Текст книги "Ричард – львиное сердце"

– Нет, его имя – Синан. Но назвать его Смертью было бы вернее.

– А где бы мне ухитриться поговорить с кем-нибудь из его слуг? – спросил маркиз и прибавил: – Видишь ли, моей жизни угрожает опасность: у меня есть враги, которые мне надоедают.

– Ты найдешь их у Мушиной Башни, но только поздней ночью. Там всегда кто-нибудь из них прогуливается. Отыщи того человека, которого ты видел, и не бойся. Подойди к нему и приветствуй его по его собственному обычаю – лобзаньем и словами: «О, Али! О, Абдаллах, слуга Али!»

– Очень тебе благодарен, Моффадин! – проговорил маркиз.

Ту самую ночь Жанна провела в муках. Ни король Ричард, ни врачи не решались отойти от нее. А на заре она разрешилась сыном, здоровым ребенком, и заснула крепким сном. Ричард посадил подле нее двух чернокожих женщин отгонять мух и запретил им отходить от нее под страхом смертной казни. Затем, распорядившись насчет всего, что было нужно для ребенка и тому подобное, он вернулся к себе один по белевшим улицам, славословя Господа.

Глава IV
О мушиной башне, о Сен-Поле и о маркизе Монферрате

В церкви Святого Лазаря у Рыцарей в первый Спас сын Жанны и Ричарда был окрещен аббатом из Пуатье. Его восприемниками были граф Шампанский, ярл Лейчестер и, заочно, королева-мать. Ему дали имя Фульк.

В ту самую минуту, когда его мазали миром, ударил церковный колокол. И в ту же минуту Жиль де Герден плюнул на мостовой у самой церкви. Но Сен-Поль сказал ему:

– Надо бы нам, Жиль, сделать что-нибудь получше, чем простой плевок!

А Жиль воскликнул:

– Пусть на него так точно плюнет Господь Бог!

– Ну уж, Он-то! – с горьким смехом возразил Сен-Поль. – Он помогает только тем, кто сам себе помощник.

– Я не могу сам себе помочь, Евстахий! – сказал Герден. – Я уж пытался. Он был у меня в руках в Мессине безоружный. Но он только посмотрел мне прямо в лицо – и я… Я не мог ничего ему сделать.

– Так бей его в спину!

– Надеюсь, до этого дело не дойдет, – заметил Жиль. – Но может дойти, если нельзя будет иначе!

– Пойдем со мной сегодня ночью к Мушиной Башне, – сказал Сен-Поль. – Вот уж возвращается из церкви моя бесстыжая сестрица. Я не могу тут оставаться.

– А я останусь, – возразил Герден.

Из церкви вышли король Ричард и Жанна. За ними на щите несли ребенка. Жанна, которой было еще очень трудно двигаться не шатаясь, не заметила Жиля, но Жиль видел ее прекрасно, и его красное лицо почернело. В то время как он стоял, поглядывая на нее, разинув рот, и его сухой язык прилип у него к гортани, им овладело страшное озлобление. А когда она прошла мимо, пошатываясь от слабости, едва в состоянии прямо держать свою прелестную головку, он поднял глаза к побелевшему небу и пристально посмотрел на солнце, дивясь, откуда ж это могла свалиться на него такая жестокость? Да, она сидит в нем, в этом позлащенном короле, таком же безжалостном, как жгучее солнце, и таком же быстром и блестящем, как оно! О, трус, трус! В эту минуту Жиль мог бы наброситься на Ричарда и, как собака, изодрать его могучие плечи. Погрызть – вот его единственное утешение! Он вытянул свою руку и запустил в нее зубы.

А король Ричард, высоко закинув голову, сел на коня на церковном дворе и среди толпы поехал впереди носилок Жанны, направляясь к Верблюжьей улице. Его сквайры бросали серебряные монеты в кучи народа, стоявшего на пути. Войдя в дом, он уложил Жанну на постель, а сам стал перед ней, подняв высоко ее ребенка. Сам он был в таком приподнятом настроении, которое не знало препон. Жанна, ослабевшая и такая худенькая, что казалась почти прозрачным, бестелесным видением, тихо улыбалась, как улыбаются слабосильные, когда их только что уложат в постель.

– Эй, Фульк Анжуйский! – запел Ричард. – Фульк, сын Ричарда, сына Генриха, сына Джеффри, сына Фулька! Фульк, сын мой Фульк! Я сейчас посвящу тебя в рыцари!

Одной рукой держа ребенка, другой он вынул из ножен свой длинный меч и плашмя приложил его к покачивающейся головке малютки.

– Встань, сэр Фульк Анжуйский, верный рыцарь своего дома! Ты будешь господином де Кюньи, когда я вернусь домой с тобой. Клянусь Ликом Господним! – воскликнул он, как будто что-то вдруг припомнив. – Надо ему достать примету – ветку терновника!

– Дорогой, возлюбленный мой господин! – лепетала Жанна, чуть живая от потери сил.

Но он продолжал бесноваться:

– Когда я, Фульк, как ты теперь, лежал голенький под боком у матери, отец послал за веткой терновника и заткнул ее за мою подушку, будто я сам ее держу. Как же ты-то будешь без нее, мой мальчик? Разве ты не из терноносцев?

Ричард положил ребенка на руки няньки, подошел к дверям и давай выкликать Гастона Беарнца, дофина Овернского, Меркадэ и самого черта! Епископ Солсбери прибежал на крик короля.

– Епископ! Ты должен сегодня сослужить мне службу! – промолвил король Ричард. – Садись на корабль и отчаливай живо, дружище! Доплывешь до Бордо, а оттуда, верхом, по болотам, за Анжер. Там ты сорви для меня ветку терновника – и духом назад! Мне ее необходимо иметь, говорю тебе – так поезжай! Торопись, епископ! Бог да будет с тобой!

Епископ начал было бормотать:

– Но, государь…

– Я тебе больше не государь, если твой корабль еще будет виден на закате! – возразил Ричард. – Зови меня тогда, скорее, князем дьявола! Пойди, повидайся с моим канцлером, снеси ему мой перстень, да ничего не забудь! Убирайся же, да живо назад!

– О, государь, постойте! – воскликнул в отчаянии епископ. – Да ведь до Пасхи терна не будет, а у нас еще только первый Спас!

– Бог сотворит чудо, я уверен! – возразил король. – Ступай же!

И, буквально вытолкав епископа за дверь, он вернулся к Жанне. Она лежала в глубоком обмороке. Это опять привело его в бешенство, но уже иного рода. Он грохнулся на колени, потом подхватил ее на руки и принялся носить по комнате. Он кричал на всех святых и на самого Бога, вытворял всякие безумные выходки и только одну разумную вещь упустил из виду – позвать врачей. Наконец, вошел аббат Мило, он спас Жанну от него для дальнейших предопределений Господа.

Придя в Замок к королеве, граф Сен-Поль застал там маркиза. Беранжера тоже лежала бледная, дрожащая, и то сжимала, то разжимала свои маленькие ручки. Монферрат стоял у нее в головах. Три из ее дам окружали ее на коленях, шепча ей что-то на ее родном языке и предлагая то апельсиновой воды, то леденцов, то опахало из перьев. Сен-Поль остановился так, чтобы она могла его видеть, и преклонил колени.

– Мадам! – обратился он к ней. – Как здоровье вашей милости?

Маленькая женщина вздрогнула, но не проявила никакого внимания.

– Государыня! – начал опять Сен-Поль. – Я – пэр земли французской, но прежде всего я – рыцарь! Я дерзнул сюда явиться, чтобы послужить вашей милости, вместе с моими людьми. Прошу вас вымолвить хоть слово!

Маркиз сложил руки. С его широкого белого лица было хоть картину писать!

Ладони королевы Беранжеры были в кровь исцарапаны ее ноготочками, содравшими кожу. Она вся побелела, в ее черных сверкающих глазах не было видно зрачков. Когда Сен-Поль заговорил с ней вторично, она вся задрожала до того, что не могла сдержать себя, и принялась метаться головой по подушкам. Но вот она заговорила:

– Я страдаю, ужасно страдаю! То, что мне приходится терпеть, превосходит всякое понимание; ни одна девушка не выносила ничего подобного. Где же Бог? Где Мария? Где ангелы?

– Милая наша, дорогая государыня! – заворковали вокруг нее женщины, одна даже погладила рукой по ее лицу. Но королева стряхнула прочь эту руку и продолжала ныть, жалуясь даже откровеннее, чем сама хотела.

– Можно ли так поступать с королевской дочерью, Господи Иисусе Христе? Что ж это за супружество, когда новобрачную бросают в самый день свадьбы?

Она вскочила на своей постели в присутствии мужчин, схватила себя за грудь и завопила:

– Она родила ему ребенка! Он теперь с ней! А я разве не годна для того, чтобы иметь детей? Или здесь никогда молока не будет? О, о… Такого позора я не могу снести!

Она закрыла лицо руками и принялась раскачиваться в кровати.

Монферрат был действительно тронут. Он сказал тихонько Сен-Полю:

– На что же мы, рыцари, если можем терпеть такую несправедливость?

– О, Боже! Помоги поправить дело! – промолвил Сен-Поль, всхлипывая.

– И Он поправит, – проговорил Монферрат. – Если мы сами Ему поможем!

Это замечание напомнило Сен-Полю его собственные слова Жилю де Гердену. Он поспешил броситься перед королевой на колени, чтобы запечатлеть свою преданность.

– Дама моя Беранжера! – горячо воскликнул он. – Возьмите меня в свои ратники! Я дурной человек, но, конечно, не такой дурной, как он. Пустите меня сразиться с ним за вас!

Королева нетерпеливо качнула головой:

– Ну что вы можете поделать против такого славного человека? Он – величайший в мире властелин.

– О, Domeneddio! – рыкнул маркиз. – У меня кое-что найдется, чтобы посбить эту славу. Любезная наша государыня! Мы пойдем помолимся, чтобы Бог послал вам здоровья.

Приложившись к ее ручке, он увлек за собой Сен-Поля, который весь дрожал от наплыва мыслей, пламенным потоком охвативших его.

– О, клянусь моей душой, маркиз! – воскликнул юноша, когда они опять вышли на свет божий. – Что же бы нам сделать, чтобы загладить эти злодейства?

Маркиз лукаво взглянул на него:

– Прикончить негодяя, который натворил их.

– Но чисто ли мы поступим, маркиз? Нет ли у нас тут каких собственных задних мыслей?

– Дело довольно чистое! Придешь ли ты к Мушиной Башне сегодня ночью?

– Да, да, приду! – отозвался Сен-Поль.

– Только смотри, со мной будет человек, который может сослужить нам службу! – продолжал маркиз.

– А! – сказал Сен-Поль. – И со мной тоже.

Маркиз почесал нос.

– Гм! – промычал он наставительно. – А кто он может быть, этот ваш человек, Сен-Поль?

– А вот кто: человек, который имеет столько же причин ненавидеть Ричарда, как и эта бедная дама.

– Да кто же он?

– Поклонник моей сестры Жанны.

– Клянусь Причастием! – воскликнул Монферрат. – Нас будет целая компания влюбленных.

На том они и распростились.

Мушиная Башня стоит в стороне от города, на песчаной косе, которая раздваивается и как бы двумя крюками охватывает болотину, покрытую пенистым илом, морской травой и отбросами – словом, всем, что только попадается мусору и грязи в стоячей воде. Только перед ней лежит часть моря, где уже начинаются прилив и отлив, хотя ленивые, не выше полуфута; с другой же стороны тянется плотина, которая подходит к городской стене. Над этим омертвелым болотом и вокруг него день и ночь вы услышите жужжанье бесчисленного множества больших мух, а в полдень можно даже видеть, как они плотной завесой висят в тяжелом воздухе. Говорят, это оттого, что в глубокой древности здесь совершались гекатомбы в честь идолов. Но есть и другая, более правдоподобная причина: эта болотина – просто кладбище мертвечины, и она отвратительно воняет. Всякая падаль, которую бросают с городских стен, приплывает сюда и остается тут гнить. Мухи поживляются здесь, чем случится. Им приходится делиться добычей с водяными и земными тварями, крупные рыбы приплывают сюда покормиться, а по ночам шакалы и гиены спускаются с гор и пожирают то, что им удастся стянуть. Но не раз случалось, что акулы стаскивали этих хищников в воду и лакомились свежим мясцом, если им позволяла их сестра-акула. Как бы то ни было, это место одарено ужасным названием, ужасным запахом и ужасным шумом жужжанья мух, которое сливается с всплесками акул. Их, впрочем, редко можно видеть: вода-то слишком для этого плотна. Но можно угадать присутствие акул по маслянистым струйкам на поверхности в виде головок больших стрел, которые оставляют за собой в зловонной тине плавники прожор, снующих от одного трупа к другому.

Туда-то в глухую ночь явился Монферрат, в черном плаще, зажимая себе нос, но не препятствуя ушам своим слышать затаенный гул мушиного жужжанья. При свете звезд и блеске зловонной воды он мог ясно различить высокую фигуру в длинном белом одеянии. Незнакомец стоял над самым краем болотины и смотрел на акул. Маркиз спрятал своих телохранителей за башней, перекрестился, вынул меч, чтобы проложить себе дорогу сквозь чудовищную тучу мух, и так шел себе вперед, движениями своими напоминая человека, который вяжет снопы.

Высокий человек видел его, но не шевельнулся. Маркиз подошел к нему вплотную.

– Друг мой, на что это ты смотришь? – спросил он по-арабски.

– Я смотрю на акул, которым достался новый труп, – ответил незнакомец. – Видишь, какая суета поднялась у них в воде! В этом вихре участвует с полдюжины таких чудовищ. Смотри, смотри: вон еще одно спешит!

Маркизу становилось тошно.

– Помилуй Бог! Не могу я смотреть на это! – отозвался он.

– Что ж тут такого? Они дерутся из-за мертвеца, – спокойно пояснил араб.

– Весьма возможно, – согласился маркиз. – Ты, друг мой, свыкся с мыслью о смерти; и я тоже. Я не боюсь никого из живых людей; но эти большущие рыбы приводят меня в ужас.

– Ты дурак! – возразил араб. – Они просто добывают себе пищу. Но ты и я, мы ищем для себя чего-нибудь получше: мы должны добывать пищу для души своей. А душа человека страшно прожорлива; и ее вкусы более странные, нежели вкусы акулы.

Маркиз посмотрел на мух.

– О, боже мой! Араб, послушай: уйдем отсюда! Неужели нет покоя от этих мух?

– Конечно, нет, и никогда не будет, – сказал араб. – Здесь брошены тысячи убитых, а мухи ведь тоже есть хотят.

– Фу! Это ужасно! – обливаясь холодным потом, проговорил Монферрат.

Араб повернулся к нему. Лицо его было закрыто, а голова – одно безобразие: словно торчал колпак плаща, и голос выходил, как из порожней одежды.

– Послушай-ка, маркиз Монферрат! – обратился к нему этот голос. – Что тебе от меня надо здесь, у Мушиной Башни?

Маркизу припомнилось, что ему было нужно.

– Мне надо убить человека… Только не здесь, не здесь, о, Иисусе Христе!

– А кто тебя прислал? – спросил араб.

– Шейх Моффадин, узник, во имя Али и Абдаллаха, слуги Али.

Так сказал маркиз и облобызал бы араба, но под колпаком ему не видно было признаков лица, и он не решался целовать пустоту.

– Идем со мной! – сказал араб.

Через час маркиз вошел в Башню, содрогаясь. Там его ждали граф Сен-Поль, эрцгерцог Австрийский и Жиль де Герден. Никто ни с кем не поздоровался.

– Ну, где же ваш человек, маркиз? – спросил Сен-Поль бледного, как смерть, итальянца.

– Он там, смотрит на акул, – шепотом отвечал маркиз. – Но он готов сослужить нам службу, если у нас хватит смелости воспользоваться им.

Он хватил рукой по мухам, которые вились у него над головой.

– Страшное здесь место, скажу вам, Сен-Поль, – продолжал Монферрат, вытаращив глаза.

Сен-Поль пожал плечами.

– Дело, которое мы затеваем, дорогой маркиз, не из изящных, не забудьте этого! – заметил он.

В ту же минуту маркизу бросилось в глаза, что широкая спина австрийца в кожаном платье вся облеплена мухами. Это вызвало в нем еще пущее отвращение.

– Клянусь Спасителем! – воскликнул он. – Надо страшно ненавидеть человека, чтобы сговариваться тут насчет него.

– А ваша ненависть достаточно велика для этого? – спросил Сен-Поль.

Маркиз внушительно огляделся вокруг. Он заметил, что эрцгерцог спокойно перебирает пальцами, а Герден стоит, нахмурившись, уставясь в землю глазами.

– О, будьте покойны! – воскликнул Сен-Поль, кивнув на Гердена. – Этот человек ненавидит посильнее, чем мы с вами: у него на это больше причин.

– А у вас какие причины, скажите-ка, Евстахий? – все еще шепотом спросил Монферрат.

– Я его ненавижу, – отвечал тот, – за брата моего, которому он переломил спину; за сестру мою, которой он разобьет сердце, прежде чем порвет с ней; за весь мой дом, которому он нанес оскорбление в лице графа Эда; за то, что он – настоящее анжуйское отродье: безжалостный, как кошка, свирепый, как собака; за то, что он – бездушная, увертливая, предательская, скрытная, подлая скотина! Довольно с вас этих причин?

– Клянусь Богом, Евстахий! – задыхаясь, проговорил Монферрат. – Я не думаю. Но… только не здесь!

– А еще, – продолжал Сен-Поль, – я его ненавижу за милую Беранжеру. Надеюсь, эта ненависть чиста и благородна? Эта изнуренная женщина, вся побелевшая, корчащаяся в постели, пробудила во мне чистую жалость. Если я любил ее и прежде, то теперь буду любить со всем рвением служебного долга, чтоб не изменить рыцарскому сану. Я люблю эту королеву и намереваюсь ей служить. Никогда еще не видывал я такой трогательной красоты. Как? Неужели всего мало этому ненасытному? Неужели все эти прелести должны достаться ему? Ничего ему не достанется! Это – для меня, надеюсь. Ну маркиз, теперь ваша очередь.

А маркиз все сражался с мухами.

– Я его ненавижу, – сказал он, – за то, что пред лицом короля Франции он меня обозвал лжецом и пригрозил мне позорной смертью.

Тут он перевел дух и посмотрел вокруг себя, чтобы проверить, какое впечатление произвели его слова.

Глаза Сен-Поля, зеленовато-серые, как у его сестры, смотрели на него довольно холодным взглядом. Герден уставился взором в землю. Эрцгерцог почесывал у себя в бороде, а вокруг сновали тучами и жужжали мухи. Однако маркизу нужны были союзники.

– Ну, друзья мои! – чуть не умоляя обратился он к ним. – Неужели все это недостаточно убедительно?

Сен-Поль сказал:

– Маркиз, вот кого вам надо выслушать! Жиль, говорите!

Жиль поднял голову.

– Я пробовал убить его. Обстоятельства были для меня благоприятны, но я не мог. Я еще раз попытаю счастья, ведь право на моей стороне. А вам, государи мои, ничего больше не скажу: я такой человек, что мне стыдно говорить о своих желаниях, когда я сомневаюсь, могу ли их исполнить. Скажу одно: я – вассал этого человека, а все-таки он вор! Я любил мою даму Жанну, когда ей было всего двенадцать лет, я был тогда пажом в доме отца ее. Никогда отроду не любил я другой женщины, кроме нее. Нет других женщин для меня на свете! И недаром он сам отдал ее мне. А потом сам же отнял ее у меня в самый день свадьбы, и чтоб вернее сохранить ее, убил моего отца и младшего брата. Он наградил ее ребенком… Но довольно об этом! У, трус!.. Но стану ходить, ходить за ним по пятам, пока не наберусь смелости хватить! Тут ему и будет капут! Отстаньте от меня!

Весь красный, нахмуренный, Жиль с трудом выжимал слова: он вообще был не говорливого десятка. У маркиза сверкнули глаза.

– Нет, тебя-то нам и нужно, де Герден, тебя, наш честный рыцарь! – воскликнул он. – Но пойдем прочь из этого проклятого мушиного гнезда, и мы укажем тебе лучший способ, нежели твой. Тебя пугают мухи.

– Черт возьми этих мух! – завопил Герден. – Они мне не мешают, они ищут только чем поживиться.

– А мне они мешают ужасно! – с чисто итальянской откровенностью заметил маркиз.

Сен-Поль рассмеялся.

– Я говорил вам, что добуду вам человека. Ну, маркиз, теперь вам двое уж сказали свои основания. Теперь говорите вы ваши!

– Я же сказал вам, что он обозвал меня лжецом! – переминаясь с ноги на ногу, ответил Монферрат.

– Это недостаточно убедительно, – возразил Сен-Поль. – В нечистом месте надо иметь чистые побуждения.

Маркиз разразился богохульством.

– Пусть всех нас пожрет ад кромешный, если у меня нет оснований! Как?! Разве не он отстранил меня от моего королевства? Гюй Люзиньян попадет в короли его стараньем. Что может сделать против Ричарда Филипп? Что я такое перед ним, и что эрцгерцог?

Он позабыл, что эрцгерцог стоит тут же, и этот басистый косматый господин тотчас же подал голос:

– Клянусь Вельзевулом, богом этих мест, вы все увидите, кто такой эрцгерцог, когда он понадобится вам! Но я – не убийца. Ухожу домой! Я знаю, что пристало государю и чего должно ожидать от государя.

– Как вам будет угодно, господин мой! – проговорил Сен-Поль. – Но такие поступки угрожают нашим замыслам.

– Эх, – возразил эрцгерцог, – говоря откровенно, мне так мало нравятся все эти ваши замыслы, что, по мне, пропадай они совсем! А как мне поступить с королем английским, который оскорбил меня без меры, – это уж его и мое дело.

– Кузен! Вы оставляете меня? – воскликнул Монферрат.

– Опять-таки, кузен! Неужели это вас удивляет? – отозвался эрцгерцог и пошел прочь.

– Щепетильная свинья! – крикнул граф Сен-Поль, разгорячившись. – Он только в одну сторону воротит своими клыками! Ну, маркиз, что нам теперь делать?

Маркиз мрачно улыбнулся и почесал нос.

– Мое дело уж налажено. У меня есть в Ливане старый друг. Только поддержите меня, вы двое, – и я все устрою преспокойно.

– Вы наймете? – сухо спросил Сен-Поль и передернул плечами. – О, если б только мы могли положиться на вас!

– Per la Madonna (клянусь Мадонной)! – подтвердил маркиз.

– Что же ты будешь делать, Жиль? – спросил Сен-Поль нормандца. – Ты предоставишь это дело маркизу Монферрату?

– Нет! – отвечал Жиль. – Я буду следовать за королем Ричардом с места на место, я никого не стану нанимать.

В отчаянии от такого безумного решения маркиз всплеснул руками.

– Ты, только ты один со мной заодно, о мой Евстахий! – вскричал он.

Сен-Поль поднял на него глаза.

– Я не согласен ни с тем, ни с другим. У меня есть план получше ваших. Вас удовлетворяет удар в спину…

– Клянусь душой! Не в спину, – воскликнул Герден.

Сен-Поль опять передернул плечами.

– Такая уж у него привычка, у маркиза. Но не все ли равно? Вы хотите свернуть ему шею? Ну и я также. Но я хотел бы втоптать его не в землю, а в преисподнюю. Я хочу видеть, как он будет мучиться, как он будет пристыжен. Я хочу разрушить все его надежды, сделать его посмешищем всех королей, волочить в грязи злосчастия его гордый дух. Фи! Неужели вы думаете, что он состоит из одной только плоти? Он создан из более высокого состава. Вот мне и хочется обратить его в то, чем он делает других – в грязную, поганую, истрепанную тряпицу. Для этого-то еще много предстоит работы и дома и здесь. Там позаботится король Филипп, а я остаюсь при войске.

– Это хороший план, – сказал маркиз. – Я от него в полном восхищении. Но для простого смертного железный клинок все-таки надежнее. Что касается меня, я ухожу в Ливан к моим друзьям. Но я думаю, что в общем мы сходимся.

Прежде чем разойтись, они сделали себе надрезы на руках и смешали свою кровь. Маркиз поплотнее закрыл и обвязал свою ранку, чтобы мухи не добрались до нее. В то время как они шли своей дорогой через город, до них донесся возглас караульного с главной сторожевой башни:

– Спаси нас, Святой Гроб Господень!

С башни на башню и с берега далеко в море пронесся этот крик. Услышала его Жанна в своей постели, нагретой ее раскаленным телом. Услышал его и Ричард, стоявший в ту пору на коленях в одной часовне. Он сотворил крестное знамение и повторил слова сторожа. Королева Беранжера стонала во сне. Герцог Бургундский храпел. А араб поплевывал в болотину.