательный, – радостно улыбаясь, промурлыкала троллиха.

– Убери его от меня, – зажмурив глаза, простонала Элдурун, отталкивая сына от себя. – Убери его…

Лицо Элдфьоры опечалилось, но улыбка по-прежнему нежно изгибала её губы. Она отнесла младенца в колыбель, а после вновь подошла к ней и, взбив подушки, помогла ей удобнее лечь на них.

– Ты не захочешь кормить его грудью?

– Нет, – выдохнула Элдурун.

– Тогда вот, выпей, – она поднесла к её губам отвар. – Поможет твоей матке быстрее сократиться, снимет боль, остановит кровотечение и не даст молоку разорвать тебе грудь.

Напоив её, Элдфьора аккуратно осмотрела её промежность, поменяла простыни и сильнее укутала в одеяла.

– Тебе нужно поспать, – нежно погладив внучку по голове, добавила троллиха. – Я пойду мыть его и кормить. Если тебе что-то будет нужно, позови меня.

Она взяла младенца на руки и вышла из комнаты, осторожно закрыв дверь, а Элдурун провалилась в тяжёлый сон…

Роды опустошили её. Лишённая сил, она не могла самостоятельно подняться с постели. Элдфьора кормила её, поила травами, обтирала, смывая запёкшуюся кровь, помогала справлять нужду и вновь оставляла спать.

На третий день, приготовив лохань с тёплой водой, она подняла внучку на руки и опустила её в воду. Пока бабушка заботливо мыла её, Элдурун устало спросила:

– Все эти дни я не слышала, чтобы мой сын плакал.

– Я хорошо за ним ухаживаю, – аккуратно расчёсывая её волосы, ответила Элдфьора. – Ему сейчас не много нужно. Главное, чтобы было сухо, тепло и сытно.

– А как же любовь?

– И это тоже, разумеется.

Расчесав её волосы, Элдфьора полила из кувшина тёплой водой.

– Значит, это не обязательно должна быть любовь матери? – спросила Элдурун.

– Нет, конечно. Связь между матерью и дитя слишком преувеличивают. Бывает, конечно, что у ребёнка и женщины, давшей ему жизнь, возникает тесная духовная связь, но не всегда.

Элдфьора помогла внучке подняться и выйти из лохани, а после обтёрла полотенцем и вновь уложила в кровать. Когда она укрывала её несколькими одеялами, Элдурун спросила:

– Ты любишь его?

Элдфьора задумчиво посмотрела на неё и, вздохнув, кивнула.

– Да. Да, я уже люблю его.

Она вновь отошла к ребёнку и взяла на руки, намереваясь вновь оставить её отдыхать. Но Элдурун остановила её:

– Я знаю правду о тебе.

Элдфьора обернулась.

– Когда мы бежали с Фаннгейром, озеро отправило меня в будущее, и там я встретила тебя. Ты знала, что расскажешь мне обо всём в том времени? Знала, что меня забросит туда?

Элдфьора глубоко вздохнула, медленно подошла к ней, и сев на край кровати, ответила:

– Будущее открывается мне постепенно. Я знала, что озеро взбунтуется и забросит тебя дальше, чем нужно, знала, что мы встретимся с тобой в будущем. Но я не могу предвидеть собственные поступки.

Она осторожно гладила младенца по лбу, стараясь не смотреть на внучку. Элдурун наблюдала за ними, удивляясь той искренней перемене, что раскрыла в Элдфьоре нежность. Мельком взглянув на сына, она заметила его маленькое умиротворённое личико с пухлыми щеками, и почувствовала, как в ней колыхнулось неизведанное чувство. Необъяснимая теплота, что распускалась в её душе ласковым покоем, разливала сладость, очаровывая и заставляя трепетать.

Элдурун отвела взгляд.

– Ты сказала мне, что крала младенцев, чтобы твоя жизнь не оборвалась, – шепнула она в пространство.

– Значит, ты знаешь всю правду обо мне?

– Да…

– Тогда я не буду уговаривать тебя, оставить сына со мной, – вдруг жёстко проговорила Элдфьора. – Если ты захочешь уйти с ним, я не буду препятствовать тебе.

Элдурун вновь посмотрела на бабушку.

– Нет. Я решила его оставить, – но едва в поле её зрения попал сын, она вновь отвернулась, судорожно прошептав: – Только унеси его отсюда.

– Ты не хочешь даже взять его на руки?

– Я не хочу привязываться к нему…

Элдфьора понимающе кивнула. Встав с кровати, она собралась выйти с ребёнком из комнаты, как Элдурун вдруг добавила:

– Но я бы хотела показать сына Фаннгейру.

– Не стоит ему видеть ребёнка. Поверь мне, ему будет очень тяжело расставаться с ним.

Сказав эти слова, она затворила за собой дверь, вновь оставив Элдурун в одиночестве…

Прошла неделя, прежде чем Элдурун, достаточно окрепнув, смогла встать на ноги. Роды не просто лишили её всех физических сил, но и обновили душу. Часами она сидела у окна, глядя на мир и не узнавая его, тщательно пыталась отыскать в себе хоть что-то, что напомнило бы ей себя прежнюю, но не находила. Казалось, в ней зияла пустота, исчезли все чувства, эмоции. Но временами, когда до неё доносился плач сына, в ней поднималась буря. Она хотела прийти к нему и успокоить, но сдерживала странные материнские порывы.

Мир стал страшить её, как никогда прежде, поэтому Элдурун забывалась в спасительном сне. Иногда она гуляла под холодным дождём, который словно наполнял её дыханием жизни и новыми чувствами, вглядывалась вдаль на озеро, что словно звало её к себе. Но неизменно возвращалась в особняк, где её поглощало отчаяние и тоска, а спустя время холодная пустота.

Прошло полгода. Элдурун в очередной раз возвратилась в особняк с утренней прогулки. Дом ласково принял её в тёплые объятия, согревая после холодного дыхания зимы. Элдфьора порхала на кухне, и, когда внучка прошла к столу, спросила её:

– Что страшит тебя уйти к Фаннгейру?

– Я не понимаю, что со мной происходит, – устало ответила Элдурун, опускаясь на стул. – Мне кажется, что я больше не люблю его… И вообще ничего не чувствую.

Элдфьора улыбнулась и, налив ей чай, села рядом.

– Это нормально. Я тоже ничего не чувствовала к твоему деду, когда родила твоего отца. Роды очень меняют женщину, опустошают, трансформируют. Бывает что женщина после родов бодра и весела, но на самом деле это просто видимость, потому что в обществе людей не принято погружаться в свои ощущения. Но душа устроена так, что на какое-то время ей нужно закрыться от мира, чтобы не получить новую рану, и это неизбежно. Ты сейчас обнажена, словно на тебе нет кожи, и вся твоя сущность хочет вновь обрести защиту для взаимодействия с миром. Ты никогда не будешь прежней, но ты обязательно вновь обретёшь себя обновлённую. Прими это…

Элдурун пила ароматный травяной чай, который необъяснимым образом успокаивающе воздействовал на неё. Напряжение в каждой мышце сменялось приятным расслаблением, мозг словно одурманивался, хотелось откинуться на ложе и просто наслаждаться необыкновенным покоем. Ощутив чары Элдфьоры, Элдурун взглянула на неё, внимательно наблюдая за тем, как бабушка приготавливает еду младенцу, заливая в бутылочку молоко и насыпая какой-то порошок.

– Думаешь, мне лучше возвратиться к Фаннгейру? – спросила Элдурун.

– Да. Там тебе станет легче. Это не твоё время, родная, и ты знаешь это. С самого детства здесь ты была словно не на своём месте.

– А если я уже не полюблю его вновь?

– Твоя любовь к Фаннгейру не может умереть. Тингвадлаватн не стало бы соединять вас, будь это мимолётно, поверь мне, – помолчав немного, она добавила: – В любом случае, если ты не захочешь оставаться там, ты всегда можешь вернуться ко мне.

Какое-то время Элдурун молча пила чай, раздумывая над её словами, пока Элдфьора, не отрывая напряжённого взгляда от неё, ожидала ответ. Но после Элдурун тихо шепнула:

– Тогда завтра я совершу переход.

Утром Элдфьора проводила внучку к озеру. Туман мягко кружился жемчужными хлопьями вокруг Тингвадлаватн, приглашая гостей войти, но они медлили. Элдурун повернулась к бабушке.

– Здесь я должна проститься с тобой, – сказала Элдфьора. – Я не могу войти в туман с ребёнком.

Элдурун взглянула на сына, который безмятежно спал на руках у троллихи, слегка подрагивая приоткрытыми губками. Его пухлые щёки создавали милые складочки у глаз и подбородка, оставляя на нём трогательную ямочку. Он был таким невинным и беспомощным, что на Элдурун вновь нахлынула волна материнских чувств. Внутри неё всё затрепетало, нежность растеклась по венам, заставляя её забыть обо всём.

Она подошла к ним и, наклонив голову, поцеловала сына в лоб. Какое-то время она прижималась к нему, вдыхая божественный молочный аромат, исходивший от светлых, почти прозрачных, волос. К горлу подступили слёзы, а вместе с ним и отчаяние. Элдурун судорожно вздохнула и, оторвавшись от сына, обняла бабушку. Крепко поцеловав её в щёку, она тихо сказала на прощание:

– Благодарю тебя за всё, – и, развернувшись, проскользнула в туман, который закрылся за ней плотной стеной.

Некоторое время Элдфьора наблюдала неясные очертания внучки, которые постепенно исчезли насовсем. Туман вновь стал редеть и оседать к земле, обнажив воды Тингвадлаватн. На его берегу уже никого не было.

Элдурун ушла.

Расстояние, длинною в тысячу лет, создавало удивительный контраст в природе. Покинув холодную осень, девушка попала в тёплое лето. Едва туманы распахнулись, перед ней предстала Тингведлир, нежившаяся в изумрудной шали. Ветер дул сильно, пронизывая прохладой, наполненной благодатной свежестью. На небе, растелившемся лазурным полотном, не распускались облака. Лучи яркого солнца соприкасались с водной гладью озера и, танцуя радостный танец, слепили глаза.

Элдурун медленно шла к Хейнгидлю, любуясь прекрасными видами, которые рождали в её сердце давно потерянные чувства. Мгновение назад долина каменела в стылых объятиях зимы, сейчас же она пробудилась ото сна и будто сладко подтягивалась, улыбаясь приветливо и озорно. Её мелодия лилась в сердце девушки, мягко исцеляя и заставляя вспомнить всё то, что, казалось, умерло в ней. Элдурун задышала глубоко, наслаждаясь неповторимыми ароматами родного для неё времени. Она подставляла лицо ветру и раскрывала для него объятия, словно пыталась вобрать его и весь этот мир в себя. Совершенно иначе Элдурун почувствовала не только свою душу, затрепетавшую в ней свободной птицей, но и тело. Она осторожно, как лучший из любовников, прикасалась к своим рукам, лицу, губам и волосам. Она словно собирала себя по крупицам. Блаженная истома разлилась горячим мёдом по её чреслам, забирая неподвижность, напряжение и холод. Пустота исчезла, возродив в ней жизнь.

Так и шла Элдурун, наслаждаясь собой, миром, степенностью времени и величайшей красотой, которую познала. Она уже подходила к дому Фаннгейра, как заметила его – он развешивал постиранные вещи на протянутые верёвки. При виде скандинава сердце Элдурун забилось сильнее. Волнение коснулось её мелкой дрожью, дыхание сбилось, она остановилась в нерешительности, и, будто почувствовав её присутствие, Фаннгейр резко обернулся. Оставив дела и опрокинув корзину с бельём, он вдруг побежал к ней. Элдурун не смела пошевелиться, пытаясь понять собственные чувства. Вскоре Фаннгейр оказался перед ней, но, увидев её настороженный взгляд, остановился.

Его торс был обнажён, щедро демонстрируя аккуратные бугры мышц под тонкой бледной кожей. Распущенные волосы в свете солнца казались белыми. Танцуя на ветру, они падали на лицо, прикрывая его мерцающими нитями, но подчёркивая яркие, голубые глаза. В них Элдурун увидела всю глубину его душевной тоски. Он ждал её.

– Ты помнишь меня? – спросил Фаннгейр серьёзно.

Чувства, сдерживаемые гнетущим коконом, вырвались наружу и захлестнули её вновь. Тело ослабло, глаза наполнились слезами.

– Да, – улыбнулась она. – Да, я помню тебя.

Фаннгейр подошёл к ней и, наблюдая за её реакцией, осторожно взял за руку. Ощутив её ответное прикосновение, он притянул Элдурун к своему сердцу, не прижимая, но держа бережно, словно боялся, что она вновь исчезнет. Фаннгейр приник губами к её лбу, одухотворённо вдыхая запах её волос. Так, словно не видел её вечность, а не один только год. Так, словно ждал её тысячу лет, но не пять месяцев.

– Наконец-то ты вернулась домой, – прошептал Фаннгейр.

Крепко обнявшись, они пошли к дому. В ту жизнь, о которой оба мечтали. В ту жизнь, которую им предложила выбрать судьба.