Текст книги "Рожденные побеждать. 10 ключей к пониманию, почему одни люди добиваются успеха, а другие нет"

Психологические сценарии индивидуума

Неосознаваемое стремление реализовать заранее запрограммированную, непрекращающуюся жизненную драму – трудный для понимания аспект личности.[82]82
  На момент написания этой книги теория и ее понятийный аппарат все еще пребывают в процессе разработки. См.: Transactional Analysis Bulletin, октябрь 1969, т. 8, с. 112. – Прим. авторов.


[Закрыть] Однако в повседневной жизни большинство людей ощущают или подмечают в других навязчивое стремление вести себя определенным образом, оправдывать конкретную идентичность и реализовать определенное предназначение. Это лучше всего заметно в тех личностях, чья персональная драма носит деструктивный характер, которые совершают самоубийства или убийства.

Вероятно, вы знакомы с каким-то человеком, который движется к трагическому финалу – самоубийству или одному из его эквивалентов вроде алкоголизма, наркомании или ожирения.

Наверняка вам известны люди, которые стремятся добраться до вершины любой ценой, чего бы это ни стоило им самим или другим.

Возможно, вы знакомы с людьми, которые наслаждаются жизнью, познанием, мышлением и переменами.

Наверно, вы знаете и таких людей, которые продолжают ходить кругами, никогда ни к чему не приходя и проживая каждый день точно так же, как предыдущий, или ведут растительное существование, вместо того чтобы жить по-настоящему.

По словам Эрика Берна:

…почти вся человеческая деятельность запрограммирована непрерывным сценарием, корни которого уходят в раннее детство, так что чувство автономии почти во всем является иллюзией – иллюзией, которая является величайшим несчастьем человеческого рода, поскольку она делает осознанность, честность, креативность и близость возможными лишь для немногих счастливчиков. Остальной части человечества окружающие представляются в основном объектами для манипулирования. Их следует увлекать, соблазнять, подкупать или принуждать играть подходящие роли, чтобы подкреплять тем самым позицию протагониста и реализовать его сценарий, и его чрезмерная озабоченность этими стараниями не дает ему взаимодействовать с реальным миром и его собственными возможностями ^[[83]83
  Muriel James, “Ego States and Social Issues: Two Case Studies from the 1960s”, Transactional Analysis Journal, Vol. 5, No. 1 (Jan. 1975).


[Закрыть]^].

Сценарий человека всегда будет основан на трех вопросах, затрагивающих личную идентичность и судьбу: Кто я такой? Что я здесь делаю? Кто такие все остальные? И ответы на них могут быть такими:

Я – ничтожество. Я ни на что не годен. Другие ничтожества меня унижают.

У меня на плечах хорошая голова. Я могу сделать все, что решу сделать. Другие люди будут мне помогать.

Я – тупица. Я не в состоянии ничего сделать достаточно хорошо. Другие же знают, что делать.

Как возникает сценарий

Сценарий вначале рождается в невербальной форме. Младенцы, словно у них есть встроенный радар, начинают улавливать сообщения о себе и своей ценности на основе первых впечатлений, когда другие люди с ними общаются или игнорируют их. Вскоре они учатся различать выражения лиц и реагировать на них, равно как на прикосновения и звуки. Дети, которых с любовью держат на руках, которым улыбаются, с которыми разговаривают, получают иные сообщения, нежели те, в обращении с которыми сквозит страх, враждебность или тревога. Дети, недополучающие прикосновений и ощущающие родительское безразличие или враждебность, подвергаются обесцениванию. Они учатся позиции «я – не ОК» и могут начать чувствовать себя «пустым местом».

Первые впечатления детей в отношении себя нередко остаются наиболее могущественной силой в их жизненных драмах, значительно влияя на занимаемые ими психологические позиции и роли, которые они играют.

В первые несколько лет жизни дети начинают понимать сценарные сообщения, которые транслируют им родители, вкладывая в слова. Эти слова – указания, которые ребенок впоследствии чувствует себя обязанным исполнять:

«Когда-нибудь ты станешь знаменитым».

«Ты никогда ни на что не будешь годен».

«Ты – прекрасный ребенок».

«Вот ты чокнутый!»

«Парень, да ты просто что-то!»

«Что ты вечно резину тянешь!»

«Ты – дурное семя».

«Нам было бы лучше без тебя».

Профессиональный сценарий ребенка создается, когда родители говорят:

«Джордж – прирожденный врач».

«Этот парнишка ни на одной работе не удержится».

«При твоей изворотливости можно продавать холодильники эскимосам».

«Какая славная из тебя вышла бы медсестра!»

«Она слишком ленива, чтобы работать».

Один мужчина вспоминает, как друг семьи смотрел ему прямо в лицо и говорил: «Из вас вышел бы отличный юрист, молодой человек. Отлично подвешенный язык!» Мальчик вырос и стал местным поверенным.

Каждый ребенок получает конкретные сценарные указания, связанные с его полом и браком. Например, слова «когда ты женишься…» передают совсем иное сообщение, нежели «если ты женишься…» На будущие сексуальные роли и подходы ребенка влияют, например, такие суждения.

«Настоящая маленькая мамочка!»

«Ты такой щуплый, парень, из тебя никогда не получится настоящего мужчины».

«Ну почему ты не родилась мальчиком!»

«Не будь слишком умной, милая. Это может отпугнуть от тебя парней».

«Мы – евреи и рассчитываем, что ты женишься на еврейке».

«Развлекайся сколько угодно, но не женись на такой девушке».

«Брак – капкан, в который попадаются только глупцы».

Люди воспринимают сценарные сообщения, касающиеся многих областей жизни. Человек может слышать такие высказывания об образовании: «разумеется, ты поступишь в колледж» или «высшее образование – для яйцеголовых». О религии: «мы рассчитываем, что ты будешь соблюдать десять заповедей» или «религия – опиум для народа». О досуге: «физические упражнения пойдут тебе на пользу» или «гонять мяч – пустая трата времени». О здоровье: «все болячки – от головы» или «позаботься о том, чтобы ежедневно опорожнять кишечник».

Сценарии неудач или застоя могут быть результатом нереалистического или неточного программирования. Например, человека могут подталкивать к карьере врача или юриста, не объясняя ему, сколько времени, интеллектуальных способностей, образованности и денег нужно вложить для ее реализации.

В расхожем выражении «важно не то, что говоришь, важно то, как говоришь» есть немалая доля истины. Нередко родители задают ребенку сценарий, говоря одно, а подразумевая другое. Именно это подчеркивает Перлз, когда пишет, что бо́льшая часть сказанного – ложь. Независимо от того, что говорит родитель, ребенок воспринимает не столько сами слова, сколько их невербальный подтекст. Допустим, полное любви и нежности «конечно, я тебя люблю!» сильно отличается от тех же слов, сказанных иначе и в другом контексте:

Напряженное «конечно, я тебя люблю».

Сердитое «конечно, я тебя люблю».

Равнодушное «конечно, я тебя люблю».

Сценарии с проклятием

Хотя родительские сообщения неодинаковы по степени своей конструктивности, деструктивности или непродуктивности, некоторые родители, в силу собственного неблагополучия, транслируют своим детям откровенно разрушительные указания. Позднее, когда ребенок вырастет, этот деструктивный навет оказывается подобен переключателю в эго-состоянии Ребенка и, будучи включен, принуждает человека подчиниться родительскому приказу.

ПРИМЕР ИЗ ПРАКТИКИ

Рональд повесился в 25 лет. Он посвятил свою жизнь уходу за тяжелобольной сестрой-близнецом. После ее смерти в возрасте 18 лет он впал в нараставшую депрессию и все сильнее уходил в себя. Родители Рональда так говорили о самоубийстве сына:

Мать: «В общем-то, я не очень удивлена. Это было неизбежно. У нас в роду было несколько самоубийц. На самом деле мой родной брат перерезал себе горло. Я много раз предостерегала Ронни, говоря, что он может убить себя. Даже его сестра не хотела принимать свои лекарства. Неудивительно, что она умерла такой молодой».

Отец: «Всю свою жизнь я чувствовал себя унылым неудачником. У моего отца было похоронное бюро. Когда Ронни просил у меня совета, я уклонялся, как мог, только цитировал притчи Иисуса. А что еще я мог сделать? Многие годы я был в депрессии, и в результате пьянства меня дважды увольняли с работы. Полагаю, я был не очень-то хорошим примером для подражания. Может быть, путь, который избрал Ронни, не так уж и плох».

Рональд жил под грузом предчувствия, что он убьет себя, и его самоубийство было результатом прямых и косвенных сообщений – трагическим финалом его сценария. Скрытые сообщения подобны проклятиям, которые околдовывают ребенка[84]84
  Berne, Principles of Group Treatment, с. 310.
  Ср. Muriel James, Born to Love, с. 119–151.


[Закрыть][85]85
  Ср. Leonard P. Campos, “Transactional Analysis of Witch Messages”, Transactional Analysis Bulletin, Vol. 9, No. 34 (April 1970), с. 51.
  См. тж. Claude Steiner, “The Treatment of Alcoholism”, Transactional Analysis Bulletin, Vol. 6, No. 23 (July 1967), с. 69–71.


[Закрыть]. Эти деструктивные указания даются либо прямо и вербально, либо косвенно и с помощью намеков – как «ведьминский наговор». Например, ребенок может слышать такие прямые приказы:

«Ты не можешь этого сделать. Давай я сделаю это за тебя».

«Если бы за уродство давали призы, ты был бы в первых рядах».

«Чтоб ты провалился!»

«Так тебе и надо!»

«Убей их, если они тебе помешают».

«Ты жалкий слабый маменькин сынок».

Ребенок может воспринимать приказ и основываясь на родительских тактиках воспитания.

• Мальчик, любой агрессивный поступок которого пресекается, делает вывод: «Не будь мужчиной».

• Ребенок, которого критикуют за проявление эмоций, делает вывод: «Будь равнодушен» или «Не показывай свои чувства».

• Ребенок, которого наказывают за несогласие со старшими, делает вывод: «Не размышляй, а делай как велено».

• Ребенок, которым манипулируют взывая к его чувству вины, делает вывод: «Терзай себя».

Эти заповеди, часто транслируемые в форме приказов или разрешений, ощущаются ребенком как императивы. Человеку потом трудно их нарушить, поскольку в каком-то смысле он чувствует себя «хорошим мальчиком» (или «хорошей девочкой»), когда следует наставлениям родителей.

Человек, который живет под давлением деструктивных заповедей (проклятий) и отказывается мыслить самостоятельно, околдован. И став старше, он может ощущать себя беспомощным перед лицом «рока». Свою околдованность иногда вербализуют так:

• «Я в тупике».

• «Я не могу удержаться».

• «Я тащусь по наезженной колее».

• «Это – судьба».

• «Я – прирожденный неудачник!»

Каждый человек рождается уникальным, наделенным возможностями и способностями к развитию, переживанию и выражению. По словам Берна, это означает, что каждый человек – потенциальный «принц» или «принцесса». Однако в самом начале жизни некоторые дети получают от значимых для них взрослых сообщения, которые так или иначе обесценивают их, таким образом вынуждая функционировать ниже уровня их действительного потенциала. Они становятся «лягушками» или «чудовищами», вместо того чтобы стать победителями, которыми рождены.

«Принц-Лягушка» – общеизвестная сказка, которая выражает этот очень часто встречающийся в реальной жизни сюжет. Это история о красивом принце, который в результате заклятия, наложенного злой ведьмой, превратился в лягушку и был обречен жить в этом облике, ожидая спасения.

Люди, живущие под властью проклятия, могут неустанно винить своих родителей. Перлз отмечает:

Как известно, родители никогда не бывают такими, как надо. Они либо чересчур великодушны, либо слишком мелочны; либо чересчур умны, либо очень глупы. Если они суровы, им следовало бы быть нежными, и т. д. Но где вы видели родителей, у которых абсолютно все было бы в порядке? Всегда можно обвинить родителей, если хочешь поиграть в «прокурора» и сделать их ответственными за все твои проблемы. Пока не пожелаешь оставить родителей в покое, будешь продолжать считать себя ребенком ^[[86]86
  Perls, Gestalt Therapy Verbatim, с. 42.


[Закрыть]^].

Контрсценарии

Порой у человека помимо сценария с проклятием есть и контрсценарий. Контрсценарий формируется, если сообщения, которые ребенок получает в дальнейшей жизни, идут вразрез с «ведьминским наговором», полученным в младенчестве. Например, маленький ребенок, получивший сообщение «чтоб ты провалился» путем невербальной коммуникации, позднее может получить, например, сообщение «будь осторожен, когда переходишь улицу». В таком случае у человека имеется два набора сообщений, один из которых выглядит конструктивнее другого.

Контрсценарии часто основаны на девизах или слоганах, которые для ребенка похожи на приказы. Они передаются от эго-состояния Родителя отца или матери ребенка эго-состоянию Родителя самого ребенка. Однако Клод Штайнер полагает, что «приказ ведьмы или злого великана гораздо мощнее и значимее, чем контрсценарий…» ^[[87]87
  Steiner, Games Alcoholics Play, с. 49.


[Закрыть]^]. Хотя человек может колебаться между деструктивным сценарием и более конструктивным контрсценарием, последний обычно действует слабее.

Роли и темы в жизненных драмах

Получая сообщения, ребенок занимает психологические позиции и развивает роли, необходимые для реализации своих жизненных драм. Когда роли определены, эго-состояние Ребенка человека проводит отбор «актеров» и манипулирует другими, чтобы они влились в его труппу. Например, люди склонны проводить отбор близких людей и партнеров согласно дополняющим сценариям.

Амбициозный молодой человек, который запрограммирован сценарием стать топ-менеджером, нуждается в супруге, мотивированной помочь ему этого добиться. Он ищет получившую достойное образование, ориентированную на роль хозяйки дома, столь же амбициозную женщину, которая не саботирует его драматические планы. В свою очередь, она выбирает партнера так, чтобы он сыграл требуемую роль в ее сценарии. Даже планируя вечеринку, эти двое, вероятно, включат в список гостей тех, кто сможет сыграть роли, развивающие их сценарии.

Такой же процесс отбора происходит, когда женщина, получившая установку «мужчины – бездельники», последовательно выходит замуж за «бездельников», меняя одного на другого. Часть ее сценария основана на убеждении «мужчины – не ОК». Она реализует собственное пророчество, донимая мужа, помыкая им, жалуясь на него и вообще делая его жизнь невыносимой; при этом у мужа имеется собственная роль. В конце концов она манипуляциями вынуждает его уйти. Тогда она может сказать: «Вот видите, я же вам говорила! Мужчины – бездельники, которые бросают женщин в трудной ситуации».

Ипохондрик обычно манипулирует другими с позиции беспомощности и слабости. Партнер ипохондрика чаще всего реагирует, «спеша на помощь» либо выступая как преследователь, а иногда и в обоих качествах сразу и может в процессе взаимодействия ощутить себя жертвой. Если ипохондрик отказывается от манипулятивной позиции беспомощности, партнер, который может оказаться не готов к смене позиций, будет стараться усугубить болезненное состояние ипохондрика, чтобы восстановить прежние ролевые отношения. С другой стороны, если партнер первым решает прекратить играть ожидаемую роль, у ипохондрика могут развиться более выраженные симптомы или он начнет искать другого человека на роль спасателя/преследователя.

Иногда жизненная драма требует, чтобы один из главных героев покинул сцену, а другой на нее поднялся. Это частое явление в браках профессионалов-мужчин. Им в течение долгих лет подготовки карьеры требуется женщина-лидер, которая работает и осторожно обращается с деньгами. Однако когда такой мужчина добивается успеха в своей профессии и начинает входить в другой социальный круг, его сценарий может потребовать главной героини с другими способностями и качествами.

Партнеров, начальников, друзей и врагов нередко выбирают за их манипулятивный потенциал. Чтобы такого рода отбор оправдал себя, партнеры по сцене должны быть способны играть в нужные игры и соответствовать требованиям, предъявляемым к их ролям, чтобы помогать развитию сценария. Перлз описывает две основные манипулятивные позиции понятиями «большой пес» (topdog) и «щенок» (underdog).[88]88
  На самом деле это неточный перевод, но мне он нравится гораздо больше пресловутых «собака сверху» и «собака снизу». Есть еще вариант «доминатор» и «аутсайдер». – Прим. перев.


[Закрыть]

«Большой пес» обычно «правилен» и авторитарен; он знает лучше. Иногда он действительно бывает прав, но всегда выступает как праведник. «Большой пес» – тиран, оперирующий категориями «вам следовало бы» и «вам не следовало бы». Он манипулирует, выдвигая требования и угрожая катастрофами, например: «Если ты этого не сделаешь, то… (тебя не будут любить, ты не попадешь в рай, ты умрешь и т. д.)».

«Щенок» манипулирует другими, ощетиниваясь, извиняясь, пресмыкаясь, притворяясь плаксой и т. п. У «щенка» нет никакой власти. «Щенок» – это Мики-Маус. «Большой пес» – Майти-Маус[89]89
  Мышонок, герой одноименного американского мультсериала; аналог Супермена «в животном мире».


[Закрыть]. «Щенок» использует в речи слова «завтра», «я стараюсь изо всех сил», «послушай, я пытаюсь, но ничего не могу поделать, коли не получается», «что ж теперь поделаешь, если я забыл о твоем дне рождения», «у меня самые добрые намерения». Так что видите сами: «щенок» хитер и обычно ему удается обвести «большого пса» вокруг пальца, потому что он не так примитивен. Итак, «большой пес» и «щенок» соперничают за власть. Как любые родители и дети, они борются друг с другом за власть ^[[90]90
  Perls, Gestalt Therapy Verbatim, с. 42.


[Закрыть]^].

Многие роли исполняются с манипулятивных позиций «большого пса» и «щенка». Однако большинство драматических ролей можно разделить на три категории: преследователь, спасатель или жертва.

Эти роли оправданны, когда они не являются игрой на публику, а действительно соответствуют конкретной ситуации. Вот примеры, когда это не игра.

• Преследователь: представитель закона, который устанавливает необходимые ограничения поведения или должен следить за соблюдением правил.

• Жертва: кандидат, пригодный для данного рабочего места по квалификации, но получающий отказ по расовым, гендерным или религиозным причинам.

• Спасатель: человек, помогающий тому, кто функционирует неадекватно, реабилитироваться и стать самостоятельным.

Когда же эти роли подобны маскам, они не обоснованы и используются в целях манипуляции. Ниже в этой книге такие манипулятивные роли мы обозначаем словами с заглавной буквы. Их смысл психологический:

• Преследователь — это тот, кто устанавливает неоправданно строгие ограничения поведения или действительно должен следить за соблюдением правил, но делает это с садистской жестокостью;

• Жертва — тот, кто не пригоден для данного рабочего места из-за отсутствия нужной квалификации, но огульно утверждает, что ему отказано по причине расовой, половой или религиозной дискриминации;

• Спасатель — тот, кто под личиной помощника старается сделать других зависимыми от себя.

Манипулятивные роли – часть шантажа и игр, которые вносят свой вклад в сценарий человека. Человек может играть в игру, подражая родительскому поведению. Однако в игры играют, как правило, с позиции эго-состояния Ребенка. Ребенок инициирует игру, намереваясь «поймать на крючок» Ребенка или Родителя в других игроках. Манипулятивные роли используются, чтобы провоцировать других на определенные реакции, таким образом подкрепляя ранее устоявшиеся психологические установки Ребенка.

На разных этапах жизни нередко случается, что весь актерский состав умеет играть в этих играх любого персонажа. Всякий способен переключаться и играть любую из базовых ролей: Жертву, Преследователя или Спасателя. В трансакционном анализе это называется «треугольником драмы» ^[[91]91
  Ср. Stephen Karpman, “Fairy Tales and Script Drama Analysis”, Transactional Analysis Bulletin, Vol. VII, No. 26 (April 1968), с. 39–43.


[Закрыть]^].

Карпман пишет:

Только три роли необходимы в анализе драмы для описания эмоциональных перестановок, составляющих драму. Эти драматические роли, в противоположность ролям идентичности, о которых шла речь выше, – Преследователь, Спасатель и Жертва. Драма начинается, когда эти три роли установлены или предвкушаемы аудиторией. Если не происходит перемены ролей, никакой драмы не получится.

…Драма сравнима с трансакционными играми, но имеет большее число событий и больше смен ролей из расчета на одно событие, здесь один человек часто исполняет две или все три роли одновременно. Игры по структуре проще, и в них есть одно главное переключение, напр., в игре «я просто пытаюсь тебе помочь» происходит один поворот (против часовой стрелки) в треугольнике: Жертва переключается на роль Преследователя, а Спасатель становится Жертвой.

Одна из часто встречающихся семейных драм включает взаимодействие сразу трех специфических игр, каждую из которых инициирует специфическая роль.

Сцена начинается, когда инициатор игры «пни меня» манипуляцией заставляет другого человека «пнуть» его. Жертва-инициатор ищет Преследователя, который послушно ловит преступника на месте преступления и играет в дополняющую игру – «попался, сукин сын». В этот момент сцена готова к появлению Спасателя. Однако Спасателя, вступающего в действие с идеей бесплодного или нереалистического спасения, отвергают – и он чувствует себя преследуемым и «пнутым». Третий участник игры жалуется, заимствуя реплику из любимой игры Спасателя: «Я просто пытался тебе помочь».

Возможно, следующий диалог не представляет всех трансакций в трех играх семейной драмы, зато хорошо иллюстрирует смену ролей.

Сын (в роли Преследователя гневно кричит на мать): Ты же знаешь, что я ненавижу голубой цвет! И вот ты идешь и покупаешь мне еще одну голубую рубашку!

Мать (в роли Жертвы): Что бы я для тебя ни делала, я всегда оказываюсь неправа!

Отец (спасает мать, преследует сына): Не смей так орать на мать! Отправляйся в свою комнату, остаешься без ужина.

Сын (теперь в роли Жертвы, мрачно уходит в свою комнату): Они велят мне быть честным, а когда я говорю им, что мне что-то не нравится, они меня обламывают. Как можно им угодить?!

Мать (теперь в роли Спасателя, тайком приносит сыну поднос с едой): Только не говори отцу. Не следует так расстраиваться из-за какой-то рубашки.

Мать (теперь в роли Преследователя): Джон, ты слишком суров с сыном. Я готова поклясться, что сейчас он сидит в своей комнате и ненавидит тебя.

Отец (теперь в роли Жертвы): Господи, милая, я просто пытался тебе помочь, а ты бьешь меня по самому больному!

Сын (вызывается на роль Спасателя): Слушай, мам, остынь уже, ладно? Папа просто устал.

Каждый человек время от времени играет роли Преследователя, Спасателя или Жертвы. Однако обычно люди склонны играть в игры и выступать в жизни с позиции какой-то одной любимой роли. Причем исполняемая роль далеко не всегда очевидна для исполнителя, у которого образ действия часто расходится с образом мыслей. Например, нередко человек, ощущающий себя Жертвой, на самом деле преследует других. Обычно переключение с роли на роль создает драму.

Когда муж и жена обращаются к консультанту по вопросам брака, у каждого из них может быть самовосприятие Жертвы, страдающей от преследования партнера. Они нередко рассчитывают, что психотерапевт включится в их игры в роли Спасателя, вместо того чтобы постараться найти для них реальное спасение.