Текст книги "Брат мой, враг мой"

– Вот с чего мы начинаем, – с пафосом произнес Бэннермен. – Если учесть, что Линкольн начинал в бревенчатой хижине, то мы ближе чем на полпути к Белому дому.

Едва успев приступить к работе, Вики сразу же закружилась в потоке деловых встреч, которые надо было назначать или отменять; людей, которых надо было принимать или избегать; телефонных звонков, на которые надо было отвечать, что мистер Бэннермен сейчас подойдет или что его нет. Ей было некогда думать о себе, потому что работа кипела днем и ночью. Вики даже не могла взять в толк, довольна она или нет. И вот однажды утром, примерно через месяц после поступления на работу, она проснулась как всегда с одним желанием – поскорее попасть в студию. Торопливо собираясь, она испытывала смутное ощущение, будто ей чего-то недостает; однако потеря не казалась ей особенно важной, и она решила разобраться в этом после.

Вдруг она остановилась и громко сказала: «Кен», – будто зовя его. Она снова повторила это имя – и ничего не почувствовала. Ничего! Вики засмеялась и принялась на скорую руку готовить завтрак. Кен! Она повторяла про себя его имя с тем чувством, с каким человек трогает зажившую рану, ощущая под пальцем новую гладкую кожу. Вики пыталась вспомнить его шепот, его губы, прижавшиеся к её губам. Ничего не получалось. Ничего! её вдруг охватила исступленная радость. В эту минуту она была такой сильной и уверенной в себе, как ещё никогда в жизни. Из благодарности она решила отныне всё свое время отдавать работе на студии. Пусть рабочие часы станут ещё длиннее – не всё ли равно?

Этой весной её постоянным компаньоном был Расс Ричардсон, который смахивал на Рудольфа Валентине, но неизменно одевался, как студент. Вначале Вики относилась к нему с благоговейным почтением – он казался ей крупной знаменитостью: ведь его фотографии время от времени появлялись в газетах. Но вскоре Вики убедилась, что Расс сам ищет её общества – она служила ему надежной защитой от одолевавших его женщин. Он говорил, что бережет себя для богатой наследницы, на которой ему предстоит жениться, хотя случая такого пока ещё не представилось.

По существу, радиостанцией управлял не Бэннермен, а Расс; он работал без устали по шестнадцать часов в сутки, ибо был так же поглощен своей карьерой, как Дэви и Кен – своим изобретением. Расс Ричардсон считал свой голос товаром, который нужно приукрасить, умело подать публике и продать, ибо по натуре он был неутомимым дельцом. Сейчас он зарабатывал на радиостанции всего пятьдесят долларов в неделю. Выступления в клубах давали ещё сотню. Жил он на тридцать пять долларов, но ничуть не сомневался, что вскоре будет выколачивать две тысячи. Он уже подсчитал в своей записной книжке, что из этой суммы у него на руках останется чистых тысяча шестьсот долларов в неделю; таким образом, даже увеличив расходы на жизнь, он всё-таки сможет откладывать еженедельно по тысяче триста пятьдесят долларов.

Всё у него было обдумано заранее. Подвернется счастливый случай – и в один прекрасный день о нем заговорит вся страна. По его словам, изучив биографии знаменитостей, он подсчитал, что не больше чем через полтора месяца после того, как Расса Ричардсона «откроет» публика, его фотографии будут печататься в газетах вместе с портретами чемпионов по боксу и плаванью, а там вскоре наступит и минута высшего торжества – сам президент Кальвин Кулидж пожмет ему руку. Расс уже знал, какого импресарио нужно взять, когда пробьет его час, и в своей черной записной книжечке уже набросал примерный образец контракта.

Вики прекрасно понимала, что он просто глуп, но прощала ему это – ведь его «пунктик» был самым безобидным из человеческих недостатков. А главное, на неё очень успокаивающе действовало то, что, находясь с ним, она ничего не чувствовала. Он её ничуть не волновал, но зато и не мог причинить ей боли. Порой Вики поглядывала на него почти с нежностью; он этого не замечал, а она испытывала то спокойное удовлетворение, с каким обычно сжимаешь ручку своего старого зонтика на улице среди внезапно хлынувшего ливня.

Впрочем, временами ей становилось грустно при мысли, что из её жизни уже ушла любовь, что ей никогда больше не знать безграничного счастья любить и быть любимой. Однако горевать было некогда – Расс не оставлял её в покое ни на минуту.

Он водил её по ночным клубам и тайным кабачкам, где его обслуживали бесплатно, и Вики клевала носом, пока он долго и нудно обсуждал с хозяином заведения стоимость продуктов и увеселений: Расс решил, что, став знаменитым певцом, он откроет свой ночной клуб под названием «Рандеву у Расса Ричардсона». Он даже выбрал гангстера, поддержкой которого ему будет необходимо заручиться, если, конечно, этого гангстера к тому времени не прикончат; впрочем, на этот случай у Расса была намечена другая кандидатура.

Он не пьянствовал и придерживался строгих моральных правил, но всегда был отлично осведомлен о том, кто кого убил, от какого синдиката зависит тот или иной судья, у кого какие половые извращения, кто из музыкантов употребляет наркотики и где эти наркотики можно добыть; и всё это он без разбору выкладывал перед Вики с наивной непосредственностью деревенского паренька, перечисляющего названия трав, злаков и деревьев, которые составляют окружающий его мир. Расс был одержим мыслью, что он отмечен судьбой. В знак особого доверия он попросил Вики, как человека начитанного, дать свое суждение о его биографии, написанной им в расчете на то, что придет день, когда она понадобится газетам. Жизнеописание Расса Ричардсона растянулось на множество страниц – это был благоговейный панегирик американскому юноше, родившемуся для славы. «Судьба, раздавая удары направо и налево, надвигалась всё ближе и наконец нашла своего избранника: признание публики пришло к Рассу в…»

На этом жизнеописание прерывалось – здесь следовало проставить дату. Подошла весна, а дата всё ещё не была проставлена. Пироги, которые Карл совал в печь, никак не выпекались, но он не унывал и тотчас замешивал другие.

– Это только вопрос времени, – утверждал он. – Одна удача – и дело пойдет на лад.

К концу марта Вики получала уже всего пятнадцать долларов в неделю. Это, разумеется, не значило, что ей сократили жалованье. Просто Карл брал у неё взаймы. Расс тоже стал получать меньше, но с ним, как обнаружила Вики, дело обстояло иначе – разница возмещалась ему паями акционерного общества.

Имя Мэллори Вики впервые за долгое время услышала, когда Карл подошел к её столу и без всякого предупреждения продиктовал ей письмо в Уикершем. Затем он показал ей небольшую заметку в «Пресс»:

«Радиоустановка для таинственного самолета, участвующего в состязании.

На пресловутом самолете, выпущенном авиационной фирмой Волрата специально для национальных авиасостязаний в Филадельфии, будет установлена радиоаппаратура. Все подробности, касающиеся самолета, которому пророчат большое будущее, окружены тайной. Научно-исследовательская электрокомпания Мэллори получила заказ на специальное оборудование. Кеннет Мэллори, председатель Компании, заявил, что в настоящее время он не может сообщить никаких подробностей для печати».

– Могу сказать только одно, – презрительно заметил Бэннермен, – если они считают, будто этого достаточно, чтоб поднять шумиху, то с таким же успехом могут как-нибудь ночью стащить свой самолет на ближайшую свалку. Скажите на милость, что в такой заметке может заинтересовать людей?

Через неделю Вики распечатала следующее письмо:

«Дорогой Карл!

Большое спасибо за дружеские слова. К Вашему сведению, никто ни на кого не злится. Наши взаимоотношения с фирмой Волрата ограничиваются тем, что он купил у нас кое-какое оборудование. Со всеми Вашими идеями насчет рекламы надлежит обращаться непосредственно к нему.

С приветом Кен».

– Сейчас же помчусь туда! – воскликнул Бэннермен. – Я уж чую – там вопиющая нужда в хороших идеях. Между прочим, не там ли работает Марго?

В воскресенье утром, когда передача длинной церковной службы подходила к концу, в конторе зазвонил телефон. Вики взяла трубку.

– Деточка, я говорю из Уикершема. – В голосе Карла звенело торжество. – Упакуйте вещички и валяйте сюда. Я уже работаю в Авиационной компании Волрата в качестве специального агента по рекламе. Повторяю: специального агента по рекламе! Я заявил асу, что не могу занять эту должность без своего постоянного секретаря. Это я вас, деточка, имел в виду. Оставьте записку Рассу Ричардсону – сообщите ему, что он стал директором самой крупной из мелких радиостанций Кливленда.

Повесив трубку, Вики почувствовала, что вся дрожит. Уверенность, не покидавшая её много месяцев, вдруг исчезла. Что же будет, спрашивала она себя, когда она опять встретится с Кеном? Неужели она снова очутится в плену этой тягостной любви или же придет, наконец, полное равнодушие, которого она так жаждет? Вики попробовала представить себе его лицо, но внезапный страх мешал ей как следует разобраться в своих чувствах. Она могла только дать себе слово, что не станет ни искать, ни избегать этой встречи. Чему быть, того не миновать, но пусть это свершится само собой.

Летний зной, стоявший над полями, в поезде был ещё ощутимее, но ничто не могло прогнать леденящий страх, терзавший Вики по дороге в Уикершем. О, если б она была влюблена в другого, с отчаянием думала Вики, или хотя бы просто увлечена – тогда для неё было бы совершенно безопасно видеть Кена, слышать его голос или чувствовать прикосновение его руки. Ей хотелось влюбиться в кого-нибудь сию же минуту – не для того, чтобы испытать счастье любви, а только чтобы стать нечувствительной к обаянию Кена. Как пригодился бы сейчас один из тех мальчиков, которыми она пренебрегала в школе, – из тех положительных серьезных мальчиков, умевших вдумчиво относиться ко всему на свете и всегда вызывавших у неё раздражение, потому что, как ни досадно это было, она чувствовала, что они правы. Вики поймала себя на том, что припоминает имена и лица, давным-давно улетучившиеся из её памяти, и с удивлением обнаружила, что сейчас, спустя столько времени, они вдруг приобрели для неё привлекательность.

Поезд, погромыхивая, несся вперёд, и Вики с надеждой думала: а вдруг в её жизни появится какой-нибудь из этих мальчиков, конечно, уже возмужавший и более уверенный в себе, но ещё не утративший способности грустно светлеть от одного её взгляда.

Вики представляла себе, как она идет рядом с этим безликим возлюбленным, молчаливо наслаждаясь безмятежным сознанием своей безопасности. Она даже видела, как в удобный момент, когда она останется одна, появится Кен. Он спросит её, как дела, а в его улыбающихся глазах будет спокойная уверенность в том, что, несмотря ни на какие её слова, он по-прежнему живет в её сердце. А она, с негодованием угадывая его мысли, так же спокойно отомстит ему, описав – о, как бы между прочим! – своего нового поклонника.

Но Вики ни на мгновение не пришло в голову, что, если б Кену довелось услышать описание этого другого человека – совершенной противоположности ему, – он мог бы с полным основанием заметить: «Тот, о ком вы говорите, в точности похож на Дэви».

Увидев деда, пришедшего встречать её на вокзал, Вики была потрясена происшедшей в нем переменой. Она довольно часто писала ему из Кливленда, но делала это не столько из любви, сколько из чувства долга, догадываясь, что в жизни старика она играла немалую роль, но ничто в письмах деда не подготовило её к тому, что он так трогательно обрадуется ей при встрече. Он обнял её, и на глазах у него выступили слезы. Немного погодя, отстранившись, он пристально вгляделся в её лицо.

– Ты стала старше, – медленно сказал он. – Повзрослела в Кливленде. Сколько ты рассчитываешь пробыть здесь на этот раз?

Голос его был таким смиренным, что Вики чуть было не расплакалась, вспомнив былую строптивость старика. И весь он казался хрупким, слабым, почти прозрачным.

– Не знаю, дедушка, – сказала она. – Может, и долго.

– Очевидно, ты всё же будешь работать?

– Я ведь и приехала сюда по служебным делам, – мягко напомнила Вики.

– Знаю. Знаю. Ну, ладно. Постарайся не слишком часто встречаться с молодыми людьми. Вики, – молящим тоном сказал он. – По крайней мере с… ты знаешь, с кем.

– Не беспокойся, дедушка, всё в порядке. Всё в полном порядке. Пойдем домой.

В доме царило такое же пыльное запустение, как и в тот раз, когда она приехала сюда впервые. Ни слова не говоря, она сразу же принялась за уборку, несмотря на протесты старика, который упрашивал её хоть минутку посидеть спокойно, чтобы он мог поглядеть на неё. Она вытирала пыль, мыла и скребла до одиннадцати часов ночи, радуясь этой черной работе, отвлекавшей её от мыслей о себе и своем возвращении. Старик ходил за ней по пятам, не спуская с неё ласкового взгляда, и отступал в сторону только перед шваброй или тряпкой.

Всё утро, с того момента, как Вики вышла из дому и направилась через весь город на завод доложить о своем приезде, она находилась в состоянии томительного беспокойства, словно ждала, что вот-вот перед ней появится Кен. Мысль о том, что он может застигнуть её врасплох, была для неё невыносимой.

Помещение, отведенное Карлу и ей, оказалось крошечной каморкой, где еле умещались два стола. Каждый раз, когда кто-нибудь останавливался в коридоре или просто проходил мимо, пальцы Вики застывали на клавишах машинки, пока на матовом стекле двери не исчезал силуэт.

Дважды Вики встречала Марго, которая за последний год стала ещё более замкнутой. Марго теперь одевалась совсем по-другому, чем прежде, и вся изменилась – вплоть до походки. Даже в таком крупном городе, как Кливленд, и то её могли бы принять за даму из Нью-Йорка благодаря её особой хрупкой утонченности. Вики не успела толком поговорить с ней, потому что Марго, как, впрочем, и все служащие фирмы, кружилась в водовороте лихорадочной подготовки к авиасостязаниям. Марго ни словом не обмолвилась о Кене и только сказала, что, когда кончатся состязания, надо будет обязательно собраться всем вместе.

Марго, видимо, совсем забегалась и захлопоталась; в конторе говорили, что единственный способ наладить какое-нибудь дело – это обратиться к мисс Мэллори. Её напряженной энергией, казалось, была пропитана вся атмосфера завода.

Карл тоже находился в непрестанном возбуждении и не терял даром ни минуты: он то и дело вбегал и выбегал из каморки-конторы, торопливо разговаривал по междугородному телефону и несся на очередное совещание. Вики до такой степени привыкла к этой постоянной беготне, что спустя несколько дней после своего приезда, в пятницу, сначала даже не обратила внимание на его тень, остановившуюся за стеклянной дверью. Очевидно, он с кем-то разговаривал. Но тут его тень отодвинулась и появился силуэт другого человека, гораздо выше и, по-видимому, моложе Карла. До неё доносился их невнятный говор, звучавший то громче, то тише. Вдруг молодой человек рассмеялся. Вики замерла – этот смутно знакомый смех показался ей наваждением. Голоса стихли, но молодой человек не уходил. Через секунду дверь отворилась. Вики была так поглощена мыслью о Кене, что совсем забыла о существовании Дэви, который стоял в дверях и улыбался, глядя на неё с насмешливой укоризной.

– Ну, и хороши же вы! Даже не позвонили, не дали знать, что вы здесь, – спокойно сказал он. Вики почти физически ощущала взгляд его темных глаз на своих волосах, на лице, платье и руках. – Вы изменились.

– Нет, я всё та же.

– Будь вы прежней, вы бы позвонили, как только сошли с поезда. Если б не Карл, я и не знал бы, что вы здесь. С понедельника я четыре раза проходил мимо этой двери и понятия не имел, что вы тут сидите.

– Четыре раза? – переспросила она и добавила: – И вы были одни?

По его быстрому проницательному взгляду Вики догадалась, что выдала себя с головой.

– Один, – сказал Дэви. – Кен и Волрат не питают особой любви друг к другу, поэтому во избежание всяких трений мы с Кеном решили, что он будет продолжать нашу основную работу, а я уж докончу то, что мы тут затеяли. У Кена всё благополучно. – Он умолк, настороженно глядя на неё. – А вы как живете?

– Вы тоже изменились, – внезапно сказала Вики.

– Разве?

– Вы стали как-то увереннее, солиднее.

– Это верно, – просто сказал он. – Мне многое пришлось пережить.

– Хорошего или плохого?

– Того и другого понемножку. – Дэви неожиданно улыбнулся знакомой ей грустной улыбкой, и Вики на мгновенье даже растерялась – чем-то таким близким вдруг повеяло от Дэви, будто она совсем недавно с огромной нежностью думала о нем или о ком-то, очень на него похожем. Вики старалась припомнить, когда и где это было, но не смогла. И всё же она была благодарна ему за то, что он здесь, – при нем ей стало как-то легче, словно он оказывал ей услугу, в которой она отчаянно нуждалась.

Последний раз Дэви обедал с Вики в ресторане Белла в тот вечер, когда она решила уехать из Уикершема, и до сих пор ему никогда не приходило в голову, какими, в сущности, скудными крохами довольствовалась его любовь – ведь чуть ли не с первого дня знакомства он видел только повернутый в сторону профиль Вики, ибо даже во время самых задушевных бесед она всегда говорила и думала о другом человеке. Но сегодня Дэви впервые глядел ей прямо в глаза, чувствуя радостное волнение оттого, что всё её внимание сосредоточено на нем. И только память о том, что вот так же однажды глядела на него Фэн Инкермен, заставляла его держаться настороженно.

Во время обеда Дэви ни разу не заговорил на тему, всё время занимавшую его мысли, но, остановив машину у дома Уоллиса, он повернулся к Вики и сказал:

– Хочу спросить вас прямо – вы всё ещё любите Кена?

– Нет.

– Ответ, я бы сказал, скоропалительный.

– Он был у меня наготове. Я знала, что вы меня об этом спросите.

– Разве это было так очевидно?

– Вы хотели спросить ещё днем, когда вошли в контору, – сказала она. – Я и тогда ответила бы так же.

Дэви положил руку на её запястье; Вики не отодвинулась. Он чуть было не сжал пальцы властным движением, но вспомнил, что однажды точно так же стиснул руку Фэн и та тоже не отодвинулась. Настороженность, глубоко укоренившаяся в его душе, заставила его разжать пальцы. Иронически улыбнувшись, он убрал руку и наклонился, чтобы открыть перед Вики дверцу. Вики удивилась, поняв, что её вежливо отстранили и, секунду помедлив, вышла из машины.

– Спокойной ночи, – сказала она и направилась к дому.

Услышав этот холодный тон, Дэви посмотрел ей вслед.

– Будут ведь ещё и другие ночи, правда? – В голосе его звучала мольба, заглушившая сердитый внутренний протест: «Дурак ты, дурак, зачем ты повторяешь всё сначала!»

– Если вы захотите, – ответила Вики.

– Захочу, – быстро сказал он. – Да, захочу.

Позже, лежа в постели, он вдруг ощутил слабый запах её духов, словно она в темноте только что прошла мимо. Он открыл глаза, но наваждение мучило его до тех пор, пока он не обнаружил, что пахла духами его правая ладонь, лежавшая сегодня на руке Вики.

На следующий день ему незачем было идти на завод Волрата, но, работая в лаборатории, он бегал на каждый телефонный звонок в надежде, что его вызовут на какое-нибудь совещание и у него будет предлог зайти к Вики.

И ни на минуту он не мог отделаться от ощущения, что всё это уже однажды с ним было.

В течение утра он то и дело порывался сказать Кену о приезде Вики, но каждый раз слова застывали у него на языке – он видел перед собой Вики и Кена, замерших в объятии, слышал их ласковый шепот…

Всё-таки в середине дня он сказал Кену о приезде Вики, но тот взглянул на него так странно, что сердце Дэви сжалось от страха.

– По-моему, я тебе говорил об этом, – произнес Кен.

– Нет, ты не говорил, что она здесь. А откуда ты узнал?

– Мне сказала третьего дня Марго. Ты уже видел Вики?

– Да, вчера. Почему же ты молчал, Кен? Должно быть, я выглядел порядочным дураком, когда устроил ей нагоняй за то, что она по приезде не позвонила.

Кен был искренно озадачен.

– А почему, собственно, она должна была звонить? – осведомился он.

Некоторое время спустя Дэви внезапно оторвался от работы и пошел звонить Вики, чтобы назначить встречу с ней на вечер. Пообедав вместе, они поехали к озеру, лежавшему среди холмов в четверти мили от танцевального павильона, который был похож на волшебный шатер, обведенный светящимися точками электрических лампочек. В теплой вечерней тишине приглушенные звуки музыки, которым темнота придавала чистую прозрачность, были полны особого, колдовского очарования.

– Давайте поговорим, – порывисто сказал Дэви. – Мне хочется говорить о вас.

– Дэви, – медленно произнесла Вики, – что вы делали весь этот год?

– Работал, вот и всё. А что?

– Вы сильно изменились.

– Разве? Вот об этом я и хотел поговорить с вами. А вы изменились. Вики?

– Вы же сказали, что да.

– Знаю. Но я имел в виду внешнюю перемену. А сейчас…

– Договаривайте, Дэви.

– Я уже спрашивал вас о Кене, – не сразу произнес он.

– Я вам сказала правду, Дэви.

– Знаю, что вы верите в это, Вики, но в душе – в самой глубине души – вы тоже уверены, что это правда? Или только так говорите?

– Нет, это правда, – твердо сказала она. – Так должно быть.

– Если должно, значит это неправда – во всяком случае, сейчас.

– Ах, не придирайтесь к словам, Дэви.

– Но это так для меня важно. Вики!

– Это верно, Дэви? – тихо спросила она.

– Вы же сами знаете. И из-за Кена я не могу разговаривать с вами так, как я разговаривал бы с любой другой девушкой.

– Но я же сказала вам, что всё прошло. Я понимаю, для вас я – бывшая подружка Кена. Но ведь я-то о себе так не думаю. Мне даже трудно припомнить, что я тогда чувствовала. Неужели я так и не смогу заставить вас поверить этому?

– Хотел бы я, чтоб вы смогли!

– А всё-таки, как бы вы разговаривали, будь на моем месте другая девушка?

Дэви усмехнулся.

– Не могу же я переключиться так сразу.

– Попробуйте!

– Нет, – сказал он, протягивая ей ладонь. – Возьмите мою руку, вот и всё. Подержите. Мне это страшно приятно, Вики. А вам?

– Дэви, мы собирались поговорить!

– Не убирайте руку. Ладно, давайте поговорим. Я расскажу вам, какой я вас вижу.

– Другой девушке вы бы тоже стали об этом рассказывать?

– Нет. Только вам. – Голос его упал почти до шепота. – Вики… взгляните на меня… – Он поцеловал её в губы. – Вики… – снова прошептал он, наслаждаясь звуком её имени.

– Дэви, прошу вас…

– Вы не хотите, чтоб я вас целовал?

– Не знаю…

Дэви посмотрел на неё пытливо и грустно.

– Вот об этом-то я и говорю всё время. Я думал, вы поняли.

– Может быть, – медленно ответила Вики, разглядывая свои руки. – Я не сержусь на то, что вы меня поцеловали, Дэви. Я просто не могу в себе разобраться. Давайте лучше потанцуем.

– Вам вправду хочется танцевать со мной?

Вики не подымала глаз.

– Да, – помедлив, сказала она спокойно. – Мне очень хочется потанцевать с вами.

Они пошли танцевать, и тело её было восхитительно податливым, а молчание – задумчивым. Немного погодя она прижалась лбом к его щеке, и они уже не танцевали, а медленно и ритмично двигались, слегка обнимая друг друга. Казалось, они несут нечто такое хрупкое и прекрасное, что все другие пары должны вежливо и почтительно уступать им дорогу.

Через некоторое время Вики, не выпуская руки Дэви и не глядя на него, потянула его за собой к двери. – Пойдемте к машине, – сказала она. Но её интонации, наклон её головы как бы раскрывали настоящий смысл этих слов, ибо на самом деле Вики хотела сказать: «Я жду, чтоб вы меня поцеловали».

Дэви пришел домой, мурлыкая про себя какой-то мотив.

– Чем это ты так доволен? – окликнул его Кен из своей уже темной комнаты.

– Ничем.

– Ты, кажется, был с Вики?

Дэви перестал напевать.

– Да, – спокойно ответил он.

Грубоватые нотки мгновенно исчезли из голоса Кена.

– Она… она что-нибудь говорила?

– О чём?

– Ну, обо мне, например.

– Я думал, у вас всё кончено.

– Что ж, разве я не могу спросить о ней?

Стоя в передней, Дэви обернулся лицом к темной двери Кена, но не вошел. Он стал рассматривать свои ногти.

– Так вот, насчет этого испытания в четверг у Волрата…

– Знаю, – сказал Кен. – Я приду.

– Я хотел сказать, что можешь не приходить. Я возьму кого-нибудь другого.

– Незачем. Я сказал, что сделаю это – значит, сделаю.

– Ладно, – громко произнес Дэви, но напевать перестал.

В голосе Кена Дэви почуял вновь вспыхнувший интерес к Вики, и у него было такое ощущение, словно кто-то ехидно шепнул ему на ухо простую разгадку головоломки; и снова у него мелькнула тоскливая мысль, что такие нотки в голосе Кена он уже слышал прежде.

Дэви прошел в ванную, где задумчиво и с особенной тщательностью принялся мыть лицо и руки, пока не смыл всего, что могло напомнить о Вики. Теперь он ясно понял, что она, сознательно или нет, старается использовать его любовь в своих целях. Дэви был недалек от истины, но именно поэтому совершенно неправ. На этот раз свойственная ему прозорливость ввела его в заблуждение, ибо он решил, что Вики пытается таким путем вернуть Кена. И ни разу ему не пришло в голову, что она использует его любовь в совершенно других целях – для того, чтобы спастись от Кена.

В четверг утром Дэви и Кен поехали на завод Волрата устанавливать оборудование. Утро было тихое, солнечное и знойное, насыщенное сочными зелено-золотыми июльскими красками; высоко над землей мягко сияла прозрачная лазурь. Когда братья подъехали к аэродрому, «Сокол», самолет, построенный специально для соревнований, только что приземлился после пробного полета; он казался совсем крохотным на просторном пустом поле аэродрома. Приподнятый кверху фюзеляж походил на злобно-тупое рыльце. Люди в рубашках с засученными рукавами лениво побежали навстречу самолету по полю, сквозь струящееся мерцающее марево. В воздухе пахло нагретой травой. Пилот отодвинул ярко блеснувший на солнце прозрачный фонарь кабины и неуклюже вылез из самолета. Это был Мал Торн. Дэви и Кен подоспели как раз в ту минуту, когда он докладывал о полете Волрату, стоявшему поблизости в белой шелковой рубашке и старых вытертых гольфах, которые он обычно носил на заводе.

– «Сокол» ваш шустрый, ловкий и смышленый, только летайте на нем сами! – сказал Мэл.

– Он тебе не нравится? – спросил Волрат.

– Я же терпеть не могу всего, что летает, особенно того, что летает быстро. Кажется, я побил рекорд?

– Да, на последнем этапе. Он всё время тебя слушался?

– Нет. Начал было барахлить, но я понял, в чём дело. – Мэл взглянул на Кена и Дэви. – Вашу установку мы поместим позади сиденья. Там помечено мелом, сколько вы можете занять места – пока что я положил там мешки с песком, на каждом написано «3 фунта». Это предельный вес, на который вы можете рассчитывать. Если у вас эта штука с собой, давайте её сейчас взвесим.

Установка радиопередатчика заняла полдня. Время от времени Дэви оглядывался на Вики, наблюдавшую за ним; из окна конторы, и махал ей рукой, но Кен, по-видимому, не замечал её присутствия, как не замечал и механиков, которые возились в самолете, исправляя что-то по указке Торна. Внутри фюзеляжа было жарко и тесно. В половине третьего установка была готова для испытания при включенном моторе. Дэви ушел в контору, где находилась наземная радиостанция, а Кен остался в самолете.

Мотор заработал тотчас же, и даже издали, из окна конторы, Дэви было видно, как дрожит от вибрации металлический корпус маленького самолета – казалось, на нем искрятся крупные дождевые капли, гонимые сильным ветром. Сначала прием никак не налаживался, но через некоторое время удалось отфильтровать мешающий фон. К четырем часам оставалось только проверить передачу во время полета.

– Скажи Торну, пусть возьмет с собой Кена, – вполголоса сказал Дэви Марго.

Но Дуг Волрат пожелал лететь сам. Он был в веселом настроении, с лица его не сходила улыбка, и Дэви знал – это ещё больше будет злить Кена. Торн, пожав плечами, знаками показал Марго, что бессилен что-либо сделать. Дэви из окна видел, как Кен – крохотная фигурка в белой рубашке – неуклюже вскарабкался на заднее сиденье; неуверенность его движений как бы подчеркивалась ловкостью, с какой взобрался в самолет Волрат. Дэви искоса взглянул на Вики – ему было любопытно, о чём она думает, молчаливо наблюдая за Кеном из окна.

Мотор внезапно издал густой рев, от которого воздух сразу показался плотным, как бетон. Самолет немного пробежал вперёд, затем развернулся по ветру. Кузов его на длинных, тонких, как лапки насекомого, шасси, был приподнят кверху, и весь он напоминал готовую ужалить пчелу. Голос Кена, глухой и дрожащий от треска электрических разрядов и вибрации металла, заскрипел от установленного в конторе громкоговорителя.

– Начинаю передачу, малыш, – говорил он. – Мы бежим по аэродрому, и из меня вытряхивает все внутренности. – В голос его незаметно вкралась насмешка, придававшая словам издевательский оттенок. – Если это век воздухоплавания, то дайте мне лучше лошадь и тележку. Ты меня слышишь?

– Я тебя слышу, – ответил Дэви и снова переключился на прием. – А Волрат тоже слышит? – обернулся он к Торну.

Торн кивнул.

Рокоча на малой скорости, то и дело выкашливая пламя, маленький самолет добежал до конца стартовой дорожки и повернул назад. Сделав поворот, он остановился и зарокотал ещё настойчивее и громче. Казалось, самолет трепещет от нетерпения, стремясь поскорее взлететь вверх. Иронический голос Кена непрерывной струйкой тек из репродуктора, расплываясь по конторе.

– Напружиниваем мускулы для гигантского прыжка в Будущее, – говорил он.

– Современная наука ещё не видела чуда, подобного этой летающей маслобойке. Слышен ли вам Голос Будущего?

– Я тебя слышу, – невозмутимо отозвался Дэви.

– Велите ему заткнуться, – прошептал Карл.

– …тоже мог бы вас слышать, будь мои уши на месте, но они у меня прыгают вверх и вниз… Ага, вот мы и начали двигаться… всё быстрей и быстрей летит крылатая колесница, не минуя ни одного камешка по пути…

Оконные стекла задребезжали, пол затрясся – самолет набирал скорость, вздымая за собой длинный плюмаж пыли. Заднее колесо приподнялось над землей – самолет, казалось, вот-вот уткнется носом в землю. Он пронесся мимо здания, чуть не касаясь передними колесами травы, а через секунду порыв вихря забарабанил по стеклам мелкими камешками и комьями земли. Самолет летел низко, ровно и быстро и вскоре скрылся из виду, однако голос Кена продолжал звучать в конторе, такой же насмешливый, но более твердый – казалось, Кен прищурил глаза и сжал зубы. На мгновение голос захлебнулся, словно от неожиданного толчка, потом тем же ровным издевательским тоном Кен стал описывать мертвую петлю, затем штопор, снова петлю и снова штопор.