Текст книги "Фоторобот"

Часть третья

Полицейский поглядел со скукой на двух женщин, вошедших в его кабинет. Мать и дочь. Мать, крепкая брюнетка сорока лет, принарядилась по этому случаю. Отвратительного вида колпак с синими цветами, напоминавший гасильник для свечей, возвышался над. ее румяным лицом. Впереди себя она подталкивала свою дочь, разукрашенную девицу, одежда на которой была слишком тесна для ее уже округлых форм. Инспектор указал на места своим посетительницам и сверился с карточкой, лежащей перед ним.

– Вы хотели дать показания. Вы госпожа Шевийон, продавщица молока, улица Клер, 7-й округ Парижа?

– Совершенно верно, господин комиссар. Я пришла по поводу того, что мне рассказала дочь, и думаю, это может принести пользу расследованию…

Инспектор уже больше не верил в то, что свидетельские показания могут быть сколько-нибудь полезными для следствия. А с этим новым преступлением он испытывал беспокойство за свою карьеру, находящуюся под угрозой. Стоит только прессе раздуть это дело, ставя во главу угла неудачу полицейского расследования, и он окажется в роли козла отпущения. Поэтому он не должен упустить ни одного следа, не имеет права пренебречь ни единым свидетельским показанием, обязан тщательно проверить любой донос.

– Мадам, пусть все расскажет ваша дочь.

Он подал знак своему коллеге Жюлю Марселену, грузно примостившемуся за пишущей машинкой. Крошка, казалось, чувствовала себя немного неловко. Она бросила мстительный взгляд на мать, и полицейский заподозрил молочницу в том, что та более или менее, но сама придумала свидетельское показание своей дочери. Девица подыскивала слова и наконец решилась:

– Значит, это было недели две или три тому назад.

– Когда точно? – обрезал Туссен. Он был в плохом настроении и не хотел облегчать жизнь этим двум женщинам.

– Три недели тому назад. Это было в четверг вечером. Я это помню, потому что ходила в кино с подругой смотреть «Сисси-императрицу».

Туссену стало жаль Марселена, который уже весь взмок, печатая на машинке эту чепуху. Но, ничего не поделаешь, он был обязан выслушать их. Снова появилось солнце после трех дождливых дней, и как было бы хорошо прогуляться сейчас в Люксембургском саду или по берегу Сены, глядя на рыбаков.

– Я возвращалась домой по Шан-де-Марс совсем одна, и тут вдруг он подходит ко мне и говорит…

– Кто это?

– Как кто? Маньяк! Месье Витри, кто ж еще! – Записывай: Жильбер Витри подошел ко мне.

Марселей забил буквой «х» строчку и продолжил печатать в прежнем ритме.

– Так что же он вам сказал?

– Ну давай же, скажи господину комиссару, что он тебе сказал! – воскликнула мать.

Девчушка опустила глаза. Туссен охотно бы поспорил, что эта красная шапочка уже повстречала серого волка и даже не одного.

– Он мне сказал: «Значит, гуляем совсем одни? Может быть, вас проводить?». Вмешалась мамаша:

– Она его узнала, вы понимаете? Это один из наших покупателей. Она не ошиблась, бедная девочка! Туссен нервно вздохнул. Девчонка продолжала:

– Мы, в общем, прошли несколько шагов вместе, а потом вдруг он взял меня за руку и потащил к темной аллее. А там он мне стал говорить… ну в общем, это и не повторишь!

– Так все-таки, что же он сказал? – осведомился Туссен, пустив в ход все свое терпение, на которое еще только чувствовал себя способным.

Он заметил усилие, которое сделала девчонка, чтобы покраснеть. Бесплодные усилия. Слабый испуганный голос:

– Он мне сказал, что я красивая, что я ему нравлюсь и что, если я хочу с ним… то он мне даст денег.

– Моей дочери! – воскликнула молочница, подняв глаза к небу. – Моя бедняжка Жинетта! Когда я думаю, что я слежу за всеми ее выходами из дома и что такие вот мужчины находятся на свободе! Ведь он мог ее убить!

– А затем? – спросил инспектор.

– Ну, значит, он прижал меня к себе и поцеловал. Он хотел меня погладить, попытался залезть под юбку, но я не позволила! Ах, нет же! Я ему влепила хорошую пощечину и бросилась бежать!

– А он не попытался вас догнать?

– Да, да, еще как! Он погнался за мной, но я бежала быстрее, чем он. Когда я добежала до угла с улицей Сен-Доминик, там где хорошо освещено, я обернулась и не увидела его!

Туссен снова зажег свою сигарету «Голуаз», повисшую в уголке рта. С долей иронии в голосе он сказал:

– Разумеется, вы сразу же все это рассказали матери.

– Она не решилась, бедняжка! Поставьте, себя на ее место! – возмутилась мать. – Она испугалась скандала! Все в округе стали бы говорить, что она шляется по Шан-де-Марс и еще кучу всяких гадостей! Вот только когда она увидела, что этого мерзавца разыскивают за эти преступления, она рассказала мне об этом, всю эту историю! И меня это нисколько не удивило! Потому что этот мужик ненормальный, достаточно на него посмотреть, чтобы убедиться в этом! Каждый раз, когда он заходит ко мне в лавку, меня аж дрожь пробирает! У него взгляд сумасшедшего!

Туссен дал возможность излиться всему этому материнскому потоку слов и вернулся к дочери.

– Во время вашего… разговора с Витри предлагал ли он вам прогулку на машине или встретиться еще позже?

Девица, казалось, рылась у себя в памяти. Ее ответ был отрицательным. Туссен дал ей прочитать ее показания, подписать их и встал, чтобы тем самым обозначить окончание беседы. Закрыв за женщинами дверь своего кабинета, он вернулся и сел рядом с Марселеном, который сказал:

– Если бы я встретил эту ляльку ночью на Шан-де-Марс, сразу бы принял ее за шлюху. Ты видел ее глаза?

– Ее глаза и все остальное. По существу, я бы тоже поступил так же, как Витри. Такую девицу, как эта, можно брать голыми руками.

Он не мог поверить в случившееся. Все так хорошо устраивалось, когда он услышал выпуск новостей: садист нанес еще один удар в Шантийи. В то время Жильбер находился в Рамбуйе вместе со свидетелем. И свидетель исчезает в неизвестном направлении, не сказав ни слова.

Жильбер обошел поляну туда и обратно. Мокрая земля налипала ему на сандалии. Это его навело на мысль осмотреть следы. На том месте, где стояла палатка англичанки, он узнал отпечатки своих босых ног. Но остальные следы он сам затоптал во время своей бесцельной ходьбы. Там уже больше ничего не разберешь. А эти следы, что полезного они могли бы ему дать? Он пойдет по ним до проезжей дороги, и на этом все кончится. Роберту уже давным-давно похитил какой-нибудь услужливый и предприимчивый автомобилист. Где ее найти? В каком городе Франции?

Он не знал даже ее фамилии. А она не ведала, что имела дело со слишком знаменитым Жильбером Витри! Если бы только он раскрыл ей свою личность, она смогла бы, слыша вокруг себя разговоры о садисте, установить между ними сходство и заявить затем о невиновности Жильбера! Но этого так и не случилось!

Удрученный, он вытащил на солнце свой надувной матрас и растянулся на нем. Ложась, он инстинктивно подогнул ноги под себя подобно зародышу в утробе. В какой-то брошюре по психоанализу он прочитал, что это обычно означает стремление человека возвратиться в детство, его невозможность действовать как лицо, наделенное определенной ответственностью.

Он услышал шаги, скрип шестерен велосипеда, но даже не обернулся. Его пригревало солнце, чувствовал себя хорошо, испытывая прямо– таки животное блаженство. Он открыл глаза лишь тогда, когда какая-то тень загородила ему солнце.

Жандарм. Два жандарма стояли опершись на свои велосипеды. Два молодых жандарма, задыхающихся в плотной форме и вытирающих лоб широкими жандармскими платками. Первый сказал с видом знатока:

– Как здорово, а?

– Вы мне закрываете солнце, – сказал Жильбер.

В конце концов, раз уж жандармы его все-таки обнаружили и раз он чувствовал себя невиновным, лучше уж тогда им показать, что он их не боится и что его совесть чиста.

Жандарм немного отошел назад и, к изумлению Жильбера, положил велосипед на землю. Другой тоном человека, ведущего светскую беседу, заметил:

– Через час земля будет сухой. Вон как печет.

Он тоже положил свое средство передвижения на землю и обратился к Жильберу:

– Мы не очень вас побеспокоим, если положим свою форму в вашу палатку?

Жильбер разом уселся и посмотрел на них как на блаженных. Он тупо переспросил:

– Вашу форму?

– Ну да. Вы позволите? На земле она запачкается.

– Конечно, конечно, – пробормотал Жильбер, в высшей степени изумленный.

Он ошеломленно стал наблюдать за тем, как раздевались два жандарма. А те аккуратно сложили, свою форму и положили ее в палатку. Они уже были в плавках. Чтобы снять носки, они уселись на выходящий из палатки напольный коврик.

– Мы с утра дежурили и решили, что нет смысла идти переодеваться, чтобы потом снова возвращаться сюда.

У Жильбера было огромное желание расхохотаться. Лишенные своих жандармских атрибутов оба были теперь не более чем двумя высокими загорелыми и шебутными парнями. Жильбер пошел купаться вместе с ними и испытал злорадное удовольствие, брызгая в них водой. Выйдя из воды, они стали все трое обсыхать на солнце, куря сигареты.

Жильбер им чуть не сказал «я – Жильбер Витри» только ради того, чтобы увидеть их физиономии, но ограничился тем, что спросил, в курсе ли они поисков садиста из Медона.

– В курсе ли мы! Да нам про него все уши прожужжали! И приметы убийцы! И его фотография! И обратите внимание на это, и не упустите то! Во всяком случае, пока мы искали его здесь в окрестностях, он задушил еще одну девчонку в Шантийи! Ну вы понимаете!

– Вы были этим утром где-то здесь?

– Ага. Мы все время крутились в лесу. Как наступила хорошая погода, начали твориться всякие темные дела! Эх, если рассказать об этом! Сегодня в ночь опять начнется!

Он замолчал, остановившись на этой загадочной перспективе. Заинтересованный Жильбер продолжал расспросы:

– Значит, вы наверняка видели одну девушку-туристку.

– Да мы их несколько видели, туристов-то, сегодня утром. А, Франсуа?

– Ага. Даже если бы я был без формы, я все равно задал бы этим куколкам один или два вопроса!

В форме, вот где спасение, подумал Жильбер. Этот мужик, будь он в гражданском, стал бы заигрывать с какой-нибудь туристкой. А та сделала бы вид, что принимает его ухаживания, но только до того рокового момента, когда ответила бы отказом. Рассердившись, он ее, может быть, изнасиловал бы, а затем задушил, чтобы та не разболтала. Но вот он в форме, и из уважения к ней он отнесся бы благопристойно к девушкам. В форме – спасение. Мы все должны были бы носить форму.

– Брюнетка в бежевых шортах.

– Она была одна?

– Да. Она собиралась ехать автостопом.

– Нет. Тех, которых мы видели, была целая группа. Видели еще скаутов. Об этих ребятах мы сообщили леснику, потому что они здоровы устраивать пожары! Разводят такие костры, что потом ни как не загасишь, даже ведрами воды! Еще по сигаретке?

Они старательно воткнули свои окурки в мокрую землю и снова закурили. – А эту девушку, вы ее знаете? Она к вам должна вернуться?

– Совсем нет. Она была здесь, но ушла утром, пока я спал. Мне просто захотелось узнать, куда она отправилась. Это англичанка. Понимающее подмигивание.

– Англичанка! Вы хотели ее, наверно, трахнуть, а? Но не тут-то было! Англичанки дают себя потискать, потрогать за зад, то есть полный набор, но потом, когда вы начинаете расстегиваться, они вас бьют по морде! Ох, чудачки!

– Но если англичанка красивая, тогда это что-то! – заметил второй жандарм.

И тут Жильбер выслушал великолепный набор штампов, касающихся англичанок: что у них большие ноги, что они курят сигары, что они фригидные, и это из-за их протестантского воспитания, что они носят подштанники до колен, и на коленках они удерживаются резинками, словом, обзор по данному вопросу был сделан за десять минут. Но ответ на главный вопрос, интересовавший Жильбера, был отрицательным. Жандармы не встретили Роберту, которая могла бы поведать им об Англии много нового и неординарного.

– Послушайте, – сказал один из них в заключение, – если она едет автостопом, ее обнаружат в один из ближайших дней в лесу под кучей листьев и мха. Только она у вас больше не вызовет желания.

– Вы преувеличиваете! – сказал Жильбер, в голосе которого снова проскользнуло беспокойство.

– Я преувеличиваю? Послушайте меня как следует: в каждом автомобилисте дремлет преступник-садист.

– Но ведь не все преступники – автомобилисты!

– Да, но все автомобилисты потенциальные преступники. Вы не представляете себе, до какой степени возросла преступность, с тех пор как любой получил возможность иметь автомобиль или мотороллер! Смотрите. Предположим, у вас есть машина. Вы какой-нибудь коммерсант и едете в Эврё за заказом на черенки для мотыг. Какая-то девчонка вас останавливает. Вы ее берете, и поскольку она молода, носит шорты, вам видны ее ляжки, то вам в голову приходят кое-какие мысли. Вы пытаетесь ее трахнуть, она отказывается. И бац! Вы ее насилуете…

Жильбер рассеянно слушал из уст жандарма те же умозаключения, к которым сам пришел четверть часа тому назад. Жандарм заключил:

– Ведь почему взяли Ландрю? Да потому, старина, что он отвозил своих женщин в Гамбе поездом! И брал им билеты только туда! Вот. А если бы он вез их на тачке, то все было бы шито-крыто. Почему убийцам в наше время прогресса еще удается выкрутиться? Потому что благодаря автомобилю они совершают свои преступления вдали от своего дома!

Жильбер искренне восхищался ораторскими способностями жандарма. Почему этот человек из Медона стал убийцей? Потому что он мог увезти свою жертву на собственной машине в глухое место. Без машины он был бы вынужден вставать у края леса и дожидаться, когда мимо пройдет привлекательная женщина! И даже в этом маловероятном случае он смог бы удрать только на своих двоих, а значит, не очень далеко.

– В сущности, – сказал он, – уничтожив машины, мы уничтожим преступность!

– Не так скоро! Преступники существовали всегда, еще до изобретения самоката, да и после атомного взрыва они не исчезнут. Но все же, располагая автомашиной, преступник имеет в руках огромный козырь. – Он воткнул свой окурок в землю и добавил, подмигнув при этом: – А кто мне скажет, что вы не укокошили эту англичанку? А? Вы с ней были здесь одни. Ночью тут никто не ходит, да и днем народу не много. Кто бы вам помешал закопать ее где-нибудь в лесу со всем ее снаряжением?

Жильбер напрягся изо всех сил, чтобы ответить шуткой, он чувствовал себя совсем не в своей тарелке:

– Вы знаете, я не стал бы дожидаться вашего визита, после того как закопал ее.

– Ха-ха! А может, мы вас застали в тот момент, когда вы собирались удрать!

Они вместе засмеялись. Потом жандармы, нырнув в палатку, забрали свою одежду и приобрели свой прежний внешний вид. Тот, который был блондин, внезапно подошел к Жильберу. В руке он держал складную лопатку и размахивал ею. Изображая ярость, он закричал:

– Вот вещественное доказательство. Вы убили девушку и закопали ее этой лопатой! На ней еще осталась земля. Вы это сделали ночью, когда шел дождь.

– Я не виновен! – застонал Жильбер, не понимая уже как следует, шутит ли тот или говорит серьезно.

Но когда оба жандарма сели на свои велосипеды и исчезли за стеной деревьев, Жильбер еще долго оставался неподвижным, глядя на грязную лопату. В конце концов он пожал плечами. Нет, со всем этим покончено. Он не убивал других женщин, в этом у него теперь была уверенность: значит, и эту тоже он не убивал.

Он стал искать новости по радио. Теперь он знал их расписание и то, что частные радиостанции уделяли происшествиям основное внимание.

После получаса песенок и унылой болтовни передали сводку новостей. Сообщили о новом преступлении. Забавно.

– Убийца Мари-Элен Лангонь только что арестован. Он признал свое преступление, которое, напомним, было совершено поза вчера ночью в Шантийи. Причиной этой драмы явилась ссора между молодым человеком двадцати лет, считавшим себя помолвленным с девушкой, которая сообщила ему о том, что вышла замуж за другого. Убийца полностью признал свою вину. Однако его преступление не имеет ничего общего с убийством в Медоне и Сен-Жермене. В самом деле, в последнем случае жертва не стала объектом насильственных действий сексуального характера и, более того, молодой убийца смог представить главному инспектору, ведущему следствие, Туссену, неопровержимое алиби для двух предыдущих преступлений, в которых он также обвинялся. Садист из Медона по-прежнему остается на свободе! Жильбер весь дрожал, глядя на складную лопатку.

Еще раз он безнадежно попытался убедить себя в том, что за то время, пока он был пьян, ничего не произошло. Он выпил огромное количество, достаточное для того, чтобы упасть мертвецки пьяным! И уж во всяком случае слишком, слишком много для того, чтобы убить женщину, затем закопать ее труп, а также все ее туристское снаряжение!

Он и так и сяк крутил в руках лопату. Крошечная лопатка, почти детская игрушка. Чтобы этим смехотворным инструментом выкопать достаточно глубокую яму, ему бы потребовались долгие часы, может, десять или двенадцать! И произойди столь невероятное, он уж наверняка сегодня утром чувствовал бы себя совершенно разбитым…

Он действительно чувствовал себя разбитым, но не знал, было ли это состояние вызвано его попойкой или физической работой, проделанной ночью.

А если он не закапывал Роберту? Он мог просто отнести ее тело в лес и бросить где придется! У него появилась мысль пойти поискать следы, но он чувствовал, что не в силах сделать это. А если в стороне от тропинки он наткнется на труп девушки…

Жуткая мысль. На этот раз он чувствовал, что его рассудок пошатнулся. В течение пяти дней он попеременно оказывался то под холодным, то под горячим душем. Сначала, убежденный в том, что ничего не делал, он затем снова сомневался в себе. После того как свидетели дали показания против него, он стал считать себя убийцей. Этой ночью к нему вновь вернулась уверенность в том, что он не имеет отношения к этим преступлениям. А теперь?

Теперь он боялся самого себя, боялся тайных инстинктов, скрытых в глубине его существа…

Чтобы ухватиться за что-то ощутимое, более реальное, он поставил перед собой походную шахматную доску и стал изучать начатую с Робертой партию. У него ушло много времени на то, чтобы вспомнить последние ходы. Не сразу удалось разобраться в белых конях. Тот, который справа, это конь короля или ферзя? Для хода в игре это не имело никакого значения, но он заставил свой ум работать и через несколько минут вновь обрел спокойствие.

Подлинная ценность двух шахматных фигур определяется их положением на доске. Тем не менее, два коня являются абсолютно равноценными фигурами. Но один все же – ферзевый конь, а другой – королевский. В ходе их перемещений по доске тот конь, который был на белой клетке, затем мог оказаться на черной и наоборот. При этом их ценность не меняется. Королевский конь, ферзевый конь.

А полиция в этот момент разыскивала другого коня, всадником которого был убийца. И полиция считала, что его зовут Жильбер Витри. Казалось, она ни на минуту не допускала мысли, что убийцей может быть совсем другой, абсолютно похожий на первого, но который являлся настоящим убийцей. Вот так вот!

Жильбер, играя за двоих, поставил шах черному королю. Представлялось три возможности решения этой ситуации: закрыть короля другой фигурой, отвести короля на другое поле, съесть нападающую фигуру. Из этих трех вариантов только один, разумеется, являлся лучшим. Какой?

Чтобы найти убийцу, существовало тоже несколько путей, но полиция, замороченная свидетельскими показаниями, обвиняющими Жильбера, видела для себя лишь один путь. Но, однако, нужно было, чтобы существовал какой-то другой!

Впервые с момента появления фоторобота Жильбер смог размышлять объективно, как будто он решал особенно сложную шахматную задачу.

Существовала определенная уверенность в том, что Жильбер, после того как выпил, устроился на террасе ром-бара. Там его увидел художник в компании жертвы. После этого владелец ярмарочных аттракционов опознал жертву на площади Инвалидов в компании мужчины, которым мог быть и Жильбер. Но в этом нельзя было быть абсолютно уверенным! А может быть, Жильбер, уйдя из ром-бара вместе с девчонкой, оставил ее на бульваре Сен-Жермен и вернулся к себе? – Это было возможно, но это следовало доказать. Согласно заявлению полиции, убийство произошло между часом и двумя ночи в Медоне. Если бы только кто-нибудь мог видеть Жильбера, возвращавшегося домой в это время!

Дениза же, жертва, не была уж очень пугливой. Если она уселась пить за один столик с совершенно незнакомым ей человеком, каким был для нее Жильбер, то она прекрасно могла десятью минутами позже последовать и за другим таким же незнакомцем в Медон!

И вот этого человека, этого всадника следовало разыскать. Но найти мужчину, подцепившего девчонку среди ночи на бульваре Сен-Жермен в теплую и ясную, погоду, все равно что иголку в стоге сена!

Если только среди близких знакомых этой девчонки… Какая-то сила подталкивала теперь Жильбера к действию, та самая, которая раньше заставляла бездействовать в течение недели. Ему нужно было вернуться в Париж, самому расспросить свидетелей, провести свое расследование. Это было единственное и последнее средство доказать свою невиновность.

Не раздумывая более, в каком-то невероятном порыве он быстро сложил свое снаряжение, запихал его в рюкзак, надел куртку, надел рюкзак на спину и вышел на дорогу, ведущую в город. Он прыгнет в первый же поезд, идущий в Париж, свяжется с Монтини, и еще посмотрим, чем закончится эта история!

– Я поступаю как круглый дурак, – говорил он себе по пути. – Чем же я занимался всю эту неделю? Правда, в том положении, в котором я сейчас нахожусь, чуть раньше или чуть позже… Мне повезло, что я ушел пока от преследования полицейских. Теперь с такой бородой меня не узнать…

Было еще кое-что, в чем он не мог себе признаться. Исчезновение Роберты. Он смутно боялся того, что убил ее, а его уход был на деле не что иное, как побег. Возможно, это было бегство от химер, но всю свою жизнь он только и делал, что бегал от теней. Это было бегство в одиночество, когда общение с людьми начинало его слишком тяготить. Бегство в работу, всякий раз когда возникали какие-то проблемы. Бегство от ответственности, когда он отказывался жениться. Бегство в алкоголь от реальностей жизни. А теперь безумное бегство от самого себя.

Он дошел до Рамбуйе. Эта ходьба не утомила его. Он дышал полной грудью, поскольку почти совсем не курил за время своего пребывания в лесу. Его мускулы окрепли. Он чувствовал себя в такой физической форме, в какой до этого никогда раньше не был. Его разум казался ему ясным.

Он вошел в здание вокзала, посмотрел расписание уходящих поездов. Поезд в Париж будет через полчаса. У него достаточно времени, чтобы купить газеты. Он подошел к газетному киоску, выбрал себе газеты и протянул их продавщице, чтобы та подсчитала их стоимость.

– Четыре газеты по двадцать пять, – сказала старушка, – это будет… На помощь! Это убийца! Садист! Это он!

Она издавала пронзительные крики, закрываясь газетами. Жильбер оглянулся. Служащие вокзала осторожно направлялись к нему. Закричала другая женщина и бросилась бежать, свалив какой-то чемодан. Жильберу хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию. Он не мог себе позволить быть схваченным сейчас и таким вот образом. Он находился рядом с выходом. Судорожно дернув плечами, он забросил рюкзак на спину. Бежать и быстро. Эти типы его линчуют, это видно по их суровым глазам. Он побежал и очутился на площади, залитой солнцем. Разгоряченные носильщики уже заканчивали свой спор. Два таксиста, стоявшие в тени платана, колебались. При появлении Жильбера все замерли.

У Жильбера больше не было выбора. Через пару секунд все набросятся на него. Из помещения вокзала были слышны вопли продавщицы газет:

– Держите его! Это тот самый садист! Держите его! Жильбер рванулся вперед, увернулся от одного из носильщиков, бросившихся к нему, открыл дверцу одного из такси, умоляя небеса, чтобы ключ зажигания оказался на месте.

– Мое такси, – взвыл его хозяин.

Из– за садиста он даже не шелохнулся, а когда стали угонять его машину…

Не захлопнув даже дверцу, Жильбер включил сцепление и надавил на педаль акселератора. Машина устремилась к группе людей, которая раздвинулась, словно расколотая пополам. Люди попадали, как кегли. На полной скорости Жильбер повернул на первую улицу налево, затем сразу свернул направо. Позади него беспрерывно сигналило другое такси.

Жильбер проскочил на красный свет, затем еще раз, чуть-чуть не налетев на небольшой грузовик. Глядя в зеркало, он определил, что его преследователи отстали. Он захлопнул дверцу.

Лишь одна мысль крутилась у него в голове: «Как она меня узнала?».

Еще два раза он резко повернул и увидел, что уже приближается к выезду из городка. По шоссе он не проедет и двух километров. Жандармерия наверняка выставила заслоны. Ну а если еще нет, то телефон уже должен работать в полную силу. Ему следует избавиться от такси и найти другое средство передвижения. «Машина – лучший пособник преступника».

Он замедлил ход, увидев стоящий впереди грузовичок, развозящий товары по заказам. Из него вышел водитель в синем халате. Жильбер затормозил. Водитель исчез в сером здании. Жильбер вышел из такси и сел в грузовик, двигатель которого работал.

И снова вперед, педаль до отказа. Но грузовик, сильно нагруженный, реагировал не так, как такси-ласточка. У Жильбера было всего несколько минут, ведь не мог же он все время трястись в этой старой колымаге!

На первом перекрестке он свернул в сторону Рамбуйе и поехал к вокзалу. Там он будет в наибольшей безопасности. Тихим ходом он пересек площадь. Она кишела жандармами и зеваками.

Жильбер бросил машину на пустынной улице и оказался на своих двоих во взбудораженном Рамбуйе. С топорщившейся щетиной и голыми ногами он бросался в глаза, как носорог в коридоре. Ощущение не из приятных. Неторопливым шагом он прошел по улице, уходящей вниз, задаваясь вопросом о том, как уйти от преследования. Вдруг он замер, осененный запоздалой мыслью, перед лавкой старьевщика с вывеской «По низким ценам». Совершенно спокойно он надел очки (продавщица газет опознала его лишь потому, что он был без них) и толкнул стеклянную дверь, открывшуюся с хрустальным звоном.

Унылая девица, сошедшая прямо-таки со страниц романа Бальзака, оторвала свой нос от вязания и осведомилась:

– Месье, что вам угодно?

Чувствуя, что у него свело все внутренности, Жильбер поглядел в зеркало, и ему стало страшно. Его шестидневная редкая бороденка придавала ему вид не внушающий доверия. Не удивительно, что продавщица газет его опознала столь быстро. Он заставил себя улыбнуться, чтобы ободрить девушку и спросил:

– Мне нужны полотняные брюки и кепка.

Она осмотрела прилавок. Из-за опущенных штор, защищавших от солнца, в магазине было очень темно, чему и порадовался Жильбер. Девица сняла с шеи метр, концы которого спускались на ее плоскую грудь, и осторожно измерила окружность талии своего клиента.

– Теперь я вижу, что вам нужно, – сказала она.

У нее был тихий голос, от которого по Жильберу пробежала дрожь сожаления; он мечтал о всех женщинах, которых мог бы любить, не произойди с ним эта невероятная история. И особенно о Клотильде.

Продавщица вынырнула из какой-то темной каморки, держа в руках бежевые полотняные брюки.

– Можно примерить?

– Вот здесь, пожалуйста.

Она подняла для него крышку прилавка, закрывающую проход. Он прошел в каморку и натянул на себя брюки, сняв перед этим шорты. Тут он услышал раздавшийся входной звонок и голос запыхавшегося мужчины…

– Мадемуазель Люсьена, вы не видели здесь мужчину в шортах? Это убийца, которого ищут! Он угнал грузовик сына Жермена, который только что обнаружили в конце улицы!

В смятении Жильбер бросился искать другой выход. Но выход здесь был только один, ведущий в магазин. Он почувствовал себя совершенно раздавленным и беспомощным. Своим спокойным голосом девушка ответила:

– Я никого не видела. Он, должно быть, убежал к лесу.

Снова раздался звонок – дверь закрылась за уличным гамом. На Жильбера обрушилась тишина, которая весила тонну. Через несколько мгновений, в течение которых его сердцебиение вошло в норму, он закончил застегивать брюки и вернулся в магазин. Девушка спросила: – Подходят?

Он посмотрел на нее с благодарностью. В темноте ее лицо было непроницаемым. Профессиональным жестом она просунула указательный палец за пояс и немного его оттянула. Она прошептала:

– Это ваш размер.

– Мадемуазель… – начал Жильбер.

– Вам еще нужна кепка, – отрезала она. – У меня небольшой выбор. Есть вот такая из ткани, для туристов. Попробуйте ее.

Он послушно примерил кепку, та оказалась слишком маленькой. Продавщица дала ему еще одну, которая пришлась в самый раз.

Жильберу было интересно, что же могло происходить в голове этой провинциальной девы. Почему, она его не выдала? Он хотел ее об этом спросить, но та его снова обрезала.

– Брюки сорок пять и кепка девять франков. Итого пятьдесят четыре новых франка, месье.

Дрожащими руками он стал искать свой бумажник, достал его и открыл. Пухлой пачки банкнотов, которая должна была в нем находиться, там не оказалось. В нем было только несколько десяти-франковых билетов и свернутый вчетверо листок бумаги.

Преодолев желание развернуть листок, он заплатил молодой продавщице и, перед тем как пойти к двери, сказал ей:

– Спасибо.

В это «спасибо» он попытался вложить все, что думал. Но девушка холодно улыбнулась и просто ответила:

– Если вам надо будет подогнать брюки, заходите.

Колокольчик звякнул один раз, и Жильбер, быстрым взглядом окинув улицу, выскользнул из магазина и двинулся в сторону вокзала. Никто на него не обратил внимания. Кепка, брюки и очки служили ему достаточной маскировкой. Разыскивали человека в шортах, и все туристы, имеющие неосторожность оказаться в округе, рисковали попасть на четверть часа в неприятное положение.

Перед вокзалом кучки людей еще продолжали пустословить. Жандармов уже не было. Носильщики и водители такси, вероятно, были в полиции вместе с продавщицей газет. Больше его никто не видел. Жильбер вошел в здание вокзала, бросил монету в 50 сантимов в автомат, выдающий перронные билеты, взглянул на газетный киоск с опущенными железными шторами и, воспользовавшись появлением группы шумной молодежи, проскользнул вслед за нцми на перрон.

Поезд подходил к платформе. Было неизвестно, куда он шел, но Жильберу сейчас нужно было как можно скорее убраться подальше от этого опасного места. Он поднялся в головной вагон и закрылся в туалете.

Три минуты спустя поезд тронулся. Только тогда Жильбер почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы открыть свой бумажник, достать из него листок бумаги и развернуть. На нем ровным почерком было написано карандашом лишь несколько слов: